Текст книги "Разлом (СИ)"
Автор книги: Валентина Нурисламова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Я нервно сглотнула слюну, в полной мере испытав всю прелестную гамму чувств героев фильмов ужасов с домами-монстрами в главной роли. Выбирая между благоразумным желанием остаться в знакомой комнате и авантюристским − исследовать новый коридор, я услышала подозрительное насвистывание, доносившееся из-за поворота.
«Никак, маньяк с топором обход владений делает!» − тут же мелькнуло у меня в голове. Самым благоразумным в данной ситуации было бы спрятаться в комнате с водопадиком, такой знакомой и безопасной, закрыв дверь изнутри и для верности подперев ее табуреткой. Отдав дань рассудку, я собралась поступить именно так. Но не успела…
− А-а-а! − обрадовано воскликнул вывернувший из-за угла маньяк.
− А-а-а-а-а-а-а-а! − закричала я и бросилась ему на шею.
− Госпожа, что с тобой? − вопросил изумленный маньяк, то есть Луцифарио.
− Я заблудилась, − тут же призналась я. − И испугалась. Ты знаешь, с замком что-то не так, − поведала я заговорщическим тоном свою страшную догадку, − он постоянно меняется изнутри.
− Верно, − подтвердил ничуть не удивленный демон, − но ты не пугайся! Хозяин нарочно создал его таким. Сама подумай, ведь Черный замок такой огромный! Пока доберешься от одного его конца до другого пройдет целая вечность. Поэтому замок сам изменяет свое строение с учетом осознанных и даже неосознанных желаний и потребностей его обитателей, – Луцифарио заученно продекламировал эту фразу подняв вверх глаза и указательный палец правой лапы. – Ты разве ж не замечала, что нужные комнаты всегда находятся очень быстро?
− Неосознанных?.. − задумчиво переспросила я.
− Ага, − подтвердил демон. − Никогда что ли не задумывалась над тем, почему, появившись здесь впервые, ты не смогла найти выход?
− Я решила, что Черный замок поймал меня в свою ловушку, пожала плечами я.
− Зачем ему это? − отмахнулся Луцифарио. − Гастрономических пристрастий к юным девицам нет ни у замка, ни у меня, ни у хозяина, а обезумевшая от голода и жажды пленница, разгуливающая по лабиринтам коридоров, нам и подавно ни к чему.
− То есть, ты хочешь сказать, что я сама не хотела уходить?
Демон кивнул и лукаво улыбнулся:
− Да. Ты не хотела ни уходить, ни причинять зло хозяину. Поэтому Черный замок сразу признал тебя и начал выполнять желания.
Я твердо вознамерилась праведно возмутиться на клевету по поводу желания оставаться в Черном замке, приведя множественные и неоспоримые доводы, но чем больше я придумывала контраргументов, тем больше размышляла над словами демона, казавшимися довольно правдоподобными, и тем меньше мне хотелось праведно возмущаться и приводить множественные неоспоримые доводы. Так я и стояла в задумчивости и растерянности.
− Пойдем-ка, − сказал Луцифарио, бережно взяв мою руку своей лапой.
− Куда?
− На кухню. Готовить вам с хозяином романтический ужин, − честно признался он. − А то я вечно прерываю вас в самый неподходящий момент. Даже совесть мучает.
Романтический ужин… Я бы и от простого обеда не отказалась, ввиду того, что ела в последний раз за завтраком. Стоп! Какой-какой ужин?
− Луцифарио, а тебе не кажется, что для того, чтобы между мужчиной и женщиной мог быть… кхм… романтический ужин, они должны… как бы это сказать… состоять в… некоторых отношениях?.. − В очередной жалкой попытке возмутиться и покачать права я оказалась беспомощна и смешна: глаза суетливо изучали пол, язык еле ворочался, нужные слова отказывались подбираться, а уши предательски покраснели.
− Видишь ли, Алкэ, − по-отечески протянул демон, соединив кончики пальцев на лапах друг с другом, − быть может, я бы и стал изображать, что не замечаю того, что между тобой и хозяином происходит, и тех чувств, что вы друг к другу испытываете, если бы в течение последних четырех сотен лет не видел, как он мучается от любви к призраку, к мечте. А теперь, когда эта мечта стала реальностью, я не позволю ей рассыпаться в прах и развеяться по ветру от моих несвоевременных появлений и ваших с господином гордости и застенчивости.
Застенчивости? Нашей застенчивости?! Да, с тем, что сие качество характера присуще колдуну, я вполне могла согласиться, но утверждение о том, что оно хоть в какой-то мере присуще мне, казалось дико оскорбительным. Да у меня столько парней было! Да я никогда!.. Да я!.. Да я…
Я почувствовала себя кастрюлей, забытой на плите нерадивой хозяйкой, в которой, подобно молоку, закипает и раздувается гнев, готовый вот-вот выплеснуться и ошпарить Луцифарио. Краснота, на мгновение оставив уши в покое, живенько перекинулась на щеки, за пару мгновений залила все лицо и пошла пятнами по шее и груди. Выдать ее за внешнее проявление вспышки негативизма было несложно.
Гораздо труднее признаться себе в том, что демон прав и…
Да, я смущаюсь. Смущаюсь, как бы ни старалась бороться с этим чувством, скрывая его от других и себя. Смущаюсь, потому что Эдвин мне… небезразличен.
В отличие от всех тех парней, рядом с которыми я не испытывала смущения…
− Могу предположить, − участливо оскалился Луцифарио, заботливо взяв меня за руку, − что людям не очень-то приятно, когда об их сокровенных чувствах, скрываемых даже от самих себя, им сообщают посторонние. Но пойми меня, деточка…
− Я понимаю, − сказала я и доверчиво заглянула демону в глаза.
Окрыленный кулинарно-романтической идеей, Луцифарио парил над ломящимися от кухонной утвари столами и накаленными докрасна чугунными плитами на высоте висящих на стенах шкафов. Его белый фартук то и дело запечатлевал на себе свидетельства соприкосновения с разнообразными продуктами, поварской колпак вечно норовил сползти на курносый нос, а лапы прямо на глазах творили чудеса, заставляя всевозможные ингредиенты, от весьма аппетитных до самых неприглядных, очищаться, нарезаться, перемешиваться и готовиться, испуская пар клубами, а ароматы соблазнительными сочетаниями. Кое-что демон делал, ловко орудуя двумя имеющимися конечностями, а порой непринужденно колдовал, легонько щелкая мохнатыми пальцами, после чего котелки и сковородки возносились и переставлялись, наполнялись водой, лезли в печку или запрыгивали на плиту, фрукты, овощи или мясо сами ссыпались в подлетевшую емкость, сами же обмывались, нарезались и перемешивались в процессе термической обработки.
Луцифарио переполняли энтузиазм и гениальные идеи на счет рационального использования еще одной пары свободных ру… то есть, конечностей, посему он без долгих церемоний приступил к раздаче указаний по поводу того, чем и как я должна способствовать претворению в жизнь сверхсекретного плана «романтический ужин».
Хотя, судя по всему, сверхсекретным он оставался лишь для одного обитателя Черного замка, легко определявшегося методом исключения. По моему глубокому убеждению, оставаться в счастливом неведении должен был еще как минимум один человек. Демон к нему, конечно, не относился да человеком не являлся, однако, моего убеждения не разделял и все попытки отвертеться от работы пресекал на корню.
Любовь к пище уходила глубокими корнями в недра моего желудка, алчные и бездонные… Ей в противовес где-то в печенке давным-давно свилось гнусное гнездо отвращения к процессу ее приготовления.
Я постаралась как можно более красочно и поэтично описать свои поистине сложные отношения с продуктами питания Луцифарио, втайне надеясь, что горькая правда подарит мне сладостное безделье. Не тут-то было! Внимательно выслушав меня, демон почесал затылок, заставив поварской колпак неуклюже соскользнуть на морду, уцепившись на вздернутом носу. А затем, поправив головной убор, начал вдохновенно расписывать все прелести и радости готовки, перемежая рассказ тонкостями созданиями вкуснейших блюд (он приводил их для пущей убедительности, однако вместо обострения любви к кулинарии, у меня лишь обострился аппетит) и обещаниями обучить меня всему, что умеет.
Спорить с Луцифарио оказалось бессмысленным и, горестно вздохнув, я пообещала пересмотреть свои взгляды в ближайшее время, которое он решил не оттягивать надолго, торжественно вверив мне нарезку огурцов длинными тонкими ломтиками. Масса зеленого овоща прошедшего через мои руки убывала чуть ли не в половину в сравнении с той, что в них попадала. То же относилось и к другим относительно съедобным продуктам, к процессу приготовления которых я имела хоть малейшее отношение. По счастью, демон был слишком увлечен готовкой и не заметил подвоха, позволившего мне приглушить голодные завывания желудка.
− Скажи, госпожа, ведь Алкэ − не твое настоящее имя? − спросил демон, осторожно дуя на какое-то определенно вкусное варево, аккуратно зачерпнутое деревянной ложечкой из котелка.
− Ага, − небрежно подтвердила я, алчно глядя на ложечку с тайной надеждой полакомиться ее содержимым. − Его дали мне Белые маги.
− А ты знаешь, почему они назвали тебя именно так? − Моя надежда безвозвратно скрылась в пасти Луцифарио, вызвав у него удовлетворенное причмокивание.
− Не имею ни малейшего представления. − Сглотнув набежавшую слюну, я вновь погрузилась в нарезку овощей.
− Когда ты пришла в этот мир, то стала частью его, и он дал тебе имя на своем языке, ибо у каждой вещи, существующей в нем, должно быть название, отражающее ее назначение и сущность.
− Ну да. Мне Белые маги сказали то же самое. − Я равнодушно пожала плечами. − Правда мне всегда было интересно, откуда они узнали мое… название.
− Они умеют общаться с миром на его языке, который составляет их заклинания. Тебе, верно, интересно узнать, что означает «Алкэ»?
Я кивнула, с улыбкой вспоминая недоумение Серхаса по поводу моих намеков на наличие в имени алкогольной составляющей.
− Факел, − вкрадчиво произнес Луцифарио с таким видом, словно сообщил мне какую-то Очень Страшную Тайну, и, наверняка ожидая соответствующей реакции. Должного благоговейного трепетания перед открывшимся мне знанием я не проявила, ибо мое старое (оно же настоящее) имя в родном мире переводилось с древнегреческого точно так же. Так и не дождавшись изумленных охов-ахов, демон продолжил: − Я уверен, что твое имя, Алкэ, неразрывно связано с твоей сущностью. И я верю, госпожа, что ты будешь для моего хозяина тем факелом, который наполнит светом его жизнь, покажет верный путь. Да что там! Ты уже стала этим факелом. И я очень не хочу, чтобы твой огонь угас, потому и говорю тебе это все…
Я опять покраснела.
Приготовление романтического ужина плавно перетекло на завершающую и наиболее ароматную стадию, когда все продукты достигли полной или почти полной готовности к выкладке на тарелки и сервировке.
− Ну вот и замечательно! − Растянул губы в удовлетворенной улыбке Луцифарио. − А теперь, Алкэ, отыщи-ка хозяина и позови его на ужин. Когда придете в обеденную залу, все будет уже готово.
Предвкушением момента, когда разнообразные ингредиенты сольются, наконец, в шедевр кулинарного творчества демона, я занималась уже давно, по счастью, частенько перемежая его с вкушением оных, выдаваемым за невинную «пробу на готовность». Сие коварство весьма поспособствовало утолению голода, а потому необходимость покинуть кухню я перенесла по-геройски хладнокровно.
Памятуя о характерной архитектурной особенности Черного замка, я нарочно прошла пару коридоров и поворотов, дабы хоть как-то обозначить для себя процесс поиска, облюбовала одну дверь и смело толкнула ее, нисколько не сомневаясь, что увижу за ней колдуна, всецело поглощенного изучением архимаговых бумаг.
О, как же я ошибалась!
За дверью моему взору предстал не один, а сразу четверо Эдвинов, самоотверженно лупивших друг друга здоровенными и, кажется, остро отточенными мечами, выделывая при этом впечатляющие акробатические трюки. Стоит ли говорить, что в весьма просторной комнате, все убранство которой составляли пол, потолок, стены да непонятно откуда берущийся рассеянный свет, заполнявший все помещение, на присутствие каких бы то ни было бумаг не было даже намека.
Ахнув от удивления, я замерла на пороге. Вероятно, моим глазам было бы суждено разбежаться, будь чародеев в комнате вполовину поменьше, но так как число имеющихся у меня глаз в разы уступало числу участников событий, пришлось довольствоваться переведением взгляда с одного на другого, с другого на еще одного другого… И так далее.
Мечи свистели, пронзая воздух, сталь звенела, встречаясь со сталью, Эдвины бегали, прыгали, уворачивались, при этом выделывая финты, различить составляющие движения которых мне никак не удавалось то ли в силу феноменальных умений бойцов, то ли в силу моей собственной отсталости в области боевых искусств.
Попытки понять суть происходящего я забросила довольно быстро, но дабы ощутить хоть какую-то причастность к действу, решила поболеть за одного из его участников. С первого взгляда выбрать жертву для оказания моральной поддержки было непросто, однако присмотревшись, я заметила, что колдуны бьются слегка нечестно: трое против одного. Хотя по отношению к кому это было нечестным − еще вопрос, ибо тот одиночка легко и изящно отбивал все выпады противников, искусно переходя из обороны в нападение и обратно, сражаясь со своими двойниками, заходящими с разных сторон поодиночке и скопом.
Прыжок. Удар. Еще удар. Один из противников, не удержав равновесие завалился на спину и, не успев подняться, поймал животом пинок, откинувший его на пару метров. Еще прыжок. Свист меча. Еще удар. И следующий противник летит составлять компанию товарищу. Остался один. Выпад. Блок. Выпад. Обманный маневр. Клинок распарывает противника от правого бедра до левого уха.
Мой герой победил, а я пронзительно взвизгнула, ожидая как рухнет разрубленное тело, окрашивая алым пол вокруг себя. Противник пошатнулся, став на мгновение полупрозрачным, и задрожал, словно марево над раскаленным асфальтом, но признаков кровотечения и расчленения не проявлял.
− Алкэ, все в порядке? − обеспокоенно вопросил недавний победитель.
− Кажется, я сошла с ума… − выдавила я из себя свое страшное предположение.
− Не бойся, это всего лишь фантомы. − Собеседник легонько махнул рукой, и трое его противников, недолго напоминая о себе нездоровым дрожанием и усиливающейся прозрачностью, через пару мгновений исчезли вовсе. − Иногда хочется поразмяться, выпустить эмоции на свободу. А кто лучший противник, как не ты сам?
− Да брось, они тебе подыгрывали! − праведно возопила я, памятуя о недавешнем перевесе сил явно не в пользу количества.
− Трудно удержаться от лести самому себе, − виновато пожал плечами колдун.
− Луцифарио просил позвать тебя на ужин, − передала я цель своего визита.
− Тогда идем. − Эдвин подбросил клинок в воздух и тот бесследно испарился. Чародей же быстрым шагом направился в мою сторону.
− А я-то ожидала застать тебя погруженным в изучение бумаг, но, как погляжу, работать в поте лица ты предпочитаешь с мечом в руках, − подколола я колдуна, когда тот вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь.
− Я уже все давным-давно изучил. Я же колдун, мне ничего не стоит преломить время и в рекордные сроки выполнить работу, на которую могли бы уйти недели, − с тенью самодовольства в голосе заявил он. А потом, пройдя еще пару шагов, как-то озабоченно добавил: − Хотя, видимо, зря я это сделал.
− Почему? − Я забежала вперед, встав с Эдвином лицом к лицу и заглянув в глаза. Некоторое время он тянул с ответом, нервно закусывая губы. Потом нехотя признался:
− Я изучил все бумаги. Серхас был прав. Изменения в ткани мира, приведшие к образованию разлома начали появляться с тех пор, как я всерьез увлекся стихийной магией. Вспышки активности Пасти совпадают с моей колдовской деятельностью. Притом, чем серьезнее было колдовство, тем активнее вел себя разлом.
− Так что же, получается, тебе теперь придется умереть, чтобы спасти мир? − Мой голос предательски задрожал, и я отвернулась, чтобы скрыть внезапно заслезившиеся глаза.
− Как знать, − он покачал головой. − Вчера, как раз, когда ты отправилась к Пасти, была последняя вспышка активности. Да такая, каких не бывало раньше. Так стремительно разлом еще никогда не разрастался. Однако после этого активность пошла на убыль, а ближе к вечеру разрыв материи стал стремительно затягиваться. Такого до сих пор не случалось. Он или разрастался, или стоял на месте, но никогда не затягивался, да еще и с немалой скоростью. Так что, быть может, все обойдется.
Слова Эдвина меня немного успокоили, но складывалось впечатление, что последнюю фразу он произнес, сам не очень-то веря в то, что говорит.
Еще немного постояв в раздумьях, собственных у каждого, мы, не сговариваясь, тронулись в путь.
− Расскажи мне о своем мире, − попросил колдун после затянувшегося слушанья эха от собственных шагов.
− Да что о нем рассказывать? Ничего особенного, − отмахнулась я.
− А все же? − настаивал чародей. − Есть же какие-то отличия.
− Есть, − нехотя призналась я. Моя всегдашняя болтливость испарилась, словно по волшебству. − У нас, например, нет магии. Зато хорошо развита техника.
− Техника? Это вроде как вместо того, чтобы землю мотыгой рыхлить, можно корову или лошадь в борону запрячь и гораздо быстрее поле вспахать?
− Э-э-э… Ну что-то вроде того, только…
Мне пришлось хорошенько поднапрячь память и переворошить словарный запас, описывая Эдвину историю, географию, политику, бытующие научные теории и прочие характерные особенности своего мира… Что-то он понимал с полуслова, над чем-то я билась подолгу, но сделать ясным для колдуна так и не могла.
Наш поход в обеденную залу затянулся надолго. В способности местных помещений менять свое расположение я уже давно не сомневалась, но вот их трудолюбию не уставала поражаться. Черный замок обеспечил нам самый длинный путь из всех возможных, на ходу заботливо выстраивая лабиринты из коридоров, проходов и лестниц.
К тому времени, как мы подошли к успевшей стать узнаваемой двери обеденной залы, Эдвин сумел весьма обогатиться знаниями моем мире, а я изрядно посадить голосовые связки.
Колдун открыл передо мной дверь и галантно пропустил вперед сам, кажется, и не намереваясь заходить.
− Мне нужно привести себя в порядок и переодеться, − слегка смущенно ответил он на мой удивленный взгляд. − Это не займет много времени.
Я пожала плечами в ответ и вошла в обеденную залу, ожидая увидеть там сладко уснувшего на давно остывших яствах Луцифарио, так и не дождавшегося нас на романтический ужин.
− Госпожа Алкэ! − Встрепенулся демон, вытащив лапу изо рта и спрятав ее за спиной. Измазанные в какой-то вкусности пальцы, которые он облизывал мгновение назад, спрятать ему еще удалось, но вот запачканные губы с потрохами выдавали лакомку. − А я вот вас ждал, ждал…
Я услышала легкий щелчок пальцев и краем глаза заметила, как со стола исчезло блюдо, старательно загораживаемое демоном от моего пытливого взора.
− Надеюсь, весь ужин не съел, пока дождался? − ехидно поинтересовался Эдвин, неизвестно как очутившийся за моей спиной. Неизвестным так же оставалось и то, как за такое короткое время чародей успел привести себя в порядок, ликвидировав все следы (точнее, запахи) давешних упражнений с мечом и переодевшись (о, чудо, впервые я увидела черного колдуна в белой, словно снег, рубашке!). Сию неожиданность я, поразмыслив, списала на упоминавшуюся недавно способность преломлять время и невольно поежилась, представив, каким образом это может сказаться на разломе.
Луцифарио отрицательно замотал головой в ответ, нервно теребя кружавчики на фартуке, а его черно-красный окрас стремительно превращался в однотонный – красный.
− Да не бойся ты, − рассмеялся колдун. − Не сожру же я собственного демона в качестве компенсации за съеденный им ужин! Тем более, что для нас с Алкэ тут еще кое-что осталось. − Чародей окинул стол оценивающим взглядом.
С Луцифарио напару мы переработали столько продуктов, что блюдами, приготовленными из них, можно было воспользоваться не только для организации романтического ужина, но и досыта накормить гостей на паре-тройке многолюдных свадеб. Однако содержимое стола скорее напоминало меню интеллигента, в кои-то веки обзаведшегося деньгами, совершенно случайно забредшего в ресторан и решившего попробовать все самые изысканные блюда, на которые только хватит средств. Стоило признать, что выбор был сделан скорее в пользу разнообразия, нежели в пользу объема пищи.
Куда делось вся остальная еда (и в немалом количестве) оставалось только гадать, но что-то подсказывало, что Луцифарио употребил ее по назначению, то есть, на собственные нужды. Хотя, с другой стороны, романтический ужин на то и ужин, чтоб не объедаться перед сном (тем более, что прожорливого червячка я успешно заморила еще в процессе готовки), и на то и романтический, чтоб изобиловать деликатесами, но не откармливать на убой.
Демон, еще немного поизображавший олицетворение невинности, приступил наконец к делу: рассадил нас с Эдвином по своим местам, учтиво помог мне придвинуть кресло, щелкнул пальцами, после чего остывшая было еда снова стала источать полупрозрачные нити пара, разложил по тарелкам первое блюдо, разлил вино по бокалам, которые мы с колдуном не преминули тут же поднять и, легонько чокнувшись, опустошить.
Надо сказать, обеденная зала преобразилась в очередной раз. Теперь она представляла из себя некое подобие утопающей в буйной зелени застекленной веранды, за окнами которой неистовствовало ненастье, швыряя на стекла ливневые потоки. На столе, предусмотрительно зажженные, горели свечи, призванные вносить романтизм в обстановку.
Немного поизображав официанта, Луцифарио тихонько вылетел из залы, стараясь сделать это как можно незаметнее. Эдвин только улыбнулся, глядя как за его хвостом аккуратно прикрывается дверь.
− Так, говоришь, в своем мире ты занимаешься спортом?
К тому времени, как мы дошли до обеденной залы, я уже успела рассказать колдуну о своих увлечениях и даже прояснить ему смысл слов «спорт» и «соревнования». Никаких ассоциаций, кроме рыцарских турниров у него по этому поводу не возникало, однако общую суть чародей вроде уяснил.
− Угу, − подтвердила я, пережевывая мелко порезанные нежные кусочки явно мясного происхождения в божественно вкусном соусе. О том, что это была индюшатина, я могла судить лишь благодаря тому, что присутствовала при готовке, правда определить на вкус составляющие соуса так и не смогла, немного пожалев, что так невнимательно следила за кулинарным чародейством демона.
− А не трудно девушке тяжести поднимать?
Я поперхнулась. Вот ненавижу я такие вопросы! Их задают все, кому не лень.
Нет, мне не трудно. Нет, я не хочу заниматься более соответствующими девушкам видами спорта, типа плавания или легкой атлетики.
А теперь встречный вопрос. Вам, заботливым и просвещенным, известно, что в программу подготовки квалифицированного пловца или легкоатлета непременно входит тяжелая атлетика, при том вес они поднимают не меньше моего?
− Нет, − буркнула я, откашлявшись, запив вином злополучный кусок и так и не удосужившись пускаться в пространные устные объяснения.
− А зачем тебе это?
Трудно сказать, что я не ожидала такого вопроса. Обычно его задают вслед за первым. И чувства по отношению к нему я испытываю такие же.
− Хочу добиться чего-то в жизни, − повторила я избитую фразу.
− Чего именно? − не унимался дотошный колдун.
Терпеть не могу, когда лезут в душу! Ну кому какая разница, чего я хочу добиться? Того же, чего и все: славы, известности, денег. Хотя… это всего лишь средства…
− Я хочу добиться того, что позволит мне гордиться собой.
− И доказать другим, что ты их не хуже, − без долгих раздумий добавил Эдвин.
Я промолчала. Потому что он угадал.
− Ты знаешь, Алкэ, когда-то боль и одиночество привели меня в библиотеку Мраморного замка, из которой однажды я вышел могущественным колдуном. Я доказал всем, что я лучший. Но это не избавило меня от боли, потому что мое одиночество никуда не исчезло.
− Но я-то не одинока! У меня много друзей и поклонников, − надменно бросила я.
Эдвин опустил голову и замолчал. Надолго. А потом вздохнул и тихо вымолвил:
− Что ж, быть может, я ошибаюсь, ведь у меня-то друзей никогда не было. А поклонниц и подавно, − он грустно усмехнулся. − Но я думаю, что сколько бы людей тебя не окружало, без любимого человека, без твоей второй половинки, ты всегда будешь чувствовать собственное одиночество и пустоту окружающего мира.
Эдвин умолк и погрузился в поглощение ужина. А я сидела, уставившись в тарелку, плотно сжав в руках вилку и нож и раздувая ноздри, подобно кузнечным мехам.
Неожиданно зазвучала музыка, нежная, мелодичная. Мы с Эдвином озадаченно переглянулись и одновременно высказали догадку, пришедшую в голову обоим:
− Луцифарио!
Под такую музыку у меня всегда слезы наворачиваются на глаза. Потому что под нее хочется обнимать любимого, целовать уголки его губ, ворошить пальцами волосы. Вот только под рукой этого любимого обычно не обнаруживается, зато носовых платков − хоть отбавляй!
− Давай потанцуем, − неуверенно предложила я, закусывая губы.
− Я не умею. − У Эдвина на щеках выступил румянец.
− В этом нет ничего сложного, − заверила я. − Я же не вальс тебя танцевать заставляю.
− Вальс?
− А, забей! − я махнула рукой.
− Что забить? − изумился колдун. Видимо, в нашей предыдущей беседе я описала ему не все особенности нашего мира и не полностью использовала возможности своего словарного запаса.
− Забей − значит, забудь, не обращай внимания, − терпеливо пояснила я. − А теперь пошли танцевать. И никаких отмазок!
− Чего?
Не вдаваясь в объяснения, я подскочила к Эдвину и потянула его за руку.
Сопротивляться он не стал.
Мои руки легли на его плечи, его − на мою талию, и мы закружились в танце. Мы смотрели друг другу в глаза, замирая от дыхания партнера неожиданно коснувшегося лица, от нечаянно подслушанных ударов сердец, от легких, нежных прикосновений.
Я пила вино, которое разлил по бокалам Луцифарио. Я была пьяна, но, кажется, не от вина. Я покрепче обняла за плечи Эдвина, приподнялась на цыпочки, закрыла глаза и поцеловала его, напрочь забыв о своих принципах.
Он ответил на мой поцелуй.
Когда мы, увлеченные, опьяненные друг другом, прервались, на мгновение открыв глаза, вокруг была темнота и тишина. Я сильнее прижалась к учащенно вздымавшейся груди Эдвина, стараясь успокоить собственное дыхание. Чародей щелкнул пальцами. В углу на тумбочке загорелась одинокая свеча, осветив… спальню колдуна.
Мы лукаво переглянулись, не став выяснять, кто первый подумал о ней.
… Мужчина и женщина − вот верх совершенства, естества, созданного природой. Мужчина и женщина − две половинки единого целого, в котором нет ничего лишнего, прекрасного, как мир, гармоничного, как стихи…
Ревело за окном ненастье,
Огонь свечи неверно тлел.
Тепло любви и пламя страсти
Собой невольно подогрел.
Вкус поцелуев, запах тела…
По коже пальцы пробегут,
Возьмут края рубашки белой
И вверх тихонько поведут.
Сплетенье рук и тел движенье,
И вечность сладостных минут.
Слились в одно прикосновенье
Все ласки и движенья губ…
========== VIII ==========
Глубоко вздохнув и звучно почесав бороду, Серхас развернул на столе очередной свиток, прижав один его край чернильницей, другой печатью, третий ножницами. Для прищемления четвертого края подходящих предметов под рукой не нашлось, и архимаг, выдвинув ящик стола, не глядя запустил туда руку, извлек первый попавшийся под нее амулет и утвердил его на оставшемся углу. Далее в ход пошли линейки и циркули, которыми производились замеры на разложенных по столу свитках и перья, с помощью которых чародей что-то считал и записывал на клочках бумаги, изредка вздыхая то недовольно, то изумленно, но по большей части удовлетворенно хмыкая.
Покончив, наконец, с работой, архимаг сел в кресло, сладко потянулся, поскреб ногтями бороду, затем шею. Вновь открыл ящик стола, запустив руку в ворох амулетов, поворошил их сначала небрежно, затем все более и более сосредоточенно. Под конец Серхас копался там уже обеими руками яростно и внимательно перебирая содержимое. Но так и не найдя искомого, задвинул ящик и разочарованно откинулся на спинку кресла.
В этот момент раздался стук в дверь, которая не преминула тут же открыться, впустив неуклюже протиснувшегося в образовавшуюся щелку Олвиса с ворохом свитков в обнимку.
− Можно влететь? − торопливо и без особой учтивости осведомился серафим.
− Что спрашиваешь, раз и так уже влетел? − махнул рукой Серхас.
− Да так. Приличия ради, − ни малость не смутившись, пожал плечами Олвис. − Я тут новые отчеты о разломе доставил.
− Приличия ради после стука ждут ответа, а не вламываются без спросу! − архимаг нравоучительно поднял вверх указательный палец правой руки. Серафим примирительно оскалился, всем своим видом показывая, что, мол, наставления он выслушать-то выслушает, но на путь исправления вставать не собирается.
− Летают тут всякие, а потом амулеты пропадают, − обреченно буркнул чародей, после минутного любования наичестнейшим выражением морды своего крылатого помощника.
− Это какие такие амулеты? − возмутился Олвис.
− А такие «такие» амулеты! − передразнил его Серхас, вскочив с кресла, уперев руки в столешницу и испепеляющее сверкнув глазами. − Которые у меня в ящике лежат. − Для пущей убедительности он выдвинул оный ящик резким движением и изобличающее ткнул в него пальцем.
− Уж не про те ли вы амулеты, господин, что округлую форму имеют с горлышком, да сосудом для вина служат? − разлившись в ехидной ухмылке «догадался» серафим.
− Поговори еще мне тут! − сурово прикрикнул на него Серхас, грозно потрясая указательным пальцем. Затем, полный чувства собственного достоинства уселся в кресло и, переменив гнев на милость, протянул руку: − Давай свои отчеты.
Развернув на столе новую партию свитков и произведя необходимые расчеты, архимаг удовлетворенно огладил бороду:
− Кажется, наш план работает! − провозгласил он.
− Неужели? − серафим, терпеливо ожидавший в сторонке окончания бумажной возни, вопросительно изогнул бровь и, подлетев к столу Серхаса, с любопытством взглянул на разложенные бумаги.
− Посмотри сам. − Архимаг охотно подвинулся, давая Олвису возможность получше все разглядеть. − Пасть затягивается быстрее с каждым часом. Пусть этот процесс идет неравномерными скачками, но тенденцию к уменьшению нельзя отрицать. Скорость с которой затягивается разрыв в материи мира значительно превышает ту скорость с которой он когда-либо рос.
− Значит ли это, что вскоре угроза исчезнет совсем? − серафим, тупо взиравший на намалеванные в свитках графики и цифры самостоятельно не смог сделать из увиденного никаких выводов, однако словам своего господина не мог не доверять.
− Увы, мой друг, − вздохнул Серхас, − даже сейчас мы не можем строить точные прогнозы. На данный момент существование нашего мира зависит лишь от Эдвина и Алкэ. Но эти двое слишком непредсказуемы, чтобы я мог с уверенностью утверждать что бы то ни было.
