355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентина Скляренко » Наполеоновские войны » Текст книги (страница 4)
Наполеоновские войны
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:42

Текст книги "Наполеоновские войны"


Автор книги: Валентина Скляренко


Соавторы: Владимир Сядро

Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Отказ арабских вождей от сотрудничества с французской властью означал новое военное противостояние, для которого Мурад-бей накапливал силы в Верхнем Египте. Но это еще было полбеды. Вслед за этим Джеззар-паша, бывший наместником султана в Сирии, прислал в Каир документ об объявлении войны Франции. Поползли слухи о том, что в Египет движется «бесчисленная» армия, состоявшая из сирийских солдат и османов, к которой примкнул Ибрагим-бей. Она действительно могла представлять для Бонапарта серьезную угрозу, поскольку к тому времени его союзники в самом Египте к нему охладели. Их недовольство действиями французских властей обуславливалось не только политическими, но и экономическими причинами – ведь, потеряв связь с Францией, для того, чтобы управлять, строить, выплачивать жалованье воинам, служащим и ученым, Наполеон был вынужден значительно увеличить налоги. Для пополнения казны фуражиры повсеместно забирали у населения лошадей и продовольствие. Сборщики налогов из числа коптов получили привилегии и право носить оружие. «Великий Кебир» установил награду в 600 ливров для лиц, которые укажут дом или склад, где хранится «значительное количество» подлежащих конфискации товаров. В связи с этим местные жители все чаще стали выступать против французов: они угоняли и прятали скот, нападали на небольшие отряды фуражиров, убивали французских курьеров. Один из влиятельнейших египетских шейхов, Сада, был избран председателем «дивана мятежников», куда вошла сотня имамов и людей низших сословий. Они стали организовывать народные выступления по всей стране.

Вскоре стали вспыхивать крупные мятежи в Розетте, Александрии, Даманхуре, и наконец волна восстаний докатилась до Каира. Поводом для выступления там послужили фортификационные работы, в ходе которых были разрушены могилы мусульман, их дома и мечеть. А еще каирцы были напуганы постоянными угрозами городского коменданта – генерала Дюпюи, уроженца Гаскони, который не церемонился с местными жителями и хотел применить к ним телесные наказания. По словам Е. Тарле, все началось с того, что «несколько человек из оккупационной армии подверглось открытому нападению и было убито, и в течение трех дней восставшие оборонялись в нескольких кварталах». В этой обстановке Бонапарт прибегнул к жестким карательным мерам: обыскам, контрибуциям, казням и арестам заложников. Ему пришлось даже применять штыки и орудия. Сам Бонапарт ни минуты не сомневался в правильности своих решений: «Каждый день я приказываю отрубить пять-шесть голов на улицах Каира. До настоящего времени мы должны были щадить их, чтобы уничтожить страх, который нам предшествовал. В настоящее время, напротив, нужно взять тон, который необходим, чтобы этот народ повиновался. А повиноваться для них – значит бояться». По свидетельству Е. Тарле, «кроме массы перебитых арабов и феллахов при самом подавлении восстания уже после усмирения несколько дней подряд происходили казни; казнили от 12 до 30 человек в день».

Много крови было пролито и в близлежащих к столице селениях, на которые перекинулось восстание. Теперь Бонапарт каждый день считает число казненных уже десятками: «Ежедневно мы рубим по три десятка голов…

Это им послужит уроком». Он одобряет действия Бертье: «Вы хорошо сделали, что приказали отрубить головы всем взятым в плен с оружием в руках». А своему адъютанту Круазье приказывает отправиться в восставшее селение, «окружить все племя, перебить всех без исключения мужчин, а женщин и детей привести в Каир, самые же дома, где жило это племя, сжечь. Это было исполнено в точности. Много детей и женщин, которых гнали пешком, умерло по дороге, а спустя несколько часов после этой карательной экспедиции на главной площади Каира появились ослы, навьюченные мешками. Мешки были раскрыты, и по площади покатились головы казненных мужчин провинившегося племени» (Е. Тарле).

Восстание было подавлено довольно скоро, но успело унести со стороны французов жизни двадцати офицеров штаба и инженерных войск, нескольких членов Комиссии по наукам и искусствам. Погибли также комендант Дюпюи и любимый адъютант Бонапарта – молодой поляк Сулковский. Триста солдат были убиты либо ранены. После подавления восстания Бонапартом был распущен Большой Диван (Совет Нации), а члены «мятежного дивана» по его приказу расстреляны. Были приняты меры по дополнительному укреплению города: одну из больших мечетей превратили в форт, названный в честь храброго офицера и талантливого человека – академика Юзефа Сулковского, а вблизи сада института соорудили крепость.

Наполеон принял шейхов и сказал им: «Я знаю, что многие из вас проявили слабость, но я хочу верить, что ни один не является преступником; неблагодарность и мятеж – это то, что более всего осуждается пророком… Я не хочу, чтобы хоть один день в Каире не происходило обычного богослужения; мечеть Аль-Азхар была взята штурмом, в ней текла кровь, идите и очистите ее. Все священные книги были взяты моими солдатами, но, действуя в моем духе, они принесли их мне – вот они, я их вам возвращаю. Тех, кого постигла смерть, достаточно для моей мести. Скажите народу Каира, что я хочу продолжать быть милостивым и милосердным. Он был предметом особого покровительства с моей стороны, он знает, как я любил его, пусть же он сам судит о своем поведении. Я прощаю всем, но хорошенько объясните им, что то, что произошло и еще произойдет, давно уже записано и что никто не в силах остановить меня; это все равно, что захотеть остановить судьбу… Все, что произошло и еще произойдет, записано в книге истины». Таким образом, «султан Кебир» выказывал свое великодушие и милость к виновным. Впрочем, это не помешало ему провести еще одну показательную карательную акцию: 26 января 1799 года в Каире казнили 90 человек, объявленных мамелюкскими агентами. А перед этим он издал такой приказ: «В случае восстания какой-либо деревни комендант провинции должен взять в качестве заложников всех детей от 12 до 16 лет и отправить их главнокомандующему. Если какую-то деревню надо будет сжечь… то в ней также следует собрать всех детей».

Итак, после нескольких месяцев, отданных борьбе с мятежниками, в Египте снова установился мир. Но теперь Бонапарту надо было найти выход из той мышеловки, в которой он оказался в результате войны, объявленной ему Османской империей. А османы к концу 1798 года уже перешли от слов к делу: в Сирии действительно появилась та самая «бесчисленная» армия под командованием сераскира Ахмеда Джеззара-паши, по прозвищу Мясник, а другая армия, при поддержке британской эскадры, готовилась к вторжению в Египет с острова Родос. В этой ситуации Бонапарт, как всегда, принял неординарное решение: не дожидаясь начала наступления противника, нанести ему упреждающий удар в Сирии, а затем вооружить сирийских христиан и прорваться к Дамаску. Он, как всегда, строил обширные планы, в которых, по словам А. Манфреда, «Сирия должна была стать лишь первым актом». Как позднее писал об этом сам великий полководец, он хотел, «если судьба будет благоприятствовать, несмотря на потерю флота, к марту 1800 года во главе 40-тысячной армии достичь берегов Инда». А пока для похода в Сирию он выделяет только 13 тысяч солдат…

На святой земле Леванта

Прежде чем отправиться в Сирийский поход, Бонапарт направил для сбора налогов и реквизиции лошадей на нужды армии несколько подвижных колонн в Гизу и Розетту. Все это могло ему понадобиться в новом переходе через пустыню. Он хорошо понимал, что этот марш, несмотря на нежаркое время года, в отсутствии источников воды будет крайне изнурительным и потребует от солдат величайшего напряжения сил. Кроме того, для взятия сирийских крепостей одной пехоты и кавалерии недостаточно – нужны пушки. Ведь арабы, убедившись, что с французами лучше не сражаться на открытом пространстве, принялись укреплять стены Газы, Яффы, Сен-Жан-д’Акра и углублять рвы. Так что обойтись в этой кампании без осадной артиллерии было невозможно. Тащить же все пушки по пескам – убийственное занятие. Единственное, что оставалось, доставить их в Левант (Сирию и Палестину) по воде. А так как французская эскадра почти полностью была уничтожена, то Бонапарт мог прибегнуть лишь к помощи контр-адмиралов Гантома и Перре, суда которых все еще бороздили воды Нила. Но это было делом крайне рискованным: при появлении англичан или турок можно было потерять не только последние корабли, но и осадную артиллерию. Однако другого выхода главнокомандующий не видел. Ведь надеяться на какую-либо помощь извне Бонапарту теперь не приходится. Члены Директории не могут прислать ему свежие силы, да и не очень озабочены его дальнейшей судьбой. По его собственному признанию, «они мне завидуют и ненавидят меня; они охотно оставят меня здесь погибать…»

На что же рассчитывал дерзкий корсиканец, отправляясь с небольшой армией против несметных полчищ Джеззар-паши и всех, кто к ним присоединился? Как всегда на силу французского оружия, высокие профессиональные качества своих генералов, а еще… на удачу, свою Звезду, в которую неизменно верил. Он говорил: «Победу одерживают не числом. Александр победил триста тысяч персов во главе двадцати тысяч македонян. Дерзкие предприятия и мне особенно удавались». Вспоминает Бонапарт и другие великие примеры: «Известно, что во все исторические эпохи полководцы, совершавшие походы из Египта в Сирию или из Сирии в Египет, рассматривали эту пустыню как препятствие тем более значительное, чем больше было у них лошадей. Древние историки сообщают, что когда Камбиз решил проникнуть в Египет, он вступил в союз с одним арабским королем, который провел в пустыне канал с водой; это, несомненно, обозначает, что он усеял пустыню верблюдами, несшими воду. Александр стремился завоевать расположение евреев, чтобы они служили ему при переходе пустыни. Однако в древние времена это препятствие было не столь значительным, как сейчас, потому что там существовали города и деревни, а людская предприимчивость успешно боролась с трудностями. Ныне от Салихии до Газы не осталось почти ничего. Значит, армия должна совершить этот переход постепенно, создавая этапные пункты и склады в Салихии, Катии, Аль-Арише. Если эта армия выходит из Сирии, она должна сначала создать большой склад в Аль-Арише, а затем перенести его в Катию, но поскольку эти операции чрезвычайно затяжные, противник получает время, необходимое для подготовки к обороне».

Бонапарт в точности исполнил задуманное. Его армия выступила в поход 9 февраля 1799 года. Во главе ее были лучшие генералы – Клебер, Жюню, Ланн, Мюрат, Ренье, Кафарелли и Бон. Чтобы пересечь пустыню, отделяющую Сирию от Египта, солдатам, которые двигались пешком, потребовалось 80 часов пути. Пески начинались после пальмового леса Салихии. Здесь не было ни растительности, ни воды и негде было укрыться от палящего солнца. Пехотинцы прошли этот отрезок пути за двое суток, а верблюды и повозки с пушками – за трое. Но впереди, неподалеку от оазиса Катии, начался участок с коварными зыбучими песками, которые стали страшным препятствием для тяжелых обозов. Переход от нее до оазиса Аль-Ариш легионеры смогли одолеть за трое с половиной суток. Еще столько же они шли до Газы. Таким образом, весь путь через великую пустыню и Суэцкий перешеек занял у французов 12 суток, включая отдых в оазисах. Теперь им предстояло развернуть боевые действия в местах, расположенных вдоль моря.

Первым был атакован город Аль-Ариш, в котором находился лагерь мусульманского вождя Абдаллаха. Авангард армии под руководством Ренье отбросил на север мамелюков Ибрагим-бея, но взять город сходу не смог. Ночью французы с потайными фонарями прокрались в крепость и заставили Абдаллаха бежать. Но наутро, несмотря на бегство Абдаллаха и большие потери, гарнизон продолжил отчаянно драться. На следующий день к Аль-Аришу подошел Бонапарт с основными силами и приказал установить артиллерию. Дальнейшие события, согласно описанию А. Иванова, развивались следующим образом: «Артиллеристы Доммартен и Кафарелли умело расставили орудия и проделали в крепостных стенах огромные бреши. Штурм повлек бы за собой жертвы, а потому Бертье предложил осажденным сдаться.

Фанатики бесновались, имамы громко читали молитвы. Французы слышали их голоса.

Из крепости прислали парламентеров с предложением о перемирии – попытка потянуть время в расчете на помощь извне.

Тогда Доммартен открыл убийственный огонь из гаубиц. Объятые ужасом янычары сдались на милость победителей. Они поклялись не поднимать оружие против

Франции на протяжении всей войны и не возвращаться в течение года ни в Египет, ни в Сирию. В начале пути в Багдад их сопровождал эскорт».

После четырехдневного отдыха наполеоновская армия двинулась к Газе. Теперь в авангарде ее шла дивизия Клебера. Но воевать за Газу не пришлось: завидев приближение французов, турки оставили город. Армия Бонапарта беспрепятственно вошла в него 25 февраля. И здесь, ко всеобщей радости солдат, на них обрушился четырехдневный проливной дождь. Но наслаждение прохладными потоками оказалось не долгим: вскоре всю долину, окружающую Газу, затопило и легионеры насквозь промокли.

После непродолжительного отдыха 1 марта французы двинулись дальше, оставив в Газе госпиталь с ранеными и больными. Армия перешла вброд через поток, текущий из Иерусалима и впадающий в море у развалин Аквилона. Легионеры уже предвкушали вступление в столицу христианского мира, как вдруг получили приказ главнокомандующего повернуть в направлении Яффы. Почему он принял такое решение, так и осталось не известно…

Осада и взятие ЯФФЫ

Между тем условия для наступления на Яффу были не очень подходящими. Проливные дожди не утихали, в войсках пало много верблюдов, а самое главное – среди солдат появились первые случаи заболевания чумой. Тем не менее, по команде Бонапарта армия 3 марта начала осаду города. Армию он расположил у крепостных стен следующим образом: на левом фланге – дивизия Ланна, на правом – генерала Бона, а Клебер был выдвинут к северу для прикрытия.

Гарнизон крепости, состоявший из пехоты Абдаллаха и воинов различных народностей (магрибцев, албанцев, курдов, анатолийцев, караманийцев и др.), был полностью блокирован французами. Но пару зрелищных вылазок за стены города сделать им все-таки удалось. Правда, успеха они не принесли, а большинство нападавших были взяты французами в плен. Каково же было удивление и возмущение Бонапарта, когда он узнал, что среди пленных – немало албанцев из Аль-Ариша. Оказалось, что в нарушение условий капитуляции и данной клятвы весь гарнизон оттуда прибыл в Яффу и вновь повернул оружие против французов.

Уже к 6 марта были готовы траншеи для батарей. Но перед тем, как начать штурм, Наполеон решил отправить к защитникам крепости парламентеров с предложением сдаться. Они должны были передать им следующий текст: «Господь милостив и милосерден. Главнокомандующий Бонапарт поручил мне передать вам, что Джеззар-паша начал военные действия против Египта, захватив форт Аль-Ариш; что Бог, который стоит на страже справедливости, дал победу французской армии и она взяла обратно этот форт; что именно в результате этой операции главнокомандующий вступил в Палестину, откуда он хочет изгнать войска Джеззар-паши, которому никогда не следовало входить туда; что крепость обложена со всех сторон; что батареи, предназначенные для ведения настильного огня и снабженные бомбами, а также батарея, предназначенная для пробития бреши, за два часа разрушат все оборонительные сооружения; что главнокомандующий Бонапарт жалеет о тех бедах, которые обрушатся на город в целом, если он будет взят штурмом; что он предлагает свободный выход гарнизону и покровительство городу, а потому откладывает открытие огня до 7 часов вечера».

Турки впустили в город офицера-парламентера и трубача, но уже через четверть часа, ко всеобщему ужасу французов, их головы были вывешены на пиках, а трупы – сброшены со стен. В ответ на это Бонапарт приказал пленных не брать и начать артиллерийский обстрел крепости. Огонь артиллерии был столь сокрушительным, что уже к 16 часам в одной из башен была пробита большая брешь. В нее бросился генерал Ланн с полком солдат и захватил цитадель.

Наблюдая за штурмом крепости, Бонапарт стоял на насыпи батареи. Внезапно пуля сбила у него шляпу, пройдя в трех дюймах от головы, и поразила стоявшего рядом полковника Лежена, рост которого составлял 5 футов 10 дюймов. Вечером, после сражения главнокомандующий в связи с этим происшествием заметил: «Уже второй раз с того времени, как я воюю, рост в пять футов два дюйма спасает мне жизнь». Как тут в очередной раз не поверить в Звезду, которая хранит и ведет его по жизни?

Ночью состоялся общий штурм, и после упорного сопротивления город пал. Ворвавшись на его улицы, солдаты принялись истреблять всех жителей подряд и грабить дома и лавки. Между тем в одном из укреплений крепости укрылось около 4 тысяч вооруженных турецких солдат (в основном албанцы). На предложение сдаться они ответили, что будут драться до последней капли крови, если французы не гарантируют им жизнь. Вопреки приказу главнокомандующего офицеры, чтобы избежать лишнего кровопролития, пообещали сохранить жизнь пленным. Но когда Бонапарт увидел их в лагере, возмущению его не было предела: «Разве у меня есть чем их кормить? Или суда, чтобы перевезти их в Египет или во Францию?» Три дня он раздумывал над тем, что делать с ними дальше, а в это время, по воспоминаниям Бурьенна, «пленников посадили кучами перед палатками. Руки у них были связаны веревкою за спиною. Мрачная ярость изображалась у них во взорах. Им дали понемногу сухарей и хлеба, отделенных от припасов нашей армии, и без того уже скудных… Приказ расстреливать их был дан и исполнен 10 марта. Не отделяли, как писано, египтян от прочих пленников: их не было».

Один из французских офицеров впоследствии написал: «Никому не желаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел». Пленников вывели на берег моря и, чтобы не расходовать лишних патронов, часть из них загнали в воду. «Многих из этих несчастных, – вспоминал Бурьенн, – составлявших меньший отряд, казненный на морском берегу неподалеку от другого отряда, успели спастись вплавь на подводные камни, до которых выстрелы не достигали. Солдаты, положив ружья на песок, манили их назад египетскими знаками примирения, употребительными в стране сей. Они возвращались, но обретали смерть и погибали в волнах». Но даже спустя много лет Бонапарт продолжал твердо стоять на том, что эта казнь была единственной правильной мерой. В его интерпретации события в Яффе выглядели следующим образом: «Ярость солдат достигла предела, они перебили всех; город был разграблен и пережил все ужасы, достающиеся на долю города, взятого штурмом. Наступила ночь. Около полуночи была обнародована всеобщая амнистия, действие которой, однако, не распространялось на лиц, входивших в состав гарнизона Аль-Ариша. Солдатам было запрещено дурно обращаться с кем бы то ни было; удалось прекратить огонь, у мечетей, где укрылись жители, у некоторых складов и общественных мест были поставлены часовые. Пленных собрали и разместили вне стен города; но грабеж продолжался; только на рассвете порядок был полностью восстановлен. Пленных оказалось 2500, в том числе 800 или 900 из гарнизона Аль-Ариша. Последние, после того как они поклялись не возвращаться в Сирию раньше как через год, сделали три перехода в направлении Багдада, но затем обходным путем прибыли в Яффу. Таким образом, они нарушили свою клятву; их расстреляли. Остальных пленных отправили в Египет с трофеями, знаменами и т. д. Абдаллах спрятался и переоделся в одеяние одного из монахов ордена Святой земли; он вышел из Яффы, добрался до палатки главнокомандующего и пал ниц перед ним. С Абдаллахом обошлись так хорошо, как он мог бы пожелать. Он оказал некоторые услуги и был отправлен в Каир. Семьсот погонщиков верблюдов, слуг и солдат были египтянами, они с полным доверием сослались на шейхов и были спасены. Бросаясь ночью к солдатам, они кричали: «Месри, месри», как сказали бы: «Французы, французы». Прибыв в Египет, они стали хвалиться уважением, которое им оказали, как только стало известно, что они – египтяне. 500 солдатам гарнизона удалось спастись от ярости солдат, выдав себя за жителей. В дальнейшем они получили пропуска, которые позволили им уйти за Иордан».

Вслед за Яффой пала и Хайфа, а к середине марта французская армия уже завоевала всю Палестину. Но вскоре ей пришлось столкнуться с куда более страшным и безжалостным врагом, нежели турки, – чумой. Болезнь вызывала панический страх у солдат, а Бонапарт, чтобы избежать эпидемии, спешно приказал уничтожить все захваченное ими при разграблении Яффы. В то время как монахи ордена Святой земли отказались общаться с больными, а часть санитаров дезертировала из госпиталя, он решил собственным примером подавить панику. Бонапарт пришел в госпиталь и приказал оперировать больных в его присутствии. По словам А. Иванова, «он прикоснулся к тем, которые казались наиболее потерявшими присутствие духа, чтобы доказать им, что это не чума, и помог санитарам вынести труп из палаты». Это несколько упокоило солдатские души. А вскоре в порт Яффы прибыл конвой из 16 судов, груженных рисом, мукой, растительным маслом, порохом и патронами. Теперь армия имела всего вдоволь и могла двинуться на Иерусалим, христианское население которого готово было подчиниться французам в обмен на их освобождение и защиту от турок. Но главнокомандующий снова отложил свой визит в этот центр христианского мира до лучших времен. Пока он посчитал, что французским легионерам лучше «занять умы военными операциями, нежели оставить их размышлять над яффскими болезнями и симптомами, которые обнаруживались каждый день».

И направил свою армию дальше на восток, к старинной крепости Сен – Жан – д ’Акр.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю