Текст книги "Некоронованные короли Америки"
Автор книги: Валентин Зорин
Жанры:
Политика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
Призраки или люди?
Существуют ли Морганы сегодня? Не моргановские капиталы, а люди с этой фамилией? И если существуют, то какую роль играют они в «моргановской империи», сохранили ли власть и богатство, или, подарив свое имя крупнейшему финансово-промышленному объединению современного капиталистического мира, сами отошли в небытие?
Это не праздный вопрос. Джона Пирпонта Моргана-старшего знало множество людей. Знали его необузданный нрав, его привычки, его жестокость и надменность, словом, знали конкретного человека по имени Джон Морган и по кличке Корсар. А кто такие сегодняшние Морганы? Или же это просто имя-символ?
Бывают такие имена, которые не воспринимаются как имена каких-то конкретных людей, со своими физиономиями, привычками, вкусами. Имя Морганов, безусловно, относится к такой категории. Мало кто даже в самой Америке знает сейчас членов семейства Морганов, отчетливо представляет себе роль, какую они играют в экономической и, политической жизни страны.
Причин такого на первый взгляд парадоксального явления несколько. Тут и предумышленное стремление скрыть свои богатства и свою деятельность, тут и просто-напросто безликость нынешних членов этого семейства.
Когда старый Морган в 1913 году отправился в мир иной, он передал все свое дело сыну – Джону Пирпонту Моргану ІІ.
Главным индивидуальным качеством наследника Корсара было отсутствие всяческой индивидуальности. И поэтому, когда 30 лет спустя, в 1943 году, Джон Пирпонт Морган II последовал за своим отцом, составители некрологов попали в крайне затруднительное положение: они были не в состоянии сказать о покойнике ровным счетом ничего, кроме астрономических цифр его состояния. Но и тут им пришлось признать, что рост этого состояния ни в какой степени не связан с деловыми качествами Джона Пирпонта Моргана-младшего. Просто миллионы делали новые миллионы, а «младший» при сем присутствовал. В годы, когда династию возглявлял Морган II, ею фактически руководил крупнейший банкир Томас У. Ламонт, которого старый Морган приставил к своему наследнику, зная бездарность последнего.
Сейчас дела в моргановском семействе вершат представители третьего и четвертого поколений. Изредка, даже не в разделе бизнеса, а чаще всего в рубрике «светской хроники» американских журналов можно увидеть фотографию пожилого долговязого господина с большими залысинами и узким, как щель копилки, злым ртом. Это внук Моргана-старшего, 70-летний Генри Старгис Морган – старший член этого семейства в настоящее время. Он восседает во главе стола в своем загородном поместье, где время от времени собираются Морганы для обсуждения дел.
В 1960 году умер его старший брат Джуниус Спенсер Морган, формально числившийся главой третьего поколения Морганов, но предпочитавший жуирование скучным бухгалтерским книгам и потому еще при жизни передоверивший трон главы династии Генри Старгису. Своего сына (он перешагнул за пятый десяток) Джуниус Морган назвал Джоном Пирпонтом. Таким образом, династия пополнилась Джоном Пирпонтом Морганом III.
К этому же, четвертому, поколению Морганов принадлежат 67-летний Уильям Артур Морган и 62-летний Аллен Морган. Имеет голос на семейных советах и кузен Джуниуса и Генри Морганов 83-летний Томас Альфред Морган.
Кто же из них хозяин моргановского бизнеса?
Пожалуй, все… и никто.
Все, потому что сегодняшние Морганы в не меньшей степени, чем их отец и дед, держат в руках огромные капиталы своей «империи», вопреки побасенкам, распространяемым моргановскими борзописцами, о том, что единственное моргановское, оставшееся в «империи Морганов», – это фамилия, а все капиталы давно уже перешли в руки тысяч акционеров и, таким образом, империя, дескать, превратилась в «демократическую республику».
Никто, поскольку ни один из сегодняшних Морганов не располагает властью и бесконтрольностью Корсара.
Сложное переплетение финансовых связей, свойственное современным монополиям, а также безликость и деловая посредственность нынешних отпрысков семейства привели к тому, что ни один из этих людей не претендует на роль полновластного хозяина и не в состоянии взять ее на себя.
Наследники и прямые потомки старого Моргана и сегодня играют в американском предпринимательском мире заметную роль, занимая видные посты в иерархии большого бизнеса. Но являются ли они хозяевами того дела, которое носит их родовое имя? На сей счет мнения расходятся.
И действительно, завсегдатаи Уолл-стрита, биржевые маклеры и другие бизнесмены среднего калибра значительно лучше знают в качестве руководящих деятелей моргановских корпораций и банков таких людей, как Г. Александер, А. Слоун, Т. Гейтс, и некоторых других, нежели, скажем, Джона Пирпонта Моргана III.
Сложен ныне бизнес. Он требует обширных профессиональных знаний. Но зачем Морганам, обладателям десятков миллиардов, чрезмерно себя утруждать? За свои деньги они могут нанять самых лучших специалистов и заставить их работать на себя.
И если можно говорить о каких-то талантах сегодняшних Морганов, то это, пожалуй, лишь нюх на самых лучших администраторов. «Основная сила банка Морганов, – писал «Форчун», – в кадрах, в оборотистых, хорошо знающих свое дело управляющих». Впрочем, дело даже не в талантах нынешних Морганов, а в их деньгах. Гигантские богатства дают им возможность покупать все самое лучшее – заводы, рудники, дворцы, яхты, а также и управляющих.
И здесь нам следует вернуться к мистеру Генри Клею Александеру, о котором уже шла речь. Именно он в настоящее время возглавляет всю иерархию моргановских управляющих, является главным визирем «империи Морганов». Этот высокий сухопарый 63-летний мужчина с глубокими складками на лице и брезгливо опущенными уголками рта сосредоточивает в последние годы в своих руках наивысшую власть в том огромном деле, которое именуется бизнесом дома Морганов. Кстати, и сама чувствительность Александера к правде о нем, очевидно, порождение своеобразного «комплекса неполноценности», результат сознания призрачности своего могущества, зависимости от хозяев, для которых он всего лишь слуга, хотя и хорошо оплачиваемый.
Александер – типичная для менеджеров фигура – начал свою деятельность после окончания юридического факультета йельского университета в качестве юрисконсульта одной из моргановских компаний. На первый взгляд может показаться странным, что банкиры и предприниматели Морганы обратили свое благосклонное внимание не на финансиста, не на инженера, а на юриста, ловко маневрировавшего» в лабиринтах американского законодательства.
Случилось так, что в 30-е годы, в обстановке «великого кризиса», под напором трудящихся правительство Рузвельта предприняло некоторые действия, создавая видимость борьбы с монополиями. Против ряда корпораций было выдвинуто обвинение в нарушении так называемых антитрестовских законов. Среди них оказался и банкирский дом Морганов. На этом хозяева Вашингтона того времени рассчитывали заработать особенно большой политический капитал – дескать, на самих Морганов замахнуться не побоялись. Рост рабочего движения в тот период требовал мер экстраординарных, чтобы, «приоткрыв клапаны», снизить опасное давление народного гнева.
Бывшему в то время главой банкирского дома Джону Пирпонту Моргану II пришлось отправиться в Вашингтон и предстать перед сенатской комиссией по делам банков. Его советником во время этих заседаний был Александер. Ловкости Александера в немалой степени Морганы обязаны тем, что обвинение в нарушении антитрестовских законов с них сняли. Впрочем, а сущности, не в Александере дело. Ведь всерьез притеснять Морганов, не для вида, не для демагогии, а по существу предпринять шаги для ослабления их влияния ни один буржуазный правитель Вашингтона не решался и не решится. Именно это обстоятельство и использовал оборотистый и сообразительный юрист.
С этого момента карьера Александера была обеспечена. Он стал компаньоном своих хозяев, их доверенным лицом. В годы войны, когда правительственные военные заказы приобрели в бизнесе особое значение, Александер командируется моргановским семейством в Вашингтон. Юрист, сугубо штатский человек, становится вице-председателем правительственного управления стратегической бомбардировочной авиации. Сколько заработали на этой операции Морганы, знают лишь их семейные архивы. Александер, получив от правительства высокую награду – медаль «За заслуги», вернулся к своему бизнесу. И очень скоро Джуниус Спенсер Морган, тяготившийся бременем руководства, решил уйти с поста председателя правления семейного банка, назначив на это место верного человека – Генри Клея Александера.
Это произошло в 1950 году. Александер принял бразды правления от Джорджа Уитни, бывшего «премьер-министра» «моргановской империи» с 1940 года, когда он сменил постаревшего Ламонта.
К голосу Александера сегодня внимательно прислушиваются на биржах Нью-Йорка и Лондона, в вашингтонских департаментах. Ведь это голос моргановских миллиардов. Не случайно поддержки Александера искали и ищут руководящие деятели американской столицы. Одним из своих главных политических капиталов в ходе избирательной кампании 1960 года Ричард Никсон считал сочувствие Александера.
А когда, вскоре после убийства Д. Кеннеди, Александер посетил Белый дом и пообещал свою поддержку Линдону Джонсону, печать США расценила это как факт первостепенной политической важности, который должен был сыграть и действительно сыграл важную роль на выборах 1964 года.
Но Александер стареет. Ему уже труднее рыскать в поисках прибылей для своих хозяев. И все чаще на Уоллстрите говорят, что недалеко то время, когда Морганы сменят своего «премьер-министра». Называют уже и кандидатуру его преемника. Это Томас Гейтс-младший. Он потомственный банкир. Его отец Томас Гейтс-старший возглавлял крупную финансовую компанию в Филадельфии и считался представителем Морганов среди филадельфийских банкиров.
Гейтс, хотя и именуется «младшим», – вполне зрелый муж: ему далеко за пятьдесят, и он имеет большой опыт и в бизнесе, как компаньон своего отца, и в политике. В 1959 году Эйзенхауэр назначил его на один из ключевых постов в своем правительстве – на пост министра обороны, вручив этому ставленнику моргановских банков распределение правительственных военных заказов среди предпринимателей. Надо думать, что, с точки зрения Морганов, Гейтс справился с этим делом неплохо. Во всяком случае, когда правительство Эйзенхауэра, потерпев поражение на выборах, ушло в отставку, Гейтс не только был принят с распростертыми объятиями в штаб-квартире Морганов, но и стал ближайшим помощником Александера. А сейчас служащие моргановских компаний обращаются с ним особенно почтительно: слух, что он наследует пост, занимаемый Александером, распространился широко.
Но как бы ни было велико влияние и могущество Александера и Гейтса, они остаются спицами в моргановской колеснице. А Морганы остаются Морганами, что бы там ни утверждали авторы побасенок о «революции управляющих», «демократизации капитала», «народном капитализме» и тому подобных сказок.
Да, люди, носящие сегодня фамилию Морганов, входящие в состав одного из самых богатых и могущественных семейств капиталистического мира, обладающие ценностями, с которыми не может потягаться никто, посредственны, ординарны, лишены деловых талантов и индивидуальности. Они неспособны управлять и не управляют своим гигантским бизнесом, паутиной опутавшем десятки стран, сотни банков, страховых компаний, производств и отраслей промышленности.
Но Морганы не столько реальные люди – обладатели несметных богатств, сколько имя-символ. Это не Джон, или Генри, или Томас, или Аллен Морганы. Морганы не они, Морганы – их деньги, их миллиарды, награбленные жесточайшей эксплуатацией миллионов людей.
Голубая кровь и желтый дьявол
Тень гильотины над родом дю Понов
Чтобы совершить путешествие в век XVIII, хотя бы до некоторой степени окунуться в его обстановку сословных привилегий, вельможной спеси и самоуправства, блеска богатств и мрака бедности, вовсе не обязательно прибегать к помощи пресловутой уэллсовской «машины времени». Для этой цели годится и обыкновенная автомашина. Сев в автомобиль в Нью-Йорке, через два – два с половиной часа пути можно очутиться в заповеднике, где сохранены нравы, обычаи, существовавшие во французских герцогствах и графствах два столетия назад.
Нет, внешний облик района, по которому движется наш автомобиль, мало чем отличается от обычного для востока США пейзажа – широкая современная автострада, по краям которой стоят бензозаправочные станции «Шелл» и «Эссо», мотели, окруженные сотнями автомашин последних марок, остатки некогда пышных, а ныне повырубленных лесов, луга, чуть болотистая пойма, спокойная река, небольшие городки.
И тем не менее штат Делавэр, несмотря на огромные химические заводы, построенные по последнему слову современной науки, алюминиево-стеклянные небоскребы Уилмингтона и новейшую технику на полях крупных капиталистических ферм, ревностно и цепко сохраняет политические нравы и обычаи королевской Франции. Известный американский публицист Шилдс как-то остроумно заметил, что единственное место в мире, где французский король Людовик XVI почувствовал бы себя дома, если бы ему удалось водрузить на собственные плечи свою отрубленную голову, это штат Делавэр в Соединенных Штатах Америки.
Причина столь необычного исторического анахронизма площадью в 6 тысяч квадратных километров и с населением 350 тысяч человек заключается в том, что штат Делавэр сверху донизу, вдоль и поперек, от губернаторского дворца до полицейской будки, от химических гигантов до табачных лавок находится в руках неправдоподобно богатой и фантастически могущественной семьи, фамилия которой, переделанная на американский манер, произносится Дюпоны. Холмы и тенистые рощи, зеленые лужайки, парки и тщательно охраняемые от вырубки леса, на протяжении десятков миль закрытые для постороннего, образуют огромное пространство, на котором одно к другому примыкают роскошные имения членов этой довольно многочисленной семьи.
Местные жители не удивляются, увидев сказочную кавалькаду верховых в камзолах XVIII века, услышав звуки рогов, лай собачьих свор, крики егерей, выстрелы. Они знают, что это кто-нибудь из Дюпонов со своими гостями охотится на лисиц. Дворцы, стоящие в глубине делавэрских парков, увешаны охотничьими трофеями, головами кабанов и львиными шкурами, добытыми на охоте в Африке.
Но почему же здесь, в современных Соединенных Штатах, расположился заповедник королевской Франции, спросит читатель.
В центре самого большого в штате города Уилмингтон высится 13-этажное здание, построенное в подчеркнуто старинном, респектабельно-викторианском стиле. Зажатое выросшими в последние годы современными небоскребами, оно не бросается в глаза. Именно здесь, в этом потемневшем от времени и океанских ветров доме, сходятся нити огромной промышленно-финансовой империи Дюпонов.
Стены парадного зала увешаны полотнами в богатых золоченых рамах. Переходя от одного к другому, можно проследить более чем полуторастолетнюю историю американских Дюпонов. Вот большой групповой портрет. Трое джентльменов, одетые, как это было принято в начале прошлого века, в камзолы и белые жилеты, уставились на четвертого, небрежно развалившегося на стуле. Гид поясняет, что картина запечатлела встречу основателя «дюпоновской империи» Элетера Иренэ Дюпона (это он восседает на стуле) с президентом Джефферсоном в Белом доме. В разговоре президента с промышленником участвовали два американских министра. Речь шла, говорит наш провожатый, о поставках мистером Дюпоном пороха для американской армии.
Встрече Элетера Дюпона с президентом Джефферсоном предшествовали события бурные и драматические. Старинный род маркизов дю Понов де Немур в течение многих десятилетий фигурировал в золотой книге знатнейших родов королевской Франции. Паркетные шаркуны и великосветские волокиты дю Поны де Немуры из поколения в поколение были завсегдатаями французского королевского двора, дуэлянтами и скандалистами, той вельможной чернью, которую вымела из дворцовых залов Лувра и Версаля метла Великой французской революции.
Отец первого из американских Дюпонов – Пьер-Самюэль был заметной фигурой среди придворных Людовика XVI. Он привлек к себе внимание двора, раньше других сообразив, что потрясая кружевными манжетами шитых золотом камзолов и размахивая шпагой, зашатавшееся королевство не спасти. Преуспев в экономических науках, Пьер-Самюэль стал одним из наиболее влиятельных идеологов Бурбонской династии в период кануна революции. Выпускавшийся им журнал «Дневник гражданина» снискал благосклонность королевской четы и просвещенных вельмож своими благонамеренными идеями об укреплении абсолютистской власти Бурбонов при помощи экономических реформ.
Когда восставший народ в 1792 году ворвался в Тюильри, Пьер-Самюэль дю Пон вместе со своим сыном Элетером был среди той кучки по-собачьи преданных монархии дворян, которые встретили революционных па. рижан ружейным огнем в парке королевского дворца. Согласно семейным документам, отец и сын дю Поны едва уцелели в тот день – они трясущимися от страха руками напялили поверх своего платья одежду садовников и выдали себя за рабочих.
Но старому дю Пону не так-то легко было оторваться от его поместий и привилегированного положения при королевском дворе. Пустив в ход всю свою изворотливость, он еще некоторое время продержался на политической поверхности в революционной Франции, ухитрился даже стать депутатом Учредительного собрания, затем председателем Законодательного собрания, а позже, при Директории, – президентом Совета старейшин; на этом посту Пьер-Самюэль дю Пон отличился яростной борьбой против Наполеона Бонапарта. Не потому, конечно, что ему претили монархистские замашки молодого корсиканского генерала, а потому, что он считал лишь Бурбонов достойными правителями французского королевства.
В эти годы Элетер дю Пон вместе с отцом вел яростную борьбу против народа и революции. Он участвовал в интригах и заговорах, предательских переговорах с иноземными державами, печатал и распространял контрреволюционные прокламации. В конце концов, козни дю Понов выплыли наружу и, спасаясь от справедливого возмездия, от ставшей весьма реальной угрозы гильотины, захватив с собой семейные драгоценности, бывшие французские аристократы тайно покинули родину и после многонедельного путешествия высадились на американской земле.
Старый дю Пон вскоре умер. Что же касается Элетера, то, пылая ненавистью к революционной Франции, он навсегда выбросил ее из своего сердца и, перекрасившись на американский манер в Дюпона, поклялся, что здесь, на земле Нового Света, воссоздаст и сохранит в неприкосновенности милые его сердцу порядки французского королевства. А поскольку дюпоновское семейство поселилось на берегу реки Делавэр – это место и стало бурбоновским заповедником.
От миллионов к миллиардам
В 1802 году в крошечном тогда городишке, еще почти деревне, Уилмингтон, расположенном в густых лесах Делавэра, был создан первый в Америке завод по изготовлению пороха. На вывеске, водруженной над входом на территорию завода, значилось: «Е. И. Дюпон де Немур»– так компания именуется по сей день, увековечив в своем названии инициалы и фамилию ее основателя.
Нельзя отказать обанкротившемуся французскому аристократу в деловой хватке. Порох для молодого возникавшего на американском континенте государства был предметом первой необходимости. Освоение территорий на западе означало безжалостное истребление отчаянно сопротивлявшихся индейских племен. Именно порох, ружейный и артиллерийский огонь являлись тем средством, при помощи которого героических, но увы вооруженных лишь луками и стрелами дакотов и могикан, ирокезов и команчей истребили почти поголовно.
Рассказывая в предыдущей главе о Морганах, мы подчеркивали их неразрывную связь с военным бизнесом. И это не случайно. Именно работа на войну, бизнес смерти – наиболее прибыльное дело в мире, где царит доллар. И те, кто сумел прибрать к рукам этот кровавый бизнес, обогащаются быстрее других. Самые могущественнейшие концерны допущены в сегодняшней Америке к барскому столу военных прибылей. Военные заказы, приносящие наибольшие барыши, достаются лишь семействам, которые находятся на самой вершине пирамиды американского делового мира.
Но если говорить о самом военном из всех военных концернов Америки, если говорить о самом первом из пушечных королей Соединенных Штатов, то следует назвать прежде всего имя Дюпон. Еще в те времена, когда другие не оценили всех преимуществ кровавого бизнеса, когда Форд занимался своим первым автомобилем, Рокфеллеры искали нефть, Меллоны увлекались биржевыми спекуляциями, а Джаннини торговал зеленью, главным бизнесом семейства Дюпонов была война. Каждая война – справедливая или несправедливая – на протяжении всей истории Америки золотым дождем проливалась в дюпоновские сундуки. Война за независимость 1812–1814 годов, война с Мексикой 1846–1848 годов, гражданская война между Севером и Югом – все это этапы восхождения дюпоновского семейства на вершину большого богатства.
В 1834 году основатель порохового бизнеса отправился в мир иной, оставив дело двум сыновьям – Альфреду-Виктору и Генри. Показательно, что, готовя старшего сына к деловой карьере, Элетер Дюпон счел за благо второго своего отпрыска направить по военной стезе и послал его в кадетскую школу в Вест-Пойнт. В семейной галерее есть портреты этих первых Дюпонов, родившихся на американской земле. Лисья физиономия Альфреда-Виктора, плешивого, со злым безгубым ртом и рядом словно вырубленное топором лицо генерала Генри Дюпона, грубость черт которого не может скрыть шкиперская борода. Братья возглавляли семейный бизнес: Альфред-Виктор – до 1850 года, а Генри, после смерти брата уйдя в отставку с военной службы, – до 1889-го.
Идут годы, растет дело, усложняется производство. В компанию приходят инженеры и финансисты, химики и конструкторы, но во главе семейного бизнеса неизменно стоят члены дюпоновского клана – сыновья Элетера Дюпона, затем его внуки, правнуки и праправнуки, И одно остается неизменным – Дюпоны и военный бизнес.
В начале нынешнего века они уже практически монополисты. Только с 1903 по 1907 год Дюпоны скупили свыше сотни конкурирующих предприятий. «Противостоять Дюпонам в пороховом деле, – пишет об этом периоде американский исследователь Энгельбрехт, – было равносильно тому, как если бы теленок вздумал состязаться с локомотивом». Нет такого способа, которого не применяли бы Дюпоны для приумножения своих богатств. Они безжалостно разоряли конкурентов, крали патенты у соперников, организовывали заговоры. Если же подобные действия не приносили желаемых результатов, Дюпоны прибегали к обходным маневрам.
Когда разразилась первая мировая война, они занимали уже такое положение в мировом производстве взрывчатых веществ, что оказались главными поставщиками взрывчатки воевавшим странам. После того как затихли орудия и над полями сражений, где нашли свою гибель миллионы людей, развеялся пороховой дым, экономисты подсчитали, что почти половина поставленных Антанте боеприпасов на сумму 50 миллиардов долларов была произведена на предприятиях Дюпонов. И если перед войной одна акция концерна «Е. И. Дюпон де Немур» стоила на нью-йоркской бирже 20 долларов, то к концу войны ее цена подскочила до 1000 долларов. Это рекорд, непревзойденный на биржах капиталистического мира по сей день. «Война для Дюпонов, – пишут американские публицисты Ханиген и Энгельбрехт, – стала таким праздником, какой редко видела любая другая фирма».
В течение ста лет Дюпоны были монополистами в области производства пороха. Когда же первая мировая война породила новое оружие – химическое, Дюпоны захватили господствующее положение среди американских химических компаний. В годы между первой и второй мировыми войнами дюпоновский бизнес необычайно расширился. Использовав поражение кайзера и Версальский договор для того, чтобы наложить лапу на химические секреты побежденной Германии, Дюпоны превратили свой концерн в крупнейший химический трест капиталистического мира.
К 1941 году активы этого треста вплотную приблизились к невиданной тогда цифре – миллиард долларов. На предприятиях концерна выпускались сотни химических продуктов – от сапожных подметок до сильнейших взрывчатых веществ. В годы войны требовалось все больше искусственного шелка, химикалиев, пластмасс. Большим успехом пользовался разработанный в лабораториях концерна нейлон, впервые примененный не для украшения женских ножек, а для выделки парашютных тканей. В общей сложности 86 видов химической продукции поставлял концерн военному ведомству США.
Важнейший итог второй мировой войны для Дюпонов заключался в том, что им удалось в значительной степени прибрать к рукам возникавшую в тот период атомную промышленность. Постройка предприятия по производству плутония в Хэнфорде и атомного комплекса на реке Саванне была первой, но весьма внушительной заявкой дюпоновского бизнеса на атомные прибыли.
Именно вторая мировая война вознесла концерн Дюпонов на вершину могущества; он возглавил список десяти крупнейших химических концернов мира, оттеснив таких гигантов, как английский «Империал кемикл индастриз» (второе место в мире), а также американские «Гудйир тайр энд Раббер» и «Юнион карбайд», ежегодный оборот каждого из которых превышает 2 миллиарда долларов.
Методы, применяемые наследниками порохового короля для приобретения новых миллиардов, стоят того, чтобы рассказать о них подробнее.
Разгар второй мировой войны, 1942 год… Американские солдаты сражались на фронтах. Но Дюпонов интересовало лишь одно – деньги, нажива. Продать больше оружия, продать его как можно выгоднее. Они заламывали за оружие, которое поставляли американской армии, такие цены, что кряхтели даже видавшие виды вашингтонские клерки. В американскую печать просочились сведения о речи, которую держал на семейном совете Ламмот Дюпон. «Ведите дела с правительством и прочими крикунами, – говорил он своим родственникам и партнерам по бизнесу, – так же, как вы ведете их с покупателями, когда спрос на рынке значительно превышает предложение. Если покупатель хочет купить, ему придется уплатить любую назначенную вами цену. Им, в Вашингтоне, нужно то, что имеется у нас. Хорошо. Заставьте их платить за это настоящую цену. А если им эта цена не нравится, то почему бы им не пойти к черту».
И правительство покупало у Дюпонов оружие по цене, которую те называли. Дюпоны диктовали, правительство слушалось, расплачивался народ. Так было раньше. Так происходит и сейчас.
Логика «торговцев смертью» еще до начала второй мировой войны побудила заправил этого семейства протянуть руки к авиационному бизнесу. Дюпоны приобрели компанию «Норс америкэн авиэйшн». В то время эта компания располагала несколькими небольшими заводами, на которых было занято около 700 человек. В годы войны «Норс америкэн авиэйшн» быстро выдвинулась в число основных самолетостроительных трестов. Дюпоны сумели обеспечить для себя значительное количество заказов на производство военных самолетов. Но даже не это превратило «Норс америкэн авиэйшн» в одну из крупнейших самолетостроительных фирм.
Пустив в ход все свои связи в Вашингтоне, не пожалев денег на взятки, Дюпоны добились того, что в 1941 году фирме были переданы в собственность два совсем новых государственных авиационных завода – один в Канзас-сити,^а другой в Далласе (штат Техас).
Но и это еще не все. Дюпоны сумели доказать в Вашингтоне (в какую сумму это им обошлось, пока остается тайной, погребенной в семейных архивах), что государство должно за свой счет субсидировать расширение заводов компании «Норс америкэн авиэйшн». Для доказательства своего «патриотизма» Дюпоны выразили готовность принять на себя часть расходов по расширению собственных заводов. Реконструкция авиационных предприятий Дюпонов обошлась американским налогоплательщикам, за счет которых это было сделано, в 63 миллиона долларов. Что касается Дюпонов, то они уплатили,, всего 5 миллионов, К концу войны на заводах «Норс америкэн авиэйшн» трудилось уже около 100 тысяч рабочих, и компания принесла своим хозяевам к 1945 году свыше 700 миллионов долларов прибыли.
Однако это не было рекордом. В последние годы Дюпоны заработали на военно-авиационном бизнесе еще больше.