Текст книги "Наследники иллюзий (СИ)"

Автор книги: Валентин Зеньковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

–Так точно. Понятно, – промямлил ошарашенный Юра. -А... значит... там на диване тоже не Пурыгин лежит?

–Значит тоже не Пурыгин, – ответил бородач.

–А где Пурыгин? -спросил Юра.

–Вам-то какое дело? Картины – Пурыгина.

В этот момент из комнаты снова донесся изощрённый мат, и тихий голос Стеллы, словно эхо, повторяющий нецензурную ругань.

–Чтобы не вызывать подозрений, возвращайтесь, но ведите себя тихо, – сказал бородач.

–Вот черт! Попал в переплёт! – думал Юра. – Как я мог поверить, что каких-то подвальных неофициальных непроверенных художников могут допустить самостоятельно общаться с иностранцами от лица страны! Конечно, тут всё под контролем. Такие важные культурно-политические мероприятия не пускают на самотёк! Я как член партии должен был догадаться об этом сам, проявив политическое чутьё. А почему он спрашивал меня, могу ли я достать колбасу и джинсы? И часто ли я езжу за границу? И про Солженицына спросил! Проверял? А что я ответил ему? Уже и не помню. Ну, да ладно. Главное теперь не ошибиться.

И Юра вошел в комнату, где псевдо-Пурыгин продолжал обучать Стеллу неформальной русской лексике. На Юру никто не обратил внимания. Он подошел к окну и поглядел во двор. На детской площадке вокруг песочницы, сидели мужчины. Время от времени они задирали головы и поглядывали в окно, из которого на них смотрел Юра.

Внезапно Стелла засуетилась, достала из своей сумочки блокнот и стала записывать, повторяя вслух то, что пишет.

–Лёня Пурыгин. Две картины. "Молох" и "Пипа". Вы сами, Лёня, напишите размеры картин и стартовую цену на каждую. – С этими словами Стелла протянула псевдо Пурыгину свой блокнот и шариковую ручку.

Псевдо-Пурыгин что-то написал.

–Хорошо. Завтра приедете с картинами по этому адресу. – И Стелла дала псевдо-Пурыгину визитку. – Оформим договор и заберём картины. Я уверена, что они продадутся за очень хорошую цену. А нам с господином Мерковым пора спешить в другие мастерские. Только, пожалуйста, проводите нас во двор, а то в коридоре так темно, что можно ноги переломать.

Моссовет выделил им на время посещения мастерских машину Нива с шофером. Завидев выходящего из подъезда Юру, шофер включил зажигание. Они сели на заднее сиденье.

–Как говорится, если понравились картины, не знакомься с художником, – рассмеявшись, сказала Стелла. – Картины вашего Пурыгина гениальны. Да он так и подписывается "Лёня Пурыгин из Нары. Гениальный". Но сам он – просто идиот. А Вы как думаете? Как он Вам показался? С трудом могу себе представить, чтобы такой чурбан смог написать такие тонкие в смысловом плане картины. Там же в каждой – целый мир. И на таком высоком художественном уровне! Какие пронзительные цветовые сочетания! Куда Вы смотрите?

Юра, скрутив шею, смотрел сквозь заднее стекло машины . Он увидел, как мужичины, сидевшие до этого в песочнице, поднялись и подошли к бородатому псевдохудожнику. Сейчас, находясь вблизи, Юра отчётливо разглядел их одухотворенные интеллигентные лица. Но одно лицо особенно поразило его вдумчивым взглядом умных глаз из-под очков с круглыми стёклами.

Машина тронулась, а мужчины вошли в подъезд.

– Собутыльники, – сказала Стелла. – Ждали на улице. Надеялись, что сразу деньги за картины дам. Собрались все и ждали, чтобы тут же всё пропить. Да-а. Но я их не осуждаю. А что в этой стране ещё делать простому человеку?

При этих словах шофер неодобрительно кашлянул, и Юра понял, что должен сказать что-то в противовес.

–Да очень даже много чего можно делать простому человеку в нашей прекрасной стране. У нас всё для человека, всё во имя человека! У нас бесплатное образование, бесплатная медицина. Живи здоровой жизнью, учись, развивайся. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Все дороги открыты. И я не знаю, чем Вам понравился этот сумасшедший Пурыгин? Он своим творчеством очерняет, клевещет на нашу страну. Нет у нас таких уродов, которых он рисует. Нет. У нас человек звучит гордо. В нашем человеке всё прекрасно. И лицо, и мысли, и...

–Посмотрите в окно направо, – прервала его вдохновенную речь Стелла.

У обочины дороги стояли, покачиваясь, двое мужчин. И лица у них были в точности как на картине Пурыгина: сине-серого цвета, с налитыми кровью глазами, фиолетовыми губами и колоссальными распухшими носами.

–В семье не без урода, – нашелся Юра.

–Согласна, но только что-то слишком много уродов приходится у вас на одну семью, -ответила Стелла и указала пальцем в левое окно.

Молодая женщина стояла на четвереньках, уперевшись головой в фонарный столб. Цепляясь руками за урну, облитую скользкими засохшими помоями, она пыталась подняться на ноги.

–Вот сейчас мы приедем к народному художнику СССР товарищу Бробазовичу и Вы, надеюсь, увидите и поймёте, как прекрасна наша жизнь, – пообещал Юра.

При этих словах шофер одобряюще кивнул головой.

Мастерская народного художника СССР Аполлинария Бробазовича походила скорее на кабинет ученого с книжными шкафами по стенам, массивным письменным столом у окна, гигантским кожаным креслом и кожаным диваном. О художнике напоминал лишь небольшой запылившийся мольберт и несколько картин, прислоненных к стене в углу у батареи. Сам Аполлинарий по неизвестной причине отсутствовал. Гостей принимала его жена. Не говоря ни слова, она выстроила картины вдоль стены и вышла из комнаты.

–Если картины не понравились, то стоит познакомиться с художником, – заметила Стелла, мельком взглянув на восемь небольших холстов, на которых были реалистично изображены восемь коров, по одной на каждой картине.

–А по-моему хорошо, всё понятно, – одобрил Юра. -Корова даёт молоко и мясо, которых у нас сейчас в стране так не хватает. Из молока мы получаем масло, простоквашу, сыр. Я бы ещё и курицу пририсовал. Ценное животное. Курица – источник яиц и мяса. Нарисовано всё аккуратно. Коровы прямо, как живые. Видно, что художник старался. Надо брать.

–Господин Мериков. А коровье вымя Вас не смущает? – спросила Стелла. – Как-то оно уж чересчур сексуально выпячивается. Посмотрите, какое набухшее. По-моему, неприлично. Вообщем, если других картин у данного художника нет, то едем к следующему по списку.

В коридоре они столкнулись с женой художника.

–Что опять не так? – зло спросила она. – Что у вас там за специалисты такие в животноводческой академии? Аполлинарий больше не станет переписывать коров, и аванс мы вам не возвратим. Всё! Аполлинарий народный художник, анималист и против художественной правды не пойдёт. Вымя он больше увеличивать не станет. Точка! Если в стране не хватает мяса и молока, картинами не поможешь. Не надо на художника валить, если сами не способны поднять животноводство. Устроили голод в стране.

За стеной что-то упало, и жена художника замолчала.

–Постойте, – сказала Стелла. – Мы не из животноводческой академии. Я – искусствовед из аукционного дома Соттбис. Вас разве не предупредили, что мы с господином Мериковым приедем отбирать картины для международного аукциона живописи?

Повисла пауза.

–Соттбис? – озадачено повторила женщина. – Тогда, обождите меня тут.

И она шмыгнула в одну из дверей длинного коридора. Из-за стены послышались голоса. Через минуту в коридор вышел высокий стройный блондин в спортивном костюме и кедах.

–Здравствуйте, дорогие гости, -начал он голосом Деда Мороза на детском новогоднем утреннике. – Ради всего святого, извините за цирк. Но не могу я их больше видеть! Дали какой-то плюгавый заказик на 8 картин с коровами и уже в третий раз отказываются принимать. Остервенело цепляются к несущественным деталям. Вот я и попросил жену вместо меня принять их. Но вы же не из животноводческой академии? Вы из Соттбис? Меня предупреждали, что вы загляните, но я вас ждал во второй половине дня. Ещё раз, великодушно простите.

Аполлинарий жестом русского богатыря распахнул одну из дверей. За дверью оказалась настоящая мастерская, заваленная сотнями картин, пропахшая лаками, растворителями, льняным маслом, скипидаром и ещё черт знает чем. Ближе к окну стоял здоровенный заляпанный свежими красками мольберт.

–Абстрактная серия, – возвестил сочным густым, как мед, шаляпинским басом Аполлинарий.

Он начал выдёргивать из общей массы картин отдельные полотна и расставлять их вдоль единственной свободной стены. Юре эти абстракции совершенно не понравились.

–Мазня, – подумал он. – Я тоже так могу. Вот коровы – это настоящее искусство. Прямо как живые. Того и гляди замычат. И как художник не понимает, в чем его настоящая сила?

–Беру все 9 работ, – сказала Стелла, с интересом разглядывая картины. Она достала из сумочки визитку. – Привезите картины завтра по этому адресу. Там и договор оформим. Великолепные работы. Поздравляю.

Аполлинарий как баян расплылся в довольной улыбке.

–Прошу дорогих гостей к столу! – пропел он. -Время близится к обеду! Прошу-прошу!

Предложение Аполлинария пришлось очень кстати. Был уже час пополудни, что означало в Юрином графике обедненный перерыв. Он с радостью согласился отведать даровых угощений. Стелла тоже не возражала. Они вошли в трапезную, оформленную в русском стиле. То кулинарное изобилие, что Юра увидел на столе, сразило его наповал. Откуда в полуголодной Москве взяться такому чуду?

–Это аванс за коров, – пояснил Аполлинарий. – Заплатили натурой. Поросятами, курами, водкой, рыбой и всем прочим. Вот, доедаем. Прошу садиться и приступить к уничтожению.

Через час от выпитого и съеденного Юра уже плохо соображал, где он, с кем и зачем.

–Как-то недорасчитал, – извиняясь, бормотал Юра, когда Аполлинарий помогал им добраться до машины.

Они не проехали и километра, как Юра попросил шофера остановиться у какого-нибудь сквера. Юре стало дурно в машине и он хотел посидеть на свежем воздухе.

В те редкие случаи, когда Юра был вынужден выпивать, алкоголь всегда прежде всего действовал на центр речи и уже затем нарушал координацию движений. Сейчас, как показалось Юре, наступала вторая фаза.

–А у меня есть таблетки против действия алкоголя,– сказала Стелла.

–Какие такие таблетки? – заинтересовался шофер. – Контрабанда?

–Почему? Официально разрешённые, -ответила Стелла. -Учитывая, что я по роду деятельности связана с банкетами, то всегда вожу с собой несколько пачек,.

–А продайте пачку? – попросил шофер. – Мне, как шоферу, это средство профессионально необходимо.

–Пачку не дам, но парочку таблеток охотно, – согласилась Стелла.

–Спасибо. – Шофер закинул назад руку и Стелла положила что-то на его ладонь. -Да вы я вижу нормальная баба! Чего на продажу привезли? Ну, там, видеомагнитофоны, видеоплееры, видеокассеты, телевизоры, двухкассетники, джинсы, шузы, пласты, жвачки. Всё скуплю не глядя. Слушайте, а нет ли у Вас таких таблеточек, чтобы наоборот? Был трезвый, а как проглотил, так и поехало?

–Когда у всех художников побываем, тогда и поговорим у меня в гостинице,– пообещала Стелла. – Меня Стелла зовут.

–Максим Максимович Максимович, -представился шофёр.

Было непонятно, пошутил он или вправду он Максим Максимович Максимович.

– Сокращенно МММ, -добавил водитель. – Вы не смотрите, что я баранку кручу и вроде бы на большее не способен. Вы обо мне ещё услышите. Чую в себе силищу! Только времечко моё ещё не подоспело.

И Максим Максимович Максимович уверенно лихо погнал машину по перестроечной Москве, которой в страшном сне не могло привидеться, что её ожидает в ближайшем будущем.

–А Вы, господин Мериков, откройте рот и высуньте язык, – попросила Стелла.

Юра сделал, как велели, и Стелла положила ему на язык таблетку.

–Глотайте, – сказала она.

Юра мотнул головой и сплюнул себе на ладонь. На ладоне лежала крошечная таблеточка зелёного цвета.

–Какой Вы подозрительный! Не бойтесь! – рассмеялась Стелла. – Я приняла уже одну, ещё когда мы были у этого Бробазовича. Смотрите, мы пили с Вами на равных, а я совершенно трезвая. Глотайте смело. Не отравлю.

Юра закрыл глаза, выдохнул, слизнул таблетку с ладони и проглотил.

–Вот и прекрасно, – обрадовалась Стелла. – Максим Максимович, а вы знаете, куда ехать-то?

–Будьте спокойны, – небрежно бросил шофер через плечо. – Ваш список адресов я выучил наизусть ещё вчера.

Не проехали они и пяти минут, как Юра потребовал остановить машину. Его тошнило. Шофер тут же остановился у скверика. Юра открыл дверцу, и его вырвало прямо на газон.

–Эко оно как вас прихватило -то! – воскликнул шофёр. -Вас надо срочно к врачу.

–Не надо к врачу, – сказал Юра, вытирая губы платком. -Мне уже лучше. Это жирная пища. У меня такая реакция с детства. Я не переношу жирную пищу.

–А чего тогда ели, если не переносите? – усмехнулся шофер. – Из жадности?

–Господин Мериков не обязан отвечать на ваши бестактные вопросы, – вступилась за Юру Стелла. -Но, Юрий, если Вам действительно плохо, мы отвезём вас домой. С художниками я и одна справлюсь.

–Не могу вас бросить. Я за вас отвечаю, – возразил Юра.

–Я уже взрослая. Не надо за меня отвечать. А вот если с вами что-нибудь случится, Юра, то я до конца жизни себе этого не прощу, сказала Стелла. -Но я сомневаюсь, что это реакция на таблетку.

–Ничего со мной не случится. Повторяю. Жирная пища всегда так на меня действует. Вызывает рвоту. Это из-за печени или поджелудочной железы, а не из-за вашей таблетки. О! стойте, я что, протрезвел? – удивился Юра. – Я абсолютно трезвый!

–А что я говорила? – обрадовалась Стелла. – Мгновенно рассасывается и действует за пару минут.

Шофер одобрительно крякнул.

–У меня отец – дипломат, – призналась Стелла. – У дипломатов алкоголизм – профессиональное заболевание. Они этими таблеточками вовсю пользуются. Произносят тосты, пьют, а сами – ни в одном глазу.

–Вы из Америки? – спросил шофер.

–Я живу в Лондоне. А в США, в Нью-Йорке живет мой дедушка, – пояснила Стелла. – Дедушка русский. Эмигрант первой волны. Он-то меня с детства и учил русскому.

–А я вот английский никак выучить не могу. Всю жизнь учу и ничего не понимаю, когда видео смотрю, -пожаловался шофёр. – А сколько вам лет?

–Товарищ Максимович! Какой же вы бестактный! – возмутился Юра. – Женщинам такие вопросы не задают.

–32 года, – ответила Стелла. – Готовилась к дипломатической службе, как отец, но вот попала в Соттбис.

–Чего ж папашка-то не протолкнул? – продолжал расспрашивать шофёр.

–В Англии для женщины практически невозможно стать дипломатом, – с печальным видом сказала Стелла и сменила тему разговора. – Кстати, остальные члены отборочной комиссии из Соттбис готовы прилететь завтра. Вот тогда и начнётся настоящая работа. А моя задача дать начальную оценку ситуации на художественном рынке в СССР. Нам из-за границы с трудом верится, что при таких нечеловеческих условиях жизни как у вас люди находят в себе силы ещё и заниматься искусством. Но здесь я увидела, как много в Советском Союзе талантливых и оригинальных художников. Наверное, они с головой уходят в творчество, чтобы не видеть и не слышать советскую действительность. Сегодня же вечером звоню в Лондон и подтверждаю целесообразность.

Внезапно машина, на которой они ехали, остановилась.

–Приехали! – Максим Максимович треснул ладонью по приборному щитку. -Так и знал, чертова Нива!

–Ну что же вы, товарищ Максимович подводите, – начал выговаривать ему Юра. -Не подготовили транспортное средство. Вас же заранее предупредили. Могли бы побеспокоиться. Срываете политически значимое мероприятие. Сколько вам времени понадобится на ремонт?

–Не знаю, надо глянуть,– Максим Максимович подмигнул Юре и вылез из машины. -А вы вдвоем пока можете по скверику погулять, Сами же просились на свежий воздух.

–Спасибо за разрешение, – огрызнулся Юра.

Юре стало стыдно перед Стеллой и за машину Нива, и за хамоватого шофера-фарцовщика, за пустые магазины, за полуголод и вообще за всю эту затхлую, убогую, советскую жизнь.

–А что, пойдёмте погуляем, пока МММ свой примус починяет, – подхватила Стелла.

Они отошли уже на достаточное расстояние, когда Стелла, воскликнув: "Как же здесь красиво!", бросилась обратно к машине за фотоаппаратом.

Юра присел на лавочку и посмотрел ей вслед. Он только сейчас заметил, разглядел, как она красива в этой куртке из вареной джинсовой ткани и в этих джинсах фасона "банан". Такие джинсы, кстати, просил привести его сын Степан. Как время летит! Степан уже заканчивает предпоследний класс школы. На следующее лето его ожидает либо институт, либо "прощай, труба зовёт". И вся надежда снова на него, на папу, на Юру.

До чего же надоели Юре эти бесконечные бытовые проблемы и в школе у сына, и на работе, и дома! Юра боялся признаться себе, как сильно он завидовал Фединому поступку.

–Бабушка права, – думал Юра. – Бросить всё и уехать. Взял бы только меня кто! Но кто ж меня возьмёт? Что я умею? Чем буду заниматься там? Может получить какую-нибудь простую специальность? На сварщика что ли пойти учиться? Или на сантехника?

Юра говорил с женой об иммиграции, но Юля и слышать не желала. Она не то чтобы верила Горбачёву, но была убеждена, что скоро всё наладится, потому что страна, народ и так уже сильно пострадал от войн, и политических репрессий. Теперь вина России, если она и была, уже искуплена. Теперь неминуемо должно прийти долгожданное светлое будущее. Но Юра в это не верил и ничего хорошего не ждал.

–Может иммигрировать одному? Устроиться там, а потом и семью перетащить? -размышлял он.

Совсем рядом послышался щелчок и шипение. Юра поднял глаза и увидел Стеллу. В руках у неё был этот чудесный фотоаппарат Полароид, который сразу печатал фотоснимок на бумаге. Юра давно мечтал купить себе такой же. Он мог бы попросить Стеллу продать ему свой, но Юре не хотелось уподобляться фарцовщикам и размениваться на мелочи. Если уж о чем-то и просить её, так просить помочь иммигрировать.

–Держите ваш снимок, дарю, -Стелла протянула Юре его фотографию. – Что погрустнели? О чем задумались? Да не переживайте, ко всем сегодня успеем заглянуть. Как у вас вообще-то жизнь? Есть семья? Дети?

Юра разглядывал свою фотографию, удивляясь высокому качеству снимка, на котором он выглядел моложе своих сорока лет.

–Так как же вы здесь живёте? – повторила Стелла.

–По-разному живём, – вздохнул Юра и подумал, что вот и настал тот самый подходящий момент завести разговор об иммиграции. – Хотя, всегда хочется жить лучше.

–Это точно, – согласилась Стелла. – И изменить свою жизнь к лучшему не так уж и сложно, как это может показаться.

–Если это не так сложно, тогда почему наши руководители не могут наладить нормальную жизнь здесь? – спросил Юра, удивляясь своей смелости.

–Всё они могут, но не хотят, – ответила Стелла. – Если человек не чувствует себя в безопасности и голоден, то он будет думать только о собственной безопасности и о том, где бы раздобыть еду. Таким запуганным и полуголодным народом очень легко управлять. Все заняты поиском убежища и еды, причем качество того и другого неважны. Никому и в голову не приходит, что и угрозы для жизни и голод, да и весь остальной дефицит, создается искусственно в политических целях.

–Верно. Все только о жратве и говорят. Вот уже и на сахар талоны появились, – согласился Юра. -Мы недавно ездили на поезде с Ленинградского вокзала в Финляндию. Всего одна ночь – и мы в другом мире. Изобилие. Полно еды, вещей. Магазины ломятся от товаров, а народу – никого. Сказка. Люди спокойные, уверенные, здоровые, счастливые, благодушные. А наша делегация приехала: бледные, голодные, нервные. Как увидели шведский стол с мясными деликатесами, набросились, объелись и вечером врачей вызывали. И это всего одна ночь на поезде. От такой жизни как здесь люди бегут, иммигрируют.

На слове "иммигрируют" Юра остановился, ожидая, что скажет Стелла.

–И правильно делают, что иммигрируют, – согласилась она. – В вашей стране нормальная жизнь ещё очень долго не наладится. Если не видишь для себя перспектив – уезжай. Не трать время. Жизнь-то у нас одна.

–Я может быть и с радостью уехал бы, но как, куда, и кем я там буду работать? -тихо, но отчетливо, произнес Юра. -Здесь у меня социальный статус, а там что? Посуду в ресторанах мыть?

–Ну, уж прямо посуду, -засмеялась Стелла. – У нас-то для этого теперь специальные машины стоят и люди не нужны. Посуду мыл мой дедушка, тот, что из России иммигрировал. Верее, его выдворили в 1917-ом. Вот он-то намучился на чужбине. Сначала в Турции выживал, потом в США перебрался. Кем только не работал! Всё перепробовал. А насчет посуды в ресторанах – это, кстати, очень правильная работа на первых порах. Потому, что близко к еде. Дедушка говорил, что никогда не голодал, работая при ресторанах. А по своему незаконченному дореволюционному образованию дедушка – инженер путей сообщения. Представь, каково ему было долгие годы посуду мыть! Но поднялся ведь. В США доучился, открыл свой бизнес. Дороги строил. Очень неплохое состояние сколотил. Жаль, уже возраст не тот и здоровья никакого. Последний год почти всё время в больнице. Так что, посуду тоже надо уметь мыть. А у вас, там, где я проживаю, в гостинице "Космос", в ресторане грязные тарелки с кусочками засохшей еды, бокалы с пятнами жира и губной помады. Это безобразие! На Западе так не принято работать. У вас тут вообще люди очень плохо относятся к своим обязанностям. Плохо работают.

И Стелла посмотрела на Максима Максимовича, ноги которого торчали из-под сломавшейся Нивы.

–Чтобы иммигрировать, нужна причина, – сказала Стелла. – Вы еврей?

–Русский я.

–А подвергались преследованиям властей за инакомыслие?

–Нет, -испугался Юра. – Я член КПСС.

–Тогда оформите фиктивный брак с иностранкой,– посоветовала Стелла.

–Я уже женат, – сказал Юра. – У меня сын, Степан, школу заканчивает.

–Жена еврейка?

–Нет, тоже русская. И, кстати, не хочет уезжать отсюда. Верит этой брехне, -воскликнул в сердцах Юра. И тут он почувствовал внезапный прилив смелости, словно заржавевшие ворота шлюза открылись, и из Юры хлынуло всё, что думал о Горбачевской перестройке.

Не успел Юра удивиться своей смелости, как что-то холодное шлёпнулось ему на лоб.

–Меня подстрелили, -испугался он. -За нами, наверное, следили и как только я начал высказываться о политике, в меня выстрелили. Вот они, последние секунды моей жизни! Сейчас я умру.

Но он не умер, а услышал смех Стеллы, щелчок и шипение её Полароида.

–Полюбуйтесь на себя! – Стелла протянула Юре фотографию. – Если сбрить усы и бородку, вылитый Горбачёв! Как я раньше не замечала сходства?

Юра посмотрел на фото. Тёмный голубиный помёт сбоку на его лысине в точности повторял по форме знакомое всему миру родимое пятно генсека.

–Можно ехать, – донесся голос Максимовича.

–Так. Где же платок? – Юра рылся в карманах пиджака и брюк, но никак не находил, чем вытереть лоб.

–Голубиный помёт надо смывать водой. Так не получится. Только размажете, – заметила Стелла. – Потерпите. У художника в мастерской помоетесь.

Увидев Юру вблизи, шофёр дернулся, словно его ударило током.

–Похож, да? -засмеялась Стелла. – Казалось, деталька, но сразу создает образ. Вот она, сила искусства.

Они сели в отремонтированную Ниву и машина рывком тронулась с места.

–У меня есть идея. Художница, Ольга Крапивина, к которой мы сейчас направляемся, хочет предложить на аукцион инсталляцию, -сказала Стелла и слегка толкнула Юру плечом. – Я её давно знаю. Хотели сделать персональную выставку в Лондоне, но ваши власти её не выпустили. Может теперь через Соттбис получится.

Услышав фамилию Крапивина, Юра вспомнил Илью Ефимовича Крапивина, бабушкиного последнего мужа и их учителя по физике.

–Нет, для дочери она слишком молода, – подумал Юра, когда увидел женщину лет 30-ти в комбинезоне, заляпанным краской.

Сначала она не обратила особого внимания на Юру. Они обнялись со Стеллой как хорошие подруги.

–А со мной тут Михаил Сергеевич Горбачев приехал. Решил, Ольга, почтить твою мастерскую своим вниманием, – сказала Стелла. -Давно следит за твоим творчеством. Ты ему нравишься. И как художница, и как женщина. Он тут инкогнито, втайне от жены. Раиса, знаешь какая ревнивая. Так что пришлось Михаилу Сергеевичу наклеить усы и бороду, чтобы люди по дороге не узнавали. С трудом оторвались от личной охраны.

Юра стоял так, что свет из окна на лестничной клетке падал в основном на верхнюю часть его лица, оставляя усы и бородку в тени. Так придумала Стелла. Ольга посмотрела на Юру, и от удивления или испуга она сделала реверанс, поправила волосы и смущенно произнесла:

–Здравствуйте, Михаил Сергеевич. Проходите.

Они вошли в мастерскую. Но тут при ближнем рассмотрении, на свету мистификация раскрылась.

–А! Попалась! – засмеялась Стелла. – Похож, верно?

–Вечно ты ,Стеллка с розыгрышами. А ведь я, правда, купилась! – призналась Ольга.

–Где у Вас можно помыть лицо? – спросил Юра. – Голубь набезобразил.

Ольга провела Юру в ванную комнату.

–Само так легло? Не поверю. Небось, ты пририсовала, – слышал Юра голос Крапивиной, пока отмывал с лысины успевший затвердеть голубиный помёт.

–Да само, само! И у меня возникла мысль, не обыграть ли тебе этого Горбачева в твоей инсталляции, -предложила Стелла.

–Нет. Исключено. Образ генерального секретаря категорически нельзя использовать, -возразила Крапивина.

–А по-моему можно уже,– cказала Стелла. – В газете опубликована карикатура Михаила Златковского. Горбачев лежит на раскалывающейся льдине, которая по форме повторяет контуры территории СССР, пытаясь удержать её от распада. И ты сделай инсталляцию с образом Горбачева. Это ново, смело и будет иметь успех у западной публики. Чтобы тебя заметили надо быть дерзкой и первой. Ты будешь первой, кто в инсталляции использовал образ генсека. Этим и войдёшь в историю искусств. Я уверена.

–Думаешь? -с сомнением переспросила Крапивина, покусывая нижнюю губу.

–Уверена, -повторила Стелла. – Конечно, это риск, но смелости тебе не занимать, мать.

Когда Юра вышел из ванны, Крапивина посмотрела на него так, как женщины смотрят в магазине на вещь, раздумывая, брать её или нет.

–Можно попробовать, – наконец произнесла Крапивина. -А товарищ то сам согласен?

–Да согласен он, согласен, – ответила за Юру Стелла.

–У меня сразу родилась идея, – сказала Крапивина. – Оставим задумку Златковского, но возьмём настоящую бумажную карту СССР. Разрежем её на кусочки по границам союзных республик, и сложим эти кусочки на полу, чтобы снова получилась цельная карта СССР. Наш товарищ Михаил Сергеевич Горбачёв ляжет на эту порезанную карту, придавив своим телом. Рядом ставим и включаем два мощных вентилятора с надписями "Ветер перемен". Ветер дует, куски карты трепещутся по ветру, пытаясь разлететься, а генсек их удерживает. Ну, как идея?

–Точно. И всё всем понятно, – сразу согласилась Стелла. -Так и сделаем.

Вечером за ужином Юра рассказал жене о художниках, с которыми он сегодня познакомился. Рассказал он и о предложении Стеллы поучаствовать в инсталляции в роли Горбачева.

–И что тебе это даст? – спросила Юля.

–Инсталляцию купит какой-нибудь западный коллекционер и меня купит вместе с инсталляцией. Я буду частью его коллекции произведений современного искусства. Вот таким образом я иммигрирую, – сказал Юра и удивился, как глупо прозвучало сказанное.

–Если это шутка, то неплохая, -улыбнулась Юля.

–Зачем Стелле так шутить? Я был с ней искренен. Рассказал честно, что хочу иммигрировать, – признался Юра.

–Зря рассказал. Федя даже нам ничего не говорил, пока не уехал, а ты чужому человеку открылся, – сказала Юля. -Что ты знаешь об этой Стелле? Может её специально подослали разведать, кто о чем в действительности думает? Если она настучит на тебя куда следует? Ответственный работник Моссовета, а собирается сбежать за границу. Сенсация! Тебя с работы погонят, из партии попрут, и станешь ты невыездным. А может тебя даже, для профилактики, арестуют, отдадут под суд и посадят в тюрьму.

Они разговаривали долго и Юра начал сомневаться. Теперь предложение Стеллы уже не казалось ему таким безупречным и соблазнительным. Настроение у Юры испортилось. Он досадовал на себя за то, что не проявил должной бдительности и разрешил иностранному специалисту по культуре свить гнездо доверия в своей неискушенной чистой почти непорочной советской душе. Юра лёг спать с тяжёлым предчувствием.

Утром на работе Юру вызвал к себе начальник и объявил, что теперь работать с Соттбис будут люди из компетентных органов.

–Они вообще не должны были вовлекать нас в организацию этого аукциона, -добавил начальник. – А Вы, товарищ Мериков, займитесь-ка городским озеленением. Там надо с саженцами разобраться. Недопоставка.

–Это даже к лучшему, – успокаивал себя Юра. -Задурила Стелла мне голову. Изображать самого Горбачева! И зря я ей признался про иммиграцию! Но какова! Господином меня называла. Профессионалка.

-Дядя Федя из Америки приехал, – сообщил Степан, когда Юра вернулся вечером домой. -К девяти будет у нас. Он обещал мне привезти джинсы банан. От тебя не допросишься. И еды ещё обещал.

–Вот ты спроси Федю, как это делается, – сказала Юля, когда они остались на кухне вдвоём. – Он -свой человек. А то у какой-то незнакомой бабы спрашивает!

–А ведь я с ней больше никогда не встречусь, -подумал Юра о Стелле.

Юля продолжала что-то говорить, но он не слушал жену. Юре показалось, что он скучает по Стелле. Приключения вчерашнего дня взбодрили его, забуревшего за долгие годы на скучной однообразной чиновничьей работе.

–Вот спроси своего Федю, как это ему удалось так удачно уехать. Даже нам не сказал ни слова, – продолжала Юля.

Уже 5 лет они не спали вместе. У Юры и особого желания не возникало. И Юра, и Юля теперь с лёгкостью могли обойтись друг без друга. Поэтому Юлю волновало не то, что она останется одна без мужа, когда он иммигрирует, а то, что из-за его неумелых действий у неё могут возникнуть неприятности. Юля активно интересовалась политикой, ходила на митинги, выступала, была, как говорится, в гуще событий. Ей нравилась такая жизнь. Это соответствовало её характеру, боевому и задорному.

–Я не против, уезжай, ты свободен, но сделай это грамотно, – говорила Юля. – Какие инсталляции? Горбачева он вздумал изображать! Сумасшедший! Ты вспомни, что тебе бабушка Таня рассказывала. Как за анекдоты люди навсегда в лагерях исчезали. Тоже туда захотел? ГУЛАГ никуда не девался. Всё тут. Тебя ждёт и таких как ты идиотов.

–Да знаю я про лагеря, – ответил Юра. – И бабушкины рассказы помню.

–Вот-вот, почаще вспоминай, – Юля погрозила пальцем.

Так, за разговорами они не заметили, как пролетело время и в 9 часов вечера в дверь позвонили.

–За тобой пришли, – мрачно пошутила Юля.

–Здравствуйте, дядя Федя! – долетел из коридора радостный голос Степана.

–А я ж теперь вроде как искусством занимаюсь, -сказал Федя, усаживаясь на кухне. -А что это у вас на телефоне подушка лежит? Ну, ладно. Вообщем, прибыл я сюда на аукцион советской живописи Соттбис. Со мной один галерист из Нью-Йорка приехал. Картины для нас, конечно, он будет отбирать, а я в роли переводчика и бухгалтера. Жена решила вложить деньги в советское искусство времен перестройки. Ей посоветовали знающие люди. Говорят, сейчас внимание всего мира приковано к СССР. Я тоже думаю, что это выгодное вложение. Держи, Степан, это тебе. Иди, примеряй.