Текст книги "Судьба сама решит (СИ)"

Автор книги: Валентин Берсенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я встала, отряхнула юбку и поправив на уже серьёзно выделяющемся животе привычный ремень, аккуратно стараясь не потоптать цветы, вылезла из клумбы. Погоди, на мне же кобура с револьвером! Если я снова в своём времени, то её лучше снять и убрать с глаз долой.

Интересно какой сейчас год и где я? Блин, и во что упрятать кобуру? Однако вон под грибком лежит забытый кем-то детский рюкзачок, пусть меня простит этот ребёнок, но он для меня сейчас нужнее. Так, кобуру убираем, и пора линять с территории садика. Кстати. Если никого нет и садик закрыт, то тут сегодня точно суббота или воскресение. Только разборок со сторожем мне и не хватает.

Слава богу, калитка не на замке, и я просто выхожу начиная оглядываться. Сменить бы гимнастёрку на что другое, юбка-то и такая сойдёт. Да и сапоги, в общем-то тоже не так страшны. Но верх? Вот верх лучше бы поменять, да и расчесаться бы не мешало.

Шедшая мимо немолодая женщина обратила на меня внимание и поколебавшись мгновение, сказала мне, – Да уж дочка, ты похоже только, что из настоящего боя вышла? И как там на войне?

– А страшно там. Страшно, – на полном серьёзе ответила ей я. – Буквально три минуты назад я подорвала себя и трёх карателей последними моими гранатами. И погибла.

– Однако и не весёлый у вас ответ получился. Какой месяц, – кивнув на мой живот, спросила она меня.

– Шестой пошёл.  И похоже я буду жить, это меня уже радует. А можно вас попросить … дать мне хоть что ни будь из одежды, а то я в своей гимнастёрке явно не вписываюсь в этот мир. Если не жалко.

– А есть милая, найдётся. Пойдём, я вон в том доме живу. Мой балкон с цветами. Чаю попьём, поболтаем. Мне гость развлечение, а тебе из дочериного чего ни будь да подберём. Как уехала дочка в Москву, так только письма изредка и получаю. Старые одёжки велела выбросить или раздарить. Легко пришли, не жалко. Меня Агафьей Тихоновной можешь звать. Вдовая я.

– Спасибо тётя Агафья, а я Пелагея, а вот отчество и фамилии у меня и свои и чужие.

Агафья молча кивнула ей, они вошли в подъезд, и на лифте поднялись на четвёртый этаж. Хозяйка, открыв двери, чуть подтолкнув Пелагею в спину, сказала. – Входи дочка, мой дом твой дом, а тебе похоже после пережитого душу успокоить надо, ты поживи пока у меня, а там посмотрим.

Вечером лёжа на раскладушке  в первый раз за много лет вымывшаяся в ванне Пелагея снова прокрутила откровенный разговор, что произошел между хозяйкой и ею, и подумала, что какое же счастье, что нашёлся человек, без оговорок принявший её жизнь за правду. Это ли не ещё одно чудо жизни?

Заодно она выяснила, что уже сегодня, где-то там, в лагере умер юноша Марк, а ещё через день его заплаканным родителям принесут конверт с партизанскими фотографиями девушки Пелагеи.

Она лежала и думала о чудесах, которые с ней происходят. Обратным перемещением, если представить расстояние от дома Марка до лагеря, Пелагею выбросило на как раз середине пути. Час на автобусе, и она снова будет в своём городе, только вот как предстать пред родителями и чем доказать, что эта беременная девица Пелагея и есть их умерший сын Марк? Проблема.

Утром она поднялась, помогла хозяйке приготовить немудрёный завтрак, и они принялись подбирать Пелагее наряд положенный в её положении. Пока она сидела на диване и рассматривала вещи отложенные для последующей примерки, Агафья всё доставала и доставала оставленное дочерью за ненадобностью. Платья. Юбки. Бельё. Кофточки. Туфли.

– Пелагея, а хочешь знать, почему я поверила твоему рассказу? – вдруг высказалась Агафья.

– Мм. Хочу. А действительно, почему?

– А когда ты вчера разделась, и пошла мыться, я хорошенько рассмотрела всё то, что на тебе было. На гимнастёрке есть не отстирывающийся штамп года выпуска. Затем на тебе был явно сильно перешитый лифчик старого образца, которые сегодня купить невозможно. Один в один такой носила ещё моя мать, я их по детству помню. Чулки и бельё, в которые ты была наряжена, они тоже тех времён.  Чтобы обмануть старого человека как я, найти это всё, обошлось бы в невероятные поиски раритетов из канувших в лету времён. Сейчас мошенники поступают проще и наглее. Ну и наконец, твой револьвер со свежим запахом пороха из дула и пустыми гильзами в нём. Так что, в то, что ты была там, на прошлой войне, и воевала, я верю.

– Спасибо, но самое стоящее, что я смогла принести из того времени, это мои воспоминания и ребёнок во мне от любимого человека. Я пока не знаю, кто родится, но потом я обязательно расскажу ей или ему об отце. Каким он был красивым, каким весёлым, и каким счастливым, когда узнал о моей беременности. Мы вместе воевали, я близко видела смерть и глаза настоящих врагов. И я стреляла в них, не жалея ни о чем, ради его счастья.

Пелагея перевела взгляд на стены с фотографиями родственников женщины.  –  Похоже, что и в вашем роду было много тех, кто прошёл через войну.

Она поднялась и встала рассматривать висящие фото.

– Но погодите, вот это фото, на нём же Эля, притом в погонах, она у нас в отряде была врачом и там в партизанском отряде вышла замуж за капитана Осипа Васильевича Крынкина. Выходит, они тогда сумели уйти от карательного отряда? Они выжили?

– Погоди дочка, это же мои мама и папа. Сейчас я посмотрю на обороте, который год, господи, где мои очки? Там ещё надпись должна быть, точно, вот она.  Ты права Пелагея. Снято в 1945 году. А умерли оба в восемьдесят пятом году, от старых ран. Так ты их выходит встречала? Расскажи мне, какими они были, там на войне и как вы встретились …  .

Да уж, круговорот людей по жизни, Россия большая, а вот поди же ты. Встретила знакомое лицо уже тут в будущем. И опять мы с Агафьей проговорили почти до ночи. Как же приятно было рассказывать хорошее о своих знакомых людях.  По-моему Агафья от добрых слов о своей родне, даже помолодела, и то сказать 65 лет, это вовсе не старость, это возврат к молодости.  Так что уснули мы обе в хорошем настроении.

Утром, я окончательно выбрала пару платьев и втиснувшись в одно, благо живот ещё позволял, пошла на кухню. Сидим, завтракаем, обсуждаем  с Агафьей мою поездку домой и попытку возвратиться к родителям,  как вдруг дверной звонок. Агафья пошла открывать дверь, и тут же из коридора послышался звук поцелуев, мужской смех и радостный голос тётки Агафьи приглашающий гостя пройти в кухню.

Да-а, такое не часто увидишь, в дверях кухни вдруг вырисовывается фигура  высокого молодого парня в офицерской пограничной форме. Он улыбается и громко приветствует меня.

– Привет красавицам, чайком меня молодого и свободного человека не попотчуете, а то на вокзале ночевать неохота, что даже сервелат в одиночку в горло не идёт? Кстати, я майор Владимир Сормов.

Что делать, отвечаю я ему в том же тоне. – А я Пелагея.  Садись, молодой и интересный за стол, погадаю я тебе, если получится. Хотя, карт нет, так я по руке. Подставляй свою ладонь, но уйми свою смеялку. Гадание, дело серьёзное, и оно простого хохота не любит.

Что касается гадания. Ну, что нам женщинам ещё во время войны в заметённой по крышу снегом землянке посреди леса, ещё делать? Мы не мужики, нам песни и разговоры подавай, гадание на суженого. Так что заодно нахваталась я кой чего от одной цыганки, из тех женщин, что тогда наших обстирывали. Ну и гаданию научилась тоже.

Владимир присел, и согнав с лица половину улыбки протянул мне свою руку, положив её на стол. Похоже ему было интересна моя отмытая и приведённая в божеский вид внешность. Так что он примолк и стал внимательно рассматривать меня.

– Ну, слушай про себя молодой красавец. Слушай, запоминай и главное не обижайся, если правду скажу. Готов?

– Готов.

– Итак, я начинаю. Ты в отпуск недавно приехал? Так?

– Да, но это и без того видно.

– Хорошо. Приехал ты Владимир к той, что нравилась тебе, а она уже с другим. И на душе у тебя одни боль и тоска. И прячешь ты их за маской скомороха. Так. Смотри мне в глаза, прямо в мои глаза смотри. Видишь вот в них огонь  плещется, видишь … а теперь спокойствие  глади горного озера лежит.  Забудь всё. Та девушка не твоя судьба, и никогда ею не была. Ты стал свободен, так расправь же крылья, что есть за твоей спиной, и посмотри на мир вокруг тебя. Он прекрасен, и на пути твоём скоро встретится другая, та, в которую ты влюбишься без оглядки, забыв про всех остальных женщин.  Сейчас я скажу – «Три» и ты ощутишь, что в твоём сердце больше нет той, что заставила тебя горевать. Раз. Два. Три. Её нет.

Владимир словно в трансе провёл по своему лицу рукой, и дурацкая ухмылка шута исчезла, сменившись на простую улыбку.

– Однако сильна ты Пелагея, –  только и выговорил он. – Всё равно спасибо. Легче на сердце действительно стало. А теперь снова здравствуйте дорогие мои женщины и давайте начнём всё сначала.  У меня впереди целый месяц отпуска и можно, если я проведу его среди вас? На заставе, там есть конечно женщины, но они все уже чьи-то жены, так что ловеласом стать не получается. Ну, хоть за вами поухаживаю. Тётя Агафья расскажи ты мне о своей гостье, почему-то я думаю, что мне она пока сама не откроется. Всё же глаз пограничника тоже может примечать в человеке черты характера и следы судьбы.

– Я, Пелагея этого шалопута знаю с самого его детства и считаю, что  кому-кому, а вот ему твою историю рассказать вполне можно. Доверься дочка. Парень хоть слегка по жизни на гражданке и шебутной был, а как военным офицером стал, здорово поменялся. Стержень обрёл. Расскажи, может, и подскажет что. В общем, говорите дети, пейте чай, а я пока в магазин за хлебом схожу.

– Ну что Владимир Чеевич, ты в чудеса веришь?

– Если честно слабо. Ибо пока не встречался ни чем таким.

– А мне вот пришлось.

И я вывалила на него свою правду. В конце рассказа, от услышанного, глаза у нашего пограничника были просто квадратными. Но и как не поверить. Чего ради мне выдумывать такое? Показала ему и свою одежду. И достав из детского рюкзачка кобуру, передала ему в руки свой револьвер.

– Верю и … принимаю. Это же как тебя Пелагея жизнь-то закрутила.  Умереть тут, воскреснуть, полюбить и погибнув там, и снова вернуться обратно. Ей богу, словно книгу прочитал и вдруг увидел её живого участника.

– И вернуться не одной, – я провела рукой по своему животу. – Владимир, у меня будет ребёнок от моего погибшего мужа, и я … я его хочу.  И даже если бы сейчас сюда вошёл тот … волшебник или кудесник, мать его,  который  так легко швыряет меня из века в век и предложил отказаться от всего, что я пережила в прошлом, а за это пообещал снова вернуть меня  в того кем я когда-то родилась, то я бы отказалась. Всё что со мной было для меня дороже дорогого. Да. Я бы попросила его оставить всё как есть сегодня и сейчас. Хотя нет, я бы попросила создать для меня ... паспорт, ибо для всех я никто и звать меня никак. Даже если меня примут мать и отец. У того Марка уже был паспорт, у меня же нет ничего. Только я сама.

– Погоди Пелагея, допустим как раз с документом я могу тебе помочь, есть такая возможность. У моего одного друга совсем недавно из-за наркотиков погибла дочь. Накурилась и утонула, тела не нашли. Так что я с ним попробую поговорить и попрошу отдать тебе её паспорт и прочие бумаги. Формально ты станешь его дочерью, по возрасту и с лица вы слегка похожи.  Была Пелагеей,  станешь Софьей. Согласна? Тогда поживи тут у тёти Агаты ещё денёк-три, а я сгоняю к нему и привезу паспорт. Потом будешь решать, стоит или нет, тебе показываться родителям и бередить их горе. Может стоит уйти в сторону и просто продолжить жить? Подумай.

– Хорошо, я подумаю, но не факт, что поступлю так.

– Теперь другое. Пелагея, вот ты вернулась, и этот револьвер, так уж ли он тебе нужен? Тем более, он без патронов? Возможно, только как доказательство произошедшего с тобой, но в нашей действительности, когда кругом и без того есть куча оружия,  в то что ты принесла его из 43 года мало кто поверит …  .

А вот тут Владимир прав! Зачем он мне тут?  Но и предложить взять его у меня, чтобы выбросить, будет как-то неправильно. Не честно что ли.

– Согласна, но что с ним делать я не представляю. Можно выбросить в пруд.  Или закопать в лесу. Могу тебе отдать, только зачем он тебе?

– Знаешь, а я приму этот подарок.  Жизнь она разная. Может и сгодится когда. Забираю, а ты запомни, у тебя никогда не было ни какого оружия, – Владимир достал из кобуры  револьвер и расстелив на столе старую тряпку стал его разбирать и протирать.  Чрез пять минут тишины он снова собрал оружие. – Ну вот и всё. Теперь на нём нет никаких следов ничьих рук. Забудем про него. А сейчас я предлагаю выйти на прогулку посмотреть на жизнь за дверями этой квартиры. Ты мороженого хочешь?

– Честно? Скоро уже три года.

– Тогда вперёд, вон и тётя Агафья с хлебом пришла. Айда отпрашиваться?

И всё таки спустя пару дней, она поехала домой. Не смогла просто уйти не оставив родителям надежды. Пелагея вошла в свой двор и подойдя к своему подъезду и привычно взглянула на окна второго этажа. Подняться или уйти? Сил повернуться и просто уйти не нашлось. Она набрал код своей квартиры, и стала ждать ответа.

– Кто там, – раздался хриплый голос мамы.

– Я та кого вы видели на партизанских фотографиях, которые вам недавно доставили из архива.  Можно я поднимусь к вам?

– Вы про фото?  Ну что же, заходите, мы отдадим, сразу было понятно, что тут что-то напутали.

Пелагея подошла к двери с номером 28, когда та громко щёлкнув засовом, мама никогда не оттягивала дверь на себя, чтобы его ригель засова двигался свободно, широко распахнулась.

– Проходите, сейчас я принесу конверт.

– Извините. Можно попросить вас немного подождать с этим, я бы хотела рассказать вам с мужем историю этого письма и о фото, которые вам принесли.

В этот момент в коридор вышел отец, и мягко отстранив маму, пригласил Пелагею пройти в комнату.

– Гость в доме радость.  Проходите женщина в главную комнату, она направо по коридору и потом налево.

– Спасибо, я помню.

В комнату вслед за мужем и мной вошла мама.

– Присаживайтесь, сейчас я вас с мужем напою чаем.

– Галина Семёновна, не нужно пока чаю. Я хочу продолжить наш разговор про письмо, полученное вами и мужем из архива.  При этом прошу отметить тот факт, что принесли его точно в написанный на конверте срок. НО! Вы обратили на дату его создания?

– Откровенно говоря, мы ни конверт, ни фото толком и не рассматривали. Понимаете, у нас в семье горе, погиб наш единственный сын Марк. Не до того нам.

– А что с ним случилось?

– Его сначала убили, а потом его тело сожгли, облив бензином. Как сказал нам потом патологоанатом, слава богу, что в тот момент он был уже мертв.

– Убийц, надеюсь нашли?

– Нет. Ни свидетелей, ни подозреваемых.

– Ну, о них я позабочусь потом, я примерно знаю, как наказывают зверей в человеческом облике. Видела своими глазами. Просто нужна хорошая лопата … .

– Полиция никого не заподозрила.

– Ваше горе я отлично понимаю, у меня у самой совсем недавно погиб муж, я сама пережила его буквально на половинку часа. Н-да.

– Даже так? Не совсем понятно, но мы тоже сочувствуем вам.

– Зовите меня просто Пелагеей, так мне будет привычнее. Но для начала, я снова начну с конверта. Посмотрите и обратите внимание. Вот. Дата его создания, 1943 год. Вот штамп газеты, которая передала его в свой архив. Тут виден штамп архива и роспись о принятии. Опись вложенных фото. А вот тут в углу четко написан ваш адрес. Понимаете, в том далёком военном 1943 году, вашего дома и этого адреса тогда просто не существовало. А ведь написана улица, номер дома, квартира, ваши имена и фамилии. Чуть ниже крупными буквами написано – вручить его лично вам, и именно вчера. Понимаете, Вам! Вчера! На другой день после гибели вашего сына.

Отец, пожал плечами. – Кто его знает, что там с датой вручений напутано, мы-то тут с сыном каким боком?

– Герасим Антонович, Галина Семёновна, сейчас мы подходим к самому главному. Я не стану ни о чем вам говорить, или предупреждать. Просто не могу. Я предлагаю вам спокойно посидеть и хорошенько рассмотреть эти партизанские фото тех лет. Возможно, на них вы заметите что-то, что может помочь вам кое-что вспомнить про вашего сына.

Я разложила фотографии на столе и родители стали брать их и вглядываться в них.

– Погодите,  – отец взял маму за руку и стал показывать ей на меня в разных фото. – Вы хотите сказать, что на всех этих фотографиях тех лет есть девушка очень похожая на вас Пелагея?

– Да. Но это только внешняя и видимая часть айсберга, о котором я хочу вам рассказать. Без подготовки и принятия некой другой информации, которую вы должны вспомнить только сами, сразу вываливать на стол настоящее положение дел, прямо говоря саму правду, будет жестоко, и боюсь этого слова, бесполезно. До главного акцента в этих фото вы должны дойти сами. Давайте сделаем так. Я сейчас выйду,  не  люблю маячить за плечами, и пойду посижу на лавочке на улице у подъезда. А вы, если что-то вспомните, позвоните мне вот по этому номеру. Я поднимусь снова, и мы продолжим говорить. Если же нет, ну значит, не судьба. Я уеду и больше никогда не появлюсь в вашей жизни. Не нужно меня провожать. Я ещё помню, как захлопывается входная дверь.

Я сидела почти час, и когда я уже хотела подняться и уйти, мой телефон зазвонил. Задыхающийся голос мамы спросил.

– Вы имели в виду оговоренный с нашим Марком знак, что он в опасности?

– Галина Семёновна. Ваша попытка проверить меня провалилась, этот знак обозначает, что у вашего сына всё в порядке.

– Поднимайтесь.

Я снова с дома, снова сижу за семейным столом, и родители с нетерпением смотрят на Пелагею.

– Сейчас я начну свой рассказ, но вы оба должны дать мне самое-самое, твёрдое-твёрдое слово, что вы выслушаете  мою историю до самого конца, и не вышвырнете меня как лгунью и аферистку. Впрочем, я сразу могу сказать, лично от вас мне ничего не нужно. Итак, вы готовы слушать ложь и враньё, про вашего сына Марка?

– Ложь и враньё?

– Да Галина Семёновна. Ибо мой рассказ как говорил в кино старик Хоттабыч, невозможен и невероятен.

– Вы действительно будете врать нам?

– Нет. Всё, о чем вы услышите, будет удивительной и фантастической правдой. Но начну я рассказывать о Марке в третьем лице, так будет вернее. А уж верить или нет, решать вы будете сами. Что касается того, что от всего этого получу я? У меня исполнится мечта и желание ещё раз увидеть в ваших глазах веру и любовь.

– Не так мало как кажется, – грустно пошутила мама.

– Хорошо, я начинаю. Совсем недавно вы отправили своего сына Марка в спортивно-туристический лагерь, где его записали в первый старший отряд и жизнь для него показалась радостным калейдоскопом …  .

Прошло три часа. Много? А вы думаете так легко вспоминать свою жизнь почти по мгновениям? Ведь был в начале моего повествования такой момент, когда отец хотел просто вышвырнуть Пелагею за порог своего дома. Но остался интерес к моей жизни там, и вера в чудо.

– Значит вы Пелагея это бывший наш сын, мальчик  Марк?

– Да родители!  Для самого последнего подтверждения, что я это я … я скажу вам … нет, я напомню про то, что возможно за пустячностью, вы давно забыли и сами. Отец, если в кухне отодвинуть холодильник, и оторвать плинтус, то за ним можно будет найти двух оловянных солдатиков. Ты пап подарил их мне на пятилетие, а я спичками расплавил им головы. Ты же, увидев это безобразие, наказал меня, поставив в угол. В тот, что в коридоре у ванной. Более весомых фактов у меня нет. Поверите, я буду рада. Не поверите, огорчена. Но я продолжу жить, и когда родится мой с Семёном ребёнок, я расскажу ему про отца, действительно погибшего в бою. Вот и всё. Ваш сын нынче превратившийся в меня, он жив и здоров. А я …  я беременна. Срок пять полных месяцев с копейками. Кстати, мне уже помогли с документами. Теперь я не Пелагея, а Софья Фёдоровна и вольна уехать куда хочу, и жить как смогу.  Так вы верите мне?

Родители молча стояли и на их лицах я видела горечь, надежду и боязнь новой потери.

– Можно перед своим уходом я хотя бы просто обниму вас?

Родители,  всё еще до конца не веря своим ушам и глазам позволили мне обнять каждого, и я тихо прикрыв за собой дверь своего бывшего дома молча вышла на лестничную площадку. Когда я, постояв и погоревав минутку во дворе, направилась к воротам, вслед мне выбежала мама и обняв меня просто стала целовать моё заплаканное лицо с потёкшей косметикой.

– Пойдем домой, – сказала она мне, – нам так тебя не хватало дочка, так не хватало.  А внук или внучка будет, какая разница?  Внуки  это прекрасно. Ты снова дома, ты снова с нами.

Я склонила голову ей на плечо и открыла матери свою новую женскую тайну.

– Мам. А я вот, едва четыре дня как вернулась, и почти сразу у моей случайной знакомой, оказавшейся дочкой одного из наших командиров в партизанском отряде, познакомилась с её молодым племянником. Он офицер и пограничник, это он помог мне с паспортом, я ему даже свой револьвер отдала. И ещё, по-моему я ему чем-то нравлюсь.  Он красивый и добрый, мама.