Текст книги "Одиночество"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Наверное, ищет свой носовой платок?! – В этот момент подумал я.

Но вместо носового платка в ее руках оказался большой пулевой пистолет, очень похожий на девяти миллиметровый "Магнум" трех вековой давности, который она с трудом удерживал его в руках. Пистолет оказался тяжелым предметов для женских рук, и его дуло ходило ходуном из стороны в сторону. Власта из-за дрожи своих рук никак не могла прицелиться мне в грудь.

Я никогда не бывал в ситуации, когда кто-нибудь хотел убить меня, брал оружие в руки и из него целился в грудь. Выстрел мог грянуть в любую секунду, а я хорошо знал, что может натворить пуля из такого крупнокалиберного пистолета, надежды, остаться в живых не было никакой. Анна прекратила плакать и ужасом переводила взгляд своих красивых глаз с меня на Власту и с Власты на меня. Пятнадцатилетний ребенок впервые в жизни оказалась в такой ситуации и ничем не могла помочь меня, спасти свою жизнь.

Король Один Первый, если судить на характер его поведения, не был проинформирован Властой Новичковой о том, как она жестоко собиралась поступить со мной. Появление "Магнума" в руках журналистки, ввело короля в полный ступор, старик совершенно не знал, что следует делать в такой ситуации, да и он не собирался спасать моей жизни.

Я не ощущал страха перед смертью большей частью потому, что в душе не верил, что в данный момент умру и навсегда покину этот мир. Я был на сто процентов уверен в том, что Власта попытается выстрелить из пистолета, но она сделал ошибку, выбрала слишком тяжелое для ее рук оружие, из которого никогда не стреляла и с которым не могла справиться в данную минуту.

Но и я оказался не прав, первой выстрелила не Власта, а стрелял майор Кохлер, который в этот напряженный момент приоткрыл дверь и вошел к нам в столовую. Он приложил доложить, что резиденция окружена и без моего разрешения никто не может ее покинуть. Увидев направленный в мою сторону пистолет, майор действовал, как простой солдат или как отлично натренированный профессиональный убийца, начал стрелять, чтобы потом выяснить, а что же здесь происходит. Из выброшенной по направлению к Власте его руки послышалось негромкое шипение, а затем все было окончено.

Правая линза очков Власты разлетелась вдребезги, осколки линзы перемешались с частицами глазного яблока девушки, в глазнице журналистки образовалась кровавая дыра, через которую толчками потекла кровь. Власта мгновенно умерла, в доли секунды выпущенная игла смертельно повредила головной мозг девушки, она не почувствовала никакой боли. Кохлер стрелял из последней разработки имперских ученых для армейских спецчастей Империи иглового пистолета "Гюрза". Больше от неожиданности произошедшего, нежели от понимания и принятия своей смерти, Власта поднялась на ноги со струей крови, бьющей густой струей из глаза, уронила на пол свой "Магнум", и, схватившись руками за голову, повалилась на пол. Молодая женщина отдала господу богу свою жизнь, не сумев полностью разобраться, что конкретно произошло в этой королевской столовой.

Король Один Первый пытался что-то сказать, но взглянув на меня, а потом на труп журналистки, что-то прошептал себе под нос и отвернулся к окну. Он больше не мог сопротивляться и оказался внутренне сломленным человеком.

Дикий девичий крик прорезал тишину помещения.

Это кричала Анна, нервы которой не выдержали зрелища убийства молодой женщины, она в конвульсиях вскочила со стула на ноги и потеряла сознание.

3

Церемония произнесения ленной клятвы королем Одиным Первым Регенту Империи проходила на центральной площади Лимы, столицы королевства Океании. С большим трудом саперы нашего оккупационного корпуса сумели очистить от вековой грязи, нечистот эту площадь, осушить ее, завести дерн, в результате чего в самом центре феодального города возникла красивая лужайка. С утра на лужайке выстроились пара подразделений гвардии королевства и танковый полк, на всякий случай с боезапасом, Вооруженных Сил Империи.

Ровно в десять утра, знаете ли ведь, что все галовизионные трансляции прямого эфира не будут начинаться и заканчиваться в точно объявленное заранее время, то рекламодатели навсегда покинут галовизионные каналы, и тогда подобные торжественные церемонии некому будут транслировать, центральной на площади Лимы появился король Один Первый. Разодетых в пух и прав королевские одежды, он вихляющейся походкой прошелся к помосту, установленному перед войсками и в кратком обращении к народу своего королевству, сказал, что находясь в здравом уме и рассудке, а также заботясь о народном благе и процветании, решил добровольно войти в состав свободных государств Империи.

После этой речи из десяти слов, король Один на негнущихся ногах направился ко мне, а я в этот момент стоял перед танковым полком. Когда развалина король упал передо мной на колено и произнес слова ленной клятвы, я вытащил большой двуручный меч и возложил его на правое плечо Одина, но сделал это не очень осторожно. Один Первый, король Океании, от боли и тяжести меча перекривил лицо и послал меня, куда подальше.

Я хорошо понимал, что это старый человек, но очень умный человек никогда не простит мне его личного позора на центральной площади столицы его королевства. Поэтому в знак будущей и вековой дружбы между нашими народами, я за счет государственного бюджета Империи построил трехэтажный особняк на окраине Лимы, где расположился королевский филиал имперской Службы безопасности. Триста сотрудников имперской Службы безопасности, получавшие самые высокие зарплаты, верой правдой служили Империи по искоренению зла, предательства и вероотступничества в высших эшелонах власти имперской провинции Океания.

Что касается Анны, то мы, как я думаю, после всего того, что она видела происходило время обеда с Одиным Первым, мы расстались с этой девочкой и больше никогда с ней не встретимся. Проза жизни Регента Империи оказалась не для тонких чувств этой девушки и она сама поняла, что не выдержит напряжения такой жизни рядом с таким человеком, как я. Когда из столовой ее в свою комнату уводил Герцег, она на секунду задержалась, подошла ко мне и прошептала;

– Извини меня, но, кажется, я во многом была не права! Мне пока не следует спешить замуж.

Затем повернулась на каблуках сапожек и, сексуально покачивая бедрами, надолго исчезла из моей жизни. В тот же вечер в сопровождении достойного эскорта Анна вылетела в Эдвардс обычным пассажирским лайнером, где собрала свои вещи и вместе с тетушкой Розой и младшей сострой Ольгой вылетели в столицу Саану. В столице они все поселились в одном из домов, принадлежавших семейству де Готье и стали вести независимый от меня образ жизни.

Никто, разумеется, из широкой публики точно не знал, что побудило короля Одина Первого включить свое королевство в состав имперского содружества. Бродило множество предположений и догадок, но все они были на уровне фантастики и не имели под собой ни малейшего основания, чтобы их можно было бы принимать в качестве достоверных утверждений. Двор короля Одина Первого и сам короли ни с кем не встречались и ни о чем на эту тему не говорили.

Мой Сашка представителям прессы нахально врал в глаза, утверждая, что я на рыбалке с близкими ко мне людьми. Возникло одно небольшое недоразумение, оказывается, я был совершенно не прав, когда говорил Одину, что мои службы перехватил подготовленный Властой материал – интервью с ним о возможных последствиях имперского вторжения в королевство Океанию. Материал по спутниковым каналам был перегнан в Саану и в этот же вечер, когда умерла Власта, шел в эфир по каналу частного галовидения. Вся имперская демократическая общественность приготовилась проклинать меня, как узурпатора власти, подавителя демократических свобод и моих генералов, как агрессоров. Но она не успела этого проделать, когда на следующее утро имперское галовидение начало прямую трансляцию о добровольном присоединении королевства Океании к Империи и о принесении ленной присяги Одиным Первым.

Демократическая общественность открыла рот… и тут же закрыла его, говорить было не о чем. Правда, мне перезвонил сенатор Рексоул, спикер обоих палат имперского Сената, чтобы поинтересоваться именем нового спикера имперского Сената. Когда он напрямую задал мне этот вопрос, то на этот раз мне пришлось широко открыть рот… и заткнуться. Я, разумеется, планировал такую операцию, но несколько позже, в октябре следующего года, не мог же этот старый сенатор настолько далеко заглядывать в эту имперскую политику, чтобы просчитывать мои действия. Но к этому времени я уже научился у своего Сашке одной хорошей вещичке – врать напропалую. Поэтому, смеясь, предложил сенатору, чтобы он собрал манатки из сенатского кабинета и что даю ему на это денька два-три не более. Потом подумал немного и добавил, что, если в эти дни не пришлет ко мне на ночь свою секретаршу, то может уже завтра собирать свои вещи и покинуть здание имперского Сената.

Я видел, как от таких слов позеленел Александр Хлыщ, которому в этот момент полковник Герцег в деталях рассказывал о покушении Власты на мою жизнь, хотя сам не присутствовал при этом и понял, что так с политиками не шутят. Мне захотелось успокоить старикана и сказать, но тот уже бросил трубку разговорника.

Таким образом, имперская пресса и галовидение оказались в нулевом тупике в теме присоединения королевства Океании к Империи, не было ничего сказано о генерале Романове и его войсках, но совершенно неожиданно для меня журналисты прицепились к Анне и моему одиночеству. Оказывается всю пишущую и снимающую братия беспокоило, почему рядом с Регентом Империи отсутствует достойная женщина, которая всячески заботилась бы обо мне, оберегала бы от опасности превращения в злобного самодура которая несла просвещение и образование в народные массы. Оказывается, появление Анны де Готье в моем окружении приветствовалось всеми имперскими журналистами и все они стали терпеливо ожидать, когда Анна займет полагающее ей официальное место. Многие журналисты в своих статьях и обзора давали очень привлекательные картины моего возможного единения с Анной. И когда в одной вечерних столичных газет прошла статья о последних перемещениях Анны, то журналисты и их читатели решили, что это я решил избавиться от бедной девочки, которая столь положительно начала влиять на мой несносный характер эгоиста и самодура.

Взбесившись от прочитанной статьи, в которой было столько много правильного, я смял ее в комок и швырнул в улыбающуюся морду Сашки, который старательно придерживал тени, не выставляя напоказ очередной синяк под глазом, и направился в ванную принять душ и приодеться. Уже выходя из комнаты, увидел, как Сашка вместе с Анастасией судорожно разворачиват комок опять в газету, чтобы дочитать до конца статью обо мне и Анне.

Я только успел скинуть верхнее белье и собирался включить воду душа, как приоткрылась дверь и в ее проеме появилась морда с синяком, которая вежливо улыбаясь заявила, что ко мне на прием проситься такая краля, в этот момент Сашка сделал весьма красноречивый жест рукой. Увидев мои удивленные глаза, морда с синяком добавила, что краля явилась со всеми своим вещами и в любую минуту готова приступить к работе. Только сейчас до меня дошло, на что конкретно намекал Сашка, иносказательно он связывал появление этой женщины с моим разговором со старым сенатором. Значит и старик не очень-то доверяет мне, раз решил обезопасить себя присылкой своей секретарши, не дав ей и лишнего дня на сборы!

Подумав немного, я решил не отказываться от подарка судьбы, сказочная ночь, приснившаяся позавчера мне столь ярко напомнила мне о женщинах и их существовании, что уже был не в силах противиться всем этим обстоятельствам. Ничего не ответив этой морде с синяком под глазом, я включил воду и стал принимать душ.

Когда я опять вошел в приемную своих же покоев, то передо мной открылась чудная картина. За маленьким чайником столиком восседала секретарша-красавица старого сенатора, а у ног ее стоял большой баул, по всей видимости, с одеждой. Красавица приехала ко мне не одну ночь, поэтому и захватила немного одежды с собой. Она сидела, прямо выставив свои идеально сложенную спину, и пила чай с лимоном. Блюдечко и чашку с чаем она держала на весу, время от времени совершая небольшие глоточки. От горячего чая ее губы распухли и раскраснелись, как обычно происходит после неистовых мужских поцелуев. Она сидела в полоборота к двери, чтобы я, только переступив порог приемной, сразу бы обратил внимание на ее красивую и стройную фигуру с осиной талией. Удлиненное пальто было расстегнуто именно в том место, чтобы продемонстрировать высокую грудь и узкую талию.

Была только середина дня, но при виде этой секретарши ярким пламенем расцвели все мои мужские чувства, я не хотел больше ждать, а хотел, желал обладать этой женщиной прямо сейчас. Анастасия, сидя за своим столом, почувствовала и поняла, что мне нужно от этой красотки, которая со своими вещами так неожиданно появилась в ее приемной, полностью выбив ее из колеи рутинной работы. Она громко фыркнула и по уши зарылась в бумаги на своем столе, чтобы не видеть всего этого безобразия.

Секретарша тоже почувствовала мой взгляд и на секунду замерла в неподвижности, словно приемная антенна спутникового комплекса, принимая в себя сигналы мужского организма, я стоял в трех шагах от ее столика, и одновременно демонстрируя длину своей великолепной шеи и красоту профиля лица. Затем, не произнося ни слова, красавица грациозно поднялась на ноги, вяла меня за руки и мы вдвоем, словно старые знакомые так и держась за руки, направились в мои покои, В этот день мы больше не показывались на людях, не отвечали на вызовы внутренней связи, до утра следующего дня на дверях моих покоев висела яркая бумажка с надписью "don't bother", словно на ручке номера в шикарном отеле.

Нелли, так вали секретаршу старого сенатора Рексоула и мою новую наложницу, как будто у меня их ранее было много, других наложниц, хорошо понимала свое положение при моей особе и не претендовала на большее. В середине нашей первой ночи, когда мы оба немного устали и я по мужской привычке начал проваливаться в сон, Нелли легко и грациозно перекатилась на другую половину постели, встала на ноги и настежь раскрыла окно. В это время года ночная прохлада была не такой уж морозной, но сквозняк из открытого окна ощущался и на моей половине постели, тут же лишив меня сна. А эта девушка обнаженная стояла под этой струей прохлады и даже не ежилась. В ее руке появилась сигарета, но запах табака не потревожил моих ноздрей, по всей очевидности, Нелли закурила дамские сигареты, запах табака которых мог чувствовать только сама курящая женщина.

Я перевернулся на другой бок тела, накинув на себя легкое, но очень теплое одеяла. Знаете ли, береженого бог бережет. Нелли никак не прореагировала, а продолжала безмолвно стоять у открытого окна, вглядываясь в безбрежную темноту ночного неба. Облака, по всей очевидности, затянули это небо, так как было не видно ни единой звезды. В этот момент послышался голос Нелли, которая решила, рассказать о самой себе.

По ее словам получалось, что в мире мужчин красивой женщине нельзя существовать в нужде и сплошной бедности. Мужчины восхищаются красотой этой женщины и предпринимает всевозможные меры, чтобы обладать ею, не задумываясь при этом, смогут ли обеспечить ее и ее детей. Женщина, подчинившаяся таким мужчинам, переходя из рук в руки, медленно поднимается по лестнице социального обеспечения и к тридцати годам душой и телом превращается в больную морально и физически старуху. Мужчины воспользовались ее слабостью, но оказались неспособными обеспечить ее и ее детей в этой жизни. Нелли сразу же поняла этот жизненный постулат, когда сын ее работодателя потащил ее на сеновал, чтобы воспользоваться ее женской слабостью. Тогда в ее мозгу вспыхнуло понимание того, что вслед за сыном к ней начнет приставать сам работодатель, который уже не раз подбивал бабки к ней, а за ним появиться другой мужчина… второй, третий и так до бесконечности. Причем ни один мужчина не давал ей денег для поддержания жизни или для жизни в лучших социальных условиях, все они хотели получить ее тело и в полной мере насладиться им.

Ценой громадных усилий, многих синяков и ссадин на лице и теле, Нелли избавилась от своего первого, так и не состоявшегося любовника и, бросив весь свой жалкий скарб, бежала из этой деревни в город. Едва на только прошла городские ворота, как ей настойчиво стали предлагать шикарную жизнь на постоялых дворах, в трактирах и тавернах. Но девушка уже не верила всем этим обещаниям и искала свой собственный путь жизни в этом мире мужчин и ее красота немало помогла ей в этом.

С большим трудом она получила мелкую работу на государственном канале галовидения, ее обязанностью было встречать и провожать приглашенных на передачу политиков и общественных деятелей Империи. Разумеется, немало этих людей падало на колени перед такой красавицей и предлагали ей разделить с ними жизнь, но голоса этих людей были созвучны голосу ее первого неудавшегося насильника. Сенатор Рексоул предложил ей высокооплачиваемую работу, на которую она согласилась и уже выплатила сенатору все дивиденды по этому предложению и стала свободной, обеспеченной женщиной, пока я случайно не зашел в ее приемную.

Нелли, докурив, выбросила сигарету в открытое окно и вернулась ко мне в постель. Я моментально почувствовал, насколько промерзло ее тело. В нем не осталось ни островка тепла, соски груди промерзли настолько, что больно оцарапали мой язык, когда я начал их ласкать. Именно в этот момент я почувствовал, что Нелли раскрепостилась, перестала внутренне оберегаться и стала таять в моих руках. Она перевернулась на спину, широко раскинула ноги и ввела в себя мое естество и стала творить с ним такие вещи, что вскоре иссушила, меня до капли забрав в себя все мои мужские накопления. Даже после всего этого она не выпускала меня из себя, руками лаская мое лицо и волосы на голове, приподнимая грудь для моих поцелуев и ласк губами.

Когда утром мы вдвоем пошли в душ, где раз за разом помогали друг другу намыливать свои тела, одновременно продолжая заниматься любовью. Несмотря на нашу близость, я чувствовал, что Нелли находится под давлением какой-то проблемы, поэтому, воспользовавшись секундой, когда мы только целовались, то спросил ее:

– Что за проблема беспокоит тебя, дорогая?

– Будучи Регентом Империи, ты можешь делать все, что не захочешь. Ты попросил, я пришла к тебе и не хочу тебя покидать. Ты стал моим кумиром, моим богом! А я простая женщина, настанет время, когда моя красота и привлекательность увянут, и я стану тебе не нужна. Будучи женщиной, я не могу зарабатывать денег себе на жизнь и на свое будущее. Что касается денег вообще, то их у меня никогда не было и никогда не будет. Покинув тебя, я снова вернусь к этой своей нищенской жизни, постоянному пребыванию в нужде. Лично я к этому привыкла, но что будет с твоими детьми, которых я рожу для тебя. Они не смогут постоянно пребывать при тебе и вынуждены будут перебиваться с гроша на грош, проживая со мной?

– Титул баронессы Штальнгальдт, особняк в столице и жилой замок в средней провинции, четыреста тысяч кредитов ежемесячного вспомушествования и миллион кредитов единовременного пособия. Этого будет достаточно, баронесса, чтобы вы пожили некоторое время со мной? – Спросил я.

Делая подобные предложения, я чувствовал себя не совсем в своей тарелке, эти условия нашего договора сильно задевали одну струнку в глубине души моей своим столь откровением. По лицу Нелли можно было прочитать, что и она была недовольна тем обстоятельством, что ей пришлось поднимать и вести подобный разговор со мной. А я не мог из-за каких-то бытовых мелочей отказаться от Нелли, которая была шикарной женщиной, которая могла бы стать отличной матерью моих детей. Я не жалел каких-то жалких кредитов, так как не собирался вообще отпускать Нелли от себя.

Глава 7

1

Совещание генерального штаба подходило к концу. В его начале генерал Романов в деталях доложил схему действия имперских войск в королевстве Океании, в паре мест доклада коллеги Романова вежливо похлопали ему за верную оценку ситуации и принятое решение. Затем последовали долгие доклады об изменениях, произведенных в подразделениях Вооруженных Сил Империи и мы совсем уже подошли к последнему вопросу о назначении Начальника Генерального Штаба ВС Империи, как я вмешался и предложил последний вопрос перенести на следующее совещание, которое должно было состояться через три месяца. Меня активно поддержал спикер имперского Сената Рексоул, которого я лично пригласил на это совещание, но ни я и ни сенатор не имели права голосов на этом совещании военных. Тогда поднялся с места сам генерал Романов и поддержал мое предложение о переносе. Романов был молод и носом чувствовал, что я затеваю какую-то стратегическую авантюру, но не успел ее обсудить с ним.

Таким образом, у меня появилось время на реформацию Министерства обороны. Прошло около месяца с момента убийства Гийома в штаб-квартире клана гномов. Расследование, проведенное следователями и дознавателями Иеремии фон Шульца, дало сногсшибательный результат – на гномов напали лесные егеря королевства Океании. Один Первый выпучил глаза, когда напрямую я у него спросил о лесных егерях и о их сшибке с моими гномами. Люди Снега в королевстве Океании разыскали случайно уцелевшего командира роты лесных егерей, лейтенанта Лесли.

Парень случайно наткнулся на наш патруль при переходе границы королевства Океании и королевства Синих. Лейтенант не сопротивлялся, да и при нем не было оружия, но рассказывал странные вещи, его рота погибла в полном составе, кроме него никто не спасся, от воздушного налета имперских штурмовиков и последующего столкновения с батальоном имперских внутренних войск. Люди Снега тут же провели и обнаружили, что документы штаба генерала Романова не содержали никакой информации о штурмовке имперскими ВВС королевских егерей Океании и о столкновении подразделения имперских внутренних войск с военным подразделением королевства Океании. Майор Кохлер срочно взял под опеку бедного королевского лейтенанта Лесли, доставил его в Эдвардс, где человек умирает на глазах своих следователей, не успев вымолвить и слова.

На некоторое время я был вынужден отставить в сторону это не доведенное до конца расследование убийство моего друга Гийома и заняться более насущными вопросами создания имперского кабинета министров.

Вот уж в течение длительного времени Империей руководил укороченный кабинет, в котором практически отсутствовал председатель правительства, а я негласно исполнял его должность. О с уходом политической сцены Императора Августа, когда я официально занял никому не понятную должность Регента Империи, правительство превратилось в сборище имперских министров, которые непосредственно выполняли мои решения, особо не оглядываясь на Сенат и законодательство Империи.

Империя за годы моего правления превратилась в мощное военное государство. Вооруженные силы Империи, которые были хорошо организованы и хорошо управлялись, превратились в ведущую силу государства. Политика и политические силы были подавлены, ушли на второй план и постепенно превратились в сдерживающие развитие Империи начала. Они имели единственное окно для своего появления на публике и своих высказываний – двухпалатный имперский Сенат. Я полагал, что с усилением военного могущества Империи, значение имперского Сената, будет падать, но уже через десять лет был вынужден признать свою неправоту в этом вопросе.

Имперский Сенат сумел не только сохранить свое влияние, но и укрепить, усилить его, негласно, разумеется. Он был по-прежнему лишен возможности взаимодействия с имперской частной и государственной прессой, но значительно усилился в законодательной деятельности. Даже я бы не сказал, что принимаемый ими законы были ненужными, тянули бы Империи назад, не способствовали бы ее расцвету.

Инео был очень хорошим Министром Финансов Империи, но уж слишком долго занимал эту должность, опираясь на свое самомнение, он начал ошибаться в проводимом им курсе финансовой модернизации Империи. Не посоветовавшись со мной, он стал сокращать финансирование имперского Сената, чем немедленно воспользовались мои противники в этом институте власти. После некоторых размышлений и колебаний я предложил одаренному племяннику Гийома Пенту занять должность Министра Финансово Империи, а Инео уйти в отставку, чтобы чуть позже стать Министром Обороны Империи.

Голосование в имперском Сенате по вопросу отставки Инео с поста имперского министра финансов прошло без сучка и задоринки, но нижняя и верхняя палата Сената единогласно отказались утверждать Пента на его новом министерском посту. Сенаторы не имели достаточной информации о самой личности Пента и его способностях. Можно было бы поступить, как до этого я всегда поступал прежде, добиваясь своей цели, обратиться к спикерам палат Сената и заставить их подписать соответствующие бумаги. Но в этот раз я решил посмотреть, что получиться, если пойти навстречу требованиям имперского Сената.

Пент сидел в кресле напротив меня и неторопливо глоток за глоточком попивал мое любимое кофе. Когда Анастасия сообщила, что в приемной меня ожидает Инео и Пент, которых я не приглашал, но которые заявились и просятся на прием сами, то решил воспользоваться ситуацией, встретиться и переговорить с Пентом, чтобы понять, что же он собой представляет этот финансовый гений. Я попросил Анастасия немного подождать и, не выключая интерком, чтобы Анастасия хорошо слышала, закончил разговор с Нелли, которая была уже на втором месяце, но об этом, разумеется, пока никто не знал, а уж потом сообщил ей, что приму Пента, а Инео попросил Анастасию записать первым из приглашенных назавтра.

Пент вошел ленивой походкой и озираясь по сторонам. Он никогда не приходил ко мне сюда, раньше мы коротко пересекались на разных имперских тусовках, поэтому сказать, что знакомы было можно, но что знакомы на короткой ноге было нельзя. Парень был близорук и носил очки для коррекции зрения, этими очками он напомнил мне момент гибели Власты Новичковой и то, что я до сих пор не переговорил по этому вопросу с Ирреком. Открыл электронный ежедневник и сделал короткую запись о необходимости встречи с ним. А Пент уже устроился в кресло перед моим столом и не знал, куда ему девать маленький портфельчик. Будучи гномом, которые всегда сильно озабочены своим внешним видом и тем, как их принимают в гостях, этот тип людей Пента из-за желания произвести благоприятное впечатление на окружающих носят никому не нужные портфели.

Как только он бросил этот портфельчик к ножкам кресла, я поднялся на ноги, вышел из-за стола и широким радушным жестом предложил гному перейти к чайному столику, чтобы окончательно выбить его из привычной колеи поведения. Как вы понимаете, чайный столик и стулья вокруг него были рассчитаны на обычных людей, а гномам столик был великоват. Прибежавшая по моему зову Анастасия, чтобы еще больше ввергнуть в смущение моего гостя, где требуется, подложила подушечку, в результате чего Пент оказался на горке, позволяющей ему пить чай, но одновременно и заставляющая гнома постоянно быть начеку, как бы ему не соскользнуть с этой подушечки.

Но теперь с ним можно было вести открытую беседу, так как парню не хватало времени на серьезное обдумывание моих вопросов и своих ответов на них. Когда я попросил Пента рассказать свою биографию, то парень просто перечислил даты рождения, учебы в школе, получения высшего образования, занимания различных должностей в различных частных компаниях и мне это очень понравилось.

Затем мы беседовали о роли финансов в государственном строительстве. Последнее время мне казалось, что я многое знаю и могу свободно ориентироваться в имперской иерархии, но только не в финансовой области. Мне всегда казалось, что известные всему миру олигархи и магнаты правят бал в финансах Империи, но я, по словам этого близорукого парня, ошибался. Никому не заметные личности управляли финансовыми потоками в моей Империи, имена которых я не слышал и с кем никогда не встречался.

Разговор с Пентом становился все более и более интересным, но приближалось время обеда, которое я обещал провести вместе с Нелли. Немного колеблясь, я связался с Анастасией и попросил ее найти нам поблизости ресторан, где мы с Пентом могли бы пообедать, не прерывая интересного разговора. Попросил ее также созвониться с баронессой Штайнгальдт и предупредить ее, что не могу сегодня пообедать с ней. И в заключении, попросить Герцега, взять с собой небольшое количество телохранителей, чтобы не пугать своим видом и оружием других посетителей ресторана, где мы будем обедать.

Ресторан "У Павла" оказался небольшим заведением на десять столиков. Мы с Пентом расположились чуть в глубине и далеко в стороне от входной двери. Место для нас выбирал полковник Герцег, а он всегда делал этот, обязательно сообразуясь с определенными положениями устава своей службы имперской охраны. Четыре гнома автоматчика превратились во внешнее оцепление, своим видом и оружием распугивая прохожих на улице, а четверо других расположились за отдельными столиками вокруг нас. Хозяин заведения пытался протестовать против размещения телохранителей внутри таверны и хотел добиться оплаты за занятые столики, но добиться денег у жадных гномов, это все равно что ножницами для бумаги снять кожу у крокодила.

Пент даже не заметил нашего перемещения в таверну, он настолько был увлечен нашим разговором, а главное – вниманием с моей стороны. В таверне мы провели три часа и все это время я выслушивал первоклассную информацию, о существовании которой ранее и не подозревал. Во мне зародилась и постепенно начала приобретать формы одна небольшая мысль, а именно делать Пента Министром Финансов Империи было неразумно, на этом посту он не смог бы руководить финансовыми потоками Империи, их ему никто бы не доверил. Я взял разговорник, извинился перед Пентом и набрал старика Рексоула. Когда он ответил, то поинтересовался не смог ли он найти молодого депутата, который, по его мнению, мог бы занять пост Министра Финансов Империи, но был бы достаточно гибким в мышлении, чтобы впоследствии на этом посту принимать нестандартные решения. Сенатор стал заикаться от моего неожиданного звонка и предложения, но сумел произнести, что через десять минут с нужным мне человеком прибудет ко мне и разорвал связь.