Текст книги "За того парня… (СИ)"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4

1

Несколько дней после состоявшегося разговора в отделе полковника Воробьева ничего существенного происходило, дела как бы приостановились и замерли. Незанятые работой офицеры бродили из угла в угол и время от времени писали рапорты об отправке на фронт в действующую армию. Полковник Воробьев с остервенением рвал эти рапорты на глазах офицеров, их написавших. Александр Николаевич хорошо понимал, что руководству страны нужно время для того, чтобы собраться с духом и принять решение о дальнейшей судьбе трех необычных человек, будет ли или не будет ли оно с ними сотрудничать?! Но ничегонеделание было страшней любой самой трудной работы, особенно, когда хорошо понимаешь, что с отрицательным решением тебя тут же физически уберут.

Лаврентий Павлович все время разговора Артура Любимова с Александром Николаевичем Воробьевым просидел, откинувшись на спинку стула, и взглядом глаз на старшем лейтенанте Сергее Голубеве, который так и застыл в позиции смирно и рукой, поднесенной к пилотке на голове. Только изредка он поворачивал голову и также с глубоким интересом посматривал на гауптшарфюрера СС Ханса Вилке или сержанта РККА Алексея Карпухина, также замершего в позиции "смирно", но только с руками вытянутыми вдоль бедер. Нарком слушал и одновременно оценивал ситуацию, в которой так внезапно оказался. В какой-то момент после входа в палату 2-28 он вдруг понял, что слышит и понимает мысли всех присутствующих в этой палате людей.

Лаврентий Павлович знал, что сейчас он, как и Артур Любимов, способен волевым решением заставить всех людей, в настоящий момент присутствующих в этой госпитальной палате, забыть обо всем том, что только что происходило в этой палате. Рассказ давно закончился, но нарком внутренних дел Берия, по-прежнему, продолжал сидеть на стуле и не торопился с него подниматься. Если бы люди, находившиеся в этой палате, обладали бы независимым мышлением, то они могли бы подумать о том, что мысленный разговор все еще продолжается, но гораздо в более узком кругу.

О том, что этот разговор действительно продолжается, можно было бы судить и по тому факту, что в какой-то момент лицо Лаврентия Павловича посерело, по нему побежали крупные капли пота. В тот момент Артур Любимов был совершенно откровенен, когда наркому говорил о том, что только восемь – десять процентов человечества обладают достаточно развитым головным мозгом, чтобы быть телепатами, чтобы уметь читать мысли других людей. А еще меньший процент людей попадает в зависимость от мыслей телепатов. Следует признать, что разговор этих двоих не был в истинном смысле беседой двух людей, а был настоящим словесным боем, за каждым задаваемым вопросом стояли смерть и жизнь других людей.

К этому моменту Артур Любимов с большим трудом убедил-таки своего визави в том, пользоваться таким даром следует с громадной предосторожностью. А когда Лаврентий Павлович тут же поинтересовался, имеются ли на Земли и другие такие, как он люди, с аналогичными способностями, то Артур Любимов честно ответил о том, что этого невозможно знать, пока с не столкнешься с таким человеком. Он еще раз повторил свою мысль о том, что вселенная многообразна. Что в ней существуют параллельные миры, в которых можно путешествовать, одной только силой воли переходя из одного мира в другой мир, а в другие населенные звездные миры приходится добираться специальным межзвездным транспортом.

После чего Лаврентий Павлович задал свой последний вопрос в этом разговоре:

– Что происходит с людьми, научившимися мысленному разговору?

– Прежде всего, они долго живут. И только судьба или рок могут заглянуть или определить их будущее. – Честно ответил Артур Любимов.

После этого ответа Любимова нарком Берия легко поднялся на ноги и отправился к выходу из госпитальной палаты, но его усатая четверка осталась стоять в неподвижности за спинкой уже пустого стула, устремив свои взгляды в никуда. Лаврентий Павлович не стал открывать двери, а всем телом развернулся и снова осмотрел палату, затем осторожно коснулся сознания полковника Воробьева и долю секунды его изучал.

Здесь все было в порядке, умный советский бесхребетный интеллигент, но он, как все обычные советские интеллигенты, погладишь его по шерстке, приблизишь к себе, и он будет тебе до скончания веков верно служить. Со старшим лейтенантом…. тоже все в порядке, надо будет только передать ему в командование свою службу телохранителей, а то совсем зажрались говнюки, только о себе и думают. Этот русский парень их так погоняет и так по ранжиру поставит, что небо в овчинку покажется. Затем Лаврентий Павлович попытался коснуться сознания этого, то ли немца, то ли русского, который, как ему вчера и разведчики, и кадры доложили и там, и там документально проходит, но его попытка провалилась.

Еще раз убедившись, что Артур Любимов выдерживает достигнутые договоренности, Лаврентий Павлович недовольно махнул рукой и приказал всем людям в этой палате перейти в активный режим. Четверка грузин затопала ботинками и в мгновение ока оказались за спиной своего шефа. Сержант Карпухин бессильно упал в кресло. Старший лейтенант Голубев опустил руку, вопросительно посмотрел на полковника, который в этот момент тер виски, словно пытался что-то вспомнить. За народным комиссаром внутренних дел тихо захлопнулась дверь палаты, он исчез вместе со своими телохранителями, так ни с кем не попрощавшись.

С того момента пошел третий день, отдел подготовил еженедельную обзорную записку и полковник Воробьев был готов ее передать наркому для согласования и коррекции. Но от наркома не последовало никакой реакции, он исчез, все эти три дня от него не было ни единой бумажки, ни единого распоряжения. Только по неизвестно от кого приказа старшего лейтенанта Сережу Голубева забрали из отдела и, закрыв его вакансию, перевели в распоряжение центральных кадров наркомата. А затем полковнику Воробьеву перезвонил сам генерал майор, начальник центральных кадров, и поинтересовался, куда он собирается сажать пятерых новых сотрудников, которых срочно перевели с Западного фронта. И снова тишина, причем, именно такая тишина, которая обычно наступает в природе перед сильной грозой.

Несколько раз Александр Николаевич пытался тишком связаться с Артуром Любимовым, но он ни разу не ответил на зов. А вход к нему в палату был на какое-то время полностью прекращен, четвертый этаж госпиталя был до упора забит бойцами в синей форме, а вместо боевых шлемов у них на голове были какие-то серебряные цепочки с серебряными же монетами на висках. Эти бойцы тщательно проверяли удостоверение полковника, но близко к палате Артура Любимова не подпускали, каждый раз после проверки документов эти бойцы говорили о том, что "пока не велено"!

Тогда полковник Воробьев попытался связаться с Артуром через сержанта Карпухина, но тот в ответ нес какую-то немецкую белиберду, после чего Александр Николаевич действительно начал сомневаться в том, действительно ли сержант Карпухин является русским человеком.

На третий день в отделе внезапно появились два дальневосточных особиста конвоира, которые доставили в Москву заключенного роттенфюрера СС Игоря Славина. Всего за пару недель пребывания в лагере роттенфюрер СС успел-таки превратиться в полного советского заключенного доходягу Гулага, которого подкармливали только из-за того, что он когда-то был эсэсовцем. Когда полковник Воробьев расписался о получении живым, слово здоровым Александр Николаевич лично вычеркнул, роттенфюрера СС Славина, тот почему-то заплакал, тут же упал в уголок полковничьего кабинета на пол и, прикрывшись бывшей на нем рваной одеждой, мгновенно уснул со слезами, все еще продолжающими катиться из глаз.

Когда вечером этого же дня конвоиры в синей форме и с автоматами на груди доставили из изолятора в отдел медсестру Веру Глаголеву, то она ничем не напоминала красивую девицу хохотушку и страшно хотела есть. Увидев, как в углу кабинета эсэсовец Славин уничтожает вторую большую банку американских консервов, пожилая женщина, молча, подошла к нему, забрала из рук дюралевую ложку и ломоть хлеба, чтобы мгновенно расправиться с мясными американскими консервами. Красавица, комсомолка и лейтенанта НКВД Наталья Васильева, увидев эту картину, почему-то расплакалась и, вытирая слезы кулачками, стремительно убежала из кабинета.

Но от Лаврентия Павловича пока ничего не поступало!

Но все изменилось утром четвертого дня. Первым полковнику Воробьеву перезвонил генерал майор, руководитель центральных кадров наркомата внутренних дел и сообщил о том, что вчера Лаврентий Павлович подписал приказ о разворачивании его отдела в специальное управление при Генеральном комиссаре государственной безопасности. Что он, по-прежнему, остается руководителем управления, а его первым заместителем становится генерал-лейтенант Гаврилов, который прославился тем, что, будучи руководителем фронтовой контрразведки, недавно спас от покушения самого маршала Тимошенко.

Как только Александр Николаевич положил трубку, как снова раздался телефонный звонок, перезвонил сам Лаврентий Павлович. В это утро у него, по всей очевидности, было замечательное настроение, несмотря на то, что дела на фронтах день ото дня становились все хуже и хуже. Немного пошутив о погоде и ветреном характере женщин, нарком внутренних дел вдруг довольно-таки резко перешел к разговору о делах.

– Я знаю о том, что к этому времени ты должен был бы уже услышать о том, что твой отдел расширяется до управления и будет подчиняться только одному мне, но это дело второе. Вчера я встречался с Иосифом Виссарионовичем по главному вопросу, и мы договорились о том, что ты будешь третьим человеком в нашем государстве, который будет все знать о том, чем будут заниматься наши "инопланетяне". Ты будешь с ними поддерживать постоянную связь, будешь знать, где каждый из них находится и чем занимается. Одним словом на тебя, Александр Николаевич, ложится основная работа по обеспечению работой и поддержанию контакта с Артуром Любимовым и его людьми. А твои заместители должны тебя полностью освободить от другой работы, прямо не связанной с "пришельцами". Я сам за этим буду внимательно следить. Иосифу Виссарионовичу очень понравились материалы по фон Рунге, он посоветовал Игоря Славина готовить к внедрению в это новое управление немецкого Абвера, но это уж тебе, Александр Николаевич, лично самому решать, кого и куда направлять. Но Артур и Алексей пока будут сами определять свои личные планы на будущее, но в скором времени их пути-дорожки разойдутся. Поэтому заранее к такому готовься, тем более этим парням нужно подготовить новых бойцов помощников, чтобы они сами не теряли много времени на такие поиски.

– В принципе, у меня все, я все тебе рассказал, успел тебе выболтать все государственные секреты, так, что цени и уважай меня за такую храбрость. Да, чуть не забыл, Артур Любимов сегодня утром покинул госпиталь и Москву, на следующей неделе он с тобой свяжется и проинформирует о том, где находится. В ближайшее время сержант Карпухин отправится для продолжения службы в немецком вермахте, но это уже ты будешь готовить. Это меня на радостях от удачно проделанной тобой и твоим отделом работы так понесло, что остановиться не могу. И последнее, возвращаю тебе обзорную записку с личной резолюцией Иосифа Виссарионовича Сталина, храни ее в своих управленческих архивах.

2

Артур Любимов стоял на перроне Ленинградского вокзала и ожидал, когда подадут очередной железнодорожный состав для отправки в Ленинград. Он был одет в стиранное-перестиранное обмундирование лейтенанта РККА. Из лейтенантской поясной кобуры торчал старенький наган с одним патроном в стволе, а в плечевой кобуре, о существовании которой никто не знал, не ведал, покоился полностью заряженный «Вальтер Пк38» с двумя запасными обоймами. В правом нагрудном кармане его гимнастерки находился комсомольский билет, а в левом – приказ об окончании пехотного училища и присвоении звания лейтенанта. А также выписка из приказа о командировании лейтенанта Любимова в распоряжения отдела кадров Северо-западного фронта для дальнейшего распределения и продолжения службы командиром взвода и с указанием явиться на место службы семнадцатого июля 1942 года.

Сегодня же было пятнадцатое июля одна тысяча девятьсот сорок второй год, в распоряжении молодого лейтенанта оставалось двое суток до срока прибытия на место службы.

Час назад, когда лейтенант Любимов прибыл на Ленинградский вокзал, то он прямо из метро пробежался на перрон вокзала, чтобы увидеть, как с пятого пути отправлялся гражданский состав на Ленинград. В середине июля 1942 года поезда между Москвой и Ленинградом ходили нерегулярно из-за вражеских воздушных бомбардировок, но пока еще ходили. Сейчас лейтенант Любимов стоял у края перрона и думал о том, что зря он тогда не побежал и не догнал тот отправляющийся поезд, что ему легко можно было бы сделать со своими длинными и тренированными ногами. А теперь ему приходилось маяться из угла в угол в зале ожидания Ленинградского вокзала, ожидая отправления следующего состава. Он часто ходил к военному коменданту вокзала или просто выходил на вокзальный перрон, чтобы поинтересоваться или узнать, когда же будет ли отправление нового поезда на Ленинград. Народа на вокзале было очень много, но ни один мужчина или женщина не знали о времени отправления очередного поезда в Ленинград.

Никакого расписания движения поездов между двумя главными городами Советского Союза, по-видимому, уже не существовало, а если и существовало, то составляло военную тайну, которой никто не знал. Капитан НКВД, военный комендант Ленинградского вокзала, уже откровенно посмеивался над этим молоденьким недотепой в лейтенантской форме, каждый раз называя ему вымышленное время отправления поездов в Ленинград. Лейтенанту Артуру Любимову снова и снова приходилось подниматься на ноги, выходил на перрон вокзала, чтобы посмотреть, не подан ли какой-либо состав к перрону и не готовится отправление поезда от перрона, а также для того, подышать свежим уличным воздухом столичного города.

Зал ожидания Ленинградского вокзала был битком забит, не было ни одного свободного местечка, красноармейцами и командирами РККА, отправляющимися по месту службы или на фронт. В нем также было много и гражданских лиц, в основном женщин с детьми, которые хотели, как можно быстрее, вернуться в свои дома, чтобы в родных пенатах переждать бедствия и горести военного времени.

Но среди людей, ожидающих отправления на Северо-запад, крутилось немало лиц без определенного занятия, которые к тому же никуда не собирались уезжать.

Особенно много среди таких лиц было жиганистого типа подростков семнадцати или восемнадцати лет, которые внимательно присматривались к отъезжающим пассажирам, выискивая среди них ротозеев, которых мгновенно лишали различных продуктовых талонов и денежных знаков. Эти уркаганы действовали поодиночке или мгновенно объединялись в небольшие группы в зависимости от решаемых задач и количества предполагаемых жертв. Они, разумеется, проходили мимо и не трогали красноармейцев и командиров Красной армии, а также организованные группы из гражданских лиц. Но не давали прохода одиноким женщинам с детьми, старикам и старухам, лишая их средств к существованию или средств для возвращения домой. Милицейские или армейские патрули, время от времени прочесывающие территорию Ленинградского вокзала, проходили мимо уркаганов, словно их никогда не видели.

Время приближалось к восьми вечера, когда на вокзальном перроне началась суета, свидетельствующая о готовящемся отправлении нового состава на Ленинград. Из вещей с собой лейтенант Любимов имел тощий солдатский сидор, который, не снимая, таскал на своем горбу. Он быстренько смотался к капитану, военному коменданту, чтобы поставить все необходимые печати на свои командировочные документы. Когда лейтенант снова вернулся на перрон вокзала, то железнодорожный состав уже стоял у перрона, но был плотно окружен красноармейцами, которые угрожая ножами-штыками своих винтовок СВТ38, никого к нему не подпускали.

Вскоре выяснилось, что это был воинский эшелон, к которому были прицеплены два специально вагона СВ для членов ленинградского областного комитета КПСС, которые оказались в Москве и сейчас возвращались в Ленинград, что сам эшелон подали к перрону вокзала только для загрузки этих двух вагонов. Никаких других пассажиров этот воинский эшелон брать не собирался. Возбужденные неудачей люди возвращались обратно в зал ожидания Ленинградского вокзала, чтобы занять свои места, а младший лейтенант Любимов рванулся в сторону головы эшелона, пытаясь разыскать коменданта эшелона. Ему повезло, уже через две теплушки он увидел небольшую группу командиров, глава которой, майор РККА, уверенно направо и налево раздавал приказания.

Бегом, догнав эту группу командиров, лейтенант Любимов ловко развернулся лицом, вытянулся и, приложив правую руку к пилотке, доложился майору о своем прибытии. Когда тот удивленно на него посмотрел, Артур Любимов протянул ему свои документы о командировании в распоряжение кадров Северо-западного фронта. Майор мгновенно уловил суть ситуации, на секунду задумался, а затем обратился к капитану в своей группе и попросил его помочь лейтенанту Любимову добраться до фронта. Таким неожиданным образом Артуру Любимову удалось попасть в воинский эшелон, следующий по маршруту Москва – Ленинград – Волхов.

Командир батальона связи 2-й ударной армии капитан Николай Теплицин весьма благосклонно отнесся к отправляющемуся на фронт лейтенанту Любимову и выделил ему целое купе в своем купейном вагоне, который возглавлял этот воинский эшелон, в котором разместилось командование батальона связи. Они договорились встретиться вечерком и хорошенько поговорить, когда эшелон будет в пути на Ленинград. Капитан Теплицин отправился по своим делам, а лейтенант Любимов вышел на перрон из тамбура вагона. Часовой у вагона видел его вместе с командиром батальона, поэтому ни в чем лейтенанту не препятствовал.

Эшелон стоял на крайнем пути, одно стороной прямо вдоль вокзального забора, а другой стороной к перрону, по которому люди, так и не попавшие в эшелон, с опущенными головами возвращались в зал ожидания вокзала. Лейтенанту Любимову показалось, что в этой толпе гражданских лиц пару раз мелькнуло лицо одного великовозрастного уркагана, с огромной кепкой на голове и величайшими штанами клешами, который последний час постоянно вертелся вокруг него. Капитан перед уходом по делам, намекнул о том, что эшелон отправится в девять часов вечера, времени было более чем достаточно для того, чтобы смотаться в зал ожидания вокзала и вовремя вернуться к вагону, но какое-то внутреннее чувство остановило Артура Любимова от такого поступка.

Только начинало темнеть, а часовой поинтересовался, нет ли, у лейтенанта, чего-либо покурить?! Артур вдруг вспомнил о том, что в его сидоре должен лежать кисет с какой-то махоркой. Старый каптер госпиталя, выдавая обмундирование лейтенанта, этот кисет бросил в его сидор, при этом сказав, что махорка, как водка, на фронте всегда пригодится. Он сказал часовому, что сейчас вернется и пошел в свое купе проверить сидор, который был на месте и кисет с махоркой в сидоре тоже был. Он уже взялся за ручку своего купе, когда Артура прошибла мысль о том, что в его купе свежо и прохладно, но, когда он из него уходил в тамбур, то в его купе попахивало несвежими портянками. Лейтенант Любимов медленно и осторожно развернулся всем телом и увидел, что окно его купе опущено, чего просто не могло быть.

Мгновенно проведенное сканирование ему тут же показало, что трое неизвестных лиц находятся в четвертом вправо от него купе. Осторожно повернув ручку своего купе, лейтенант Любимов неуловимой тенью выскользнул в коридор вагона и на цыпочках начал красться к подозрительному купе. За несколько шагов до купе он остановился и прислушался, из пятого купе не слышалось ни единого звука. Подумав, Артур из плечевой кобуры вытащил "Вальтер Пк38" и снял его с предохранителя. В этот момент дверь пятого купе стремительно и с противным скрипом распахнулась и на его пороге выросла большая фигура красноармейца, который с громадным удивлением уставился своими желтыми глазами на застывшего в полусумраке вагонного коридора командира с пистолетом в руках. Как только красноармеец начал открывать рот для вопроса, то Артур размахнулся и рукояткой пистолета сильно врезал ему в висок. Послышался хруст височного хряща, красноармеец начал спиной заваливаться обратно в купе, но ему в спину ударили два выстрела. Любимов сделал небольшой шаг влево и, плотно прижавшись грудью к стенке следующего купе, двумя цокающими выстрелами из "Вальтера Пк38" прикончил человека, мелькнувшего в щели между стороной двери и телом убитого красноармейца.

Не задерживаясь ни на секунду, лейтенант Любимов тут же стремительно качнулся в противоположную от стенки купе сторону и в движении, когда находился прямо посередине раскрытой двери купе, снова произвел, но на этот раз три выстрела по пространству левой половины этого купе. Послышался стон и падение на пол тела человека. На какую-то долю секунды глаза лейтенанта вошли в контакт с глазами еще одного человека, который находился за пределами купе по ту сторону оконного стекла. Пальцы руки сработали сами собой, загремели выстрелы "Вальтера Пк38", которые уже не прекращались, пока не кончились патроны в обойме пистолета.

Лейтенант Любимов еще стоял, плотно прижавшись спиной к стеклу окна вагона и держа в опущенной руке "Вальтер Пк38", когда в коридор купейного вагона набежали какие-то красноармейцы и командиры. Они, протискиваясь мимо лейтенанта, заглядывали в купе и сокрушительно кивали головами, видя окровавленные тела майора, капитана и рядового красноармейца Красной Армии. Затем с группой своих командиров прибежал капитан Теплицин и первым делом потребовал, чтобы один из его офицеров осмотрел бы купе.

Старлей в кирзовых сапогах прошелся по лужам крови и, не обращая внимания на кровь, начал рыться в каком-то кофре, стоящем на приоконном столике купе. Он удовлетворенно покивал головой, лямки кофра закинул себе кофр на плечи и, также шагая по лужам крови, вышел из этого купе. По коридору вагона он прошагал пару шагов, своим ключом открыл восьмое купе, вошел в него и тут же заперся на ключ, а у дверей купе на охранный пост встал боец с автоматом.

Капитан Теплицин отвел лейтенанта Любимова в сторону и тихо ему прошептал на ухо:

– Лейтенант, своим геройским поступком ты спас всех нас, все командование фронтового батальона связи. Кто бы мог подумать о том, что в родной столице у нас попытаются украсть фронтовую шифровальную машинку. Но ты об этом ни-ни, никому ни слова, а то сейчас синемундирники набегут и будут требовать объяснений, почему стрельба, почему убитые…, да потому что война, вот почему. Но они этого не поймут, так, что готовься брат к худшему, но мы тебя в обиду не дадим.

3

Ленинград встретил лейтенанта Любимова абсолютным спокойствием и показным миролюбием. На Московском вокзале даже и близко не наблюдалось того безобразия, что творился на Ленинградском в Москве. Никаких тебе там случайных лиц с гигантскими кепками на маленьких головах, повсюду девчонки в красных косынках и парни с противогазами на боку, которые внимательно следят за порядком в домах, на улицах и на площадях. Парни и девушки доброжелательны, хорошо воспитаны и на все вопросы знают ответы. Правда никто из этих парней и девушек так и не ответил на вопрос, где же находится штаб Северо-западного фронта, а подозрительными взглядами смотрели вслед лейтенанту РККА, задавшему такие провокационные вопросы.

Игра в викторину закончилась очень быстро, вскоре усиленный патруль милиционеров арестовал подозрительного лейтенанта и, не обыскивая и не проверяя документов, доставил его на центральный милицейский участок города. Там на участке его принялся допрашивать старший лейтенант милиции Василий Лицын, который всего вторую неделю служил в органах общественного правопорядка Ленинграда, куда его устроил друг отца парня. Из военкомата пришла повестка на призыв Василия в армию, а он в течение трех лет так и не сумел сдать ни одного вступительного экзамена в вуз, поэтому теперь ему грозила служба простым рядовым бойцом в армии, да еще в такое лихое, военное время. Вот папаша, начальник отдела Смольного, и договорился со своим старым другом о том, чтобы сыну воинскую службу заменили бы на службу в городской милиции. Тот своим приказом оформил парня на службу в милицию на центральном участке, где служили одни свои люди.

Увидев арестованного армейского лейтенанта, только что доставленного в участок, старший лейтенант милиции Василий Лицын почему-то решил, что это немецкий шпион. Допрашивая лейтенанта Любимова, он даже попытался провести допрос с пристрастием, но все это привело к весьма печальным результатам. Вовремя прибывшие офицеры НКВД извинились перед лейтенантом Любимовым и отправили его по правильному адресу, а с Василия Лицына сняли три командирских ромба, а его самого по повестке отправили на призыв в военкомат.

Сейчас Артур Любимов стоял перед усатым майором кадрового управления Северо-Западного фронта, слушал и не понимал, о чем ему говорит этот фронтовой кадровик. Заканчивался второй месяц войны, наши по всем направлениям и фронтам отступают, ему бы только воевать и бить немцем, а этот усач в военной форме ему о каких-то штрафниках рассказывает. Лейтенант Любимов собрался с силой воли и все же прислушался к тому, что так старательно майор Зубов пытался затолкать ему, как выпускнику тверского пехотного училища, в голову. А майор Зубов в это время думал о том, что парень, видимо, ему попался не промах, вон, как о нем местные энкэвэдэшники заботятся. Вчера к нему сам начальник оперативного отдела полка фронтовой охраны НКВД приходил и слезно попросил его за одного знакомого парнишку, лейтенанта, где-нибудь в Ленинграде командиром взвода пристроить.

Вот он и решить немного потрафить энкэвэдэшнику, устроил его парня командиром целой роты фронтовиков. Правда, в роту всех уголовников, дезертиров, мародеров и осужденных лиц со всего фронта собирали, чтобы они дослужили свой воинский срок. Эти штрафники не воевали и не будут воевать, а сидели себе в клетках камерах тюремных казарм в районе Московского вокзала и носа на городских улицах не показывали.

Майор Зубов еще раз, тщательно выговаривая каждое слово, прочитал приказ, подписанный командующим Северо-Западного фронта, о назначение лейтенанта Артура Любимова командиром роты штрафников. И тут же дал понять этому выпускнику тверского пехотного училища, что разговор окончен, что тот должен отправляться по соответствующему адресу и принимать ротное хозяйство. Перед прощанием майор Зубов поинтересовался тем обстоятельством, а какое оружие лейтенант имеет при себе? Узнав, что всего лишь наган с одним патроном, майор укоризненно покачал головой и по-отечески посоветовал неопытному лейтенанту зайти к интенданту третьего класса Мясникову и получить у него хотя бы дополнительную винтовку. Но Артур Любимов не прислушался к совету опытного и все знающего майора Зубова, а сразу же отправился на место своей новой службы.

Майор Зубов, видимо, сознательно приукрасил ситуацию, когда эти два здания красного кирпича, расположенных за двухметровым забором с колючей проволокой поверху, называл казармами.

Лейтенант Любимов находился в трех метрах от проходной и наблюдал за тем, как два дюжих парня в красноармейской форме, но с двумя здоровущими палками в руках, приставали к девчонке с ослепительно синими глазами. Он хорошо слышал, так как эти красноармейцы не обращали на него ни малейшего внимания, торговались с девчонкой.

– Ну, ты чего, девонька? На своего парня запала, что ли? Да, он хрень поднебесная, а не парень вовсе. Да и писька у него малюсенькая, не то, что а Андрюхи нашего. Он, если пройдется по твоей борозде, то так пройдется, что навек запомнишь, а потом и сама начнешь каждый день к нему бегать ради его богатства. Давай ты сейчас у него попробуй, а после меня ублаготвори. Тогда, может быть, своего Ивана и увидишь!

Девчонка плакала, отмахивалась от наглых красноармейских рук своими маленькими, почти что детскими кулачками, все время твердила о каком-то Иване, но из КПП так и не уходила.

Артур Любимов, почувствовав, что этому делу добром не закончится, подошел к КПП и строгим голосом потребовал у обоих красноармейцев, объяснить, почему гражданское лицо находится на военном объекте? Он сумел-таки сдержаться, ни мимикой лица, ни дрогнувшим телом не выдавая того, что слышал мысленный крик того красноармейца, который сейчас молчал и только глазами поедал девчонку, которую уговаривал его друг. Он первым и заметил лейтенанта и сейчас раздумывал по этому поводу:

– Откуда, ты, блин, лейтенант, появился на нашу голову? Мы только что со всей братвой договорились о том, что после вечернего отбоя делаем ноги. Всех командиров "кокой" накачали до пуза, чтобы они не помещали. Так, блин, здесь появляется новая командирская сопля и снова прется в нашу казарму. Надо от него по-тихому избавляться. – А вслух этот же парень вполне спокойно произнес, заглядывая Артуру в глаза:

– Кто вы, товарищ лейтенант? Должен заранее предупредить вас о том, что вы сейчас находитесь на территории военного подразделения, на которую гражданским лицам и посторонним проход строго запрещен. Так, что вы, товарищ лейтенант, или должны немедленно ее покинуть, или представить документы, разрешающие вам на ней находиться. – Затем он требовательно протянул свою руку за лейтенантскими документами.

В этот момент второй красноармеец, прекратив уговаривать девчонку, ловко перехватил палку в правую руку, одновременно делая шаг вперед, чтобы сократить с командиром дистанцию. И для того, чтобы хорошенько палкой размахнуться, а затем дух выбить из этого подозрительного лейтенанта. Выдвижение вперед второго красноармейца оказалось несогласованным с намерением первого красноармейца, что позволило лейтенанту Любимову в махе ногой нанести этому красноармейцу сильный удар мыском сапога в солнечное сплетение. От таранного удала и возникшей боли второй красноармеец сложился и Артур Любимов второй ногой в сапоге выбил из него дух.

В долю секунды проведя болевые приемы со вторым красноармейцем, лейтенант Любимов теперь оказался лицом к лицу с первым красноармейцем, который все еще тянул руку за его документами. Сейчас он был явно растерян, так как не ожидал оказаться в ситуации один на один с врагом, но этот парень сумел сдержать себя и почти спокойны голосом произнес: