Текст книги "Ас Третьего рейха"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Но последний бой с участием североамериканских истребителей, мое, а также подполковника Динго неожиданное заболевание лучевой болезнью резко повлияли на это мирное существование. Сознание Ругге было поражено направленным лучом ионизирующего излучения и перестало существовать, правда, сохранив в моем сознании какие-то свои вторичные проявления. Теперь можно смело говорить, что Зигфрид Ругге умер, оставив меня одного в своем мире. Болезнь, замок, встреча с новыми друзьями – все это на время меня отвлекло от реальной жизни, на некоторое время я забыл о войне и был за это жестоко наказан.

Во время полета, когда требовалось только проверить, как функционирует модернизированная техника, проснулось измененное сознание Ругге, и он на практике продемонстрировал свою некую звериную сущность. Если бы мне вовремя не удалось перехватить управление истребителем, то сегодня улица Ортега-и-Гассет в Мадриде была бы залита кровью невинных людей, а я даже не догадывался о таком возможном варианте развития ситуации. Но и сейчас я не верил в то, что именно Зигфрид Ругге воспылал такой страстью к испанской девушке, что за обладание ею готов был залить кровью одну из улиц города, который полюбил пять лет назад. В моих руках не было фактов или свидетельств очевидцев, чтобы документально подтвердить изложенные выше мысли. Но я твердо был убежден в том, что Зигфрида заставили поступить подобным образом, что эта попытка кровопролития заранее планировалась.

ИР истребителя сообщил, что мы приближаемся к конечной точке полета, диспетчер замка предупрежден о нашем раннем возвращении. На сетчатке глаза появилась масштабная карта, на которой мигали три точки – замок и наша пара истребителей. Действительно, через несколько минут следовало заходить на посадку. Я усмехнулся про себя, замок находился в другом измерении, а эти бездушные роботы и автоматы его местонахождение привязали к земной карте и сейчас будут имитировать посадку тяжелой машины. Но меня это особо не волновало: я знал, что посадка будет успешной, иначе на что нам нужны эти ИРы истребителей?!

Но мне так и не удалось продолжить свои размышления о том, что делать дальше в этом мире, когда меня покинул Зигфрид Ругге, я аж от ярости готов был скрежетать зубами, но ничего дельного в голову не приходило. Когда шасси истребителя касалось асфальта внутреннего дворика замка, меня словно озарило – следует встретиться с североамериканским летчиком, пилотировавшим Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером US Army 109-99-9 E.

Испытательный полет успешно завершился. Завершился очередной этап нашей с Динго жизни, настало время возвращаться в родной полк.

3

Когда шасси истребителей коснулись асфальтобетона взлетно-посадочной полосы родного аэродрома, мы из кабин выскочили на свежий воздух и осмотрелись кругом, то у меня захолодело сердце и мне показалось, что мы вернулись не домой, а в другое место. Производственные, служебные и хозяйственные здания авиабазы, заново заасфальтированная взлетно-посадочная полоса, ангары и укрытия для истребителей BF109E – все это за две недели моего отсутствия практически не изменились. Удивление вызывали люди, работающие на авиабазе, их поведение и отношение друг к другу. В большинстве своем приписной состав полка составляли молодые люди в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Таких парней, только начинающих жизнь, трудно представить себе не подтрунивающими, не улыбающимися по поводу и без повода и не разговаривающими друг с другом. А сейчас перед нами проходили, проезжали на мотоциклах и автомобилях эти молодые люди, которые перестали улыбаться и громко смеяться. Они занимались работой и сноровисто делали свое дело, но глаза их не излучали прежнего мальчишеского и озорного блеска. Совсем недавно они много и охотно смеялись над любой шуткой друга или товарища. Да, с офицерами унтер-офицерский и рядовой состав полка всегда был серьезен, но и офицер, отдав распоряжение унтер-офицеру или рядовому, улыбаясь, наблюдал, как они исполняют его распоряжение. А сейчас этого не происходило, отдав приказ, офицер отправлялся по своим делам и не обращал внимания на то, как рядовой исполнял этот приказ. Одним словом, сегодня люди на базе больше напоминали тени.

До глубины души раздосадованный неприятными впечатлениями, я вместе с подполковником Динго отправился в штаб полка, чтобы доложить о прибытии и готовности приступить к исполнению служебных обязанностей. Полковник Арнольд Цигевартен встретил нас в своем кабинетике, расположенном в здании штаба на втором этаже. Он был одет в отутюженный мундир полковника Люфтваффе, и вся его фигура сохраняла присущее Арнольду арийское высокомерие. Но, усталое и испещренное морщинами, его лицо не скрывало напряженного графика работы, который приходилось Цигевартену выдерживать каждый день, независимо от дня недели. К тому же очень трудно командовать истребительным полком, зона ответственности которого лежала в секторе, наиболее притягивающем внимание высшего руководства рейха. Арнольд тяжело поднялся из-за стола, вышел мне навстречу, обнял за плечи и сказал, что рад возвращению старых друзей. Возвращаясь за стол, он сунул свою правую руку для рукопожатия подполковнику Динго. Когда они жали друг другу руки, я обратил внимание на то, что рука Цигевартена мелко подрагивает. В этот момент я очень надеялся, что это была не болезнь Паркинсона или возрастное подрагивание руки, а простая усталость, и подумал, что один-два сеанса лечения у кибер-доктора замка и полковник Цигевартен стал бы другим человеком и напрочь забыл бы о том, что это такое усталость.

Устал не только полковник Арнольд Цигевартен, но устал воевать и весь десятый истребительный полк. Разговор с Арнольдом не получился, ему приходилось все время говорить по телефону, который звонил не переставая. Офицеры штаба крутились, словно заведенные волчки, все время к ним поступала информация из различных штабов, пунктов наблюдения за самолетами противника ВНОС, с радиолокационных станций РЛС, а иногда и от простых граждан рейха. Всю эту информацию им следовало проверить, процедить через ситечко и отобрать только те факты, которые позволили бы спланировать рабочий день полка и определить цели и задачи боевых вылетов эскадрилий. Полковник Цигевартен извинился, что не может найти свободной минутки и переговорить с лучшим другом, поэтому предложил перенести встречу и беседу на более позднее время, когда утихнет эта чехарда с информацией и принятыми на ее основании решениями. Он успел только добавить, что очень рад видеть меня посвежевшим и не таким усталым, каким был до своего ранения. Когда он глядел на подполковника Динго, то глаза его по-отцовски и одновременно по-собственнически поблескивали, мне в этот момент вспоминались слова князя Оболонского о том, что командир нашего полка – настоящий умница.

* * *

За время моего отсутствия никто не побывал в моей комнате, поэтому я воспользовался имеющимся у меня ключом, чтобы ее открыть и убедиться, что там все в порядке, немного пыли, но жить было можно. Армейскую сумку с запасной формой бросил на специальную подставку при входе, снял черный дождевик и повесил его на вешалку, хотел было посидеть в кресле, но развернулся и отправился в комнату Динго. Вход в нее находился строго напротив двери моей комнаты. Вежливо постучав в дверь, я подождал немного и, так не дождавшись приглашения, вошел в комнату ведомого.

Подполковник Динго, в отличие от меня, не любил путешествовать налегке, он всегда набирал с собой много нужных и ненужных вещей. Даже будучи при смерти, в свою командировку ко мне на излечение он умудрился притащить два чемодана шмоток. Сейчас Динго был чрезвычайно занят, он распаковывал чемоданы и аккуратно раскладывал рубашки и все, что находилось в чемоданах, по отдельным полочкам в стенном шкафу. Пока парень занимался таким важным делом, я осмотрел его комнатку и пришел к выводу, что по площади она меньше моей, к тому же чуть продолговатая, вытянутая к окну. Стенной шкаф неимоверных размеров, двуспальная кровать или сексодром, как называл это мощное ложе сам герой, и четыре мощных довоенных стула составляли обстановку этого бедного офицерского жилища. При этом чувствовалась опытная женская рука, пол комнаты был отмыт до зеркального блеска, да и кругом было очень чисто, а вещи аккуратно расставлены по местам. Ни один мужчина этого сделать не мог! Но подполковник хранил полное молчание по поводу того, кто же из связисток полка предпочитает ночевать на этом сексодроме, а в свободное от ночевок и службы время отмывать пол и следить за порядком в этой офицерской берлоге.

При моем появлении подполковник Динго кивнул головой, словно хотел дать знак, что обратил внимание на появление гостя в комнате и хорошо знает, кто именно посетил его, но продолжал заниматься любимым делом. Почувствовав, что подчиненный мне офицер этим кивком ограничился и не собирается больше обращать на меня внимания и развлекать приятными разговорами, я предложил ему сходить перекусить в офицерскую столовую, ведь последний раз мы с ним завтракали рано утром в замке. Динго тут же согласился, хорошо понимая, что иначе я от него не отстану. Столовая была уже безлюдна, основной офицерский состав полка давно поужинал, а дежурные повара ожидали появления пилотов, заявленных в ночные полеты и перехваты. Они с удовольствием покормили нас. Съев по бифштексу, которые в действительности были приготовлены наполовину из мяса и наполовину из ржаного хлеба, мы сразу поняли, что вернулись в родные пенаты. Я смотрел, как мой ведомый красиво и аристократично разрезал котлету-бифштекс столовым ножом, и думал о том, что сейчас Динго ничего не помнил о времени нашего пребывания в замке.

Князь Оболонский перед нашим отлетом в полк подошел ко мне и попросил разговора тет-а-тет. Мы отошли в сторону, и он заговорил о том, что как только истребитель подполковника Динго оторвется от земли, то в памяти подполковника сотрутся воспоминания о замке, его обитателях и о его пребывании в нем. Одновременно с этим у него сохранятся знания обо всех технологических усовершенствованиях, внесенных в конструкцию истребителя. Причем подполковник будет знать, как применять на практике эти усовершенствования, но при общении с товарищами и приятелями по полку будет избегать разговоров на тему их использования. Что касается отсутствия в полку, то Динго будет думать, что вместе со мной лежал в закрытом госпитале, где проходил курс лечения от тяжелого заболевания. В конце разговора князь Оболонский остановился на мгновение и добавил, что подполковник Динго в свое время вспомнит о замке и когда-нибудь обязательно вернется в него, но для этого он должен пройти некоторые испытания. Я не стал задавать князю лишних вопросов, про себя решив, что если наступит такой момент и мне придется покидать данную реальность, то я обязательно предложу подполковнику отправляться вместе со мной: Динго стал моим настоящим другом.

Было уже совсем поздно, когда мы с Динго вернулись в общежитие, но полковник Цигевартен пока не приходил. Через час он перезвонил мне в комнату, извинился и сказал, что встреча откладывается, так как командир дивизии вызвал его к себе для важного разговора. В комнате, несмотря на сильный и холодный ветер на улице, было хорошо и уютно. Двойные окна держали тепло, не давая возможности холоду извне проникнуть в комнату. Я некоторое время постоял у окна, чтобы полюбоваться непогодой.

Затем разделся и нырнул под теплое одеяло, потянулся всем телом и начал думать о том, как там, где-то во вселенной, поживает обер-ефрейтор Смугляночка, ведь скоро у этой девчонки начнет расти животик с моим сыном. Это были приятные мысли, но хотелось спать, щелчком пальцев я выключил верхний свет, оставив тоненький лучик ночного светильника, стоящего на прикроватной тумбочке. С детства я не любил и боялся спать в темноте, тогда мама меня научила засыпать при свете ночника. Бесконечная мысль о маме увела меня в сон, я даже не помнил, удалось ли мне веками прикрыть глаза, как уже забылся глубоким сном.

4

С утра до вечера мы с Динго провели в кабинах своих истребителей в ожидании очередного сигнала тревоги и вылета на боевое задание. Но, как назло, день выдался нелетным, был очень пасмурным, и вражеские самолеты не покидали своих аэродромов. Может быть, нелетная погода пришла потому, что сегодняшний день был воскресным днем. До войны по утрам в такие дни недели люди всей семьей ходили в церковь, чтобы помолиться Господу Богу о спасении души. А может быть, я был не прав, думая, что по воскресным дням люди вообще не воюют. Но в любом случае, погода была нелетной, а мне и Динго пришлось на всякий случай восемь часов просидеть в кабинах своих истребителей.

Все это время я поддерживал магический контакт с подполковником Динго, который находился в кабине своего истребителя, я обучал его азам магии. Обучение происходило в виртуальном мире, а для этого нужно было закрыть глаза и с головой погрузиться в этот мир магии и волшебства. Долгое время парень категорически отказывался закрывать глаза, так как ужасно боялся магии и не хотел иметь с ней дела. В принципе, Динго был не против того, чтобы поболтать с собеседником, находящимся далеко от него, на ментальном уровне. Он не возражал, чтобы потусторонние голоса звучали в его голове, но категорически не хотел выучиться на мага, так как считал их исчадиями ада. Когда в очередном сеансе магической связи я предложил ему начать обучение на мага, то подполковник пришел в ужас и первым делом перестал спать, чтобы я не мог больше связываться с ним магическим путем. Вот и этим утром подполковник долго хорохорился, но уже через час впал в утреннюю дрему, и тогда я в его сознании сформировал изображение приборной панели истребителя. Динго потребовалась целая минута, чтобы убедиться, что реальный аналог приборной доски ничем не отличается от виртуального изображения этой же приборной доски.

Поверив в то, что панели управления истребителя ничем не отличались друг от друга и что обеими можно пользоваться в равной степени, Динго перестал противиться мне и согласился учиться магии. Парню нравилась сама идея летать во сне или пилотировать истребитель с закрытыми глазами. Но, как это часто случается, ученик захотел одним махом освоить весь предмет в целом, он начал спешить и начал делать ошибки из-за своей спешки. Я немного подумал, как отучить парня от ненужной в учебе спешки, и придумал следующее. Поместил его в компьютерный стимулятор обучения пилотированию BF109E, где на хорошо знакомом ученику предмете воссоздавал различные летные ситуации, объясняющие причину той или иной совершенной им в процессе обучения магии ошибке. Аллегорически, разумеется.

Обучение магии я решил начать со спички, этот трюк у меня наиболее легко получался. А именно, взять в руку спичку и попытаться зажечь ее взглядом. Сначала Динго отказывался брать спичку в руки, затем отказывался смотреть на эту спичку, но когда спичка вспыхнула в его руке, то от испуга этот осел так отбросил ее в сторону, что чуть не поджег кабину своего истребителя. Слава богу, вовремя сработала система пожаротушения истребителя и пожара не произошло. Через некоторое время Динго научился зажигать спичку не взглядом, а щелчком пальцев. Открылось это совершенно неожиданно для него и меня. Мы тысячу раз повторяли этот трюк зажжения спички одним взглядом, но у парня ничего не получалось, если же спичка и загоралась, то это сразу грозило началом большого пожара, но чаще спичка холодно реагировала на пристальные взгляды этого парня. Честно говоря, я не знал, как следует поступать в таких случаях, и хотел уже было прекратить этот эксперимент, чтобы перейти к другому опыту, как взбешенный своими неудачами Динго с остервенением щелкнул пальцами правой руки – и спичка загорелась ровным пламенем. Сам парень не обратил на это внимания, так как продолжал, страшно выпучив глаза, всматриваться в спичку, но я, выступая в роли опытного наставника, успел-таки заметить этот щелчок и попросил для чистоты эксперимента его повторить. Спичка загорелась и после второго щелчка, третьего… шестого и седьмого. Таким образом, Динго вступил на стезю изучения магии, оставаясь при этом упертым дилетантом, не верящим в существование самой магии.

Поэтому мне пришлось перейти к обучению своего ученика еще одному простейшему магическому трюку – движению физического предмета в пространстве под влиянием силы мысли или взгляда. Практикующий мастер телекинеза способен силой своей мысли переносить в пространстве любой предмет и на любые расстояния, но я решил начать обучение с движения по пластмассовой панели коробка спичек.

Не знаю, по каким причинам этот трюк оказался не под силу не только Динго, но и мне. Правда, коробок спичек и пластмассовая панель находились в кабине истребителя Динго, а я в кабине своего истребителя, но сколько бы я ни старался, коробок спичек ни на йоту не сдвинулся со своего места. Может быть, этот эксперимент мне не удавался из-за плохого качества передачи сигналов по магическому коммуникационному каналу?! Я уж было решил сходить к Динго и попробовать напрямую мысленно воздействовать на коробок, как раздался вызов по рации и полковник Арнольд Цигевартен вежливо попросил меня заглянуть к нему в штаб.

Вежливая просьба командира – это вежливый приказ, и пришлось мне трусцой пробежаться по жуткому холоду до штаба полка. Когда я ввалился в здание штаба полка, то представлял собой полузамерзший труп.

Арнольд лично напоил меня двумя стаканами горячего чая и, когда убедился в том, что я стал в некоторой степени вменяемым, то заявил, что из столицы рейха получен приказ, согласно которому мне и подполковнику Динго в эту ночь было приказано совершить налет на одну из правительственных резиденций Острова. Полковник Цигевартен ткнул своим толстеньким пальчиком в карту северного побережья Острова и продолжил, что для выполнения задания оба истребителя на борт должны взять максимальную бомбовую нагрузку и, избегая встреч с врагом, найти и полностью уничтожить эту виллу. При этих словах полковник замолчал, а я спокойно ожидал продолжения его пересказа столичного приказа, так как хотел понять, что нам делать после уничтожения этой виллы. Ведь что получается: долететь до виллы мы сможем, сможем разыскать и уничтожить ее, но на чем нам тогда возвращаться назад, на родной аэродром? Эта чертова вилла была расположена на северном побережье, на дальнем конце Острова, а не на его ближнем к нам южном побережье. И расстояние до нее по прямой составляло радиус действия наших истребителей BF109E. Чтобы ее уничтожить потребуется минут десять-пятнадцать пребывания над целью, а это еще дополнительный расход топлива. Получается, что в данный момент полковник Арнольд Цигевартен продает мне билет в один конец – нашим истребителям будет не на чем вернуться на родной аэродром, на это попросту не хватит топлива!

Арнольд Цигевартен спрятал под тяжелыми веками свои честные глаза старого вояки, продолжая при этом хранить молчание, и тогда я понял, что и он не знает ответа на вопрос, каким образом нам можно вернуться домой после выполнения этого задания. Тогда я сделал то, чего никогда не сделал бы в другой ситуации – я силой воли заставил его поднять глаза, и взгляды наши встретились. Не торопясь, я начал мысленно рассказывать своему приятелю – он был другом Зигфрида Ругге, но сумел за короткое время стать и моим настоящим другом, – как мое сознание оказалось в теле его друга Зигфрида Ругге. Я рассказал обо всем, что со мной произошло за это время службы Оснаабрюкке и пребывания в замке.

Когда рассказ закончился, я поднялся на ноги и, небрежно козырнув присутствующим, направился к выходу. На улице по-прежнему завывал арктический ветер, но я уже не чувствовал холода. Только что стемнело, но я не торопясь брел к своему истребителю, размышляя о том, что следовало бы предпринять, чтобы в первом же боевом вылете не потерять модернизированные истребители. Но ничего путного не приходило в голову, разве только магическая ерунда. Расстроенный этими мыслями, я ментально связался с Динго и поделился с ним нашими несчастьями. Этот пилот-ариец, упрямый как осел, с абсолютным безразличием отнесся к информации, он беспечно отмахнулся от меня рукой, словно хотел бы сказать: «Ну и что, слетаем, отбомбимся и как-нибудь вернемся домой».

В расстроенных чувствах я добрался до своего истребителя, кивнул обер-ефрейтору Шульце, который в русском тулупе возился в своем уголке. И когда я уже поднимал ногу, чтобы взбираться на крыло своего BF109E, в мой лоб неожиданно врезался спичечный коробок, прилетевший неизвестно откуда. Удар по лбу был не очень сильным, но неожиданность всегда считалась одним из факторов успеха. Растерявшись, я со всего размаху глупо шлепнулся пузом на острую кромку крыла своей машины и стал озираться в поисках наглеца, так по-детски подшутившего надо мной. Никого из посторонних рядом не оказалось, и только тогда я услышал в своей голове хихиканье подполковника Динго, с большим трудом до моих мозгов дошло, что спичечный коробок – это дело его рук. Мой ученик самостоятельно научился телекинезу и стал настоящим телепатом! И тогда в моей голове родилось решение вопроса, каким образом мы после выполнения задания вернемся домой.

К нашим истребителям подъехали грузовики. Оружейники проверили вооружение и боезапас, стали на специальных кронштейнах в планерах машин подвешивать и крепить по две двухсотпятидесятикилограммовые авиабомбы. Я наблюдал за работой оружейников, а сам по телефону разговаривал с командиром полка и объяснял ему, что нам с подполковником Динго нужно, чтобы наши истребители вернулись бы на родной аэродром. Когда оружейники полка завершили работу и грузовики уехали, я мысленно пообщался с Динго, кратко объяснив, что он должен делать, и молча полез в кабину своего BF109E. Удобно расположившись в кресле-ложементе пилота, я мысленно приказал ИРу включить зажигание, и тут же приятными зелеными огоньками засветилась приборная панель машины. Чтобы не вызвать подозрений со стороны наземных служб аэродрома: как это может быть, чтобы два истребителя уходили на боевое задание без переговоров по рации о подготовке к полету, я по рации связался с Динго и поинтересовался, как его дела, и он в нескольких словах сообщил мне о полной готовности к полету.

Я ввел в память-карту ИРов обоих истребителей точное месторасположение виллы, предполагаемый маршрут следования до этой точки и предполагаемый маршрут возвращения. Через пару секунд получил подтверждение и согласие подполковника Динго со своим предложением, правда, с некоторыми небольшими коррективами. Подполковник предложил прорываться к вилле на малой высоте через центр Острова, так мы, по его мнению, могли бы избежать раннего обнаружения вражескими радарами, которые в основном были сконцентрированы на побережьях Острова.

После долгого разбега, натужно подгуживая двигателями, наши истребители оторвались от взлетной полосы и по спирали с большим трудом начали набирать высоту. Этим неуклюжим взлетом и тяжелым набором высоты мы хотели продемонстрировать невольным свидетелям, насколько перегружены оба истребителя. Достигнув требуемой высоты в четыре тысячи метров, наши истребители взяли курс на север. Но как только они достигли побережья Северного моря, мы с Динго увеличили их скорость полета, перейдя в пологое пике, чтобы скрыться в белой пелене прибрежного тумана.