Текст книги "Ас Третьего рейха"

Автор книги: Валентин Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

2

Князю Петру Алексеевичу Оболонскому недавно исполнилось шестьдесят лет. Он родился в России и всю свою жизнь посвятил служению российским монархам. Он служил им верой и правдой на фронтах Первой мировой войны, дослужился до полковника гвардии Преображенского полка, получил немало орденов и медалей из рук самого царя Николая Второго. Когда Николая и его семью расстреляли большевики, то гвардии полковник, решительно отказавшись принимать участие в братоубийственной Гражданской войне, покинул Россию в семнадцатом году и уехал на постоянное место жительства во Францию. Князю Оболонскому посчастливилось вывезти с собой немалый капитал в североамериканских долларах и английских фунтах стерлингов, на который он построил себе прекрасную виллу в древнеримском стиле на Лазурном берегу. За время проживания во Франции ему повезло приумножить свой капитал, вложив немалые деньги в развитие военной промышленности стран Европы. Но он особо не афишировал свои финансовые успехи, а старался оставаться в тени. Влиятельные люди и государственные деятели предвоенной Европы считали за честь познакомиться с Петром Алексеевичем и поддерживать с ним деловые контакты.

Когда разразилась Вторая мировая война, совершенно неожиданно для окружающих его людей князь Оболонский изъял из оборота все свои вложения в военное производство и пустил эти деньги на развитие авиационного и автомобильного транспорта, телекоммуникационных средств связи. К этому времени бывший гвардии полковник все реже и реже стал появляться на публике. Его представители, да и он сам, открыто заявляли, что князь увлекся интересным делом, которое отнимает у него все его время и в которое он вложил все свои деньги. Эта информация была почерпнута мной несколько позднее в газетах и журналах Франции и рейха, которые я разыскал в файлах глобального информационного канала.

Я сделал приглашающий жест, человек перешагнул порог и прошел в комнату. Некоторое время он осматривал меня, затем, видимо, удовлетворенный осмотром, довольно кивнул, прошел к столу и сел в кресло за журнальным столиком. Я расположился напротив него. Пауза несколько затягивалась, но я продолжал умышленно хранить молчание, предоставляя хозяину право первым начать разговор.

Человек поднес запястье правой руки ко рту и что-то тихо прошептал в циферблат часов, распахнулась дверь, и в комнату с тихим шелестом вкатились два робота с подносами в руках. Своим внешним обликом роботы мало чем походили на людей, они были небольшого росточка, имели чуть вытянутое тело с небольшой головой-шаром, на котором просматривалось лицо с двумя глазами, носом-бугорком и прорезью рта. Роботы имели длинные руки-манипуляторы, которыми один из них бросился убирать остатки моего завтрака, а другой занялся сервировкой журнального столика. В секунду на нем появилось все необходимое для кофе и чая – кофейники, чайники, молочники, кофейные и чайные чашки. Пока я с громадным удивлением присматривался к обслуживающему персоналу, этим аксессуарам домашнего обихода из моего недавнего прошлого, человек с видимым удовольствием принялся заваривать себе чай. А роботы, завершив работу и получив на то разрешение хозяина, выкатились из комнаты.

– Как вы себя сейчас чувствуете, милсударь? – Этим вопросом человек прервал несколько затянувшееся молчание. – Когда я впервые увидел вас, то вы были на грани смерти, ваша психика была сильно истощена, что сильно сказалось и на вашем физическом состоянии. Вы проспали целую неделю, в течение которой, правда, только отчасти вам удалось восстановить свои силы. Вероятно, вы сильный маг, но я рекомендовал бы вам пройти обследование в процедурном кабинете замка. Наш виртуальный врач – большой зануда, но хорошо знает свою профессию, он осмотрит вас и решит о курсе лечения, который было бы вам желательно пройти. Извините, милсударь, но я забыл вам представиться – князь Петр Алексеевич Оболонский. – Князь привстал и протянул мне руку.

Дальше князь Оболонский в нескольких словах рассказал о себе. Его рассказ во многом соответствовал информации, почерпнутой мной позднее из глобальной информационной сети. Но меня несколько смутило окончание этого рассказа, я почувствовал, что он что-то недоговаривает, замалчивает. Поэтому, когда настала моя очередь рассказывать о самом себе, то я решил говорить полную правду о прошлой жизни и о переносе сознания в тело Зигфрида Ругге. Князь Оболонский выслушал мой рассказ с большим вниманием, не пропуская ни малейшей детали, внешне он сохранял полное спокойствие, разве что в иных местах рассказа его глаза начинали странно поблескивать. Это когда я говорил о жене и сыне, теще и тесте.

За этими разговорами время пролетело незаметно. Мой кофейник давно опустел, а мне очень хотелось попить кофейку. Поэтому я рискнул в присутствии гостя сформировать телепатему и послал ее за пределы комнаты. Вначале ничего не происходило, я продолжал свой рассказ, а князь Оболонский слушал меня и одновременно внимательно рассматривал мое лицо. Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился один из роботов с кофейником в руке-манипуляторе. По несколько суетливым его движениям можно было понять, что робот находится в нерешительности и не знает, что ему делать – обслуживать меня или нет. Краем глаза я заметил, как князь Оболонский поднес запястье руки ко рту, и робот преобразился, он, словно ветер, налетел на меня и принялся обслуживать, в мгновение ока заменив кофейник, молочник и кружки передо мной. Свой рассказ я уже заканчивал, попивая ароматный и свежий кофе.

Князь поблагодарил меня за рассказ и сказал, что немного засиделся со мной, а у него еще осталось много дел, которые требуют его внимания. Он легко поднялся на ноги и перед уходом посоветовал мне решить вопрос о здоровье, познакомиться с замком и его людьми, подумать над тем, чем я собираюсь заниматься в ближайшее время. В этот момент меня терзала одна душевная проблема, ведь получалось так, что я самовольно покинул воздушный бой, в котором принимали участие мои товарищи по полку, и исчез в неизвестном направлении, не предупредив никого. Мне требовалось как можно быстрее связаться с полком и сообщить о своем настоящем местонахождении, чтобы меня не считали дезертиром.

Князь Оболонский добродушно улыбнулся и сказал, чтобы я особо не беспокоился, так как время пребывания человека в замке необязательно находится в прямой зависимости от времени, реально протекающего за его пределами. Что же касается связи с полком, то я всегда имею возможность воспользоваться обычной телефонной линией, которая связывает замок с любым абонентом внешнего мира, и князь кивнул головой в один из углов комнаты. Утром там находился столик, на котором был сервирован завтрак, а сейчас там в углу на столике расположился обычный телефонный аппарат. Чуть удивленный этими магическими трансформациями, я перевел взгляд обратно на князя, но того уже в комнате не было. Только внутри меня появилась и крепла уверенность в том, что завтра утром мы вместе позавтракаем.

После беседы с князем Оболонским два часа я провел в коридорах, переходах, жилых и служебных помещениях, продолжая знакомиться с замком. Каждый его этаж (сколько всего этажей было в этом замке, я так и не разобрался) был разбит на отдельные жилые блоки, которые состояли из двух-трех, а в некоторых случаях из гораздо большего количества жилых комнат, нескольких спален, туалетных и ванных комнат. Жилые блоки различались большим разнообразием мебели, технического оборудования и санитарными условиями проживания. В некоторых жилищах могли жить люди из средневековья, в других – современные люди, а в третьих – люди из будущего. А некоторые жилые блоки, в интерьере и обустройстве которых я так и не смог до конца разобраться, были, по всей вероятности, предназначены для проживания гуманоидов неизвестных мне рас вселенной. Вывод из всего этого следовал один: замок – это гостиница или перевалочный пункт для гуманоидов вселенной, которая существует вне реально текущего времени и пространства.

Правда, пока было непонятно, какую конкретно роль князь Оболонский исполнял в этом замке-гостинице, был ли он простым портье, менеджером-управителем или же был реальным хозяином всего этого предприятия? Я не стал особо задумываться над этими вопросами, прекрасно понимая, что рано или поздно ответы будут получены.

Двор замка был разбит на две неравных части, большую часть занимал парк с цветниками, экзотическим кустарником и прекрасно ухоженными деревьями, а меньшую часть – хозяйственный двор. Немного побродив по аллеям парка и подышав свежим воздухом, я отправился знакомиться с хозяйственным двором.

Хозяйственный двор занимал серый квадрат прекрасно уложенного асфальта, который был окружен кирпичными строениями производственного назначения. По двору сновали люди, которые с интересом поглядывали на меня и вежливо здоровались, но не останавливались, чтобы переговорить, а спешили по своим делам. Некоторое время я молча наблюдал за этой активностью, кивком головы отвечая на приветствия незнакомых мне людей. Еще издали я обратил внимание на парня, появившегося в дверях одного из зданий. Он внимательно осмотрел двор, перекинулся парой слов с ребятами, которые в этот момент проходили мимо. Затем он подтянул свои рабочие брюки, одернул куртку и решительно направился в мою сторону. В трех шагах от меня этот парень остановился, стянул с головы берет и, слегка поклонившись, вежливо обратился ко мне:

– Милорд, позвольте вас проинформировать о ходе работ по ремонту вашей летающей машины, на которой вы прибыли в замок. – Он сделал паузу и продолжал: – Пока нам удалось только провести общую диагностику ее технического состояния. Но мы не знаем, что вы хотите иметь в окончательном варианте, поэтому, чтобы мы могли продолжать ремонтные работы, нам требуется ваше мнение и более детальный совет по ремонту. – Парень сделал шаг в сторону, всем видом предлагая следовать за ним.

Я оторвался от стены, которую подпирал плечом, и направился вслед за парнем.

3

Производственно-ремонтный бокс, где находился мой истребитель, представлял собой нечто среднее между студией модного художника и холлом современного отеля. Казалось бы, небольшое помещение было ярко освещено и сверху донизу оплетено легкими лестницами, мостками и переходами с одной стороны на другую, не говоря уже о множестве стационарных приборов, счетчиков, осциллографов и пультов. Когда я перешагнул порог бокса, то застыл на месте, вглядываясь в картину рабочего помещения без единого пятнышка грязи или масла на полу и на стенах, воздух которого был наполнен запахами леса. Я опустил взгляд чуть ниже и только тогда увидел свой BF109E, который лежал на стапеле с выпущенным шасси, не достававшим до пола бокса. Истребитель находился в центре этих ажурных переплетений, окруженный тестовыми стендами и от шасси до фонаря укутанный проводами, коммуникационными кабелями с какими-то непонятными нашлепками на фюзеляже и крыльях.

Интуитивно я выбрал одну лесенку из множества других и по ней спустился вниз на пол ремонтного бокса. Даже с этого места истребитель казался таким безобидным и маленьким и напоминал собой красивую детскую игрушку. Подошел к машине и ладонями коснулся ее внешней обшивки, вместо холода металла под руками почувствовал необычный материал, от которого исходили ощущения теплоты и непонятной нежности. От неожиданности я отдернул руки от обшивки, и ощущения немедленно исчезли. Перейдя на магическое зрение, я проник в структуру стали обшивки истребителя и увидел, что это не жесть с присадками броневой стали, из которой изготовлялась обшивка серийных BF109E, а неизвестный мне материал.

– Милорд, прошу извинить меня за беспокойство. Что-то не так с вашей машиной? – внезапно послышалось за моей спиной.

Резко развернувшись на каблуках, я увидел перед собой еще одно человеческое существо, одетое в чистую робу и с простодушным лицом крестьянина. Только тут я заметил в углу этого нижнего яруса большой стенд с множеством экранов, мониторов, приборов, трамблеров и ручек переключений. Этот парень, видимо, работал на стенде, и потому я его и не заметил.

– Мы провели техническую диагностику всех узлов и агрегатов вашей машины. С нею все в порядке, но, насколько мы понимаем, это упрощенный экземпляр машины без особых технических наворотов и эффектов, поэтому можно хоть сейчас садиться в ее кабину и подниматься в воздух. Но князь попросил нас, – в этот момент парень сильно засмущался и покраснел, – немного обновить и адаптировать отдельные узлы и системы вашей машины. Чтобы проделать это в соответствии с духом вашей реальности, нам потребуется ваш совет и помощь, нам нужна одна неделя, чтобы довести машину до ума.

Парень замолчал, с интересом поглядывал на меня и ждал реакции на свое предложение, а я пока оставался в полном замешательстве. Становилось ясно, что замок и его обитатели в определенной степени связаны с человеческими и гуманоидными цивилизациями вселенной и размещают их представителей в гостиничном комплексе, в случае необходимости ремонтируют их транспортные средства. Но мне была не совсем понятна роль Зигфрида Ругге, немецкого летчика-истребителя времен Второй мировой войны, совершенно случайно оказавшегося на территории девятого чуда света. Да и кому это потребовалось – переносить мое сознание в его тело? На этот и многие другие вопросы мне предстояло еще искать ответы. В этот момент я вспомнил о вопросе техника ремонтного бокса и вновь переключил свое внимание на него.

– Как вас зовут, молодой человек? – с этими словами я обратился к деревенскому увальню, и лицо парня расцвело добродушной улыбкой. – Знаете, это несколько неудобно – разговаривать с человеком, имени которого не знаешь.

– А я и не человек, милорд, – ответил парень, глядя на меня честнейшими в мире глазами. – Но можете называть меня Ортисом. Мне очень нравится, когда ко мне так обращаются.

– Ортис, мне очень хотелось бы поблагодарить вас за техническую диагностику моего истребителя. Разумеется, мне доставит большое удовольствие поработать вместе с вами над его модернизацией. Я готов каждое утро приходить в этот бокс и работать с вами столько времени, сколько потребуется. Не могли бы вы, Ортис, сказать мне, почему заменили его обшивку. Ведь броневая жесть в иные моменты может противостоять попаданию винтовочной или пулеметной пули…

– Милорд, новая обшивка вашей летательной машины, – я обратил внимание на то, что в течение всего разговора Ортис всячески избегал мой истребитель называть словом «истребитель», а пользовался другими словами-синонимами, – изготовлена из специального материала с керамзитным напылением. Этот квазиматериал, получив от бортового Искусственного Разума информацию о месте предполагаемого попадания пушечного снаряда, ракеты, торпеды или энергосгустка, производит специальную подготовку к столкновению обшивки с упомянутыми предметами. К предполагаемому месту поражения, говоря языком военных, подтягивается дополнительное усиление, меняется внутренняя структура материала, в результате чего обшивка может выдержать прямое попадание. – Ортис на секунду задумался и добавил: – Правда, пушек, ракет, торпед и энергометов, но не очень крупного калибра.

В этот момент завибрировал вызов браслета, носимого на руке и стилизованного под русалку, играющую с мячом в морских волнах. Князь Оболонский, покидая комнату, оставил этот браслет на тумбочке при входе и попросил меня не снимать его с руки и носить все время с собой. Когда я первый раз надел его на запястье, то концы браслета сами собой защелкнулись, а он так комфортно устроился на руке, что было любо-дорого смотреть. Сейчас браслет своей нежной трелью звонка напомнил о своем существовании. Извинившись перед Ортисом, я поднес браслет к уху и услышал приятный женский голосок:

– Милорд, вы хотели связаться и переговорить с командованием своего полка. Предварительно я уже разговаривала со штабом и там мне сказали, что полковник Арнольд Цигевартен через двадцать минут будет на месте. Чтобы переговорить с полковником, милорд, вам придется подняться в свою комнату, где установлен аппарат для прямых переговоров, и вам нужно поспешить, чтобы вовремя оказаться на месте. Ортис может проводить вас, чтобы вы не заблудились по дороге.

Ортис провел меня к лифту, который находился в ремонтном боксе, и мы поднялись этажей на десять, прежде чем оказались на нужном этаже, в иные минуты мне казалась, что мы движемся не только вверх, но и в горизонтальной плоскости. А затем Ортис быстро провел меня по этажу, и вскоре мы стояли перед дверями номера с цифрами 197. Пока я ломал голову над тем, было ли это случайным совпадением цифр или хозяева замка намекали на соответствующие обстоятельства, так как данная цифра соответствовала количеству сбитых мною самолетов противника, а Ортис, попрощавшись, растворился в неизвестном направлении. Безнадежно махнув рукой на всю эту белиберду, я взялся за ручку двери и попытался ее открыть, но не тут-то было. Дверь была заперта, как и должно было быть во всех приличных гостиницах. Но я хорошо помнил, что, покидая комнату, не запирал ее и не брал с собой каких-либо ключей.

Минута проходила за минутой, но мои попытки вытрясти из двери душу ни к чему не приводили. Дверь отлично держалась, достойно выполняя свой служебный долг, и проявляемой стойкостью препятствовала проникновению посторонних людей в чужой номер.

– Милорд, где вы находитесь? Полковник Цигевартен готов побеседовать с вами через пять минут! – В браслете снова послышался приятный женский голосок, но сейчас мне не хотелось общаться с этой девушкой. Ну, скажите, какой представитель сильного пола может признаться представительнице слабого пола, что не в силах проделать ту или иную работу! Тем более когда речь идет об открытии двери гостиничного номера. – О боже, милорд, вы не можете пройти в свою комнату?! Браслет на вашем запястье является универсальным ключом ко всем помещениям замка, только прислоните его к замку номера – и дверь обязательно откроется. Милорд, почему вы не обратились ко мне, искусственному интеллекту этого замка, и я обязательно бы… – В интонациях женского голоса ИИ замка проявились нотки настоящей немецкой фрау. Развенчалась очередная иллюзия моего пребывания в этом мире, в этом замке. Искусственным интеллектом замка оказывается была не красивая и хрупкого телосложения девушка, а настоящая немецкая фрау соответствующего телосложения и характера.

Резкая и привычная трель телефонного звонка раздалась в тот момент, когда я уже преодолел сопротивление двери номера и находился в комнате. Оставалось сделать пару шагов и взять в руки трубку телефонного аппарата «Сименс», чтобы услышать знакомый голос командира Арнольда Цигевартена.

4

Радио сообщило, что русские начали наступление на Восточном фронте и освободили Киев, город, в котором Зигфриду Ругге неоднократно приходилось бывать. Во время последнего боя его сознание было сильно повреждено, но кое-что сохранилось, и память хранила этот эпизод его жизни. Перед глазами поплыли чистые и прибранные улицы и проспекты большого города. Кое-где виднелись разрушенные в результате попадания авиабомб здания, но руины были очищены и огорожены. На улицах встречались мужчины и женщины, одинаково одетые в ватные полушубки черной или синей окраски. Мне очень нравилось общаться с русскими, но я плохо знал их язык, а они еще хуже знали мой язык. Поэтому наше общение часто сводилось к вопросам и ответам на самые простые темы.

Однажды, это было в самый разгар зимы 1942 года, летчиков нашей эскадрильи направили в Киев для получения новых истребителей BF109E, но случилось так, что эшелон с истребителями задержался в пути и целую неделю нам пришлось ожидать прибытия этого эшелона. Целую неделю мы оказались предоставленными самим себе, чем хотели, тем и занимались. Одни офицеры беспробудно пьянствовали, другие читали, а третьи – шатались по улицам города, стараясь убить время.

Как истинный немецкий офицер, я достойно прошел все три эти состояния. Но должен признаться, что попусту пьянствовать, переводить деньги на алкоголь мне особо не нравилось. Но никогда не отказывался вечерком посидеть в хорошей компании, выпить две-три стопки хорошего немецкого шнапса и обсудить с товарищами и приятелями насущные проблемы. Но чтобы поглощать выпивку стаканами и пытаться выпить как можно больше русской водки, это было не для меня. Но и на старуху бывает проруха, так и со мной во время этой недельной командировки в Киев у меня появился русский приятель, который всегда пытался убедить меня в том, что он истинный украинец, но разговаривал со мной только на русском языке. Поэтому я считал его русским. Да и к тому же, он имел абсолютно русское имя Иван. Иногда я пытался называть его Айван, но он всегда поправлял меня и говорил, что его зовут Иван. Вначале он сильно обижался на это, но со временем привык и больше не обращал внимания на то, когда я иногда неверно произносил его русское имя.

Встретились мы совершенно случайно, когда на второй день пребывания в Киеве всей гурьбой побежали на рынок закупить себе продуктов и немного выпивки. Рынок оказался недалеко от нашей гостиницы, пятнадцать минут ходьбы быстрым шагом. Он раскинулся на большой площади, сплошь забитой лошадьми и санями. Крестьяне торговали прямо из саней, и из еды можно было купить все, что пожелаешь. Были бы деньги! А деньги у нас были, причем настоящие немецкие рейхсмарки, а не какие-то там оккупационные марки. Очень быстро мы набрали все необходимые продукты, оставалось только купить выпивку. Русская водка на рынке продавалась всех цветов и сортов – «Пшеничная», «Московская», «Кремлевская», «Старка», «Ржаная» и т. д. Но одному из наших летчиков захотелось приобрести водки под названием «самогон». Мы обошли все ряды саней, но самогона нигде не было. Русские мужики выслушивали нас, подсмеивались в усы и бороды, но всегда отрицательно трясли головами в ответ на нашу просьбу.

Вот с одним из таких мужиков у меня и завязались приятельские отношения. Самогона у него, разумеется, не оказалось, но различной водки было столько, хоть налей себе полную ванну и купайся в ней. Слово за слово мы разговорились, представились друг другу и договорились встретиться вечерком, чтобы вместе провести время. Так как я плохо знал город, Иван – именно так звали моего нового приятеля, – пришел к моей гостинице, и от нее мы отправились путешествовать по городу. Прошли весь Крещатик, спустились к Днепру, посидели на бережку и посмотрели на лед, почти полностью скрывший реку. А затем забрались в один небольшой ресторан, где просидели допоздна, поглощая галушки с вишней, вареники со сметаной. Так, каждый вечер Иван приходил за мной, вначале мы бродили по городу, посещая его исторические места, а затем занимались чревоугодием. Но последний день мы решили провести несколько иначе, Иван пообещал мне много сюрпризов на этот день.

Мы встретились у собора Святой Софии и сразу же направились в главный ресторан города для старших офицеров и высокопоставленных чиновников городской администрации. Несколько дней назад в этом ресторане я заказал два места – для себя и Ивана. Вначале администрация ресторана отказалась принимать мой заказ, она посчитала мой чин обер-лейтенанта не особо высоким офицерским чином. Но своевременное вмешательство моего друга и в то время командира эскадрильи капитана Арнольда Цигевартена разрешило эту проблему, и свой прощальный вечер в Киеве я провел вместе с Иваном в лучшем ресторане города, как и обещал своему русскому приятелю.

Еще в гардеробной ресторана я обратил внимание на то, что он переполнен молодцами в черных мундирах – офицерами городского гестапо. Но они не приставали к нам с вопросами и даже не обращали на нас внимания, поэтому я с Иваном даже не смотрел на этих крыс. С детства не любил людей в черной одежде, они своим видом очень напоминали мне представителей потустороннего мира, к которым я никогда не испытывал симпатии.

Наш столик находился в глубине зала, неподалеку от танцплощадки. Когда я с Иваном сел за свой столик, то танцплощадка была еще пуста, да и самой музыки не было, оркестр еще не занял своих мест. Первое время Иван смущался, но, когда я делал заказ, начал вносить свои небольшие коррективы в него. Зачем-то заказал два больших граненых стакана, отказался от заказанной мною бутылки «Кремлевской», вытащил откуда-то здоровый шмат сала и стал ножом резать его на аккуратные дольки. Только официант отошел от нашего стола, как Иван из-под стола достал большую бутылку с прозрачной жидкостью, набулькал ее в стаканы и предложил опустошить стаканы за нашу дружбу. Мы встали, громко чокнулись стаканами и опрокинули их в рот.

В зале ресторана пока еще было мало посетителей, но в этот момент головы тех, кто успел занять за столиками свои места, были повернуты в нашу сторону, и хлопками ладоней люди приветствовали наше столь геройское выступление. Несколько долек сала, метко брошенные в рот, приятно смягчили принятый алкоголь. Неторопливо потекла беседа на смеси немецкого и русского языков. Иван рассказывал мне о своем деревенском быте, а я говорил о своей матери и своем отце. Он поинтересовался, имею ли я свою фрау и деток, на что я рассказал ему о своей дружбе с девчонками.

Он сожалеюще цыкнул зубами, сказав, что одно другому не мешает, а детей нужно иметь, чтобы твой род продолжался. Затем предложил снова выпить, и мы выпили по второму стакану этой бесцветной и не имеющей запаха жидкости. На третьем стакане эта русская бестия призналась, что мы пьем чистейший, словно слезинка непорочной девушки, самогон. Меня это поразило до глубины души, но я никак не мог разобраться, какую именно девушку, русскую или немецкую, Иван имел в виду. На что приятель ответил, что это не имеет значения, так как все девушки, независимо от цвета кожи и национальности, имеют одинаковое строение тела. Мы выпили и за девушек всех цветов кожи и национальностей. К этому времени ресторан заполнился посетителями, которые в основном были в черных мундирах. Оркестр во всю наяривал джазовые мелодии, а танцплощадка была переполнена танцующими молодыми офицерами и девушками.

А я пил и пил, сало спасало и не давало моему сознанию утонуть в этой без цвета и запаха прозрачной жидкости под таким звучным названием – «самогон». Я хорошо помню, когда время приближалось к полуночи и нам пора было покидать ресторан, до начала комендантского часа Иван должен был добраться до своего жилья, а иначе его мог арестовать любой патруль полевой жандармерии. Перед нашим уходом он достал из своей заплечной сумы большую шкатулку, поставил ее в центр нашего стола и прилепил к ней горящий огарок свечи. На мой вопросительный взгляд, небрежно пожав плечами, пояснил, что это наш прощальный подарок, нечто вроде чаевых официанту.

Некоторое время мы по ночной улице шагали вдвоем, каждый молчал и думал о чем-то своем. Дойдя до перекрестка, где наши дороги расходились, я с чувством пожал руку своему русскому приятелю и от всего сердца пожелал ему всего наилучшего. Иван что-то начал говорить в ответ. Русские мужики – это странные и чрезвычайно говорливые люди, там, где можно обойтись одним словом, они могут говорить десять минут. Так и в этот раз, Иван проговорил целую минуту, из которой я ничего не понял, слаб тогда был в русском языке, но прощальная речь моего русского приятеля была прервана сильным взрывом, произошедшим где-то в городе за нашей спиной. Мы развернулись лицами в сторону взрыва и некоторое время наблюдали за всполохами пожара. Еще раз пожали друг другу руки, и наши пути навсегда разошлись.

Эта случайно услышанная по радио информация о взятии Киева русскими затронула какие-то внутренние струны организма Зигфрида Ругге, так как его память вновь и вновь возвращалась к его пребыванию на Восточном фронте. Но испытательный полет подходил к успешному завершению, и мне пора было идти на посадку.