Текст книги "Граф Орлофф (СИ)"

Автор книги: Валентин Егоров

Ратушная площадь Гамбурга встретила нас радушием двух и трехэтажных зданий, построенных из камня. Эти дома аккуратно выстроились рядками вокруг ратуши, чей игольчатый шпиль взмыл высоко в небо. Кто-то мне говорил о том, что в свое время эта игла ратуши использовалась в качестве маяка морским судам, которые с товарами направлялись в этот большой ганзейский город. Сегодня этот город стал таким большим, имел такое большое количество жителей, что его городской совет, часто не подчинялся немецким правителям, на чьих землях он стоял. Со временем город завоевал статус свободного города-государства.

Мы остановились в трактире "У трех медведей" некого гамбуржца Франца Бергмана, который в недавнем прошлом был капитаном парусного торгового судна, которое часто посещало Московию. Этот гамбургский трактир и постоялый двор Франца Бергмана нам порекомендовал капитан де ла Рунге, который встречался, дружил с этим немецким капитаном. Насколько я знал, маркиз Антуан де Монморанси тоже собирался останавливаться в этом же трактире, куда он предполагал прибыть денька через два-три. Мне с Агостино досталась плохонькую комнатушку, расположенная на чердаке постоялого двора.

Сейчас я стоял у окошка нашей лачуги, размышляя о том, что в моем распоряжении имеются всего лишь два дня, когда для удобнее всего было бы встретиться с Алексеем Васильевичем Макаровым, моим непосредственным начальником. Еще до появления в Гамбурге я в мысленно связался с доверенным дьяком своего начальника, которому сообщил название трактира, в котором собрался остановиться.

Однажды к нам, на чердак в лачугу к кучерам, зашел Бунга-Бунга. Он явно стеснялся сложившегося положения, когда он, простой мажордом, проживал в шикарной, хорошо протопленной комнате, а я, его непосредственный начальник и работодатель, ютился в чулане на чердаке. Тогда Бунга-Бунга осторожно у меня поинтересовался, как долго я еще собираюсь притворяться кучером.

– Тем более, что я полагаю, что все окружающие люди уже знают о том, кем же вы на самом деле являетесь?! – Добавил он в заключение.

– Кого ты имеешь в виду под словом "все"? – Сухо я спросил у своего мажордома.

Понимаете, мне совсем не хотелось бы, чтобы в тот момент, когда итак свое свободное время мне приходится рассчитывать по секундам, чтобы решить, когда и как встречаться с тем или иным человеком?! То мне придется еще дополнительно организовывать и проводить отдельную, никому не нужную операцию по прикрытию встречи со своим собственным начальником. Которая должна была состояться в самое ближайшее время. Хотя эта встреча была мне очень и очень была нужна, ради нее я появился в этом Гамбурге. Она стала бы первой встречей с моим непосредственным начальником после того, как я начал работать во Франции. Если сейчас мне раскрыться, широко заявить о том, кем на деле являюсь, то это непременно приведет к осложнению общей ситуации, а мне этого совершенно не хотелось бы!

Бунга-Бунга явно не ожидал того, что я могу так сильно на него окрыситься из-за какого-то своего и такого простенького вопроса, который он только что задал. Парень совершенно сконфузился, смешался и сильно засмущался, оказавшись в подобной ситуации. Он явно не знал, каким образом и в лучшую сторону изменить вдруг испортившуюся ситуацию со своим работодателем. Пришлось мне в нескольких словах ему разъяснять свое положение:

– Ты, Бунга-Бунга, занимайся своими вопросами, а я буду заниматься своими непосредственными делами! Ты разыскивай нашего капитана пирата, потребуй от него финансового до сантима отчета, а потом этот отчет предоставишь на утверждением мне и маркизу де Монморанси, который вскоре прибудет и остановится на этом же постоялом дворе. Так, что, Бунга-Бунга, у тебя есть немало вопросов, которыми стоит заниматься! Да и прикажи своему протеже, этому итальянцу Джакомо поумерить свой пыл задиры и дуэлиста, два дня он должен себя вести тихо и мирно, в течение этих дней он не должен устраивать каких-либо драк, поножовщины на шпагах.

Сделав столь ценные указания, я выпроводил Агостино и Бунга-Бунга из комнатушки, решив немного подремать. Может быть, во время этой дремы и придет ожидаемый ответ из Санкт-Петербурга.

Он и пришел, но не из Санкт-Петербурга, а из самого Гамбурга, к этому времени господин Макаров со своей свитой государственных чиновников объявился в городе. Разместившись в гостинице, он тут же поинтересовался, в каком трактире Гамбурга я остановился. Алексей Васильевич попросил доверенного дьяка связаться со мной и мне передать информацию о том, что наша встреча состоится в одном из кабаков Русского подворья Гамбурга этим же вечером. В этом же сообщении мой начальник мне посоветовал одеться, как русскому купцу, чтобы особо не выделяться среди кабацкой публики.

Как я знал, на этом Русском подворье Гамбурга обычно останавливались московские купцы, не знавшие немецкого и других языков.

Получив информацию, я прямо-таки залучился от охватившего меня счастья. Наконец-то, я встречусь со своим непосредственным начальником, родным Алексеем Васильевичем Макаровым.

 
3
Когда я объявился, то простоватый парень с дубинкою в руках, стоявший сторожем у ворот Русского подворья Гамбурга, мне этой самой дубинкой строго пригрозил, сказав, что гамбургских бомжей в приличный дом не велено пускать!
Я сильно удивился этим словам сторожа, ведь, Алексей Васильевич, мой начальник, мне же строго-настрого наказал, чтобы на встречу с ним я бы приходил в простой русской одежде. С большим трудом, да и только при помощи Франца Бергмана, мне удалось раздобыть кое-какую русскую современную одежонку, а именно нижнюю рубаху, зипун, кафтан и холщовые порты, штанины которых я заправил в голенища красных юфтевых сапогов на высоком каблуке. Натянув на себя все эти отдельные предметы русской одежды и, подпоясавшись красным кушаком, я долго крутился перед хозяйским зеркалом. Переодеваться мне пришлось в комнате самого хозяина трактира, так как только в этой комнате имелось большое зеркало, в котором я смог увидеть всего само себя. Герр Франц Бергман оставил меня одного сразу же после того, как вернулся его слуга, который был отправлен в город для срочной закупки современной русской одежды. После долгого ношения тесной и неудобной французской одежды, я в новом костюме русского почувствовал себя вольготно и прекрасно.
А теперь, что же получается, когда я в одежде современного русского человека появился перед воротами Русского подворья, то меня обзывают каким-то гамбургским бомжем. Одним словом, да и к тому же моя русская душа лейб-гвардии капитана кавалергарда не выдержала подобного издевательства, я махнул кулаком, в дребезги разнес нос той дубине в образе человека, который сторожем стоял у ворот. А ему хоть бы что, эта дубина стоеросовая размахнулась в ответ своей дубиной, с такой ленивой оттяжкой ею проехался по моим офицерским плечам.
Такой удар был унизителен для лейб-гвардии офицера его величества, тогда мне пришлось, как дворянский ответ на вызов простолюдина, коленкой пройтись по интимному месту своего противника. Тот взвыл нечеловеческим голосом, а ему на помощь уже стала подбегать поднятая по тревоге рота русских солдат. Те, особо не разбираясь, кто есть кто, как они за чаркой водки признавались мне позже в том, что немецкого языка тогда они не знали, поэтому им пришлось, действуя ретиво, выбивать из меня прикладами своих ружей пыль и грязь, заодно и душу.
Я прекрасно понимал, что такая молотьба прикладами по моему телу и голове может плохо для меня закончиться! Ведь, когда русский солдат входит в раж, то уже ни царь, ни черт не сможет его остановить, он будет молотить до тех пор, когда молотить станет нечего. Понимая, что дела мои плохи, я собрал последние свои силы, чтобы на французском языке прокричать команду:
 

– Рота смирно! Всем встать в две шеренги!

И вы знаете, оказывается, что русский солдат отлично понимает команды офицера, отданные на французском языке. Меня тут же прекратили молотить прикладами, а солдаты быстро построились в две шеренги, но по стойке смирно стоять не стали, а начали с любопытством в глазах начали на меня посматривать!

В этой ситуации я перестал стесняться быть французом, лучше стать живым французом, а не мертвым русским! Взмахнул обеими руками, на глазах этих русских парней вдруг превратился в лощеного лейб-гвардии капитана, правда, с синяками и ссадинами на лице. Увидев мое такое магическое преображение, только что перед ними стоял простой русак, которого прикладами ружей можно было немного побить, а сейчас перед ними стоит гвардейский офицер со всеми аксельбантами и причудами, которого нельзя и пальцем тронуть. Солдатики тут же засуетились, встали по стойке смирно, выпятили вперед свои подбородки, ожидая офицерского разноса.

Дважды я эдаким капитаном гусаком прошелся вдоль строя русских солдат, хлеща их по мордасам. Моя правая рука заныла от боли и от частого употребления, я ею солдатиков по рылам хлестал. По второму проходу мне пришлось пользовать левую руку, на удары получались не такими уж хлесткими и весомыми. Солдаты тут же радостно заухмылялись, решив, что это я их пожалел, мне же в тот момент хотелось с ними целоваться, а не хлестать руками по их таким хорошим и таким родным физиономиям.

В этот момент подошел почетный караул из солдат другой роты, под конвоем этот караул меня торжественно отвел в кабак на Русском подворье, где уже сидел, попивая красное немецкое пиво, Алексей Васильевич, собственной персоной. Смеясь и улыбаясь, он долго меня рассматривал своим умным и таким изучающим взглядом, а затем то ли сказал, то ли спросил:

– Ну, никак не пойму, чего это такового, Иван, в тебе бабы находят? Не успеешь ты где-либо появиться, как тут же появляется эдакая фифочка, которая начинает тебе глазки строить? Я бы лично от такого поношения давным-давно бы устал, столько баб вокруг, каждая из них твою ласку и обхождение просит. Тебе же парень все нипочем, на каждую взобраться хочешь, ее ублажить хочешь, никому в любви не отказываешь! Ну, да ладно, хватит о житейском, давай перейдем к нашим секретным делам. Но, во-первых, для начала давай я тебя поругаю! Я ж тебе приказывал себя не выпячивать, а так скрытненько ко мне пробираться. Ты же разрядился, как последний русский алкаш, сафьяновые сапоги, красный кушак, холщовые штаны у нас больше никто не носит, А ты еще к этому в драку полез у ворот нашего подворья устроил?! Весь Гамбург сбежался на этот бесплатный цирк посмотреть, все немцы теперь будут долго об этом рассказывать, как русский с целой ротой солдат дрался.

Затем мы с Лешкой, ой, извините, с его превосходительством Алексеем Васильевичем Макаровым, госсекретарем, уединились, чтобы углубиться в обсуждение некоторых деталей нашей основной шпионской профессии. Я ему рассказал о том, что умирающий французский король, Луи XIV, все еще продолжает своей дряхлеющей рукой за горло держать все страны Европы. Да еще к тому же он пытается залезть в Америку, предпринимая всевозможные шаги, чтобы эти заморские колонии у англичашек отобрать. В настоящий момент французский король не друг, но и не враг Московии, ее государя Петра Алексеевича. Просто ему хочется, чтобы его Франция еще бы долгое время сохраняла бы статус великого европейского государства.

В этой связи Луи XIV и направил своих французских солдат в Рейнский союз для борьбы с возвышением Пруссии Габсбургов, для поддержки своих союзников шведов и для одновременного сдерживая экспансии русского государя Петра Алексеевича в Европе. Если посмотреть на эту государственную политику со стороны, то возникает обманчивое впечатление, что Франция блокируется с Великобританией. Но на самом деле Великобритания, по-прежнему, остается злейшим врагом французской экспансии в Европу. А французский народ, включая и французского короля, никогда не забудут столетней британской тирании и владычества во Франции.

К этому моменту я вместе с Алексеем Васильевичем уже выпил бутылочку бренди, которую с собой захватил на всякий случай. Оказывается, его превосходительство Макаров еще не был знаком с этим великим продуктом французского виноградарства, но воспринял его с величайшим энтузиазмом. Когда же полулитровая бутылка бренди опустела, то Алексей Васильевич с мольбой в глазах посмотрел на меня. Я тут же окликнул полового, чтобы ему заказать поросенка в яблоках. Одновременно я лихорадочно решал одну небольшую дилемму.

Из-за своего долгого проживания на Западе я несколько поотстал от понимания внутренних и внешних потребностей великой русской души. На встречу с другом и начальником захватил только одну бутылку французского коньяка и, как всегда это случалось, то крупно просчитался. Бежать же за коньяком было попросту некуда, такого французского коньяка в этом немецком городе попросту нигде не было и не могло быть. Гамбуржцы кроме своего вонючего шнапса никакого другого алкоголя не признавали!

Нужно было срочно достать еще одну бутылку французского коньяка, иначе мои отношения с начальством пошли бы прахом! Но все бутылки хранились в мой лачуге на чердаке постоялого двора.

Мне ничего не оставалось делать, как попытаться мысленно связаться с Джакомо, попросить его привезти еще одну бутылку коньяку на Русское подворье. Причем, Джакомо был как бы наиболее родственной и близкой ко мне душой, поэтому мысленную связь с ним я мог бы установить гораздо легче, чем, скажем, с Бунга-Бунга. Связаться с Джакомо по мысленному каналу я связался, но несколько минут потратил на то, чтобы заставить этого итальянца мафиози проснуться. Но мой хваленый боец и дуэлянт Джакомо тут же потерял сознание, когда услышал мой голос в своей голове, он даже не успел три раза плюнуть через левое плечо. Оказывается, для итальянца вступить с кем-либо в мысленную связь, это было практически одним и тем же, что для простого итальянца получить разрешение у папы римского на развод с собственной женой.

Пришлось мне вспомнить о старом друге, мосье Слюсаре, этот демон преисподней мог бы привести в сознание молодого мафиози, тогда тот сможет привезти мне еще одну бутылку этого проклятого французского коньяка. Но мосье Слюсар только что отключился от всякой связи из-за того, что в его покоях внезапно появилась мадам де Ментенон. Они вдвоем уединились в тишине спальни, чтобы вместе помолиться господу богу. В мысленном диапазоне я прилагал бешеные усилия для того, чтобы Джакомо привести в рабочее состояние, одновременно поддерживая беседу со своим руководителем, Алексеем Васильевичем Макаровым.

Мы с ним говорили о проделанной мною за рубежом работе, о конкретных шагах по нашему проникновению во властные структуры Франции. Начальник, в принципе, одобрил мною работу. В чем-то он согласился с моим мнением по поводу того, что политика это грязное дело. Но в тоже время подчеркнул и значение наших усилий, направленных на то, чтобы наша держава могла бы подняться с колен, выпрямиться во весь свой рост, занять положенное ей место в нынешнем европейском сообществе. Его превосходительство личный секретарь нашего государя Алексей Макаров особо подчеркнул необходимость нашей подрывной борьбы с империалистическими устремлениями Великобритании и Франции.

Моими основными задачами на период пребывания во Франции стали, я должен был всячески способствовать завершению Северной войны, бороться с проявлением гегемонизма во внешней политики Великобритании и Франции. До приезда нашего государя во Францию я должен был создать разветвленную агентурную сеть на территории этого европейского государства, чтобы способствовать развитию и укреплению взаимовыгодных для обоих государств торговых отношений.

Когда Алексей Васильевич говорил о торговых отношениях, то он небрежным голосом упомянул о десяти процентах отчислений с прямой прибыли в ежегодном торговом обороте между Московией и Францией. Что же касается обмена творческими делегациями, то госсекретарь мне на ушко посоветовал, что в этом деле я могу многое обещать, дабы в Московию привлечь наилучших французских художников, архитекторов, но по прибытию в Санкт-Петербург мы им платить будем по разуму. Я не совсем понял этого его выражения "платить по разуму". Если речь зашла бы обо мне, то моя ежегодная зарплата в один миг бы разорила казну нашей Московии, какой тут может быть разум.

В тот момент, когда Алексей Васильевич заговорил о росте взаимопонимания между странами, наконец-то, появился Джакомо со своими наемниками. На наш стол он поставил бутылку французского бренди, а сам со своими парнями устроился в дальнем углу. У него было такое серьезное лицо с насупленными бровями, что я сразу же догадался о том, что сегодня на Русском подворье произойдет небольшая драка. Что французские итальянцы обязательно подерутся с русскими. Это же почувствовал и мой начальник, который моментально повеселел, он тут же превратился в моего давнего и хорошего московского друга, Лешку.

Первым делом Алексей Васильевич раскупорил бутылку, он долго вдыхал аромат коньяка. Подошел хозяин трактира и перед его превосходительством Макаровым выложил серебряный поднос с запеченным, только что из духовки поросенком.

Когда и эта бутылка опустела, то Джакомо подошел, чтобы выставить на наш стол еще одну бутылку бренди.

 
Глава 10
1
На третий день пребывания в Гамбурге какая-то беспокойная мысль разбудила меня среди ночи и не давала заснуть до утра. Я долго ворочался в постели, ну, вы же понимаете, что постель в лачужном номере постоялого дворе была не совсем такой, которую я имел в своем парижском особняке, поэтому и приходилось ворочаться в поисках наиболее подходящей позы для сна. К тому же мне все время под руки попадало какое-то тело, пристроившееся на самом краю моего лежбища, прятавшее под подушку свою голову. По рельефу этого тела было не трудно догадаться о том, что ее владелец женщина. Но, как бы я ни пытался вспомнить, что это за женщина, каким она образом попала ко мне в постель, так и смог ничего вспомнить.
Давненько у меня не было такой пустой головы, вероятно, еще со времен моей службы в лейб-гвардейском полку его величества, государя Петра Алексеевича. Последний раз мы, офицеры лейб-гвардейского полка, собрались, чтобы отпраздновать мою отвальную, это когда я собрался отваливать в Париж. На нашу офицерскую пирушку в узком кругу заявился сам государь Петр Алексеевич, который имел веселое настроение, с гостями, близкими ему людьми и еще на входе государь поинтересовался:
 

– Кого хороните мужики с такими скучными, мрачными и постными лицами? Мало анисовки что ли, господа лейб-гвардии офицеры, так это мы быстро исправим? Эй, Петька Толстой, сбегай за анисовкой, будем праздновать отправление Ваньки шпионом в Париж?! Да ты уж, Петька, заодно бы своих баб шпионских на вечеринку бы пригласил, а то они у тебя совсем уж придворными дамами стали, такими коварными! Напоят хорошего мужика и тут же от него требуют, чтобы он их замуж брал! Ну, Ванька, пока Петька за анисовкой бегает, давай выпьем "Кубок Великого Орла" на брудершафт?!

 
Ну, я и выпил, а далее в моей голове поселилась одна тьма тьмущая!
Тогда, на следующее утро я тоже проснулся среди самой ночи и попервоначалу сообразить не мог, где я нахожусь и чего тут делаю?! Правда, тогда я от бабы воздержался, в постели у меня никого не было. Катька, только что объявленная женой государя Петра Алексеевича, весь вечер ко мне липла, то одним бедром коснется, то так наклонится, что все ее богатство на плечи мне вываливалось. Она и зевать нарочно начала, притворялась…, этим намекая мне, что нам, мол, баиньки пора отправляться. Но я-то уже хорошо знал, чем эти баиньки могут для меня закончиться, государь в этом вопросе был суров и непримирим, палач с топором и твоя голова долой с плеч. Поэтому я предпринял неимоверные усилия для того, чтобы в стельку напиться и, как мужик, в тот вечер не действенным оказаться.
Вот и сейчас голова-то у меня не болела, но сейчас в ней было трудно что-либо разумное разыскать, хотя бы одну стоящую мыслишку. Знал только одно, что я в данный момент нахожусь в немецком Гамбурге, а сейчас сплю, нет, не сплю, а мучаюсь в одном из номеров трактира и постоялого двора одновременно "У трех медведей". Дальше ничего не помню, одна только тьма тьмущая?!
 

– Дорогой, ты долго еще будешь еще по постели елозить? Если хочешь, то я могу тебе помочь от этой чесотки избавиться?! – Послышался нежный женский голос.

Я повернул голову в направлении этого голоса и остолбенел на минутку от увиденной красоты великой, явившейся перед моими глазами. У моей постели стояла девчонка лет двадцати – двадцати двух, она была обнажена и сложена так же, как греческая богиня Афродита. Видимо, в тот момент я выглядел не очень-то галантным кавалером, поэтому девчонка заговорила первой:

– Ты призвал меня, я, как покорная слуга, пришла на твой зов и в надежде на то, что ты достойно встретишь меня, что мы вместе провели бы прекрасную ночь божественной любви. Но ты оказался таким пьяным, что ни на что не был способен, а меня называл то Лешкой, то Алексей Васильевичем. Я была до глубины души возмущена этим твоим хамским поведением. Миллионы мужчин видят меня в своих снах, при этом страстно желая мною обладать, а ты гаденыш повернулся ко мне своим голым задом и захрапел на всю ивановскую. Храпел так, что мне пришлось подушку на голову накинуть, чтобы хоть бы немного поспать и не слышать твоего ужасного храпа, Ванька?!

В этот момент что-то сдвинулось в моих мозгах, шарики зацепились за ролики, пошло и поехало, я вдруг вспомнил, как в юношестве, просматривая греческие книги, нашел иллюстрацию божественной Афродиты и полюбил ее всем своим юношеским сердцем. Дни и ночи напролет я проводил в молитвах и мольбах, чтобы эта греческая богиня явилась бы ко мне наяву и меня бы полюбила. Я похудел и превратился в настоящую щепку, изучил азы магии, но ничего мне не помогало в том, чтобы преодолеть или познать свою первую любовь. Возможно, еще в те времена юношества я отдал бы душу господу богу, если бы не мой лакей Филипп. Тот, узнав про мои страдания и безнадежную любовь, призвал молодую служанку Прасковью и приказал ей при мне раздеться, а сам спешно покинул мои покои в родительском доме.

 
Афродита все еще стояла перед моей постелью и явно чего-то ожидала!
Снова произошел сдвиг в моих мозгах, сопровождаемый громким щелчком, от которого Афродита вздрогнула и начала протягивать ко мне руки. А сдвиг в мозгах позволил мне сообразить, что эта божественная Афродита не моя любовь, а любовь того дурака лейб-гвардии лейтенанта, чье тело я занял без спроса пару лет назад. Моей настоящей любовью была москвичка Ленка Ельчанинова, которая дала не мне, а моему товарищу, как же я тогда пережевал, вы и представить себе не можете?! Изображение богини Афродиты дернулось и начало таять в предрассветной темноте. А в ответ на исчезновение богини в комнате возник здоровый женский храп.
Я повернулся к соседке по постели и слегка хлопнул ее по широкому заду. Подушка тотчас же слетела с головы девахи, тут же послышался ее хрипловатый, но очень приятный голос:
 

– Чего изволите, барин! Сей момент, я сейчас более удобно развернусь!

Деваха оказалась вполне ничего, по крайней мене, немало способствовала возвращению моей памяти. Такое обычно происходит, когда ты выполняешь привычную работу, а у тебя появляется время для раздумий и воспоминаний. Выпроваживая деваху из номера, я сунул ей в руку горсть талеров и сказал:

– Возьми себе эти деньги и бросай свою работу в этом трактире. Отправляйся в свою деревню, выходи замуж за нормального немца и нарожай ему детей, а своего первенца…

– Твоего сына! – Поправила меня немка, работавшая прислугой у герра Франца Бермана.

– А своего первенца назови Иваном! – Строгим голосом я завершил свою мысль.

Оставшись один в комнатушке, я подошел к окну и распахнул его створки, морской свежий ветер стремительно ворвался в мою комнату и тут же выветрил из нее все посторонние запахи. Это и было основное отличие портового города Гамбург от столичного града французского государства Париж, отсутствие городского смрада и зловония. По улицам Гамбурга так же, как по парижским улицам, протекали канализационные ручьи и реки, но гамбуржцы в отличие от парижан весьма ответственно относились к чистоте на своих улицах. Морской воды и барж было в достаточном количестве, чтобы дочиста смывать появившиеся за ночь нечистоты в эти ручьи. А немцы свои помои аккуратно выносили из домов, также аккуратно сливали в канализацию.

В обеденном зале харчевни послышались голоса первых постояльцев, решивших позавтракать до рассвета, а с рассветом заняться своим делами, ради которых и появились в Гамбурге. Вот и мне сегодня завтракать придется с маркизом Антуаном де Монморанси, который еще вчера вечером заявился в Гамбург, разместился в одном из номеров нашего постоялого двора. Вчера я не мог с ним встретиться по случаю того, что завершал свои контакты с его превосходительством Макаровым, личным секретарем государя Петра Алексеевича. Три дня мы вели переговоры, обсуждая различные аспекты внутренней и внешней политики Московии и Франции, в результате пришли к твердому убеждению в том, что союз между этими великими странами возможен. Алексей Васильевич занялся вопросами подготовки поездки во Францию нашего государя, а мне было поручено заняться вопросами, связанными с подготовкой французских правительственных верхов к такому союзу с Московией. Должен честно признаться в том, что я все-таки просчитался с количеством выпитых бутылок коньяка. Хорошо, что Алексей Васильевич вовремя остановился в его питие, оставив пару бутылок на дегустацию самому нашему государю, а сам перешел на паршивый немецкий шнапс.

Три этих дня я жил душа в душу со своим приятелем Лешкой, а по нынешним временам с его превосходительство государственным секретарем Макаровым. Мы много ели, а еще больше пили, после выпитого запаса французского бренди мне пришлось перейти на родную анисовку, а ему, как я уже упоминал, на дрянной немецкий шнапс.

 
Память ко мне вернулась, но всего я пока не помню!
Правда, по прежнему опыту своему знаю, что ничего важного из разговора со своим начальником я не забыл. Единственное о чем я действительно сожалею, так это о том, что мы с ним анисовки и шнапса нажрались настолько тяжко, что по-людски обняться и поцеловаться на прощание так и не смогли. Промахнулись, когда пытались это проделать. Лешки поволокли какие-то мрачные людишки в папахах и с кинжалами за поясами.
Незадолго до расставания с Алексеем Васильевичем, насколько я помню, мы с госсекретарем наблюдали рыцарский турнир, на котором мой мафиози Джакомо сражался один с целой бандой этих людей. Я сдуру назвал Джакомо своим мафиози, а Лешка моментально заинтересовался этим Джакомо, нагло заявив, что настоящий разведчик смотрит и бдит в будущее. Я это его высказывание понял, что русская внешняя разведка теперь попытается немалые силы бросить на установление контакта и дружественных связей с итальянскими мафиози для дальнейшего их последующего использования в разведывательных целях. Ведь ни Сикрет Интеллидженс Сервис, ни Генеральное управление внешней безопасности еще не обратили своего внимания на это сицилийское братство. От одной только мысли о том, что своим длинным языком, я теперь вынужден лишится своего друга, которого нашел, поднял из грязи и возвысил до подданного московского государства, у меня сильно защемило сердце.
Послышался громкий и требовательный стук в дверь и, простым маховым движением руки, я восстановил прежнюю бедную обстановку в своем номера и в белоснежном белом махровом халате, небрежно накинутом на плечи, отправился открывать дверь. В тот момент я даже не подумал о том, что на простом французском кучере не может быть белого махрового халата, который пока еще не изобрели в Европе. Поэтому вы можете представить себе удивление простой французской женщины, когда открылась дверь моего номера, и на пороге она увидела божественного кучера Коломбино, то есть меня. "Коломбино" в переводе на русский означает "Орлик", она была кличкой моего верхового скакуна и моим официальным псевдонимом в разведывательном сообществе зарождающейся русской империи.
Черт подери, да я совсем забыл о том, что Лешка передал мне во временное подчинение какую-то там полячку, которая должна была соблазнить и стать официальной любовницей будущего Регента Франции, герцога Филиппа Орлеанского. При этом Алексей Васильевич мельком упомянул, что это не его затея, а очень не любимого мною старого боярина Петьки Толстого, который находил бедных, но очень красивых баб и делал из постельных шпионок.
2
Маркиз Антуан де Монморанси был не просто удивлен, он взбесился, когда меня увидел, подходящим к столу в обеденной зале харчевни в сопровождении прекрасной дамы. Его лицо перекосила жесткая гримаса крайнего неудовольствия, а глаза налились гневом. В какой-то момент он стал похож на демона Марбаса, моего личного секретаря, перешедшего на службу к мадам де Ментенон.
Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, а продолжал вести свою благородную даму на завтрак с другом. На мне был белый костюм французского кавалера, но, правда, без особых там финтифлюшек, сборок и лишних кусков и лент разноцветной материи. А дама была одета в строгое иезуитское платье с глухим декольте, синего цвета, высоким воротником и высоко приподнятой прической из собственных волос. Яна, это так по легенде звали мою разведчицу, была ошеломлена, когда простым щелчком пальцем я к себе в комнатушку вызвал парижских портных и парикмахеров, и они рьяно принялись нас одевать и причесывать, чтобы мы могли бы позавтракать с маркизом де Монморанси в надлежащей одежде и прическе.
Сначала я совсем не понял, почему Антуан так взбесился при виде моей дамы, ведь я заранее принял меры, чтобы эта дама за столом вела себя, подобно кукле-неваляшке. Будет улыбаться, бессмысленно похлопывать веками своих красивых глаз, а главное – молчать и ничего не слышать, когда я буду вести с маркизом серьезный разговор о деньгах. Чтобы достичь такого эффекта, я очень постарался, прочитал не менее трех заклинаний на молчание женщин. Подумал даже о временном кляпе и белушах для Яны, но во всем следовало знать меру, я же не хотел делать себе врага из этой женщины, да и нельзя же ее было так позорить у всех на виду. Мы же собирались завтракать в обще зале, а не в отдельном кабинете, в те времена немцы еще не знали о существовании отдельных кабинетов.
Но Антуан продолжал дуться и даже не отреагировал должным образом на наши вежливые приветствия. Только, когда мы уже сидели за столом и герр Берман начал на нем расставлять три яйца, сваренных всмятку, нож, вилку и маленькую ложечку, то только тогда я понял, что послужило причиной треволнений своего торгового партнера. Этой причиной, разумеется, стала красота моей новой подчиненной секс разведчицы Яны. Полячка была настолько красива, что, видимо, чем-то затмила красоту маркизы Сюзанну де Монморанси. Антуан, как ее официальный супруг, от понимания ситуация и от того, что я ухаживаю за этой дамой на его глазах, прямо-таки взбеленился. Ну, как это возможно, чтобы любовник супруги и отец их общего ребенка, крутит роман с другой женщиной, да еще на глазах супруга своей любовницы! Такое поведение нарушает этикет светского общества Парижа!
Мои мозги не выдержали напряжения в разбирательстве такой сложной ситуации, я снова начал погружаться в состояние беспамятства, слишком уж было сложным разобраться в своем любовном треугольнике. Но в данный момент я знал главное, на маркиза Антуана де Монморанси я буду терпеть только в качестве товарища, но близко дружить с ним не буду! Слишком он уж нервный кавалер и нетерпимый к правилам общепринятого общественного поведения. Но, чтобы его успокоить и в нормальном ритме провести наши переговоры, я сделал небольшое заявление:
 

– Дорогой маркиз, прошу вас не обращать внимания на эту даму, как на женщину. Как вы уже, вероятно, проинформированы о том, что мосье Слюсар, мой секретарь, был вынужден покинуть меня и перейти на службу к мадам де Ментенон, но уже в качестве ее личного секретаря. По этой причине мне пришлось нанять себе нового секретаря.