Текст книги "Звёздный капитан (СИ)"

Автор книги: Вадим Смольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Когда я вернулся на мостик, до прыжка оставалось пять минут. Из-за уменьшения расстояния между кораблями, обстрел Ма’Феранцев значительно усилился. Он приходился в основном на корму, отчего Ворстон откровенно паниковал.

– Двигатель на максимальной мощности, кэп, – в очередной раз сообщил мне инженер. – К прыжку мы готовы, но что будет после него, я ручаться не могу. Если меня и потом не повысят – я пишу рапорт. Лучше буду последним механиком в транспортном флоте, чем первым в таком аду!

Я от него просто отмахнулся. Сейчас было важно уйти от противников, войдя в гиперпространство. А выйдем мы из него в одной из систем Земного Содружества, куда моллюски не посмеют сунуться. Что будет потом было второстепенной проблемой.

Меня куда больше волновали наши зенитные батареи. С каждой минутой их эффективность падала. Оно и не мудрено: моллюски приближались, ведя огонь уже почти два часа, люди откровенно устали, а поменять их уже было некем. Все свободные руки чинили повреждения.

Это были очень нервные пять минут. Казалось, что ещё одна ракета всё закончит: выйдут из строя двигатели, что-то взорвётся и наш побег не удастся. Но мы двигались дальше и дальше, ракета за ракетой попадали по нам, унося с собой жизни людей, оставляя пожары и пробоины, но остановить нас не могли.

Где-то за десять секунд до прыжка датчики засекли неизвестный сигнал в районе двигателей.

– Ворстон, что у вас там происходит? – обеспокоенно спросил я.

– Готовимся к прыжку, – куда-то оглядываясь, ответил тот, – четыре… три… ЧТО ЗА ШУМ?!

Я услышал резкий писк, затем два взрыва: один слабый, другой чудовищно громкий. Связь оборвалась, и в ту же секунду меня вдавило в кресло так, что, казалось, сейчас мои рёбра сломаются, а затем кинуло вперёд, срывая с кресла, несмотря на ремни. Я во что-то врезался, ударился головой и отключился.

========== Под палящим солнцем ==========

2210 г. КЗС «Небула», местоположение неизвестно.

Очнулся я в полной темноте на чём-то металлическом, шершавом и очень холодном. До этого мне никогда не приходило в голову лежать на полу Небулы, и первый опыт получился отрицательным. В ушах звенело и очень неприятно пульсировало. Вокруг была зияющая темнота с неясными силуэтами вокруг. Единственным источником света было какое-то пятно впереди.

Я попытался подняться на ноги и сразу же пожалел об этом. Пол снова встретил тело капитана всё той же прохладной шершавостью, а в голову мне закралась мысль о сотрясении.

Не пытаясь больше встать, я подполз к пятну света. Мои глаза, только-только начавшие адаптироваться к темноте, заболели от яркого свечения. Судя по всему, передо мной была консоль штурмана.

Пока я соображал, что там написано, ко мне вернулся слух. Вокруг меня стонали от боли члены экипажа, которые были на мостике на момент гиперпрыжка. Но больше всего меня беспокоил какой-то тихий, но очень навязчивый свист в районе двери – ничего хорошего он не сулил.

Наконец, я различил надпись на консоли – та запрашивала разрешение на перевод корабля в аварийный режим. Значит – штурман мёртв, и вместе с ним мёртв сам корабль. Ни одна система не работает, в том числе жизнеобеспечения. Подтверждая мои мысли, загорелось аварийное освещение, а на терминале пошёл обратный отсчёт. Десять секунд и всё произойдёт автоматически.

Я коснулся терминала, подтверждая операцию. Консоль стала красной и потребовала отойти на пару метров. Гадая, чем же так может быть опасна для окружающих экстренная реанимация, я отошёл в сторонку.

Тело штурмана задёргалось от электрических разрядов. А затем загорелся свет, включились компьютеры. Утробный, очень неприятный механический голос сообщил:

– Осуществляется перевод корабля в аварийный режим! Команде занять места по расписанию!

Позади меня закрылись, как при разгерметизации, двери. Точно так же, как все другие двери на корабле. Зашелестела вентиляция, извещая о том, что жизнеобеспечение заработало. И в ту же секунду всё погасло. Похоже, мозг штурмана не выдержал реанимации.

Не успел я задуматься в насколько плохом положении мы оказались, как кресло штурмана вновь озарила яркая вспышка электричества, а затем ещё и ещё. Тот, кто создавал систему реанимации, похоже, выбирал самые бесчеловечные варианты. Вспоминая то зрелище, я думаю, что мне следовало распылить грибок с Лапуты-13 не на Новом Каире, а на той планете, где придумали это изуверское устройство.

В любом случае это сработало: основные корабельные системы запустились теперь уже полностью в автономном режиме – управлять ими было нельзя, но зато они работали. Правда, ценою этому была жизнь штурмана, а тот запах, что доносился от него мне до сих пор видится в самых страшных кошмарах.

***

На то, чтобы хоть чуть-чуть понять, что произошло у меня и у выживших ушло несколько часов. В момент гиперпрыжка двигатель взорвался, уничтожив почти половину Небулы со всеми находящимися там. Уцелевшую часть корабля с силой швырнуло куда-то в гиперпространство, а затем так же резко из него выкинуло.

Из-за гибели штурмана большинство корабельных систем вырубились, в том числе и гасившие отдачу от резкого ускоренияторможения. Мне ещё повезло – сломанными оказались всего три ребра, а вот некоторых просто размазало по стенкам. Сильнее всего досталось раненым – большая их часть в тот момент погибла.

Из всех членов экипажа Небулы выжило сорок семь человек, из них десять раненых. Как это бывает в подобных ситуациях, выжили, в первую очередь, офицеры – те, кто в момент удара находились, так или иначе, зафиксированными на боевых постах. Лютцев отделался фингалом, Фаррел сломал руку, мичман Громмар хорошенько треснулся головой, что в целом мало сказалось на его состоянии, близком к помешательству. Кереньеву повезло – в момент удара его руку зажала дверь. Ценой ещё одной конечности, боцман выжил.

Остальные члены экипажа находились в подавленном, разбитом морально и физически состоянии. Об отдыхе не могло идти и речи: все двери были заблокированы, и было необходимо в кратчайшие сроки их открыть – за ними оставались люди, раненые, пробоины или пожары.

К счастью, уцелела корабельная связь – в отличии от остальных систем она была независима от штурмана, поэтому оставшаяся команда худо-бедно могла координировать свои действия.

Была и другая проблема: мы не знали где находимся. Небулу вышвырнуло из гиперпространства в какой-то системе, и это всё, что было нам известно. Да и то потому, что один из матросов, устраняя пробоину, заметил в дырке солнце.

Когда вся навигация подчинена сложной системе сканеров, радаров, карт и автоматическим расчётам, лишаясь всего этого, попросту чувствуешь себя голым. Без возможности ориентироваться, находясь в системе с планетами, мы рисковали рано или поздно познакомиться с одной из них поближе.

Из чудом уцелевшей офицерской кают-компании Фаррел принёс свой планшет, на котором были простенькие гражданские звёздные карты. Это было уже хоть что-то.

В момент нашего гиперпрыжка мы не могли набрать какую-то сверхъестественную скорость, а сам он длился едва ли минут десять. Значит, мы могли прыгнуть только в какую-то из систем неподалёку. Простейший расчёт показал, что у нас два варианта: Велес-а и Велес-б. Первая система больше напоминала космическую помойку: словно кто-то целенаправленно раздробил все минимально крупные космические тела на кучу астероидов.

На основании того, что мы ещё были живы и не врезались в космический мусор, я позволил себе сделать вывод, что мы в другой системе. Велес-б был куда лучшим вариантом: одна звезда, четыре планеты, три из которых вращались на очень близкой к солнце орбите. А вот четвертая, на первый взгляд, даже располагалась в «зелёной зоне».

Мои сомнения на этот счёт развеял один из матросов, заявивший, что его родители работали здесь. Лет сорок назад планету пытались превратить во что-то пригодное для обитания и даже успели переделать атмосферу, но потом работы свернули.

То, что эта планета была пригодной для жизни очень меня заинтересовало. На тот момент припасов на корабле оставалось всего на несколько дней. Трюм был полностью уничтожен, а его содержимое болталось где-то далеко позади нас в бесконечной пустоте.

Другой хорошей новостью было то, что уцелело несколько спасательных капсул, по крайней мере, восемь из них. Каждая вмещала в себя по три человека и включала набор «Робинзона Крузо».

Лет за десять до описываемых событий мне довелось воспользоваться таким. Шанс выжить в этом случае был куда выше, чем на остатках Небулы.

Расковыряв одну из капсул, мы смогли узнать где находимся. С системой мы не ошиблись, и искомая четвёртая планета так же обнаружилась и даже услужливо двигалась нам на встречу.

Возле этой же капсулы состоялось и совещание по поводу того, что делать. Тут собрались все выжившие. Матросы кучкой стояли чуть поодаль, старшие офицеры и мичманы возле капсулы.

– Итак, двадцать четыре, по три в капсуле, – сказал я, тяжело вздыхая.

Фаррел внимательно осмотрел одну из стенок, явно что-то примеряя.

– Думаю, если поколдовать со сваркой и ремнями безопасности, мы сможем сюда подвесить ещё одного, – сказал лейтенант. – Хуже, чем остальным ему точно не будет.

– А вес? Не перегрузим капсулу?

Фаррел только развёл руками, показывая, что он этого не знает.

– Такие штуки обычно делаются с запасом на то, что люди внутри будут тащить на себе всё, что смогут, – заметил Лютцев.

– Док, мы сможем так вывести раненых? – спросил я у крутившегося рядом Громмара.

Тот остановился, чуть тряхнул головой и замер. С ним явно было не всё в порядке, оставалось надеяться, что он продержится хотя бы до того момента, как мы отстрелим капсулы.

– Даже если выдержат, есть ли смысл так делать? – очень тихо сказал Лютцев; тем не менее, мне в тот момент показалось, что его слова разнеслись по всему кораблю. – Необитаемая планета, малопригодная для человека…

Мысль была кошмарной, но верной.

– Нет, не думаю, – проснулся Громмар. – Ни один из пациентов не переживёт полёт в капсуле.

– Итого тридцать семь, – мрачно подсчитал я. – Пять человек всё равно останутся.

– Теоретически, можно закрыться на мостике, прочно зафиксироваться и молиться всем известным богам, чтобы корабль не сгорел в атмосфере, – неуверенно сказал Фаррел.

Его слова вызвали некое шевеление в стане матросов. Людям только дай минимальную надежду, и они ухватятся за неё, как за соломинку. То, что оставаться на падающих на огромной скорости останках корабля было чистым самоубийством никто не хотел думать.

Впрочем, его слова натолкнули меня на интересную мысль:

– Кресло штурмана цело, думаю подключиться к нему не слишком сложно. Запустить системы, включить аварийный сигнал. Последний раз мы отправляли сообщение за несколько минут до прыжка: сообщили, что были атакованы. Так или иначе когда мы не появимся, нас начнут искать – по аварийному сигналу найдут быстрее. Больше шансов у тех, кто окажется на планете.

Вот это уже было настоящее самоубийство. Кресло штурмана, скорее всего, просто выжжет того, кто сядет в него. Подумав немного, я прокашлялся и объявил:

– Я останусь, залезу в штурманское кресло и сделаю всё, чтобы тех, кто спасётся на капсулах нашли как можно быстрее.

– Капитан! – воскликнул Фаррел. – Позвольте мне!

– Нет, – отрезал я тоном, отрицающим даже возможность пререканий.

Я ощутил на себе очень тяжёлый, осуждающий взгляд. Исходил он от Лютцева, который скривился, явно несогласный с таким планом.

– Капитан, как ваш второй лейтенант, я категорически против этого решения! – заявил он необычайно громко.

– Как капитану это мне решать! – рявкнул я. – Любой, кто сомневается в моих приказах – попадёт под военный трибунал!

– Капитан, как офицер службы безопасности, назначенный непосредственно адмиралтейством, я требую, чтобы вы изменили ваше решение! – лицо Лютцева пылало от гнева.

– Лейтенант Евгений Лютцев! За неподчинение моим приказам я отправляю вас на гауптвахту! Лейтенант Фаррел организует всё необходимое по прибытию на планету для проведения военного трибунала!

Лютцев смерил меня длинным, очень тяжёлым взглядом, словно размышляя, а затем набрал побольше воздуха в грудь и уверенным голосом приказал:

– Всем закрыть глаза и заткнуть уши!

К моему удивлению матросы и офицеры проделали это. Я же растерянно спросил:

– Что вы собираетесь делать?

– Спасать этих людей и вас самого от вашего упрямства, – ответил Лютцев холодно.

Одним, хорошо отточенным движением он выхватил из кобуры пистолет, перевёл его в режим оглушения и выстрелил в меня.

***

Очнулся я с ощущением, что во рту у меня кто-то умер. Голова страшно гудела, а любое движение вызывало боль. Находился я в спасательной капсуле на одном из сидений. Передо мной, зевая, сидел Лютцев. Он посмотрел на меня без какой-либо злобы, даже сочувственно.

Обнаружив, что ничем не ограничен, я поднялся, хрустя суставами, и заплетающимся языком сказал:

– Немедллленно выпустииите меня!

Лейтенант пожал плечами и махнул в сторону двери:

– Ничем вас не ограничиваю, капитан. Вы вольны идти куда захотите.

Был в этом какой-то подвох. Да и кое-что в нём мне показалось странным – что-то было не так с его одеждой. Но в моей мутной, после пробуждения, голове, картинка сложилась простая: мы не пристёгнуты, других членов экипажа рядом нет, значит ещё не стартовали, и у меня был шанс всё прекратить. Выстроив эту логическую цепочку, я открыл дверь.

С одеждой Лютцева действительно было неладное. И я понял, что меня смутило: его чёрный китель был в пыли, точнее в песке. Такой же вместе с ветром ударил мне в лицо. Противнее было только яркое, палящее солнце в зените.

– Я изрядно переборщил с мощностью, капитан, – сообщил мне из капсулы Лютцев. – Вы провалялись без сознания почти день. Высадились мы пару часов назад.

– А корабль? – морщась от понимания того, что меня обманули, спросил я.

– Связи нет. На Небуле остался Фаррел, Громмар, раненые и тройка людей, вытянувших жребий. Если я правильно помню расчёты, они ещё почти неделю будут дрейфовать на орбите, прежде чем упадут.

Итак, то, чего я хотел избежать, случилось. Против моей воли, нравилось это мне или нет. Мне оставалось только принять это. Какие обиды, истерики – теперь всё это не имело значения. Нужно было исходить из обстановки, а не заниматься личными разборками.

– Чем заняты люди?

– Отдыхают, несколько добровольцев исследуют местность.

– Воду нашли?

Лютцев виновато отвёл глаза:

– Я планировал высадиться рядом с каким-то водоёмом, выбрал неприметное озеро, оазис, если угодно…

– И что пошло не так?

Лейтенант поднялся и прихватил какую-то металлическую палку.

– Лучше один раз увидеть, – сказал он.

Выйдя из капсулы, я, в первую очередь, осмотрелся. Встретил меня безжизненный ландшафт пустыни. Вокруг были как попало разбросаны другие спасательные капсулы. Над каждой был развёрнут брезент, укрывая отдыхавших от палящего солнца. Так же хаотично и бессистемно были разбросаны и солнечные панели.

Пометив в уме, с чего стоит начать, я пошёл к единственному объекту, что в окружающем пейзаже был не жёлтого цвета. Лютцев последовал за мной.

Озеро и вправду было странным. Оно ритмично колебалось, но не как вода, а скорее как желе. Да и цвет был необычный: тёмно-серебристый, чем-то сильно смахивающий на ртуть. Это была первая мысль, пришедшая мне в голову, и я незамедлительно высказал её вслух.

– Нет, капитан, – Лютцев протянул мне металлическую палку, – бросьте в озеро.

Палка криво полетела. Когда до поверхности оставался метр или чуть больше, озеро ожило. Оно отрастило щупальце, схватило летевшую палку и поглотило её, а затем вновь вернулось к ритмичным колебаниям.

– Оно к нам не вылезет? – с опаской, прикидывая расстояние между капсулами и необычным хищником, спросил я.

– Не должно, на людей оно не реагирует, только на метал.

– В любом случае приближаться к… озеру не стоит.

Мы вернулись в лагерь. К этому времени весть о том, что капитан Чейдвик снова в строю уже разнеслась, поэтому меня встретили измученные, но готовые к любым свершениям лица. А дел было много.

Работать мы старались по ночам, днём же в основном отсыпаясь в тени. Это здорово экономило нам воду и силы – ночью в пустыне холодно, но не более того, к чему привыкаешь на космическом корабле.

Для начала мы стащили в одно место все капсулы. Тут никаких хитростей не было: много грубой силы и пота. Я расставил их практически впритык полукругом так, чтобы они укрывали нас от ветра. Соединив их сверху брезентом, получился большой, удобный, импровизированный шатёр.

С солнечными панелями было хуже: после высадки прошла всего пара часов, а они уже покрылись слоем пыли, которая едва оттиралась. В капсулах, на этот случай, имелся специальный очиститель: тюбик миллилитров на двадцать. Даже при очень экономном использовании этого едва ли хватило бы на пару дней.

Попытка развести очиститель водой потерпело полное фиаско. Пыль-то оттиралась, но та, что прилетала на её место прилипала твёрдой, очень прочной коркой, счистить которую без повреждения панели оказалось невозможным. Оставалось надеяться, что до исхода запасов с этим что-нибудь придумается.

Оставить капсулы без энергии означало погибнуть. Они были единственным источником воды: собирая конденсат из воздуха, генерировали до четырёх литров каждая в день. Такая влажность воздуха говорила, что неподалёку имеются источники воды. И Лютцев это подтверждал, говоря, что помимо озера рядом был большой водный простор.

Разведчики, к сожалению, ничего не нашли. В паре километров восточнее от нас были скалы с системой пещер, и по-хорошему нужно было «переезжать» туда, но возможности дотащить капсулы не было. Это выше наших сил.

С продовольствием было чуть лучше. В капсулах его хватало, даже с запасом, умереть от голода нам точно не грозило. К тому же планета оказалась не такой уж и необитаемой. По ночам из своих укрытий в обилии вылезали различные скорпионы, змеи и другие пустынные радости прямиком с Земли. Таким образом, наш рацион дополнительно пополнился различной экзотикой.

«Скорпида по Чейдвекски» я этим шутникам никогда не прощу.

К сожалению, ничего крупнее в округе не водилось, и надежды отдельных людей на сафари провалились. Хищное озеро никак себя не проявляло, всё так же загадочно покачиваясь. Попытки бросать в него различные предметы, например, камни, привели к абсурду: в озере они тонуть отказались, оставшись на поверхности нам на потеху.

Связь отсутствовала: то ли мы повредили что-то при посадке, то ли в округе что-то мешало, но наши рации, к которым все так привыкли, оказались абсолютно бесполезной обузой.

Это было странное время. На исходе первого дня стартовый энтузиазм у людей сменился мрачным пониманием, что эти пески вскоре станут нашей могилой. Нас охватил какой-то жестокий цинизм по отношению ко всему окружающему. Мы много смеялись, иногда над такими вещами, которые в обычное время в лучшем случае вызвали бы недоумение. Единственной темой, запретной не только для шуток, но и для разговоров вообще, были оставшиеся на корабле, а также погибшие до этого.

В первые дни я думал устроить какое-то мероприятие по этому поводу, толкнуть речь, дать другим высказаться по поводу своих товарищей. Но Лютцев меня отговорил, а потом я и сам понял, что меньше всего нам сейчас нужны разговоры о смерти. Она шла к нам сама. Все это прекрасно понимали.

Люди работали на износ, но не потому, что в этом был смысл, а для того, чтобы забыться. Всю ночь до последнего пота, чтобы с первыми лучами жгучего солнца вернуться в наш лагерь и провалиться сон. И так день за днём.

Я тоже пытался так делать, увы, в моём случае это не сработало. В первый день просто не смог уснуть. В голове засели мысли о погибших. Мне было страшно что их всех: Ворстона, Донавала и других просто забудут. Хотя, именно благодаря их жертве, мы были живы.

Появились у нас и свои «традиции». Самой значительной из них стали посиделки на рассвете перед сном. Мы собирались все вместе, садились полукругом и тянули жребий. Вытянувший, садился в центре и рассказывал историю.

Большинство из нас рассказчики были так себе, откровенно говоря. Матросы рассказывали о своей жизни до службы. Какие-то откровения тут услышать было сложно: людей выхватывали из их привычной обстановки, надевали на них униформу и после короткого, бесполезного обучения пинком под зад отправляли на службу, поэтому мирная жизнь у них была идеализирована до предела.

Мичманы рассказывали об учёбе. Тоже ничего, в общем-то, нового. Для большинства из них мирная жизнь так же закончилась вместе с приходом военного комиссара. Впрочем, дальше их ждали гораздо более уютные условия, чем простых матросов. Что ни говори, быть младшим офицером в армии или мичманом на флоте было куда приятнее матросской службы.

Мне жребий так и не достался, и хорошо. Рассказывать мне было не особенно много. Обычный космонит, выросший на космическом корабле и, благодаря «родителям», угодивший в сиротский приют. Из примечательного разве что побег из этого приюта. О том, что было потом я рассказывать бы и не стал. Наёмник на Фронтире – звучит достаточно подробно для любого, кто понимает, чем там живут люди. К счастью, нашёлся человек, вправивший мне мозги до того, как их вышибли пулей.

Самая примечательная история принадлежала Лютцеву. Лейтенант явно мухлевал, не сильно стремясь делиться воспоминаниями, но против него выступали настоящие асы этого дела. Сильно сомневаюсь, что свой жребий старик вытянул случайно. Так или иначе, история его больше походила на сказку.

Официально Земное Содружество контролировало все планеты населённые людьми, за вычетом оккупированных. Такое пятно, тянущееся по «нашему» рукаву галактики к её центру. Примерно там же и происходит действие этой истории. А в противоположной стороне, вниз по рукаву, располагался так называемый «Фронтир» – системы, контролируемые Землей весьма условно. И чем дальше, тем хуже, вплоть до того, что совсем далёкие планеты ни к какому Содружеству себя не относили и были пристанищем всякого отребья: пиратов, наёмников и прочих.

Как правило если кто-то говорил о «вольных» мирах, речь шла именно про Фронтир. Но рассказывал Лютцев о неком «Перекрёстке». Необъятном, сказочном городе, в котором перемешались различные культуры и эпохи. Чудней были только населявшие её: эльфы, гномы, орки и прочие сказочные народы. Евгений рисовал перед нами невероятные картины происходившего там. К сожалению, не думаю, что кто-то поверил его рассказу.

Кроме меня. Было в его истории что-то убедительное. Лютцев не придумывал на ходу: он описывал то, что видел своими глазами. Даже карту этого места на песке набросал. Если это и была придумка, то фантазия у него работала что надо.

***

На исходе второй недели я отправился лично осмотреть пещеры на востоке. По моим расчётам солнечным панелям оставалась неделя работы, едва ли больше. Капсулы на своих аккумуляторах протянут ещё одну неделю, может две. После этого у нас останутся считанные часы до смерти.

Смысла покидать лагерь раньше не было – если нас ищут, то найдут в первую очередь по капсулам. Но и оставаться до последнего издыхания не имело смысла. Я не знал, что хочу найти в пещерах. Воду? Постройки рабочих? Следы предтеч? Скорее всего, просто надежду.

Я с парой добровольцев выдвинулся с последними лучами солнца. Все в потрёпанной, запыленной синей форме, словно сошедшие с абсурдной картины «моряки в пустыне». Прошедшие дни научили нас простой истине – как бы ни было жарко, одежду лучше не снимать. Здешнее солнце не давало красивого загара, оно оставляло болезненные, очень долго проходящие ожоги.

Шли мы долго, и лишь когда на горизонте замаячил рассвет, один из разведчиков указал мне на коричневые скалы вдалеке:

– Капитан, вон они!

Я кивнул и внимательно осмотрел их с помощью бинокля. Ничего примечательного – просто груда камней, чуть более высокая, чем остальные.

Солнце уже поднималось, когда мы добрались до пещер. Ещё одной причиной, почему я решил осмотреть их, а не двинуться на юг или запад, было то, что в первый раз у разведчиков при себе не было никакого снаряжения. Даже фонарь был всего один. Поэтому в тот раз всё закончилось лишь поверхностным осмотром.

Теперь же мы подготовились куда лучше. Фонари, верёвки, запас еды и воды на случай, если придётся задержаться, пара лазерных резаков на случай обвала. Я взял с собой, сам не знаю зачем, пистолет. Думаю, скорее из-за страха, чем из реальной необходимости.

Умелыми спелеологами это нас не сделало, поэтому продвигались мы медленно и неуклюже, постоянно цепляясь за выступы, спотыкаясь; о количестве ударов головой о потолок я лучше промолчу.

Пещеры оказались куда более разветвлённые, чем я думал. Когда я услышал о них, мне представилась пещера на пару метров, а тут была целая, весьма запутанная система.

Первое зеленоватое пятно я просто пропустил, посчитав его недостойной моего внимания кляксой. Вторую такую я одарил поверхностным взглядом человека, свысока смотрящего на мхи и лишайники. На третью обратили внимание и мои спутники.

Не сразу мы поняли, что, в общем-то, по пути занимались тем же самым – ставили краской крестики на стенах, обозначая наш маршрут. А эти зеленоватые пятна оставили те, кто блуждал в поисках воды до нас.

Их мы нашли достаточно скоро. Десяток высушенных до состояния мумий гуманоидов с очень характерным выступом на черепе. Ма’Феранцы, погибшие очень-очень давно, наверное, лет тридцать назад. Рядом с телами лежали какие-то простейшие пожитки и убитое временем оборудование неясного предназначения.

Стены вокруг тел были покрыты их письменами. Среди нас никто языка моллюсков не знал, но, думаю, это были имена тех, кто здесь погиб.

Мы молча осмотрели их последнее пристанище и пошли обратно. Шли медленно и понуро. Только что нам открылась наша судьба: моллюски тоже пришли сюда в поисках спасения…

***

Обратно мы планировали двинуться с наступлением темноты. Пока остальные укладывались на отдых, я вышел ко входу в пещеру и сел поразмышлять.

Я не знал, что делать дальше. Вернуться, отдохнуть день и пойти на юг? Но там только песок, разведчики дважды пытались найти там что-то, но оба раза возвращались, исчерпав силы и не найдя себе укрытие на день. То же самое и со всех остальных сторон. Песок, жара – днём, ночью – холод и смерть, висевшая в воздухе.

Неожиданно послышался треск помех – ожила рация, которую я по привычке всюду носил с собой:

– Квадрат… пхххххх… дальше…

Я как ошпаренный подхватился и принялся просто орать в рацию:

– Капитан Генри Чейдвик, приём! Ответьте!

Разбуженные моими криками разведчики подхватились ко мне. У одного из них при себе так же имелась рация и мы, покрутив настройки, сумели найти тот же канал. В отличие от других он передавал сигнал – пускай и помехи. Это были самые радостные фоновые шумы, которые мы только слышали!

Решив, что пещеры блокируют связь, мы решили забраться повыше. Уставшие, под палящим солнцем, мы так ползли по этим скалам, будто каждый был заядлым альпинистом. Впрочем, на грани смерти, услышав о возможном спасении, кем только не станешь в самые сжатые сроки.

Рация оживала ещё пару раз, передавая малопонятные сообщения. Нас переговаривающиеся явно не слышали. Взобравшись на самую высокую из доступных скал, я с замиранием сердца повторил попытку связи:

– Приём! Меня слышно?

Следующие несколько секунд были самыми длинными в моей жизни. Затем рация ожила:

– Приём, назовите себя!

– Капитан Генри Чейдвик, КЗС «Небула». Мы потерпели крушение, со мной ещё тридцать четыре члена экипажа!

– Принято! Ждите!

В этот раз ожидание продлилось несколько дольше. Наконец, из рации полились сначала восторженные ругательства, а затем смутно знакомый голос:

–Чейдвик, это вы? Живой! Поверить не могу! Мы отправили к вам шаттл! Вы все там?

– Нет, остальные в паре километров западнее, ориентир озеро…

Из рации послышался звук, будто кто-то хорошенько приложился рукой по столу:

– Ну, конечно! Ну вы и выбрали себе местечко для посадки! Ждите, Карамзин, отбой…

Услышав фамилию говорившего, я понял, почему голос был мне знаком. Под началом этого человека тогда ещё лейтенант Чейдвик служил целых пять лет!

***

Дальнейшее до боли напоминает сценку из какого-нибудь фильма про спасение выживших после катастрофы. Наверное, потому что мы были выжившими и нас спасли.

Вначале шаттл прилетел за нами. Встретивший нас медик с улыбкой указал на наши скудные припасы и пояснил, что со своим нельзя.

Пока моих напарников внимательно осматривали на предмет того, всё ли в порядке с людьми, пробывшими несколько недель в пустыне, я, буквально на пальцах, пытался объяснить пилоту по карте, где наш лагерь.

Как мне объяснили, озеро, что было возле нашего местонахождения, самым надёжнейшим образом скрывало нас от всей электроники. Корабль Карамзина был на орбите уже неделю, безустанно прочёсывая местность всеми возможными способами… За исключением злополучного озера и его окрестностей. Никто в здравом уме и предположить не мог, что мы сядем в месте, где не работает связь.

По пути к нам присоединилась ещё пара шаттлов. Лагерь встретил спасателей криками радости и овациями. Я выглянул на секунду, показать, что я тоже тут и скрылся внутри шаттла.

Этого хватило, крики резко сменились на «слава капитану Чейдвику». Морщась, как от зубной боли, я поудобнее уселся в кресло, собираясь отдохнуть, но, отмахиваясь от медиков, заглянул Лютцев, потревожив мой покой.

– Я так понимаю, капитан, вы по-своему решили истолковать фразу «найду воду»? – с ухмылкой спросил он. – Кому мы обязаны нашим спасением?

– Капитану Карамзину.

Лютцев, на секунду поменяв выражение лица, на удивление сказал:

– Занятно, – он немного помолчал и спросил. – Так что по поводу моего трибунала?

Его сухое, опалённое местным солнцем лицо вновь не выражало никаких эмоций, но я прямо-таки физически ощутил всю глубину издевки.

– Лейтенант Лютцев! Пойдите вон или правосудие свершится прямо здесь!

***

Спустя пару часов шаттлы доставили нас на крейсер Циолковский, круживший на орбите.

Тут меня ждала ещё одна неожиданная встреча. Среди прочих приветствующих отдельно стояла группка людей в новенькой, чистенькой форме. Всего семеро, каждый при полном параде. Впереди – Лейтенант Фаррел с рукой на перевязи.

– Задержались вы, капитан! – заявил он, явно очень довольный своей штукой.

Я радостно пожал ему здоровую руку и выразительно посмотрел на выживших. Фаррел стушевался и гораздо тише объяснил:

– Кереньев и ещё двое до сих пор в лазарете. Пятерых мы потеряли.

– А мичман Громмар где?