Текст книги "Петербург таинственный. История. Легенды. Предания"

Автор книги: Вадим Бурлак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Блаженный хранитель

Во время одной из своих экспедиций по Ладоге и Белому морю я познакомился со странным человеком. Его, пожалуй, можно было назвать хранителем древних тайн Беломорья, побережья Ладоги и Финского залива.

Никто не ведал, сколько ему лет, не знал его фамилии и отчества и того, когда он объявится в том или ином месте и куда потом уйдет…

Величали старика просто: «блаженный» Никита.

Летом его можно было увидеть то на Ладоге, то на реке и озере Вуокса, то на Терском берегу Беломорья или на Соловецких островах. Говорили, что зимовать Никита уходил куда-то в леса Кольского полуострова.

Жил он чем бог пошлет или добрые люди подадут. Много народу спас Никита за свои годы. Бывало, заблудятся в лесу туристы, останутся без еды, а тут вдруг «блаженный» появляется. А в котомке у него – сухари, крупа, консервы…

Накормит он бедолаг и на дорогу выведет. Да еще истории всякие расскажет о седой старине, о добрых и злых колдунах, о лесных оборотнях или о загадочных северных людях, названных древними греками гиперборейцами…

Одни верили ему, другие – нет, но всегда потом вспоминали Никиту добрым словом.

С каким-то священным трепетом относился он к рукотворным каменным лабиринтам.

Впервые эти загадочные сооружения показал мне Никита на одном из Беломорских островов.

Был ненастный день. Дождь кропил мелко и холодно. Его капли блестели на травах и сосновых иглах, сверкающим бисером играли на камнях лабиринта. А потом налетел ветер и несколькими взмахами невидимой кисти осветил небо над маленькой бухтой.

Ветер звал за собой сосны. А они, домоседы, лишь покорно кивали макушками, но корнями крепко держались за каменистую землю. Ветер злился, пуще задувал, но одолеть упрямые сосны так и не смог.

Никита не замечал ни дождя, ни ветра. Лицо его было сосредоточенным, губы слегка шевелились. Может, он шептал молитву, а может – какие-то заговоры. Блаженный медленно ступал по спирали лабиринта, иногда останавливался, наклонялся и прижимал ладонь к камням, будто хотел почувствовать в них что-то живое.

Необъяснимая сила «узелков»

«Блаженный» имел свое объяснение происхождения лабиринтов и называл их «узелками», которые связывают землю с небом, огонь с водой, свет с темнотой, живых с мертвыми. Он утверждал, что построено их было «великое множество» по всему северу России. Особенно – на землях в устье Невы и Финского залива.

– Только «петерградские» все нынче под водой затаились. Но, возможно, настанет время, и люди снова увидят их и обратятся к чародейским силам каменных «узелков», – объяснил Никита.

По его словам выходило, что в древности каждый род или племя, обитавшие в северных краях, строили свой лабиринт. А сегодня большинство «узелков» заросли травами, «ушли в землю» или вовсе оказались затопленными, и только мудрые странники – «хранители древних тайн» могут отыскать их.

Никита рассказывал, что лабиринты начали создавать еще в те времена, когда «небесная колесница» имела не семь звезд, а девять.

Я догадался: «небесной колесницей» «блаженный» называл созвездие Большой Медведицы. По его разумению, для древних людей лабиринты были также и моделью устройства мира, и неким хранилищем времени, и местом, где проводились обряды и исцеляли болезни и раны.

Целительную силу каменных «узелков» я испытал на себе, когда довольно сильно поранил руку и долго не мог остановить кровь.

«Блаженный» провел тогда меня по спирали к центру лабиринта, затем велел остановиться и закрыть глаза. Вначале он что-то неразборчиво шептал, а потом вдруг взмахнул руками на четыре стороны света и громко приказал:

– Ну-ка, теперь смой водицей кровь!..

Когда я это исполнил и взглянул на руку – не поверил своим глазам. Рана превратилась в небольшую, едва заметную царапину и больше не болела.

Как утверждал Никита, каменные «узелки» являлись еще календарями для древних людей. Старейшины племен или шаманы определяли по этим рукотворным лабиринтам время ловли рыбы, сбора лечебных трав и кореньев, выхода на промысел морского зверя. Но как определяли – даже «блаженный» не знал. А может, не хотел открывать мне древнюю тайну.

Мне доводилось слышать не только от Никиты, но и от краеведов Финляндии, Карелии, Мурманской области, что при рождении человека в спираль родового лабиринта добавлялся новый камень. Такой камень становился как бы именным покровителем и тотемом новорожденного.

В рукотворных лабиринтах древние люди рассыпали пепел своих умерших соплеменников, поскольку считали, что так помогали душам мертвых быстрее покинуть землю и унестись в Космос.

«Запутанный город»

Однажды собрался Никита побывать в «Петерграде». Зачем ему туда понадобилось – не объяснил. Подходил он несколько раз к Северной столице, а войти не мог.

– Что же тебе помешало? – поинтересовался я, выслушав рассказ блаженного.

– Этот великий каменный «узелок» – чужой для меня. Не захотел впускать в свои чертоги, – загадочно ответил Никита. – Одним словом, запутанный город. Много злых сил сплелось в том «узелке»…

– Да что у него общего с лабиринтом? – удивился я. – Прямые линии строений, улиц, проспектов…

– Все равно запутанный, – упрямо стоял на своем Никита. – На утонувших и ушедших под землю каменных «узелках» он стоит, на останках человеческих возвышается, загубленные души и замутненные помыслы по его улицам и дворам витают…

«Блаженный» на какое-то мгновение умолк, покачал головой и сокрушенно продолжил:

– Нет, не зря четыре великих якутских шамана не явились по зову царя Петра в его град.

– Когда же это случилось? – спросил я.

– Пред самой кончиной Петра, когда занемог он после ледяного купания… – пояснил Никита.

«И увидел он град нездешний»

Я вспомнил легенду о том, как осенью 1724 года царь Петр кинулся спасать моряков с гибнущего в Финском заливе корабля. После этого заболел.

Повелел он тогда служивому Дмитрию Кычкину «из Якутского уезду шаманов четырех человек выбрать, взять и привесть в Санкт-Петербург». Приказано было отыскать самых искусных северных целителей, «которые пользуют от болезней».

Государев приказ выполнили без промедления.

Но когда шаманы узнали, что надо ехать в Санкт-Петербург, – испугались и наотрез отказались отправляться в столицу. И деньги сулили им большие, и запугивали, а те ни в какую не соглашались: «Не наше там место. Погубит нас каменное селение „долгого царя“…»

За неповиновение отправили старых упрямцев в острог. Приставили к ним надежную охрану и даже стали выдавать «кормовое жалованье» – что составляло две копейки в день.

Петр I спасает гибнущих моряков

Но доставить в столицу четырех арестованных шаманов не успели.

28 января 1725 года, когда Петр Великий скончался, за тысячи верст от Санкт-Петербурга захворали разом все четверо. Начался у них жар, и тела покрылись красной сыпью. А как пришла весть о смерти императора, попросились северные кудесники отпустить их на волю.

Лишь только оказались шаманы за стенами острога – так и прошла их болезнь. Разбежались они на все четыре стороны…

В тот день, когда Никита замысловато объяснил мне, почему не может побывать в Санкт-Петербурге, мы находились на Соловках. Показал мне «блаженный» один из лабиринтов и рассказал, будто страшную тайну поведал:

– Говорят, вон тот «узелок» руками «долгого царя» выложен. Да неверно говорят. Царь Петр только свой камень вставил в «узелок». А после того служивые весь народ от этого места прогнали, дабы не глазели на государя и не сглазили. И царь в одиночестве совершил «вещий танец» среди камней, чтобы судьбу свою увидать… Этому его научил какой-то местный старец, вопреки воле иерархов церкви.

По словам Никиты, некоторое время никто из приближенных и местных жителей не смел возвращаться к лабиринту, где Петр совершал таинственный древний танец. А когда царь завершил обряд, то увидел, как внутри лабиринта появилось озерцо.

Наклонился над водой государь и увидел «град нездешний». То глядел на Петра из глубины озерка его будущий град. И случилось вещее видение на Соловецком лабиринте ровно за год до основания Санкт-Петербурга.

Лабиринт Заяцкого острова. Соловки

Не знаю, насколько верна история, рассказанная Никитой, но Петр Алексеевич действительно побывал на Соловках в 1702 году, то есть за год до основания Северной столицы.

«Инкеримаанская заповедь»

И грядет великий приход народов – никогда не виданный этой землей! Грядет еще не виданное смешение народов! Еще не виданное брожение мыслей и страстей!.. Так говорит Он своим огневым небесным танцем… Так подпевает ему Красная луна… – Прорицатель в золотой шкуре тюленя смолк и обессиленно опустил руки.

Но долго еще внимали знамению три вещуна-чародея. Так было, пока не посветлел восток. Стало угасать небесное сияние. Блекла усталая луна.

Наконец прорицатели будто очнулись от долгого сна, зашевелились, достали из своих мешков высушенные лосиные кости и принялись наносить на них острыми камушками таинственные знаки…

Так, если верить легендам, началось создание загадочной «Инкеримаанской заповеди блуждающим в лабиринте», предсказывающей возникновение и судьбу Великого города. Заповедь, которую якобы удалось отыскать, расшифровать и записать на латинском языке средневековому то ли немецкому, то ли шведскому ученому.

Мои многолетние поиски «Инкеримаанской заповеди» пока не дали результатов. Но появилось предчувствие, что кому-то повезло больше, и древние предсказания о Великом городе в устье Невы все же станут в ближайшее время достоянием многих.

В начале XX века писатель и мыслитель Рабиндранат Тагор в книге «Дом и мир» писал: «Провидение ограничивается тем, что вылепляет нашу жизнь только вчерне, его цель в том, чтобы мы сами занимались отделкой».

Немало есть на земле городов старше Санкт-Петербурга, но по числу пророчеств и предсказаний – нет ему равных.

Наверное, получился бы не один книжный том, если б удалось собрать все пророчества и предсказания Санкт-Петербургу. Сбывшиеся и несбывшиеся, добрые и недобрые, прошедшие и грядущие – они являются своеобразным ключом к пониманию души прошлого и будущего Великого города на Неве.

На него накликали беду и восхваляли, пытались разрушить и спасали, предрекали гибель и поклонялись, проклинали и молились за него.

И добрые и недобрые пророчества подтверждают: Санкт-Петербург можно любить или ненавидеть, но невозможно быть к нему равнодушным.

И озаренье и расчет

Как явь, вплелись в твои туманы

Виденья двухсотлетних снов,

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Тебя – в граните – и в стихах!

И – майской ночью в белом дыме,

И – в завываньи зимних пург —

Ты – всех прекрасней, – несравнимый

Блистательный Санкт-Петербург!

Николай Агнивцев

«Быть граду Петра!»

«Равную и нискую земли плоскость подостлала натура, как бы нарочно, для помещения гор рукотворных, для доказания исполинского могущества России, ибо хотя нет здесь натуральных возвышений, но здания огромные вместо их восходят…»

Так писал великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов о местности, на которой возник Санкт-Петербург.

Землю между Финским заливом и Ладогой, к югу от Невы, что издревле называли Ижорской, финны величали Инкеримаа – что означает «прекрасная земля». Шведы переименовали ее в Ингерманландию.

После многих лет войны между Россией и Швецией, в феврале 1617 года, в деревне Столбово на реке Сясь, неподалеку от Тихвина, был подписан мирный договор.

Согласно Столбовому мирному договору, Швеция возвращала России ранее захваченные Новгород, Гдов, Ладогу, Старую Руссу, Порхов. Шведам же отторгались Карелия, Ижорская земля, Копорье, Ивангород, Орешек, Ямгород – то есть все побережье Финского залива.

Тем самым Россия теряла выход к Балтийскому морю. Эта потеря стала серьезной помехой в экономическом и культурном развитии Московского государства.

Сразу после подписания Столбового договора в своей речи перед сподвижниками шведский король Густав II Адольф отмечал: «…много областей плодородных и рек, богатых рыбою, важных для торговли, присоединено по этому миру к Швеции.

Нарова и Нева могут служить, для собственной ее торговли, воротами, которые легко во всякое время запереть для Русских. Последние совершенно отрезаны от Балтийского моря, так что они на волны его не могут спустить даже и лодки. Сверх того граница сделалась безопаснее. Ингерманландию защищают Пейпус и Нарова; Финляндия – сени Швеции – ограждается Невой и широким озером Ладожским, – рвом, через который Русским не легко будет перескочить».

Жизненно важная для России задача – выход в Балтийское море – была решена лишь спустя много лет, в результате Северной войны 1700–1721 годов.

В этой войне первой крупной победой русской армии стало взятие в октябре 1702 года Нотебурга. Бывшая русская крепость Орешек, переименованная шведами в Нотебург и названная Петром I Шлиссельбург – «ключ-город», давала возможность безопасного прохода в Неву со стороны Ладожского озера.

Спустя семь месяцев войском Петра I была взята крепость Ниеншанц, расположенная при впадении реки Охты в Неву. Так Россия снова обрела выход в Балтийское море.

Но любая победа, любое завоевание требует закрепления. Для защиты освобожденных русских земель на балтийском побережье необходимо было создавать долговременные военные укрепления – крепости, хорошо связанные путями с другими районами России.

Каждый волен верить или не верить легендам. Но стоит ли их оспаривать? Видел ли Петр I в центре Соловецкого лабиринта «нездешний град» и стало ли знамение одним из поводов для строительства города в устье Невы? Вряд ли это удастся когда-нибудь опровергнуть или подтвердить.

Но бесспорно и подтверждено документально то, что в апреле 1703 года Петр Алексеевич лично промерял глубины дельты Невы. Такие измерения необходимы были для определения места основания крепости.

Выбор царя пал на небольшой остров у правого берега Невы. Назывался тот остров Заячьим. С него хорошо просматривались и берега, и речные просторы. А ерик, отделявший Заячий от большого Березового острова, мог стать препятствием для нападающих.

Думал ли в те дни Петр I о постройке здесь не просто крепости, а большого города? Есть разные мнения.

Заячий остров

Согласно преданию, в одну из светлых майских ночей 1703 года в лагерь русской армии явился дед – то ли ижорец, то ли карел. Он толковал о чем-то с царскими денщиками, а потом указал им рукой в сторону Финского залива и несколько раз повторил: «Быть граду Петра!..»

Из записи петровских времен

В Санкт-Петербурге, в Эрмитаже, хранится старинная рукопись, свидетельствующая еще об одном знамении, связанным с основанием Северной столицы. Озаглавлена она так: «О зачатии и здании царствующего града С.-Петербурга в лето от перваго дня Адама 7211 и Рождества Иисуса Христа 1703».

Привожу сокращенный текст этой рукописи.

«Мая 14-го Царское Величество изволил осматривать на взморье устья Невы реки и островов и усмотрел удобный остров к строению города (оный остров тогда был пуст, обросши был лесом)…

Когда вышел на средину того острова, почувствовал шум в воздухе, усмотрел орла парящего, и шум от парения крыл его был слышен; взяв у солдата багинет, вырезал два дерна, положил дерно на дерно крестообразно и сделал крест из дерева и, водружая в писанныя дерны, изволил говорить: „Во имя Иисуса Христа на сем месте будет церковь во имя верховных апостолов Петра и Павла“.

…по прошествии протока и шествии на остров, который ныне именуется С.-Петербургом, изволил шествовать по берегу вверх Невы реки и, взяв топор, ссек куст ракитовый… и мало отшед ссек второй куст (ныне на оном месте первый дворец, т. е. домик Петра Великаго), и, сев в шлюбку, шествовал вверх Невою рекою к Канецкой крепости.

15-го изволил послать несколько рот солдат, повелевая берега онаго острова очистить, кусты вырубя, скласть в кучу. При оной высечке усмотрели гнездо орлово того острова на дереве.

16-го, т. е. в день Пятидесятницы, по Божественной литургии, с ликом святительским, генералитетом и статскими чины, от Канец изволил шествовать на судах рекою Невою и по прибытии на остров… и по освящении воды, и по прочтении молитвы на основание города, и по окроплении святою водою, взял заступ и первый начал копать ров; тогда орел с великим парением крыл от высоты спустился и парил над оным островом.

Царское Величество отошед мало вырезал три дерна и изволил принести к означенному месту; в то время зачатаго рва выкопано было земли около двух аршин глубиною, и в нем был поставлен четыреугольный ящик, высеченный из камня, и по окроплении того ящика святою водою, изволил поставить в тот ящик ковчег золотой, в нем мощи святого апостола Андрея Первозваннаго и покрыл каменною покрышею, на которой вырезано было: „От воплощения Иисуса Христа 1703 мая 16-го, основан царствующий град С.-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем всероссийским“; и изволил на покрышку того ящика полагать реченья три дерна с глаголем: „Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Основал царствую град С.-Петербург“.

Тогда Его Царское Величество от лика святительскаго, генералитета и от всех тут бывших поздравляем был с царствующим градом С.-Петербургом; Царское Величество всех поздравляющих изволил благодарить, при том была многая пушечная пальба.

Орел виден был над оным островом парящий…

Царское Величество отшед к протоку, который течение имеет между С.-Петербургом и Кронверком, по отслужении литургии и окроплении того места святою водою, изволил обложить другой раскат; тогда была вторичная пушечная пальба, а между теми двумя раскатами изволил размерить, где быть воротам, велел пробить в земле две диры и вырубил две березы тонкия, но длинныя, и вершины тех берез свертел, а низы поставил в пробитыя диры в землю на подобие ворот, и когда первую березу в землю утвердил, а другую поставил, тогда орел спустясь от вышины, сел на оных воротах, ефрейтором Одинцовым оный орел с ворот был снят.

Царское Величество о сем добром предзнаменовании весьма был обрадован; у орла перевязав ноги платком и надев на руку перчатку, изволил посадить у себя на руку и повелел петь литию; по литии и окроплении ворот святою водою была пушечная пальба и изволил выдти в оныя ворота, держа орла на руке и сшед на яхту, шествовал в дом свой царской Канецкой;

…лик святительский и генералитет и статские чины были пожалованы столом; веселие продолжалось до двух часов полуночи, при чем была многая пушечная пальба.

Оный орел был во дворце по построении на Котлине острове крепости св. Александра, и от его Царскаго Величества в оной Александровской крепости отдан на гауптвахту с назначением орлу комендантскаго жалования (жители острова, который ныне именуется С.-Петербургский, и близ онаго по островам жившие сказывали, будто оный орел был ручной: а житье его было на острове, на котором ныне С.-Петербург; выгружались по берегам реки Невы мачтовые и брусовые королевские леса, и караульными солдатами тех лесов оный орел был приучен к рукам)…»

«И послан был орел-знамение»

Считается, что Петр Великий не особенно верил в приметы и знаки судьбы, не очень доверял предсказаниям. Но все же любил наблюдать за «своим орлом» и отмечать нечто необычное в его поведении. А потом старался по-своему истолковать это «необычное». Может, в шутку, а может, всерьез. Так и пошла молва среди жителей нового города о вещих способностях птицы.

Вскоре и сподвижники Петра, прежде чем принимать важное решение, наблюдали за полетом «царева орла». Не подаст ли он какой вещий сигнал?

По старинному петербургскому преданию, когда Петр осматривал местность для строительства первой в новом городе верфи, его орел парил над южным побережьем Березового острова.

Налетел сильный ветер. Птица распластала во всю ширь крылья и на какое-то время зависла почти неподвижно. Ветровой поток словно держал ее на одном месте.

Кто-то из царской свиты указал на орла и заметил:

– Ишь, как парусит…

Петр кивнул в ответ:

– И впрямь крылья, словно паруса, налились ветром…

И тут же добавил:

– А ведь завис-то орел над подходящим местом для строительства верфи. Вот и поднимутся здесь вскоре настоящие паруса!..

Прошло немного времени, и со стапелей новой Кронверкской верфи начали сходить бригантины, галеры, яхты. И, как предрекал государь, поднялись над Невой «настоящие паруса».

29 июня 1703 года, в день апостолов Петра и Павла, была заложена первая в новом городе-крепости церковь.

Говорят, и здесь не обошлось без «царева орла». В то утро, когда царь советовался с приближенными, где строить церковь Святых апостолов Петра и Павла, высоко над островом беспокойно кружили несколько воронов.

Вдруг откуда ни возьмись появился в небе орел. Стремительно врезался он в черную стаю и погнал воронов прочь. Лишь два перышка обронил орел в этой атаке.

Перышки долго кружили, пока не опустились прямо к ногам царя. Поднял он их и обратился к свите:

– Разогнал наш крылатый герой черные силы, а заодно подсказал, где возводить церковь…

Говорят, город без слухов, легенд, сплетен, анекдотов и преданий – еще не настоящий город, а лишь селение без своей истории, души и колорита. Но в Петербурге все шло стремительно: и появление новых зданий и улиц, и появление своих легенд и преданий.

Петропавловская крепость и собор

И гуляла таинственным шепотом молва среди первых новостроек: будто обменялись своими «жизненными силами» царь и орел. Убьешь орла – не станет царя. Погибнет государь – умрет и его птица.

И пытались враги Петра Великого через орла погубить его. Подбрасывали птице отравленное мясо, да мудрая птица не принимала смертельных подношений. Не раз пробовали подстрелить пернатого царя, да пули и стрелы пролетали мимо.

Зато после каждого покушения летели с плеч головы человеческие, да рябь шла по Топь-озерцу от криков поднятых на дыбу и исхлестанных воловьими кнутами.

И шептали в страхе жители нового города на Неве: «То вещий орел указал государю на смертельных недругов…»

Неизвестный петербургский поэт, очевидно, середины XIX века, вспоминал предание о царском орле то ли в стихотворении, то ли в песне:

 
«И послан был орел-знаменье,
И осенил Петра крылами
На труд, на сечу и победу…»