Текст книги "Петербург таинственный. История. Легенды. Предания"

Автор книги: Вадим Бурлак

Подхваченный новой столицей

Первый день апреля стал веселым праздником розыгрыша, обмана, шутки также по инициативе Петра I.

Из Первопрестольной этот праздник перекочевал на берега Невы и прижился в новой столице. Правда, при жизни Петра Алексеевича он во многом зависел от настроения царя.

Не раз бывало так: пошутит кто-нибудь из приближенных 1 апреля, и то ли шутка оказывалась неудачной, то ли Петр Алексеевич забывал с утра, какой нынче день, – доставалось тогда юмористам. Но как только у государя настроение улучшалось, он сам шутил и разыгрывал приближенных.

В один из первоапрельских дней Петр I приказал явиться к нему старому боевому генералу. Когда тот, взволнованный из-за спешного вызова, прибыл, государь дал сигнал барабанщикам. Они стали выбивать дробь, сопровождающую, как правило, очень серьезное наказание.

Старый вояка побледнел. По-видимому, подумал, что именно он будет наказан. Вытянулся перед царем служивый, слова не может вымолвить. А сам лихорадочно соображает: в чем мог провиниться, какую промашку допустил?..

Некоторое время государь сердито и молча смотрел на генерала. В это время все громче звучала дробь барабана, все грозней становился взгляд царя.

Наконец Петр Алексеевич возмущенно воскликнул:

– Почему молчишь?!. Язык отсох?!.. Почему не докладываешь как положено?!. Какой чин носишь?!.

– Состою в генерал-майорах, – пролепетал совсем запуганный ветеран.

– Врешь! – рявкнул царь. – Дожил до седин, а обманываешь своего государя. Ты не генерал-майор… – Петр Алексеевич сделал паузу и вдруг рассмеялся. – Ты – генерал-лейтенант!..

Получивший повышение несколько минут не мог прийти в себя. Так и стоял неподвижным, под веселый смех царя и придворных.

Первого апреля подобные розыгрыши случались не раз. Получивших новое звание, должность или награду в этот день в петровские времена величали «апрельскими кавалерами».

Шутки царя незамедлительно разносились по Петербургу, а затем и по многим городам и селениям империи.

Государю подражали, пытались переплюнуть – удачно и неудачно. Рождались новые шутки и розыгрыши – остроумные и глупые, добрые и злые. Но именно в петровские времена юмор стал как бы нормой и стилем жизни и во дворцах, и в избах.

Венеценосная подражательница

Хоть и натянутыми были отношения Петра I с имератрицей Екатериной в последние годы его царствования, она все же во многом подражала своему супругу. В большом и малом. Удачно и неудачно. В серьезных делах и в несерьезном…

Лишь два месяца прошло после смерти Петра Великого, но 1 апреля 1725 года вдова-императрица все-таки решила отметить весельем.

Рано утром Северная столица была разбужена тревожным набатом. Колокола Петербурга извещали жителей о пожаре. Тысячи людей, полусонные, выскакивали из домов, пытаясь понять, какие части города уже полыхают и насколько силен огонь. По улицам мчались верховые и в каретах знатные особы. Метались, не зная, что делать, рядовые обыватели.

Паника усиливалась, поскольку не видно было ни огней, ни дыма.

В то утро в одном доме на Городском острове готовились прощаться с покойником, почтенным отцом семейства. И вдруг случилось невиданное: усопший, заслышав набат, вдруг ожил, поднялся, выскочил из гроба и стремглав помчался прочь из дома. Зато некоторые свидетели происшествия попадали в обморок.

Куда потом подевался внезапно воскресший – никто так и не узнал. Но в свой дом, в свой гроб несостоявшийся покойник точно не вернулся.

Может, то была какая афера задумана, а может, человек пребывал в летаргическом сне… Даже петербургская полиция не смогла выяснить правду.

Под звуки набата хорошо поживились лихие люди. Пока хозяева домов в страхе выбегали на улицы через двери, налетчики проникали в окна с других сторон зданий.

Несколько человек в тот день покалечилось, упав с высоких крыш, куда они забирались, чтобы увидеть, где разгорается и как движется пожар.

Только через пару часов после тревожных сигналов колоколов по городу поползли слухи, что никакого пожара и не было вовсе. Просто государыня Екатерина I пошутила.

С 1 апреля, дорогие жители столицы!

Таинственный шутник

Во времена царствования Екатерины I, но властвования Верховного Тайного совета, на одном из костюмированных балов во дворце появился человек высокого роста, в маске сказочного звездочета. Он имел приглашение в царский дворец, и по манере двигаться и говорить в нем чувствовалось благородное происхождение.

Обычно императрица безошибочно узнавала любого, под самой хитроумной маской, даже если это был недавно переехавший в столицу дворянин или только что прибывший иноземный дипломат.

Если вдруг происходила заминка и какая-нибудь маска не поддавалась разгадке, Екатерина тут же шептала своей фрейлине, вездесущей Наталии: «Распознать…»

И Наталия, повертевшись в маскарадной толпе, возвращалась к императрице с обстоятельным докладом: и кто под маской, и что он ел, пил, о чем говорил…

Но со звездочетом так не получалось. Вездесущая фрейлина ничего не выяснила.

Раззадорило это императрицу. Однако окружавшим ее придворным Екатерина запретила подступаться к таинственной маске с вопросами. Сама решила отгадку найти.

Когда светлейший князь Александр Меншиков предложил поучить молодца-звездочета уму-разуму и отбить у него охоту напускать таинственность при государыне, Екатерина остановила светлейшего:

– Зачем же, Ляксандр Данилович, ломать кулаком там, где можно вскрыть острием мысли?..

Меншиков лишь молча пожал плечами.

В разгар маскарада императрица поманила к себе звездочета и попросила предсказать ей судьбу. Тот покорно подошел к государыне и тут же тихо стал ей что-то нашептывать. Вначале брови государыни поползли вверх, затем она сделала знак приближенным отойти от них.

Что нагадал-напророчил таинственный звездочет, Екатерина впоследствии никому не рассказала.

Минут десять-пятнадцать шептал ей незнакомец, а потом вдруг резко, без всякого почтения к императорской особе, поклонился и быстро направился к выходу.

Первое мгновение государыня стояла, гордо вскинув голову и слегка закусив губу. Потом, когда звездочет уже вышел из залы, она вдруг спохватилась и зло бросила графу Толстому, который стоял неподалеку:

– Остановить шутника!.. Взять под караул до моего особого распоряжения!..

Что было дальше?

При дворе, а затем и по всему городу говорили разное. Утверждали, например, что на выходе из дворца откуда-то появилась натянутая веревка. И гвардейцы, кинувшиеся за звездочетом, споткнулись, упали и изрядно ушиблись. Толковали и что гвардейские кони были стреножены, и потому звездочет ускакал беспрепятственно, и ни один караул его не остановил.

Но неоспоримой для всех свидетелей того события была оставленная непочтительным гостем маскарада записка в руках императрицы:

«Все слышу и зрю, Катерина!

Петр».

Произошла эта история якобы 1 апреля 1726 года. А загадочного шутника-звездочета так и не удалось отыскать. Да и был ли под маской звездочета обычный человек?..

Конечно, многие остроты и шутки петровских времен сегодня кажутся непонятными, жестокими, плоскими или попросту не смешными.

Но у каждой эпохи не только свои стиль и мода, вкусы и пристрастия, но и свой юмор, соответствующий тому времени, когда он был рожден. Шутка – дитя своего века, и ее достоинства или недостатки могут по-настоящему оценить только современники.

Ну а для ныне живущих старинный юмор – это еще одна возможность лучше почувствовать и понять давно минувшую эпоху.

Заклинатели кладов

Уж занавес дрожит перед началом драмы.

Уж кто-то в темноте, всезрящий как сова,

Чертит круги и строит пентограммы,

И шепчет тайные заклятья и слова…

Максимилиан Волошин

На заставе «Ледяной конек»

Как-то раз, еще в петровские времена, к северной заставе нового города на Неве подошла старуха в странном одеянии.

Была светлая ночь, и служивые с заставы, прозванной «Ледяной конек», дремали – кто сидя, кто полулежа на охапках сена.

Лишь самый молодой солдат-первогодок бодро вышагивал вдоль бревна и натянутого каната, что перегораживали дорогу в Петербург.

Взглянул солдат на старуху и удивился: откуда она в такую пору на безлюдной дороге? На странницу-богомолку или на нищенку вроде бы не похожа. На чухонскую крестьянку – тоже… И лицо, и одежды какие-то нездешние…

– Пропусти, служивый, – робко попросила старуха. Иду издалека в Петерград…

– До утра не велено пускать, – отрезал солдат. – Отдохни с дороги в лесочке, а утром приходи.

– Так мне сейчас надо в город, пока все спят…

Солдат заподозрил неладное.

– Неужто замыслила сотворить злое, пока люди добрые спят? Не выйдет, старая! Служивые в городе не дремлют. По государеву повелению обходят дома и улочки, чтобы лихие люди не завелись и не наделали вреда честным христианам. Так что поворачивай в лесок, старая!

А старуха будто не слышала его слов. Мигом прошла ее робость и в голосе, и во взгляде. Ухмыльнулась и поманила солдата пальцем.

– Вот тебе, молодец, награда за хорошую службу. – И протянула ему монету. – Возьми золотой и пропусти меня в город с миром. Никто об этом не узнает. А на людей никакого зла я не держу и недобрые дела против них не совершаю.

Заколебался солдат, но взглянул на монету и возмутился:

– Какой же это золотой? Обыкновенная медная копейка!

Поворчал-поворчал служивый, но монетку взял. Вспомнил, что государь Петр Алексеевич, когда начал чеканить медную разменную копейку, повелел кабатчикам и трактирщикам отпускать на нее целую чарку смородиновой или хлебной. Велел так, чтобы служивые не роптали, когда получали новые медные деньги.

– Ладно, проходи, старая, – махнул рукой солдат.

Переступила старуха бревно-загорожу и хитро подмигнула:

– Я, молодец, обманывать не стану, приглядись еще раз к монетке…

Разжал кулак солдат и ахнул. Вместо копейки – на ладони тяжелая золотая монета сверкала.

– Уж не чародейка ли ты?.. – с опаской спросил изумленный служивый.

Взглянул на старуху, а ее и след уже простыл.

– Вот ворожина старая, – пробормотал солдат и спрятал монету.

«Шестирукий владыка сокровищ»

А загадочная старуха тем временем прошла с полверсты от городской заставы и остановилась. Огляделась, приложила ладони к поваленной сосне и принялась заклинать:

– Знай, шестирукий владыка всех сокрытых сокровищ Тыр, я вошла в город. Он скоро будет твой. И станут здесь его жители прятать сокровища, и станут люди искать их. И начнут они слезы и кровь проливать за утерянные и найденные богатства. И будет разум их мутиться от алчных желаний и от страха потерять сокровища. Кинутся рыскать они по темным подземельям да разрывать могилы и ворочать камни…

Старуха снова опасливо огляделась и продолжила:

– Делай, Тыр, в этом граде, что делал всюду и всегда… Первой своей рукой незримо толкай человека искать сокровища. Другой указывай путь, где их искать. Третьей помогай откапывать богатства. Четвертой рукой вытаскивай клад. Пятой одаривай удачника. А шестой рукой либо уводи от беды, либо карай нашедшего сокровища…

Произнесла старуха свое заклинание, начертила ореховым прутиком на земле круг, а в нем – звезду «шестирукого Тыра» – и дальше в путь двинулась.

А с солдатом, что взял монету, в тот же день началось твориться что-то несуразное. Ушел он со своего поста, ничего не сказав товарищам. Отправился в город, в первый по пути кабак.

Там он заказал полштофа смородиновой водки и закуску.

Захмелел служивый, но песни не пелись, душа не веселилась. Взгрустнул он, а тут кабатчик подлетел:

– Плати, молодец!

Сунул ему солдат заветную монету, а кабатчик в крик:

– Озоруешь, шельма! За полштофа смородиновой да за добрую снедь копейкой хочешь отделаться?!.

Ничего не мог понять захмелевший солдат: дал золотой, а ему кричат – копейка!

Набежали тут люди кабатчика – целовальники, избили служивого и прочь на улицу выкинули. Да еще пригрозили донос на него состряпать. Отлежался он на обочине дороги, утер с лица рукавом кровь, чувствует: а монета-то заветная так в кулаке и осталась.

Тут вдруг урод какой-то появился со множеством рук. Хотел солдат посчитать, сколько же их, но не смог. Урод всеми своими руками машет, куда-то зовет. И поднялся с земли солдат, и отправился вслед за многоруким.

Куда? За каким лихом? Этого служивый сам не мог понять.

Авось кривая да выведет… Небось судьбинушка не покуражится…

Первые клады Петербургской земли

Задолго до набегов норманнов и викингов в устье Невы «шестирукий Тыр» наслал сюда свое заклятье на каких-то пришлых людей с Востока. Несли они в северный край отлитую из чистого золота «деву на коне».

Кому и для чего доставляли «золотую деву», «шестирукого» не интересовало. Начертал он на земле ореховым прутиком круг, а внутри – свою звезду, и началась у пришедших с Востока несуразица.

Перебрались они ни с того ни с сего на самый большой остров в устье Невы и закопали свое сокровище. Зачем? Никто из них пояснить не мог. А потом пошла между ними кровавая резня. Все полегли, никого в живых не осталось от тех людей с Востока.

А «шестирукий» от радости даже в пляс пустился над покойничками. Руки, как змеи, извивались в разные стороны.

Когда восточных пришельцев на острове ни следов, ни косточек не осталось, новые «гости» объявились теперь уже с запада. Это были викинги, наводившие ужас почти на всю Средневековую Европу.

Причалили они свои ладьи, как и восточные пришельцы, к самому большому острову в устье Невы. Здесь рубили деревья и устраивали временные поселения. Отсюда уходили викинги вверх по реке грабить и разорять селения и местных жителей.

Недовольны они были этими набегами. Драться приходилось часто, а добыча доставалась небогатая. Собирали морские воины на свои ладьи моржовые и мамонтовые кости, янтарь да льняные ткани. Но не попадалось им главное – золото.

Кто надоумил, кто нашептал лихим воинам, что драгоценный металл ждет их на этой земле? Не козни ли и наваждения «шестирукого Тыра» заманили викингов на невские берега?..

Собрались уже лихие мореходы в свои края возвращаться. Напоследок устроили на острове во временном стане пир «отходной».

Много ли в то лето уродилось грибов-мухоморов, много ли взошло «сечинь-травы»? Не один котел «буйного отвара» приготовили из них викинги.

Пир действительно «отходным» оказался для пришельцев с Запада. Вот только «отошли» они не в родные края, а в мир иной.

Как напились викинги «буйного отвара» – так и явился к ним «шестирукий повелитель зарытых сокровищ». Стал он заклятия свои сотворять, чертить на земле ореховым прутиком знаки да соблазнять золотом.

Ошалели воины. Стали рыскать по острову, искать некогда закопанную здесь «золотую всадницу». Потом спор у них вышел, а затем, как водится, и драка началась.

Порезали друг другу глотки, вспороли животы, попроламывали головы удалые молодцы и угомонились…

Навсегда.

Ладьи их сами собой вдруг запылали да и сгорели вскоре дотла. Подевались куда-то с покойников тяжелые цепи и браслеты-обереги из серебра. Будто земля поглотила все богатство морских пришельцев. А ветер, вода и время разметали все остальное, что было связано с пребыванием и побоищем викингов на острове в устье Невы.

Так, говорят, появились первые клады на земле будущего Петербурга.

Шептались тайные заклятья

В 1710–1712 годах неподалеку от дома Петра I стали возводить дома-усадьбы ближайшие соратники царя: Государственный канцлер Гавриил Иванович Головкин, обер-комендант Санкт-Петербургской крепости Роман Виллимович Брюс и его брат – главный начальник артиллерии Яков Виллимович, фаворит царя Александр Данилович Ментиков, вице-канцлер Петр Павлович Шафиров, сибирский генерал-губернатор Матвей Петрович Гагарин.

О князе Гагарине говорили, что в то время он был едва ли не самым богатым человеком в России. Конечно, и до Матвея Петровича, и после государственные мужи брали взятки, но размах в этом деле сибирского генерал-губернатора поражал современников.

В 20-х годах XVIII века о Матвее Гагарине была сложена песня:

 
«Как по речке, по реке тут пятьсот стружков плывут,
А на всякием стружечке по пятисот человек.
Они едут в веслы бьют, сами песенки поют,
Разговоры говорят, князя Гагарина бранят:
„Заедает князь Гагарин наше жалованье,
Небольшое, трудовое, малоденежное.
Со всякого человека по пятнадцати рублей.
Он на эти-то на денежки поставил себе дом…“»
 

За невиданное мздоимство, по приказу царя Петра Алексеевича, князя Гагарина казнили в 1721 году.

Среди жителей Петербурга и Москвы ходила молва, будто незадолго до ареста Гагарина предупредили друзья, что над ним сгущаются тучи и государь собирается наказать его.

Матвей Петрович понял: расправа царская неминуема и будет весьма суровой. Однако правитель Сибири все же надеялся: до смертной казни дело не дойдет.

Все золото и драгоценные камни, что вывез из Сибири, Гагарин самолично закопал и надежно замуровал в подземельях своих домов в Москве и Петербурге.

Говорят, будто перед арестом сибирского генерал-губернатора возле его дворца в Северной столице вертелась какая-то нездешняя старуха.

На расспросы гагаринских лакеев она ничего не отвечала. Подозрительную старуху слуги прогнали. Но на земле возле дворца она все же успела начертать крут, а в нем – звезду «шестирукого владыки сокрытых сокровищ».

Когда подвешенному вниз головой в пыточных застенках Гагарину прокалывали раскаленным шилом руки и плечи, князь кричал, что на преступления его толкал какой-то «шестирукий дьявол».

Истязания не помогли – Матвей Петрович не выдал тайну своего клада.

После смерти князя Гагарина в его дворце по приказу Петра I разместили синод. Удалось ли кому-то отыскать спрятанные сокровища бывшего генерал-губернатора Сибири?

Вряд ли. Иначе слух об этом обязательно просочился бы на петербургские улицы, площади, рынки…

Ненайденная слободка

Согласно городским преданиям, большинство петербургских кладов проклятые. На них лежит незримая печать таинственных заклинателей. Поэтому эти сокровища трудно отыскать, а нашедшему – трудно избежать всевозможных бед.

После появления в царствование Петра Алексеевича старухи – служительницы «шестирукого Тыра» Северную столицу стали «осваивать» и другие умельцы накладывать заклятия на спрятанные сокровища. Может, они приходили издалека, а может, неуловимая, таинственная старуха готовила себе смену из местных жителей.

Со времен императрицы Анны Иоанновны возникла и долгие годы не утихала молва, будто в Северной столице существует даже целая слободка, в которой живут заклинатели кладов.

Но где конкретно, в какой части Петербурга и его окрестностей находится та слободка, толком никто не знал.

Интересовались этим и государыни Анна Иоанновна, Елизавета Петровна и Екатерина Великая.

Дворцовые знатоки столичных тайн объясняли, что отыскать место, где обитают заклинатели кладов, невозможно. Поскольку в той слободке живут, на первый взгляд, обыкновенные мастеровые и торговый люд, которые на все расспросы о спрятанных сокровищах лишь удивленно таращат глаза и норовят побыстрее отделаться от любопытствующих. И никакие угрозы, уговоры и посулы на них не действуют.

В разные годы петербургских заклинателей кладов пытались отыскать многочисленные охотники за чужими сокровищами. Как утверждает молва, кое-кому все же удавалось встретиться с заклинателями, расположить их к себе. Но для этого приходилось совершать какой-то таинственный обряд. То ли давали они клятву на крови, то ли душу продавали «шестирукому повелителю», а может быть, выполняли еще что-нибудь другое, неприемлемое для честного христианина.

Со времен жестоких расправ Петра I над знатными петербуржцами среди состоятельных жителей Северной столицы появилась традиция: на всякий случай, «на черный день, на лихую годину», хоронить в тайниках часть своих драгоценностей.

С этого началась история многих петербуржских кладов. А где клады, реальные или придуманные, – там обязательно новые легенды, слухи, предания.

Говорят, особенно ликовал в Петербурге «шестирукий владыка сокрытых сокровищ» в 1917 году, когда тысячи горожан практически в каждом частном доме, даже не очень богатом, замуровывали в стены, закапывали в подвалах, прятали на чердаках свои драгоценности.

Видно, знал «шестирукий», что большинство хозяев этих сокровищ уже никогда их не увидят.

Не сговорились

В 1779 году в Петербург прибыл знаменитый во всей Европе граф Калиостро.

Известный знаток истории Петербурга Н. И. Божерянов в книге «Невский проспект» писал: «В ноябре же по вечерам, четыре раза в неделю, давал представления итальянец Пинчи или вернее Калиостро…

Могущественный князь Потемкин, вследствие распространения молвы о Калиостро, оказал ему особое внимание, а Калиостро, с своей стороны, успел до некоторой степени отуманить князя своими рассказами и возбудить в нем любопытство к тайнам алхимии и магии…»

Далее автор приводил пример, как жестоко одурачивал «заезжий чародей» не только Потемкина, но и многих других представителей высшего света Санкт-Петербурга.

Джузеппе Бальзамо, граф Алессандро Калиостро

«У князя Г. опасно заболел 10-месячный единственный сын, и Калиостро был приглашен как врач.

Осмотрев ребенка, он объявил князю и княгине, что берется вылечить умирающего младенца, но с тем условием, чтобы дитя было отвезено к нему на квартиру, где ребенок и оставался более месяца и был возвращен родителям совершенно здоровым.

Вскоре после отдачи родителям их сына, вдруг у его матери явилось подозрение, что ребенок подменен. Началось следствие, и Калиостро, не отпираясь, заявил, что так как отданный ему на излечение ребенок умер, то он решился на обман для того только, чтобы хотя на некоторое время замедлить отчаяние матери. На вопрос же, что он сделал с трупом дитяти, Калиостро отвечал, что, желая сделать опыт возрождения (палингенезиса) он сжег его. Это обстоятельство будто бы и было причиною высылки Калиостро из Петербурга…»

Приведенный случай из жизни великого авантюриста – лишь одна из множества версий, почему он так поспешно покинул Россию. Были и другие.

В Петербурге Калиостро трудился не покладая рук: омолаживал драгоценные камни, вызывал души умерших, лечил людей, консультировал, как выращивать цветы, фрукты, лекарственные травы и коренья, делал прогнозы, «уходил» в прошлое и будущее, читал лекции и демонстрировал свои опыты в великосветских салонах.

И все же некоторые современники замечали его озабоченность в последние дни пребывания в Северной столице. Граф словно скрывал от посторонних еще какую-то сторону своей деятельности или грозящую ему опасность.

У Калиостро, помимо Григория Потемкина, был в Петербурге еще один могущественный покровитель – гофмейстер Екатерины II Иван Перфильевич Елагин.

Остров, где была построена великолепная дача гофмейстера, впоследствии также получил название Елагин. Вот на эту дачу Иван Перфильевич и пригласил пожить какое-то время итальянского друга.

Потом гофмейстер рассказал одному из приятелей, что Калиостро собирался найти в Петербурге какие-то клады. Итальянец даже называл их примерную стоимость. Но цена была настолько астрономической, что Елагин сразу не поверил в их существование.

Однако граф Калиостро был настроен весьма серьезно. По ночам он взывал к какому-то «шестирукому духу» и пытался уговорить того указать, где находятся клады Северной столицы.

Елагин не знал, чем закончились обращения Калиостро к «владыке сокрытых сокровищ». Но однажды итальянец вдруг заявил Ивану Перфильевичу:

– Мне надо срочно уезжать из вашей страны. Гнев «шестирукого» пострашнее гнева князя Потемкина…

А спустя день или два, если верить этому рассказу, Калиостро спешно покинул Петербург.

Видно, не поладили, не сговорились знаменитый авантюрист и таинственный «владыка сокрытых сокровищ».