Текст книги "Затерявшийся. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Вадим Мельнюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Перекресток проскочили тоже без проблем. Долго нам везет, не к добру. Кстати, сейчас справа будет дорога к лагерю. Надо планировать, как туда наведаться, а я еще к саперам не съездил. Ждут небось, обижаются. Придется по дороге цветов купить, тем более что деньги есть. Фельдфебель оказался дюже богатым, из его железного ящика вытащили больше десяти тысяч рублей, да и подчиненные его не бедовали. Как оценить ювелирные изделия, даже не знаю, но на вес набралось граммов двести. Слава Кришне, не нашлось ни одной зубной коронки, иначе путешествие к Кали трех водил не было бы таким легким. А вот ремонтника решили пока оставить в живых. Объяснил, что в случае попытки побега он штыком в сердце и болотом не отделается, ну вроде понял. Счастливчик, однако, это надо же, отделаться сквозным ранением руки, когда остальные получили минимум смертельные ранения. Может, и правда доживет.

Вот ведь… накаркал. Жандармы. Ну что ты, козел, рукой машешь, жить надоело? Ну извини, сам напросился – на дороге пусто, а вас всего двое. А вот что у меня кобура застегнута, это хреново, придется из автомата валить. Как же не хочется шуметь, в любой момент может еще какая колонна показаться. А вот то, что я ремень автомата через голову не стал перебрасывать, это я молодец, хоть и ездить так с ним неудобно, приходится локтем к боку прижимать, да и ремень короткий делать, а вот незаметно снять с предохранителя запросто. Ну а уж без патрона в стволе я не хожу. Даю отмашку колонне и подкатываю на нейтралке к жандарму. Ух ты, какой большой чин, целый штабс-фельдфебель! И оружие у нас не просто так – настоящий «двадцать восьмой» «шмайсер» на плече и здоровая деревянная кобура на боку, но не от «маузера». Этот «шмайсер» штука приметная – магазин примыкается горизонтально, а кожух ствола вообще трудно с чем-то спутать. Короче, круче только яйца.

Водитель, что стоит около такого же, как и у меня, «BMW», попроще – рядовой с винтовкой, и вид у него какой-то пришибленный. Наверно, господин фельдфебель перед нашим появлением тренировался на нем, чисто для затравки. Ничего, парень, сейчас все кончится. Документы у меня на Зелински, а мы с ним мордами лица здорово не схожи, да и не служил он никогда в четвертой танковой. Хотя чего я парюсь, зубра этого все одно валить надо, он и пушки, и генератор уже срисовал, как только пройдет информация по гоп-стопу на складе, он столько примет на нас выложит, что с хазы нос не высунешь.

Ну вот мы и нос к носу. Молча, с пренебрежением, чтобы окончательно озлобить жандарма, протягиваю ему пачку документов и делаю наглую морду. Ух ты, какой синьор-помидор, как бы он от апоплексического удара раньше не помер.

– Унтер-офицер, смирно! Представьтесь!

Второй аж голову втянул со страха. Медленно, с ленцой перекидываю ногу через седло и встаю в стойку, слишком отдаленно напоминающую требуемую.

– Унтер-офицер Цигель. Четвертая танковая.

– Да я вас…

Не успеешь, короткая очередь из двух патронов бьет жандарма снизу вверх в район диафрагмы. Если бы ты мне в морду слюнями не брызгал с ненавистью, то заметил бы, как ствол переместился в район твоего пуза. А вот напарник твой забитый, который должен тебя страховать, а не бояться, вообще не мог видеть мои манипуляции. Поздно теперь винтовку с плеча тащить, расслабились вы в своих Франциях да Голландиях. Тут вам не там. Поэтому получай свою пару. Готов.

– Байстрюк, этих в кузов. Водителя на мотоцикл и в хвост колонны. Делаем быстро, но не суетимся. На мотоцикл двоих, одного мне за спину, а то некуда будет трупы положить. И кровь присыпьте. У нас минута.

Оказывается, минута – это много. Уложились с запасом. А вот и наш поворот. Теперь, чтобы нарваться, нужно совсем с удачей рассориться. Еще полчаса, и мы дома. Дом, милый дом.

Что обидно, опять ни одного бинокля. Нет, вам чего, жалко, хотя бы театрального? У меня же на этой почве скоро фобия начнется или еще какое расстройство кишечника. В «мусорном» ящике, кроме циркуля, нашлась масса ценных вещей, к которым только начальника штаба не хватает. Потому как всякие карандаши-линейки и прочие курвиметры теперь в достатке – садись и разрабатывай фронтовую операцию. А вот обычному ротному разведчику не во что за противником поподсматривать, разве только через разбитое пенсне. Вот сделаю себе монокль на цепочке и в немецкий генштаб – чай, за своего примут.

– Товарищ командир, разрешите?

– Заходи, сержант. О, кто к нам пожаловал, сам Кузьма Евстратович, собственной, так сказать, персоной.

Странно, но я рад был его видеть. Как будто встретился со старым другом. Кузьма даже слегка ошалел, когда я полез обниматься, – явно не ждал таких нежностей.

– Ты один или с охраной?

– В смысле?

– В смысле – где твои полицаи? Или ты еще указивку по созданию вспомогательной полиции не получил, а, господин бургомистр?

– А, ты об этом. Получил разнарядку набрать десять человек, «относящихся с ненавистью к еврейскому большевизму». Хожу теперь, уговариваю. И до бургомистра мне еще служить и служить, но шансы есть.

– Ага. Если не провалишь первое же задание. Потому у меня есть к тебе предложение. Съезди в комендатуру и попроси разрешение на вербовку военнопленных из лагеря у Ребятинского озера. Вчера туда прибыла очередная колонна пленных.

– Хочешь лагерь хапнуть, как склад хапнул?

– Есть такое намерение.

– А не слишком? Что ты смотришь, как солдат на вошь. Не думай, не испугаюсь, но после этого мне уходить придется. Они же меня одного туда не пустят, сопровождение дадут. А если сопровождающего валить, то как я объясню, что сам жив остался?

– Давай решать вопросы по мере поступления. Кстати, откуда про склад знаешь?

– Ты других тупей себя не держи. Забыл, кто у тебя начальником разведки по совместительству?

– Понял. Да, а скажи мне как начальник разведки, кто чуть не каждую ночь по болоту шарится, спать не дает, но близко не подходит.

– Как бы тебе сказать… Считай, что никто, а трогать его не будешь, то никакой беды не будет, а только польза.

– А конкретней? Водяной или призрак Льва Троцкого?

– Второе вряд ли.

– А первое вполне?

– Может, и он, но тоже скорее сказки это.

– То есть не скажешь или сам не знаешь?

– Считай, что и не знаю, но худого не будет, коли сами не нарветесь.

– Лады, замнем для ясности. Как у вас там с урожаем?

– А что надо?

– Нам пока особенного ничего, не голодаем, но если с лагерем выгорит, много чего надо будет. А пока надо конфискационные акты выписать. Короче, байда такая – ты говоришь, что у тебя из излишков, получаешь бумагу о конфискации, а продукты прячешь.

– А тебе с этого выгода какая?

– Много разной. Во-первых, ты поделишься, во-вторых, немцы продукты не получат, в-третьих, если такие акты разойдутся по большой территории, то немцы не сообразят, где меня искать. Главное, чтобы лагерь в середине этой территории не оказался. Есть еще в-четвертых, пятых и так далее.

– Ну пиши…

– Не барское это дело – руки в чернилах пачкать. Старшина напишет. С другими сможешь поговорить?

– За долю?

– Сочтемся. Расскажи лучше, как дела дома.

– Да нормально все. Митька к тебе просится, но пока справляюсь. Опанас фашистским прихвостнем обзывается, а сам подмигивает. Думаю, начальником полиции его поставить, в отместку. Дорогу немцы починили, можешь теперь спокойно в гости ездить. Живем.

– Что с движением через Захарничи и по железке?

– По шоссе плотное, по железной дороге точно сказать не могу, но уже ездят.

– Где можно средства взрывания раздобыть? В основном детонаторы и машинки. Взрывчатки мы немного раздобыли, а вот детонаторов только шесть штук, из них четыре электрические.

– Чего нема, того извини. В городе надо такие дела искать, а там у меня связей нет. Подполье там должно быть, но как на него выйти…

– Сам голову ломаю. Ну, давай к старшине, если чего вспомнишь, узнаешь или нужда какая – жду.

– Пока, командир.

Есть еще у меня один шанс, но больно хлипкий. Эх, знал бы, что мечты исполняются, мечтал бы конкретнее. Ведь чего хотел – самого завалящего сержанта НКВД? Получите и распишитесь в получении. Тот юркий парень на складе таки оказался младшим сержантом НКВД. Из шестидесятого полка. Кто не в теме – это охрана железнодорожных сооружений. Мне нужна была ищейка, а дали кобеля цепного. Вот ведь – бойтесь своих желаний, они могут и исполниться.

– Байстрюк, ты здесь?

– Так точно, товарищ командир.

– Позови энкавэдэшника.

Пристроить я его к делу, конечно, пристрою, караульная служба у нас хромает на все четыре лапы, но хотелось большего. Сейчас вот еще чего намечтаю, держите меня четверо.

– Товарищ командир, младший сержант Ермолов по вашему приказанию прибыл.

Вот именно: не младший сержант НКВД, а просто младший сержант.

– Проходи, сержант. Присаживайся. Расскажи мне о себе.

– Родился в Краснодаре в тысяча девятьсот восемнадцатом, из рабочих, закончил семилетку, работал на судоремонтном заводе, по комсомольскому призыву попал в пограничные войска, откуда был в ноябре тридцать девятого переведен в создаваемый шестидесятый полк девятой дивизии войск НКВД. Служил в Барановичах. В бой вступил двадцать второго июня, в плен попал девятнадцатого июля – кончились патроны, даже для себя не оставил. Готов искупить кровью.

– Форму поменял?

– Да, гимнастерку стрелка взял. Не из трусости, думал, смогу бежать и сражаться.

– Думы к делу не пришьешь. Каковы были твои должность и обязанности?

– Командир отделения, охрана железнодорожных сооружений.

– Представление об оперативной работе имеешь?

– Никак нет.

Ну вот. Вопрос можно закрыть.

– Направляешься в распоряжение старшины. Твоя непосредственная задача – наладить караульную службу. Исполнять.

– Есть.

Вроде пока все дела поделал. Надо бы разобраться с трофеями, что от полицейского фельдфебеля достались. Итак, что мы имеем? А имеем мы пистолет-пулемет господина Шмайсера в нестандартной комплектации со странной надписью N Pieper. С надписями ладно, но патрон от «ТТ» – это что? Понимаю, конечно, что это не советский патрон, а маузеровский, с которого наш и был содран, но, убей бог, не знал, чтобы под него иностранные автоматы делали. У немцев он вроде и остался как эксклюзив для «девяносто шестого» «маузера», являющегося неотъемлемой частью образа революционного комиссара, наряду с кожанкой. Что интересно: кожанки американские, «маузеры» немецкие, а комиссары советские – интернационализм, однако. Что-то я отвлекся. Так, а что у нас в документах? Ага, Пауль Классен, штабс-фельдфебель, отдельный отряд фельджандармерии при полоцкой комендатуре. Так, теперь понятно, откуда здесь жандармы и почему с армией не уехали. А что у нас по оружию? Последняя запись от шестнадцатого мая, комендатура Монс. Пистолет-пулемет «Шмайсер» MP.28,II и пистолет «Браунинг» GP-35. Похоже, все становится ясно – бельгийские трофеи. Жаль, конечно, что «шмайсер» не под ходовой патрон, зато «браунинг» не подкачал. Хороша дура, на тринадцать стандартных девятимиллиметровых, плюс две обоймы. К автомату почти сто тридцать патронов, а если раздеть «ТТ», чего не хотелось бы, еще полсотни наскребем. Это с учетом «мусорного» ящика.

Плохо, что коротких автоматов у нас только два, что-то немцы не спешат нас снабжать этим видом вооружений, и на складе ни одного ППД. Забастовка у них, что ли. «Браунинг» на короткой дистанции хорош, хотя и на средней, если кобуру пристегнуть, не подкачает, а вот остальной короткоствол имеет слишком ограниченный боезапас. «Наганы» после отстрела хоть совсем бросай, перезаряжать их в условиях боя будет только самоубийца. Остаются еще два «люгера», спасибо немецкому начсклада за «подарок», и два «ТТ». Ну не так, чтобы совсем плохо, особенно если совместить это с гранатами. Два здания в лагере зачистить можно, вот только как туда столько народа протащить? Проблема. Пойду-ка я покурю на свежую голову.

Все-таки я провидец, почти Мессинг. Матвеев был в курилке, вместе с отделением. Вот ведь народ – что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.

– Товарищ старший сержант, все более серьезные, чем отравление личного состава, дела уже сделаны? Могу найти место, где яму выкопать, а потом засыпать.

– Никак нет, товарищ командир, через две минуты занятия по скрытому передвижению на местности.

Нечего мне пальцем на маскировочные сетки показывать, и онучи я тоже вижу. Но еж – птица гордая, вот и пинаю по мере сил.

– Передайте командование заместителю, найдите начальника разведки, старшину… ну и Байстрюка тоже, и ко мне в землянку.

– Есть.

В землянку я не пойду, темновато там, документы у двери почитать еще можно, а вот с картой работать уже никак. Тем более что маскировочных сетей мы со склада достаточно уволокли, вот под сеточкой на свежесколоченной скамеечке, рядом с таким же, благоухающим смолой столом и устроюсь. Вот уже и штаб «партизанского соединения» пылит.

– Присаживайтесь, товарищи. Старшина, дела по конфискату утрясли?

– Так точно, к обоюдному согласию.

– Отлично. Позвал я вас по той причине, что голова у меня сильно пухнет. А пухнет она от того, что не могу я составить толковый план, потому мы будем отрабатывать сейчас метод, который я назвал «мозговой штурм». Надеюсь, всем достаточно непонятно?

– Э-э-э…

– Правильно, старшина. Об этом я и говорю. Метод не в том, чтобы мозгами на штурм идти, а в том, что я сейчас обрисую задачу, а вы будете предлагать ее решения. Любые. Даже бредовые. Теперь ясно?

Вижу не совсем, но это придет…

– Итак, задача: освободить наших пленных из лагеря около Ребятинского озера. Начали.

И тишина. Надеюсь, думают. Кузьма уже частично в курсе, но тоже… размышляет вроде. И долго они молчать будут? Могут, конечно, долго, я сам уже несколько дней думаю, а почти ничего не придумал.

– Так, давайте-ка сузим задачу. А для этого немного поразмышляем. Для того, чтобы освободить пленных, мы имеем два пути. Путь первый – освободить людей за пределами лагеря, и путь второй, захватить лагерь и проводить освобождение, так сказать, на месте. Предлагайте варианты.

– Ну, тут, это… – Байстрюк, как всегда, впереди на боевом коне, даже если еще и не придумал, чего сказать. – Короче, за территорией лагеря мы всех освободить не сможем, если, правда, не заставить немцев вывести всех с территории.

Есть, сработало. Ведь правильно начал думать, я-то грешным делом считал, что сейчас начнется спор, как лагерь захватить, а тут сразу – заставить вывести. Лично у меня даже мысль такая не проскочила. То есть я, конечно, думал, как отбить пленных частями, но вот додуматься до мысли, что можно всех, но за территорией, да еще использовать немцев для организованной эвакуации. Это скоро меня так на вторые роли отфутболят. Даже не знаю, как к такой новости отнестись. Подумаю об этом завтра. А народ оживился. Нет, ну газовая атака – это слишком на поверхности, правильно отмели этот вариант – и нечем, и пленные больше пострадают. А вот передача приказа о передислокации, это интересно, ну конечно, не поверят, пока не проверят, но мысль умная, в правильном, так сказать, направлении. Все вроде обсосали и отбросили идею, как практически нереализуемую. И что важно, я почти не участвовал, так, реплики бросал, в основном работал свежеобразующийся штаб. Дело на мази.

– Ну что, мастера, не выходит каменный цветок? Давайте все же начнем «от печки». Матвеев, а нарисуй-ка нам схему лагеря и заодно прикинь его на местность. То есть сколько откуда до какого леса или канавы там, например. Давай с максимальными подробностями, мало ли чего может понадобиться.

На схему пожертвовал тылы очередного плаката. Этот, кажется, с Керзоном. Вроде умер мужик давно, но в памяти народной остался, ну пусть послужит и нам теперь.

Сержант взял карандаш и стал набрасывать план быстрыми и точными движениями, одновременно комментируя. Художник, что ли? Надо будет потом спросить.

– Здесь два здания, довольно длинные и узкие, ну, по отношению к длине, конечно. Внутреннего расположения не знаю, в гости немцы не приглашали. Расположены так, что въезд внутрь лагеря находится между ними. В правом, оно побольше, вероятно, казарма, караулка и кухня. Левое скорее административное, по крайней мере начальник лагеря в основном там сидит. Сразу за зданиями нечто вроде плаца, куда выводят отобранных на работы. Оттуда или отправляют под конвоем пешком, или сажают на автомашины. За плацем сразу начинается проволока, которая опоясывает весь лагерь. Проволока в два ряда, внутри колючая, снаружи гладкая. Между рядами проход метра два, по которому периодически, днем раз в час, ночью раз в полчаса, проходит парный патруль с собакой. По углам ограждения четыре вышки, смена каждые два часа. Электрического освещения нет. Внешний периметр, похоже, минирован. Постов всего шесть – четыре одиночных на вышках, одиночный на въезде в лагерь и парный на выходе из огражденной зоны на плац. На вышках ручные пулеметы, у парного поста, станковый, похож на наш «максим», но с гладким кожухом охлаждения. У часовых на вышках еще винтовки, а у патруля, часового на въезде и одного из часовых около станкача – автоматы. Всего немцев человек двадцать пять – тридцать, точно не считал, не думал, что понадобится.

– В первом приближении понятно. Что по окрестностям?

– Дорога подходит с севера, обычная грунтовка. Здесь до леса метров четыреста, с юга и запада до опушки чуть меньше, но похоже – там болото. С востока до леса тоже метров триста. Здесь немцы кладбище устроили, ну и расстреливают тут же, специально – из лагеря хорошо видно. Скрытно метров на сто, если в темноте и с хорошей маскировкой, можно подобраться, но потом стремно будет – хоть часовые с вышек в основном внутрь глядят, но…

Присутствующие с интересом склонились над схемой. Пусть думают. Лично у меня думалка уже отваливается. Что хорошо – ни у кого не появилось мысли брать лагерь штурмом. Либо понимают, что я такую затею не одобрю, либо тактика диверсионной борьбы крепко пустила корни в головах. Похоже, не совсем, а иначе зачем обсуждать план по въезду внутрь полного народом грузовика с пулеметами. Тоньше надо быть.

– Стоп. Притормозили слегка, а то пошли предложения, неплохо смотрящиеся в произведениях товарищей Беляева и Толстого, но к нашим реалиям как-то не очень подходящие. У нас с Кузьмой Евстратовичем есть уже предложение, как проникнуть в лагерь. А именно, он попробует получить разрешение полоцкого коменданта на рекрутирование пленных на службу в полиции. Так как в этом заинтересованы сами немцы, то они, вероятно, ухватятся за это предложение всеми хватательными конечностями. Но ни о каких въездах грузовиков не может быть речи – максимум мотоцикл с господином старостой и двумя чинами фельджандармерии. Теперь вопрос, в какое время лучше проводить операцию? Байстрюк, предложения.

– Если хотим освободить как можно больше людей, это либо ночь, либо раннее утро или поздний вечер, потому как на работах никого не будет. Интересно было бы произвести захват в момент вывоза или ввоза людей на работы – могли бы машины и еще чего прихватить, но тут две опасности: первая – можем просто не справиться, немцев и так много, а тут еще понаедут, и вторая – могут быть большие потери как с нашей стороны, так и среди пленных. Такой бардак будет…

– Так, твое мнение понятно. Матвеев.

– Если удастся ввести внутрь лагеря группу, то ночь отпадает, потому как если даже и пустят, то как-то это подозрительно – что старосте ночью там делать? Поэтому остается либо утро, либо вечер. Что тоже не очень удобно по той же причине. Нет смысла приезжать ни свет ни заря или, наоборот, под ночь. Я думаю, придется пожертвовать численностью ради успеха операции и проводить ее днем. Мне тоже хочется спасти как можно больше наших, но лучше спасти хоть сколько-то, чем никого, да и погибнуть самим.

– Понятно. Старшина.

– Я, в общем, согласен со старшим сержантом, но, может, попробуем найти способ выручить всех. Я вот думаю, что лучшее время – это утро, но не раннее, а значит, нужно сделать так, чтобы развода на работы не было. Старший сержант, в каком случае развод не проводится?

– Я таких случаев, товарищ старшина, не знаю, за все время, что я был в лагере, выходных не было. Может, каким-нибудь образом сорвать приезд конвоев. Вот только как, обстрелять их по дороге?

– Обстрел – это не вариант, – это уже Кузьма принял участие. – А вот заминировать дорогу, да так, чтобы немцы не один час провозились, тем более эта дорога не основная, пуп рвать для быстрого восстановления движения они вряд ли будут.

Пора и мне вступить:

– Это нам мало что дает. Представьте – ежедневно машины приходят как по часам, а сегодня их нет, но прикатывает какой-то мутный староста. Могут заподозрить. Хотя бы попытаются документы проверить. Тут и спалимся.

– А что, если… – Матвеев задумался. – Если сегодня машины опоздают, а водители скажут, что на дорогах мины нашли…

Байстрюк хлопнул себя руками по ляжкам.

– Точно. Тогда если машины не придут и на следующий день, то немцы не заволнуются.

– Ага, а то, что мы с Кузьмой приехали на мотоцикле, это их не удивит?

– А это смотря где минировать.

– Ну, давай прикинем.

Я развернул карту.

– Первый раз ставим мины здесь и здесь, – Байстрюк ткнул пальцем в дорогу восточнее и западнее лагеря. – Причем ставим мины попарно, так, чтобы на одной машина подорвалась, а другую саперы извлекли.

Кошка покосился на сержанта.

– Это еще зачем, у нас и так этого добра не чересчур?

– Затем, что раз сняли одну, значит, могут быть и другие.

– Правильно, – поддержал я своего любимчика, – типа, опять проверять надо. Пока все не вынюхают, движение не разрешат. А почему именно здесь?

– Потому что тогда дорога с Худобков будет не перекрыта. Кто по ней до лагеря поедет, даже не будет знать, что движение перекрыто. А на следующий день ставим мины еще чуть дальше от лагеря да роем ложные ямки, вроде как замаскированные, но заметные.

– Интересно, – почесал щеку Кузьма. – Получается, что даже, если в лагере начнется стрельба, с дороги никто не услышит, так как там никого не будет. Может сработать. Но как лагерь-то будем брать?

– Ну тут методика частично отработана, – я решил тоже поучаствовать в разговоре. – Нехорошо, конечно, повторять постоянно старые ходы, но вроде свидетелей мы пока не оставляли. Вчерне план складывается такой: в ночь вытягиваем несколько стрелковых пар, не меньше пяти, которые должны будут снять часовых с вышек и на въезде. На опушке около дороги ставим пару «Максимов» – их задача прижать немцев в более крупном здании. Я с Кузьмой Евстратовичем и Георгием прямиком въезжаем на территорию, оставляем водителя с мотоциклом на дворе и идем с начальником лагеря в контору.

Матвеев поднял руку, прямо как в школе.

– Слушаю.

– Скорее всего переводчик еще увяжется, а иначе кто переводить будет?

– Правильно. Значит, нас, вероятно, будет двое на двое. Думаю, справимся, на нашей стороне внезапность. Неплохо было бы убрать этих без шума. Потом мы начинаем зачистку меньшего здания. Вот тут без шума не обойдется, поэтому стрельба и взрывы – это сигнал к началу. Вот тут у нас затык – это немцы во дворе и большом здании. Георгий, хоть и тезка героического святого, один их не перебьет.

– А если взорвать их, – влез героический тезка. – Загрузить в коляску ящик мелинита, подогнать мотоцикл к стене и рвануть.

Все задумались. Сержант отводил глаза, не желая встречаться взглядом со старшиной, коему явно не понравилась мысль об уничтожении отрядного имущества. Ладно, спросим нашего главного взрывника.

– Что скажешь, старшина?

– Теоретически, как любишь говорить, командир, можно попробовать, а вот практически… Во-первых, делать это придется чуть ли не под огнем, а гарантировать при этом правильную позицию заряда очень сложно, а его желательно буквально притереть к стене. Положим, это даже получится. Вот тут и возникнет во-вторых – куда этот шустрик потом деваться будет? Матвеев, там окопы есть?

– Не видел. Мешки с песком на въезде и у входа в зону лагеря, но добежать до них под огнем будет сложно.

– Похоже, с большим бабахом облом, – констатировал я. – Другие предложения? Мы, кстати, не решили, что делать с той парой, что вход охраняет с пулеметом.

– Если в коляску пулемет поставить, я их мигом на ноль помножу.

– Не будет тебе пулемета, – злорадно посмотрел старшина на Байстрюка, видно, не простил покушение на мотоцикл. – Жандармы с пулеметами не ездят.

– Ну, тогда автомат.

– С автоматом тоже проблема, – притормозил Георгия уже я. – Автомат мне нужен, а у нас их всего два, причем второй очень приметный. Если к немцам в лагерь попадет информация, что пропали два жандарма со «шмайсером», то как только они увидят опять же двух жандармов со «шмайсером»… Ну, дальше понятно.

– А что, его обязательно показывать? Пусть в коляске лежит, когда надо вытащу, так даже лучше, не придется на предохранитель ставить.

Вот ведь я баран, а все стандартность мышления – раз пулемет нельзя, ибо не спрячешь, значит, и автомат нельзя, а то, что его можно спрятать, мозг уже в расчет не берет. Так, что я еще автоматически отмел? Взрыв! Мы отказались от большого взрыва, который сломает здание, но почему мы не думаем о маленьких, коим не надо здание сносить, а надо убить или оглушить тех, кто внутри. Опять инертность – ведь я решил, что можно работать с гранатами внутри, и потому отказываю в возможности снаружи внутрь.

– Матвеев, а сможешь вспомнить, как окна расположены?

– Попробую, но только то, что видно со стороны проволоки. В маленьком здесь, здесь и здесь, а дверь здесь. А в большом по фасаду четыре или пять окон, одно с торца, а дверь выходит на другую сторону.

Похоже, может получиться.

– Георгий, смотри сюда. Как нас высадишь, отъедешь к большому строению и встанешь. Начнется стрельба, вытягиваешь «шмайсер» и кладешь пару у пулемета. А дальше делаешь следующее: в коляске будет лежать сидор с гранатами, выхватываешь его и бежишь к торцу казармы. Там всего одно окно, вот туда и кидаешь одну гранату…

– Товарищ командир…

– Да, старшина?

– Лучше связку. Я ему из трех штук в рубашках сделаю, мы их в финскую применяли, если такую в амбразуру забросить, считай, стрелять оттуда уже не будут. Только связка тяжелая, а размахнуться нужно хорошо, а то взрыватель на боевой взвод не встанет.

– А его не зацепит?

– Если не будет ворон ловить, то жив останется.

– Хорошо, тогда бросаешь туда связку и тут же за угол в сторону проволоки. Там у тебя будет мертвая зона. Пулеметы будут обрабатывать другой фасад, а ты попробуй в окна, которые Матвеев изобразил, по гранате забросить. Но только ползком – дополз до окна, забросил, пополз дальше. Понял?

– Так точно, я им устрою кузькину мать.

– Григорий, слушай сюда. В мире всегда есть место подвигу. Уяснил?

– Так точно.

– Не перебивай, я не договорил. Так вот – ты должен найти это место и научиться держаться от него как можно дальше. Теперь понял?

Вот – картина Репина «Ловите челюсть». Товарищи красноармейцы в шоке, один Кузьма чуть ли не ржет.

– Кузьма Евстратович, объясните товарищам смысл высказанной мной крамолы. Только не сейчас и не здесь. Мне надо еще подумать. Все свободны.