Текст книги "Затерявшийся. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Вадим Мельнюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– Товарищ командир, меня товарищ старшина с докладом прислал.

– Короче!

– Обоз ушёл, позицию заняли, можете отходить.

– Понял. Давай вперёд, найдёшь Веденеева или Потапова. Пусть готовят отход. Сначала сюда пусть пришлют людей для эвакуации раненых. Вперёд. Сигнал отхода две зелёные ракеты.

Так, теперь Нефёдов.

– Капитан, сколько ещё боезапаса?

– Пятёрок штук тридцать, восьмёрок десяток.

– Давай на ту сторону дороги. Как дам две зелёных ракеты, вмажь на всю катушку, прикроешь отход.

Не забыть о флангах, на которых перестрелка так же стала редкой.

– Вы, – это уже паре, помогавшей раненым. – Ты на левый фланг, а ты к Фролову на правый. Отход по сигналу – две зелёных ракеты. Ясно?

– Да!

– Да!

– Выполнять!

Всё, пока командовать закончил, значит по ящику с минами в руки и бегом. За те десять минут, пока перетаскивали миномёты, интенсивность стрельбы снова выросла. Почувствовали, гады, слабину. Ещё через пару минут, ушедших на пристрелку, капитан дал отмашку, и я выпустил ракеты. Батарея снова ожила, выпуская остатки боезапаса. Вскоре крупный калибр умолк, и бойцы потащили миномёты в лес. Вместе с ними уже уносили и уводили раненых, вот и основная группа отходящих пересекла дорогу.

– Леший, – рукав полушубка Веденеева был распорот, но крови видно не было, а вот ковыляющий за ним Потапов, видно, схватил пулю или осколок. – Все ушли?

– Смирнов левый фланг держит, его не видел. Фролов на правом, но ему проще, дорогу пересекать не надо, сейчас, наверно где-то у нас в тылу.

– Тогда оставлю отделение, пусть Смирнова ждут. С патронами плохо.

Да, расход патронов за последние полчаса должен быть колоссальным. Смирнов со своими людьми показались минуты через три. Одного тащили на руках, остальные отходили грамотно – не менее двух автоматических стволов одновременно держали тыл, постреливая короткими экономными очередями. Наконец и они пересекли дорогу. За ними почти тут же сунулись трое или четверо немцев, но нарвавшись на огонь засады, и оставив лежать одну тёмную фигуру на снегу, откатились назад.

Вспыхнула перестрелка сзади и правее. Надеюсь, это Фролов держит фланг, но задерживаться всё одно не стоит – как бы не отрезали. Уже отбежав метров на тридцать, прекратил сгибаться, выпрямился, и тут что-то врезалось в дерево, мимо которого пробегал. Сверху тут же посыпался снег. Оглянулся, в древесном стволе на уровне лица, дыра обрамлённая щепками. Повезло, сантиметров пятнадцать левее и алес капут – тут никакая регенерация не поможет, если так дерево разворотило, то башке досталось бы не меньше.

Перестрелка на правом фланге нарастала. Через две сотни метров встретил Веденеева.

– Фролов? – посмотрел в сторону перестрелки.

– Да. Уже послал помощь и отделение зайти немцам во фланг. – Не стоило оставаться с заслоном.

Да сам знаю – не моя это работа, но вот как-то увлёкся. Отвечать ничего не стал. Ещё через сотню метров вышли на широкую просеку, пересекли и попали на позиции, подготовленные старшиной. Тот тоже оказался здесь. Так как сам только что получил выволочку, приставать с вопросами не стал, но потом напомню, кто должен следить за обозом.

– Где капитан?

– К пушкам пошёл, мы их там, подальше, поставили, чтобы просеку могли простреливать. Миномётчиков я отправил на базу.

– Сколько сейчас бойцов?

– Около шестидесяти, но должен ещё правый фланг подтянуться. Сколько там человек не знаю.

– Если всё нормально, то около тридцати, – прикинул численность группы Фролова, добавил отделение, пошедшее на фланг и на подмогу. – Потапов где?

– Перевязывают.

Место, где обиходили раненых нашёл быстро. Всего их было девять человек, причём трое тяжёлых.

– Григорий, немцев точно рота?

– Точно не скажу. Если ещё подкрепление не подошло, то вряд ли больше. В машину человек двадцать пять-тридцать влезет, ну, если потесниться, тридцать пять. Машин шесть, но они же ещё и миномёты с боезапасом притащили, вот я и прикинул, что рота.

– Потери какие могли понести?

– Два десятка видел.

Значит если учесть ещё и раненых, то их сотни полторы должно остаться, может чуть меньше. Да, надо будет отходить, потому как, если они танк починят, может совсем кисло выйти. К этому времени перестрелка на фланге, затихла, но раздалось несколько одиночных выстрелов с фронта. Похоже, фрицы нас догнали.

Наконец заработал пулемёт, судя по отдалённости, не наш. В ответ хлёстко ударил пушечный выстрел и пулемёт умолк. За первым выстрелом последовал второй. Всего было четыре залпа, после чего наступила тишина. Немцам явно не понравилось наличие у нас артиллерии. Так в тишине прошло минут пять, после чего в том месте, откуда стреляли пушки, послышались разрывы. Тут я уже сам понял, что это продолжили свою работу немецкие пятидесятки. Я не я буду, если Нефёдова и его артиллеристов уже и след простыл, но пусть постреляют, чай боезапас у них не резиновый.

Пользуясь передышкой наши бойцы старались побыстрей набить патронами опустошённые магазины, диски и ленты. Пока осматривал позиции, заметил несколько "максимов" без станков. Интересно, как бойцы собираются из них стрелять? Спросил у старшины. Тот ответил, что всё одно бросать пришлось бы, так как их вытащили из саней, а на место, что они занимали, сложили патроны из переносимой людьми поклажи. Кстати эти пулемёты так же снарядили металлическими лентами.

– Не знал, что для наших пулемётов делают такие ленты, – Поделился со старшиной. – Ещё когда увидел в зенитном пулемёте, удивился. Оказывается те, что по бортам стояли тоже с металлическими.

– Эти другие. Зенитные это, так называемые, "пэве" – пулемёты воздушные. В двадцатых ещё переделали "максимы", для установки на самолёты. Для них и ленты сделали рассыпные, звенья вместе с гильзами на землю при стрельбе сыплются. Для пехоты такие ленты не удобны – и дорого, и набить по второму разу проблема. А то, что здесь, это обычная немецкая лента, только патроны задом наперёд вставлены.

– Зачем?

– А бес их знает, наверно по-другому не работает. Немцы те ещё затейники.

– Да, а обоз куда пошёл?

– На север.

Прямо как в анекдоте про слонов.

– А точнее?

– Просто должны отойти километра на три и занять оборону. Шёл бы снег – отправил в один из лагерей, но если погоню не стряхнём, нельзя. Вот и дал команду – закрепиться и ждать. Если не получится немчуру отвадить – так и погоним дальше, пока хвосты не обрубим. Потом вернёмся.

– Может лучше рассеяться?

– Прикидывал. Если они тоже решат за всеми разом гнаться, то толк может и выйти, а если так и пойдут по одному следу?

– Это смотря по которому. Если по самому жирному, то придут к последним пустым саням или к дороге наезженной.

Что-то давненько тишина стоит, даже миномёты замолчали. А вот и Фролов, хромает.

– Михаил, что с ногой?

– Да натрудил, пока бегал.

– Какого хрена ты вообще в такой поход попёрся, если рана не зажила?

– Нормально было, пока просто хожу. Набегался просто.

– Докладывай, потом передай командование и к раненым. Без пререканий! Им тоже помощь нужна.

– Немцев отогнали. Держим фланг. Когда уходил было тихо, вроде не накапливаются. У нас двое раненых, один убит. У немцев трое так и осталось лежать, и вроде раненых утаскивали.

– Так, госпиталь на тебе – уводи людей. Старшина, оборону держать не будем. До обоза отходим, минируем след. Кто из сапёров есть?

– Пара Крамского и я.

– Тогда соберите гранаты и минируйте. Больше вид делайте – ну, ты знаешь как противника задержать.

– Понял.

Дальше было размеренное блуждание по лесу. Пару раз Нефёдов обстреливал немцев из своих сорокапяток, пока не растворился где-то среди болот. Старшина, то догонял нас, то снова отставал, и тогда за спиной слышались взрывы и стрельба пулемёта Давыдова, чьё отделение прикрывало сапёров. Сначала немцы пытались обойти нас то справа, то слева, или срезать путь, когда мы закидывали очередную петлю, но постоянно нарывались на наши засадные группы, и похоже скоро им это надоело. Миномётчики какое-то время пытались бросать в нас мины, но скоро разочаровались или у них просто боезапас кончился. Удивительно, но самолёт так и не появился, а ведь я всё ждал этого гада.

К ночи, непонятно каким образом, капитан снова нашёл нас.

– Всё, Леший, мины только к восьмидесятимиллиметровому миномёту остались. Здесь бы, конечно, пятидесяточка больше подошла – её таскать легче.

После не такого уж и интенсивного миномётного обстрела, в один ствол много не настреляешь, немцы не выдержали и повернули назад. Преследовать их не стали – умаялись за день, да и нарваться на те же сюрпризы, что совсем недавно мы сами раздавали, не хотелось. А что сюрпризы будут, не сомневался. Да уж, денёк оказался богатым на ощущения

Глава 13

Солнце уже давно скатывалось на запад, когда пришедший в себя народ начал собираться в моей землянке. Хотя и проспал почти шесть часов, чувствовал себя, как будто пропустили через мясорубку. Какие ощущения были у остальных, не обладающих моими способностями по восстановлению, даже не берусь представлять. Считай, за сорок часов, почти без сна, намотали километров шестьдесят, и не по гладкой дороге, а по заснеженному лесу с оврагами и болотами, да с боем. Нормально выглядели только Зиновьев с Калиничевым, да и те не слишком и свежими. А вот Жорка выглядел скорее обиженным, а нефиг было горло студить, не оставался бы «на хозяйстве», а то гляди – без него повоевали.

– Василий, давай с тебя начнём.

– Латышей мы выследили здесь, – лейтенант указал место на карте. – Но взять не смогли, уж больно скользкие. Одного мы у них подстрелили, но и те в долгу не остались. Так что счёт равный: один-один.

– Они в город ушли, или опять здесь бродят?

– С утра в Жарцах сидели. Телефонные провода мы порезали, а рации у них нет. Брать в селе их не рискнули – людей мало, да и гражданскими прикрываются. Засели в двух избах в центре. Думаю, попробуют ночью выскользнуть.

– Сможешь помешать?

– Вряд ли. Чтобы всё село обложить рота нужна – новолуние к тому же. Захотят, уйдут, но утром след возьмём, если снег, конечно, не пойдёт.

– Леонид Михайлович, давайте теперь вы – что у нас по прошедшей операции.

– Двенадцать раненых, четверо тяжёлых, пятеро убиты. На ближайшее время вопрос по советским винтовочным боеприпасам снят – взяли почти семьдесят тысяч патронов, так же прочих около пятнадцати тысяч. Две сотни гранат. Три десятка пулемётов разных марок, четыре десятка автоматов, четыре снайперские винтовки, тридцать пистолетов. Это примерно, не до штуки, потому как часть бойцы во время боя разобрали. Некоторое количество медикаментов и перевязочных материалов. Есть пятьдесят восемь семидесятишестимиллиметровых снаряда. Так как подобной артиллерии у нас нет, можно попробовать разобрать – из фугасов извлечь взрывчатку, хотя её в них и немного, шрапнели можно использовать вместо растяжек. Взрывчатки осталось двадцать килограммов, да и то потому, что в поезде взяли. Во время боя израсходовали около десяти тысяч патронов, более ста гранат, в основном на минирование. Пятидесятимиллиметровых мин к миномётам больше нет.

– Спасибо, вы потом вместе со старшиной Зиновьевым поправьте заявку на Большую землю. Мне кажется, раз мы теперь не сильно стеснены в патронах, неплохо было бы получить диски для пулемётов ДП и ДТ, так как из-за их малого количества, мы можем использовать только часть этих пулемётов.

– Неплохо бы ещё магазинов к "светкам" добавить, – вмешался Матвеев. – Обоймами дозаряжать медленно.

– Хорошо. Это уже частности. Виктор Алексеевич, я не совсем понял по миномётным минам – у нас же пятидесяток больше двухсот штук было. А теперь сразу кончились?

– Не совсем, – Нефёдов опять тёр свой небритый подбородок. Быстро он всё-таки обрастает. – Два миномёта с сотней мин отдали Серёгину в рейд. У него кроме тринадцатимиллиметрового пулемёта, и винтовочных гранатомётов, почитай больше ничего серьёзного и нет.

– Хорошо, значит, имеем шанс получить часть мин назад, если конечно третьей роте таскать их туда-обратно не в лом будет.

Немудрёная шутка немного разрядила тяжёлую атмосферу.

– Командир, – хрипло начал Жорка. – Сегодня немец опять летал, так Кондратьев с Тихвинским его подслушали.

Вот странно – вчера он нужен был, так не летал, а сейчас гляди – разлетался.

– Чего услышали?

– Да не нашёл он ничего.

– Калиничев, а твои костры жгут?

– Жгут.

– Значит, хреново жгут.

– А если сильней, так не поверят, что по правде.

Тоже правильно, однако.

– Ладно, может завтра заметит. А что нам расскажет наша контрразведка?

– Ведём работу, – Зиновьев вытащил из положенной на стол планшетки несколько листов бумаги. – Получил списки личного состава у товарища Кошки. Уже появились вопросы. Вот список тех, кого не стоит ближайшее время выпускать из расположения.

Список оказался внушительным, фамилий на тридцать. Как и ожидал, нашёл Клещёва.

– Как долго может идти проверка?

– Результаты будут через месяц, но каковы будут эти результаты… Вероятно, часть проверить будет просто невозможно. Например, если предыдущие места жительства находятся в зоне оккупации, а части, где они ранее служили, уничтожены или расформированы.

– И что тогда будем делать? – это уже поинтересовался Нефёдов.

– Смотреть будем по обстановке. Кроме того встретился с товарищами из Залесья. По этому вопросу я хотел бы лично поговорить с командиром отряда. Вообще, работы впереди очень много.

– А что со связью с Большой землёй?

– Я представлю вам шифровки после совещания.

Не хочешь говорить при всех, не надо.

– Ещё есть какие-то вопросы, требующие общего внимания? Нет? Тогда всех, кроме товарища Зиновьева прошу заняться своими обязанностями.

– Товарищ младший лейтенант госбезопасности, хочу напомнить, я уже заявлял, что никогда не занимался дознанием ранее, – начал старшина, когда дверь закрылась.

– А я раньше никогда не командовал партизанским отрядом. И что?

– Я не владею методиками. Если мне и удастся распознать ложь, то только очень очевидную. Подготовленного агента раскрыть, таким образом, не удастся.

– Павел, не думаю, что сейчас в отряде есть специально внедрённые агенты, кроме тебя и твоих людей. Агенту противника здесь просто неоткуда взяться. Но возможно скоро в отряде начнут появляться новые люди. Только в тех деревнях и сёлах, что мы относительно контролируем, более восьмидесяти человек бывших военнослужащих Красной армии, и это лишь те, о которых мы знаем. Некоторые из них вполне могут попытаться попасть в отряд. Сейчас не пытаются, потому что ждут окончания войны, но когда поймут, что всё это надолго… Когда до них дойдёт что Красная армия вернётся и придётся отвечать на неприятные вопросы, вот тогда они будут пытаться влиться в отряд. Может быть не в наш, может даже захотят организовать свой, но и тогда с ними придётся сотрудничать.

– Не поздно ли будет – возвращаться?

– Думаю, войны на всех хватит, и мало кто сможет от неё спрятаться. До немцев тоже скоро дойдёт. А вот как они тогда начнут действовать? Будут пытаться вести политику умиротворения – возможно так и будем здесь бегать в одиночку, начнут затягивать гайки, а то и устроят террор – получат тоже в ответ. Партизанская борьба у нашего народа в крови. И в том и в другом случае надо ждать внедрения агентов. Сложнее даже другое – могут заставить, лаской или таской, работать на себя тех, кому мы уже доверяем.

– Вот я и хотел поговорить насчёт Фефера.

– Происхождение не нравится?

– Не только. Темнит он что-то.

– В чём темнит?

– Стал его о Полоцке спрашивать, ну знакомства там, и прочее, а он крутит, явно что-то скрывает.

– Правильно скрывает. Задание у него – выйти на городское подполье. И вроде как есть намётки, но как-то всё криво там и неубедительно. Раз собираешься проверять людей, забрось-ка запросец на некоего бывшего пограничного капитана по фамилии Лиховей, имя и отчества, извини, не знаю. До войны работал где-то в системе образования в Витебске.

– Выход на подполье через него?

– Да.

– А что смущает?

– Утверждает, что взрыв в Полоцке его рук дело. Взрыв был давно, а сам он в городе, скорее всего недавно, если не был нелегальном положении конечно.

– Хорошо, сделаю. Но за Фефером, этим тоже надо последить.

– Надо – следи, только лучше лишний раз его не нервировать, задание у него не из лёгких. Что с шифровками?

– Вот две.

Так, посмотрим, чем нас порадуют. Передать данные всех военнослужащих, а так же гражданских лиц числящихся в отряде. Этим Зиновьев уже занимается. Ого, провести аттестацию на подтверждение званий красноармейцев и командиров. Интересно, как это делается? Хорошо, Нефёдова озабочу – он должен разбираться. Активизировать деятельность по уничтожению немецко-фашистских оккупантов и предателей. Будем считать активизировали. Активизировать борьбу на коммуникациях противника. Тут и да, и нет, но отпишемся что да, но если не подкинут взрывчатки…

Вторая шифровка. Вот, наконец, что-то конкретное: подготовить площадку для приёма грузов. Бла-бла-бла – костры, сигналы и прочее. Главное чтобы опять на два десятка километров не промахнулись.

– Старшина, отправь заявку на доставку грузов с посадкой. У нас тяжелораненые, они выживают, хорошо, если каждый второй, да и реабилитации нормальной здесь для них нет. Нужна эвакуация, на пустом же месте людей теряем.

– Вы же видели прошлую шифровку, там это было указано. Раз командование не может, я-то что?

– Напиши, что неплохо бы их вывезти, как дополнительные источники информации об отряде.

– Ну, не знаю.

– Пиши, может сработает. Вдруг, какой начальник захочет отчитаться, что были проведены дополнительные мероприятия по агентурной работе.

– Попробую.

До прибытия самолёта ещё три дня, но это в первом приближении, а так всё будет зависеть от погоды. Точка та же что и при приёме группы Зиновьева. Будем ждать подарков. А пока стоит к Вальтеру сходить – вчера, когда разоружали немцев, точнее латышей, заметил у них несколько интересных стволов.

Вот, как мог забыть.

– С пленными кто-нибудь работает?

– Да. Мои Либава и Гравин латышей допрашивают, а Тихвинский немцев.

Тихвинский, прямо Фигаро какой-то – везде успевает.

– Они где, в лагере третьей роты?

– Да.

– Если нужен буду, зовите. Спасибо, больше не задерживаю.

Старшина козырнул и был таков. Мне тоже сиднем сидеть смысла нет. Выйдя из землянки, увидел Байстрюка. Хотел окликнуть, но вдруг заметил, что разговаривает он не с кем-то из бойцов, а с Машей. Вот, чего я, один до мастерской не дойду? Вполне, зато, если повезёт, одной проблемой и точкой давления на усталый мозг, станет меньше.

Наш немец без дела не сидел, что, в общем-то, было для него характерно. Сегодня на подхвате у него было шесть человек, занятых, в основном, тушами "максимов", снятых с бронепоезда. Один как раз ставили на самодельный деревянный станок, напоминающий те, что делали для крупнокалиберных пулемётов, но хлипче. Сам Вальтер занимался с зенитным строенным пулемётом. Его сняли только с половиной станка – верхней частью, потому как нижняя была наглухо то ли приклёпана, то ли приварена к бронеполу.

– Здравствуй, Вальтер. Как агрегат?

– Здравствуйте, товарищ командир, – последнее время немец перестал называть всех господами и переключился на "камрадов". – Надёжный, хоть и устаревший. Зато износ минимальный – из него почти и не стреляли.

– А бортовые как?

– Тоже нормальные, вот только отсутствие станков, сильно снижает их полезность.

– Станки и щиты мы вроде ещё со склада увезли, вместе с тобой.

– Да, щитов много, а те два колёсных станка и треногу уже раньше в дело определили.

– Насколько имеет смысл сейчас этими заниматься?

– Этого я не знаю. Плотники ругаются – требуют, чтобы их от работы не отвлекали. Они всё ещё лыжами занимаются. Мы, может быть, пока металлические детали подготовим, а после уже сборку станков произведём.

– Хорошо. Я чего зашёл – автоматы вчера странные заметил. Их тебе передали или как?

– Да, два "Суоми", два французских "МАС" тридцать восемь, и пять чешских "Брно" триста восемьдесят третьих. Будете смотреть?

Прямо как в магазине.

– Буду.

Хоть на улице и было морозно, но лезть в тёмную землянку не имело смысла, потому Мельер вытащил три автомата, разложив их на верстаке под навесом. Первым бросился в глаза автомат, как брат, хоть и не близнец, похожий на мой ППД, причём рядом лежал почти такой же дисковый магазин.

– Это финский "Суоми", – начал лекцию Вальтер. – Патрон стандартный Люгер, что и в наших автоматах. Свободный затвор. Оригинальная вакуумная система торможения затвора, считается, что это даёт преимущество в точности. Ничего по этому поводу сказать не могу. Достаточно тяжёл, на уровне наших тридцать восьмых и сороковых, и примерно на килограмм тяжелее вашего пистолета-пулемёта. В целом неплохое изделие, а главное не под дефицитный патрон, как вот этот "француз".

Лектор взял в руки следующий экспонат. Этот агрегат казался каким-то несуразным. Если бы не приклад, то он своим тонким стволом скорее напомнил бы комиссарский маузер, только увеличенный раза в полтора.

– Очень лёгкий, опять же, почти на килограмм легче вашего. Огонь только автоматический. Эффективность огня, из-за слабого патрона метров пятьдесят, максимум сто.

– Что за патрон?

– Французский трёхлинейный, но значительно слабее маузеровского, применяемого в ваших пистолетах-пулемётах.

– Патронов к нему много?

– Не знаю, мне дали шесть штук для проверки. Вы же знаете, – грустно улыбнулся немец. – Патроны мне не доверяют. Мне вообще мало доверяют.

– Ой, вот только не надо ныть. Меньше соблазнов – крепче спишь. Третий – что за чудо с сошками?

– Это как раз "Брно". Делают, как я и говорил, чехи. Всё тот же свободный затвор, кстати, как и у "француза", но его можно утяжелять. Вероятно, для экономии патронов, так как при этом уменьшается скорострельность. Никогда не слышал, чтобы это кто-то делал. Расположение магазина боковое, как и на двадцать восьмом "Шмайсере", что был у вас до того. Они вообще похожи, даже кожухом ствола. Есть сошки, для использования как лёгкого пулемёта. Не знаю, какова его эффективность в этой роли, так как использование стандартного люгеровского патрона, для пулемёта странно. Тяжёлый. Больше ничего особенного сказать не могу.

– Вот ещё чего хотел узнать – зачем ваши патроны в лентах переворачивают?

Немец, похоже, не сразу понял о чём я, но оглянувшись на бойцов, возящихся с пулемётом, смекнул.

– Разная система извлечения патронов из ленты. У нас гильзы с проточкой, а у вас с фланцем. Система захвата другая, но если ленту перевернуть, то и ваши патроны ваш пулемёт из нашей ленты нормально извлекает. Вряд ли это специально так сделали, просто так получилось.

Ну, вряд ли, не вряд ли – кто его знает. Нефёдов мне сам рассказывал, что у нас ротные миномёты специально сделаны с большим калибром, чтобы вражескими минами могли стрелять, а враг нашими нет. Когда я его спросил, почему пятидесятки так не сделали, плечами пожал. Тогда предположил, что по его логике наши трёхдюймовые пушки тоже так специально сделаны, чтобы могли немецкими семидесятипятимиллиметровыми снарядами стрелять, а наоборот нет. Тут он сначала рассмеялся, начал объяснять, почему это невозможно, но на середине объяснения сам задумался. Потом уже заявил, что может и случайно так получилось, но удобно. По этой же логике получалось, что немцы создали свой миномёт калибром восемьдесят один и ещё чуть-чуть миллиметр, для того, чтобы использовать мины британского трёхдюймового миномёта Стокса. На самом деле скорее скопировали французский восьмидесятиоднамиллиметровый миномёт, поступивший на вооружение на семь лет раньше. Короче, с этими легендами голову сломишь.

Оказалось таких баек гуляет много – народ сравнивал диаметр папиросных гильз с калибрами стрелкового оружия, тем более что и там и там есть название "гильза", и некоторые утверждали, что папиросные фабрики специально делались так, чтобы могли выпускать патроны. Некоторые умудрялись даже, измерив всё, что попадалось под руку, подогнать под эти мифы вплоть до стаканов, бутылок и детских сосок. Много бывает всяких разных интересных совпадений.

Побеседовав с Вальтером, ещё минут десять, ушёл, загруженный проблемами нашего производственного цеха. По словам Мельера у нас не хватало всего, правда девять десятых из этого "всего" удавалось заменить тем, чего хватало, хотя и не без геморроя. В течение следующего часа выслушал, что "всего" не хватает у фельдшера и поваров. Но хоть накормили.

Затем, встав на лыжи, уже в сопровождении Георгия, посетил пошивочное предприятие. Ничего нового – оказалось у них этого "всего" не хватает ещё больше. Слава богу, кое-что из этого, я видел на рынке в Полоцке. Затребовал список и тут же получил, правда, уже в процессе получения список изрядно подрос. Вот, например, зачем в швейном деле гусиный жир? Понимаю сало, хотя нет – евреи вроде его не едят. Ладно, удастся найти – будет им жир.

Встретил Цаплина, порадовался, что вот ему-то зимой, наверное, ничего не надо. Размечтался. Оказалось, что наши землянки во всех лагерях делались по временной схеме, и если сейчас, пока не навалило много снега, и грунт не промёрз насквозь, чего-то такого не сделать, то весной нас затопит. А для этого нужны люди и материалы. Инструмент, слава аллаху есть. Почему раньше не докладывал? Ах, докладывал, рапорт писал? Разберёмся!

В лагере третьей роты было пустынно. После ухода в рейд, остался только караул, который кроме лагеря охранял и полтора десятка пленных. Одного из них сейчас и выволакивали из землянки. Вид у того был непрезентабельный – с разбитого лица на снег падали ярко красные капли, из окровавленного рта слышалось мычание, вследствие чего на губах вздувались кровавые пузыри.

– Вы чего тут за опричнину развели? – спросил, не здороваясь, двух парашютистов находившихся в землянке. Один, вроде как Гравин, как раз держал правую руку в деревянной шайке заполненной снегом. – А вот это можно как самострел записать – самостоятельное нанесение себе травмы, затрудняющей дальнейшее несение службы. Что за организация процесса? Где дыба, кнут, батога? Кстати, как правильно: батога или батоги?

Эти мордовороты даже не засмущались, только пострадавший вытянул руку из снега и, неодобрительно посмотрев на сбитые костяшки, вздохнул.

– Чего молчим, вам, кажется, командир вопрос задал?

– Извините, товарищ младший лейтенант госбезопасности, проводили допрос изменника Родины.

– А чего он ещё ходит? Забили бы на хрен насмерть.

– Да чего его насмерть бить, – вмешался второй. – Пару плюх получил и раскололся до самой жопы. Мразь. Вот вы знаете, кто это такие?

– Батальон "Арайс", или я ошибаюсь?

– Ну да, они, – Либава удивлённо глянул на меня. – А занимаются знаете чем?

– Каратели, уничтожение евреев, коммунистов, сочувствующих.

– И после этого с ними политесы разводить? Этот просто сопляк. Федор не об него руку разбил. Есть тут один – Юрис Стейнс, вот это крепкий орешек, вражина каких поискать. Про него двое других много чего рассказали, а тот не колется, говорит, фамилия не позволяет.

Фамилия? А ну да Стейнс, это же от немецкого "камень".

– И что интересного рассказали?

– Они такого наговорили, мы сначала даже поверить не могли. Хватали людей и убивали без всякого разбирательства и суда. Достаточно доноса, что это евреи или сочувствующие советской власти. Первые дни, говорят, собирали в кучу прямо в поле. Кормить их никто не кормил. Через несколько дней, когда люди за проволоку уже не лезли, просто приказали всех убить. Детей и раненых после расстрела штыками добивали. Потом уже и не стали много собирать – привозили, заставляли копать яму, и тут же у ямы кончали. Затем за следующими ехали. Это не люди, звери какие-то. Причём если у Стейнса забрали отца и ещё кого-то из родственников, они в основном в старой полиции работали, то у других двоих никого не трогали. Они просто пошли людей убивать. Как это вообще можно понять?

Да, похоже, сорвались осназовцы. И правда, как они их вообще не забили после услышанного?

– Так, оставить лирику. Что удалось узнать о том сколько их здесь, чем должны заниматься и прочие конкретные вещи?

– Это первая рота батальона, – начал докладывать Либава. – В роте девяносто шесть человек, ещё около десятка это командование батальона, включая самого Арайса, и хозяйственники. До конца года должна прибыть вторая рота. Им, такому количеству, дома теперь заниматься нечем. Сюда ехали, думали тоже самое будет – убийства, изнасилования, грабёж имущества, а их на охоту бросили. На нас. Пока они по мордасам ещё не получали, хорошенько, но до вчерашнего дня один труп и пару раненых уже имели. В вагоне поезда их было два десятка, так что остальные теперь, наверно, прочувствуют, куда, гады, попали.

И ещё попробуем их группу, что в Жарцах сидит, если не уничтожить, чего хотелось бы, то хорошо потрепать. Там уже минус один, надеюсь, будет больше.

– Узнали, почему так пёстро вооружены?

– Да, их вооружали эсэсовцы, говорят, что те вооружены так же.

– Да, мы с эсэсовцами уже встречались, у них, и правда, сплошная экзотика. Ещё что-нибудь говорят?

– Двое болтают о чём спросишь, только толку мало. Вон сколько исписал, – парашютист показал ученическую тетрадь заполненную почти полностью. – Всё больше описание их подвигов, но это скорее трибуналу интересно. Читать будете?

– Нет, старшине своему отдайте, – ответил и быстро вышел на воздух, дух в землянке был тяжёлый – пахло не только кровью, но и ещё смесью блевотины, мочи и прочих неэстетичных выделений организма.

В землянке, где процессом руководил Тихвинский, всё было обставлено культурней. Неприятных запахов не было, допрос, на первый взгляд, шёл корректно. Дождался пока наш юрист снял показания с немецкого стрелка и того вывели.

– Привет, Евгений.

– Здравствуйте.

– Есть чего интересного для нас?

– Не особо. Немцы у нас двух типов. Первый, это экипаж бронепоезда, среди них и единственный офицер – лейтенант. Эти ничего нужного сказать не могут – так, кое-какие сведения по железнодорожной станции Полоцка, да о дорогах вокруг. Многое мы и сами знаем. Второй, охранники и засадники, что против нас действовали. От этих толку чуть больше: рассказали о постах, засадах, режиме несения службы, но тоже ничего неординарного. Я тут кое-что записал, в том числе фамилии и звания командиров, может пригодится.

– Хорошо. Да, ты вроде летуна подслушал. Может он что-нибудь ценное сболтнул.

– Нет, кроме того что завтра опять прилетит, ему это надоело, и в этом свинячьем лесу ни дерьма не видать.

– Ладно, может завтра чего и высмотрит – Калиничев обещал.

Зал был какой-то странный. Белый-белый, но в тоже время, не светлый, а непонятно мрачный. Вокруг всё дышало какой-то опасностью, что ли. Нет, скорее предчувствием опасности, или даже не так. Вот – это было преддверие опасности, не чувство, что может что-то неприятное случится, а знание, что это неприятное и опасное Нечто уже за порогом и обязательно придёт. Вдоль стен стояли белые ели. Опять же не покрытые снегом, инеем или грязновато-белой ватой, их олицетворяющей – они были белыми целиком: хвоя, ветви, стволы… И белыми они были не только снаружи, но и изнутри. Откуда я это знаю? Ниоткуда, просто уверен, что если сломать ветку, спилить ствол или разгрызть хвоинку, то внутри они окажутся такими же ослепительно-белыми, как и снаружи.