Текст книги "Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй"

Автор книги: Вадим Телицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава V
ОТ ЕКАТЕРИНЫ ДО ЕКАТЕРИНЫ: СПЕЦСЛУЖБЫ ВСЕГДА НАЧЕКУ

Январь 1725 года выдался суровым, но россияне, кажется, и не замечали холода. Им было не до этого: 25-го числа скончался, скоропостижно, император Петр Великий. На престол взошла императрица Екатерина I.

Перемен не ждали: Тайная канцелярия продолжала работать, в частности, по делу монаха Самуила Выморокова. Следствие продолжалось до лета 1725 года, а в августе императрица подписала приговор.

Тогда же Екатерина ознакомилась с подробностями дела Феодосия Яновского и Родышевского (подробности этих дел царице докладывал сам Иван Ромодановский).

Летом 1726 года Петербург и Москву потрясло из ряда вон выходящее событие. Указом от 28 мая 1726 г. императрица Екатерина I положила конец существованию Тайной канцелярии (Канцелярии тайных дел). Следственные дела из Петербурга поступили в Москву, в Преображенский приказ и тем самым «политический розыск российской империи вновь был консолидирован»[263]263
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть].

По мнению исследователей, «здравый смысл подсказывал необходимость создания организации, способной оперативно проводить политический сыск в столице. При тогдашнем уровне развития связи, находясь в Москве, немыслимо было заниматься расследованиями петербургских дел. Попытки вменить политический розыск Сенату и Верховному тайному совету следует признать крайне неудачными: заседавшие там знатные дворяне техники розыска не знали и знать не хотели по причине недостойности этого занятия. Поэтому уже через пять лет, в 1731 году, новая императрица Анна Иоанновна восстановила Тайную канцелярию. Полное название этого сыскного учреждения выглядело следующим образом: «Тайная розыскных дел канцелярия». В момент организации этого ведомства императрица и ее двор находились в Москве, но уже в 1732 году они переехали в Санкт-Петербург; вслед за ними туда же отправилась и Тайная канцелярия. Возглавил ее Андрей Иванович Ушаков, полковник лейб-гвардии Семеновского полка и генерал-адъютант. Московским отделением Тайной канцелярии заведовал С. А. Салтыков, списочный состав обоих отделений на 1732 год был весьма невелик – 21 канцелярист и 2 секретаря. Генерал Ушаков скончался в 1747 году, тогда же его место занял И. И. Шувалов»[264]264
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть].

Итак, недолгое правление вдовствующей императрицы Екатерины I привнесло в российскую действительность серьезное сокращение числа спецслужб, отслеживающих политическую ситуацию. Однако Анна Иоанновна (с большими трудностями вступившая на русский престол) восстановила status quo, «уравновесив» количество спецслужб. Стоит отметить, однако, что количество сотрудников Тайной канцелярии было весьма скромным. Но, видимо, их хватало для наблюдения, арестов, обысков, следствия и доведения дел до суда[265]265
  Веретенников В. И. Из истории Тайной канцелярии 1731–1762 гг. Очерки. Харьков, 1915.


[Закрыть].

Чем же объяснить поступок Екатерины, которая по сути дела, перечеркнула все то, что сделал ее неугомонный муж?

Скорее всего, царица, попав под влияние А. Д. Меншикова, выполняла почти все его прихоти, в том числе и просьбу, распустить Тайную канцелярию. Меншиков явно боялся, что люди из этого «ведомства» могут оказаться в числе его противников по внутриполитической борьбе, а потому их следовало нейтрализовать. И способ – указ императрицы – безотказный.

Но смерть Екатерины 1, приход к власти Петра II, арест Меншикова, его ссылка, скоропостижная смерть совсем молодого императора, восхождение «на вершину» Анны Иоанновны – все это изменило ситуацию и в стране, и на арене борьбы между различными политическими группировками (спецслужбы играли в этом противостоянии не последнюю роль)[266]266
  Черникова Т. В. «Государево слово и дело» во времена Анны Иоанновны // История СССР. 1989. № 5.


[Закрыть].

Считается, что «деятельность Тайной канцелярии сделалась неотъемлемым элементом высшей государственной политики. В течение трех десятилетий (1731–1761 годы) вмешательство этого инструмента политического розыска не раз коренным образом меняло расстановку сил при дворах властителей Российской империи: «Дело Артемия Волынского и „новой“ русской партии», «дело Наталии Лопухиной», «дело Долгоруких», «дело Егора Столетова» и прочие – все эти этапные расследования Тайной канцелярии невообразимым и подчас совершенно неожиданным образом сказывались не только на судьбах отдельных влиятельных персон, но и на реализации глобальных политических проектов»[267]267
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть].

Да, последнее замечание более чем справедливо: такие дела, как следствие и суд над одним из первых лиц исполнительной власти России не могли не «откликнуться» на обстановке в стране в целом. Да и дело Долгоруких сыграло на руку определенной политической группировке, которая вела ожесточенную борьбу за власть. И, как видим, политический сыск вмешивался в самые настоящие политические распри, идущие на российской «арене». Таким образом, они утрачивали свой «имидж» – борцов с врагом внешним и внутренним, и постепенно, но верно превращались в политических марионеток.

Отсюда и изменения, происходившие в механике деятельности спецслужб. «В процессе совершенствования методов работы политического сыска Империи оттачивалась и техника ведения «интенсивного допроса», то есть допроса, связанного с целенаправленным физическим воздействием на допрашиваемого либо угрозой такового в целях понуждения последнего к раскрытию утаиваемой информации. В разных странах техника подобных допросов рознилась порой довольно заметно; нельзя не признать, что на ее формирование оказывали влияние самобытные черты того или иного народа»[268]268
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть]. Думается, однако, что «самобытные черты того или иного народа» здесь ни при чем. Изменялась роль разведки и контрразведки, ее задачи, цели, а значит и подходы к достижению оных. И здесь уже никто не чурался самых жестких мер в деле добычи информации или в деле уничтожения того или иного деятеля.

Для оценки специфических черт российской следственной практики не следует сбрасывать со счетов ее двоякий характер: «с одной стороны, экзекуционные процедуры осуществлялись на этапе предварительного следствия (в той же самой Тайной канцелярии, хотя и не только там), с другой – на этапе исполнения судебного приговора. В обоих случаях наказания могли быть очень схожими (например, порка), но цели они преследовали совершенно различные: экзекуция во время следствия побуждала к даче правдивых показаний, а во время исполнения судебного приговора она означала «общественное воздаяние» преступнику, то есть являлась местью»[269]269
  То же.


[Закрыть].

Представляется, что это все же частности: порка всегда оставалась поркой, то есть чем-то унизительным, ущемляющим человеческое достоинство. И не важно, когда происходила порка – во время следствия или во время исполнения решения суда. А «общественное воздаяние» или «дача правдивых показаний» – это обыкновенная казуистика. Не более того[270]270
  См.: Кравцев И. Н Тайные службы империи. М., 1999.


[Закрыть]. Однако «применение пытки в России имело несколько самобытных норм, которые нельзя было наблюдать в прочих странах. Одна из таких норм нашла свое выражение в пословице: «Доносчику – первый кнут». Смысл этого правила сводился к следующему: если обвиненный не признавал сразу же все пункты доноса, то такой донос рассматривался как ложный и допросу «с пристрастием» подвергался автор доноса. [Да, пожалуй, подобный подход был возможен только в России] Именно он должен был под пыткой доказать обоснованность собственных обвинений, и если это ему удавалось, то только после этого оговоренное им лицо превращалось в обвиняемого. Практический смысл этой правовой «нормы», по мнению ряда исследователей, «очевиден: она страховала от напрасных оговоров и заставляла доносителя считаться с реальной угрозой собственному здоровью»[271]271
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть]. Да нет, не было здесь даже намека на какую-то «страховку». Просто, как это было принято на Руси, сыскная служба била всех: и правых, и виноватых. Так – удобно, никто не в претензии, все получают «по заслугам». Можно только удивляться, как, даже в условиях столь сурового отношения к «доносчикам», последние на Руси никогда не переводились. Это была своего рода национальная игра: с помощью сыска сводить старые счеты. А чтобы избежать возможной мести, прибегали к анонимкам. Власть одной рукой боролась с ними, а другой поощряла, считая, что среди сотни анонимок и лживых доносов, быть может, и найдется одно «зерно».

Исследователи обращаются и к другой, весьма любопытной норме, которая может быть сформулирована следующим образом: «сознающегося пытать трижды». «Это правило означало необходимость трехкратного получения признаний обвиняемого. Чтобы показания были признаны достоверными, их надлежало повторить в разное время не менее трех раз без изменений. Даже незначительная корректировка показаний расценивалась следователями как новое показание, которое самим фактом своего появления обесценивало предыдущее. Эта норма должна быть признана как очень суровая. поскольку каждый допрос означал новую пытку (в ходе одного допроса обвиняемый не мог дать два показания). Подобная жестокость была отнюдь не бессмысленна. Она была призвана побуждать обвиняемого к даче правдивых показаний до того, как его начнут пытать, то есть на этапе угрозы пыткой. Обвиняемый должен был понять, что если он не признается до начала пытки, то в дальнейшем своим признанием он мучения все равно не остановит – его обязательно вызовут еще два раза и всякий раз будут пытать для подтверждения сказанного»[272]272
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть]. Очень сложно и запутанно. Но позволяло не выпускать из своих цепких объятий каких-либо подозреваемых (даже тех, чьи проступки и не тянули на средней степени тяжести преступление), а вдруг послабление приведет к потере бдительности? Такое уже не раз, как мы имели возможность убедиться, происходило. Так что лучше засудить невиновного, чем выпустить на волю подозреваемого в совершении преступления (даже если его вина не доказана).

Шли годы, и «в процессе развития сыска техника допросов претерпела весьма существенные изменения. Следственный конвейер в России впервые применил Петр Великий. Это случилось при организации им «великого сыска» во время расследования обстоятельств стрелецкого мятежа 1698 года. Смысл монаршего нововведения заключался в том, что пытка обвиняемого начиналась в отсутствие следователя, так сказать в «превентивном порядке». То, как палач измывался над жертвой, никто не контролировал: следователь с писарем подходили позже для того лишь, чтобы узнать, готов ли обвиняемый дать признательные показания под запись в протокол. Петр Великий пошел на столь чудовищное попрание всех процессуальных норм и здравого смысла из-за того, что количество пыточных застенков, оборудованных для мучений стрельцов, превышало число следователей (четырнадцать и восемь, соответственно), а потому последние не могли присутствовать одновременно на всех допросах под пыткой»[273]273
  Цит. по: http://www.murders.kuIichki.net/T_Kanc.htmI


[Закрыть]. Это и так, и не так. Просто и следователь, и уж тем более писарь не желали «утомлять» себя «черновой работой». А следователей всегда было меньше, чем подследственных. (Быть может, только палачей в России было более чем предостаточно. Вот они-то и «развлекались» в отсутствие следователей.) А то что Петр Алексеевич пошел «на столь чудовищное попрание всех процессуальных норм и здравого смысла», так на то он и самодержец, самостоятельно определяющий, какой закон выполнять сегодня, а какой завтра[274]274
  Веретенников В. И. История Тайной канцелярии петровского времени. Харьков, 1910; Семевский М. И. Тайный сыск Петра I. Смоленск, 2001.


[Закрыть].

«Понятно, – отмечают исследователи, – что такая методика организации допроса создавала благоприятную почву для разного рода злоупотреблений. (Еще сколько? Это добавим мы.) Историческая литература пестрит описаниями весьма мрачных деталей пыток, которым подвергались подследственные, как в петровское время, так и во времена Тайной канцелярии Анны Иоанновны. В 1736 году Василия Дмитриевича Головина пытали прикладыванием углей к открытым ранам, оставленным на спине кнутом, после чего раскаленными иглами «прочистили под ногтями». Всего через три года, в июне 1740 года, Артемию Петровичу Волынскому на допросе вырвали язык и при этом разорвали щеки до ушей. Бывший свидетелем его страданий Александр Нарышкин расплакался. Подобное калечение подследственных, лишавшее всякого смысла дальнейшие допросы, обычно осуществлялось после окончания следствия. (Но кто знал во время допросов, подходит следствие к концу или нет.) Причинение страданий обвиняемому делалось самоцелью такой пытки»[275]275
  Цит. по: http://www.murders.kulichki.net/T Kanc.html


[Закрыть]. Вообще, мало кто выходил из подвалов той же Тайной канцелярии, а если и удавалось избежать смерти, то на волю возвращались калеки: и физически, и морально сломленные люди[276]276
  Веретенников В. И. История Тайной канцелярии петровского времени. Харьков, 1910.


[Закрыть].

Но, продолжим: «несмотря на глубокую секретность расследований, жуткие подробности допросов под пыткой все же просачивались в общество, формируя у людей весьма негативное отношение, как к самой Тайной канцелярии, так и к методам ее работы. Обеспокоенная этим императрица Елизавета Петровна в 1742 году подписала именной Указ, который фактически положил конец, как практике «следственного конвейера», так и палаческому произволу во время допроса. Этим Указом устанавливался регламент допроса под пыткой и перечислялись лица, чье присутствие считалось необходимым для проведения допроса. Императрица постоянно держала в поле зрения работу своей секретной полиции, не перепоручая другим лицам контрольные функции. Именно из доклада, подготовленного в 1755 году для представления императрице, мы знаем сегодня точный порядок проведения допроса «с пристрастием», имеем достоверные описания орудий пыток и способов их применения. Этот доклад можно назвать своего рода «квинтэссенцией» палаческого опыта, наработанного тремя десятилетиями неустанной работы заплечных дел мастеров Тайной канцелярии.

При проведении пытки считалось необходимым непосредственное присутствие в пыточной камере (т. н. застенке) следующих лиц:

а) судей (следователей), которые составляли перечень вопросов к обвиняемому (так называемые допросные пункты), а также определяли достоверность получаемых ответов на основании материалов дела;

б) секретаря суда (следственной комиссии), который составлял официальный акт (протокол) о проведенном следственном действии (допросе, очной ставке, принесении повинной, передопросе и пр.);

в) подьячего – сотрудника Тайной канцелярии, который вел в произвольной форме запись всех действий, происходящих в застенке, и дословно фиксировал все сказанное во время допроса; на основании этих записей подьячего секретарь и составлял затем свой акт, включавший наиболее существенные моменты допроса;

г) доктора, которому надлежало контролировать физическое состояние допрашиваемого и своевременно оказывать ему необходимую помощь. Запрещалось нахождение в пыточной камере любых посторонних лиц, а также солдат конвоя.

Так называемые допросные пункты, то есть перечень вопросов к обвиняемому и полученных от него ответов – прообраз современных протоколов допросов[277]277
  Цит. по: http://www.murdere.kulichki.net/T_Kanc.html


[Закрыть]. Все, как в цивилизованных западноевропейских странах.

Елизавета Петровна пошла не в отца, но в мать: она, как и ее родительница, стремилась поставить под собственный контроль действия спецслужб. Ее шаги были достаточно робкими, ограниченными, оставляющими «лазейки» для самостоятельности и самоуправства представителей политического сыска (он ведь продолжал существовать). Робость императрицы объяснялась еще и тем, что ей не на кого было опереться в противостоянии с теми политиками (в том числе и из сыска), которым были «не по нутру» реформаторские порывы Елизаветы Петровны.

Но Елизавета не останавливалась на полпути. Согласно ее распоряжению, «допрос не мог производиться, если кто-либо из поименованных выше лиц отсутствовал. Допрос начинался с того, что конвойные солдаты препоручали обвиняемого палачу (кату, экзекутору) и его помощникам, после чего покидали застенок. Обвиняемого предупрежу дали о том, где он находится, и объясняли, чем может ему грозить отказ от дачи показаний либо дача ложных показаний. Смысл этого увещевания заключался в том, чтобы прямой угрозой подавить в допрашиваемом волю к сопротивлению и вызвать его на откровенность. В зависимости от настроения членов комиссии, обвиняемому могли даже рассказать о разновидностях пыток и порядке их проведения. Этот краткий экскурс был призван усилить психоэмоциональное напряжение человека. После этого начиналось зачитывание и обсуждение «допросных пунктов». Если следственная комиссия приходила к заключению, что допрашиваемый запирается, пусть даже неявно и не желает сотрудничать с властями, то тогда в свои права вступал экзекутор (главный палач) с помощниками»[278]278
  Цит. по: http://www.murders.kulichki.net/T_Kanc.html


[Закрыть].

Итак, несмотря на «либерализацию» взаимоотношений государства и лиц, преступивших закон, следователей и их подопечных, палачей и жертв, экзекуторы оставалась «востребованными», поскольку следственное дело требовалось «прокрутить», как можно быстрее.

Елизавета, несмотря на свою очень осторожную тягу к уступкам простым обывателям, все же не избавилась от страха перед возможными покушениями на собственную персону. И поэтому не поставила, подобно матери, жирную точку в непрерывной истории политического сыска. Но нет, духа не хватило…

Политическому сыску удавалось пережидать и более опасные бури, чем те, что уготовили ей наследники Петра Великого по женской линии. Даже в условиях скрытой нелюбви Елизаветы Петровны к спецслужбам политический розыск сохранил свои позиции, и даже, думается, усилил их. Последнее произошло благодаря тому, что сотрудникам Тайной канцелярии все же удалось внушить императрице: без их службы она пропадет[279]279
  Наумов В. П. Елизаветна Петровна // Вопросы истории. 1993. № 5.


[Закрыть].

Вернемся к книге Е. Анисимова. Согласно его размышлениям, «28 мая 1726 года в истории Тайной канцелярии была поставлена точка. (И все же не точка, а, скорее всего, лишь был обозначен временный обрыв в непрерывной цепочке ее деятельности.) В тот день появился указ Екатерины 1 на имя Толстого (самого Петра Андреевича), где сказано, что Тайная канцелярия „учинена была на время для случившихся тогда чрезвычайных тайных розыскных дел и, хотя тому подобные дела и ныне случаются, однако не так важные и больше бывают такие дела у… князя Ромодановского". Поэтому канцелярию было предписано ликвидировать»[280]280
  Анисимов Е. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII в М., 1999.


[Закрыть].

Ясно как день: Тайную канцелярию рассчитывали нейтрализовать, чтобы исключить ее из политической борьбы. А. Меншиков «скооперировался» с самим Ромодановским, и этот тандем достиг в кратчайшие сроки серьезных результатов, которые обеспечивали им (правда, на короткое время) безопасный тыл[281]281
  Андреев В. В. Представители власти в России после Петра I. СПб., 1871; Семевский М. И. Царица Катерина.


[Закрыть].

Но подобная ситуация вскоре была нарушена в своей, как любил выражаться Меншиков, гармонии. Но все по порядку. «В феврале 1726 года «при боку» Екатерины 1 возник Верховный тайный совет, составленный из «первейших» вельмож того времени. Сразу же он стал «стягивать» к себе власть, в том числе и в делах политического сыска. «Верховники» выполняли роль одновременно следователей и судей: на своих заседаниях они выслушивали записи допросов, экстракты по делам сыска, выносили приговоры, принимали доклады И. Ф. Ромодановского и А. И. Ушакова. После смерти Екатерины I (7 мая 1727 года) и с восшествием на престол двенадцатилетнего Петра И некоторое время сыскными делами ведал фактический регент А. Д. Меншиков. Он распоряжался, как расследовать начатое в апреле 1727 года дело П. А. Толстого и его сообщников, а также княгини А. П. Волконской, которую светлейший заподозрил в интригах против себя. После падения Меншикова политическим сыском стал вновь ведать Верховный тайный совет. «Верховники» даже присутствовали при пытках. Из Совета руководили следственным делом Меншикова, там же составлялись инструкции и указы офицерам гвардии, которые допрашивали светлейшего, заслушивали рапорты и экстракты о ходе следствия по его делу»[282]282
  Анисимов Е. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII в. М., 1999.


[Закрыть].

Итак, Тайную канцелярию сменил Верховный тайный совет. Но и он совершенно открыто выполняет политические заказы, а совсем не борется с внутренними врагами, не говоря уже о противнике, действовавшем извне.

И Тайная канцелярия, и Верховный тайный совет считали своим наипервейшим долгом вмешаться во внутриполитическую борьбу. Иначе быть и не могло, поскольку в Совете был представлен самый цвет российской аристократии.

И Совет чувствовал свою силу: «К „верховникам“ приходили доклады от порученцев и местных властей, причем они стремились сосредоточить у себя важные политические дела и указывали Сенату, чтобы он самостоятельно такие не решал. На примере сыскной деятельности Верховного тайного совета видно, что центр высшей власти можно определить по тому, в чьем ведении состоит тайная полиция, политический сыск»[283]283
  Анисимов Е. Указ. соч.


[Закрыть]. Вот и это – самое главное: кто держал спецслужбы за уздцы, тот и «правил Россией». Существовало одно исключение. «Поскольку малолетний царь Петр II делами сыска не занимался, основная тяжесть работы лежала на А. И. Остермане и князе А. Г. Долгоруком, отце фаворита царя Ивана Долгорукого. Текущие, «маловажные» дела после ликвидации Преображенского приказа в 1729 году сосредоточили в Сенате. Однако вскоре и сам Верховный тайный совет прекратил свое существование»[284]284
  То же.


[Закрыть].

Советы и канцелярии появлялись и исчезали, но оставалась потребность в получении разведин-формации, в противостоянии иностранным шпионским структурам.

То есть, разведка и контрразведка существовали всегда.

Стоит согласиться с утверждением о том, что после смерти Петра I, в течение XVIII века происходит дальнейшая модернизация России, пусть даже и не всегда удачная. Передовые идеи часто наталкивались на сопротивление подавляющей части дворянства и не находили реализации в исторических условиях того времени. Но в области тайнописи в послепетровской России происходят важные события[285]285
  http://www.rusgal.ru/biblio/list/kryl.html; Соболева ТА Тайнопись в истории России (История криптографической службы России. XVIII – начало XX в). М., 1994


[Закрыть].

В 30-е годы XVIII века в России появляются совершенно новые системы тайнописи – алфавитные, позже – неалфавитные коды. В алфавитном коде текст и шифрообозначения нумеровались параллельно друг с другом. В этом-то и заключено было слабое место, которое значительно облегчало дешифровку (избежать ее можно было путем перемешивания шифрообозначений; вводятся в обиход различные уловки). В 1735 году «государев муж» А. Вешняков разработал собственную систему, в которой каждому шифрообоз-начению соответствовала не отдельная буква того или иного алфавита, а целая словарная величина: буква «Д» – десять, слово «король» – двенадцать, слог «ба» – шестьдесят пять и т. д. Кроме того, в данную систему А. Вешняков заложил определенный сложный код, заключавшийся в отсутствии цифр три и семь. Таким образом, слово «король» можно изобразить тремя комбинациями: 312, 132, 123. В любом случае известно, что речь идет о шифрообозначении «двенадцати». «Следственно, яко оне бы не были, но едино 12 будет видеть». Специально оговаривалась система так называемых пустышек, то есть ничего не объясняющих шифрообозначений, вводимых с одной целью – запутать, сбить с толку контрразведку противника, не дать ей возможность прочитать зашифрованное послание.

Подобные приемы имели очень древнюю историю. Так называемые пустышки использовались еще задолго до Петра I, но в 30-е годы XVIII века приобретают особое значение: их становится шачительно больше, что свидетельствует о факте понимания составителями шифров зависимости раскрываемости тайнописи от частоты употребления одних и тех же величин. Необходимость скрыть от чужих глаз тексты секретных донесений послов, агентов вела, разумеется, к созданию новейших систем шифров, к их частой смене, модификации, доработке, созданию так называемых пустышек. В связи с этим в середине 1750-х годов, возникают новые виды тайнописи. «Цыфир-ные» азбуки увеличиваются в объеме, включая в себя более тысячи величин. Вот что пишут о данном подходе специалисты: «Словарь шифров включает буквы, слоги, географические названия, имена, даты. Шифровальщики отказываются от идеограмм, знаков и целиком и полностью переходят к цифрам; создаются особые знаки, так называемые скрытые пустышки. Другими словами, при их дешифровке отдельные элементы текста могут ничего не значить. Например, в одной из цифирей зашифрованный знак «+» означал, что следующее за ним шифрообозначение не несет смысловой нагрузки. Два знака «++» говорили шифровальщику, что не следует читать два следующих за ним шифрообозначения. Некоторые знаки сообщали о ненужности строк, страниц и даже параграфов текста! Все зависело от фантазии автора шифрованного сообщения. В результате получалось нагромождение цифр, усложнявшее работу вражеских шифровальщиков, ради чего и создавались данные системы. Первые успехи в России криптографов в дешифровке иностранных шифров связывались с именем математика Христиана Гольдбаха. Особенно он прославился при раскрытии шифров посла Франции в России Д. Шетарди. В результате тяжелой и кропотливой работы Гольдбах приобрел огромный опыт в дешифровке, что позволяло ему раскрывать чужую «цыфирь» в течение двух недель. В результате дворцового переворота в 1762 году на престол России восходит императрица Екатерина II, при которой внешняя и внутренняя политика была отмечена важными законодательными актами, выдающимися военными событиями и значительными территориальными приобретениями; престиж екатерининской России в Европе значительно укрепился. История тайнописи при Екатерине II была тесно связана с графом Н. И. Паниным. В 60—80-е годы XVIII века по его указаниям вводились в обиход разнообразные новые шифры. Не меньше внимания граф уделял дешифровке переписки иностранных посланников в России со своими королями. В этом деле Н. И. Панин весьма преуспел в перлюстрации (тайное вскрытие и копирование корреспонденции) бумаг послов, предпринятой еще в 40—50-е годы того же века канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым, создателем так называемых черных кабинетов (структура перлюстрации). Для повышения надежности переписки необходимо было пользоваться разными шифрами, употребляя их попеременно, «чтоб в случае, ежели б две или три пиесы [шифротекста] вдруг шифрованы быть над-лежали. оные разными цыфирьми писаны были».

Особое внимание следовало уделять знакам, обозначающим ту или иную «цыфирь». С одной стороны, шифрующий должен был указать своему корреспонденту шифр, которым пользовался сам; с другой стороны, эту информацию требовалось как можно тщательнее скрыть»[286]286
  http://www.rusgal.ru/biblio/list/kryl.html; Соболева Т. А. Тайнопись в истории России (История криптографической службы России. XVIII – начало XX в.). М., 1994.


[Закрыть].

Насколько все же сложна была (так же, как и сегодня) система, которую используют для сокрытия от противника важнейшей информации, сколь изо-щренны в своих выдумках ее создатели – работники спецслужб. Стоит только помнить об одном: каждое новое усовершенствование системы влечет за собой соответственное усовершенствование и контрсистем – методик расшифровки, повышения квалификации тех, кто занят этим непростым делом. Все это характерно не только для прошедшего XX века или нашего времени. Нет, все вышесказанное относится и к первой половине XVIII века, когда тайнопись «вступила» в свой золотой век: здесь и высококлассные специалисты, и использование тщательно продуманных шифров, и умение талантливо работать над дешифровкой писем противника.

Но вернемся к описанию действий российских разведки и контрразведки, благо, что исследовательская литература содержит много интересных историй. Вот одна из них:

«Шведский посол в России Эрик Нолькен энергично… и систематически посылал сообщения о полном упадке русской армии после турецких походов. Якобы полки составлены из одних молодых солдат, которые едва умеют обращаться со своим оружием, во многих полках не достает одной трети до комплекта и т. д. Заметим, что на 90 % сведения Нолькена были дезинформацией, которую он сам и фабриковал (Каков гусь! – В. Т.). Однако его донесения производили большой эффект в правящих кругах Швеции (Можно только этому порадоваться. – В. Т.). Швеция начала переговоры с Турцией о заключении военного союза против России. В ответ императрица Анна Иоанновна запретила вывоз хлеба в Швецию из русских портов. В 1738 году в Турцию из Швеции отправился дипкурьер майор Синклер (Цинклер) с секретными документами, касающимися планов войны с Россией. Однако русская разведка не дремала. Правда, в то время в России не было специального разведывательного ведомства, эти функции выполняли отдельные чиновники, о которых мы сейчас знаем очень мало (автор ошибается, функции разведки взяла на себя Коллегия иностранных дел. – В. Т.). Одним из самых блестящих разведчиков России XVIII века был Иван Иванович Неплюев (1693–1773). Он окончил Новгородскую математическую школу и Санкт-Петербургскую морскую академию. С 1721 по 1734 год являлся русским резидентом в Стамбуле, в 1739 году участвовал в переговорах о заключении Белградского мира. Затем был назначен губернатором Киева и главным комиссаром всей Малороссии (то есть «государевым оком» при гетмане). Агентура Неплюева успешно функционировала в Турции, Персии и многих странах Европы (именно в это время Неплюев служил по ведомству иностранных дел. – В. Т.). Шведская агентура (то есть русская агентура в Швеции. – В. Т) донесла Неплюеву о поездке Синклера. Неплюев сообщил о ней генерал-фельдмаршалу Бухарду Кристофу Миниху (1683–1767). Миних вызвал к себе поручика Тверского драгунского полка Левицкого и дал ему секретное поручение. Причем по простоте душевной Миних вручил ему собственноручно написанную инструкцию. В ней Левицкому предписывалось взять с собой трех унтер-офицеров или капралов и ехать в Польшу на перехват Синклера, а «ежели его найдете, то стараться его умертвить или в воду утопить» (немец Миних не в ладах был с русским языком). (И Миних суров, и автор – тоже; что же еще мог приказать генерал-фельдмаршал? – В. Т.) Самое забавное, что генерал-фельдмаршал под этой инструкцией поставил свою подпись. Левицкий четко выполнил приказ: Синклера убили (наемные убийцы в рядах российских спецслужб, как видно, существовали всегда и во все времена. – В. Т.), все его документы доставили Миниху. Однако об убийстве скоро узнали в Польше, а затем и в Швеции. Стокгольмская чернь даже попыталась разгромить дом русского посла (удивительно: почему «чернь» и почему не разгромила? – В. Т.). Поэтому императрица Анна Иоанновна на всякий случай отправила Левицкого и всех, причастных к сей государственной тайне в Сибирь, в Тобольскую губернию. («За что боролись, на то и напоролись», – так говорят русские. – В. Т.) Для утешения Левицкому присвоили очередной воинский чин. Через несколько лет его вернули в центральную Россию, где он продолжал делать карьеру»[287]287
  Цит. по: http://militera.lib.rU/h/shirokoradl/5_01 html


[Закрыть]. (Интересно, какую? Офицера или киллера? Об этом автор умалчивает. – В. Т.)

Интересный и весьма показательный пример. Правда, чего мог опасаться Миних, отдавая собственноручно подписанный приказ, и собственноручно составленные инструкции? Думается, что действовал он согласованно с расчетами российской императрицы. В противном случае не миновать было ему снести свою голову.

Продолжим: «Позиция короля Фредерика, а также деятельность русской разведки сорвали вмешательство Швеции в русско-турецкую войну 1735–1739 годов. Но через два года Швеция все-таки объявила войну России. Причем главной причиной тому стал бардак на российском престоле (странная формулировка. – В. Т.). По-другому ситуацию не назовешь. Подробное описание династического кризиса в России во второй половине XVIII века выходит за рамки нашей работы, поэтому мы упомянем о нем вскользь, уделив внимание лишь тем деталям, которые имели отношение к русско-шведской войне. Петр I убил в 1715 году своего единственного законного сына Алексея не столько из-за того, что тот был противником реформ, сколько из боязни за судьбу своей полузаконной жены Екатерины (Марты Скавронской) и ее потомства (это уже откровенный перегиб, поскольку, например, Петр так и не оставил никаких документов на предмет правил престолонаследия. – В. Т.). Но вскоре умер ребенком их сын Петр Петрович, «шишечка», как его любовно называл Петр I. Тогда Петр изменил закон о престолонаследии, по новому закону царствующий монарх сам назначал себе наследника. (Вот! – В. Т.) Однако Петр не сумел (или не успел) этого сделать»[288]288
  Цит. по: http://militera.lib.rU/h/shirokoradl/5_01 html


[Закрыть].