355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вадим Крабов » Точка отсчета » Текст книги (страница 1)
Точка отсчета
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 04:12

Текст книги "Точка отсчета"


Автор книги: Вадим Крабов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вадим Крабов
Точка отсчета

 
Я мстю, и мстя моя страшна…
Не важен результат,
Мне принцип интересней.
Я мстю, и мстя моя страшна…
 

Глава 1

Денек выдался еще тот.

Вовчик с утра выехал встречать фуры с товаром – не появились. Прождали с напарником до полудня, всласть поматерились – машины не подошли. Заехали в новую придорожку к Мамеду, позвонили – Игнатий обозвал козлами. Не их с Робом, а водителей фур, но таким тоном, что и Вовчика с Робертом зацепило. Велел ждать в кафешке. На шефа обижаться грех, он деньги вложил, но, как говорят в анекдоте, «осадок остался».

Роб уминал за обе щеки, а Вовчик смотрел на еду с плохо скрываемым отвращением – в него лезла исключительно минералка. Хорошо бы пива или на худой конец популярный в последнее время коктейль «Алко» с разным химическим вкусом, но напарник за руль не сядет – Роб не желал водить. «Каждый должен заниматься своим делом!» – во как.

Знал же, что с утра за баранку, но Лидка, очередная пассия, уговорила. Красивую жизнь ей подавай! Пошли да пошли в «Парус» – модный среди «новых русских» ресторан. Туда, мол, «Сталкер» пригласили на торжество какого-то нувориша, а закрыть заведение то ли денег не хватило, то ли желания. Как Лидка об этом прознала? Удивительно, рекламы не было. Лично Вовчику на эту «не плачь, Алиса» плевать с колокольни, но с любовницей пора завязывать, поэтому пришлось соглашаться. Не любил расставаться со скандалом.

В кабаке уговорила, лиса. Одна стопочка, за ней вторая, и понеслось. Очнулся дома. В голове огромные камни, во рту вонючая пустыня. При малейшем движении камни злорадно перекатывались, а жаркий песок требовал тонны воды, всасывал всю без остатка. Еще и, мягко говоря, недовольная Лидка добавила головной боли, оправдала свое звание «стервы». Рассказала, что он чуть не подрался с быками того крутого и что исключительно благодаря ее недюжинному обаянию скандал удалось замять. Если это правда, то разборки в скором времени обеспечены. А могла и наврать от своей подлой натуры. Знает, что в пьяном виде Вовчик ни черта не помнит и характер имеет вспыльчивый, так что выдумать – вполне в ее репертуаре. Давно он в кабаках не дрался, даже в сильном подпитии. Актриса, чтоб ее.

Шеф подъехал через час. За это время Роб достал своими подколками про отсутствие аппетита. Впрочем, Вовчик не очень-то обращал на него внимание, у него в голове как заведенный крутился голос Державина: «Чужая свадьба, чужая свадьба…» – тот «лесной король» дочь замуж выдавал. Вроде бы.

– Вовчик, дай ключи от тачки, – приказал Игнатий, протягивая руку.

– Зачем? – удивился Вовчик, подавая ключи от любимой «бэхи».

– Связист тебе рацию поставит. Радиотелефон, слышал? – Шеф был, как всегда, внешне спокоен, только искры в голубых глазах выдавали крайнее раздражение.

– Зачем? – переспросил Роб.

– Пойдете по трассе навстречу фурам, и чтоб через каждые пять минут выходили на связь. Приказ ясен? – Игнатий передал ключи Связисту и уселся напротив Вовчика.

– Так точно, – по привычке, но со вздохом ответил Роб.

– Угу, – гукнул Вовчик.

У него, прошедшего только срочную службу, давно выветрилась всякая уставщина, зато в Роба, отставного офицера ВДВ, устав въелся глубже некуда, под наркозом не вырвешь.

– Ты чего, с похмелья, что ли? – строго спросил Игнатий, присмотревшись к Вовчику.

– Есть такое дело, Игнатий, но я нормальный, запаха нет. Две таблетки аспирина с утра заглотил – и как огурец, всегда готов! – Вовчик не стал отнекиваться. Не в его характере врать по мелочам. За то и ценили. Не только за то, но и за это тоже. А Игнатия Федоровича Хошенко называли только Игнатием, что в глаза, что между собой. Не Игнатом, не Федорычем, не по имени-отчеству. Приклеилось.

– Смотри, пионер, спрошу, если что, – вроде как шутливо пригрозил Игнатий, но все знали – спросить может, и у своих в первую очередь.

Он разительно отличался от собственных подчиненных, одетых, как типичные «братки»: черные кожаные куртки турецкого производства, свитера и джинсы. Строгий серый костюм при аккуратно завязанном галстуке сидел как влитой, подчеркивая широкие плечи, отсутствие лишнего жира и вообще молодя. Ни за что не дашь полтинник. Модный малиновый пиджак, цепи, болты и другие непременные атрибуты «нового русского» Игнатий, подполковник ВДВ в отставке, презирал, хотя сам являлся типичнейшим представителем этого класса человечества. В смысле при взгляде со стороны. А если посмотреть из глубины общественной организации ветеранов-«афганцев», председателем которой он являлся, то… тоже «новым русским», куда деваться. Гендиректор ООО «Варяг» с классическими экспортно-импортными операциями – это кто, по-вашему? Плюс крышевание, растаможка и все такое. В данный момент он занимался фурами со спиртом «Роял», которые выехали из суверенного Вильнюса и давно должны были быть сопровождены его архаровцами Вовчиком и Робом в славный город Псков.

– Игнатий, – подходя к выходу, «архаровцы» услышали подобострастное обращение хозяина заведения Мамеда, – давно хотел встретиться, поговорить, и такая удача! Не в обиду, Игнатий.

– Ну… – сквозь зубы процедил шеф.

– Брат недавно звонил, дома неспокойно. – Мамед – дагестанец. В смысле из Дагестана, а какой нации – черт ногу сломит, их там куча. – Семью защитить, жену, детей, маму с папой, дай Аллах им здоровья, трудно.

– Я при чем! – почти выплюнул Игнатий.

– Ты – большой человек, стволы нужны. – Голос скатился к шепоту, да и напарники к этому времени покинули столь гостеприимное заведение.

Нет, серьезно. Ну и что, что пару раз здесь постреляли каких-то «братков»? На репутации это не сказалось. Уютно в нем, и кормили вкусно по приемлемым ценам. Для дальнобойщиков в самый раз.

– Как думаешь, Игнатий оружием занимается? – спросил Вовчик Роба, открывая машину и одновременно любуясь на длинную антенну на крыше своего авто.

– А хрен его знает! – ответил тот. – Не знаю и тебе не советую. Но конкретно про Кавказ сказать могу – туда не продаст, даже если занимается. Заварушка там намечается знатная, а своих под пули батя никогда не подставлял. Ух ты! – без перехода воскликнул Роб, увидев между передними сиденьями большую пластиковую коробку с телефонной трубкой на крышке. – Я такую у чекистов видел. Нет, – продолжил, сняв трубу, – у них диск был, а у нас кнопочный набор. Класс!

– Ага, здорово, – согласился Вовчик. – А с чего ты взял, что заварушка на Кавказе будет? – спросил, заводя машину.

– Ты что, совсем за новостями не следишь? Ну ты даешь! Как только наши туда пойдут, я завербуюсь. Надоело барыг крышевать. Там настоящее дело. – Роб плотоядно улыбнулся.

– Ого, Роб, – удивился Вовчик, выруливая на трассу, – два года тебя знаю, но не ожидал, что ты такой кровожадный. Мне Афгана хватило.

– Что ты понимаешь, пацан! – неожиданно зло произнес приятель. – Думаешь, баранку в Баграме покрутил и все о войне знаешь?

Вовчик вдруг резко остановил машину. Роб едва не влетел лбом в стекло.

– Что ты сказал, повтори? Я – пацан? Думаешь, духов больше моего завалил – и герой? – медленно проговорил водитель. Такой Вовчик был грозен.

«Холодный псих, – называл его Игнатий, – ты как медведь, от которого не знаешь, что ожидать». Зато внешне – прямая противоположность непредсказуемого лесного хищника. Невысокий, жилистый, от природы смуглый – чисто душман с европейским лицом. Сероглазый, тонкогубый, узколицый, тонкий нос с небольшой горбинкой – по словесному портрету кавказец, но нет, не спутаешь. Мадьярские корни виноваты. Владимир Дьердьевич Нодаш, детдомовец. Социальный сирота, отобранный у пьющих родителей.

– Тихо, тихо, Вовчик, успокойся. – Роб пошел на попятную.

Он впервые видел товарища в таком состоянии. Рассказывали – не верил. Слишком безобидно он всегда выглядел, имя уменьшительное присохло – Вовчик, тот не возражал. Не бывал с ним на разборках, не стыковались они там. Знал от ребят и самого Игнатия, своего бывшего комбата, но не верилось. А ведь во всем уступает: в физической силе, в умениях рукопашки, стреляет хуже, а связываться неохота. Точно хищник. Роб попытался стряхнуть неприятное чувство собственной уязвимости.

– Я не то имел в виду! Какой пацан? Мы же ровесники! – Отставному капитану Хасанову недавно стукнул тридцатник, а Вовчику скоро исполнится двадцать девять. – Я с Игнатием на эту тему разговаривал, он утверждает – там будет мясорубка. Хочу нашим помочь, он отпустит.

Вовчик тронул машину. Напарник еле сдержал готовый вырваться облегченный выдох: «Да чтобы я еще раз с ним! Ни за что!»

– Да я не против, Роб, езжай, постреляй. За «пацана» обидно стало, а так я тоже черных не люблю. По одному они ничего, – продолжил после короткой задумчивости, – но как соберутся вместе – ужас. Я помню, с Асланом, чеченцем, как-то водку пили – нормальный мужик. За жизнь потолковали, за баб. А через день Игнатий стрелку с ними забил, чего-то они ему перешли. Водку лишнюю подвезли, что ли? Пришлось пострелять. Больше с ним не встречался. Завалили его там. Возможно, моя пуля…

Спустя минуту добавил:

– После этого новостей не смотрю.

И что у него на уме? Кто его знает. Рядом с Робом оказался совсем другой человек. Не легкомысленный мальчишка, шутник и бабник, а мужик с совершенно непонятными Робу «пунктиками». Сам он новости смотрел всегда, невзирая, пил накануне с покойником или нет.

После третьего сеанса связи, само собой, не через каждые пять минут, а через полчаса, остановились сходить в кусты. Фур на почти сотне километров не встретили, и, как назло, ни одного гаишника, а то бы поспрашивали. Закон подлости! Это когда не надо, они на каждом углу.

Зарядил тоскливый сентябрьский дождь. Помокли, стоя за неотложным делом, обматерили Игнатия, но приказ «Хоть в Вильнюс смотайтесь, но найдите!» никто не отменял. Настроение снизилось под стать дождю. Поехали не торопясь, задаваясь логичным вопросом: «Где ночевать?» Скорей всего, придется в машине, колонна как в воду канула. Игнатий, блин, конспиратор: «Без конвоя надежней дойдут, я не Рокфеллер чужую охрану кормить», а свою на чужую «землю» не пустят. Да и надежность той охраны оставляет желать лучшего, могут и сами груз под шумок умыкнуть. Лучшая защита – непредсказуемость. Что удивительно – фуры всегда доходили! Нынешний сбой первый. Игнатий наверняка уже ищет крысу в своем окружении.

«Первичный передел собственности!» – орали умники с телеэкранов, мол, дальше все нормализуется. Хотелось бы верить.

– Такую страну просрали! – Мрачное настроение все-таки выплеснулось из Роба. Вовчик согласно нахмурился. – Я бы из армии ни за что не ушел, но смотреть, как ее рушат, выше моих сил. Да и семью кормить надо. Жене совсем платить перестали, родителям пенсию задерживают. А цены? Что ни день, то новые! Я б этих правителей из пулемета!

– Чего переживаешь, ты зеленью получаешь, – усмехнулся Вовчик. Просто так сказал, для спора. Скучно. А так был полностью согласен с напарником – беспредел.

– Зелень, – скривился Роб, – вот именно. А где рубли? Деревянные, твою мать. Потому и хочу на Кавказ: за державу обидно. Я не маньяк, мне смертей и в Афгане хватило, но так хочется злость сорвать…

– Значит, маньяк, – закончил за него Вовчик с улыбкой.

– Да пошел ты! – серьезно обиделся Роб. – Сам маньяк каких свет не видел, хуже чикатилы! Вот чего ты не женишься? Хата есть, бабло имеется, бабы к тебе липнут – че тянешь? Тридцатник на носу, когда детей растить думаешь?

– Сам пошел, – буркнул Вовчик и замолчал. Неприятная для него тема, скользкая.

Не мог он с женщиной надолго ужиться. Месяц-два максимум, и как отрезает. Все начинает в ней раздражать. Вроде умница-красавица, а бесит. Кажется, стерва из стерв. Собственно, большинство такими и являлись. Знакомился в кабаках да расплодившихся в последнее время «клубах». Он не задумывался о причинах, винил во всем неудачные знакомства. А на самом деле до сих пор помнил вкус перьев во рту. Старый, почти десятилетней давности вкус от разорванной ночью армейской подушки. Помнил, как после письма Джульетты хотелось выть и застрелиться. Помнил, но глубоко прятал эти воспоминания, стараясь забыть насовсем. Не получалось. Те давние переживания сконцентрировались почему-то именно на вкусе подушки, и больше всего на свете он боялся снова ощутить перья во рту. Неосознанно, не подозревая об этом.

Тогда его спас злополучный конвой на следующее утро. Единственное нападение на колонну, которую пережил за все время службы в Афгане. Дальние обстрелы не считались.

Колонна шла проверенным маршрутом. КамАЗ Вовчика в центре – самом безопасном месте при нападении. Груз не шуточный – снаряды.

– Ты че такой смурной, Вовчик? Давай попи…м, – балаболил сопровождающий груз обкуренный прапор Петрович.

Его то «тянуло на базар», то замолкал надолго. Вставило конкретно, страх ушел. Разве что во время движения на «ха-ха» не пробивало. Хорошая трава – афганка.

Деды отбивали у молодых водил привычку обкуриваться перед выездом. «Вредно для здоровья», – объясняли они очень доходчиво, и это была правда. Банальная авария – самая маленькая беда. Много обкуренного молодняка постреляли из-за заторможенности рефлексов. На учении с закрытыми глазами: автомат – прыжок-перекат – к бою, а когда тебя прет не по-детски – извини. Правда, когда сами становились дедами, некоторые начинали себе позволять, но не Вовчик.

– Молчишь, молчишь, а мне потрещать охота. Товарищ рядовой, я приказываю вам поговорить со старшим по званию! Ну как хочешь, – сказал и заткнулся, погрузившись в очередное глубокомыслие.

Тянулся привычный летний пейзаж. Близкие, но пока еще далекие горы нависали над горизонтом. Жаркий ветер сдувал колесную пыль грунтовки, стрекотали вертушки сопровождения. Ни облачка, солнце в зените. Жара. Не спасали открытые настежь окна. Горячий сквозняк колыхал броники на дверках, и только. Прапор не жалеючи поливал голову из фляжки, иначе сдохнуть можно – организм требовал. Хозяйственный Петрович воды взял с запасом, аж целую канистру. А вот смуглый жилистый Вовчик жару переносил легко, как натуральный афганец. В смысле житель Афганистана, душман.

«У меня за спиной шесть тонн снарядов, – мрачно думал он во время монолога прапора, – хорошо тряхнуть – детонируют. Джуля, как ты могла! – Душа болела. Именно так можно назвать колющую пустоту в груди вместе с невыносимой мукой, которая с тоской имеет лишь самое отдаленное сходство. – Только в смерти избавление, только в смерти… Там нет ничего, а значит, нет боли. Или есть? Проверю. Нет, не сам – это сильно легко, да и Петрович не виноват. Хоть бы духи напали!» Боль не желала отпускать.

Он впервые попал в ситуацию, когда проблему нельзя решить ни силой, ни хитростью, и это не просто проблема – это предательство любимой. Как она клялась в верности! Дольше всех бежала за поездом и упала в рыданиях. Он смотрел на нее, чуть не вывалившись в приспущенное окно. Тогда душа сжималась в тоске от банальной разлуки с изрядной примесью гордости: у него есть девушка, она любит и она дождется! Ждала, заваливая горячими письмами, поток которых… медленно ослабевал, за полтора года постепенно сойдя на нет. Вчера получил последнее, спустя два месяца молчания… Лучше бы его не было.

На серпантине колонна сбросила скорость. Впереди опасное ущелье, очень удобное для засады. Оно, как, впрочем, и вся трасса, проверено на сто рядов авиацией и разведкой всех родов войск, на всех господствующих высотах – батареи прикрытия. Неприятностей ждать просто неоткуда, но уж очень удобное место, опять же – проверенное. Накаркал Вовчик.

Головной бэтээр подскочил на пыльной вспышке, и спустя доли секунды до Вовчика донесся оглушительный грохот усиленного эхом взрыва. Вслед за ним с обоих хребтов ущелья устремились ввысь «стингеры», шесть штук зараз. Оба вертолета рухнули, красиво оставляя за собой черный след. С окрестных гор, чуть ли не с вырубленной зеленки, на колонну обрушился шквал огня. Бэтээры сопровождения огрызнулись в ответ, но ненадолго: лишенные маневра, они стали легкой мишенью для гранатометов, но задачу выполнили – личный состав успел рассредоточиться в складках местности и открыть огонь.

Вовчик действовал тупо, как на учениях. Тормоз в пол – машина встала, дернулась, заглохла. Автомат в руку, одновременно распахивая дверку, прыжок-перекат под днище.

– За мной, боец, над нами шесть тонн взрывчатки! – услышал крик лежащего рядом опытного Петровича.

Не думая, в каком-то отупении перекатился за ним и, пригибаясь, в два прыжка скрылся вслед за прапорщиком в широкой расщелине между большими скальными обломками, невесть откуда взявшимися на обочине. Определил удобное место, пристроил автомат, передернул затвор и доложил:

– Рядовой Нодаш к бою готов!

– Придурок!!! – заорал Петрович, сдергивая его от углубления в камне. Тут же просвистели две пули, выбив из камня каменную крошку.

Вовчик не заметил этого, он находился в тупом ватном тумане. В голове вяло крутилась сладко-страшная мысль: «Скоро…» Сердце, как и все тело, сковало расслабленное нетерпение. Душевная боль ждала развязки.

– Здесь, воин гребаный, не учения!!! Пригнись и не рыпайся! – продолжал разоряться прапор. Смысл слов сквозь вату безразличия Вовчиком больше угадывался, чем слышался.

Обкуренное состояние все-таки сыграло с опытным Петровичем злую шутку (пятилетка в Афгане, пусть и на складе, – это тебе не в каком-нибудь Забайкалье). На секунду забыл о грузе и чуть высунул голову за край камня. На уровне земли, как полагается, но этого хватило. Вжикнувшая граната ударилась в брезент кузова. Раздался хлопок, перешедший в короткий треск рвущихся снарядов. Землю тряхнуло, камни подпрыгнули, по ним застучали и завизжали осколки, спланировали детали машины – от КамАЗа остался только объятый пламенем покореженный остов. Но не это запомнилось Вовчику на всю оставшуюся жизнь. С хрустом лопнувшего арбуза голова прапорщика Нефедова раскололась, срезанная крупным осколком стодвадцатимиллиметрового снаряда их «родной» машины. Тело прапора бросило на Вовчика, развернув вскрытым черепом прямо в лицо. Теплая алая кровь фонтаном ударила в рот, открытый при взрывах согласно вбитым на учениях рефлексам, заодно и густо залив остальные части лица.

«В натуре, у Петровича вместо головы – дыня». Звук расколотого черепа поразил Вовчика сильнее самого факта смерти сослуживца. Как услышал тот звук сквозь грохот взрыва – уму непостижимо! Больше не думал ни о чем. Туман из сознания ушел вместе с рвотой ржавой соленой кровью. Душевная боль сменилась расчетливым холодом и горячим желанием выжить.

Никогда раньше он не стрелял так метко. Цели высвечивались сами по себе, как в приборе ночного видения, предугадывались все выстрелы, направленные в его сторону. Чувствовал опасность, как зверь на охоте. Он стал зверем.

Духи не успели спуститься к разбитой колонне, а может, и не планировали. Заговорили наконец батареи прикрытия, перепахивая оба склона ущелья. Подлетели штурмовики и добавили жару. Афганцы ушли. Скольких убил лично Вовчик и убил ли хоть одного – неизвестно. Он не обращал внимания на поведение целей после выстрела: опасность пропала, ну и славно. Получил заслуженную медаль «За отвагу» и вскоре демобилизовался.

Джульетту, так назвали дочь родители, словно вырезали из сердца. Как ни странно, вместе со спасшим жизнь прапорщиком Нефедовым. Вовчик не горевал на его поминках. Выпил спирта, сколько налили, сказал положенное, и все. Хорошим тот был человеком или не очень, никто из срочников не имел четкого представления. По слухам, занимался контрабандой наркоты в Союз и, опять же по слухам, оружие духам не продавал. По характеру был компанейским, не злобным и в меру жадным, как все классические прапорщики.

Джулю забыл, но рваная подушка продолжала маячить где-то в подсознании.

– То ли дело Европа, там на каждой версте отель, – ворчал Роб, зевая.

Темень из-за дождя опустилась быстро. Теперь не до поиска пропавших фур, переночевать бы в безопасности, а значит – не на трассе.

– Я знаю место, скоро свернем, – ответил Вовчик, – дорога – асфальт, и лесочек от трассы закрывает.

– Да сворачивай в любой свороток, спать охота! Кругом лесополосы.

– Завязнем, – пояснил водитель, – мой «бумерок» – это тебе не джип.

На самом деле не завязли бы, просто Вовчику неохота марать машину, любил он ее.

– А че не взял?

– Не знаю, – пожал плечами Вовчик, – как этого мустанга увидел, ни на что больше смотреть не мог, а была мечта о «Чероки».

– Вот его бы лучше и взял. Кстати, «Мустанг» – «форд», тоже мне водила!

– Да? – делано удивился Вовчик. – Ты мне прямо глаза открыл!

– Да пошел ты! Как хочешь, а я спать. – С этими словами Роб откинул спинку и скрючился на правом боку, нагло закинув ноги в кроссовках на сиденье. Руки сложил под голову.

– Завтра сам будешь сиденье мыть, – проворчал Вовчик.

Роб не ответил.

«Где этот долбаный поворот!»

Поиски вымотали их с Робом до предела. Встреченные гаишники разводили руками, Игнатий брызгал слюной прямо через трубку, приказывал продолжить искать. Заночевать, как стемнеет, а завтра на полном серьезе двигать в Вильнюс. Такая вот перспектива.

«Наконец-то!» – облегченно подумал Вовчик, высветив табличку с цифрой «двести двадцать восьмой километр». Тело расслабилось в предвкушении отдыха, веки потяжелели. Не сдержался, зевнул, не открывая рта, и тут же потряс головой: не пропустить дорогу!

Ее заасфальтировали к приезду самого Горбачева. Дорога вела к какому-то советскому долгострою. То ли свинокомплексу, то ли элеватору – теперь не понять, остались никому не нужные бетонные развалины. Металл, кирпич, шифер – все более-менее ценное давно растащили. Пригодился асфальт. Правда, после этого он стал похож на фронтовую дорогу, но после дождика вполне себе ничего: не забывай объезжать выбоины, и все дела.

В жизни Вовчика случились три крутых поворота.

Первый – детдом.

С ним повезло. Нет, сначала в принципе не повезло. Отец пил и периодически сидел, мать пила и меняла места работы чуть ли не ежемесячно, не поднимаясь выше должности уборщицы. Государству пришлось спасать малолетнего гражданина, и шестилетнего мальчика забрали у родителей.

Повезло с самим детдомом, Вовчик верил в это непоколебимо. Так уверен был, что родителей найти никогда не пытался. Дело в том, что Грязинский детский дом имени Крупской был образцово-показательным учреждением и действительно таковым являлся. Директор детдома, Евгений Николаевич Светиков, любил свое дело до фанатизма и сотрудников подбирал исключительно лично, приглашая чуть ли не со всей страны. Воспитывали в Доме будущих строителей коммунизма, без всякой иронии.

Конечно, без «комплекса детдомовца» не обошлось, но беспредела в интернате не творилось. Вовчика с его взрывным характером мягко направили в секцию самбо, где он особых успехов не достиг, но энергию сбрасывал. Привили любовь к чтению, заставили учиться, и в школе его не только боялись, как всех детдомовцев, но и уважали за знания, списывали контрольные. В учебном комбинате (кто учился в советское время, тот помнит) получил права и «на свободе» пошел по проторенной ими дорожке – поступил в автодорожный техникум.

Второй поворот – Джульетта.

С девочкой из хорошей семьи познакомился, как водится, случайно. В переполненном автобусе передал от симпатичной девушки мелочь на билет и поплыл, забыв обо всем на свете. Она не выдержала веселого напора шустрого «дорожника» и через неделю знакомства, несмотря на детдомовское прошлое кавалера, вопреки увещеваниям родителей «сдалась». Любовь «до гроба». Скорая свадьба, жизнь в шалаше, в смысле общаге – все это случилось бы, если…

Пашка, закадычный детдомовский друг, ввалился в комнату как снег на голову.

– Здарова!

– Здарова!

Сколько лет, сколько зим (семь месяцев, если точно), как ты, а как ты – тараторили, довольные встречей. Пашка пошел в «фазанку» при заводе (которые выпускают слесарей и других рабочих, сейчас их несправедливо обозвали колледжами), но это так, для галочки. Главное, он познакомился с «деловыми людьми» и теперь крутился около них. Держался вальяжно, одет исключительно в «фирму», а это джинсы, дубленка, норковая шапка и тому подобное.

– Приглашаю тебя, братан, в кабак. У меня все схвачено.

– Сдуйся, Пашка, лопнешь! – засмеялся Вовчик.

– Обижаешь! Нет, я серьезно, – сказал, демонстративно вытаскивая пачку «Мальборо», – деньги есть, мэтр знакомый.

– Пошли! – с радостью согласился друг.

Когда еще доведется, на стипендию не погуляешь. И плевать ему, как будет выглядеть! Хотя…

– Я сейчас по комнатам пробегусь, шмотки подберу. – В общаге это легко.

– Давай, давай, – с покровительственной усмешкой прокомментировал Пашка.

У него действительно оказался знакомый метрдотель, который посадил их за отдельный столик, сняв с него табличку «не обслуживается».

– Ты че, Вовчик, совсем умом тронулся? Тебе же только-только восемнадцать исполнилось! Она че, беременная? Нет?! Хоть ты и мой друг, я тебя уважаю, но ты дурак. Я твой шаг не понимаю!

– Эх, Пашка, да как тебе объяснить-то! Люблю я ее, понимаешь? И она меня!

Друзья находились в хорошем подпитии.

– А жить будете в шалаше на ваши стипендии?

– Нет, братан, у меня есть план. Она так и останется в меде, а я курс закончу и брошу. В технаре как раз категорию «Б» дадут, и я сразу в таксопарк пойду. Конечно, сначала придется послесарить за копейки, зато потом… Знаешь, сколько таксисты имеют?

– Да уж лучше тебя! А жить где?

– Если с общагой обломится, домик в Париже сниму, там за копейки можно.

– В этом бичевнике? А колбаску, фруктов с рынка бабе покушать, не в обиду тебе, братан, а на подруг в фирменных шмотках она как смотреть будет? Тебе это как, братан?

– Давай не будем о грустном! Годик потерпим, мы с ней все это обсуждали, – расстроился Вовчик. Болезненная тема – безденежье.

– А про армию – забыл? Тебя же сразу загребут.

– Откошу, – отмахнулся Вовчик, расстроившись еще сильнее.

– У тебя что, блат в военкомате?

– Прорвусь как-нибудь, не переживай! – больше для себя сказал, для уверенности, а настроение, несмотря на выпитое, опустилось дальше некуда. Практически протрезвел.

– Ладно, Ромео, вижу – у тебя все серьезно, – сказал после участливой паузы Пашка, – отговаривать бесполезно. Но для чего нужны кореша? Правильно, чтобы помогать друг другу! Вспомнил я одно дело, верняк! Для себя берег, но чего уж теперь, тебе нужнее.

– Воровать я с тобой не пойду, – решительно заявил «Ромео». Был у них опыт в детдоме – попались. Вовчику этого хватило.

– О чем ты молотишь, какое воровство? – возмутился Пашка. – Я деловой человек, и знакомые у меня будь здоров! Кстати, в военкомате блат имеется, могу замолвить словечко.

Откуда у восемнадцатилетнего бывшего детдомовца такие знакомства? Тогда Вовчик об этом не задумался. И дело Пашке «вспомнилось» как нельзя кстати. Хотел поверить другу и поверил, очень уж деньги требовались.

Задача элементарная: перегнать машину с грузом из пункта А в пункт Б. Очередь из желающих совершить сей подвиг огромная, но Пашка замолвит слово, доверят дело исключительно Вовчику. Путевка, накладные, талоны на соляру – все чин чинарем. Расчет по прибытии, обратно на поезде. Езды туда полдня, обратно столько же – всего сутки работы. Вовчик, отогнав сомнения, согласился.

Задержали его на втором по счету посту ГАИ. Летеха оказался въедливым, заметил нечеткость печати в накладной. И пошло-поехало! Вовчика закрыли, он «включил дурака». Мол, подошел незнакомый мужик на рынке, разговорились, он и предложил заработать. Да, как дурак согласился. Сам мужик должен был встретить в конце трассы. Нет, не задумался, что похищенное везет, откуда? Я сам детдомовский, деньги позарез нужны. Если бы не отец Джульетты с его связями, то пошел бы честный детдомовец по этапу. Не вынесло отцовское сердце плач дочери, но с условием – сразу в армию.

Доказуху лично на него не нарыли, а «чистосердечку» упертый задержанный не подписывал. Небольшая суета в милицейских верхах – уважаемый человек попросил, и Вовчик под подпиской. Следующий этап – военкомат с горячим заявлением о немедленном призыве на службу Родине, и застучали колеса поезда, увозя команду на юг. Тогда Вовчик еще не знал куда, да ему было без разницы: сердце грела любимая Джуля, и она дождется! Всего-то два года.

Третий поворот – злополучная колонна, где Вовчик стал зверем.

Общество «афганцев», «сухой закон» с расцветом «паленой» водки, открытие первых кооперативов, рэкет, крышевание – крутым поворотом не считаются. Просто покатился по проторенной ветеранской организацией дорожке. Мстить Пашке, искать встреч с Джульеттой после армии не стал. Забыл о них. По крайней мере, очень хотел забыть.

«От знака четвертый поворот, – помнил Вовчик, – не пропустить бы. – И стал считать: Первый… второй… третий…» – и словно со стороны услышал визг тормозов, юз колес по мокрому асфальту и глухой удар. Будто кто-то другой нажал на тормоз, не сам. Не обращая внимания на ругань свалившегося Роба, Вовчик выскочил из машины.

За секунду до этого буквально в двух метрах от капота материализовалась, иначе не скажешь, девушка, вернее, молодая женщина в ослепительно-белом платье. Точнее, светилась вся девушка вместе с одеждой. Непонятно отчего – свет фар такие переливы всех цветов радуги не дает. Женщина удивленно смотрела на приближающийся автомобиль и даже не попыталась отпрыгнуть в сторону. Вовчик на полнейшем автомате вдавил педаль тормоза. Она сложилась на капот и отлетела, исчезнув из света.

«Хорошо, что я медленно ехал, – пронеслось в голове, – но какая же она дура! Наверняка сумасшедшая». Про внезапное появление, про странное свечение задуматься не успел, сейчас главное – оказать помощь.

Женщина лежала на спине с открытыми глазами, в которых застыло безмерное удивление. Зрачки расширились так сильно, что радужка практически отсутствовала. Переливчатое свечение окружало ее неосязаемым, но задерживающим дождь коконом. На лице, на длинных темных волосах, собранных изящной заколкой, на идеально белом платье, напоминающем римскую тунику, не замечалось ни пятнышка грязи. И еще она поражала идеальной, какой-то кукольно-правильной бездушной красотой при полном отсутствии косметики.

– Эй! Девушка, ты меня слышишь? Ты жива? – Вовчик опустился перед ней на колено, боясь прикоснуться. Откуда страх, откуда свет, откуда взялась на пустой дороге, наконец, где грязь, которая должна была заляпать хотя бы платье, – эти мысли старательно гнал от себя, оставлял на потом.

Женщина не обращала на него внимания.

«Без сознания? Может, вовсе мертва? Как убедиться?»

С трудом преодолев иррациональный страх, буквально продавливая ставший невероятно плотным воздух, Вовчик прикоснулся к идеально чистой шее. Сердце девушки бешено колотилось. Приложив еще немало усилий (вдобавок и руки отказывались слушаться), ветеран боевых действий вяло хлопнул ее по щеке. А хотел дать увесистую пощечину. Обдумать эти чудеса не успел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю