Текст книги "Точка отсчета"

Автор книги: Вадим Крабов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Однажды Вовчик остановил очередную веселую историю о лоосках, которую рассказывал Ермил, пожалуй, самый озабоченный из всех новобранцев.

– Стой! Не говори больше о лоосках. Никогда. – Ермил от неожиданности замолчал. Чик бросил взгляд в сторону далеко отсевших рабов. – Им, – сказал, повернулся к Ермилу и продолжил, понизив голос, – очень больно. Я это знаю, – добавил в повисшей тишине.

– Так это… – растерялся Ермил, – а ты?

– Для меня одна госпожа – верховная жрица, а для них – весь храм, все лооски.

– Так это… – Ермил совсем потерялся, – а-а… если мы заговорим о ней?

– Я отойду, – ответил Чик.

Тишина сгустилась.

– Так это… – недалекий Ермил не мог остановиться. Саргил помог ему сильным тычком локтя. – Ой! – вскрикнул Ермил и наконец заткнулся.

Чика уважали. К нему тянулись. Не только потому, что он быстро догнал в умениях остальных баранов, а кое в чем и перегнал, но и потому, что был в нем какой-то стержень. Трудно объяснить какой, но совсем не рабский. Небольшая гелинская[6]6
  Гелины – древний народ, предок народов, населяющих центральные земли ойкумены. Считается «просвещенным» в отличие от «варварских» окраин.


[Закрыть] спесь перед варваром (откуда у крестьян возьмется большая?) быстро сошла на нет, а о том, что он раб, так и вовсе забыли. До нынешнего разговора.

– Кхм, – кашлянул Архип, привлекая внимание, – был у нас в деревне интересный случай. У общинного старейшины была внучка. Красивая, как, – сделал мимолетную паузу, – альган…

Первым прыснул Саргил, за ним захохотали остальные. Напряженная тишина разрядилась.

Через несколько дней к Чику подошел Гладий:

– Спасибо тебе, Чик.

– Не за что, я хорошо вас понимаю. – Рабы впервые заговорили между собой на такую тяжелую тему.

– Я служил в храмовой библиотеке. Больше ничего рассказать не могу, сам понимаешь. – Чик согласно кивнул. – Ты совсем не похож на северного варвара. Все описанные северяне беловолосые, почитают разных богов, главный из которых Один.

– Я знаю. Надо мной в детстве смеялись, мать была южанкой. Воины меня игнорировали, поэтому пришлось пойти в торговлю, поэтому меч в руках не держал. У нас купцов не трогают.

– Хорошая история, – похвалил Гладий, – понимаю тебя.

Больше они о личном не разговаривали.

А маленький Вовчик в стеклянном кубе упорно, методично, со злым остервенением долбил и долбил по стенам тюрьмы без входа и выхода. Стену лбом не прошибешь – это не о нем. Он в принципе отринул пустые рассуждения. Бить и кричать – все, что ему оставалось. С шашкой на танк, и плевать на смерть! Впрочем, мысль о преждевременной кончине не возникала ни на мгновение – его переполняла жажда свободы, и никаких сомнений. Рано или поздно он пробьет стену! Голым кулаком. Свято в это верил.

Глава 4

– Слышали, парни, – Архип вбежал в казарму перед самым отбоем, – нас скоро на север переводят.

– Откуда знаешь? – набросились на него чуть ли не хором. Все знали, что предстоит подготовка в лесном лагере, но когда?

– Случайно услышал, как Трифон с Никеем разговаривал. Тот говорил нашему, что четыре месяца, как бараны занимаются, не забыл, что в лес пора. А Трифон ответил ему с усмешкой: «Мои давно готовы, о них волки зубы обломают, а вот твои…» Дальше не слышал.

Никей – наставник другого десятка баранов – рекрутов. Трифоновская команда пересекалась с ними на стрельбе из лука. Такая же деревня и трое рабов. По-настоящему стрелять никто, разумеется, не научился, этому с детства годы посвящают, но в ростовую мишень с полусотни шагов в последнее время чаще попадали, чем мазали. Чик оказался одним из лучших. Сказалась природная ловкость, верный глаз, повышенная скорость обучения, как у привыкшего к большим информационным потокам, стремление к Служению.

Трифон искренне горевал, что Чик – раб.

«Какой воин пропадает! Неужели все северные варвары такие? Как они у себя его проглядели? Он же только здесь впервые меч в руки взял. Вот дурные! Подумаешь, смуглее их! Жаль, очень жаль. Не в первом, так во втором рейде погибнет, жрицы не отступят…» – Он сам вышел из разведчиков-наемников, поэтому прекрасно знал всю орденскую кухню по поиску ценного «сырья» в пятнах. Сам, будучи командиром отряда прикрытия, неоднократно без зазрения совести посылал рабов на верную смерть, а к этому… прикипел, что ли?

Было в нем что-то неправильное, особенно во взгляде. Преданный, как у всех рабов, но… как сталь в глубине. И соображает лучше «свободных» деревенских, и десяток к нему тянется. Где это видано – к рабу?! Может, потому, что он раб самой Верховной? Кто знает, раньше таких к разведчикам не отправляли.

О переезде в другой лагерь объявил сам Трифон:

– Вот вы, бараны, и дождались. В эту декаду поедете с другими баранами в лес. Не в пятно, хлипковаты вы для этого, а в лесной лагерь. Там продолжат гонять вас, дарковых выкидышей, но перед этим проверка. Все помнят о состязании? Так вот, оно состоится послезавтра. Готовьтесь, дарковские отродья! Только попробуйте мне не выиграть у Никея!

Состязание – традиционная проверка навыков баранов. Команды составлялись из учебных десятков и соревновались друг с другом. Стрельба из лука, сражение десяток на десяток и кульминация – лучшие бараны один на один. Мечи затуплены, стрелы – болванки, медные шлемы – крови никогда не бывало, но тем не менее ажиотаж во всем прихрамовом лагере всегда стоял нешуточный. Делались ставки, кипел азарт. Развлечение, дарк его раздери! Город Месхитополь всего в пяти милях, но кто ж туда отпустит служивых? Одна отрада – храм всего в двух милях, можно «спустить пар», но редко, в увольнительные. Это касалось исключительно наемников и свободных храмовых воинов. Бараны-рекруты не в счет, не говоря о рабах. Так что к празднику готовились. В этом году состязались четыре учебных десятка. Два из рекрутов, два из наемников. Наемные изначально сильнее, чтобы туда попасть, надо конкурс пройти, поэтому интрига у рекрутов была исключительно внутренняя: Трифон или Никей.

Рабы к самим состязаниям не допускались, они выступали «на разогреве» перед кульминацией. В этих «выступлениях» правил не было, могли поставить любого против любого. Да хоть из храма кагана привезти! Об этом многие мечтали – вот было бы зрелище!

– Разойтись, стадо! А ты, Чик, ко мне!

– Жду приказаний, господин десятник! – доложил он, подлетев к начальству.

– Ты вот что, – Трифон в задумчивости пожевал губами, решая, говорить или нет, – я слышал, кагана собираются привести. Говорят. Но это каждый год говорят, а был он пять лет назад. Ты присмотрись к нему, если он будет. Альганы похоже двигаются. Все, бегом за остальными! – Зачем рассказал? Без толку. Столкнется в пятне с альганом – точно не жить.

– Слушаюсь! – Чик развернулся и побежал к выстроившимся для выдвижения в столовую баранам.

В глазах одна преданность и готовность служить. Ни удивления, ни благодарности, ничего другого. Раб есть раб. У Трифона неожиданно кольнуло сердце. От… жалости? Себе он в этом не признался.

По традиции наставники не вмешивались в подготовку баранов к состязанию. Им давался свободный день, и все.

– Чего думать-то! – горячился Ермил. – Закидаем стрелами – и вперед! Побьем мы их, видят боги, побьем!

– Конечно! – язвительно прокомментировал Саргил. – Как на празднике солнцеворота, стенка на стенку! Нас двенадцать, а их четырнадцать. Забыл? Учили их так же, как и нас. Сомневаюсь я в победе.

– Точно! – поддержал его задумчивый трусоватый Кастор и украдкой глянул в сторону Чика. Он в обществе других рабов сидел в стороне, не принимая участия в обсуждении. – У них два здоровенных бергата[7]7
  Бергат – аналог земного медведя, но крупнее. Считается самым сильным зверем.


[Закрыть] есть, руки что твои ноги! Не хотел бы я с ними столкнуться.

– Стра-а-ашно, Кастор? – поддразнил его Архип. – А ты, Саргил, что предлагаешь? Дельно скажи, не гневи богов сомнениями.

– У Чика спросить, – спокойно выразил общее мнение Саргил. Эта мысль давно витала в воздухе.

Рекруты дружно повернулись к рабам. Те занимались кто чем, в частности Чик штопал амуницию.

– Чик, а Чик, – начал говорить Архип, – ты слышал наши споры?

Он ответил после томительной паузы.

Слышать-то он слышал, но это никак не относилось к Служению. Прислушался к чувствам. Пользы нет, но и противоречия с главной целью, со Служением ордену, не заметил.

– Слышал. Детские игры это. Но если это так важно для вас…

– Важно, Чик, очень важно, – горячо перебил его Архип, – нас Трифон убьет, если мы проиграем! – Наткнулся на недоуменный взгляд Чика и поправился: – Пусть не убьет, но загоняет – точно! А после запорет. Он азартный, наверняка на нас поставил. – Взгляд Чика не изменился. – Да нам охота уделать этих никеевских баранов! – бросил последний аргумент. – Тебе разве все равно?

Остальные парни тоже загомонили.

– Эх, жаль, Чик, что тебе с нами нельзя, мы бы их точно уделали! – прорвался возглас Ермила.

– Хорошо, – заговорил Чик. Остальные замолкли. – Служению это не мешает, а может, и помогает, как лишняя тренировка.

Сказал и неожиданно почувствовал странное чувство, какое-то давно забытое… нет, не вспомнил. Да сильно и не напрягался, но ощущение понравилось. А чувство это самое обыденное для любого человека – свобода выбора.

В стеклянном кубе от мощного удара разбитой в кровь рукой появилась слабенькая трещинка. Он взревел и, не обращая внимания на боль, продолжил упрямо стучать по давшей слабину преграде.

– Гладий, ты в библиотеке служил, – обратился он к безразличному рабу, – читал о сражениях?

– Служил, читал, но не могу сообразить… – честно задумался, – это не относится к Служению.

– Относится, Гладий, я чувствую. Это лишняя тренировка, вспоминай.

– Не относится, Чик, – не согласился с ним бывший библиотекарь, – я по-прежнему не могу сообразить, – сказал без всякого сожаления.

– Но про варваров же вспомнил! – не согласился с ним бывший землянин.

– Не знаю, – пожал тот плечами, – теперь вспоминаются книги и… не вспоминаются. Много времени прошло. Когда я о варварах рассказывал? Давно. А что я тебе говорил? Не могу вспомнить…

Рекруты изумленно замолчали. Еще одна сторона рабства, о которой никто не задумывался: «лишние» знания забываются. Не зря их считали тупыми, поэтому и не вводили поголовно. В смысле рабство магическое, а «простое» – сколько угодно.

«Я тоже забываю? – испугался Вовчик. – Нет, непохоже. Спасибо, богиня Флорина, что не даешь забывать! – На душе разлилось нежное тепло, которое тут же сменилось тягостным стыдом. – Как я мог, как я мог!» Слово «кукла» не прозвучало даже в мыслях.

– Чик, – с тревогой спросил Архип, – ты тоже?..

– Нет, – очнулся раб, – я помню. О чем? – Рекруты замерли. – Ах да! Как победить четырнадцать баранов. Верно?

Парни переглянулись.

– Заманить в засаду, расстрелять из луков. Оставшихся добить, – продолжил Чик.

Раздался общий облегченный выдох.

– Я думал об этом, но как? – спросил Саргил.

– Поле, где мы обычно тренируемся, так? – рассуждал раб. – Количество воинов известно, так? Оружие у всех одинаковое? – Мысль постепенно раскручивалась. Остальные живо уловили суть и принялись обсуждать. Задорно, с молодой горячностью, с жаркими спорами и, главное, с надеждой.

В Месхитии шла зима. Баранов одели в суконные туники подлиннее, выдали суконные обмотки на ноги, плотные льняные плащи с подкладкой – вот и все отличие зимнего обмундирования от летнего. Температура по ночам не опускалась ниже десяти градусов. О том, что на дворе зима, напоминали только частые холодные дожди да ставни на окнах. Зелень, на взгляд Вовчика, лишь немного потускнела. Единственное существенное отличие – не было цветов.

В день состязания повезло: дождь, несмотря на затянутое небо, не пошел, а тратить Силу на укрытие от стихии лооски не собирались. С учебного поля убрали полосу препятствий, кроме двух ям с водой, сколотили трибуну с навесом. На ней разместилось лагерное начальство, к которому присоединилась сама Викария. Возле нее пять младших жриц и десяток служек. Вокруг поля распределилась почти тысяча зрителей – весь личный состав прихрамового военного лагеря, главного военного центра Месхитинского ордена Родящих. Срединная жрица Викария, она же мастер ордена (полноценный маг), занимала должность приора – отвечала за военную силу месхитинских Родящих. Младшие жрицы – лагерные целительницы, в магии – ученицы, а служки – ученицы во всем. Им больше всех не хватало праздника, и наконец он состоится. Долгожданный отдых и развлечение.

Праздник чувствовался во всем: от нарядных одежд до игры настоящего оркестра из флейт, свирелей и барабанов. Атмосфера звенела предвкушением увлекательного события. Не хватало транспарантов, шариков и торжественных призывов через громкоговорители. Извините, ошибочка: мегафон был.

Комендант лагеря, Антифий, поймав кивок Викарии, объявил через раковину большого моллюска начало состязания. Усиленный магией голос пронесся над всем двухсотшаговым полем. Веселый гомон стих, музыка смолкла.

Все бараны с восторгом пялились на далеких жриц в ярких одеяниях, не говоря уже о рабах. Те смотрели с радостным облегчением, тоска в их сердцах сменилась благоговением. Кроме Чика. Он, как остальные бараны, восторгался недосягаемой красотой, понимал положение жриц и свое собственное, вожделел, завидовал их приближенности к его богине, но привычная тоска не отступала. Самой Верховной рядом не было.

Первой прошла стрельба из лука. Ученики-наемники оказались вне конкуренции, а среди рекрутов с перевесом в два очка победили никеевцы. Скидок на численное неравенство не делали.

По жребию учебный бой между рекрутскими десятками должен состояться последним. Схватки с наемниками что трифонцы, что никеевцы проиграли с треском. Раненых быстро, не жалея бальзамов и собственных Сил, подлатали младшие жрицы. Не был бы Вовчик рабом, он восхитился бы местной медициной, а так… воспринимал как должное. Эликсиры и бальзамы залечивали многочисленные травмы буквально за одну ночь, а перелом ноги сращивали за два дня. Однажды Кастора носили в лазарет – вернулся сияющий от счастья. Еще бы, там жрицы-целительницы. Хватило простого общения, любовное приключение обломилось. Баран, да еще и рекрут – извините.

Бой между рекрутами состоялся во вторую четверть дня. Многие зрители разошлись отдохнуть в преддверии выступления кагана (привезли его в этом году!) и индивидуальных финальных схваток. Смотреть их после кагана не так интересно, но традиция есть традиция, рабы предваряют экзамены баранов.

Трифон стоял, сжав кулаки, и горячо молил Гелиона о победе. Ставка сделана, соотношение один к полутора в пользу Никея, но не в этом суть. Спор давний, ежегодный, и пока счет был равным. Очень хотелось утереть нос и вырваться наконец вперед, а то всегда догонял. Честно говоря, на этот набор надежда была слабая. Одно в этом году удивляло наставника, одновременно вызывая досаду: необычный Чик, но сейчас не о нем.

«Что они делают, идиоты!!!» – чуть не в голос застонал Трифон, и было от чего. Его бараны не выдержали и бросились в самоубийственную атаку.

Началось как обычно. Десятки с разных концов поля медленно сходились, изредка перебрасываясь стрелами. С такого расстояния – больше наудачу. Вдруг трифонцы с диким воем рассеянной толпой побежали на сближение. Никеевцы, секунду помешкав, предприняли массированный обстрел. Казалось бы, все кончено, но не тут-то было. Попасть в движущуюся зигзагом мишень непросто, тем более баранов этому не учили. Атакующие отделались четырьмя баранами, упавшими в лужи на скользком перешейке, и вырвались на половину противника. Всего восемь против четырнадцати. Никеевцы взревели и, побросав мешающие луки, кинулись на легкую добычу. Трифонцы мгновенно собрались вместе и встретили их… градом камней. На мгновение опешив и окончательно озверев, никеевцы бросились на оборзевших наглецов. А те оказались трусами! Развернулись и по узкой дороге между лужами побежали назад, на свою половину. Все, проиграли. Даже если не удастся положить всех – поле боя за ними, а значит, и победа. Но их всего восемь – лягут все.

Пробежав узкий, шириной всего три шага, проход между лужами, трифонцы дружно развернулись, ощетинились мечами, прикрылись щитами, тем самым перекрыв дорогу. Четыре воина в ряд – этого хватало. Десяток Никея взвыл еще злее и с ходу налетел на трусов. Точнее, попытался налететь. На них в упор, сбивая с ног, посыпались стрелы. Отовсюду. Четыре лучника из заднего ряда по фронту, по двое лучников с флангов, прямо из холодных луж. Вода доставала им до колен, полные колчаны и луки оказались сухими. Азартный вой сменился стонами, и, когда половина никеевцев попадала на землю, трифонцы ударили в мечи, добивая деморализованного противника.

Добили, не успел удивленный Трифон досчитать до ста. Его разгоряченные бараны не сразу заметили, что враги кончились. Семеро оставшихся на ногах рекрутов недоуменно потоптались, озираясь вокруг диким взглядом, и заорали, вскинув руки: «Победа? Победа-а-а!!!»

Изумленный Антифий объявил победу трифонцев только после этих криков. Давно он служил комендантом, но такого тактически правильного сражения у баранов, тем более рекрутов, не видел. На том «перешейке» засада всегда напрашивалась, но чтобы бараны, да так продуманно – никогда.

– Красиво, с выдумкой, – заметила Викария. Она была вынуждена смотреть на скучные однообразные сражения, но терпение вознаградилось, – наемные бараны такого не придумали, а тут рекруты!

– Не скажи, госпожа приор, – возразил ей комендант, – у наемников такое не прошло бы. Они бы заметили лучников в лужах и не бросились в узкий проход. На нем засада так и напрашивается. Хотя, – на секунду задумался, – камни в лицо кого угодно разозлят. Ты права, госпожа, все продумано.

– Трифон, дарки его раздери, неужели сам руку приложил? – возмутилась Викария. – Это запрещено! Распорядись, Антифий, ко мне его, допрошу.

– Как будет угодно госпоже, но хочу заступиться. Трифон – хороший наставник, традиции знает прекрасно, и я с ним давно знаком, как и с Никеем. Не станут они нарушать, у них давний честный спор, и оба ведают, чем грозит нарушение правил.

– Ручаешься? – переспросила жрица.

– Ручаюсь, госпожа приор!

– Что ж, верю. Тогда выясни, кто там в его десятке такой умный, и ко мне. Да, почему их двенадцать?

– Слушаюсь, госпожа приор. У них один рекрут, к сожалению, выбыл полностью, а потом я отправил к Трифону раба Верховной, по твоему…

– Антифий, – перебила Викария, – раба ко мне. В храм, завтра. Без шума, понял?

– Слушаюсь! Перед отправкой в эритопольский лагерь он понесет тебе сведения о северных варварах, – добавил после секундного раздумья. – Это никому, кроме тебя, не интересно. Я правильно понял?

– Совершенно верно, Антифий, я ценю твой ум.

– Рад служить тебе и всему ордену Пресветлой!

Состязания продолжались.

Гвоздь программы, редкий «гость» состязаний – каган. Взволнованные зрители галдели в ожидании представления. Вернулись те, кто уходил перекусить или просто отдохнуть на время неинтересного сражения баранов-рекрутов. Теперь они отчаянно завидовали тем, кто оставался. Пропустить такое зрелище! Но ничего, предстоящее выступление еще более захватывающее.

Семеро рабов сидели в стороне, отгороженные от тренировочного поля редкими оливковыми деревьями. Замерли, с вожделением глядя на далекую трибуну. Один Чик порадовался за себя, точнее, за свое участие в Служении, которому на пользу такая тренировка, он чувствовал.

В конце второй четверти дня[8]8
  Сутки на Гее делятся на четыре периода: утро, день, вечер, ночь. Каждый еще на четыре части – четверти. Они не равноценны в разные периоды. Дневная четверть самая длинная, около двух часов. Такая структура сложилась с учетом длины тени в солнечных часах.


[Закрыть] со стороны расположения учебных десятков к ним вышла служка. Девушка, практически девчонка, в черной зимней суконной тунике до пят. Естественно, красивая, зеленоглазая и удивительно рыжая, что необычно для Месхитии. Рабы вскочили и поклонились «младшей госпоже», их лица засияли.

Девочка по-воровски оглянулась, зло сморщилась и процедила сквозь зубы:

– Идите в оружейку, скоты, будете биться с каганом. Бегом, вонючие дарки!!! – в конце сорвалась-таки на крик.

«Эта Валерия у меня дождется, придет мое время! Ну, тварь безродная, погоди. Мой потенциал выше, я потерплю… – Послать служку сообщить рабам вещи, которые мог приказать любой десятник, – явное оскорбление. – Еще и поглядывала, корова…»

Но что поделаешь, если Валерия – младшая жрица, а ты служка-первогодок. Ну и что, что ты чистокровная архейка почти царского рода, а она дочь практически безземельных благородных, неизвестно как получивших архейство, – служение Пресветлой нивелирует разницу в происхождении. А совсем безродных девочек к служению не допускали. Если в деревнях или городах жрица натыкалась на склонную к Силе Лоос девочку, то в первую очередь проверяли ее происхождение. Не благородных, а тем более рабов или приписных попросту убивали. Иногда проводили рейды по городам и селениям. «У носителя Силы должна быть хоть капля архейской крови», – записано в уставах всех орденов. С чего это пошло – сокрыто за семью печатями. Возможно, Хранящие знают, но не распространяются на эту тему. Не все «склонные к Силе» попадались в сито проверок, некоторым удавалось сбегать. Так появлялись бродячие ведьмы и колдуны, о которых в народах Геи ходили легенды. Как злые, так и добрые.

– Ох уж эта традиция, – поморщилась Викария, глядя на неуклюжее выстраивание рабов, – с каганом должны биться настоящие воины.

Комендант промолчал.

Она немного покривила душой. Раб-каган только этим и занимался, повышая квалификацию, обучая воинов и телохранителей. Его сдавали в аренду царям, князьям, другим орденам. В принципе любому, кто заплатит и с кем у ордена нет натянутых отношений. В Месхитопольский храм он вернулся два дня назад из Гвинейского княжества за новым назначением и два месяца в обязательном порядке проведет здесь, в прихрамовом лагере. Разумеется, не для публичных выступлений, а для занятий с орденской военной элитой, «Зеленой Гвардией». Гвардейцы из представительств ордена в разных городах Месхитии со вчерашнего дня начали подтягиваться в Месхитополь.

Никакой тактики и стратегии у рабов не было. Приказано тупо, со всем рвением по команде – свисту десятника Спиридона, наставника баранов-наемников, – навалиться на кагана со всех сторон, а до свистка, когда появится, окружить на расстоянии десяти шагов. Это представление, а не серьезное состязание. Тем не менее рабам выдали то же, что и другим баранам. Медные шлемы по типу римских с защитой скул и переносицы, легкие круглые щиты, короткие затупленные мечи из дрянной стали.

Каган вышел на поле странно мягкой, по-кошачьи плавной и в то же время быстрой походкой. В душе Чика торжество Служения буквально запело. Он – свой и одновременно чужой, подобные ему – цель Служения. Они мешают ордену и лично Верховной, а значит, должны быть уничтожены. Но конкретно этот – свой, у него стоит поучиться. «Благодарю тебя, Трифон, что подсказал! Я сам не понял бы все так четко. Как ты мудра, богиня! Знала, куда направить меня, недостойного…». Мысль пролетела во время медленного приближения к остановившемуся в расслабленной позе кагану. Высокий, за два метра, стройный, узкоплечий, длиннорукий, длинноногий, – казалось, жердь или тростинка, но нет – сила чувствуется во всем, а про ловкость и говорить не стоит. Застыл – не шелохнется и шел – ни одного лишнего жеста. Чик фиксировал все наблюдения, откладывая увиденное и прочувствованное «на потом».

Длинные черные волосы заплетены в толстую косу, которая ниспадала по спине до поясницы, прикрывая скрещенные короткие узкие мечи. Рукояти, обмотанные кожей, выступали над плечами, но драться он будет двумя точно такими же мечами, как у других рабов. Он держал их в обманчиво тонких руках с изящными ладонями. С первого взгляда понятно – не человек, хотя очень похож на негра – баскетболиста-дистрофика. Исключительно чернотой кожи, но не лицом. Лицо вытянутое, с тонкими чертами – совсем женственное и в то же время абсолютно жесткое, мужское. Уши маленькие, без мочек, немного вытянутые вверх, что создавало впечатление остроты. Большие глаза с желтой радужкой были прищурены и ничего не выражали. То есть абсолютно ничего, даже безразличия. В центре лба проступала зеленая общехрамовая рабская печать.

Темный эльф, как их описывают в фэнтези, но Вовчик таких книжек не читал и фильмов не видел. Для него он так и остался каганом. Кстати, его так и назвали, Каган. Без затей. Редко удавалось обратить этих нелюдей в рабство. Теперь и вовсе остались десятки – войны давно не было, а с ней и раненых пленных. А вытащить подраненного кагана из пятна специальной командой «охотников», обычно этим промышляли разбойники, удавалось раз-два в год, и не факт, что удастся поработить. Ценные кадры – рабы-каганы, ничего более не скажешь.

Раздался короткий свист, и семеро рабов бросились на Кагана. Чик держался позади. Первый раб, им оказался Алексий из десятка Трифона, подбежал сзади. Каган тягуче-плавно одновременно со слитным поворотом корпуса шагнул в сторону и через спину провел рукой на уровне лица человека. Раздался звон меча о шлем, и раба снесло на другого противника. Второй меч, независимо от первого, чуть отклонил клинок третьего раба, и тот сам наткнулся шлемом на округлое, специально затупленное острие. Чик мог бы поклясться, если бы не был рабом, что каган успел отвести наконечник от глаза. Звон, и этот противник валится на четвертого. Чуть позже отлетел пятый, падая на шестого. Все движения нелюдя внешне казались медленными, плавными, но на самом деле были очень стремительны. Как Чику удавалось их разглядеть – загадка, и как удалось подставить щит под удар первого меча – тоже. Рука мгновенно онемела. Попытался разорвать дистанцию – не успел. Вторым мечом Каган бесхитростно ударил его по шлему. Чик видел приближение клинка, но закрыться или увернуться не сумел. Из глаз брызнули искры, и навалилась темнота. Схватка заняла несколько секунд. Чик вырубился последним. Взгляд Кагана по-прежнему ничего не выражал.

Публика в восторге ревела. Потешные неуклюжие рабы разлетались, натыкались друг на друга. Стоял звон от ударов по шлемам, хруст щитов. Но каков Каган! Стоял на месте, слегка покачиваясь. Изредка делал короткие шажки и повороты, мечи неуловимо проблескивали. Как ему такое удавалось? Только к последнему пришлось подойти на шаг – раб пытался уклониться, но куда там! Похоже, Каган получил приказ бить исключительно по головам. Жаль, хотелось бы крови, но ничего, и так вышло весело.

Мастерство баранов-поединщиков намного уступало каганскому умению, но разгоряченные необычными событиями зрители и их восприняли на ура. В финале победил баран-наемник, его схватка закончилась уже в приближающихся сумерках. Зима как-никак. Остались только самые преданные болельщики, поставившие на финалистов спорщики и руководство во главе с Викарией. Ну и служки с баранами со своим начальством каждые.

Праздник в этом году удался. В казарме и рекрутам с рабами перепало – поставили бочонок вина. Парни на радостях перепились, а рабы только пригубили: противоречит Служению, чтоб его! Чика справедливо объявили героем дня, но сам он с этим категорически не согласился. Совершенно искренне.

Трифон ранее подходил к нему, когда раба только-только облили водой, приводя в чувство, поздравил с победой над никеевцами.

– Я не участвовал в битве, господин десятник! – удивился Чик.

Трифон, покачав головой, хмыкнул. Остальных он поздравил позже уже в расположении десятка и самолично откупорил бочонок.

– Заслужили, – сказал с довольной улыбкой, – но завтра подъем без поблажек, бараны! – развернулся и отправился праздновать сам.

Солнце заторопилось за горизонт, времени пить почти не оставалось, и ребята набросились. Еще бы! Четыре месяца воздержания.

Утром на них было жалко смотреть. Запыхались от обычного утреннего кросса, кусок в горло не лез. Не будь Чик рабом, непременно подколол бы, а так… смотрел с осуждением.

– Чик, ко мне! – Трифон оторвал раба от еды. Обратился странно: сильно нахмурившись, словно раздирало его внутри.

– Жду приказа, господин десятник! – По Трифону совсем не заметно, что он с похмелья. Что значит старая гвардия!

– Правильно, что ждешь. – Задумчиво помолчал и продолжил: – Приказ такой: отправишься в храм, на главном входе покажешь стражнику этот свиток, – передал Чику запечатанный рулончик пергамента, – скажешь, чтобы проводил тебя к приору Викарии. Свиток передашь ей лично. Приказ ясен?

– Слушаюсь! Приказ ясен, готов выполнять! – В душе раба запело. Он приблизится к Верховной, своей богине! «Спасибо, богиня, за милость! Неужели я заслужил?»

Приор не сама Флорина, но приближена очень.

– Ты вот что, не сияй, – попытался охладить пыл Чика Трифон. Куда там! В который раз он пожалел, что Чик – раб. – Иди. Не сильно торопись, успеешь. Из лагеря тебя выпустят, предупреждены. Пошел! И обратно пропустят, – прошептал, глядя вслед удаляющемуся барану. Только вернется ли? Не к добру вызовы раба к приору ордена, пускай и обращенного самой Верховной.

Антифий с ним не откровенничал, но поздравил с победой над Никеем как-то очень загадочно и намекнул, что спас Трифона от гнева Викарии. Не поинтересовался, кто из баранов такой умный, а должен был. Десятник все понял, когда услышал приказ коменданта. Значит, госпожа приор прекрасно знает Чика. Услышать об обычаях северных варваров – чушь! Но что поделаешь, приказ надо выполнять, а не обсуждать. Так для здоровья полезней.

Дорога к храму всего две мили. Огибает крутой лысый холм, который закрывает вид на весь храмовый комплекс со стороны лагеря. Холм носил имя Змеиный и действительно походил на огромную змеиную голову. Дорога огибала его в районе «открытой пасти» – вертикальной скальной стены, и сразу за поворотом открывался прекрасный вид на храмовый комплекс, который всем своим хозяйством умещался на плоской вершине соседнего холма. С дальней стороны возвышенность круто обрывалась в реку Эру, а на самом высоком месте красовался собственно сам храм. Резная колоннада из розового мрамора окружала огромное дерево, крона которого возвышалась над камнем, являясь своеобразной крышей и одновременно главной святыней.

Древо Лоос резко отличалось от остальных деревьев совсем не размерами. Чувствовалась в нем инаковость. Трудно объяснить как, но отмечал это любой, даже самый невнимательный путник. Чик к таким не относился. Он восторженно замер, едва выйдя из-за скалы, и незаметно для себя упал на колени.

«Богиня! Наконец я увидел тебя, спасибо за это!» Древо и Верховная оказались настолько переплетены, что на секунду вместо кроны ему показалось лицо «прекраснейшей». В душе разлилось блаженство.

Человек еще та скотина, ко всему привыкает. Вовчик привык, вернее, притерпелся к еженощным страданиям. Так же, как можно притерпеться к постоянной ноющей боли, зная, что от нее не избавишься. Но когда все же приходит избавление, то, как говорят, «почувствуйте разницу», и ты понимаешь, какой это кайф – жить без боли, но тут она наваливается с новой силой, и нет от нее защиты, расслабься.