Текст книги "Очерки по истории географических открытий. Географические открытия и исследования нового времени (XIX — начало XX в.). Том 4"

Автор книги: Вадим Магидович

Соавторы: Иосиф Магидович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

Отряд Майделя на северо-востоке Азии

В 1868 г. генерал-губернатор Восточной Сибири поручил колымскому исправнику Гергарду Людвиговичу Майделю объехать северо-восточные районы Якутии для пересмотра правил ярмарочной торговли. В то время Сибирь к востоку от меридиана 132° представляла одно из самых крупных на Земле «белых пятен». Поэтому Майдель принял предложение Академии наук производить но пути естественно-исторические наблюдения и включил в состав отряда астронома Карла Карловича Неймана и топографа П. Афонасьева. В конце ноября 1868 г. Майдель добрался до Верхоянска и, двигаясь в восточном направлении, перевалил горы (северное окончание хребта Черского) примерно у 68° с.ш. Он установил, что «расстилающаяся между Яной и Тас-Хаяхтахом большая равнина»^{13} – Янское плоскогорье – тянется от Яны также и к западу, до Верхоянского хребта. От р. Селениях (приток Индигирки) Майдель на оленях пересек «покрытую бесчисленными… озерами» Абыйскую низменность и через «очень невысокий, покрытый лесом Алазейский хребет», т. е. Алазейское плоскогорье, уже на перекладных, обычным путем, достиг Среднеколымска.

^{Пути Г. Майделя по Северо-Восточной Азии (по М.И. Белову)} 

Проехав на собаках вниз по р. Колыме, отряд весной 1869 г. добрался до р. Малый Анюй, где в то время собиралась большая ярмарка. «Местность [эта] сплошь гористая; хребты… так близко теснятся один к другому, что для… рек остается только дно долин…» Перебравшись на Большой Анюй, отряд вышел к истокам реки (длина ее 693 км). Майдель предполагал проникнуть на север для изучения побережья Чукотского моря, но не смог этого сделать из-за боязни проводников погубить оленей и вынужден был идти на юго-восток, к устью р. Анадыря. «Этим было решено все, и на нашу экспедицию приходилось смотреть как на… неудавшуюся… [и] даже как на совершенно бесцельную» – в таких мрачных тонах преждевременно оценил Майдель результаты своей работы.

Осенью 1869 г. он достиг Анадырского залива и двинулся в обратный путь прямо на запад. В селе Марково на Анадыре отряд разделился: Нейман и Афонасьев вернулись на Малый Анюй. Оттуда Нейман проехал к устью Колымы и исследовал Медвежьи о-ва. Афонасьев же без проводников по совершенно неисследованной горной местности направился на юго-запад, пересек верховья Большого Анюя и Олоя, крупных правых притоков Колымы, и достиг среднего Омолона у впадения в него р. Кегали (близ 64° с.ш.). Иными словами, Афонасьев оказался первопроходцем высокогорных восточных частей хребтов Анюйского, Олойского и Уш-Урэкчен. Он построил лодку и со съемкой спустился до Колымы, впервые положив на карту 550-километровый отрезок течения Омолона (длина всей реки 1114 км).

Майдель из Маркова двинулся на юго-запад, у 168° в.д. переправился через р. Пенжину и вышел в декабре 1869 г. к р. Гижиге. На этом пути он пересек и впервые довольно точно нанес на карту два невысоких хребта, разделенных р. Окланом (правый нижний приток Пенжины), – Ичигемский и Каменный (ныне Окланское плато). На его карте появилась, видимо, по расспросным данным, «безлесная тундра, носящая название Парапольский дол» – длинная (425 км) и узкая болотистая низина, межгорная впадина, расположенная на стыке Камчатки с материком, между Корякским нагорьем и Пенжинским хребтом. Собранные материалы позволили ему прийти к твердому (и правильному) убеждению: горная страна к западу от р. Пенжины не связана с Корякским нагорьем и Камчаткой, составляющими особый орографический комплекс. К началу 1870 г. Майдель вернулся в Марково тем же путем. Отдохнув здесь около месяца, он прошел на северо-запад в верховья р. Яблона (приток Анадыря), перевалил Анюйский хребет и достиг Малого Анюя, а по нему вышел к Нижнеколымску, где встретился с детальными сотрудниками.

Весь отряд перебазировался в Среднеколымск и здесь вновь разделился. Майдель пересек «озерную страну» (Колымскую низменность) примерно по 154° в.д. и у 70° с.ш., проследил и нанес на карту небольшую возвышенность Суор-Уята и почти широтный невысокий хребет Улахан-Сис (длина 160 км). Перевалив его, Майдель спустился к Индигирке, извивающейся «серебристой лентой… среди пожелтевших лиственных лесов», и поднялся на 100 км вверх по ее долине. Он обнаружил, что Улахан-Сис отделен от Алазейского плоскогорья широкой низменностью р. Шангиной[38]38
  Это открытие Майделя было подтверждено лишь в 50-х гг. нашего века.


[Закрыть], правого притока Колымы. Затем Майдель направился на запад к озеру Ожогино и за ним (у 70° с.ш.) открыл широтный невысокий кряж, названный им Полоусным (длина 175 км).

Нейман и Афонасьев поднялись по Колыме до села Зырянки (близ 66º с.ш.) и через верховья Омулевки (система Колымы) и Неры (приток Индигирки) вышли к Оймякону, т. е. пересекли хребты Момский и Черского. По их записям, Майдель нанес на карту между 61°30' – 64° с.ш. и 140—150° в.д. огромную плоскую возвышенность – «поле Оймекон», что соответствует Нерскому плоскогорью и Оймяконскому нагорью наших карт (с разделяющим их хребтом Тас-Кыстабыт). Весь отряд соединился в Якутске.

Сам Майдель, как выше указывалось, считал свою экспедицию неудачной. Однако многие его представления об орографии Северо-Востока, отвергнутые рядом более поздних исследователей, оказались правильными, несмотря на то, что были основаны на весьма скудном материале. Сводный очерк Майделя, содержавший, правда, некоторые неверные положения, впервые давал общую картину оро– и гидрографии огромного региона и, по свидетельству С.В. Обручева, до конца 20-х гг. нашего века оставался единственным научным обзором Северо-Восточной Якутии.

Чекановский и научное открытие Среднесибирского плоскогорья

Александр Лаврентьевич Чекановский, уроженец Волыни, за участие в польском восстании 1863 г. подвергся аресту, из киевской тюрьмы ему удалось бежать, но его поймали, осудили на бессрочную ссылку в Сибирь и отправили пешком по этапу из Киева в Тобольск. По дороге он ухитрился собрать большую энтомологическую коллекцию; определения он выполнял с помощью увеличительного стекла, отшлифованного им из обломка графина.

В Томске Чекановский заболел тифом, последствием которого было периодическое психическое расстройство («черная меланхолия»). Оправившись от болезни, он достиг Забайкалья (1865 г.) – места ссылки, а затем его перевели в Братский острог (1866 г.), где он увлекся геологией. Здесь Чекановского разыскал академик Ф.Б. Шмидт, добившийся перевода его в Иркутск на работу в Сибирский отдел Географического общества. По заданию отдела в 1869–1872 гг. Чекановский исследовал геологическое строение Иркутской губернии. После экскурсии (осенью 1869 г.) в горы, окаймляющие Байкал с запада – единый «Байкальский хребет» прежних географов, – он выделил на юго-западе и дал название двум параллельным грядам – Приморскому хребту и Онотской возвышенности (сам он, правда, считал, ее тоже хребтом).

В 1872 г. Чекановский предложил Географическому обществу исследовать территорию между Енисеем и Леной. Он отметил, что эта территория, незабвенная в истории географических открытий по количеству труда, энергии и самоотвержения, потраченных на ее познание, практически представляет собой «белое пятно»: очень мало были изучены ее гидрография, еще меньше – рельеф. Общество поручило Чекановскому возглавить небольшую экспедицию, рассчитанную на два года; в состав ее вошел астроном и физик Фердинанд Фердинандович Миллер. Из Иркутска через Киренск на Лене они направились к северу – к истокам Нижней Тунгуски и за три летних месяца 1873 г. проследили все ее течение до устья, правильно нанесли ее на карту и определили длину (2670 км, по последним данным – 2989 км). Это была первая научная экспедиция по Нижней Тунгуске, после Д. Мессершмидта (1723 г.). Главным ее результатом Чекановский считал открытие огромного траппового покрова, прослеженного им по долине реки на протяжении более 1900 км. Однако не менее важные результаты ее выявились несколько позднее. В статье «Дополнительные сведения к карте реки Нижней Тунгуски», вышедшей уже посмертно, он писал: «В верховой [части реки] до 60° вся местность имеет характер ровный и небольшую относительную высоту. Она вообще образует плоскую возвышенность, пересеченную широкими пологими долинами рек и речек. Отроги между реками, направляясь к Тунгуске, теряют свою и без того незначительную высоту» и у реки имеют вид «узких, округленных, полого-скатных, валообразных неровностей, именуемых борками…» Напротив, ниже по течению к северу от 60° с.ш. «…вся страна гориста и сильно расчленена, не образуя, однако, настоящих хребтов… Она везде утесиста и камениста и представляет скопление гор, весьма разнообразных по очертанию… Столовые горы характеризуют эту часть системы Нижней Тунгуски. Они встречаются от величины ничтожной до размеров целого горного массива…». Таким образом, Чекановский впервые охарактеризовал всю территорию по Нижней Тунгуске как плоскогорье – возвышенность с характерными столовыми горами. Фактически он совершил научное открытие Среднесибирского плоскогорья и описал рельеф ее центральной части.

В начале 1874 г. Чекановский приступил к новому этапу исследований с целью продолжить изучение речных систем между Енисеем и Леной. Оленек до его работ был почти совершенно не исследован: его устье определила экспедиция Анжу, а среднего течения между 110 и 115° в.д. лишь коснулась Вилюйская экспедиция Маака (1854 г.). В середине зимы Чекановский и Миллер с двумя проводниками-эвенками выехали из Иркутска на Нижнюю Тунгуску и спустились по ней до 63° с.ш. Затем ойи двинулись на северо-северо-запад и в апреле вышли к истокам Вилюя (у 104° в.д. и 66° с.ш.). «Это собственно обширная система многочисленных озер»^{14}. Чекановский установил, что пройденный путь пролегал «по продолжению той же размытой плоской возвышенности, которая на значительном протяжении была предметом наблюдений прошлого лета. Те же формы конфигурации [рельефа] – равногривые пологоскатные хребты, округленные вершины, террасистые, более или менее значительные уступы, то рассеянные на различных бесхарактерных высотах, то окаймляющие отвесной, нередко столбчатой стеной, иногда на протяжении целых верст, особенно резкие контуры плосковершинных, массивных или расчлененных столовых гор, то составляющие, в связи с мощными россыпями, так и по всему нами теперь пройденному пути… Тождественные по формам, близкие по цифре высот… неровности почвы оказываются тождественными и в своем составе». Таким образом Чекановский продолжил свое открытие неизвестной до того «области изверженных пород, столь значительной, что она размерами превосходит всякую другую, где-либо известную подобного рода[39]39
  Сибирская платформа занята величайшим на земном шаре лавовым покровом (3,5 млн. км²). По составу и строению он подобен другим великим трапповым областям: на северо-западе плато Декан, в бассейнах рек Колумбии и Параны.


[Закрыть]: это траппы…».

Продолжая движение к северу, Чекановский достиг довольно значительной реки и, решив, что это Оленек, в июне на построенном на месте карбасе начал сплав, но встретившийся ему в тот же день якут объяснил, что это Мойеро (приток Котуя), а Оленек находится к северо-востоку. Чекановский собрал расспросные сведения о Котуе и верховьях Мойеро, об области «значительных озерных систем…» и нанес эти – сильно преувеличенные – данные на карту. Так родилась легенда о великих озерах в бассейне р. Котуя, просуществовавшая до Хатангской экспедиции 1905 г. (По новейшим данным, крупнейшее озеро в этом регионе – Ессей, около 238 км²).

С Мойеро через невысокий водораздел Чекановский перешел на Оленек, примерно в 150 км ниже истока, и на плоту в июле начал сплав по реке. Путешествие было трудным: мешали мели, пороги, а в конце – сильный встречный ветер. Чекановский установил, что по Оленьку нет высоких гор. «Долина [реки] вообще узка и расширяется только на устьях больших притоков, и настолько значительно, что один из склонов теряется из виду».

В конце сентября путешественники достигли примерно 70°30' с.ш. Наступившие холода помешали дальнейшему сплаву по Оленьку, и экспедиция двинулась к устью уже зимним путем на оленях, сначала – по той же возвышенности, а севернее – по плоской и низменной приморской тундре (часть Северо-Сибирской низменности). Иными словами, Чекановский завершил пересечение Среднесибирского плоскогорья в северо-восточном направлении, добравшись к устью Оленька в начале ноября. По его определению, длина реки составляет около 2350 км (по последним данным – 2292 км). Ф. Миллер впервые провел сравнительно регулярные измерения высот Восточной Сибири.

Вернувшись прежним путем к 70°30' с.ш., Чекановский поднялся по одному из правых притоков Оленька, через невысокий плоский Оленёкско-Ленский водораздел перешел в бассейн Лены и спустился по ней до селения Булун. Отсюда мимо северного отрога Верхоянского хребта (Хараулахский хребет) он обычным путем – через Верхоянск и Якутск – проехал в Иркутск (январь 1875 г.), охватив огромным кольцевым маршрутом восточную половину Средней Сибири.

В 1875 г. Чекановский на частные средства провел с баржи исследование берегов Лены от Якутска до Булуна: на протяжении примерно 1200 км описал берега реки и правильно нанес ее на карту. Пройдя ниже Булуна к устью р. Эекита, он поднялся по этому левому притоку Лены до истока, вторично пересек Оленёкско-Ленский водораздел севернее своего прошлогоднего маршрута и по долине р. Келимяр спустился к Оленьку. Он установил, что здесь Оленёкско-Ленский водораздел представлен столовой грядой; этот невысокий (до 529 м) водораздельный хребет, открытый и описанный Чекановский, впоследствии по предложению Э.В. Толля был назван кряжем Чекановского (длина 350 км). От Келимяра он проследил течение Оленька до устья, где посетил могилы Прончищевых и восстановил их. На обратном пути (в сентябре) он в третий раз пересек водораздел Лены и Оленька и в конце декабря вернулся в Иркутск.

Амнистированный в конце 1875 г., Чекановский переехал в Петербург и начал обрабатывать материалы своего путешествия. В конце октября 1876 г. в припадке психической болезни он отравился. Страстная любовь к природе, редкая выносливость и настойчивость помогли ему проделать огромную экспедиционную работу. Общая длина его рабочих маршрутов составила около 27 тыс. км. Он оставил ценнейший материал, на основе которого написано несколько монографий по различным отраслям естественных наук. Карты Лены, Оленька и Нижней Тунгуски, составленные Чекановским и Миллером, впоследствии были сведены в стоверстную карту, долгое время бывшую единственной для Средней Сибири. Исследования Чекановского охватили огромную территорию Среднесибирского плоскогорья от Енисея до Лены и от Байкала до устья Оленька. Экспедиция 1873–1875 гг. «может по справедливости считаться драгоценным вкладом в картографию Восточной Сибири» (Р. Маак).

Работы Чекановского по изучению Среднесибирского плоскогорья продолжил И.А. Лопатин. Летом 1877 г. на лодке с гребцами он прошел 600 км со съемкой вверх по сильно меандрирующей Подкаменной Тунгуске до устья р. Чуни (у 96° в.д.). Пороги приходилось преодолевать с помощью бечевы (прочной толстой веревки). Лопатин собрал первые сведения о южной окраине Тунгусского плато и подтвердил вывод Чекановского о распространении траппов на гигантской территории, обнаружив значительную площадь, сложенную этой горной породой в верхней части исследованного отрезка течения реки.

Открытие Сибирских Увалов

Во второй половине XIX в. о территории между широтным участком Оби и Обской губой имелись лишь отрывочные и весьма недостоверные сведения. Это пространство – считали одни – покрыто непроходимыми лесами; там раскинулось сплошное гигантское болото – утверждали другие. И Западно-Сибирский отдел Русского географического общества поручил военному топографу Никанору Капитоновичу Хондажевскому положить конец спорам. На лошадях зимой 1879 г. он отправился из Тобольска по берегу Иртыша и Оби на север до Березова, затем пересел на нарты и прибыл в Обдорск (Салехард) в начале февраля. Окончательно снарядившись здесь, он двинулся вверх по долине р. Полуя, малоизвестной тогда реки, правого самого нижнего притока Оби. Через 200 км группа повернула на восток и по ровной тундре с отдельно стоящими лиственницами добралась до холмистой возвышенности – небольшого водораздела Надыма и Пура.

На истоках р. Ныды, впадающей в Обскую губу у полярного круга, Хондажевский организовал крупный оленный караван и направился к юго-западу. На пути отряда, движению которого очень сильно мешали бураны и волки, все чаще стали попадаться сосны. Наконец, примерно у 73° в.д. Хондажевский достиг лесистого водораздела, разделяющего Надым, Пур и их притоки, стремящиеся к северу, а также Казым, от Тромъегана и Пима, текущих на юг. Выяснить у спутников протяженность этой широтной возвышенности, значительно позже получившей название Сибирских Увалов, Хондажевскому не удалось. Местность к югу стала «мокрее» – пошли болота с крупными кочками и озера. Через месяц после отправления с истоков Ныды караван прибыл в Сургут, пройдя около 1 тыс. км по совершенно неизвестной территории.

Хондажевский собрал первые географические сведения об огромном регионе – севере Западной Сибири – и составил карту этой территории, представляющей, по его данным, почти совершенно ровную низменность, весьма незначительно приподнятую в центре; с этих увалов берут начало все более или менее крупные реки края.

Открытие Сибирских Увалов продолжил Александр Александрович Дунин-Горкавич, работавший в Западной Сибири с 1890 г. Обязанности лесничего он совмещал с географическими наблюдениями и топографической съемкой. За 13 лет скитаний по малоизученным западносибирским просторам он проделал 28,5 тыс. км и много раз имел возможность убедиться в неточности карт, которыми располагал, а зачастую – ив полном отсутствии каких-либо данных. Он забирался во многие «глухие» уголки огромного (1,6 млн. км²) региона, равновеликого территории Испании, Франции, ФРГ и Финляндии, вместе взятых.

В зимние месяцы 1900–1902 гг. Дунин-Горкавич обследовал бассейны следующих относительно коротких (390–650 км) правых притоков Оби: Казыма, Назыма, Пима и Тромъегана. Все эти реки он прошел от устья до истоков или, наоборот, занизив при съемке их длины на четверть, ибо, как он сам отмечал, не учитывал изгибов. В междуречье Агана и Ваха, осмотренного на 550 км, Дунин-Горкавич открыл Аганский Увал, вытянувшийся на 200 км. К востоку от долины нижней Оби на протяжении 750 км[40]40
  Но последним данным, длина Сибирских Увалов 900 км, высота до 285 м.


[Закрыть] он выделил водораздел осмотренных им притоков Оби и рек, направляющихся на север, в Обскую и Тазовскую губы. Эта широтная возвышенность (Сибирские Увалы) богата, как он выяснил, «зыбунами» (болотами), содержащими ключи – истоки многих рек региона; незначительная часть их начинается из небольших озер.

В 1904—1911 гг. Дунин-Горкавич опубликовал трехтомную работу «Тобольский Север», содержащую также этнографическую характеристику хантов и ненцев.

Черский в Восточной Сибири

Иван Дементьевич Черский 18-летним юношей принял участие в польском восстании 1863 г., за что был сослан в Сибирь и зачислен рядовым в Омский линейный батальон. Под влиянием А.Л. Чекановского, с которым он познакомился на этапе, а позже – Г.Н. Потанина он занялся геологией и зоологией.

В 1873—1875 гг. он исследовал Восточный Саян и Кузнецкий Алатау, с 1877 по 1881 г. детально изучил геологию берегов Байкала, а позже – Прибайкалья и положил начало современным знаниям о строении этой горной области Сибири. Представления об эрозионном развитии рельефа, «сложившиеся у него в стройную и научно обоснованную систему уже в 1877 г. и опубликованные в предварительных отчетах по изучению берегов Байкала, позволяют считать Черского, наряду с П.А. Кропоткиным, основоположником геоморфологии» (С. Обручев). Работы эти принесли ему известность. На основе нивелировки 1875–1876 гг. и собственных наблюдений от Байкала до Урала Черский в 1885 г. впервые выделил два главных типа рельефа: от Байкала до Оби – плоская возвышенность, от Оби до Урала – Западно-Сибирская низменность (название предложено Черским).

В 1891 г. Академия наук снарядила экспедицию для исследования Якутии, поставив во главе ее Черского. Весной он с женой Маврой Павловной Черской, зоологом экспедиции, и 12-летним сыном Александром, выполнявшим роль коллектора, выехали из Петербурга через Иркутск в Якутск. В пути Черский заболел и настолько ослаб, что его приходилось на руках поднимать в кибитку. Наотрез отказавшись отложить экспедицию, Черский в Якутске снарядил караваи, прошел обычным, Колымским, путем через южную часть Верхоянского хребта в Оймякон, на Индигирке, и исследовал Оймяконское плоскогорье.

Оттуда Черский двинулся на северо-восток и перевалил сравнительно высокий (до 2341 м) хребет Тас-Кыстабыт (длина около 175 км), простирающийся, как он установил, на северо-запад[41]41
  Напомним, что это еще в 1787 г. отметил Г. Сарычев (см. т. 3), но, вопреки его указаниям, картографы протягивали хребты к северо-востоку.


[Закрыть]. Он собрал первые расспросные сведения о значительной вершине в верховьях р. Сунтар (бассейн Индигирки) и правильно решил, что она имеет особое значение для орографии района (советские исследователи открыли здесь крупный хребет Сунтар-Хаята). Затем Черский пересек Нерское плоскогорье в бассейне Неры (восточного притока Индигирки), пересек еще две горные цепи того же северо-западного простирания – Улахан-Чистай и «Томус-хай» (теперь Момский хребет, длина 470 км, вершина 2533 м), продолжив, таким образом, открытие большого водораздельного пространства между системами Индигирки и Колымы, начатое Г. Сарычевым. Черского удивил спокойный ландшафт этого Индигиро-Колымского водораздела, представляющего «систему широких и очень пологих долин, нередко без следов террас…»^{15}. Он назвал их «вымирающими». Перевалив Момский хребет, он вышел к Верхнеколымску в сентябре 1891 г. и здесь зимовал.

В конце зимовки болезнь Черского резко обострилась. «При самых лучших условиях, – писал он, – я надеюсь протянуть еще недели три, но больше – вряд ли». Несмотря на все увеличивающуюся слабость, смертельно больной Черский в июне 1892 г. начал сплав по Колыме на двух карбасах, продолжая геологическое изучение берегов реки. Его дневник представляет значительный интерес не только как поденные записи одного из первых естествоиспытателей, проникших в отдаленный район страны, «но и как трагический документ самоотверженной работы бесстрашного и непреклонного в достижении своих научных целей исследователя и его не менее мужественной жены» (С. Обручев). С 20 июня записи вела М.П. Черская, а через пять дней Черский скончался. Его похоронили на левом берегу Колымы, против устья Омолона (в 1943 г. там поставлен памятник).

Подтверждение И. Черским указания Г. Сарычева о северо-западном простирании хребтов картографы вновь не приняли во внимание, и на картах по-прежнему изображались те же северо-восточные цепи с добавлением трех хребтов, обнаруженных И. Черским. (Открытия обоих исследователей удалось завершить лишь в советский период.)