Текст книги "Две Цены (СИ)"

Автор книги: Вацлав Йенч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Каждый подмечал, как просты и деловиты движения спутника. Вот рука в перчатке с набойками подбрасывает еще веток, почти касаясь пламени. Вот пальцы в грубой кожаной перчатке уверенно хватают небольшой котелок и ставят на огонь. В глазах нет ни задумчивости, ни растерянности. Лица сосредоточенны, будто так и надо – обычное дело жечь костер возле дороги вдали от людей. Нет и мысли, что должно быть по-другому, о чем мыслители на разные лады повторяли утверждение «о социальном животном».

Оба запаслись терпением. Грели чай, по очереди досыпая каждый из своих запасов в котелок. После полудня решили перекусить. У одного нашелся неочерствелый до такой степени, что можно зубы сломать, хлеб, у другого вяленое мясо, не плесневелое от сырости.

Обменялись. Поели. Хмурость спала с лиц. Еще веток в огонь и до вечера, чье ожидание тянется бесконечно долго под серым феларским небом. И молчание… Не чинное и не значительное.

Феникс потирал мерзнущие уши и немного завидовал своему спутнику, который мог без труда укрыть свои, на худой конец, ладонями. «Ловец удачи» вспомнил о наставлениях глазастого горбуна-поэта и достал зеленую склянку, скептически осмотрев ее. «Не более тринадцати капель всего»… Надо приберечь на случай, когда станет совсем невыносимо. Не кстати оказался этот dra, очень не кстати. Теперь придется торопиться, а торопливость, как известно, хороша только при ловле блох.

Полукровка снова безбоязненно щеголял перьями феникса на куртке просто потому, что в северном королевстве его знали в лицо, а в южном это была та примета, по которой его могли случайно вспомнить старые враги. Предусмотрительно утеплившись и правильно подобрав сочетание тканей, Карнаж почти не мерз. Шарф, полученный им после обряда от сильванийских жриц, оказался на удивление теплым, не смотря на то, что плохо спасал от ветра. Неужели правдой было то, что тепло прощения остается, и ткань помнит его всегда?

Истребитель неупокоенных отметил для себя, что присутствие полукровки больше его не тревожит. Обида за сказанные слова куда-то улетучилась. Наставник часто говорил ему, что медитация – это состояние духа, а не положение тела, которое сначала заставляют принимать начинающих, чтобы те не отвлекались. Молодой человек представлял когда-то себе всё иначе. Однако, такое странное времяпрепровождение, успокоило и снова внесло некую ясность в мысли. Друиды оказывались правы, утверждая, что не стоит загадывать наперед даже самую малость в деталях. Это говорило о неуверенности в собственных силах и неспособности построить нечто большее в воображении, чем просто следующий день. Путь, которым следовал каждый, этот каждый должен был узреть сам и для себя в целом, а не последовательной цепью деталей и событий. Судьба будет смеяться над такими «пророками», будто нарочно искажая все, что они попытаются предвосхитить. Но истребитель неупокоенных так же понимал, что серьезный разговор с судьбой он сможет вести только после того, когда пустит в дело то, чему обучался все эти годы в горах. Хотя бы собственное обучение нужно было оправдать и довести до логической точки. Больше никаких чучел не будет и оточенных палок вместо клыков и когтей тоже.

Начинало смеркаться. Время, тянувшееся поначалу нестерпимо медленно, вдруг ускорило свой бег. С дороги, возле указателя в сторону чернеющей вдали мануфактуры у реки, свернул всадник, торопивший свою лошадь так, будто за ним кто-то гнался.

Костер догорал, рассыпавшись мелкими углями по растопленному снегу. Феникс поторопил его, разворошив палкой, и начал собираться. Истребитель неупокоенных последовал его примеру, и вот они снова на развилке. Кивнув друг другу на прощание, каждый поехал в свою сторону.

Молодой человек не спешил. Времени было еще достаточно. Дорога вела на юг, забирая немного на восток, отдаляясь от быстрого течения Бегуна, до которого здесь было рукой подать. Вскоре впереди показалась порушенная каменная ограда, за которой стоял остов каменного здания с провалившейся крышей. Железные прутья распахнутых настежь ворот были изогнуты и выломаны. Вокруг царила глубокая тишина, будто ночная живность позабыла сюда дорогу. И давно. Белый, еще слишком тонкий полог снега вокруг стен, отступил на добрых полтора десятка ярдов, оголив черную, как сажа, землю с торчащими из нее обрубками молодых деревьев располагавшегося здесь некогда сада.

Когда истребитель неупокоенных подъехал ближе, он увидел, что с каменной арки свисала оборванная веревка. Ее кто-то недавно сюда повесил – она была совсем новой. Молодой человек осмотрелся по сторонам и тут его взгляд натолкнулся на деревянную, посеревшую от времени дощечку, прикрепленную возле створки. На ней было вырезано несколько слов:

«Здесь умерла наша надежда»

Истребитель неупокоенных снова перевел взгляд на веревку и озадаченно хмыкнул. Неожиданно из-за стены вынырнул яркий свет фонаря. Он приближался. Молодой человек натянул поводья, поворотив коня, и схватился за меч.

– Кто здесь колобродит? Уезжай отсюда, путник, если тебе дорога жизнь, – послышался старческий скрипучий голос.

– А что же ты здесь делаешь, старик? – ответил своему незримому собеседнику истребитель неупокоенных.

– Так что же сделается старине Жилю? Пока не полночь, он увезет свою повозку в город, чтобы пропустить положенный только ему стаканчик и съесть кусок хлеба.

Старик так мечтательно это произнес, что истребителю неупокоенных снова захотелось есть. Когда незримый доселе собеседник вышел из-за ворот, то от одного вида старика юноше стало не по себе. Назвавшийся Жилем был закутан в оборванный плащ, с обмотанными тряпками предплечьями и икрами поверх старых рубахи и штанов, в старинной шляпе с медной потертой пряжкой. Из-под широких полей струились длинные пряди седых волос. На истребителя неупокоенных безразлично посмотрели впалые глаза с худого, небритого лица. Их нездоровый блеск еще более настораживал. Сухая рука с невообразимо длинными пальцами сняла шляпу, и старик почтительно склонился, почесав свою лысину. Потом, словно спохватившись, нахлобучил головной убор, и, взялся за оглобли повозки, в которой лежал его нехитрый скарб с пожитками и лопатой.

Истребитель неупокоенных заметил, что у бедняги не было ушей – характерный знак издевательств полуэльфов.

– Так что ты здесь делал? – преградил старику путь молодой человек.

– Я? – кривая улыбка перекосила лицо Жиля. – Я – могильщик.

– Разве здесь кладбище? – изумился молодой человек.

Длинный сухой палец старика указал на табличку, которая была приколочена под аркой ворот.

– И что с того? – истребитель неупокоенных слез с коня.

– Эту веревку все время кто-то здесь вешает, – проскрипел старик, подняв глаза вверх.

– Понимаю, – глухо ответил молодой человек.

– Я здесь хороню детей. Мне щедро платит за это один господин с мануфактуры. Но вот сегодня встретились на дороге, давненько не виделись, а он меня не признал, испугался и пришпорил коня.

Старик вдруг замолчал и поволок свою повозку, удаляясь в подступавший туман, который спускался с холмов.

– Да уж, я видел, – бросил ему вслед истребитель неупокоенных. – Гнал что есть духу.

Молодой человек прошел под аркой ворот, но снова остановился. Неожиданная догадка требовала немедленного объяснения. Он резко повернулся:

– Но как ты оказался здесь вперед меня, я не видел тебя по пути!?

Его вопрос встретил лишь туман, окутавший саваном дорогу. Из остова дома, который когда-то был лепрозорием, послышался гул и знакомое по наставлениям мастеров булькающее рыканье.

Полночь приближалась.

Истребитель неупокоенных скинул плащ и выхватил оружие – огромный, изогнутый клинок с широким лезвием. Несколько таких мечей привез с собой давным-давно основатель клана, познававший свое мастерство на острове Палец Демона. Это оружие островитяне называли «Мечом Восьми Триграмм», а техника боя с ним поразила основателя клана своей грацией и удивительной скоростью. Именно это он искал в своих бесплодных скитаниях, которые порицали служители церкви, поддерживавшие, тем не менее, его деньгами и напутствиями.

По возвращении с острова, основатель клана ушел со своими немногочисленными учениками в горы, и через десять лет первые истребители неупокоенных появились на дорогах. Слава об их искусстве и невиданном оружии пронеслась по обоим королевствам. Многие, кто видел первых из них в бою, утверждали, что человек не способен так сражаться. Это порождало многочисленные слухи и домыслы. Священнослужители поспешили откреститься от истребителей, однако не торопились объявить тех вне закона, пока считалось, что они, вместе с инквизицией, делали общее дело.

Гули, наконец, выползли навстречу одинокому воину. Меч молнией сверкнул в темноте и первый из монстров рухнул на черную землю, загоревшись белым пламенем. Истребитель неупокоенных положил меч на плечо, закрыл глаза и, застыв в ожидании пока остальные монстры вылезут из лежбищ и приблизятся к нему, поднес два сложенных пальца вертикально к губам, забормотав первые слова из монолога клинка… Который окончится лишь тогда, когда последний гуль испустит дух у его ботфорт.

Пока в развалинах лепрозория кипел яростный бой, а огромный изогнутый меч, не останавливаясь, рубил плоть семейства гулей, вокруг здания мануфактуры царила ночная тишина и спокойствие, которые были обычны для недавних окраин деревни, а теперь уже пригородов. Полукровка едва различимой тенью стоял возле одинокого деревца, где привязал коня. Нижнюю половину лица надежно скрывал сильванийский шарф. Широко распахнутые черные глаза внимательнейшим образом изучали здание.

Пожилой владетель мануфактуры не поскупился на решетки для окон и многочисленные пристройки, из-за которых невозможно было понять, что это было раньше за здание. Каменные стены возвышались на два этажа вверх, оканчиваясь двускатной черепичной крышей. Окна первого этажа были наглухо заколочены, а на окнах деревянных пристроек, по-видимому, исполнявших роль бараков, помещались решетки с толстыми прутьями, едва ли не надежнее стен из корабельной сосны. Это, походящее на тюрьму, строение, надежное как крепость, в тоже время должно было иметь массу уязвимых для проникновения мест из-за попытки совместить под одной крышей всё и сразу. Вокруг мануфактуры не имелось изгороди или частокола. Кто бы там ни обитал, но вёл он свои дела не опасаясь. Хотя… Вот у стены появилась фигура с факелом.

Сторожа все-таки имелись. Пусть немного, но всё же. Вот второй факел устремился навстречу первому. Быстрые и торопливые шаги. Короткие обрывки фраз на воровском жаргоне… Швигебургском.

Брови «ловца удачи» нахмурились.

А вот и третья. Без факела. Что-то кричит. Похоже, они ждали кого-то. Феникс тоже выжидал, пока факелы снова разбредутся по своим местам, после чего двинулся вперед, даже не пытаясь скрываться. Это были воры из швигебургской гильдии, а значит, нынче ночью придется пролить унцию другую чьей-то пылкой крови. Любого другого на их месте ловец удачи мог и пожалеть, не сильно, но снисхождение в виде оглушающего удара набалдашником ножен в затылок было куда лучше стали под ребра. Но только не этих!

На удивление беспрепятственно прошествовав к зданию мануфактуры, Карнаж затаился у стены, ожидая возвращения первого стража. Он мог хоть сейчас вскарабкаться на крышу и найти способ пробраться внутрь, но не торопился. Потому как увидел в руках сторожей кнут – незамысловатый инструмент надсмотрщиков. Возвысится над кем-то, ощущая всю полноту власти, запечатленной, словно скипетр, в простом куске дубленой кожи – отличный заработок для того, кто совсем недавно был простым карманником…

Страж показался из-за угла. Карнаж подскочил к нему. Колено резко влетело в живот – парень с шумом выпустил воздух и согнулся. Полукровка сцепил руки в замок и с силой ударил сверху по шее.

Хруст позвонков.

Страж врезался носом в снег, повалившись колодой. Феникс пнул ногой погасший факел и вернулся за угол.

… отличный заработок для простого карманника в каких-то там неполных двадцать, ведь он еще не знает, что такое скользкие дорожки, способные быстро уродовать душу и сильно сокращать и без того скупо отпущенную жизнь.

Второй факел упал рядом с каменной стеной с другой стороны мануфактуры. Молодой парень судорожно сглотнул, когда чья-то пятерня ухватила за волосы на затылке, а у горла сверкнуло лезвие кинжала.

– Сколько вас? Быстро! Снаружи и внутри? – глухо потребовал металлический голос за спиной.

– Т-трое, – запинаясь, прошептал перепуганный парень.

– Где греет кости ваш патрон?

– Я не…

– Скажешь! – клацнул металлом голос за спиной.

– Южные окна, у чердака под самой крышей.

В этот момент дверь в каменной стене отворилась, и наружу вышел третий. Тот самый, кто обходился без факела, и оказался как назло буквальне в шаге от места дознания.

Полуэльф. Он сперва даже растерялся, на свою беду не подумав закричать, а просто попятился.

Захваченный страж рванулся в сторону, стараясь высвободиться. Рука Карнажа чуть подтолкнула бедолагу в затылок, и тот с хрипом упал на колени, захлебываясь в собственной крови.

Полуэльф с ужасом воззрился на убийцу. Совсем салага. И всё еще не поднял шум. Значит, звать больше некого. Феникс прищурился, перехватив Vlos’Velve лезвием вниз. Странно знакомое лицо… В голове мелькнула давняя сцена в швигебургском кабаке «У старой гарпии». Крепкая же черепушка была у того полуэльфа. И смышленая, даже после встречи с пивной фивландской кружкой, если догадался убраться подобру-поздорову из гномьей столицы, да еще и устроиться в таком хлебном местечке.

– Феникс?! Ты?! И ч-что… Что теперь будешь делать?

После такого нелепого вопроса, Карнаж понял, как рано приписал полуэльфу наличие мозгов. Во-первых, показывать то, что узнал пока что потенциального убийцу, означало не оставить себе вообще шансов встретить старость. Во-вторых, вопрос был до смешного наивен. Если не считать того, как бедняга от страха еле мог его сформулировать, наверняка собираясь кончить ещё более идиотской фразой: «Если в гильдии узнают».

– Буду резать, буду бить, – со зловещим сарказмом прозвучал ответ «ловца удачи», – и сейчас тебе водить.

Полуэльф бросился бежать, упустив последний шанс спастись собственной глупостью. Ведь стоило додуматься ещё уточнить «почему?» и «ловец удачи» точно бы помер со смеху.

Парень со всей прытью, на которую был способен, припустил к реке. Феникс погнался за ним. Поистине, нет лучшего бегуна на свете, чем тот, кому смерть дышит в спину. Это Карнаж знал не понаслышке. Поэтому «ловцу удачи» пришлось изрядно попотеть, прежде чем он, наконец, схватил беглеца за воротник и всадил тому кинжал под левую лопатку. Склонившись над убитым, Феникс деловито вытер Vlos’Velve о куртку полуэльфа и убрал клинок в ножны. Заткнув большие пальцы рук за пояс под бандажом, он направился обратно к зданию мануфактуры, переводя дух и наполняя слух хрустом снега под ногами.

Ранкены с большей охотой брали себе в ученики тех, кто родился в середине осени. На первый взгляд безобидный символ, один из дюжины, назначенный звездами тому промежутку времени, сулил рожденным хорошее понимание равновесия и красоты мира. Однако обратной стороной этого знака, отражающего правосудие, становилась зловещая и стойкая философия вершить то, что рожденные под ним считали нужным, не гнушаясь в выборе средств и способов. Таким образом, ранкенам удавалось взращивать из таких адептов скрытого, но убежденного палача, который мог долго вынашивать приговор, но исполнял быстро и безжалостно.

Забравшись на крышу одной из пристроек, «ловец удачи» направился вдоль ската черепицы центрального здания, не торопясь однако взобраться на нее. Окно, смотревшее в гордом одиночестве на юг с каменной стены на втором этаже, да в придачу снабженное решеткой, и без допроса часового сильно озадачило бы полукровку. На первый взгляд неприступное, если зайти с южной стороны, его не было видно с северной и западной, где пристройки вели на черепичную крышу подобно огромным ступеням. Дикая на первый взгляд архитектура безо всякого стиля или направления, но простая и непритязательная, поскольку явно возводилась из того, что было под рукой, на поверку имела свой скрытый смысл. В ней отражалась знакомая манера швигебургских воровских притонов в доках, когда, и без того тесно налепленные домишки, объединяли посредством пристроек и навесных мостиков в некое подобие даже не крепости, а лабиринта, где любой, кто окажется там впервые, будет в проигрыше перед теми, кто там обитал постоянно. Даже облавы стражи чатенько оказывались бесполезны, так как такие притоны походили скорее на сыр, чем на монолит. Их могущество было не в толщине стен, а в количестве лазов, потайных дверей и запутанности коридоров. Но одно верное средство в крайних случаях имелось и на эту хитрость – все эти хитросплетения отлично горели и, если уж случался пожар, обычно сгорало всё и разом.

Феникс оценил ту мудрость, с которой долговязый распорядился доставшимся ему владением. Не смотря на огромное количество пристроек, все они были возведены снаружи таким образом, чтобы во время пожара каменное здание уцелело и, скорее всего, внутри оно было также отделено надежными дверьми, обитыми железом, если не магией в довесок. В конце концов, корабельной сосны на новые постройки можно было отыскать ещё, ведь где-то у южного побережья северного Фелара, если «ловцу удачи» не изменяла память, принял свой последний бой пиратский флот.

Полукровка мягко, как кошка, двигался по самому краю дощатой крыши пристройки вдоль основной каменной стены. Под скатом из-за небольшой ширины не было центральной опорной балки и стоило ступить или просто соскользнуть с края, как старые доски заскрипят, обнаружив нежелательного посетителя. Меж тем и на черепичную крышу перебираться было хоть и соблазнительно, так как двигаться по ней не в пример удобнее и быстрее, но рано. Там, в свою очередь, наверняка имелись несколько черепиц, которые при первой возможности слетят вниз и грохнут по доскам крыши, расположенной ниже, как по огромному барабану.

Впрочем, слабое место у всех больших строений было одинаковым. И этим местом был дымоход. Полукровка опустился на корточки возле печной трубы, достаточно широкой, чтобы в неё можно было пролезть вдвоем. Она была закрыта решеткой, но «ловец удачи» знал, что стоило лишь поискать, и неприступные на первый взгляд прутья можно с легкостью поднять и откинуть. Во-первых, потому, что дымоход приходилось чистить, а, во-вторых, внутри виднелись покрытые сажей частые выступы – тоже лаз на случай непредвиденных обстоятельств.

Феникс потер слезившиеся от постоянного напряжения глаза и принялся тщательно осматривать решетку. У одного пресечения прутьев находился еле приметный узелок. Чтобы обнаружить его полукровке пришлось потратить немало времени, но оно того стоило. Тонкая, но прочная веревка спускалась вниз, а на другом ее конце было закреплено металлическое грузило, опущенное в пустой котелок в камине. Что ж, вот оно! Последнее звено традиционной охранной цепи: «трещотка», «барабан» и «колокол». Несомненно, все эти хитрости бывший вор применил против тех, кто захотел бы расправиться с ним. Однако против коллег из крупных городов этого было явно недостаточно, пусть далеко не все знали о такой тройке ухищрений. Меж тем, могли иметься и другие скрытые сюрпризы уже внутри.

С величайшими предосторожностями Карнаж вытянул грузило, которое благо оказалось небольшим, иначе веревка не выдержала бы вес. Нащупав рычажок в кладке трубы, полукровка резко рванул решетку.

Внутри каменного строения, едва Феникс выбрался из камина, в котором, как и предполагал, натолкнулся на огромный котелок, ему пришлось двигаться еще медленнее. Хоть коридоры не перекрывали дверьми, иначе «колокол» был бы бесполезен, торопиться не стоило. Любую дверь можно вскрыть или выбить. Шуму будет много, но это не имело особого значения, если то была дверь, которая вела в комнату, где стояла кровать. Гораздо лучше, если вместо надежной и ясной как день двери, имелось множество маленьких «сторожей», скрывавшихся во мраке под ногами.

Одного из таких сторожей Феникс избежал, согнувшись в три погибели, но проскользнув под леской, натянутой поперек камина. Даже не разглядывая, к чему она была присоединена, «ловец удачи» направился дальше через небольшую гостиную, где имелось то самое одинокое оконце на южной стене, которое он заприметил снаружи.

Узкий коридорчик, ведущий к двери, встретил старыми, как мир, скрипящими половицами. Фениксу оставалось только благодарить свой высокий рост и худощавое телосложение, за то, что он мог расставить ноги от стенки до стенки и вот так, потихоньку, продвигаться вперед, ведь небольшой вес не тревожил скрипучие половицы, если ставить ступни у самой стены. Однако пару раз пришлось доставать заточенные пластины, пользоваться которыми не только по их прямому назначению «ловца удачи» обучил старый мастер, и применять в качестве клина там, где у стен имелись отдельные доски.

Наконец, достигнув двери, Карнаж остановился и прислушался. Было тихо и, судя по доносившемуся из-за двери храпу, та была достаточно тонкой, чтобы незримые сторожа сработали не впустую.

«Ловец удачи» сидел у порога и терпеливо слушал. Владетель мануфактуры был пожилым человеком. Застарелый храп вызывал во сне кратковременные остановки дыхания, которые практически невозможно было подделать. Их-то терпеливо и дожидался Феникс, аккуратно вынимая из-за пазухи щуп и отмычки, хотя так ждать можно было очень долго. Наконец, его чуткий слух уловил то, чего он так ждал, и воровской инструмент был пущен в дело.

Время оказалось далеко за полночь, когда замок, наконец, подделся стараниям, и дверь легко приоткрылась внутрь коридора. Распустив на груди завязки широкого шнура, который держал ножны, «ловец удачи» разложил складной металлический щуп, просунул в щель приоткрытой двери и там наткнулся на веревку, тянущуюся вглубь комнаты. Владелец мануфактуры оказался далеко не так прост. Либо бедняга на старости лет не избежал печальной участи и страдал манией преследования, либо ум его оставался гибок и изворотлив в общении с приезжими, в которых он мог узнавать будущих врагов, таким образом, успевая встретить их во всеоружии.

Меч проник в щель и перерезал веревку.

Сухой щелчок самострела, и болт вонзился в дверь. Карнаж мысленно выругался. Видимо, долговязый всё же переиграл его, применив двойную связку, при которой ловушка срабатывала в любом случае. Но Феникс успел вжаться в стену, и вышедший на добрую половину из досок двери болт сверкнул за полфута от груди полукровки.

Медлить больше было нельзя. «Ловец удачи» ворвался внутрь и обрушил на голову вскочившего с кровати мужчины набалдашник ножен. Если хитрость не изменила старому лису, то сноровка явно подвела. Свистнул шнур от ножен. Он был достаточно длинным и использовался не только для того, чтобы их носить, но и для связывания, в котором полукровка был мастак, добротно натасканный Киракавой. Правда, случай скрутить кого-нибудь Фениксу выпадал крайне редко, скорее ему самому приходилось выпутываться из веревок, что, впрочем, оказывалось делом не менее хитрым, чем само связывание, особенно если скручивали в бессознательном состоянии. В бодрствовании достаточно было напрячь мышцы тела, пока накидывали путы, а потом выждать, расслабиться и выскользнуть. Что ж, такой возможности владетель мануфактуры, снова распластавшийся на кровати, больше не имел.

Очнувшись после удара, долговязый заворочался и, поняв, что он надежно связан, зло заскулил. Руки и ноги затекли, безжалостно перетянутые прочным шнуром, и ему ничего не оставалось, как изрыгать проклятия в грязную мешковину исхудавшей от времени подушки. Кто-то стоял рядом с ним, щелкая хлыстом, тем самым, обычно висевшим на гвозде у изголовья.

– Что тебе нужно!? У меня нет денег, я все проиграл одному подонку! – прорычал владелец мануфактуры и тут же стиснул зубы от жестокого удара, обжегшего спину.

– Сука!!! – рявкнул долговязый, извиваясь под посыпавшимся градом ударов.

Когда мучитель прекратил экзекуцию, владелец мануфактуры перевел дух и, дрожащим от гнева голосом, сказал:

– Я знал, что рано или поздно серые дороги принесут кого-нибудь по мою душу! Многие кормят рыб в реке, а ты, курва эдакая, пробрался значит! Так уважь старость, выблядок! Добей и не мучай, как положено по кодексу!

– Ты думаешь, года предоставят тебе право на легкую смерть? – спросила тень у кровати.

– Постой-ка! Я узнаю тебя! Мало выигрыша показалось?! И душу решил вон?!

– Не я, а твои рабы рассудят. Те, кто гнут спины на тебя день и ночь в этой тюрьме, – последовал тихий ответ.

– Мстителем себя возомнил! – деланно рассмеялся долговязый. – За оскорбленных и обездоленных, да? Не пори чушь собачью! Денег мало, так и скажи! Наскребу тебе так уж и быть, что б отвязался!

Тень взяла связку ключей.

– Не смей!!! – начал долговязый, но каблук сапога уперся ему в затылок, потопив проклятия в подушке. Старик чуть не задохнулся и еще долго приходил в себя, когда тень отпустила его.

– Они же разорвут тебя, верно? – клацнул металлом голос.

Долговязый молчал и лишь громко сопел. Ночной посетитель отошел от кровати и исчез в дверном проеме. Владелец мануфактуры полежал некоторое время, и начал вертеться, пытаясь высвободиться. Нащупав заветный обломок старого ножа, который держал на всякий случай у изголовья, он, не переставая себя тихо нахваливать, перерезал путы.

– Мы еще посмотрим. Посмотрим, кто кого разорвет! Куда тебе со мной тягаться, сопляк! Со старым-то лисом. Уши себе вон какие отрастил, а мозгов как у куря!

«Старый лис» подскочил к зарешеченному окну, нажал потайную пластину под подоконником и ударом ноги высадил решетку с ослабленных креплений. Веревка скользнула вдоль стены до земли, и через мгновениевладелец мануфактуры оказался снаружи. Заметив тело убитого стража в снегу, он побежал по полю, собираясь выбраться на дорогу и там как-нибудь добраться до городка. В конюшню соваться нечего было и думать – бараки располагались слишком близко.

Долговязый несколько раз оборачивался в поисках погони и, всякий раз обнаруживая, что сзади никого нет, лишь довольно ухмылялся. Он-то знал, что ждет этого молодого поборника справедливости в бараках. К зиме его маленькие работнички превращались в вечно голодное зверье, которое он заботливо взращивал. Слушались только его хлыста и усердно работали от зари до зари за кормежку.

Владелец мануфактуры, разумеется, только называл себя таковым и делал так, чтобы и другие так считали, на самом же деле он имел весьма смутное представление об этом роде занятий. Он по-своему рассудил, как стоит использовать новые идеи, а получаемый доход убеждал его в правильности взятого курса. Любопытных отвадил: кого угрозами, а кого посулами. Выписал себе из гильдии трех помощников, за что отстегивал приличну мзду, и дела пошли в гору.

– И в этот раз по-моему выйдет! – бубнил себе под нос старый лис, выбираясь на дорогу. – Ничего, бывало и почище! Как из узилища шаргардского ходу давали, только успевай от стрел пригибаться… Ничего! Полуэльфы наемники и те смекалистее бывали, уж куда ему до них… Ничего! Многих на тот свет провадил, тела в реке утопил. Ничего! За прошлую зиму всего двоих. Этот третий будет, так что ничего! Как говорится, три – число удачи!

Ноги легко несли по дороге. Долговязый даже не останавливался. Он бежал и бежал, иногда поскальзываясь в грязи. Странное возбуждение переполняло его, словно он снова оказался во времена своей бурной молодости из грабежей, поджогов и засад. Лихие выдавались деньки.

Наконец, показалась развилка. На дороге всадник. Вот и славно!

– Стойте! Помогите мне! – закричал владелец мануфактуры.

Но всадник его не слышал или делал вид, что не слышал.

Долговязый подскочил и схватил лошадь под уздцы. В седле горбился тот самый молодой истребитель неупокоенных, которого он видел в городе.

– Помогите, сударь, не пожалеете! – пообещал старый лис.

Но молодой всадник поднял лошадь на дыбы, опрокинув его, и поехал дальше.

– Стой, проклятый!!! – владелец мануфактуры бросился следом.

Всадник обернулся, выхватил из-за спины огромный, сияющий, словно звезда, меч и обрушил на голову долговязого…

Истошный вопль прокатился по коридору в гостиную и сбежал вниз по каменным ступеням лестницы. Старый лис вскочил с кровати весь в холодном поту. Постепенно возвращалось ощущение реальности… Реальности знакомых стен и потолка над головой.

В зарешеченное окно проникал дневной свет.

Жгучая боль пронзила спину. На покрывале остались следы крови. Хлыст валялся под спущенными на пол ногами. Разряженный самострел лежал у подоконника. В двери засел болт.

Ключи! Где ключи?!

Долговязый осмотрелся – связка висела на спинке кровати. Он облегченно вздохнул. Голова была как в тумане. Он приложил руку к груди, успокаивая бешено колотившееся сердце. Подобные потрясения тяжело давались в его возрасте. Накинув куртку и шляпу, он пошел по коридору в гостиную, по дороге вынув глубоко засаженную меж досок странную металлическую пластину.

«Колокол» в камине был обезврежен.

Чертыхаясь, владелец мануфактуры прошел к конюшням. Там он окликнул своих подручных, но никто не отозвался. Вспомнив о трупе стража в ночном видении, он вывел лошадь, сел в седло и объехал мануфактуру кругом. Обнаружив только двоих убитых, долговязый заскрежетал зубами на третьего. Тот, очевидно, успел сбежать к реке. Злость клокотала в нем, подогреваемая ноющей от полученных ударов спиной. О! Он все сделает, но достанет хоть из-под земли того наглеца, что посетил его этой ночью!

Раздраженно ударив пятками в бока лошади, долговязый дал шпор, занес хлыст… В голове помутнело, все вокруг закружилось. Он сам не понял, как оказался в снегу, жадно глотая ртом воздух. Виски сдавило. Рука загребла немного снега вместе с грязью и сунула под рубаху на грудь. Тяжесть и жар перемешались там, под ребрами, с которых хотелось рвануть кожу и затолкать прямо туда, в нутро, этого холодного снега.

Душно и давит на грудь. Ещё снега, ещё! Рубаха уже насквозь мокрая. Нельзя же так глупо!

С неба снова посыпал снег, как и в прошлое утро, и снежинки, опускаясь на лоб и губы владельца мануфактуры, уже не таяли так быстро.

Истребитель неупокоенных вернулся в город лишь под утро. Дело было сделано. Он не ожидал, что все выйдет так легко. Видимо, гули были голодными и просто жадно бросались на него, чего ему, впрочем, и было нужно. Огромный меч лишь с виду казался тяжелым и неповоротливым. На самом деле, когда клинок демонстрировал подлинные возможности да ещё и в умелых руках, для чудищ, даже не обделенных разумом, было слишком поздно.