Текст книги "Женщины-чекистки"

Автор книги: В. Бережков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Тот прием она описала в своей книге так:

«Начались танцы. Шуленбург (немецкий посад в Москве – авт.) пригласил меня на тур вальса. На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.

– Вы не любите танцевать? – спросила я.

– Признаться, не люблю, но вынужден, – подчеркнул Шуленбург.

Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила, что на стенах остались светлые пятна от снятых картин. Где-то в конце анфилады, как раз напротив открытой двери, возвышалась груда чемоданов».

Тот вальс с немецким послом вошел в историю разведки. Кстати, граф Шуленбург через несколько лет был среди участников заговора неудавшегося покушения на Гитлера, за что был казнен 10 ноября 1944 года. 17 мая 1941 года, танцуя с Зоей Ивановной в посольстве, он и не подозревал, что она – майор госбезопасности…

Уложенные чемоданы, снятые со стен картины, прием, как прощальный бал, – все свидетельствовало о том, что сотрудники немецкого посольства возвращаются в Германию. Зоя Ивановна, не переодевая бархатного вечернего платья со шлейфом, немедленно поехала на Лубянку с докладом, что торжественный прием сфабрикован для отвода глаз, аппарат немецкого посольства эвакуируется, что подтверждает информацию советской разведки о скором начале войны с фашистской Германией.

Учитывая сведения, предоставленные участниками «Красной капеллы», наша героиня подготовила аналитическую записку Сталину, в которой говорилось следующее: «По сообщениям агентов "Старшины" и "Корсиканца" все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Это донесение было доставлено Сталину 17 июня 1941 года.

Однако «отец народов», ознакомившись с докладом Зои Ивановны, раздраженно сказал: «Это блеф! Не поднимайте паники. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь». Между прочим, аналитическая записка Рыбкиной была седьмым или восьмым по счету сообщением Сталину, предупреждавшим о скором начале войны. Тогда же пришла очередная информация из Лондона. Ким Филби сообщал: «Германия начнет военные действия против СССР 22 июня». Реакция Сталина была такой же, как и на записку от Зои Ивановны.

Как встретили начало войны супруги Рыбкины, рассказал Эдуард Шарапов:

«Сотрудники НКВД перешли на казарменное положение. Зоя работала в Особом отделе: отбор, организация, обучение и переброска в тыл диверсионных и разведывательных групп. Из списков юношей и девушек, требовавших немедленной посылки на фронт, на передовую, она отбирала радистов, переводчиков со знанием немецкого языка, парашютистов, лыжников, "ворошиловских стрелков", разрабатывала легенды. Ночевали обычно в бомбоубежище: вместо подушки противогаз, вместо матраца – голые доски. Час-другой – и снова за работу. Бессонница изнуряла. Однажды коллега отлучился домой, чтобы сменить рубашку, и пропал. Зоя поехала выяснить, не случилось ли чего, и нашла его крепко спящим на лежанке из… тротиловых шашек.

Услышав, что на фронт просится епископ Православной Церкви, Зоя встретилась с ним, убедила стать архипастырем и взять под опеку двух разведчиков: они должны были тайно наблюдать за военными объектами и передвижением частей, выявлять засылаемых в тыл шпионов. На квартире Рыбкиных парни зубрили молитвы, обряды, порядок облачения (одеяния взяли из музейных фондов). Первый радист оказался, к сожалению, легкомысленным юношей. На вопрос владыки, выучил ли он "Отче наш", бойко затараторил: "Отче наш, блины мажь. Иже еси – на стол неси…" – "Свободен", – хором оборвали его епископ и Зоя Ивановна.

Результат работы этой разведгруппы был убедительный, членов ее наградили орденами "Знак почета", а епископу Синод присвоил сан архиепископа».

Мероприятия по подготовке разведывательных групп проводились по линии 4‑го разведывательно-диверсионного управления НКВД, возглавляемого Павлом Анатольевичем Судоплатовым. В числе подобранных и подготовленных Зоей Ивановной кадров были Васько и Михась, находившиеся на временно оккупированной немецкими войсками территории в районе Калинина. Васько и Михась собирали и передавали разведданные о пособниках немцев, численности и расположении немецких штабов, складов и баз. По возвращении в Москву они предоставили подробный отчет о местах нахождения тайных складов оружия, а также сообщили о выявленных тридцати агентах гестапо.

Зоя Ивановна принимала участие в создании первого партизанского отряда. Его командиром был назначен Каляда Никифор Захарьевич (Батя), ставший впоследствии легендарным. Партизанское соединение действовало в Смоленской области и практически восстановило советскую власть в территориальном «треугольнике» Смоленск – Витебск – Орша.

Сама Зоя Ивановна предполагала, что будет работать сторожихой на железнодорожном переезде.

Но в октябре 1941 года посол Советского Союза в Швеции Коллонтай попросила Наркомат иностранных дел направить в Стокгольм супругов Рыбкиных. Зоя Ивановна раньше работала под руководством Александры Михайловны, а потому это предложение встретила с энтузиазмом.

Швеция соблюдала нейтралитет в период второй мировой войны, но попасть в эту страну было непросто. Она была окружена оккупированными и вражескими государствами. Поэтому Рыбкиным пришлось следовать в Швецию через Англию по Баренцеву морю и Норвегию самолетом.

Оказавшись в Эдинбурге, Зоя Ивановна и Борис Аркадьевич зашли поужинать в ресторан. Когда официантка принесла заказанные блюда (мисочка супа, картофелина в мундире, листок капусты и кусочек тушенки), чай и сахарный песок, Зоя Ивановна заметила: «Вы забыли подать ложечки». Официантка сразу поняла: гости – иностранные граждане. Она объяснила наличие одной ложечки тем, что весь металл идет на нужды фронта. Сидевшие за одним столом с Рыбкиными шотландцы, узнав, что те из СССР, почтительно встали:

– О, русские изумляют мир. Мы молимся Богу за вашу победу, иначе гитлеровцы ковентрировали бы весь наш великий остров.

(Фашистские войска тогда уничтожили город Ковентри, и в английском языке появился новый глагол «ковентрировать»).

Действительно, война чувствовалась везде… Из книги «Тайна Зои Воскресенской»: «В лондонском метро бросились в глаза трехъярусные нары: на них лежали, сидели, спали, читали и играли в карты. Удушливый запах, мусор, слабоосвещенные платформы являли собой жуткое зрелище. Рыбкины переглянулись: в московском метро даже в дни войны было тепло, чисто и светло».

В Стокгольме Борис Аркадьевич работал под прикрытием советника в представительстве СССР, а Зоя Ивановна находилась на должности пресс-атташе. В Швеции супруги развернули активную деятельность по пропаганде и информированию местной общественности и дипломатического корпуса о жизни и борьбе советского народа, настоящем положении дел на фронтах Великой Отечественной войны.

Как происходила эта работа? Стоит заметить, что инициатива исходила от Александры Коллонтай: «Мы заинтересованы, чтобы Швеция и далее оставалась нейтральной, ведь это одна из важнейших площадок в Европе, с которой мы можем вести наблюдение за противником. Другая наша задача – противопоставить клеветнической пропаганде гитлеровцев и их пособников в Швеции правду об СССР и советском народе. Будем выпускать "Информационный бюллетень", сообщать сводки Совинформбюро. На русском, шведском и английском языках».

Сначала тираж бюллетеня не превышал тысячи экземпляров, но очень скоро возрос до двадцати тысяч. Парад на Красной площади в Москве, посвященный очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, после которого красноармейцы сразу ушли на фронт, сказался на духовном единении шведов с русскими – тираж «Информационного бюллетеня» вырос до тридцати тысяч экземпляров.

Приведем отрывок из публикации «Избранные страницы шпионской жизни»: «В витрине «Интуриста» на Вокзальной площади публику привлекали разящие карикатуры Кукрыниксов на Гитлера. Шведские газеты публиковали очерки, статьи и рассказы Алексея Толстого, Константина Паустовского, Ильи Оренбурга. После этого к Зое Ивановне уже не обращались со странной просьбой рассказать о "социализации детей в СССР" (знают ли дети своих родителей? имеют ли те право давать детям имена? встречаются ли они?) Долго не удавалось пробить идею демонстрации советских фильмов – владельцы кинотеатров отвечали: "Ваши ленты некоммерческого характера". Но выход нашелся: для пресс-бюро подобрали помещение с кинозалом, и статус "экстерриториальности" позволил показать жителям Стокгольма трилогию Донского о Максиме, "Мечту", "Цирк"… Услышав по радио "Ленинградскую симфонию" Шостаковича, Зоя Ивановна попросила выслать партитуру, установила контакт с Гетеборгским симфоническим оркестром… Заключительные аккорды завороженная публика слушала стоя».

По линии прикрытия супруги Рыбкины направляли свои силы на расширение торгово-экономическим связей между СССР и Швецией. Павел Анатольевич Судоплатов вспоминал впоследствии: «В дипломатических кругах Стокгольма <…> эту русскую красавицу (Зою Ивановну – авт.) знали как Зою Ярцеву, блиставшую не только красотой, но и прекрасным знанием немецкого и финского языков. Супруги пользовались большой популярностью в шведской столице».

Не вдаваясь в подробности, отметим, что не без содействия Зои Ивановны был осуществлен контракт по поставке из Швеции в Советский Союз высококачественной стали, столь необходимой для отечественного самолетостроения в годы второй мировой войны.

Другой задачей советской разведки в Швеции был сбор информации о политическом и экономическом положении Германии. Велось наблюдение за немецким воинским транзитом, уточнялся характер транспортируемых по морю грузов. В то военное время Швецию окружали оккупированные Дания и Норвегия и сторонница фашистской Германии Финляндия, страна была наводнена немецкой агентурой, что создавало определенные трудности для работы советской разведки. Разведывательные группы СССР и подчиненные им агенты из Швеции и Норвегии регистрировали переброску в Финляндию немецкой военной техники, воинских частей, докладывая Центру и о германо-шведских взаимопоставках. Не оставляли в беде и советских военнопленных, вырвавшихся из концлагерей. Этим людям помогала норвежская организация Сопротивления, связь с которой поддерживали сотрудники ИНО ОГПУ. Бывшие военнопленные находили помощь в совершенно неожиданных местах – на деревьях висели одежда, обувь, компасы, чертежи с указанием дорог и мостов. Зое Ивановне удалось привлечь к сотрудничеству немало ценных источников информации. Одним из них стала боец норвежской организации Сопротивления Альма. Эта женщина передала советской разведке важное сообщение о ведении фашистами секретных работ по созданию сверхоружия, в частности, о расширении производства на территории Норвегии «тяжелой воды», могущей уничтожить все живое. Также Альма регулярно оповещала через курьеров Рыбкиной о передвижении военно-морских судов и германских войск.

Зоя Ивановна проводила дни и ночи в шифровании сообщений для Центра. А что же ее супруг?

Из «Избранных страниц шпионской жизни»:

«Кин каждое утро играл в теннис и регби. Это не было просто спортивным увлечением. На корте собирались дипломаты, шведские промышленники, связанные коммерческими интересами с иностранными государствами. Здесь заключались торговые сделки и формировалось общественное мнение по актуальным вопросам. И разведчики, конечно, не упускали своего интереса. Начались поиски контактов с людьми, которые способствовали бы выводу Финляндии из войны. Получив сверхоперативное задание Центра: "Подыщите подходящего человека, которому можно доверить передачу «Красной капелле» нового шифра и кварцев для радиостанции" (справка: «Красная капелла» – группа немецких антифашистов, работавших в недрах Главного имперского управления – гестапо), Рыбкины перебрали десятки персонажей. Надо было найти кого-то, кто имел бы деловые связи с Германией и совершал регулярные поездки из Стокгольма в Берлин. Зоя познакомилась с женой шведского промышленника, русской по национальности, и это решило вопрос». Этот шведский предприниматель стал вскоре спец-курьером «Директором», передавшим шифр и кварц для радиостанции. В Берлин «Директор» летал неоднократно, провозя секретные материалы, зашитыми в галстук на шее.

Начальник внешней разведки СД Вальтер Шелленберг впоследствии в своих мемуарах писал о мероприятиях «Красной капеллы»: «Русские благодаря регулярно поставляемой информации были лучше других осведомлены о нашем положении с сырьем, чем даже начальник отдела военного министерства, до которого такая информация не доводилась вследствие бюрократических рогаток и трений между различными ведомствами <…> Фактически в каждом министерстве рейха среди лиц, занимавших ответственные посты, имелись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радиопередатчики».

Однако вскоре все члены «Красной капеллы» были арестованы. От пыток, устраиваемых гестаповцами на допросах, погибли семь человек, трое – самостоятельно свели счеты с жизнью. 6 января 1943 года Имперский военный суд огласил следующий приговор:

«2‑я судебная коллегия

Секретное дело командования

ПРИГОВОР ВОЕННО-ПОЛЕВОГО СУДА

Именем немецкого народа!

2‑я судебная коллегия имперского военного суда на заседании 19 декабря 1942 года на основании устного судебного разбирательства 15-19 декабря 1942 года постановила приговорить подсудимых X. Шульце-Бойзена, Л. Шульце-Бойзен, д-ра А. Харнака, Г. Гольнова, X. Хальнеманна, К. и Э. Шумахер, Г. Коппи, К. Шульце, И. Грауденца к смертной казни, за исключением Э. фон Брокдорф и М. Харнак, приговоренных к 10 и 6 годам каторжной тюрьмы соответственно. длительному поражению в гражданских правах; а в отношении военнослужащих, кроме того, лишению воинских званий и знаков отличия…»

Авторы книги «Все о внешней разведке» написали о страшной участи членов «Красной капеллы»: «Всего по приговору суда было казнено 49 антифашистов. Более 25 человек приговорены в общей сложности свыше чем к 130 годам каторги, а еще пятеро получили вместе 40 лет тюремного заключения. Восемь осужденных были направлены для „искупления вины“ на фронт».

Узнав, что «Красная капелла» провалилась, Рыбкины не спали всю ночь. Более того, они подозревали, что возможная ответственность за трагедию лежит на «Директоре». (По окончании войны выяснилось, что виновным в провале антифашистской организации оказался агент из абвера).

Бориса Аркадьевича срочно вызвали в Москву. А Зое Ивановне пришлось еще девять месяцев работать в Стокгольме исполняющей обязанности резидента.

Гитлеровские войска разработали план вторжения в Швецию – «Полярная лиса». Но битва на Курской дуге сорвала намерения фашистской Германии. Наставница Зои Ивановны Александра Коллонтай внесла свой вклад в важнейший исторический момент второй мировой войны – 20 сентября 1944 года Финляндия порвала свой союз с Германией и подписала мирный договор с Советским Союзом. Понятно, что разведывательная информация очень сильно повлияла на ход переговоров этих стран. Необходимо отметить, что активное участие в намечавшихся дипломатических отношениях сыграл шведский банкир и промышленник Маркус Валленберг, организовавший неофициальную встречу Коллонтай и прибывшего в Стокгольм представителя финского правительства – Паасикиви. (Для справки: Маркус Валленберг был племянником Рауля Валленберга, занимавшегося во время войны спасением евреев. В 1945 году Рауль был задержан советской контрразведкой в Венгрии и вывезен в СССР. Жизнь его закончилась трагически – Рауль Валленберг погиб в лагере).

Приведем слова Воскресенской-писательницы из ее книги «Под псевдонимом Ирина: Записки разведчицы»: «Мы, первые поколения разведчиков, должны низко поклониться нашим предшественникам, российским революционерам, за науку конспирации, умение находить верных людей, вовремя предвидел, опасность, грозящую извне, способствовать могуществу и безопасности Отчизны. Одним из таких наставников была Александра Михайловна Коллонтай. Жизнь подарила мне возможность длительное время работать под ее началом».

После того как Советский Союз заключил перемирие с Финляндией, Зоя Ивановна, передав обязанности новому резиденту, решила вернуться в Москву.

Опять пришлось ехать через Англию. В публикации «Избранные страницы шпионской жизни» Эдуард Шарапов рассказал о возвращении Рыбкиной на родину:

«И снова Англия, и по-прежнему здесь туго с продовольствием. Но, узнав, что покупательница из России, владелец магазинчика достает откуда-то лимоны, сыр, сахар и просит принять в подарок. Ее пообещали "пристроить" к конвою (справка: конвой – до шестидесяти транспортных пароходов, груженных танками, пушками, самолетами, консервами, зерном, медикаментами – всем, что поставляли американцы по ленд-лизу. В сопровождении конвоя – крейсера, миноносцы, торпедные катера). В Глазго Зоя оказалась свидетелем митинга. Транспаранты "Привет советским солдатам!", "Требуем открытия второго фронта!", ораторы на трибуне, крики "Виват!“, баночки с краской в руках людей. Броня танков покрывается надписями: "Спасибо, русский брат Иван", "Good luck uncle Joe!" («Удачи, дядя Джо!» – так англичане называли Сталина). С плаката "Смерть фашистским оккупантам" рабочий срисовывает русские буквы "Желаю скорой победы". Очередной оратор призывает: "Поможем восстановить Сталинград!", площадь откликается единым возгласом: "Поможем!" В толпе появляются люди с беретами в руках. "Шапка по кругу" наполняется купюрами и монетами, царит великолепное чувство локтя…

Потом были свирепый шторм, мертвая зыбь, сказочные хрустальные дворцы – в которые превратились палубы с обледеневшим такелажем. Потом разрывы глубинных бомб и торпед, разломившиеся корабли… Зоя мысленно повторяла путь к шлюпке № 4, в которую должна была сесть, если их пароход будет торпедирован. Повезло… И вот – Здравствуй, причал родной земли! – Мурманск в руинах, потом Москва».

Встречу с близкими после долгой разлуки Зоя Ивановна не могла вспомнить без слез:

«На перроне мама. Боже мой, неужели это она? Нет, это ее тень. Худенькая, маленькая, хрупкая. Рядом моя подруга – мы звали ее Пампушкой, а сейчас она превратилась в тростинку с опавшего одуванчика.

– Мамочка, ты больна? Почему так безумно похудела?

Я переводила ей всю зарплату в валюте и считала, что они с моим сыном хорошо обеспечены. Но обмен на рубли по твердому курсу давал им лишь добавочное ведро картошки (хотя в Швеции за эту же месячную зарплату можно было купить отличную шубу).

– Где Борис?

– На фронте.

Через несколько дней он появился – непривычно усатый-бородатый, в армейской форме. Я спросила, удалось ли ему повидаться с родными. Он отвернулся, вышел в соседнюю комнату, и я услышала глухие рыдания. Справившись с собой, он рассказал, что брат погиб в бою, а родителей расстреляли в гетто за то, что их сын – "важный комиссар в Москве". Ему сообщила об этом колхозница, на плечах которой он увидел знакомую шаль, а на столе – знакомую скатерть: мы покупали их в Финляндии в подарок старикам».

Но война продолжалась, и нужно было работать несмотря ни на что. В 1944 году Борис Аркадьевич был назначен начальником отдела 4‑го управления НКГБ СССР. По сведениям авторов книги «Все о внешней разведке»: «Курировал заброску нелегальной агентуры и разведывательно-диверсионных групп в оккупированные немцами страны Восточной Европы». С марта 1944 года супруга Рыбкина находилась на руководящих должностях в немецком направлении внешней разведки. Она, как и накануне Великой Отечественной войны, занималась аналитической работой, подсчитывала по переписи 1939 года население Германии, подлежащее призыву в действующую армию и на трудовой фронт. Вышестоящие начальники Зои Ивановны проводили соответствующие расчеты, учитывая предоставленные ею данные.

В последние годы войны Рыбкина работала начальником 1‑го отделения 1‑го отдела 1‑го управления НКГБ. А Борис Аркадьевич являлся офицером связи со службами безопасности союзников на Ялтинской конференции (февраль 1945 года). И вот пришла выстраданная, великая Победа! Миллионы погибших, ожесточенные бои, разрушенные города – эта горькая страница мировой истории не будет омрачена забвением никогда. Триумф победителей фашистской Германии достоин славы и глубокого уважения. 9 мая 1945 года – величайший день XX века. И сотрудники органов госбезопасности СССР заслужили право памяти этой Победы.

По окончании войны Зоя Ивановна работала начальником 3‑го отделения отдела «5 – А» ПГУ МГБ, заместителем начальника 3‑го (немецкого) отдела 2‑го (европейского) управления КИ при СМ – МИД СССР. А в сентябре 1947 года она с мужем впервые за свою двенадцатилетнюю совместную жизнь получили отпуск. Златоглавая Москва праздновала свое 800-летие. Но торжественные огни праздника супруги Рыбкины видели из иллюминатора. Самолет уносил их на чехословацкую землю…

О своем отпуске Зоя Ивановна вспоминала: «Мы бродили по окрестностям Карловых Вар и мечтали, что, уйдя в отставку, попросим дать нам самый отсталый поселок или район и вложим в него весь наш жизненный опыт, все, что познали в странствованиях: финскую чистоплотность, немецкую экономность, норвежскую любознательность, австрийскую любовь к музыке, английскую привязанность к традициям, шведский менталитет, в котором объединились благоразумие, зажиточность и тот внешний вид, когда трудно определить возраст – от 30 до 60. Мы ничего не нажили – зато у нас была великая жажда познания. А еще в те дни мы пережили взлет влюбленности. "Это наше, хотя и запоздалое, свадебное путешествие", – смеялся Борис».

Неожиданно романтичная сказка закончилась. Из Центра пришла срочная телеграмма с требованием возвращения Зои Ивановны в СССР. Бориса Аркадьевича руководство направляло в Баден-Баден на встречу с дипломатическим курьером, доставлявшим особо важные задания. С февраля 1947 года Рыбкин работал в группе Павла Судоплатова (спецслужбе МГБ СССР). Он выезжал в Турцию и другие страны для восстановления связей с нелегальными агентами на Ближнем Востоке и в Восточной Европе. Обычные трудовые будни разведчика – оперативные мероприятия, специальные командировки… Но 27 ноября 1947 года жизнь Рыбкина трагически оборвалась. Борис Аркадьевич погиб в автокатастрофе под Прагой «при исполнении служебных обязанностей».

Последние часы с мужем, проведенные в отпуске в Чехословакии накануне отъезда в Москву, навсегда остались в памяти Зои Ивановны…

«Я очень редко плачу. Но в эту ночь рыдала, не знаю отчего… На аэродроме Борис сунул мне в карман какую-то коробочку. Догадалась: духи "Шанель". Знала, что в Москве буду искать в перчатках, в пижамных карманах, в несессере записку: крохотный листок с объяснением в любви он обычно упрятывал в моих вещах.

– До скорого свидания, – сказал он…

А мне кричать хотелось: все, мы больше не увидимся! 28 ноября, на работе. Я просто не находила себе места. Когда меня вызвали к начальнику управления, первой мыслью было: "Борис звонит по «ВЧ»".

– Звонил? – спросила я с порога.

Начальник затянулся сигаретой, помолчал.

– Ты прошла все: огонь, воду, медные трубы. Ты баба мужественная. – Он набрал воздух и выдохнул: – Борис погиб. В автомобильной катастрофе под Прагой.

Я вернулась к себе в кабинет, собрала со стола бумаги, уложила их в сейф, опечатала, вызвала машину. Я была спокойна, чересчур спокойна, и это меня пугало. Ведь накануне металась, а тут окоченела. 29 ноября тело было доставлено самолетом в Москву, но мне об этом не сказали. Только 2 декабря меня привезли в клуб имени Дзержинского. Гроб утопал в цветах, было очень много венков. Я склонилась над Борисом. Лицо не повреждено, руки тоже чистые, ни ссадин, ни царапин. Но когда я хотела поправить надвинувшуюся на щеку розу, то увидела за правым ухом зияющую черную рану. В крематории речи… салют… Урну с прахом захоронили на Новодевичьем кладбище в склепе, поверх которого насыпали могильный холм. И снова речи…

Каждое воскресенье мы с трехлетним сыном ездили туда. В парк культуры – объясняла я, – сажать цветы на нашей клумбе. Отец для него долго оставался живым, он ждал его каждый день… Сразу после похорон я написала министру Абакумову рапорт с просьбой поручить мне вести дальше дела полковника Рыбкина Б. А. Мне в этом было отказано, хотя мы с Борисом Аркадьевичем были на одинаковых должностных ступенях».

Ближайший друг Зои Ивановны Эдуард Шарапов вспоминал: «Она много раз говорила мне, что отчетливо видела за ухом отверстие от пули. Не поверю, что мужественная, волевая сорокалетняя женщина-военнослужащая могла перепутать пулевое ранение с обычной, хотя и смертельной травмой. Вопрос о гибели мужа жег ее на протяжении десятилетий. Кому и зачем нужна была смерть полковника Рыбкина? Возможно, она явилась результатом какой-то внутренней, служебной борьбы, внутренних неурядиц и неразберих. А возможно, это был один из эпизодов тогдашней антисемитской волны. За две недели до пражской трагедии в автомобильной же катастрофе погиб народный артист СССР Михоэлс. Органы государственной безопасности, как известно, были одним из тех учреждений, в которых ярко просматривалась линия то взлета, то падения роли евреев в политике нашей страны: в ВЧК при Дзержинском они были на всех ключевых постах, затем они же явились жертвами репрессий. В середине 40‑х годов "еврейский вопрос" был на устах советского руководства: решался вопрос о создании автономной республики в Крыму или в Палестине… Смерть Рыбкина могла быть и результатом его участия в организации и проведении знаменитой Ялтинской конференции 1945 года».

Что явилось причиной гибели Бориса Аркадьевича, точно неизвестно. Существует официальная версия, существует прямо противоположное ей мнение теперь уже покойной вдовы… Оставшись без мужа, Зоя Ивановна с трудом находила силы продолжать свою чекистскую деятельность. Однако в 1950 году наша героиня стала начальником 3‑го отдела ПГУ МТБ, а с марта 1953 года – возглавила ВГУ МВД СССР. Она разбирала и анализировала документы гитлеровских спецслужб, захваченных военной контрразведкой Красной Армии. После войны Берия вынашивал идею объединения восточной и западной частей Германии. Тогда же Зоя Ивановна выезжала в специальную командировку в Берлин. Там она инструктировала известную разведчицу Ольгу Чехову. Планировалась встреча с немецким канцлером Конрадом Аденауэром. Находясь в столице Германии, Зоя Ивановна узнала о том, что Сoветский Союз пережил траурное событие.

5 марта 1953 года умер Сталин. Вместе с ним ушла целая эпоха. Зою Ивановну, как и миллионы других людей, преследовало чувство невосполнимой потери. Однако народ наряду с сожалением испытывал странное ощущение внезапной свободы от страха. На Лубянке сразу после траурных дней начались массовые увольнения, сокращения и аресты участников в репрессиях 1937–38 гг. Органы государственной безопасности освобождались от старых кадров и неугодных сотрудников. В июне 1953 года был арестован, а впоследствии расстрелян Берия. Как его соратник был арестован Павел Анатольевич Судоплатов.

Зоя Ивановна не могла остаться в стороне от этого события. С Судоплатовым ее связывали не только служебные отношения, но и крепкая давняя дружба. На отчетно-выборном партийном собрании управления в состав нового партийного комитета была выдвинута кандидатура Рыбкиной. Но Зоя Ивановна выступила с самоотводом, объясняя такую позицию несправедливым арестом Павла Анатольевича.

Это крайне негативно отразилось на ее собственной судьбе. На следующий день после выступления на собрании Рыбкиной объявили, что она уволена «по сокращению штатов». Должность начальника отдела не была сокращена, до пенсии Зое Ивановне оставалось проработать около года (стаж разведчика составлял 25 лет)… Будучи настойчивым и волевым человеком, Рыбкина стала ходить по различным инстанциям, добиваясь справедливого разрешения своего дела. Ей сознательно «урезали» срок службы в органах государственной безопасности – не могли найти приказ о двухлетней работе Зои Ивановны в Китае. Встречное предложение руководства сводилось к тому, чтобы полковник Рыбкина выехала на работу оперуполномоченным в Омск. Зоя Ивановна была возмущена: «Это вызовет недоумение. Полковник понижается на пять ступеней?» Тогда ей предложили работу начальником контрразведки в Балашове (Куйбышевская область). У Рыбкиной на руках были больная мама и ребенок. Ехать с ними на периферию не представлялось возможным. Тогда Зою Ивановну направили в распоряжение ГУЛАГа.

«На Колыму согласны?» – спросили там. «Согласна». – «В Магадан?» – «Тоже согласна». – «Да вас там немедленно проиграют в карты, а я отвечай. Потом вы знаете какие-то иностранные языки, а там в употреблении только матерный». – Такой разговор, состоявшийся в кабинете руководства, вспоминала Зоя Ивановна.

Ее командировали в Воркуту для работы начальником спецотдела лагеря, где содержались заключенные. Зоя Ивановна спокойно отнеслась к новой должности, ведь еще в молодости приобрела опыт общения с правонарушителями (вспомним ее политруководство в колонии малолетних преступников).

Период своей деятельности за Полярным кругом она описала в одной из своих книг:

«Мое появление в Воркуте произвело сенсацию. Оказалось, что во всей Коми АССР появился единственный полковник, и тот – женщина! Даже министр внутренних дел был майором, а начальником внутренних войск – подполковник. В мужских парикмахерских втрое увеличилась клиентура, в парфюмерном магазине раскупили весь одеколон. Под разными предлогами в мой кабинет заходили начальники и сотрудники других отделов. Перед совещанием руководящего состава офицеров особо инструктировали: вместо "ссучиться" (что означало работать на администрацию) говорите "сотрудничать". Меня развлекали байками из жизни:

– Уйдешь на работу, затопишь печку, поставишь щи варить. Вернешься обратно – ни печки, ни щей. Вечная мерзлота подтаяла, и печка провалилась.

На четвертый день у меня был тяжелейший сердечный приступ: сказалась нехватка кислорода. Потом привыкла, проработала полгода – это засчитывалось за год службы, и я могла уйти по выслуге лет. Но в это время слили наш лагерь с Особым, в котором содержались политические, и меня уговорили стать начальником спецотдела объединенного лагеря. (Заметим, что возглавляемый ею Оперотдел объединения лагерей насчитывал в 1954 году 60 тысяч заключенных – авт.) В качестве лектора-международника я выезжала в воинские части, бывала у заключенных, работавших в шахтах. По привычке обращалась к присутствующим: «Товарищи» и слышала ответ: «Мы не товарищи, а зэки и каэры (заключенные и каторжане)», «Но вы будете товарищами», – уверенно говорила я.