Текст книги "Анчар"

Автор книги: В. Татаринцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Татаринцев В
Анчар

В.ТАТАРИНЦЕВ

АНЧАР

(повесть-сказка)

Присказка

Из своего аккуратного небольшого домика выходит старичок в старомодном сюртуке, широкополой шляпе и с палочкой. Вот он спускается с крыльца и идет по садовой дорожке. Снимает шляпу и кланяется нам:

– Позвольте представиться, Иллюзион Фантазьевич. Прошу любить и жаловать.

Вы спросите, как же он узнал, что мы за ним наблюдаем (может быть, вы даже испугались немного) – ничего удивительного. Иллюзион Фантазьевич по профессии волшебник. Было бы даже странно, если бы он не заметил, что сказка уже началась.

Заметить-то он, конечно, заметил, – но спешить, похоже, не собирается. Он знает, что волшебник в сказках – персонаж весьма уважаемый, если не сказать больше: самый могущественный – и иногда любит, чтобы его немного подождали. Вот он не спеша подходит к скамейке, вот заглядывает за спинку, проверяя, не спрятался ли там хитрый гном или маленький злой дракончик, вот чертит своей волшебной тросточкой какие-то замысловатые значки на песке – и наконец, садится.

– Долго я вас ждать не заставлю. Все-таки я добрый волшебник и совсем не вредный...

– Тсс... Он опять нас услышал. Услышал, как читаем мы сказку. Наверное, мне лучше больше не вмешиваться с комментариями. Кажется, Иллюзион Фантазьевич уже начал чародействовать, то есть кудесить, то есть мне пора удалиться, чтобы не мешать ему. Иначе он может ужасно рассердиться, а если он рассердится...

– Я волшебник добрый и совсем не вредный, если, конечно, меня не сердить.

Иллюзион Фантазьевич грозит мне пальцем. Да, сказку должен делать кто-то один, и лучше будет, если этим кем-то станет настоящий волшебник, а посторонним уж придется ее просто слушать и не вмешиваться, иначе такая кутерьма начнется! – Вот именно, кутерьма и неразбериха, – ворчит Иллюзион Фантазьевич. Это он мне.

Подождите, подождите. А это кто идет там вдалеке: весь в черном, хромой и горбатый. Да он и не идет вовсе, а скачет. Скачет на правой ноге. Вот он повернулся и направляется к нам. Что-то не нравится мне выражение его лица, хотя прежде в сказках этого господина я никогда не встречал. Все, все, исчезаю, пропадаю, растворяюсь в воздухе. Иначе присказка никогда не кончится. А вас оставляю под присмотром настоящего волшебника. Уж он-то правильно во всем разберется. Не бойтесь Иллюзиона Фантазьевича , он очень добрый, только иногда поворчать любит, потому что старенький. Ну все, привет, мне пора. Увидимся в конце сказки.

Иллюзион Фантазьевич начертил на песке спираль, и поднявшийся с земли вихрь закрутил сухие прошлогодние листья на дорожке, закрутил, завертел – и унес прочь. Теперь-то уж начнется настоящая сказка.

Глава 1

Черная коробочка

Горбун приближался. Он не просто так скакал на одной ноге, не потому, что ему было весело или хотелось размяться. Левая нога его была короче правой. А еще она была деревянной. Когда он делал шаг правой ногой, ничего особенного с ним, в общем-то, не случалось, а вот когда делал он шаг левой... Когда он делал шаг левой ногой, он мгновенно из человека превращался в ореховый куст. Оборотень да и только.

– Ну что, Фантазич, все фантазируешь, все выдумываешь, – обратился он к Иллюзиону Фантазьевичу невежливо, даже не поздоровавшись, когда поравнялся со скамеечкой, на которой сидел волшебник. Оборотень брезгливо наморщил свой длинный нос, – вместо того чтобы с серьезные дела вершить?

– А ты, Колдыка, все пакостничаешь, – парировал старичок, – все дерзишь да душой кривишь, угождая своим хозяевам? Неужели не надоело?

Оборотень усмехнулся, почесал свой горб и стал на левую ногу. Тотчас он принял вид подстриженного под силуэт человека орехового куста.

– Ладно, ладно, полегче. Старого приятеля встретил – и сразу с упреками. Я можно сказать, с чистым сердцем, без задних мыслей к нему подошел, а он сразу...

– Не приятель ты мне, Колдыка, и никогда приятелем не был. А зубы мне заговаривать нечего. Говори прямо, что надо. Просто так ты бы сроду не появился.

– Прямо, сам знаешь, я говорить не умею. Скучно это, прямо говорить, да и глупо...

В руках горбун постоянно вертел небольшую черную коробочку. Он то прятал ее в карман своих брюк, то доставал снова, то открывал крышечку, то захлопывал. Или игрушка так интересовала его, что он не мог от нее оторваться даже во время важного разговора, или не игрушка это была вовсе, а какая-то волшебная штуковина. Наконец оборотень убрал вещицу совсем, снова встал на правую ногу, и произнес:

– Дело мы начинаем. Большое, серьезное. Хотим предложить и тебе участвовать.

– Мы – это, надо полагать, ты, Барон и Вдова.

– Ну да, а то кто же. Согласишься, возьмем тебя в долю. На одну десятую согласен?

– Да когда ж это я заодно с вами был! – возмутился Иллюзион Фантазьевич, возмутился и тут же пожалел о своей несдержанности. Нужно было попытаться побольше узнать о том, что затевают эти злодеи. Поэтому он вдруг переменил тон и спросил вкрадчиво: – А что за дело-то?

Оборотень снова встал на левую ногу.

– Да хотим создать ужасного злыдаря, чтобы в Губернии Сказок повеселей стало, а то, после того как Кощей с Ягой в Америку за длинной деньгой подались, скука такая, что выть хочется.

Колдыка для убедительности даже попробовал чуть-чуть повыть по-волчьи, но подавился своей слюной и закашлялся.

– Как так? – забеспокоился Иллюзион Фантазьевич. – Что значит, злыдаря хотите создать?

– Да очень просто. Вдова решила мальчишечку себе завести, пострела-мальчонку, чтоб всегда под рукой был, воспитать, так сказать, помощника.

– А я-то тут причем? – насторожился старичок-волшебник.

– Ты? Ты очень даже пригодиться можешь. Сам понимаешь, Вдове не простой мальчишка нужен, а чтобы злобный был, завистливый, жадный и грубый. Иначе какая ж ей радость с ним? А потом она его уму-то разуму научит, как следует натаскает и в мир выпустит. Он будет все ломать, портить, над слабыми издеваться – ну в общем, развлекаться и нас развлекать. А ты волшебник искусный, тебе пара пустяков и злобы и грубости наколдовать хоть целый килограмм.

У Иллюзиона Фантазьевича даже дыхание перехватило от возмущения.

– Ты!.. Да как смеешь ты, негодяй, предлагать мне такое! Да как в твою башку бестолковую мысль пришла, что я могу согласиться! Да когда ж это было, чтобы я вам в злых делах помогал! Да я ж тебя, мерзавца этакого сейчас вразумлю, так что ты у меня впредь и думать забудешь, как этакую подлость мне предлагать!

И Иллюзион Фантазьевич размахнувшись, со всей злости ударил говорящий ореховый куст тростью. Но оборотень, оказалось, к этому был готов. Ловко извернувшись, он шуркнул ветками, переступил на другую ногу, отскочил в сторону и, довольно хохоча, быстро достал из кармана свою коробочку и раскрыл крышку.

С испугом Иллюзион Фантазьевич наблюдал, как изрядная порция его волшебного гнева, повисшая в воздухе, скручивается спиралью и, словно дым из печной трубы – только в обратном направлении, – медленно уходит в Колдыкину ловушку-коробочку.

– Это как раз то, что от тебя и требовалось, старый дурак, – со злым смехом прокричал оборотень, захлопывая шкатулку. – Из такого количества волшебного гнева получится три порчи и еще на сглаз останется. Спасибо, дедуля. Скоро встретимся. А засим, позволь откланяться.

И Колдыка изобразил шутовской поклон, а потом неожиданно действительно хлопнулся оземь, оборотился тотчас огромным черным вороном и, тяжело взмахнув крыльями, взвился в воздух.

Иллюзион Фантазьевич растерянно провожал глазами исчезающую вдали птицу, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Все произошло так неожиданно, что он только теперь начинал понимать, что натворил. Пусть нечаянно, но он помог Вдове и Барону в воплощении их плана. Пусть без злого умысла с его стороны, но часть его волшебной силы будет теперь служить их интересам. Его, как неопытного юнца, обвели вокруг пальца. Ну как он мог позабыть, что бесполезно деревянной – пусть даже чародейской – тростью бить изворотливого оборотня, даже если тот стоит на левой ноге. Повредить оборотню может только серебряная волшебная палочка! Старый кудесник понимал, что и на нем теперь лежит часть ответственности за все пакости, которые могут натворить ведьма с приятелями. Но еще больше его беспокоило даже не то, что его сумели использовать, а то, сколько бед может выйти из этой затеи. Правда, растерянность его длилась недолго. Уже через несколько минут он знал, что надо делать и, усевшись на садовую скамейку копался в своем саквояже.

– Э-эх, – вздыхал Иллюзион Фантазьевич, доставая оттуда небольшую белую коробочку, – эти безобразники сами не понимают, что творят. Думают, если сил у них и богатства много, то могут озорничать как хотят и все им позволено. Так и в жизни-то не бывает, а уж в сказке-то и подавно.

Глава 2

Сотворение Как-Зола

В замке Барона давно не было такой суеты. Построенный много веков назад тевтонским предком Барона, завоевателем из чужой сказки, и надежно охраняемый от доблестных русских витязей пьяными-угарными заморскими чарами, он стал с тех пор прибежищем сил зла и всякой нечисти в Губернии Сказок. Поначалу богатыри пытались штурмовать враждебный замок – все бесполезно. Кое-кому, правда удавалось проломиться через ворота дубовые. Иные удальцы на скакунах долгогривых перелетали и чрез каменны стены. Нашлись и такие, кто дошел до самой двери кабинета Барона. Но даже самым отважным ратникам, прославленным в битвах, не превозмочь было неодолимых тех чар: то синеглазая принцесса им чашу с напитком пенным и хмельным поднесет, то гном какой усыпит сладкою сказкой, а не так давно Барон изобрел Волшебный Ящик с цветными картинками – посмотришь в него и уже не помнишь, кто ты и зачем в Черный Замок пожаловал. И все герои, поддавшись чудесным сиим искушениям, становились в конце концов жалкими пленниками разных проявлений дурманящего обмана, гибли зазря, а души их препровождались в сырые и мрачные подземелья, навеки попадая в плен коварному чернокнижнику. В конце концов это страшное место и вовсе оставили в покое и стали обходить стороной.

Только злая Вдова, заглянув однажды в проклятый замок на шабаш ведьм, навсегда осталась там и потихонечку стала прибирать к рукам все хозяйство немного непрактичного последнего представителя рода Баронов. Чьей вдовой она была, не знал никто. Злые языки уверяли, что на этот вопрос и сама она не смогла бы ответить. А уж совсем злые языки уверяли, что мужей у нее было, как огурцов в бочке, – и всех она одного за другим свела в могилу. Так ли, иначе ли, прозвище пристало к ведьме крепко, и по другому ее никто уж не называл. А еще бродяга-оборотень, вечно неприкаянный скиталец, как-то ненастной ночью постучавшийся в двери Замка, был впущен в каменную твердыню зла и так и остался у них в услужении.

Никого из добрых людей не было поблизости и в тот памятный день. А в Замке творилось что-то невообразимое. По коридорам носились сумасшедшие вихри; со столов сами собой падали и разбивались чашки; худые безжизненные руки барабанили по стеклам узких окон, пауки ползали по заляпанным стеклам, разбуженные караморы в страхе снимались с насиженных мест и летали по комнатам, а в подвалах кричали, стонали и на разные голоса завывали души замученных узников. И все потому, что хозяин Черного Замка вместе со своими ужасными друзьями творили черные колдовские дела. Они колдовали уже три дня и три ночи, а растревоженная заклинаньями нечисть стенала, охала и рвалась в кабинет Барона, где проходило великое волшебство.

Дело близилось к завершению. Корешок мандрагоры, припасенный Вдовой еще с прошлого лета, уже был брошен в бурлящий котел вместе с сорока семью высушенными и истолченными в порошок ядовитыми травами, вяленой крысиной лапкой, гадючьими потрохами и лисьим пометом. Маленькое сушеное тельце уже впитало в себя чудесные силы сорока семи трав, уже вобрало крысиную ловкость и неприметность, змеиную гибкость и хитрость рыжей лисицы. Теперь предстояло самое главное. Огромною медною ложкой, на ручке которой была выбита дарственная надпись самой великой Яги (когда-то он выиграл турнир рыцарей зла в честь ее трехтысячелетнего юбилея) Барон извлек человечка из котла с зельем, а Колдыка раскрыл перед ним крышку своей черной коробочки. Много стран и земель обошел, облетел, обползал коварный оборотень, собирая в маленький ларчик гнев, жадность, подлость и прочие мерзости-гнусности, которые еще не перевелись в людях. Не жалея себя, вероломством и хитростью, а иногда и без особых даже усилий добивался Колдыка того, что проявляли люди свои дурные качества, аккуратно собирал он черный дымок в черную свою коробочку, пока та не наполнилась доверху. Полным-полнехонек был теперь его волшебный ящичек. Кривился в злобной усмешке Барон. Довольно потирала руки Вдова. Все шло именно так, как они и задумали.

Ведьма простерла руки над еще не ожившим младенцем. Мелко дрожали костлявые узловатые пальцы. Вот заходили, забегали руки вокруг головы мальчишки, зашептала, зашумаркала злая колдунья страшное заклинание – и тонкой струйкой потянулся из открытой коробочки черный дым и вошел в самое темечко человечка. Снова заводила-замахала руками над его головой ведьма.

Чер-чур-черной-человечек

Дыр-дур-дрянную-дурную-душонку

Врр-спрр-спрячь-и-храни-внутри

Раз-два-три!

Внезапно Вдова схватила со стоявшего рядом столика старую винную пробку, разжевала ее своими железными зубами, выплюнула клейкую кашицу себе на ладонь и быстрым движением замазала темя младенцу.

И едва она сделала это, запечатав злой дух в человечка, мальчишка раскрыл сначала глаза, потом рот, заорал что есть мочи, а потом изловчился и укусил за палец все еще державшего около его лица коробочку оборотня.

– Ой-ой-ой! – заорал Колдыка, хватаясь за окровавленный палец (младенец родился с зубами). – Как он зол! Как зол! Не успел на свет появиться, а уж грызнуть норовит.

Вдова задумалась на секунду, а потом неожиданно для всех широко улыбнулась.

– Вот и имечко дитятке выдумал. Молодец, Колдыка!

– Какое имечко? – оторопело переспросил все еще державшийся за укушенный палец оборотень.

– Как какое? Как-Зол – вот какое. Лучше имени для моего сыночка не выдумать.

– Как-Сол, – оценивающе промурлыкал с сильным акцентом Барон, крутя перстень на холеной руке, – а ш-ш-што, корош-шее имя.

– Очень хорошее, а главное, подходящее, – суетилась вокруг младенца ведьма. – Как-Зол Мандрагорич – звучит! – Она схватила со стола приготовленную бутылочку со смесью соков мухомора и белены и попыталась напоить малыша. Но тот брезгливо оттолкнул угощение и заорал так громко, что чувствительный Барон даже заткнул уши. Когда младенец сделал паузу, чтобы перевести дух, он умильно произнес:

– Ах-х какой наш Как-Солчик хмыр-ря!

– Прелестный крикса! – согласилась Вдова.

– Настоящий кусака! – подытожил Колдыка, все еще держась за палец.

На следующее утро, когда радость по поводу удавшегося колдовства немного утихла, а спеленатый малыш, наоравшись вволю, наконец успокоился, ушли в свои комнаты и улеглись спать и Барон с Колдыкой. Одна Вдова осталась в кабинете хозяина Замка. Она тихонечко опять развернула младенца и принялась пристально его рассматривать. Взгляд ведьмы быстро скользнул по спине и животику мальчишки, пробежал по морщинистым ручкам и ножкам корешка-человечка и упал на злобное личико. Тот безропотно сносил все, что с ним проделывала мамаша, видимо чувствуя, что имеет дело с настоящей ведьмой, которая не спустит ему просто так глупых шалостей. Глаза Вдовы остановились. Она подняла правую руку вверх и потерла указательным пальцем большую черную родинку, безобразившую ее длинный крючковатый нос. Колдунья застыла, как изваяние, взгляд стал холодным и острым, как гвоздь, который она нацелила прямо в лоб человечку. Она несколько раз моргнула еще, и каждый морг ее был как удар молотка, забивающий гвоздь в душу младенца. И ведьма действительно проникла в душу его и увидела там все злые качества, которые насобирал по миру и которыми наполнил потом колдовского ребенка хитрый оборотень. Все, все, что она увидела там, нравилось ей: и тихо кипящий гнев, и черная, липкая зависть, и грубость, и жадность, и конечно же, страх, страх перед ее колдовским могуществом – все было на месте. Вдова улыбнулась – а вот вероломство и подлость – как всегда прячутся за подхалимством и лестью. Все, все что надо настоящему злыдарю. Но вдруг стальной взгляд Вдовы вспыхнул тревогой. Она моргнула еще раз, еще, проникая все глубже и глубже. Она явно что-то искала, но не могла найти. Тщательно обшаривала ведьма каждый уголок души Как-Зола , не забыла заглянуть и за полог безмолвия, проверила тайные желанья – напрасно. Нигде не увидела она того, что искала. Яростью исказилось лицо колдуньи.

– Колдыка! – заорала что было мочи Вдова. Заорала-завизжала, так взревела, что в замке задребезжали стекла, а младенец заорал, будто его и вправду ткнули гвоздем. – Колдыка! Подь сюда, безмозглый растяпа! Подь сюда, растяпанный безмозгля!

Через минуту на пороге стоял испуганный заспанный оборотень.

– Ты... ты как посмел , – задыхаясь от гнева, шипела колдунья, – ты как посмел позабыть про везенье!

Колдыка закусил губу. Отпираться было бессмысленно. Он знал о способностях ведьмы, знал о том, что прежде чем вызвать его, она досконально проверила все содержимое души мальчишки и не отыскала там и следа удачи или везенья. Действительно, скитаясь по миру и собирая в свою коробочку зло, оборотень очень спешил, стараясь побыстрее наполнить ее доверху. Он сосредоточился на поиске злых качеств, а об удачливости забыл ведь удачливость бывает как у злых, так и у добрых. У Колдыки совсем вылетело из головы, что Вдова строго-настрого наказала ему обобрать самых удачливых людей на планете, ведь без изрядной порции везенья никогда не получится достойного негодяя.

Ведьма рвала и метала. Лучшая баронова скатерть уже валялась на полу истерзанная в клочки. Вдова схватила медную ложку и что было силы запустила ею в Колдыку. "Хорошо, не серебряная", – успел подумать он, уворачиваясь.

– Все пропало, все кончено, – как заведенная, повторяла колдунья, из-за тебя вместо всепобеждающего злодея у нас получился недоделанный неудачник. Ты не добыл для него ни капли везенья. Теперь все, что бы он ни затеял, обречено на провал. Теперь он будет только злиться впустую и никому не причинит никакого вреда.

В дверях появился Барон. Заслышав ведьмины крики, он поспешил к месту скандала, думая, что в замок пробрался чужой и опасаясь как бы его не лишили удовольствия поучаствовать в жестокой расправе.

Однако, узнав в чем дело, он недовольно поморщился, а затем посмотрел с презрением сначала на оборотня, а затем и на вздорную бабу.

– Анча-р, – слегка грассируя произнес он и повторил еще раз: – Анчар.

Две пары глаз изумленно уставились на Барона. Первой обрела дар речи колдунья.

– Анчар? – оторопело переспросила она. – Ядовитое дерево? "Яд каплет сквозь его кору?"

– Анчар?! – отозвался, как эхо, Колдыка. – Древо смерти?! "К нему и птица не летит и тигр нейдет".

– Та, терефо, – подтвердил Барон (это у него значило "да, дерево"), тикр нейдет, а наш Как-Сол толшен путет пойти.

– Но зачем?! – удивилась ведьма. – Злости и яда души в нем и так хватит.

Барон медлил с ответом. Он явно получал удовольствие от замешательства своих компаньонов.

– Ему нужна лишь толика везенья, – настаивала Вдова.

– Ему бы чуть-чуть везенья, – поддакнул оборотень.

– Заткнись! – не выдержала ведьма и швырнула в Колдыку подвернувшимся под руку спиритическим блюдцем, измазанным еще с прошлого года кофейной гущей. – С тобой у меня отдельный разговор будет. Вот оторву правую ногу будешь на всю оставшуюся жизнь чекурявым кусточком.

Обиженный оборотень запрыгал в угол и назло своим неблагодарным друзьям, показывая, что не боится угрозы (хотя на самом деля очень даже боялся), встал там на левую ногу.

– Так зачем ему идти к анчару? – с нетерпением в голосе поворотилась ведьма к Барону.

– Все тело в том, таракуша, что анчар... – федь анчар ятофит тля лютей, ну тля птиц еще, тля зферей и прочей никчемности. Тля нас-то федь он бесфретен, та-с, чистой фаты амброзия-с. И тля Как-Солчика тоше, – Барон приторно сюсюкая показал мальчишке козу, не решаясь, однако подходить слишком близко, памятуя о том, что случилось вчера с Колдыкой.

– Ну так и что с того? – не унималась ведьма. – Ты не тяни. Говори толком, какой Как-Золу прок от анчара будет.

– А прок такой, – таинственно понизил голос Барон, он волновался и путался в русских словах больше обычного – што ф терефе том есть тырка, которая есть тупло, а ф том тупле путылька. Путылька сапешатана пропкой.... Кто ту пропку сорфать тот весенье лофить, тофо утача фсю шиснь не покитать. Только пропка та не простая, а сакофоренная. Никто из шивыхх к анчару потойти не мошет, не сметь, закофора никто не снать – фот лешит фесенье сакупорифшись, тошитаться.

– Дожидается, говоришь, – глаза Вдовы загорелись алчным огнем, дожидается – значит нас дожидается. Правильно говоришь, Барон. Как-Зол пойдет и возьмет его. – Вдруг какая-то новая мысль пришла в голову ведьме. – Постой, постой, – она снова повернулась к Барону, – ведь анчар растет в пустыне! Пока Как-Зол туда доберется пройдет слишком много времени, а нам ведь ждать не досуг.

– Ф пустыню тащиться несачем, – Барон погладил свою реденькую седенькую бородку, – кое-кто нам ф этом помок.

– Кто же?

– Турашок отин. Ушеный. Экс-пе-ри-ментатор, – последнее слово злодей произнес раздельно, со смаком выговаривая каждый слог. – Пересатил анчар на русскую почфу, из пустыни ф Скасочную Куперню, а именно, в Сапофетное Полото. И претстафь сепе, он прекрасно пришился. Анчоус – так сфали тофо окр-омона – хотел фыфести там полотную нечисть, хе-хе-хе...

"Не окромона, а агронома, – ухмыльнулся про себя оборотень. – А еще аристократа из себя строит, дура нерусская". Но вслух он этого не сказал. Вслух он вежливо спросил:

– И что, неужели вывел?

– Фыфел, фыфел. Но не кикимор и полотных старикашек в красных шапках, им-то анчара яд нипочем, – он пол леса сферей и птиц фыфел, пока не понял што ошипаться. А когда понял, то стало так стытно, что он расфесил фокрук терефа таплички, построил сепе испушку и претупрештать фсех, штопы плиско не потхотить.

– А кто спрятал в анчаре удачу?

– Никто там не прятал. Она сама фыросла. Му-та-ция. Флияние сеферный фетер и полотный срета. Плот фесеньа, так скасать, фысрел в тупле ятофитова терефа, хе-хе...Нато только еще... – вдруг замялся Барон, – одну малость...

– Какую малость? – встрепенулась успокоившаяся было ведьма.

– Уснать саклинание.

– Ах это. Узнает. По дороге узнает, – нимало не сомневаясь в сыскных талантах сыночка, пророкотала самонадеянная колдунья. – Повзрослеет и узнает, узнает пока взрослеет, а мы поможем. Кстати, развивается он очень быстро. Скоро уже говорить и ходить сможет.

– Кокта? – с нетерпеньем спросил Барон.

– Когда последняя песчинка упадет, – и ведьма посмотрела на песочные часы на каминной полке. Песок должен был закончиться вот-вот.

Увлеченные разговором, все забыли о мальчишке. Он, тем временем, ползал на четвереньках по столу, безуспешно пока пытаясь цапнуть зазевавшегося Барона за унизанный бриллиантами палец. В конце концов Как-Зол слишком близко подполз к краю и, потеряв равновесие, шлепнулся вниз.

– Бедняжка, – запричитала Вдова. – Вот видите, как ему не везет.

– Нишефо, – постарался утешить ведьму Барон, – тай щерт ему только то анчара топраться – тогта он еще всем покашет, кте ситорофы косы ночуют.

Ведьма захохотала, а вслед за ней и Колдыка. Они иногда потешались про себя над речами Барона. Тот не заметил насмешки, приписав их веселье своей удачной шутке. Все трое, взявшись за руки пустились в пляс вокруг круглого столика, на котором лежал и скалил острые зубки маленький злыдарь.

Вдруг Вдова резко остановилась и, вспомнив о провинности оборотня, грозно ткнула ему в грудь костлявым пальцем:

– Кстати, Колдыка, помогать ему будешь ты!

– Прекрасная итея! – подхватил Барон. – Только пошему пы не прикасать опоротню зразу пес профолочек тостафить малчишку к анчару?

– Незачем. Пусть сам мир посмотрит, уму-разуму поучится да силушку свою злую испытает. А если потреплет его кто в дороге, поколотит или перцу задаст – ничего, злее будет.

На воротник Как-Золу Вдова пришила костяную пуговку. Если ее потереть, пожарная сирена тотчас начинала звучать в ушах оборотня и гнала его на помощь хозяину волшебного кружочка, – но от страшной угрозы простоять всю жизнь на левой ноге тот теперь был избавлен. "И умер бедный раб у ног Непобедимого Колдыки", – весело напевал оборотень, скача на правой ноге вниз по бесконечной винтовой лестнице старого замка и прыгая через ступеньку. Еще посмотрим кому в конце концов улыбнется удача! Ему довольно легко удалось снова вывернулся из неприятного положения. Ведь куда лучше иметь дело с ее недоделанным сыночком, чем с самой свирепой Вдовой!

Суматоха в замке на какое-то время затихла. В старинных опочивальнях и залах перестали раздаваться стоны и вопли. Разбитые фарфоровые чашки и блюдца, были выброшены в мусоропровод – гордость хозяина замка. Успокоившиеся караморы снова расселись по узким стрельчатым окнам. А души несчастных замученных узников в подвалах снова забылись в тяжкой тревожной дреме.

Но и Иллюзион Фантазьевич тоже не сидел, сложа руки. Едва исчез вдали растрепанный ворон, принялся мудрый волшебник за дело. А что в таких случаях полагается делать знал он прекрасно.

– Всякая вещь, всякий случай и в игре и в сказке, да и во всем мире тоже, имеют две стороны, – и стороны эти и похожи и непохожи, одинаковы по форме, но разны по цвету. А значит, если кто-то поставил на игровое поле фигурку черную, то обязательно появится и такая же белая, – любил повторять он.

Если говорить более понятно, то, поскольку Вдова со своею шарагой решили создать себе в помощь маленького злыдаря, собрав по миру лихо и ложь, добрый старый чародей решил противопоставить ему доброго человечка.

"Придется и мне обзавестись внучком", – шептал Иллюзион Фантазьевич, сидя на крылечке своего небольшого выстроенного среди фруктового сада домика, стены которого, как из кирпичиков, были сложены из сказочных книжек. Когда Иллюзиону Фантазьевичу требовалось вспомнить какую-нибудь сказку, он просто вытаскивал одну из книжек-кирпичиков, закладывая место дощечкой, чтобы стенка не развалилась, раскрывал и читал. Никогда не трогал он только четыре краеугольные книжки, лежащие в основании стен – иначе его домик мог бы попросту развалиться. Хотя и оч-чень хотелось. Ведь там были записаны такие старые сказки, которых никто, в том числе и он сам, никогда не читал.

И надел добрый волшебник свои старенькие стоптанные башмаки-скороходы, и отправился он в дорогу. Обходя города и села Губернии Сказок, он укладывал в белую коробочку добрые мысли и хорошие качества людей. Но медленно, очень медленно продвигалась его работа. То ли слишком стар он был, то ли уж очень разборчив – не брал в свою шкатулку неискренние чувства и напускное добродушие, то ли доброты в последнее время меньше стало, чем злобы – так ли, иначе ли, проворный оборотень уже набил полный ларчик, а у Иллюзиона Фантазьевича не было еще и половины.

"Ничего, ничего, – приговаривал старый волшебник, пряча в белую шкатулку особенно понравившиеся ему находки – невинность и всепрощенье, тише едешь, дальше будешь. Еще посмотрим, кто победит". Но когда Как-Зол появился на свет, Так-Добр (а именно так решил назвать старичок своего малыша) еще был далек от завершения. Иллюзион Фантазьевич понимал, что надо торопиться – иначе злой мальчишка наделает столько бед, что исправить положение будет очень непросто. А тут незадача: в коробочку нечаянно попало слишком уж много доверчивости, которая так смешалось с остальным ее содержимым, что на изъятие ее оттуда потребовалась бы целая уйма времени. Старый чародей подумал-подумал, да и решил оставить, как есть. Конечно, переизбыток доверчивости – не самая удачная черта характера, да еще для выполнения особо важной работы, – но что поделаешь: слишком дорог был теперь каждый час. Для тела мальчика чародей решил использовать простую оранжевую морковку. Вы не замечали, как иногда этот корешок напоминает смешного оранжевого человечка?

Глава 3

Первая проделка Как-Зола

Как-Зол очень обрадовался, когда покинул пределы замка. Правда, спускаясь с лестницы, он поскользнулся и расквасил себе нос, но даже это досадное недоразумение не смогло омрачить его радости от расставания с матерью и ее неприятными приятелями. Он с первого взгляда невзлюбил своих создателей, со второго стал их бояться, а с третьего понял, что пока он находится в замке Барона, придется ему подчиняться. Целую неделю они заставляли его смотреть в Волшебный Ящик, объясняя, по каким ужасным правилам идет игра в этом ужасно устроенном мире и что в нем можно и нужно было б еще испортить. Потом для лучшего понимания все трое принялись его воспитывать, то есть по очереди выпороли черного человечка ивовым прутом, подергали за уши, чтобы рос выше (хотя пре-екрасно знали, что выкопанный из земли в прошлом году корешок вырасти больше не сможет). Когда воспитатели Как-Зола посчитали, что тот уже усвоил все, что они хотели ему преподать, они повесили ему на спину ранец, в который положили всякие необходимые волшебные мелочи, а на отворот замшевой курточки пришили "звонковую пуговицу", которую нужно было только слегка потереть между пальцев, чтобы вызвать оборотня. Тут нужно добавить, что в пище человечек совсем и не нуждался, а чтобы подкрепить силы, мог просто зарыться в землю и, поскольку все-таки был корешком, насытиться ее благодатной влагой.

Вдова, напутствуя сыночка, наказала ему идти всегда спиной к солнцу именно так можно было дойти до Заповедных Болот – и во время путешествия сотворить как можно больше козней и пакостей. Последнее напутствие злыдарю очень понравилось – ведь это было как раз то, к чему лежала сотканная из лиха душа Как-Зола.

И черный мальчик отправился в странствие. К тому что ему надо еще добраться до анчара, выведать по дороге заклинание и распечатать скляницу с везеньем, корешок-мальчишка отнесся со свойственной ему бесшабашностью. Успеется, устроится, – думал он, на ходу сочиняя свою противную злую песенку. Жесткие буро-зеленые травянистые волосы торчали в разные стороны. На темном бородавчатом лице выделялся длинный, кривой отросток носа, маленькие колючие глазки так и бегали, так и бегали, выискивая, где бы можно хоть в чем-нибудь навредить. А вот и песенка, между прочим, уже готова. И Как-Зол затянул надтреснутым скрипучим баском: