Текст книги "Элементарная педагогика, или Как управлять поведением человека"
Автор книги: В. Слуцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Элементарная педагогика, или Как управлять поведением человека
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Уверены, что, взяв книгу в руки, вам трудно будет отложить ее, хотя это не захватывающий и увлекающий всех детектив, а книга, написанная школьным учителем.
Полноте, в лучшем случае снисходительно, скажет читатель, по проблемам педагогики уже столько написано уже все всем известно, а воз, простите, и ныне там – стонут и учителя, и ученики, и родители. В самом деле, истина – одна, а сколько вокруг нее накручено, и каждый претендует на знание подлинной истины. Кому же верить?
А никому, скажет вам автор. До истины каждый должен докапываться сам путем собственных мучительных размышлений, собственных проб и ошибок и, естественно «начиная не с нуля, а осмыслив мировой педагогический опыт (а если, точнее, философский, этический и психологический). Другого пути нет в познании истины, и тут помогут не институты, диссертации, всевозможные регалии, а только честный, очищенный совестью путь, по котором и пошел автор.
«Верьте себе, – писал Л. Толстой, – особенно когда ответы, представляющиеся вам, подтверждаются... вечными началами мудрости людской...»
Да, автор может показаться запальчивым, ортодоксальным, категоричным, может быть, не все очевидно и бесспорно с точки зрения научности в его видении и трактов eе проблем, но ведь он отстаивает свои, выстраданные на своем пути к истине убеждения. Ваше право согласно с ним или отвергнуть – это уже ваш путь к истине. И дело не в смелости автора, претендующего на знание истины не в возможности открыто критиковать и школу, и педагогическую науку, – кто сейчас не смел и не критикует. Смелость нужна, чтобы заглянуть себе в душу глазами ребенка, как это сделал автор:
«Я никогда не забуду один ничтожный на первый взгляд случай, который произошел со мной в школе шел по коридору. Уже прозвенел звонок и начался урок. В конце коридора в нише стены стояла лицом к стене незнакомая мне маленькая девочка и плакала. Я, естественно, попытался утешить ее, спрашивая, что случилось, шутил, пытался приласкать ее, она не ответила мне ни слова и только, как затравленный зверек, оглядывалась на меня с непередаваемым выражением, которое правильнее всего перевести так: притворяйся сколько угодно, я все равно знаю, что ты мой враг. Через минуту появилась известная в школе уборщица, пожилая женщина по имени тетя Маша, она обратилась к девочке, и та ей все рассказала, открыла душу, выплакала свою обиду и успокоилась.
Тогда я понял: эта девочка не доверяла мне только потому, что я был учителем»
Элементарная педагогика
ВВЕДЕНИЕ
Я много размышлял о нашей школе, беседовал с учителями, анализировал собственный педагогический опыт и опыт, так сказать, педагогически-житейский, бытовой общения друг с другом, воспитания детей и т. п.), и все более и более мне бросалось в глаза, что каждый из нас в этом общении придерживается собственных принципов и правил, обычно в достаточной степени диких. В результате этих бесед и размышлений у меня сложилось твердое убеждение, что одна из главных бед нашей школы состоит в деквалификации учителей, проще говоря, в нашем элементарном педагогическом невежестве. Наша школа сейчас является по сути своей не профессиональной, а любительской самодеятельной организацией, где каждый учит и воспитывает как может и как считает нужным.
Что я хочу этим сказать? Очевидно, что любая профессиональная деятельность должна быть основана на определенной научной теории, истинность которой доказана, – теории единой, общепризнанной и применяемой всеми. Ее должен назубок знать любой профессионал. Каждый профессионал должен также обладать определенным набором умений и навыков, необходимых для работы в этой сфере. Таким образом, определенные стандартные требования в области профессиональной деятельности предъявляются к каждому, и тот, кто не соответствует этим требованиям, не может считаться профессионалом. Мы же зачастую не знаем, какими именно качествами должен обладать педагог, а потому и требования к себе и своим коллегам предъявляем чисто любительские. По сей день работа учителя в нашей школе строится фактически на энтузиазме, причем каждый предоставлен сам себе и каждый сам решает, что и как ему нужно делать.
Но вот что интересно: меньше всего в таком положении вещей виноваты сами учителя! На основании бесед со многими и многими учителями Я пришел к совершенно несомненному для себя выводу: нет таких учителей, которые бы не хотели хорошо работать. Да и действительно было бы странно, если б такие нашлись! Хорошая работа вызывает положительные эмоции, хорошее самочувствие, высокий жизненный тонус, способствует развитию таких необходимых в жизни психических качеств, как высокая самооценка, уверенность в себе и т. п. Плохая же, напротив, вызывает раздражительность, нервность, упадок сил, неверие в себя, пессимизм, равнодушие. Было бы, повторяю, чрезвычайно стран-, но, если бы существовал такой человек, который бы стремился не к первому, а ко второму.
Итак, нет ни малейшего сомнения, что если учитель работает плохо, то причина этого не в том, что он не хочет работать хорошо, но в том, что он не умеет.
Один из моих институтских друзей, назовем его Сергеем Васильевичем, по окончании вуза пошел работать в одну из обычных городских школ. Сергей Васильевич – на редкость добрый, чрезвычайно любящий детей молодой человек, очень добросовестный, энергичный, старательный. Вуз (университет) он окончил с отличием. Естественно, что, идя работать в школу, он был полон самых радужных ожиданий. Он не просто хотел работать хорошо, он страстно желал работать хорошо!
В школе его назначили классным руководителем четвертого класса и предупредили, что класс умный, «башковитый», но буйный, шумный, грубоватый, дети плохо воспитанные, а кроме того, в начальных классах у них была классная руководительница-диктаторша, приучала детей к крику, к террору.
Но наш Сергей Васильевич, во-первых, весьма добродушен по характеру. Во-вторых, будучи человеком начитанным, молодым, живо интересующимся витающими в воздухе «прогрессивными» идеями «педагогики сотрудничества» он думает: «Я буду добр к ним – и они переменятся!» Но что же получилось на самом деле?
Дети очень наблюдательны. Они сразу раскусили нашего молодого учителя. Уже первого сентября, явившись домой наполненными до краев впечатлениями, они выложили родителям свое Самое Главное Впечатление:
– А у нас новый учитель – такой добрый!
Одни родители, «которые непонимающие», умиленно, радостно улыбнулись и подумали: «Ну вот, наконец-то повезло моему Олежке, вздохнет свободно после этой ужасной Марьи Нероновны!»
Ну а другие незаметно от своего чада зачесали в затылоках «О-хо-хо! Что-то будет?» Естественно, что уже на второй день дети встали на головы. Сергею Васильевичу они при этом с обезоруживающей детской откровенностью заявили прямо в лицо: «Вы, Сергей Васильевич, – добрый!»
– Да почему же я добрый? Совсем я не добрый, – смущенно оправдывался в глубине души польщенный Сергей Васильевич.
– Нет, вы добрый, мы сразу увидели! – безапелляционно заявили детки.
Сергею Васильевичу приятно, но только на душе все-таки как-то не так, не то что-то. Может, это из-за того, что дисциплина в классе плохая? Да нет, он уверен, что это только сначала, а потом все наладится. Но что же?
И невдомек ему, что на языке детей, испытавших террор (иными словами – авторитарное воспитание), слово «добрый» означает: тот, над кем можно безнаказанно издеваться, кто не способен постоять за себя.
И вот проходит месяц, другой. Уроки проводить невозможно, а во внеурочное время – дети как дети, и общаться с ними можно, даже приятно общаться.
Наконец администрация замечает безобразия на уроках молодого учителя и делает ему внушение. Да и сам молодой учитель уже далеко не так добр, как был первого сентября: постоянные издевательства озлобят кого угодно. В конце концов он решает, что пора с этим покончить. И конечно, из одной крайности бросается в другую, из всепрощения – в жесточайший террор. Но уже поздно. Дети становятся на дыбы. Если раньше они относились к нему неплохо, по крайней мере без злости, то теперь возникает бунт, неприятие, общая ненависть (вспомните «графа Косецкого» в ШКИДе), теперь уже не просто издеваются, а мстят, и мстят по-детски жестоко.
Учитель в отчаянии, у него опускаются руки, наступает депрессия. И вот наш молодой, еще полгода назад полный надежд учитель пишет заявление и уходит из школы в полной уверенности, что он ошибся в выборе профессии и педагога из него не выйдет. И невдомек ему, что это он делает свою очередную, третью по счету ошибку.
Первая была мягкотелость (которая в другом классе оказалась бы настоящей добротой, но есть педагогическое правило: «из тюрьмы надо выпускать постепенно», кого выпускают сразу, тот становится буйным).
Вторая – непоследовательность (другое педагогическое правило: «худшая политика – непоследовательность»).
Третья – уход, самая грубая ошибка. Из него бы получился отличный педагог.
Что же принес он детям, которым так страстно желал добра? Развратил их, озлобил, одним словом, зло и только зло. В чем же причина? Почему так получилось? Нам ничего не остается, как только признать, что в трагедии Сергея Васильевича (трагедии совершенно реальной) виновато его педагогическое невежество, т. е. отсутствие элементарных знаний и элементарных умений в обращении с детьми. Прав замечательный советский психолог Вл. Леви: «Благие намерения без квалификации дают тот же результат, что и квалификация без благих намерений».
Что такое, например, учитель, который кричит на своего ученика? Это не что иное, как учитель недоучка, дилетант. Он кричит не потому, что ему так хочется, или потому, что он злой. Он кричит потому, что не знает ничего другого, потому, что он 'не "умеет иначе. Если бы он мог добиться того, что нужно, более приятным способом, то он, конечно, это сделал бы. Но дело в том, что он именно не умеет.
Да и потом, крик – это только первое, наиболее бросающееся в глаза следствие педагогического невежества. На самом же деле этих следствий огромное количество.
Например, все хорошие учителя стремятся устроиться в хорошие школы, где учатся дети из образованных, интеллигентных семей, – их, естественно, легче учить.
В результате самые легкие «больные» получают самых лучших «врачей». И наоборот, самые тяжелые – самых плохих.
Вот еще один пример. В одной из «привилегированных» школ Кишинева работает замечательная учительница, большая умница, прекрасный человек, энтузиаст своего дела, которая всю душу и почти все свое время отдает детям. Ее ученики на % из интеллигентных семей. Они прекрасно развиты интеллектуально, много читают, но плохо развиты физически, малопрактичны, не приспособлены к жизни. Казалось бы, педагог должен воспитывать у этих детей те качества, которых им не хватает. Что же на самом деле? На самом деле эта замечательная учительница устраивает своим детям литературный клуб, открывает в школе драматический театр, проводит интересные беседы – одним словом, развивает у них то, что и без того отлично развито; то же, что развито плохо, она оставляет без внимания. Она, таким образом, углубляет их недостатки, потому что недостаток – это и есть нехватка чего-то вследствие переизбытка чего-то другого (дисгармония), т. е., опять-таки, приносит своим детям вред.
После разговоров с этими людьми я пришел к совершенно определенному выводу: мы не знаем Педагогики главным образом потому, что нам не приходит в голову, что она есть и что ее нужно знать.
Звучит парадоксально – и все-таки это правда.
Один из моих знакомых учителей даже совершенно искренне считает, что Педагогики вообще не существует, что такой науки просто нет! И это очень умный и талантливый человек.
Однако мнение, что Педагогики не существует, – это полуправда, а полуправда– это худший вид лжи. Педагогика существует. Существует подлинная наука, достаточно разработанная для того, чтобы ею можно было пользоваться на практике. Главными создателями ее являются Коменский, Локк, Руссо, Песталоцци, Макаренко, Сухомлинский, Выготский, Леви.
Вот эту подлинную науку нам совершенно необходимо знать.
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
Что такое педагогическая система? Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу рассказать о двух своих друзьях: одного из них зовут Сергей, другого – Виталий.
Сергей и Виталик выросли в Кишиневе на одной из улиц, которые принято называть «бандитскими». На самом деле улица, конечно, самая обыкновенная, просто на этой улице существовала компания ребят, занимавшихся мелким хулиганством. В нее входили абсолютно все мальчики, жившие на этой улице. Отношения же внутри этой группы были обычными для такого рода «бандитских» образований, т. е. – либо подчиняешь, давишь, либо подчиняешься, пресмыкаешься.
Достигнув определенного возраста, Сергей и Виталик также влились в эту компанию. Что же с ними произошло? И тот и другой стояли в отношении духовного, интеллектуального развития заметно выше других ребят на этой улице, поэтому оба оказались в крайнем положении. Сергей, будучи весьма физически сильным, активным, целеустремленным, волевым, постепенно стал – в позицию «Диктатора». Виталик же, физически слабый, больной и к тому же еще несколько слабохарактерный, оказался в положении «Козла отпущения». Над ним попросту издевались, причем порой очень грубо. Постепенно Виталик стал замкнутым, малообщительным, застенчивым, мечтательным, полюбил одиночество, стал увлекаться всякими «тихими» занятиями вроде музыки, чтения и т. п.; у Сергея же выработался так называемый «деспотический» характер. В настоящее время и Сергею, и Виталию уже за лет. Оба больше не живут (и давно) на той улице, оба женаты, имеют детей, оба преуспевают на работе. Но характер, психологический склад у них обоих остался тот же: Сергей – по-прежнему деспот, Виталий – попрежнему мечтатель, больше всего на свете любящий одиночество.
Эта иллюстрация подводит нас к пониманию педагогической системы, представляющей собой определенную постоянную систему взаимоотношений внутри какой-то данной относительно замкнутой группы, которая дает всегда определенный заданный воспитательный результат.
В нашем случае эта система продуцирует два психологических типа: неприспособленных к жизни застенчивых мечтателей и деспотов, привыкших подавлять. Причем и тот и другой являются, как видите, продуктом одной и той же системы, это как бы оборотные стороны одной медали.
Системой называют также теорию, на которой базируется ее деятельность. Какие же существуют педагогические системы?
Обычно выделяют три. Я думаю, это неверно, и чуть ниже докажу, что фактически их только две. Однако, так как выделение именно трех систем (авторитарной, либеральной, демократической) является общепринятым, я буду рассматривать их в соответствии с традицией.
Наш пример, как вы понимаете, является иллюстрацией к авторитарной педагогической системе. Каковы продукты авторитарной системы, мы уже видели. Скажем еще несколько слов об этой системе.
Авторитарная система является во всем мире наиболее распространенной (пока по крайней мере). Причина тому проста; это самая примитивная система, не требующая специальных педагогических знаний и подготовки. Процветает пока эта система и в советской школе.
В авторитарной системе можно выделить две подсистемы – жесткую и мягкую. В жесткой подсистеме повиновения добиваются с помощью физической силы, крика и прямого давления, в мягкой – косвенными методами. Так как мягкую подсистему авторитарной системы воспитания частенько путают с либеральной и даже с демократической системами, я остановлюсь на ней подробнее.
Не секрет, что в современной нашей школе многие разделяют учителей по принципу «авторитетный – неавторитетный». К первой категории традиционно относят тех учителей, которых ученики уважают не за их жестокость, но за их ум, эрудицию, знания, за такт или чувство юмора, за силу воли. У таких учителей традиционно нет проблем с дисциплиной, на их уроках дети ведут себя хорошо, их слушаются, за ними идут.
Ко второй группе относят тех учителей, которые, не обладая ни особым умом, ни эрудицией, т. е. являясь личностями вполне ординарными, вынуждены для наведения дисциплины прибегать, как правило, к жестким мерам либо довольствоваться плохой дисциплиной на своих занятиях.
Естественно, что первая группа учителей считается хорошей, цветом учительства, вторая же – плохой, плебсом. Так ли это на самом деле?
Известный болгарский педагог и писатель Георги Данаилов в своей книге «Не убить Моцарта» вспоминает о некоторых своих любимых учителях. В частности, он вспоминает об одном замечательном учителе, который за свои знания, ум, большое искусство в общении с учениками заслужил не только их огромное уважение, но и любовь и даже восхищение. Это был любимый педагог их класса, и многие из этого класса по окончании школы поступили в вуз на ту специальность, которую он им преподавал, – химию. Вместе с другими поступил на химический факультет и Данаилов.
А дальше автор делает любопытное признание. Он пишет, что после нескольких лет занятий химией он открыл (ему было уже лет), что никаких способностей к химии у него нет, что ему не очень-то и нравится химия, а что у него есть способности и интерес к гуманитарным наукам и в особенности к литературе и педагогике. Но, пишет дальше с восхищением Данаилов, влияние моего учителя на меня было так велико, что оно заставило меня пойти на ту специальность, к которой я не имел призвания.
Самому Данаилову такой странный «педагогический» результат не кажется ненормальным. Однако любой человек не откажется признать, что ученик должен выбирать ту специальность, которая ему больше подходит по его наклонностям и способностям. Следовательно, задача педагога заключается в раскрытии этих способностей, чтобы помочь ученику выбрать профессию в соответствии с его склонностями.
Георги Данаилов, человек очень умный, был тем не менее настолько ослеплен любовью и восхищением к учителю, что ему не только не пришла в голову эта мысль в лет, но и через лет, когда он писал свою книгу. Вот уж действительно удивительно мощное «педагогическое» воздействие!
К сожалению, история, рассказанная Г. Данаиловым, типична. В самом деле, влияние на ученика авторитетного учителя есть своего рода гипноз, и это влияние весьма часто мешает ему правильно сориентироваться в жизни, вообще заставляет поступать не так, как считает нужным он сам, а так как считает нужным авторитетный учитель.
Впрочем, легко видеть, что такой бытовой гипноз есть только одна из форм подчинения человека человеком. На это не обращают внимания в большинстве случаев по той причине, что подчинение это имеет внешний вид полной добровольности.
Действительно, любимый учитель Данаилова не приказывал своему ученику поступать на химический факультет, не убеждал его в этом, не просил и даже вообще не говорил ему об этом. Где же тут принуждение?
А принуждение заключается в том, что Данаилов находился под столь сильным влиянием своего учителя, что оказался неспособным идти туда, куда ему нужно было. А это есть форма подчинения, форма власти, хотя и завуалированной.
Что такое, собственно говоря, «авторитет»? Какой учитель становится авторитетным? Тот, который обладает большей духовной силой, большей силой воли. Дети же, чувствующие силу или слабость человека, склонны всегда подчиняться силе. Некоторые считают, что духовная сила хороша уже потому, что она духовная, что это некая благородная, чистая (в отличие от физической) сила, и что поэтому хорошо, когда человек подчиняется этой силе. Так ли это?
Я думаю, что как постыдно физически более сильному принуждать физически более слабого ради своей выгоды, так постыдно и духовно более сильному пользоваться своей силой для подчинения духовно более слабого. Никакой качественной разницы здесь нет. То и другое только разные формы подчинения.
Человек должен совершать тот или иной поступок не вследствие влияния на него внешних причин, людей и т. п., а вследствие внутреннего побуждения, исходящего из Осознанной необходимости данного поступка, из убеждения в его истинности. Первое есть рабство, второе свобода. Цель нормального воспитания состоит, таким образом, не в том, чтобы ученик слушался какого-то, пусть самого прекрасного учителя, а в том, чтобы он слушался себя.
Как же его научить этому? Человек не может научиться поступать правильно, если не дать ему возможности делать ошибки. Однако роль воспитателя состоит в том, чтобы, с одной стороны, исключить возможность серьезных, роковых ошибок, и здесь несомненно возможно и нужно применять принуждение в какой угодно форме; с другой стороны, в том, чтобы облегчить путь научения, ускорить его.
Одна из распространенных ошибок состоит также в том, что положительные плоды воспитания авторитетных учителей видят в том, что у них на занятиях дети ведут себя хорошо. Но на занятиях у слабого учителя эти же дети ведут себя отвратительно, зачастую просто издеваются над этим учителем, т. е. эти дети (которые являются объектом труда, объектом воспитания «авторитетного» учителя) приучаются подчиняться сильному и издеваться над слабым.
В этом и состоит, собственно говоря, главный итог воспитания, основанного на авторитете.
Итак, мягкая подсистема авторитарной системы – это и есть подавление с помощью интеллекта, духовной силы, силы воли и тому подобными «чистыми» методами. Суть, однако, та же.
Что же, авторитет не нужен? Нужен. Но авторитет – средство воспитания, а любое средство хорошо тогда, когда оно правильно применяется. Авторитет – это средство, которое, так сказать, должно стремиться к самоуничтожению, или, вернее, к само неприменению. Он нужен лишь до тех пор, пока воспитанник еще не умеет пользоваться своей свободой; когда же он этому научается, авторитет становится ненужным: он остается, но уже не применяется. У нас же, к сожалению, авторитет часто превращается в самоцель и не служит свободе, а отучает от нее.
В дополнение к тому, что уже сказано об авторитарной системе, несколько цифр американского психолога Курта Левина: драки между детьми в «авторитарных» классах происходят в раз чаще, чем в «демократических». Тот же Левин отмечает: в «авторитарных» классах дети раздражительны, эгоистичны, классы расколоты на группировки, часто враждебные; авторитарные классы отличаются «грязным» отношением мальчиков к девочкам.
И самая главная особенность авторитарной системы – в том, что не учитель существует для ученика, а, наоборот, – ученик для учителя.
Сущность либеральной системы совершенно та же, что и авторитарной: заставить ребенка делать не то, что ему нужно, а то, что хочется учителю; облегчить «труд» учителя, т. е. фактически то же завуалированное подавление.
В самом деле, часто говорят, что основные орудия воспитания – это кнут и пряник (на самом деле это, конечно, не так). Такой концепции придерживаются как авторитарная, так и либеральная системы воспитания; разница же между ними состоит в том, что авторитарная делает преимущественную ставку на кнут (не гнушаясь и пряником), а либеральная – на пряник (иногда прибегая и к кнуту). Вот почему выделение этой системы как особой системы воспитания, по-моему, является по сути ошибочным.
Демократическая система воспитания является единственной подлинно научной системой воспитания. Основные теоретики – Локк, Руссо, Макаренко, Сухомлинский. В чем же ее отличие от авторитарной и либеральной систем?
Демократическая система полагает, что никакое средство воспитания не может быть хорошим или плохим само по себе, любое средство можно применять, оправданность применения того или иного средства определяется результатом. Нельзя делать ни того, что хочется педагогу, ни того, что хочется ребенку; а необходимо делать только то, что объективно нужно для счастья, для духовного здоровья ребенка. Кнут и пряник являются несовершенными, весьма второстепенными средствами воспитания, их постоянное применение является ошибочным. Главными орудиями воспитания являются человеческие отношения и условия жизни человека – те орудия, .которые не находятся непосредственно в руках педагога и не им выдуманы, но существуют объективно. Педагогическая позиция воспитателя в этом случае скрыта от воспитанника, воспитанник не знает, чего от него хочет педагог (лучше всего, если вообще не знает, что его воспитывают).
Демократическая система является единственной, которая учит детей не быть орудием в руках других людей, а сознавать свои нужды, силы, способности и свободно определять свое поведение (это есть не условие, а результат воспитания).
