Текст книги "Огонь, вода и медные трубы"

Автор книги: В. Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Вот точно также мы с Зайцевым замерли на месте. В том положении, в котором нас застала стрельба. Было от чего замереть! Что нам делать дальше? Обоим стало ясно, что положение наше – хуже не придумаешь! Бежать вперед, даже, если там нет фрицев, оторваться от роты, а это гибель. Ведь это передовая! Бежать назад, но там идет бой и можно сразу угодить под пули. А, если наверх? Сразу же срежет пуля. Ведь немцы вели интенсивный огонь.

На лице Зайцева испуг и растерянность. Он спрашивает: – Что будем делать?

Сразу понял, что совсем растерялся. Лихорадочно соображаю – что делать?

Выхода из положения не было!

ГЛАВА ПЯТАЯ. КОНТРАТАКА

 
Я клянусь – не ворвется
Враг в траншею мою!
А погибнуть придется. —
Так погибну в бою.
 

«Клятва». поэт Владимир Лившиц.

Растерялись мы с Зайцевым или не растерялись, но действовать надо!

Автоматная очередь, которая заставила нас с Зайцевым замереть на месте, смолкла и мы побежали по траншее, останавливаясь перед каждым ее поворотом.

Бегу впереди. Автомат наизготовку. Палец готов нажать на спусковой крючок, но стрелять нельзя. Ведь впереди может оказаться кто либо из наших бойцов. И снова повороты траншеи. Вдруг передо мной возник Молчанов, сидящий на дне траншеи лицом в сторону противника. Чуть не спотыкнулся об него, а он сидит неподвижно, уставившись взором в одну точку. Первая мысль, что он убит, но нет глаза живые.

– Молчанов, ты чего?

Никакой реакции, никаких звуков или движений. Присел перед ним на корточки, дернул за обгоревшую шинель.

– Ты чего? Ранен?

И тут он глазами указал на противоположную стенку траншеи и немного влево. Перевожу взгляд в том направлении и вижу на стене траншеи дверь, сбитую из не ошкуренных жердей. Ее цвет сливался с цветом земли. Так вот почему мы с Зайцевым промчались мимо и не заметили ее! Кроме того, у нас все внимание было сосредоточено на следующем повороте траншеи, а зачем смотреть на стенки траншеи?

Подхожу, открываю дверь и, застываю от ужаса. В тесном блиндаже лежат друг на друге несколько окровавленных фрицев. Кровь немцев, лежащих наверху этой кучи, стекает на нижележащих.. Все это представляет собой сплошную кровавую массу.. Они еще шевелятся и слышны тихие стоны. Отвратительный запах крови заставил меня отпрянуть от блиндажа..

Прибежал командир роты.

– Твоя работа? – обратился он ко мне.

– Нет, Молчанова!

– Молчанов говори, как все было?

После короткой паузы Молчанов заговорил тихим голосом. Он рассказал, что, когда мы с Зайцевым проверили этот участок, он решил, что здесь фрицев нет. Увидел дверь, распахнул ее, а в блиндаже несколько фрицев. Его охватил панический страх. Все поплыло перед глазами. Ему сразу стало ясно, что они его сейчас убьют. Фрицы что-то кричали. Что они кричали, он не понял. Твердо, поверив в то, что они его сейчас убьют, нажал на спусковой крючок и, держал его нажатым до тех пор, пока не кончились патроны

– Что с ними делать? Ведь они еще живые! – спросил Молчанов.

– Бросить гранату в блиндаж, а самим убежать подальше! – предложил автор этих строк.

– Ты, что тут болтаешь? Гаагская конвенция запрещает убивать пленных! Это преступление!..

– Пока мы обсуждаем, они уже сами перемерли! – вставил слово Молчанов

Действительно, стоны прекратились и, фрицы перестали шевелиться..

– Значит и, проблемы нет! Все по местам! Изготовится для отражения контратаки противника. Не смирятся фрицы с потерей траншеи и перейдут в контратаку. Дозарядить оружие!

– Было бы, чем дозаряжать! – вставляю реплику..

– Ты опять болтаешь! Марш на свое место! Ох, уж мне эти грамматеи!

Все заняли позиции с интервалом 10 метров, как приказал ротный. Ждем, что будет дальше. Невероятно, как хотелось спать и есть! Какой – то внутренний голос говорил мне: – «Не дай Бог уснешь! Ведь мы во вражеской траншее, Немцы обязательно попытаются вернуть ее».

Оглядываюсь по сторонам. На земле обрывок газеты. Подбираю его и, рассматриваю. Подбегает Зайцев: – "Это что, ихняя газета?

– Ясное дело, немецкая! Не может же быть в их траншее «Правды» или «Известия».

В те годы это были практически единственные в стране газеты – источник информации.

– А ты, что, умеешь читать по ихнему?

– Ну, это слишком смело сказано! В школе мы учили немецкий язык. Да еще к нам с сестрой на дом ходил преподаватель немецкого языка. Что – то удалось запомнить из всей этой учебы. Сейчас попробую прочесть

На странице в два ряда были фотографии немецких офицеров. Такие симпатичные улыбающиеся физиономии в форменных фуражках и галстуках. Под каждой фотографией надпись гласила, что обер – лейтенант такой – то сбил такое – то количество русских самолетов

Ко мне подошел Коломицын с вопросом.

– По этой проклятой пшенице я бежал сзади тебя. Скажи, чего ты подбросил, что вдруг началась стрельба? Я перепугался до смерти! Ну, думаю, конец мне пришел!

– Коломицын! Да ничего страшного не произошло. Загорелся вещмешок, а в нем пачка патронов. Как только вспомнил об этих патронах, сразу же и сбросил этот вещмешок. Одно плохо – там остался котелок и ложка Без них пропаду.

– Не пропадешь! Я тебя буду выручать. Как только съем еду, так сразу тебе передам их.

Наш разговор прервал Зайцев..

– Ты посмотри, что делается! – закричал Зайцев.

По полю, прямо на нас, шла густая цепь фрицев. Прижав автоматы к животам, они стреляли на ходу. В цепи солдат было значительно больше, чем нас. Лица розовые. В отличие от них мы были черными, в обгорелых шинелях с волдырями на лицах и руках..

. Вражеская цепь все ближе и ближе.

– Сынок! Не отбить нам ихнюю контратаку! Ведь в огне все повыбрасывали патроны. Боялись, что начнут рваться!

Лихорадочно соображаю, что делать? Первая мысль – бежать. С тоской оглянулся на выжженное, еще дымящиеся, поле и понял. – нельзя! Свои пристрелят!

Трясущимися руками снимаю магазин и пересчитываю патроны. 22! Скорострельность ППШ 1000 выстрелов в минуту. Даже, если стрелять короткими очередями, все равно не на долго хватит патронов. Значит это конец! Неумолимо и быстро приближается моя смерть! Вот так, уже надо прощаться с жизнью!

Теперь меня занимал только один вопрос. Как они будут убивать? Сразу одним выстрелом или будут долго пытать и мучить. Страстно захотелось, чтобы сразу. Ничего так не хотелось в эти минуты, как мгновенной смерти!

А может быть их спровоцировать так, чтобы они мгновенно убили меня? Как? Да очень просто! Прикинутся мертвым, а как они только будут рядом вскочить и пристрелить одного из них. Фрицы мгновенно среагируют и пристрелят меня. Нет! Это палка о двух концах. Могут мгновенно пристрелить, а могут обезоружить и потом долго издеваться перед тем, как пристрелить, Это не выход!

По траншее бежит старшина, с перекошенным от страха лицом, кричит во весь голос: —"Стрелять только по команде ротного!"

Нервы натянуты, как струны. Дрожь в руках не унимается, а только усиливается. Голову сверлит мысль – не отобьемся!

И тут по цепи немцев ударили наши минометы. Били они отлично. Одна мина рванула в немецкой цепи, вторая, третья. Разрыв каждой мины оставлял в цепи фрицев брешь. Это вдохновляло, вселяло надежду на спасение. Но они идут! Только ускорили шаг! Поредевшая немецкая цепь уже совсем близко от нас. Все равно их много! Все равно они нас сомнут!

Откуда – то справа и немного сзади траншеи, по вражеской цепи ударил наш пулемет Фланговый огонь – смерть для наступающих..

– Огонь! Огонь! – вопит ротный. Вся наша рота открыла огонь. Фрицы залегли. Сразу наступило чувство облегчения: – контратака захлебнулась! Еще поживем! Еще повоюем! Не так легко нас смять, стереть в порошок, уничтожить! А вот уже немцы побежали!.

– Зайцев! – ору не своим голосом – они бегут!

– Без тебя вижу! Нечего орать! Выходит, мы отбились. Красота, да и только!

Те бойцы, у которых еще были патроны, еще яростнее ведут огонь. У моего автомата замок замер в крайнем переднем положении. Кончились патроны. Теперь это уже не страшно

– Зайцев, а ведь мы молодцы! Крепко всыпали фрицам!

– Кто всыпал, а кто на дне траншеи отсиживался.

– Да что ты говоришь? Неужели, не все вели огонь?

Тут Зайцев подходит ко мне совсем вплотную и шепчет.

– Пигольдин ни одного выстрела не сделал. На дне траншеи отсиживался! Опасно было вести огонь! Ведь фрицевские пули в момент могли убить!

– Ты говоришь, что —то не то! У меня это не укладывается в сознании!.

– Укладывается, не укладывается, но это так!

– Зайцев, а ведь нам два раза помог пулемет, который вел огонь по фашистам с правого фланга..Кто этот пулеметчик?

– А я знаю этого пулеметчика! Ефрейтер Сатимов – узбек.

– Откуда ты это узнал? – в недоумении спрашиваю Зайцева.

– После того, как командир полка зачитал приказ, комбат подошел к нашему ротному и сказал, что на нашем правом фланге будет действовать станковый пулемет ефрейтера Сатимова.

Постепенно все успокоилось. Сердце пришло в нормальный ритм. Сразу же во всем теле наступила слабость. Сказалось огромное психическое напряжение. Как бы отключаюсь на некоторое время. Такое состояние бывает у молодых мам. За день набегается такая мама и засыпает крепким сном. Но, как бы крепко она не спала, при малейшем звуке из детской кроватки, вскакивает и подбегает к ребенку. Какой – то центр в голове сохраняет активность и поднимает ее при необходимости. Вот также и у бойцов в бою появляется такой же центр, который заставляет их вскакивать при малейшем изменении ситуации, при малейшей угрозе.

Лежу на дне траншеи, на спине. Вдруг мне показалось, что какая – то тень, что – то темное, перелетело над траншей с немецкой стороны на нашу. С быстротой молнии в голове пронеслась мысль, что немцы опять перешли в контратаку, наши бежали и я уже в тылу у фрицев..Мгновенно вскакиваю и опять ору.

– Зайцев! Зайцев! Что произошло?

– Ничего не произошло – невозмутимо ответил он.

– А что – то черное промелькнуло с немецкой стороны на нашу. Что это?

– Ничего не мелькало! Приснилось это тебе!

– Я не спал! Просто, отключился на одну минуту.

– Ну, а вот я не отключался и, кое – что, видел.

– А, что же ты мог увидеть?

– Пигольдин все время крутится у блиндажа, где лежат убитые немцы, чего – то. выискивает.

– Да хватит, Зайцев, рассказывать мне страсти – мордасти! Ты все что – нибудь подозреваешь! Пигольдин хоть иногда ведет себя странновато, но все – таки он наш человек! Наш в доску! Все будет нормально!

– Эх, молодежь, молодежь, ничего – то вы не видите!

Мы с Зайцевым были на самом левом фланге и, это обстоятельство имело роковое значение для нас.

Опять на отключке и, прихожу в себя, когда только стемнело.

– Зайцев! Почему нет команд?

– А я почем знаю!

– Ну, так сходи, посмотри! Тебе же ближе, чем мне!

Зайцев ушел, а через минуту вернулся и сообщил, что в траншее никого, кроме нас, нет.

Обстановка стала угрожающей. Если фрицы вернуться в свою траншею, то нам конец. Было неясно, что делать? Вдруг меня осенило.

– Зайцев! Ты сиди здесь, а я сползаю, посмотрю, где наши. Жди меня! Понял?

– Как не понять!

Идти в рост было нельзя, так как противник вел интенсивный огонь. Многочисленные огненные трассы прочерчивали черноту ночи на уровне пояса или груди. Выползаю из траншеи и ползу в тыл. Прополз совсем немного, услышал русскую речь. Обрадовался! Теперь стало ясно, что мы с Зайцевым не пропадем.

Сориентировался по местности и Луне, определил направление, по которому будет ползти Зайцев. Возвращаюсь в немецкую траншею и рассказываю Зайцеву о результатах своей разведки. Даю ему точные координаты и направление движения. Ползти вместе он отказался, заявив, что подождет результатов моих действий.

Пополз обратно в том направлении, откуда слышалась русская речь. Через некоторое время слышу грозный окрик: – «Стой, кто ползет?».

– Свои, свои – отвечаю, продолжая движение. Но невидимый владелец грозного окрика был неумолим.

– Стой! Стрелять буду!

– Да, свои же! Непонятливость владельца голоса начала меня бесить. Слышу, как защелкали затворы винтовок, загоняя патроны в патронники своего оружия. Ведь пристрелят, как пить дать, пристрелят – думаю и замираю в ожидании развязки.

– Почему ползешь с немецкой стороны?

– Наша рота вела наступательный бой. Мы заняли первую траншею немцев. Теперь в той траншее нет никого.

– Врешь, та рота сгорела на пшеничном поле! Это всем известно. Чуешь запах горелого мяса?

Втягиваю воздух носом и явственно ощущаю этот запах.

– Сгорели, да не все!

– Сколько вас?

– Я один.

– Ну, тогда ползи, да без фокусов и резких движений, а то в момент пристрелим!

Прополз несколько метров. В темноте сверкнули несколько винтовочных стволов, направленных на меня.

– Спускайся в траншею!

Медленно, медленно спускаюсь в траншею.

– Ты чего двигаешься, как варенный? – ворчливо пробасил мне тот же голос, который грозил мне расправой.

– Так ведь сами сказали без резких движений!

– Номер полка?

– 740ой.

– Кажись верно! – сказал кто – то из бойцов. Эти, сгоревшие были из того полка. Да и обгорелый он, черный, как черт.

Вздыхаю с облегчением, авось не пристрелят! Допрос продолжался.

– Голодный?

– Еще как!

– Вроде еще осталась каша. Схожу, узнаю.

– Вот бы хорошо! Ведь мы не ели уже полторы суток!

Закрываю глаза и, перед моим мысленным взором, появляется котелок с кашей. Через минуту боец возвращается с печальной для меня вестью – нет каши – вся кончилась! Глотаю голодную слюну, жду, что будет дальше.

– Мы 46 гвардейский полк – похвастался боец, ходивший за кашей. Всем известно, что гвардейцы имеют право носить усы. Понял? В знак согласия киваю головой.

Гвардейцам очень хотелось похвастаться усами, но было очень темно. Они поочередно приближали свои лица к моим глазам, при этом лихо закручивали усы.

– Видал – в голосе, слышалась гордость.

– Вижу! – говорю, стараясь придать голосу максимально наигранное восхищение.

– Так вот, записывайся в наш полк. Станешь настоящим гвардейцем! Усатым, как мы.

– У меня усы не растут!

– Почему, почему? – загалдели гвардейцы со всех сторон. Видимо они не ожидали такого поворота. разговора..

– Очень молодой я. Мне нет еще и 18 лет!

– Малолеток, берем в свой полк? – обратился к гвардейцам один из усачей.

– А почему бы и не взять. Возьмем его! – послышалось со всех сторон.

– Это невозможно! Среди убитых меня не найдут, среди раненных тоже – решат, что дезертир.

Надо сказать, что по прибытию на фронт, нам популярно разъяснили, что отсутствие военнослужащего в части более 24 часов является дезертирством. Родственники дезертира ссылаются в Сибирь, а самого дезертира расстреливают. Значит, мои сестры и мама будут отправлены, как говориться в «места не столь отдаленные», а я на тот свет. Такая перспектива меня не устраивала, о чем заявляю гвардейцам.

Один из них сказал, указывая в тыл и немного в сторону: – «Там лежат бойцы из полка с похожим номером! Это я точно знаю. Иди, коль, надо!»

Огонь противника ослабел. Это позволило мне идти по указанному направлению в полный рост. Через некоторое время увидел на земле, лежащих бойцов, расположенных в боевом порядке, то есть в цепи. Спрашиваю, какой это полк? В ответ мне задают вопрос, а какой полк мне нужен. Бойцы лежавшие на земле проявляли высокую бдительность. Мне всегда это было непонятно. Если вопрос задан на чистом русском языке, так, что тут хитрить? Называю номер полка.. Слышу в ответ, что он и есть Сразу же на душе стало легче – теперь расстрел мне не грозил…

На мой вопрос, какая это рота? Опять высокая бдительность – какая тебе нужна?. Говорю, что мне нужна 9 рота. В ответ – здесь четвертая. Иду вдоль цепи, непрерывно спрашивая номер роты. Прошел всю цепь, но моей роты нет и нет. Куда она могла деться? Временами мне говорили, что эта рота сгорела на пшеничном поле. Искать ее нет смысла.

Пишу «пошел» «прошел». Да ведь не шел, а едва плелся. В то время думал, что это бессилие от голода и недосыпания, а позже понял – это от обезвоживания организма..

Что делать? А вот пустой окопчик, в котором мне стало уютно и тепло от одной мысли, что можно поспать. Но не тут – то было! Из темноты раздается стон и просьба, что бы кто – нибудь подошел, помог раненному бойцу.

– Подойдите! Помогите! Здесь боец раненый лежит!

Надо встать, пойти помочь, а сил нет. Вдруг слышу слева по направлению ко мне, кто-то приближается. Слышны шаги. Усталая шаркающая походка. Появилась надежда. Он и поможет стонущему, а мне удастся поспать. Шаги все ближе и ближе. Вот он поравнялся с моим окопчиком. Сейчас он поможет раненному бойцу. Ведь тот, все стонет и стонет. Но нет! Проходит мимо и, слышу как его шаги удаляются вправо.

И снова стон:

– Подойдите, помогите! Что же вы люди или звери?

Этого обвинения вынести было невозможно! Быть зверем мне не хотелось. Встаю и иду на голос. Совсем немного прошел. На земле лежит боец. Наклонится над ним, не было силы. Падаю на колени:

– Ты чего шумишь? Что с тобой?

– Там – он указывает в сторону противника – лежит мой приятель. Спит! Пойди, разбуди его, скажи, что я раненый лежу.

В настоящее время мне понятен риск, который меня ожидал. Ведь все это мог подстроить противник и, тогда у них был бы «язык» В то время о такой опасности даже не думал.

Пошел по указанному направлению. Вдруг автоматная очередь: рррр. Залег, автомат наизготовку. Вспомнил патронов – то нет! Снова рррр, рррр! Эти рычания происходят с равными промежутками времени. Да и немного тише автоматной стрельбы. Ясно – это кто-то храпит. Подхожу, на земле лежит огромного роста боец и крепко спит. Разбудил его с трудом.

– Где, где? – заорал он.

– Иди за мной!

Пришедший и впрямь оказался приятелем раненного бойца.

– Что с тобой? Что с тобой? Ранен? На выпей!

Он отстегивает от ремня фляжку, сует горлышко раненному в рот. Слышу:: буль, буль, буль!

Ну, слава Богу! Можно теперь и поспать! Снова забираюсь в свой окопчик. Уж теперь – то посплю! В предвкушении сна у меня на душе стало так хорошо. Но нет! Только закрываю глаза – слышу: «Девятая рота! Девятая рота!» Вскакиваю, как ужаленный

– Девятая рота! – ору не своим голосом.

– Здесь, здесь девятая рота! Иди сюда!

Подхожу. Старшина роты сидит в окопчике. Увидел меня, обрадовался: Из кармана шинели достал бумажку и записал мою фамилию.

– Двенадцатым будешь!

Не разделяю его радость.

– Что же ты, старшина, оставил нас без еды и воды?

По существовавшим в то время порядкам, старшина роты и писарь были обязаны доставлять пищу на передовую даже во время боя. В бою так страшно – могут убить. Вот по этой причине мы остались без еды и воды..

Услышав этот вопрос, он засуетился. Почему? Никак не могу понять. Но тут вижу, что мой автомат направлен ему прямо в грудь, а палец на спусковом крючке. А ночь – то темная, хоть глаз выколи. В такой темноте всякое возможно. Тем более после боя, когда выжившим все безразлично. Дрожащими руками, время от времени оглядываясь на меня, он суетливо развязывает мешок один, потом другой.

– Вот хлеб белый, черный. Бери! Бери!

Вид хлеба смягчил мой гнев. Беру по краюхе того и другого. Засовываю их в карманы шинели.

– Иди! Иди! Отдохни! Когда надо будет, я тебя позову.

Оказавшись в своем окопчике, пытаюсь есть хлеб. Ничего не получается. Полость рта сухая от обезвоживания. Всякое прикосновение вызывает боль. Есть хочется, а откусить не могу.

Опять голос старшины:

– Девятая рота все ко мне!

Около старшины груда винтовок и несколько раненных.

– Каждый берет, на выбор, или 15 винтовок, или одного раненного.

Винтовка весит 4, 5 килограмма. Мысленно умножаю на 15. Получается 67, 5кг. Как много! Да еще россыпью. Если бы они были связаны в охапку, другое дело. Дотащил бы!. Раненный лучше – решаю про себя

Ох, и неправильным было это решение! Мне достался боец, у которого были перебиты обе ноги. Не то, чтобы идти, он даже стоять не мог. А парень высокий, выше меня на пол головы. Помучился же с ним. Взвалил на спину, чтобы он не свалился, пришлось согнуться в три погибели. Руками касаюсь земли. Жутко заболела поясница, травмированная осью станка пулемета. Так долго не пройти! Говорю ему, чтобы он обхватил мою шею руками, а сам буду поддерживать его за ноги. Ничего не получается! Стонет, да и только. Что делать? Ума не приложу! Кое – как, добрались до леса, а там всех раненных клали на кучу хвороста. Своего положил там же.

Вокруг кромешная тьма. Вдруг, где – то за деревьями, послышалось слово «Вода». Какая – то сила подбросила меня. Бегу на этот звук. Вижу, стоит длинная очередь к колодцу. У самого колодца боец привязывает к. жерди свой котелок и, опускает его в колодец, чтобы зачерпнуть воду. Не знаю, что со мной случилось, но выхватываю у бойца из рук жердь с привязанным котелком.. Такое хамство мне никогда не было свойственно, а тут, что со мной сделалось? Очередь зароптала. Раздались недовольные голоса:

– Ты, что с ума сошел?

– Видите он обгорелый. После боя он. Чокнутый! – раздался голос из очереди.

Эти слова глубоко возмутили меня. Поворачиваюсь к очереди и, вскинув автомат. ору не своим голосом:

– Кто сказал, чокнутый?

Очередь замерла. Автомат ставлю на боевой взвод, хотя знаю, что в магазине патронов нет. Палец на спусковом крючке.

– Всех уложу! Кто сказал, чокнутый?

Немая тишина! И вдруг, один пожилой боец сказал как-то мягко и примирительно::

– Ну что ты нервничаешь? Хочется напиться? Бери воду! Ты же хороший парень!

И тотчас хор голосов начал наперебой хвалить меня. То, что перед ними хороший парень заявляли все стоящие в очереди. Никогда, ни до этого случая, ни после него, мне не доводилось слышать столько похвал в свой адрес. Мне это так понравилось, что ставлю автомат на предохранитель, закидываю его за спину и, начинаю черпать воду. В котелке, который появился из колодца, была какая – то жижа, а не вода, отжав ее языком, проглотил немного воды. Остальное выплюнул. Сразу стало легче.

Приехала кухня. Все выстроились к ней в очередь. У меня котелка не было. Коломицын закончил еду и дал мне котелок и ложку. Но поесть толком не успел. Прозвучала команда.

– Строиться!. В колону по три становись!

Торопливо выплескиваю недоеденный суп и отдаю котелок и ложку Коломицыну..

– Шагом марш!

Строй скрылся в темноте.

Иду следом, но никого нет. Куда они пошли? Темень непроглядная Страх обуял меня! Куда идти? Прямо, направо, налево? Зашагал наобум в темноту ночи. Вдруг, рядом со мной оказался офицер. Обращаюсь к нему с вопросом. Он жестом указал, чтобы шел за ним

Шли мы долго. Ни одного слова. Начинаю паниковать – ни немец ли это? Почему молчит? Может быть, не знает русский язык – вот и молчит! Очень страшно мне стало. Не заметно отстаю от него и оказываюсь в поле. Хлеб скошен. Натыкаюсь в темноте на скирду. Будь, что будет! Залезаю в скирду и, крепко засыпаю

Проснулся, вылез из скирды. Ярко светит солнце. Смотрю на поле и с удивлением вижу нашу роту.

Первым делом отыскал Зайцева. Нашей обоюдной радости не было предела.

– Зайцев! Расскажи мне толком, что ты делал, когда меня допрашивали гвардейцы?

– Что, что! Пополз следом, вот что! А как услышал, что тебя хотят пристрелить эти из 46го, ну думаю, к ним не поползу. Напрямик в расположение 740го. А потом старшина нагрузил меня винтовками, еле их приволок в тот лесочек, где кухня нас кормила. А как поели в колонну по три и сюда. Морды у всех – хуже некуда. Негры да и только!

Приехала кухня. За отсутствием котелка еду мне дали в каску. Поели. Надо умыться. Пошел к ручейку, который протекал не далеко. Думаю – сейчас умоюсь. Наклонился над ручьем и в ужасе отпрыгнул от него. Из воды на меня смотрело какое-то безобразное чудовище. Панический страх овладел мною. Но вдруг меня осенило – да это же моя физиономия! Опять подошел к воде и, преодолевая отвращение, осматриваю себя в зеркале воды. Лицо черное и на нем вертикальные кровавые полосы. Это следы недогоревших стеблей пшеницы. Ведь мне пришлось ползти, уткнув лицо в землю. Волдыри, которые были на лице, раздавлены и, вытекающая из них жидкость, оставила грязные следы. Умываться было очень болезненно. Всякое прикосновение к лицу вызывало страшную боль. Все – таки умылся и пошел к роте. Снова команда: – Рота, в колонну по три становись! И снова поход. И снова вперед.

Меня очень интересовало, как будет освещен этот бой в сводках Советского информбюро. Мне было совершенно ясно, что такой тяжелый бой, который вела наша рота, обязательно будет достойно освещен в печати. Закрывал глаза и видел, как в газете пишут. 9 рота, преодолев поле с пылающей пшеницей, атаковала противника и захватила его первую траншею. Противник не смирился с потерей своих позиций и, контратаковал 9 роту. Эта контратака фрицев была отбита.

Когда появилась свежая газета, дрожащими руками развертываю ее и, впиваюсь в информационную сводку. Однако, ничего об этом бое сказано не было. В газете говорилось, что на остальных участках Брянского фронта шли бои местного значения. Этот термин «бои местного значения» означает, что ни одна из сторон не имеет значительных успехов и позиции переходят от одной стороны к другой. Это самые тяжелые и кровопролитные бои.

Почему упоминается Брянский фронт? В этот период наша дивизия действовала в составе этого фронта.

Одни бойцы возмущались тем, что этот бой не нашел отражения в печати, а другие не обратили никакого внимания на эту вопиющую несправедливость.

Так закончилась эта эпопея. Рота пошла вперед к новым боям, Но об этом расскажу в других главах своего повествования!