Текст книги "Огонь, вода и медные трубы"

Автор книги: В. Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Перед немецкой траншеей было проволочное заграждение. Мы были в шинелях. Бойцы стали их снимать и набрасывать на проволочное заграждение Не всем это удалось и. кое – кто из бойцов остался висеть на колючей проволоке, а мне все-таки удалось перевалить через заграждение.

У нас проволочное заграждение устанавливается в 40 – 50 метрах от траншеи с тем, чтобы противник, находясь за проволочным заграждением, не мог забросать гранатами наши позиции. У немцев это расстояние составляет 20 – 25 метров. Очень часто эта полоса минируется, но на этот раз мин не было, что позволило нам быстро добраться до их траншеи.

Вот мы уже на бруствере. Из траншеи показалось небритое лицо фрица. Всего на одно мгновение, но этого времени ему было достаточно, чтобы швырнуть гранату Она упала перед моими ногами и, мне сразу стало ясно, что это моя смерть. Значит, мои предчувствия были верными! Так вот как выглядит смерть! Этот маленький кусочек металла на длинной деревянной ручке. Сейчас он оборвет мою жизнь!

Надо действовать! Но как? Граната взрывается не сразу. Должно пройти 5 – 5, 5 секунд. Спастись бегством не успею. Радиус поражения осколками 50 метров, а то и больше.. Оставалось только одно. – швырнуть ее обратно. А если не успею? Во всех случаях меня ожидает смерть. Швырнуть ее назад – это хоть небольшой, но все же шанс!

Мысли вихрем проносятся в голове. Наклонюсь, чтобы взять ее рукою, а она в это время рванет! Моя голова будет вблизи гранаты. Останусь без головы!

Пинком швыряю гранату назад фрицам. а сам бросаюсь на землю и быстро ползу в небольшое углубление, которое было у меня за спиной. В это время боковым зрением замечаю, что граната перелетела через траншею и упала недалеко от нее. Бруствер немецкой траншеи будет моей защитой, если успею сползти с него в эту выемку. Вполз уже до пояса! Еще мгновение и спасен! Не тут – то было! Граната не оставила мне этого мгновения! Она взорвалась!

Первое, что врезалось в память, это сильный удар по бедру левой ноги. Впечатление такое, как, будто кто – то швырнул в меня камень или, с размаха, ударил молотком.. Одновременно вижу, что Зайцев, который был справа от меня, примерно в восьми шагах, катится по брустверу и громко кричит.. Правее Зайцева был Хаджиханов. Он тоже увидел эту гранату, спасаясь от нее, прыгнул в немецкую траншею. Голову сверлит одна мысль – что это со мной. И, вдруг, мне стало совершенно ясно – это ранение. По левой ноге течет что – то горячее. Кровь! Перекатом отодвинулся от траншеи

И снова мысли лихорадочно пронзают голову. Кровью изойду, как Балабанов! Оставалось одно быстрее уползти подальше от этой траншеи.

Прополз совсем немного, услышал голос нашего санинструктора:

– Ты чего ползешь назад?

– Ранен!

– Ползи за мной! Можешь?

Могу!.

Санинструктор полз впереди меня, выбирая место, где бы он мог сделать перевязку. Вот он заполз в выемку, поросшую небольшими кустами, а я за ним.

– Ложись на землю! – сказал санинструктор и подвинулся в сторону, освобождая место на дне выемки.

– Куда ранен?

– В левую ногу!

– Быстро снимай шаровары! Ух, как обильно хлещет кровь, но ничего мы ее сейчас остановим!

Санинструктор быстро наложил повязку. Позднее выяснилось, что эта повязка наложена с таким мастерством, что во всех медицинских подразделениях, через которые мне пришлось пройти, говорили, что повязка до того хорошая, что ее не следует трогать.

Нас, видимо, засекли немцы. Разрывные пули защелкали по веткам кустов, прикрывавших эту выемку. Мелкий осколок попал мне в кисть левой руки. Это даже ранением нельзя считать. Крошечный осколок засел неглубоко. Потом образовался нарыв и осколок сам вышел..

Позднее выяснилось, что в меня попало два осколка немецкой гранаты. Второе ранение было намного выше первого также в левую часть тела в мягкие ткани. Этот осколок проник очень глубоко. Он не вызывал боли и рана не кровоточила.

– Дай мне твою каску, ведь теперь она тебе не нужна – попросил санинструктор – и автомат мне отдай!.

– Каску бери, а автомат не отдам. Как же без автомата? Нам говорили, что без оружия в медсанбате не примут!

– Скажешь, что отдал автомат санинструктору и все дела.

Мне его слова показались убедительными и, я отдал ему свой автомат..

– Ты ползи прямо в первую траншею, там тебя примут, отправят дальше. Для тебя война закончилась и, видать, надолго.

– Почему сразу в первую? Можетсначала заползти в траншею боевого охранения?

– Ни в коем случае! Там что – то твориться, а что и не поймешь! Я тебе толком говорю: только в первую и никаких гвоздей! Добра тебе желаю – вот что!

Ползу. Вот и наша первая траншея. Спускаюсь в нее и пытаюсь встать на ноги. Ничего не получается – сильная боль заставила меня лечь на дно траншеи.

И тут вижу, что по траншее бежит комсорг батальона Завьялов.

– Ты, что? Ранен? Рану тебе перевязали?

– Санинструктор перевязал.

– А почему без оружия?

– Санинструктор забрал!

– Ты, что же не знаешь, что без оружия тебя не примут ни в одном лечебном подразделении?

Оглядевшись по сторонам, он увидел брошенную винтовку и подал ее мне.

– Ты ползи дальше, а я бегу в боевое охранение.

Он побежал дальше. Эх, не знал младший лейтенант, что бежит на встречу со своей смертью. Но об этом мне стало известно только через десять лет.

Ползу по траншее дальше. На дне траншеи боец. Прошу его подвинуться и пропустить меня. Но он даже не шелохнулся. Поднявшись на локтях, вижу, что гимнастерка на его спине разорвана по всей длине. Но какая – то странная у него спина. Серовато – желтоватая! Только тут до меня дошло, что это мертвец.

Переполз через него и тут же увидел второго мертвеца. При попытке переползти через него, застыл, от увиденного. У него не было части черепа. Приглядевшись, увидел, что срез на голове довольно ровный, как у арбуза, когда срезают верхушку. Внутри виднелся мозг серого цвета. Срез мозга был таким же ровным, как и у черепа. Делать нечего, переваливаю через него, стараясь не угодить рукой в его мозги.

Ползу дальше, но вдруг, меня окликают по фамилии. Оглянувшись, увидел в ответвлении траншеи лежит, вернее, полулежит, навалившись на стенку траншеи, Хаджиханов. Первое, что меня поразило – это цвет его лица. Оно было неестественно желтым.

– Хаджиханов! Что с тобой?

Он мне рассказал, что, увидев гранату, упавшую мне под ноги, в один момент протрезвел. Спасаясь от гранаты, прыгнул в траншею и сразу оказался лицом к лицу с офицером. Это был тот самый офицер, который сбежал из боевого охранения.

Хаджиханов воспользовался тем, что его положение было более выгодным и, убил этого офицера. На боку его была офицерская сумка. Там обязательно должны быть документы, нужные нашему командованию. Приставив винтовку к стенке траншеи, Хаджиханов наклонился и отрезал эту сумку. Но в этот момент, из – за поворота траншеи, появился другой фриц. Хаджиханову стало ясно, что. схватить винтовку он уже не успеет, Бросился на бруствер. Однако, фриц все же успел дать очередь из автомата и три пули попали ему в правый бок.

Но он все же сумел перевалить через бруствер и пополз в тыл. Санинструктор сделал ему перевязку. Хаджиханов дополз до нашей первой траншеи. Там он встретил еще двух раненных бойцов. Дальше они поползли втроем. Тут в траншею прямым попаданием влетела мина. Их убило, а его опять ранило. Полностью перебита нога – висит на одних мышцах. Еще осколки попали в бок. Новые раны очень кровоточат. Сумка офицерская при нем. «Увидишь, кого из командования – скажи» – попросил он.

.Ползу дальше. На встречу мне по траншее бежит комбат Рудь с двумя офицерами. Прижимаюсь к стенке траншеи, чтобы пропустить их. Рассказал им про офицерскую сумку у Хаджиханова. Они побежали к нему.

Полз довольно долго, не встретив ни одного человека. Подумал, что так доползу до Черного моря, ведь траншея тянется с севера на юг. Все! Хватит! Надо ползти в тыл. Сказано – сделано! Выполз из траншеи и пополз в тыл под прямым углом к траншее. Сзади шел бой. Отчетливо слышались выстрелы. Вот и сосны! Прополз совсем немного и выполз на поляну.

В это время на поляну с тыла выбежал офицер в чистой шинели. В голове мелькнула мысль, что такие шинели бывают только у тыловиков…

И в этот момент послышался вой мины. По звуку определил, что она упадет левее меня. и впереди. Недалеко от того места, где бежит офицер. Вжимаясь в землю, увидел, что офицер не залег, а продолжает бежать. В голове, как молния, пронеслась мысль, что он делает? Надо же залечь! Тыловики частенько попадают в такие переплеты. Они по звуку не могут определить, когда и где рванет мина или снаряд. Прижался к земле так сильно, как только мог. Мина. рванула. Взвизгнув, надо мной пролетели осколки.

Поднял голову и вижу, что офицер лежит на земле и корчится, видимо, от боли. Пополз к нему, На моем пути воронка от мины, если это можно назвать воронкой. Земля, выброшенная взрывом, уместится в ладонях. От центра этой воронки во все стороны, как лучи, протянулись борозды, оставленные разлетающимися осколками. У самой воронки борозды глубокие, а потом они становятся все менее и менее глубокими. Осколки разлетаются от места взрыва под острым углом к земле. Подумал, если лежать, прижавшись к земле, в тридцати или сорока метрах от взрыва, то осколки и не заденут. Раненный офицер как раз и находился на таком расстоянии от места взрыва. Выходит, он сам виноват в ранении..

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СНОВА ОСОБЫЙ ОТДЕЛ

 
На краю зелена поля солдат раненный лежал!
 
 
Припев.
 
 
Эх вы поля, широкие поля
Красна кавалерия садись на коня
Над ним вился черный ворон,
Чуя лакомый кусок
 
 
Припев
 
 
Ты не вейся, черный ворон,
Я солдат еще живой!
 

Слова из солдатской песни довоенного времени

Подполз к раненному поближе и увидел, что это мой старый знакомый капитан Овчинников! Сразу же перед моим мысленным взором пронеслись все картины избиений и издевательств, которым мне пришлось подвергнуться в его проклятом отделе.

Вот он стоит надо мною. окровавленным мальчишкой. У него неограниченная власть. Он упивается этой властью. Сквозь зубы процеживает: – Будем кончать!

Ненависть к этому изуверу захлестнула меня всего с головы до ног. Какая замечательная возможность рассчитаться за жестокое обращение со мною! Звук выстрела заглушат сосны. Передернул затвор винтовки, загоняя патрон в патронник.

Капитан Овчинников заметил мои действия.

– Что? Убить меня хочешь? – прохрипел он. – Крепко я тебе всыпал! Я заслужил твою месть. Но ты пойми – это же работа такая! Думаешь, нам легче приходится? Мордобой идет сверху до низу!

И тут замечаю, что капитан легким движением, как бы невзначай, расстегнул кобуру своего пистолета и деланно застонал.

– Капитан, оставь в покое свой пистолет! Выхватить его ты уже не успеешь! Ты обладал неограниченной властью надо мною в своем проклятом отделе Теперь моя власть над тобою! Ты хотел кончить меня, теперь у меня есть возможность кончить тебя

После этих слов внимательно смотрю на него. И вдруг мне так стало жалко его. Жена станет вдовой, дети сиротами. По миру пойдут просить подаяние

В те годы очень много детишек ходило от дома к дому выпрашивая кусочек или хотя бы корочку хлеба.

Помню, незадолго до войны, сижу у открытого окна. Подходит маленький оборванец. Протягивает руку и просит кусочек хлеба.

– Подайте, Христа ради!

Эта формула была общепринятой у всех нищих в довоенные годы.

Спрашиваю:

– У тебя есть папа?

– Мой папа в турме. Слово «тюрьма» он не смог выговорить.

– А мама?

– Она больная лежит на вокзале. Ждет, когда я принесу ей хлеб. Голодные мы!

– У тебя, что же, нет дома, квартиры?

– Дом был! А, как только папаню забрали ночью в турму, нас выгнали из дома! С тех пор мы побираемся. А, тут еще мамка заболела, лежит на лавочке на вокзале. Стонет. Милиционер ее все время гонит. Она бы ушла, да не может.

Вот такой печальный эпизод вспомнился мне в тот момент.

Война своеобразно повлияла на психику нищих: до войны просили только хлеб, а после войны – деньги.

Нельзя без слез смотреть на этого стонущего и корчащегося от боли человека..

А что мне даст это сведение счетов? Сейчас ко мне по ночам приходит фриц, а будут приходить двое! Один наш! Да и совесть замучает Добить раненного это же зверский поступок!. Такого себе не простишь никогда! Да, и человек – то он наш. Хоть и жестокий, но наш! Отбрось мысли о мести и помоги ему!

– Давай соображать, капитан. Мы оба раненные и нам не следует устраивать бой. Так будет лучше обоим.

– Ты прав!

– Нужно было залечь, услышав вой мины? Мы на передовой научились по звуку определять, где упадет мина или снаряд!

Он повернул ко мне искаженное болью лицо и прохрипел:

– Думал, что она пролетит мимо и рванет за лесом. В траншею боевого охранения торопился. Там идет смертоубийство!

– Ошибка! Смертоубийство идет перед немецкой первой траншеей! Только что оттуда.

– В том – то и дело, что не ошибаюсь! Звонок по телефону был из боевого охранения.

– Однако, хватит разглагольствовать! Надо делать перевязку. Осколками вам оторвало обе ноги ниже колен. У меня есть один перевязочный пакет. Его хватит на одну ногу.

– У меня тоже есть такой пакет. В кармане гимнастерки. А смертоубийство идет все же в траншее боевого охранения. Там убиты два наших офицера.

– Сомневаюсь!

– Было бы хорошо, если бы я ошибался! Однако, помоги мне. Прошлое забудь. Прости меня!

– Да, что там! Прошлое, прошлое! Я тоже ранен, но полегче. Вот сейчас перевяжу вам обе ноги, кровь перестанет хлестать и, , будет полный порядок!

Чтобы сделать перевязку, мне нужно было сесть, а не лежать. Легко сказать, а сделать это очень трудно. Превозмогая боль, со стоном, заставил себя сесть и принялся за перевязку.

Пока шла моя работа в голове капитана началась борьба. Овчинников с удивлением осознал, что в нем борются между собой два человека. Один повыше ростом, пошире в плечах напористо доказывал, что перевязку делает враг.

– Это он делает для того, чтобы замаскировать свою вражью сущность!

Второй ростом пониже возражал.

– Да, будет тебе! Ну, что ты мелешь? Парень он хороший, обиду простил, а теперь оказывает помощь!

– Но он передернул затвор винтовки, загнал патрон в патронник! Неизвестно, как он поступит дальше. А если он все же нажмет на спусковой крючок? – настаивал первый.

– В таком случае, зачем перевязывать раны человеку? Можно и без перевязки пристрелить! – парировал второй.

– Мой отец говорил, что враг никогда не станет другом. А он настоящий враг и сын врага народа, – не унимался первый.

– Эх, ты! Да ему каждое движение причиняет боль! Ты видел, как ему тяжело было сесть? Что же, по – твоему, он терпит боль для маскировки своих злых намерений!

– Может быть это и так, но все же надо быть бдительным!

.Обрывки мышц и брюк мешали работе. Мне было ясно, что повязка должна быть тугой, очень тугой, иначе кровь не остановишь. От напряжения у меня на лбу выступили капельки пота. Весь измазался кровью капитана, но перевязку все же сделал.

– Ты, что, по – прежнему, на меня зол? – спросил капитан

– Не стоит вспоминать! Дело прошлое! Поползу дальше, а как только встречу кого – сразу направлю сюда. Не надо падать духом! Еще поживем! Не горюйте по ногам. Кончится война и, наше правительство всех инвалидов возьмет на свое попечение. Будете жить, как у Христа за пазухой. Другие будут вам завидовать! – с этими словами оставил его и пополз дальше.

А, в это время Овчинников лежал, смотрел мне в след и, вся его душа, все существо наполнялись ненавистью к этому ползущему в окровавленном обмундировании мальчишке.

Но, что это? Вдруг мальчишка встал во весь рост! Да это совсем не мальчишка! Это огромного роста мужик во фраке, с сигарой во рту, с отвислым животом со звездно – полосатым цилиндром на голове.А ! Да это же буржуй! Злобный враг его народа, его страны! Он сошел со страницы журнала «Крокодил»! (Такой сатирический журнал издавался в нашей стране много десятилетий.) Капитан тряхнул головой, отгоняя ненавистное видение. И тут перед его мысленным взором появился его доблестный спившийся в конце жизни отец.

– Умирая – убивай! – сказал отец.

Вот уползает мой смертельный враг – думал Овчинников. Залечат ему раны и, он снова будет вредить народу, моемсу народу! Создаст подпольную организацию, а там и до гражданской войны недалеко. Снова миллионы убитых, моря крови. Мой долг не дать ему творить свои черные дела. Нет! Не дам ему такую возможность! Это мой долг перед Родиной, перед народом, перед отцом!

С этими мыслями капитан, забыв о невероятной боли, выхватил пистолет, дослал патрон в патронник, взвел курок. От этих резких движений потемнело в глазах. Капитан, сказал сам себе Овчинников, собери в кулак все свои силы! От этого зависит будущее народа, будущее страны.! Вот уже указательный палец его правой руки на спусковом крючке…

Характерный звук, когда загоняется патрон в патронник пистолета, заставил меня остановиться..Такой щелчок означает, что пистолет поставлен на боевой взвод. Поворачиваюсь и вижу в руках капитана пистолет. Теперь меня от смерти отделяли не секунды, а мгновения.

Вот она смерть! Сейчас оборвется моя жизнь! Но, что это? На меня нашло оцепенение от предчувствия неминуемой смерти! Надо действовать! Действовать!

Оцепенение прошло так же быстро, как и наступило Вижу. пистолет ТТ (это марка пистолета) в руках капитана совершает кругообразные движения. Он, закусив от боли губу, пытается поймать меня на мушку.

Резко, броском, перекидываю свое бренное тело в направлении Овчинникова, Кидаюсь к нему и прикладом вышибаю из его руки пистолет. Он отлетел в сторону метров на 5. Подползет, поднимет! Собираю все оставшиеся силы, беру пистолет и, привстав, швыряю его , как можно дальше.

И тут мой взгляд упал на Овчинникова. Даже оторопь взяла от неожиданности! Лицо его было искажено злобой. Точнее, невероятной звериной злобой!

– Откуда такая злоба, капитан? Ведь я сделал доброе дело – перевязку Может быть эта перевязка спасет от смерти!.

– Твоя взяла! – прохрипел капитан – Как же я тебя ненавижу! Как жалко, что тогда не пустил в расход!

– Отблагодарил, мразь ты этакая! Не буду марать об тебя руки. Судьба жестоко отплатит тебе за твою подлость! – с этими словами пополз дальше.

Ползу, а голову сверлит мысль. Почему на добро, которое мною сделано, он ответил злом?

В последующие годы мне неоднократно приходилось сталкиваться с этим. В народе говорят – Не делай добро, не получишь зло! И такое зло, в ответ на добрые дела, мне досталось от моей сестры Софьи и ее сына, моего племянника Саши Чехонадского..

Но все по порядку..

Детство Саши было беззаботным. Отец, кадровый военный, хорошо обеспечивал семью. Его мама, моя сестра, была домохозяйкой. У них было три сына и, все они были ухожены, ни в чем не нуждались, хорошо учились, получили высшее образование

Младший сын Саша довольно быстро защитил кандидатскую диссертацию, а это не только повышало его статус, но и резко улучшало материальное положение.

Но вот, наступило время политической нестабильности и, в 1993 году Саша, польстившись на большие деньги, взял в руки оружие и встал на сторону мятежных политиков Он в составе вооруженного отряда оборонял Белый Дом, в котором в то время находился наш парламент. Средства массовой информации сообщали, что этот отряд насчитывает 3 – 4 тысячи вооруженных человек.

По телевизору показывали, как это вооруженное формирование, подъехав на автомашинах к Останкинскому телецентру, разбив стеклянные двери, въезжают в его вестибюль. Сообщалось, что эти бандиты (так их называли в СМИ) захватили 2 этажа и грабили буфет и т. д.

Эта афера закончилась поражением мятежников. Саша все – таки получил деньги за свою службу у мятежных политиков и, вернулся к своей прежней работе. Однако, мысль об участии в этом мятеже не давала покоя и наш герой, решил уйти в монастырь. Там, наверняка, не найдут его.

Не буду перечислять все его хождения по мукам. Закончилась эта позорная эпопея тем, что он стал выполнять какую – то работу для церкви за мизерную оплату. Большую часть времени он находился дома в квартире своей матери.

Его мама, моя сестра, страдала болезнью ног с трудом передвигалась по квартире и, как – то утром, делая зарядку, упала и сломала шейку бедра.

Узнав об этом несчастье, сразу же мчусь к ней. Моя сестра сидела на кровати, плакала и, говорила о своей скорой смерти. Передо мной старая женщина. Космы седых волос на голове. Страдальческое выражение лица. Все это так растрогало меня, что тут же объявил о своем решении ежемесячно помогать сестре деньгами.

Сумма, которую получала от меня сестра, была не на много меньше ее пенсии. Моя помощь сестре и ее сыну продолжалась 10 месяцев. Она продолжалась бы и дальше, если бы не одно событие.

И вот, как – то в электричке, у меня случился тяжелейший приступ мерцательной аритмии По сотовому телефону позвонил сестре. Трубку взял Саша. Прошу его подъехать в медпункт Ярославского вокзала, куда меня доставили сердобольные пассажиры.

В медпункте пробыл часа 2 или 3 и все ждал, что подъедет Саша Ч., но напрасно.

К слову сказать и, моя сестра и мой племянник Саша. глубоко верующие люди. Православные до мозга костей! А племянник к тому же закончил богословское учебное заведение и певческую семинарию.

После такого жестокого поступка, всякую связь с ними прекратил.

Опять отвлекся.

А в это время капитан Овчинников смотрел мне вслед. Мысли вихрем проносились в его голове. Уползал его заклятый враг. Картины прошлого всплывали в его памяти

Вот перед ним отец. Он объясняет ему, что главные враги народа это гнилые интеллигенты. Всякие там инженеры, врачи, учителя, Особенно опасны профессора университетов. Да и студенты тоже не лучше. Они все время думают и в их головы приходят крамольные.мысли, ну, например: —куда идет страна? Тут и думать не о чем! Ведь Сталин сказал, что страна идет к коммунизму!

И этот будет таким же интеллигентом! – с ненавистью думал капитан.

Как много здесь, на фронте, врагов! Майор Титов – враг! Заступился за этого враженка! Подполковник Масонов – командир дивизии – враг! Это он выдвинул Титова. Комбат капитан Рудь – враг. Как – то в разговоре высказался отрицательно о командире девятой роты старшем лейтенанте Сергееве, а ведь он, Сергеев, настоящий патриот. Есть и другие настоящие патриоты, например рядовой Пигольдин в 9ой роте. Сколько раз командир 9ой роты восторженно отзывался об этом патриоте! О! Если бы он вернулся в строй, всех этих врагов вывел бы на чистую воду.

Размышляя таким образом, капитан смотрел на кроны сосен, которые были правее его. Но что это? Кроны сосен стали двоится, мелькать и потом пошли двигаться по кругу. Постепенно все вокруг стало погружаться во тьму, расплываться и наступила полная темнота. Овчинников потерял сознание.

Оставим его в этом состоянии и вернемся к нашему повествованию.

Ползу дальше. И оказываюсь в сосновом бору. Через некоторое время звуки выстрелов ослабли, а потом наступила полная тишина. Меня со всех сторон окружали великаны деревья. Куда не посмотришь везде стволы и стволы деревьев! Чувствую себя перед этими стволами, как букашка перед слоном. Они теснили меня со всех сторон. Казалось, что они медленно, но верно, наступают на меня. Еще мгновение и они меня раздавят! Ужас охватил меня. Однако, деревья мирно стояли на своих местах. Наступило успокоение.

Стволы и кроны деревьев глушили звуки выстрелов. Стояла такая тишина, что казалось можно услышать шелестение травинки от малейшего дуновения ветра. Однако, ни одной травинке не было, дуновения ветра тоже не было.

Вдруг мне стало ясно, что не знаю куда ползти. Совершенно сбился с пути! Ничего не оставалось делать, как любоваться соснами. В таком бору мне никогда не приходилось бывать

Вверх тянулись совершенно прямые бронзовые стволы. Высоко, высоко стволы заканчивались кронами. Кроны были сравнительно небольшими. Они не сливались и, даже местами голубело небо. В лесу стоял полумрак

Больше всего меня поразил воздух. Он был кристально чистым, даже немного густым и невероятно приятным. Легкий аромат хвои и смолы, царивший в бору, вызывал желание вдыхать воздух еще и еще. Казалось, что никогда не наступит пресыщение этим воздухом.

Подо мной была коричневая подстилка из опавшей хвои. Меня заинтересовало, какова же толщина этой подстилки? Ведь даже трава не может пробиться через нее! Попытка докопаться до земли оказалась безуспешной. Подстилка была очень толстой.

И тут мне стало ясно, что это глухой сосновый бор, в который, возможно, никто не заходит. Получалось, что меня ждет смерть от голода и ран. Вспомнил, что у меня в левом кармане гимнастерки, пять кусочков сахара. Если съедать по одному кусочку в день, то можно протянуть целых пять дней. О том, что без воды жить невозможно, и в мыслях у меня не было..

Появилось совершенно твердое убеждение, что меня ждет смерть. Но ведь покойники лежат на спине, сложив руки на груди. Ложусь на спину, вытягиваю ноги, руки на груди. К смерти полностью готов! На память пришли слова Некрасова.

 
Скоро стану добычею тленья
Тяжело умирать, хорошо умереть.
Ни у кого не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть!
 

Возможно, Некрасов процитирован не совсем точно, но ведь прошло много лет с тех пор, как мы в школе изучали его творчество. Закрываю глаза, ведь покойники всегда лежат с закрытыми глазами и, пытаюсь вспомнить что – нибудь еще подходящего содержания. В голове всплыли стихи Маяковского.

 
Я волком бы выгрыз бюрократизм
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
Любая бумажка, но эту!
 

Тут же, сходу, отказываюсь от его стихов, потому что мне они всегда не нравились. Уж очень они не музыкальны! Со мной всегда на эту тему спорила старшая сестра. Она мне все доказывала, что в то время, о событиях того времени, нужно было писать только так, как писал Маяковский. Но, будучи упрямым мальчиком, все ее высказывания с гневом отвергал.

Мама слушала наш спор и всегда была на стороне старшей сестры. Видимо, на нее действовало то обстоятельство, что сестра закончила пединститут по специальности «Русский язык и литература».

Вспоминать стихи мне надоело, захотелось есть, а когда человек голоден ему не до стихов. В голову лезли мысли о том, что так бесславно прошла моя жизнь. Мне стало так жалко самого себя, что даже прослезился.

От нечего делать рассматриваю бронзовые стволы сосен. Мне было приятно на них смотреть. Не знаю, сколько бы так пролежал, но вдруг увидел, что от ствола к стволу тянется проволока. Это телефонная линия – стало ясно мне.. Раз это телефонная линия, то она проходит от одного абонента к другому. Это было спасение!

Ползу, стараясь не упустить из вида эту нить жизни – теперь так называлась в моей голове эта проволока. Через некоторое время пошло мелколесье, деревья сменились кустарником. А вот и опушка леса. Передо мной была широкая, залитая солнцем, поляна Посередине поляны стояли артиллерийские орудия. Около них суетились артиллеристы.. Меня охватила бурная радость. Спасение! Спасение! Мне очень хотелось жить и никак не хотелось умирать.

А где провод? На радостях потерял его из вида. Вот он! Провод шел по земле к артиллеристам.

Несмотря на жгучую боль, поднимаюсь и кричу. Что кричал, не помню, но тут же упал и потерял сознание.

Очнулся в повозке, которая стояла недалеко от артиллерийских позиций.

Подняв голову, говорю.

– Мне нужен командир батареи. Должен сообщить ему кое – что очень важное!

Подошедшему старшему лейтенанту, сообщил о капитане Овчинникове и, указал, где он находиться.

Командир батареи кивнул головой и приказал отвезти меня в медсанвзвод. В каждом батальоне было такое медицинское подразделение. Возглавлял его военфельдшер в звании лейтенанта или старшего лейтенанта, у которого было несколько повозок и немного бойцов, которые помогали ему. Здесь проходили лечение легко раненные или заболевшие бойцы, хотя случаев. заболеваний на фронте не припомню.

Фельдшер осмотрел повязку, похвалил ее и приказал отвезти меня в медсанроту. такое медицинское подразделение было в каждом полку. Там уже были врачи, даже хирурги, которые делали операции.

Здесь записали в книгу мои исходные данные и заполнили карточку передового района, без которой ни в один госпиталь не примут.

У меня было более тяжелое ранение и хирург, похвалив повязку, распорядился отправить меня в медсанбат, который был в каждой дивизии.

О медсанбате надо сказать подробнее. Это было уже не подразделение, а довольно крупная воинская часть. Как у любой другой воинской части, санбат имел свой номер. Там был довольно большой персонал: врачи – хирурги, медсестры и санитары. Они делали все виды операций, включая самые сложные.

Санбат нашей дивизии находился на окраине деревни, но все его хозяйство помещалось в больших брезентовых палатках: операционная, помещения для оперированных и для медперсонала и все остальное

Нас, раненных, положили у плетня, рядочком. Впрочем, раненных подвозили непрерывно и клали здесь же. Наша, небольшая по численности задействованных людей операция, переросла в наступление на широком фронте

Недалеко от меня, два офицера выясняли отношения на повышенных тонах. Один из них пожилой подполковник медицинской службы – начальник санбата, а второй наш комбат, капитан Рудь.

На войне офицеры между собой говорят, как правило, на повышенных тонах. Это вполне естественно – все нервные, дерганные. Война – сплошные нервы!.

– Почему раненные без шинелей? – кричал подполковник – есть приказ – раненные должны поступать с шинелями и оружием!

– Их шинели остались на немецком проволочном заграждении – парировал наш комбат.

И тут вижу, ко мне приближается молоденькая симпатичная медсестра в военной форме, которая великолепно сидела на ней. Военная форма на женщинах всегда сидит лучше, чем на мужчинах. Это объясняется особенностями женской фигуры. Она приближалась ко мне и при этом мило улыбалась.

Сразу видно, что понравился этой девушке, поэтому она идет прямо ко мне. Это замечательно! Сейчас мы познакомимся. Между нами завяжется переписка, а если выйду живым из этой мясорубки, то может быть после войны и поженимся. Это подарок судьбы! А почему бы и нет? Парень я рослый, но, к сожалению, уж очень худощав. Снимешь гимнастерку, и нижнюю рубаху – все ребра можно пересчитать. Но это поправимо. Будет достаточно еды, быстро поправлюсь.

Внешний вид у меня не очень. Нет на лице бровей и ресниц. Да и на голове спереди волоса сгорели. Опять же на лице красные пятна от лопнувших волдырей. Не беда! До свадьбы заживет!

Обмундирование на мне грязноватое, засаленное, местами прожженное, но не в одежде дело. Это тоже поправимо. От этих мыслей радостно улыбаюсь. Мне нет еще и 18 лет и, в меня никто не влюблялся. А, теперь, пожалуйста! Пришло мое время!