Текст книги "Батальоны вступают в бой"

Автор книги: В. Васильев

Соавторы: Александр Свиридов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятая
НА ЗЕМЛЕ ШАХТЕРСКОЙ

1

обеда на Волге открыла новую страницу в ходе войны. Началось освобождение от немецко-фашистских захватчиков всего юга страны. Наш 991-й полк продвигался по правому берегу Дона. Вот уже снова у нас хутора Александров, Зазерский, Вифлянцев… Всюду нас встречали с великой радостью. Казачата залезали на заборы, деревья, приветливо махали рукавицами и шапками. Женщины и девушки, нарядившиеся в пестрые платки, выносили из домов молоко, моченые груши и радушно угощали бойцов-освободителей. Старики, в форменных фуражках и штанах с красными лампасами, пропахшими нафталином, протягивали нам кисеты с ядреным самосадом. На всем пути подразделений – веселые улыбки, слезы радости, песни, задорная гармонь.

Моя родная станица Николаевская осталась в стороне. Но здесь и незнакомые берега Дона, и балка, наполненная утренним туманом, и одинокие деревца с черными сучьями, и покосившиеся дома с потемневшей соломенной крышей – все было близким, родным, все напоминало о далеком детстве. В этих местах я родился и рос, ходил в школу. В такую пору мы, мальчишки, бегали к Дону, ждали ледохода и готовились к весенней рыбалке. Леска из конского волоса, кованый крючок и бутылочная пробка – вот что тогда нас занимало.

Короткая остановка в одной из станиц. Возле база вечером собрались старики. Отыскался однополчанин моего отца дед Аникий, с кустистой седой бородой. Он помнит, как рубил германцев в 1914 году, как потом красным казаком бился за счастье народа. Сколько раз враги пытались сманить казаков на свою сторону! И теперь фашисты заигрывали с ними: освободили от налогов, вернули атаманов, сотников из бывших кулаков. Даже какой-то генерал казачий прибыл из Берлина. Да только основная масса станичников осталась верной своей родной Советской власти.

Со мной казаки говорили откровенно: для них я был свой. Они спрашивали меня обо всем, что их волновало.

После беседы дед Аникий предложил мне своего коня:

– Слетай-ка, сокол, к своим, взгляни на родную станицу.

Отгадал старик мою думку, но от станицы Чертковской до Николаевской – 60 километров. А 991-й полк уже форсирует Северный Донец. Армейская разведка донесла, что немецко-фашистское командование собирается эвакуировать промышленность всего Донецкого бассейна, а что нельзя вывезти – разрушить.

Мы наступали на плечах противника. Утром 12 февраля 1943 года наша дивизия уже подходила к городу Шахты. Окруженный терриконами, он позволял фашистам организовать прочную оборону. 991-й полк получил задачу во взаимодействии с другими частями дивизии не дать немцам укрепиться в каменных домах, решительным штурмом выбить их из Шахт.

Мы наступали со стороны железнодорожной ветки. По лощине, тянувшейся за нею, можно было скрытно подойти к юго-восточной окраине. Но вражеский пулемет бил по рельсам и не позволял нашим бойцам преодолеть полотно.

Тогда разведчики сержант Василий Гостев и рядовой Пономарев раздобыли где-то мотоцикл, под прикрытием насыпи быстро объехали лощину и с тыла уничтожили пулеметный расчет гитлеровцев. Затем они подавили еще одну огневую точку и тем самым расчистили путь стрелковым подразделениям.

Однако вскоре неприятель снова прижал нас к земле, на этот раз минометным огнем. На выручку нам пришли артиллеристы старшего лейтенанта П. С. Овтина. Выкатив орудия на прямую наводку, они смешали с землей огневые позиции минометчиков. Воспользовавшись этим, 1-й батальон под командованием капитана Майкова ворвался в город. Завязались уличные бои. В ход пошли гранаты. В одном из сараев немцы устроили засаду. Командир взвода лейтенант Осипов обратил внимание, что оттуда с визгом выскочила собачонка. Он скомандовал окружить строение. В небольшое оконце лейтенант Осипов и рядовой Иглин бросили несколько гранат. Внутри сарая раздались взрывы. Дверь постройки распахнулась, и уцелевшие фашисты кинулись кто куда. Их встретили огнем бойцы Суворов, Фузиев и Березин. В этой схватке семь вражеских солдат было убито, а шестнадцать сдались в плен.

Бой разгорался. В разных кварталах землю сотрясали мощные взрывы. Это уничтожались промышленные объекты. Надо было спешить.

Невзирая на отчаянное сопротивление противника, бойцы упорно продвигались вперед. Действовали в основном мелкими группами. Смельчаки подбегали к окнам домов, приспособленных к обороне, и забрасывали их гранатами. Неприятель не смог сдержать нашего напора. К часу дня 1-й батальон прорвался к станции. Здесь схватка длилась недолго. Понеся большие потери, немцы оставили позиции.

Тяжело пришлось нашим подразделениям в районе мельницы. Засевшие за каменными стенами оккупанты прицельным огнем наносили ощутимый урон наступавшим стрелкам. Они заставили взвод лейтенанта Осипова залечь, а затем перешли в контратаку. Создалось критическое положение.

На выручку Осипову поспешили два взвода роты старшего лейтенанта Ларина. Впереди появился красный флаг. Но вскоре боец, несший его, упал. Комсорг полка Мартынов подхватил полотнище и с пистолетом в руке устремился к мельнице. Бойцы побежали за ним. Через несколько минут они ворвались во двор предприятия. П. И. Мартынов с группой красноармейцев водрузил флаг на крыше здания.

К вечеру весь город был очищен от противника. Административные и промышленные постройки были заминированы. Но подорванными оказались не все. Многие сооружения успели спасти наши саперы.

На моих глазах они предотвратили взрыв школы. Бикфордов шнур уже горел, когда заместитель командира саперного батальона Маслов, рискуя жизнью, бросился к нему. Ординарец предупредил офицера:

– Товарищ майор, осторожнее. Может быть второй шнур.

На минуту Маслов остановился. Он знал о подобных хитростях врага. Но времени на разгадки секретов не было. Не дожидаясь, пока ординарец осмотрит здание с другого конца, Маслов кинулся в полуподвал. Огонек уже подбирался к зажигательной трубке, сапер успел ликвидировать опасность в самый последний момент.

Маслов, ординарец и я вошли в вестибюль школы. Дверь, ведущая в коридор первого этажа, была забита. Как только мы сорвали доски, к нам потянулись раненые, лежавшие на голом полу. Они были во всех классах. Гитлеровцы хотели похоронить их здесь, взорвав строение.

За освобождение города Шахты многие воины нашего полка были отмечены наградами. В частности, орденов удостоились старшие лейтенанты Овтин, Мартынов, Ларин, капитан Алехин,

2

К середине апреля наша дивизия вышла к реке Миус. Перед нами темнели обрывистые берега, которые немецкое командование длительное время готовило для упорной обороны.

Гитлер возлагал на миусский рубеж большие надежды. И действительно, противотанковые рвы, мины, проволока, сложная система траншей, огневых точек – все это представляло собой серьезное препятствие. Оборону здесь держали недобитые части и соединения группы Холлидта, состоящей из трех пехотных и двух танковых дивизий. Их поддерживали остатки 1-й танковой армии, разбитой под Ростовом.

5-й ударной армии не удалось с ходу закрепиться на западном берегу реки Миус – сказались предшествующие длительные бои, большие потери, плохая обеспеченность горючим и боеприпасами.

К прорыву миусской оборонительной линии надо было подготовиться как следует.

Наступило относительное затишье. Войска вели разведку боем, наблюдение за противником, совершенствовали укрепления, подвозили боеприпасы.

Проводилась и боевая подготовка. Подразделения нашего полка занимались в пяти километрах от переднего края. В условиях максимально приближенных к боевым они учились ходить в атаку, уничтожать танки, сражаться в траншеях и окопах, стрелять по наземным и воздушным целям.

Лучшие командиры подразделений Овтин, Ларин, Смоляков обучали поступившее в часть пополнение.

Мне тоже приходилось в это время работать с двойной нагрузкой, так как командир полка заболел.

Вскоре у нас произошло радостное событие. Части вручили гвардейское Знамя. Торжество состоялось в балке Кирико. Это в полутора километрах от передовой. Сюда прибыли представители от всех подразделений. Все были выбриты, начищены, подтянуты.

На праздник к нам приехали новый командующий 5-й ударной армией генерал-лейтенант В. Д. Цветаев, член Военного совета полковник Булатов, командир дивизии полковник С. С. Левин и начальник политотдела подполковник Д. Чепуров.

Перед строем член Военного совета армии зачитал приказ о преобразовании 258-й стрелковой дивизии в 96-ю гвардейскую стрелковую дивизию и о присвоении гвардейского звания нашему полку.

Поздравляя личный состав части, полковник Булатов сказал:

– Советская гвардия – лучшая часть наших Вооруженных Сил, ее цвет. Гвардеец – образец того, каким должен быть каждый воин. Его отличают беззаветная храбрость, стойкость, безграничная преданность делу партии и Родине. Воля гвардейца к победе неиссякаема. Гвардия всегда идет в первых рядах.

В заключение Булатов от имени Военного совета фронта выразил уверенность, что гвардейцы и впредь будут совершенствовать свое боевое мастерство и оправдают высокое звание.

Командующий армией вручил мне гвардейское Знамя. Я встал на колено и поцеловал полотнище.

Мы дали клятву до последнего дыхания быть верными Родине, своему народу, Коммунистической партии и, пока наши руки держат оружие, бить врага без пощады…

Теперь к прорыву Миусского рубежа мы стали готовиться еще с большим подъемом.

Очень скоро командованию дивизии потребовались новые пленные. Особенно ощущалась нужда в штабном офицере. Однако все старания наших разведчиков в последние дни не приносили желаемых результатов. Противник настолько был бдительным, что они никак не могли захватить «живую справку».

В конце мая полковник С. С. Левин вызвал меня к себе и сказал:

– Начальник штаба фронта генерал Бирюзов ждет «языка». И ждет с вашего участка.

Среднего роста, подвижной, рыжеватый командир дивизии поднялся из-за стола и дал понять, что разговор закончен…

Вернувшись в свой блиндаж, я вызвал помощника начальника штаба по разведке старшего лейтенанта Н. М. Виноградова. Внешне Николай Михайлович никак не походил на решительного и расторопного человека. Щуплый, медлительный, он больше напоминал счетовода. Но вид его был обманчив: за ничем не приметной внешностью скрывался смелый, хладнокровный, находчивый охотник за «языками».

Выслушав меня, он предложил переправить поисковую группу на участке 2-го батальона, которым командовал толковый офицер Александр Иванович Смоляков. У меня мелькнула мысль: «А что, если поручить комбату организовать поиск?»

Смоляков родился в селе Александровна, под Челябинском. Суровая природа с детства приучила Сашу легко переносить стужу, сырость, трудные походы. Он уже имел большой боевой опыт. Отходил по дорогам Украины, бился на Волге. Был ранен. В общем, обстрелян основательно. А главное, любые задания Смоляков выполнял с огоньком, творчески. В подразделении его любили.

Когда в одном из боев немцы стали окружать командный пункт Смолякова, связист Сергей Живаев прикрыл его огнем из пулемета. Комсомолец стрелял, пока не кончились патроны. Потом пустил в ход гранаты. Живаев уничтожил более тридцати гитлеровцев, спас командира. Но сам погиб.

Я был уверен, что Смоляков справится с задачей.

За выполнение ее майор Смоляков взялся, как всегда, энергично. В этот же день, прихватив с собой старшину Кораблева, он отправился в 4-ю роту, находившуюся на левом фланге батальона. Отсюда за слегка холмистой равниной в бинокль различались очертания вражеской обороны, а за ней – полуразрушенные хаты Дмитриевки. Где ручей пересекал передний край, сплошная линия траншей прерывалась. Видимо, там был заболоченный участок. Туда-то и решено было направить группу. Темная ночь и характер местности позволяли бойцам незаметно проникнуть в расположение противника.

Смоляков и Кораблев долго изучали обстановку, прикидывали маршруты. Внимание старшины привлек почерневший от дождей и ветра большой стог соломы. Он предложил назначить возле него место сбора. Но комбат заметил:

– Если вас обнаружат возле стога – подожгут как факел!

Командиру 4-й роты Смоляков приказал:

– Пропустишь ребят в девять вечера. Без нужды ни одного выстрела. Отвлекать будут на правом фланге. Отход прикроешь по сигналу Кораблева. Смотри не перестреляй в темноте. Выставь наблюдателей понадежнее…

Для прикрытия разведчиков я приказал выделить артдивизион капитана С. Лаушкина и пулеметный расчет Н. Иванова. Николай хорошо ориентировался в темноте. Смоляков заинтересовался, откуда мне известна такая деталь. Я рассказал о пулеметчике-снайпере.

Комбат посмотрел на часы и заторопился. Надо было дать время Кораблеву подобрать людей в группу, подготовить снаряжение. Мы договорились о времени проводов и расстались.

Ровно в восемь вечера я зашел в комбатовскую землянку. В ней восемь разведчиков получали последний инструктаж. Смоляков хотел по всей форме доложить, но я жестом остановил его, сказав:

– Продолжайте…

Взглядом я обвел лица бойцов. Все хорошо знакомы. Я частенько заглядывал в это подразделение, беседовал с ребятами.

Сейчас среди них не было младшего сержанта Харина, рядовых Ильченко и Макарова. Они не вернулись из последнего поиска.

Разведчики чаще других подвергались опасности, и я всегда старался больше уделять им внимания. Мне отрадно было наблюдать, как Смоляков по-отцовски с ними беседует. Он вникал во все мелочи. Ввиду того что группа направлялась недалеко и к утру должна вернуться, красноармейцы шли в тыл врага налегке. С собой они брали лишь небольшой запас продуктов и боеприпасов. Одеты все были в желто-зеленые маскировочные халаты.

Александр Иванович Смоляков проверил, насколько быстро каждый из них может снять автомат, вытащить финку или гранату. Затем спросил старшину:

– Документы все сдали?

– Все, – ответил Кораблев.

– Ну что ж, хлопцы, – обратился я к уходящим. – Вы народ обстрелянный. Не первый раз идете в тыл к немцам. Вот Губанов только впервые. Но с вами не пропадет. Так или не так?

Стоявший возле двери невысокий молодой боец принял стойку «смирно» и нежданно густым баском оглушил меня:

– Не пропаду, товарищ майор!

Все заулыбались.

– Задачу повторять не стану, – продолжал я. – Главное – к утру вернуться с «языком».

Группу, как всегда, повел старшина Сергей Кораблев. Без четверти девять вечера разведчики покинули траншею и скрылись в темноте.

В это время на правом фланге батальона открыла огонь артиллерия. Она отвлекала внимание неприятеля. Через некоторое время Смоляков доложил, что все идет пока по плану.

Однако мне почему-то не спалось. Я позвонил начальнику штаба Ивану Алексеевичу Алехину. Он работал. С ним сидел Виноградов. Оба тоже переживали.

А разведчики тем временем, как потом рассказывали они сами, осторожно продвигались вперед. Непроглядная темень заставила их идти вплотную друг за другом. Первым шел Кораблев, за ним – Кобзев. Замыкал цепочку Гришко.

Вначале, когда заговорили наши орудия, а немцы «повесили» над нейтральной полосой несколько ракет, бойцам пришлось залечь. Затем стрельба прекратилась, но растревоженный противник еще дважды заставлял ребят прижиматься к земле.

Свет ракет помог Кораблеву сориентироваться. Вскоре группа достигла стога соломы. Кораблев решил выждать, пока немцы окончательно успокоятся. Он приказал Гаину и Кобзеву наблюдать, остальным проверить снаряжение. А обращаясь к Губанову, заметил:

– У вас в мешке что-то позвякивает.

Несколько минут бойцы неподвижно лежали на прелой соломе.

Пошел дождь, разведчики снова тронулись в путь. Тишина, нарушаемая монотонным шуршанием дождевых капель, была какой-то гнетущей. Изредка точно через слой ваты пробивались звуки одиноких выстрелов или коротких пулеметных очередей. Потом снова все подозрительно затихало.

Вдруг со стороны болота донеслось не то чавканье, не то хлюпанье.

– Наверное, немецкие разведчики к нам идут, – раздался чей-то шепот рядом с Кораблевым. Старшина приказал всем залечь в мокрую осоку, а гитлеровцев пропустить.

Но звуки шагов заглохли. Потом кто-то начальническим тоном стал кого-то отчитывать.

– Заблудились, что ли, – опять предположил лежавший бок о бок с Кораблевым красноармеец. – А вдруг это то, что нам надо?

Да, случай был благоприятный. Только как взять фашистов? Под ногами топь, бесшумно подойти к ним трудно. К тому же вдруг они от испуга шарахнутся в сторону трясины?

К счастью, дождь усилился. Его шум заглушал остальные звуки. Кораблев дал знак и первым пополз по густой осоке к притаившимся немцам. Когда до них оставалось уже не более пяти шагов, тьму разогнала осветительная ракета. Офицер, сидевший на кочке, увидел Кораблева. На лице его отразился ужас, и он с криком кинулся бежать. За ним с почтовой сумкой на спине последовал ефрейтор. Погоня в таких случаях – рискованное дело. Вся группа могла сама оказаться в плену. И все же старшина подал команду:

– Взять!..

Офицер и ефрейтор были схвачены, благополучно доставлены в батальон, а оттуда сразу же направлены в штаб дивизии.

Прошло около часа, когда раздался звонок от Левина. Недовольным голосом он спрашивал, почему мы задерживаем отправку пленных. Я заверил, что их давно уже повезли. Положив трубку, стал гадать, что могло с ними случиться в пути. Старшина Кораблев на моей машине помчался вслед за «козликом». Но не догнал. Оказалось, что захваченных доставили другой дорогой, которая километров на тридцать длиннее, но безопаснее.

Пропажа майора и ефрейтора с письмами взбудоражила неприятеля. Он дня три бил из орудий по нашим позициям.

«Улов» разведчиков был весомый. Они пленили майора Фогеля и штабного почтальона Фельнера. Они еще на Волге отрешились от бредовой идеи завоевать весь мир и охотно отвечали на все вопросы. А свежие письма из Германии были использованы агитаторами и газетой.

Приказом командующего фронтом капитан Александр Иванович Смоляков и все разведчики, участвовавшие в поиске, были награждены орденом Красного Знамени. Кольцову, который был ранен, награду вручили в санбате. Поправился он быстро и вновь вернулся в полк.

3

На войне очень часто успех в малом обеспечивает успех в большом. Наш полк получил приказ захватить на правом берегу реки Миус Дмитриевку. Напротив этого села была удобная переправа.

Задачу мы выполнили. Но мало захватить плацдарм, его нужно удержать, а если можно, то и расширить. Я был уверен, что враг попытается вернуть Дмитриевку, сбросить нас в Миус. Это подсказало мне организовать засаду. Иван Алексеевич Алехин выбрал для этой цели лучшую роту из батальона Смолякова, обеспечил ее боеприпасами, сухим пайком. Подразделение расположили на пути предполагаемой контратаки.

Наступила ночь. В темноте немцы редко ходили в атаку. Все же на всякий случай я, начальник штаба Иван Алехин и мой адъютант Василий Кучерявый решили пойти поближе к переправе. В это время к нам приехал корреспондент «Известий» К. Тараданкин. Он был в военной форме, и мы охотно взяли его с собой.

Выйдя из блиндажа, я заметил в траве светлячка, взял его и положил на циферблат часов. При зеленоватом свете стали видны стрелки и цифры. Тараданкин сказал, что обязательно использует эту деталь в очерке. Он начал расспрашивать о героях части, посоветовался, какую тему сейчас следовало бы поднять на страницах газеты.

Беседу прервал гром нашего орудия. Это был снайперский выстрел. Снаряд угодил в неприятельский склад боеприпасов. А там оказались и ящики с сигнальными ракетами. Они начали разлетаться в разные стороны, освещая местность золотыми, зелеными, красными, синими огнями.

Мы завернули к артиллеристам. Они были готовы поддержать стрелков. Корреспондент полистал журнал наблюдений. Оказывается, пушкари еще днем засекли в районе балки подозрительную яму. И теперь точно накрыли это место. Командир дивизиона Лаушкин весело заметил:

– Пусть еще подвозят, опять на воздух поднимем…

Основные силы батальона Смолякова сосредоточились недалеко от переправы. Их задача: как только засада отобьет атаку немцев, на плечах отступающих захватить высоту. Мы упорно вырабатывали у противника «условный рефлекс», что с каждой вылазкой он будет терять часть занимаемой территории.

На плацдарме Тараданкин обратил внимание на его конфигурацию.

– Это же «мешок», – сказал газетчик.

Он был прав. Теперь мы не боялись ни «мешков», ни «клещей», ни «клиньев», наоборот, сами их создавали, чтобы иметь трамплины для броска вперед.

Эта ночь была удачной. Мы не только отбили контратаку, но и захватили высоту. На ее вершине первые лучи солнца осветили красное полотнище. Комбат Смоляков блестяще провел бой. За этот новый успех он был награжден орденом Красной Звезды.

Корреспонденту «Известий» я рассказал о многих героях полка. Но он заинтересовался начальником штаба Алехиным. Иван Алексеевич, загорелый, белозубый, всегда подтянутый, с первого взгляда всем нравился. А его живой ум быстро очаровывал собеседника. Он был отличным штабистом и достоин того, чтобы о нем сказать доброе слово.

Когда Тараданкин уехал, Кучерявый пожалел:

– Эх, не успел я ему рассказать о поваре нашем, Володе!..

Об этом солдате мне было известно только то, что Владимир, не имея специальной подготовки, стряпал превосходно.

– Так сам напиши в дивизионку, – посоветовал я Кучерявому.

– О нем бы и центральная дала подвальчик, – заверил Василий.

Мне показалось, что он преувеличивает заслуги друга. Но когда Кучерявый начал рассказывать биографию Володи, я, к своему стыду, понял, что новый человек в части больше меня знает о нашем поваре…

Оказывается, Владимир еще на Хасане отличился. Во время артобстрела один японский снаряд упал на огневой позиции батареи. Орудийные номера разметало. Володю тоже отбросило далеко в сторону. И все же, помятый, оглушенный, он встал к пушке и заставил самураев показать пятки. На Сталинградском фронте он тоже уже успел себя проявить. Однажды вражеские танки атаковали артиллерийское подразделение. Молодые необстрелянные бойцы испугались и – в щель. А Владимир как раз в это время принес снаряд, смотрит, возле орудия никого, а впереди три немецких танка. Он быстро зарядил пушку и первым же выстрелом поджег танк. Увидев это, расчет вышел из укрытия и начал вести огонь. Второй танк также вспыхнул. Третий не стал испытывать судьбу и, развернувшись, удрал.

Потеряв слух, Володя мог бы перейти во второй эшелон или даже демобилизоваться. Однако его тянуло не в тыл, а на передовую. Повар, как сказал мне Кучерявый, мечтает вернуться в артиллерию и стать наводчиком. А я и не знал ничего этого.

Конечно, полк не батальон: теперь у меня было меньше возможности беседовать с бойцами. Но то, что я услышал о Владимире, заставило меня внимательнее приглядываться к людям. Откровенно говоря, я даже завидовал умению Василия Анисимовича Кучерявого быстро сходиться с людьми.

Василий, маленького роста, гимнастерку и брюки почему-то носил на два номера больше. На него нельзя было глядеть без улыбки. Но, несмотря на свой немного комический вид, Кучерявый был человеком деятельным. В самой сложной обстановке он хорошо ориентировался, мог куда угодно доставить донесение, найти нужное подразделение.

Мы с ним крепко подружились и не разлучались до конца войны.

4

«Миус-фронт» немцы объявили нерушимой государственной границей Германии на востоке, железными воротами, запирающими Донбасс.

Германские военные инженеры постарались миусский рубеж сделать неприступным. Глубина его достигала более двадцати километров. Все высоты, обрывы ощетинились дзотами. «Миус-фронт» насчитывал более восьмисот опорных пунктов, среди которых, как гигантская крепость, возвышалась гора Саур-Могила.

Можно прорвать линию обороны, можно захватить ряд населенных пунктов, но к Донбассу не пройти, пока не будет захвачена Саур-Могила. Она господствовала над всей местностью.

Высотой Саур-Могила была более четверти километра. И, как утверждают местные старики, воздвиг этот курган народ в память о правдивом, гордом и смелом человеке Сауре, сыне крестьянском, жившем во времена, когда еще не было на свете Степана Разина. Саур защищал народ. Он был беспощаден и к своим, и к иноземным поработителям. Когда же он умер, люди, которым он был близок и дорог, принесли на его могилу по горсти земли. Всего-навсего по горсти. Но народу было столько, что образовалась гора. С ее вершины при доброй погоде видно Азовское море…

И вот 18 августа Южный фронт перешел в наступление. Нашему полку предстояло участвовать в штурме Саур-Могилы. По данным разведки мы представляли себе, что это за «орешек». Инженерные заграждения, полного профиля траншеи, артиллерийские и пулеметные доты – все это превратило высоту 277.7 в мощную крепость.

Атаковать ее в лоб – значит заранее обречь себя на неуспех. Эту мысль подтвердили и пленные, взятые в хуторе Саур-Могильском. Солдаты Эрих и Пауль показали, что на Саур-Могиле надежные укрепления, а каждый метр на подступах к кургану простреливается многослойным огнем.

– Наш ротный обер-лейтенант говорил, что там одними пулеметами можно отбить любую атаку, – заметил Эрих.

Мы с начальником штаба знали, что у противника на горе и боеприпасов, и провизии хватит на месяц – измором его тоже не возьмешь. Да и силы у него свежие. А наши подразделения уже устали. Ведь мы прорывали передний край, бились за Мариновку, Степановну, Саур-Могильский хутор. Понесли потери…

И вот мы с Алехиным, рассматривая гору, освещенную вечерним закатом, крутим, вертим, прикидываем. Иван Алексеевич предложил на первый взгляд невероятный план: атаковать курган с восточной стороны, наиболее крутобокой и совсем голой. Однако Алехин прав: отсюда враг меньше всего ожидает удара.

Решили еще посоветоваться с полковником А. А. Сошальским. Алексей Андреевич, как заместитель комдива, координировал действия нашего и 295-го гвардейского стрелкового полков. Он только что отправил группу разведчиков во главе с Кораблевым и посоветовал подождать ее возвращения.

– Свежие данные могут внести поправку…

Мы согласились с ним.

В полк прибыло пополнение. Я вместе с адъютантом пошел к новичкам. Их было до роты. Стояли они вдоль траншеи. Одеты были во все новое. Прощупал настроение вновь прибывших. Те, кто вернулись из госпиталя, были готовы хоть сейчас идти на штурм горы, а пришедшие в армию из освобожденных от немецкой оккупации районов отмалчивались. Это были необстрелянные и неясные пока еще для меня люди.

В конце шеренги, когда я туда подошел, два солдата неожиданно бросились ко мне и начали тискать и восклицать:

– Жив!

– Здоров!

– Радость какая!

Пыльные, небритые, улыбающиеся, меня теребили братья Кругловы. А узнав, что в полку служит их товарищ пулеметчик Иванов, они оживились еще больше.

– Вот здорово! – воскликнул Михаил и ютов был немедленно бежать к нему. Но Павел резонно заметил:

– Успеем, Миша…

Мы договорились отметить встречу на Саур-Могиле. Я отправился к себе на КП. Меня опередил запыхавшийся дивизионный телефонист с аппаратом:

– Товарищ майор, приказано поставить для вас. – И шепотком добавил: – Связь необычная, с большим начальством разговаривать можно…

И вот он уже зовет, телефон этот. У аппарата генерал Цветаев, командующий 5-й ударной армией. До сих пор его распоряжения я получал через комдива. И сейчас чувствовал себя как-то непривычно. Командарм напомнил, что Военный совет фронта придает захвату Саур-Могилы большое значение.

– Мы уверены в вашей части. Имейте в виду, завтра утром на горе должен появиться красный флаг. Вы понимаете, товарищ Свиридов?..

И хоть слышимость была отличной, я зачем-то крикнул во весь голос:

– Понимаю, товарищ командующий!..

Потом долго еще стоял перед черной замолчавшей коробкой, пока наконец не отдышался.

Ночь была неспокойной. То и дело прибывали связные. Алехин при свете каганца наносил все новые данные на карту, отдавал распоряжения, кому, когда и где быть к утру. Отдыхать было некогда.

Кораблев со своей группой в течение ночи дважды пытался проникнуть на курган, но, потеряв двух человек, вынужден был вернуться ни с чем. Полковник Сошальский еще раз послал разведчиков на Саур-Могилу, но мы с Алехиным не могли больше их ждать и решили все-таки атаковать гору с восточной и юго-восточной сторон. Командир дивизии утвердил наш план, сказал, когда откроют огонь «катюши».

– За фланги не бойтесь, – успокоил он. – Справа от вас части пятидесятой гвардейской стрелковой дивизии, слева – двести девяносто пятый полк. Ну, желаю удачи!

5

30 августа 1943 года день выдался солнечным, безоблачным.

Мне чуждо суеверие, однако почему-то вспомнил, что в прошлом году именно 30 августа, выходя из окружения, я переплывал Дон и едва не утонул. А 30 августа 1941 года меня буквально выдернули из-под гусениц немецкого танка под Гуляй-Полем. От этих воспоминаний меня отвлек гул самолетов. Появились немецкие бомбардировщики. Они нанесли удар по позициям 2-го батальона. Потом там начали рваться тяжелые снаряды. Мы несли потери.

Вражеские самолеты вдруг развернулись и стали бомбить вершину Саур-Могилы. Туда же перенесла огонь и неприятельская артиллерия. В чем дело? Смотрю в бинокль. Алехин тем временем связывался с командирами батальонов по телефону и спрашивал, не пробилось ли на курган какое-либо подразделение.

Неожиданно на высоте в облаках дыма и пыли я увидел красный флаг. Наши! Значит, нашлись храбрецы! Кто же сумел прорваться через непроходимые позиции противника? Смельчаков оказалось семнадцать. Это младший лейтенант Шевченко, старшина Кораблев, старшина Иванов, рядовые Кобзев, Гаин, Селиванов, Дудка, Веремеев, Симонов, Меркулов, Бондаренко, Алешин, Калиничев, Чернов, Петраков, Лобков и Гавриляшин.

Оказывается, после двух неудач старшина Сергей Кораблев повел разведчиков другим путем. Они пересекли передний край в двух километрах южнее Саур-Могилы. Там встретились с группой младшего лейтенанта Шевченко, объединились. По дороге к горе сняли пулеметный расчет и с тыла без единого выстрела вышли на ее вершину. А с рассветом подняли флаг.

Мы увидели его около шести утра. До сигнала атаки было еще четыре часа. За это время враг мог уничтожить наших разведчиков. Они вели неравный бой. Как быть? Пытаюсь связаться с полковником Левиным. Но его нет на месте. Уехал к артиллеристам. Ищу начальника штаба дивизии. Тот сказал, что час атаки согласован с соседями.

– Я не могу отменить приказ командарма…

А без артподготовки и взаимодействия с другими частями нечего было и думать о выполнении задачи. Пришлось ждать условленного сигнала. Разведчики пока держались. Они уже пустили в ход гранаты.

Враг теперь уже, конечно, догадался, что вершину захватили смельчаки и их немного. Поэтому все внимание приковал не к ним, а к подножию горы, где сосредоточилась целая дивизия. Немцы, видимо, не сомневались, что мы полезем по отлогой части Саур-Могилы. Они ждали нас там.