Текст книги "Тайны огонь-горы, или Полосатое лето"
Автор книги: В. Еремин
Соавторы: Д. Венская
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Завал, – сказал Лешка. – Просто завал. Что делать?
– Делать нечего, – мрачно сказал Достоевский. – Тут такой расклад…
– Я хочу сказать, – неожиданно громко произнесла Саша, резко отмахнувшись от Достоевского.
– Сиди, лучше я, – осадил ее Олег Иваныч и двинулся по проходу к сцене.
«Великолепная шестерка» с надеждой смотрела ему вслед. Опередив Достоевского, женщина-эколог поднялась из-за стола президиума и подошла к микрофону.
– Я разочарована результатами этого голосования, – грустно произнесла она – в ее голосе угадывался богатый опыт подобных неудач. – Но, видимо, путь заблуждений должен быть пройден до конца, и мы, и жители Муромцева в этом смысле не исключение… Жаль только, что они не понимают того, что понятно их детям – тем, кто нас здесь сегодня, собственно говоря, и собрал… И жалко, и смешно!
Закончив, она спустилась в зал, а на сцену, пренебрегая ступеньками, запрыгнул Достоевский.
– Вы, вот которые голосовали «за», – задыхаясь от волнения, заговорил он. – Лучше бы вы сразу обе руки подняли – мол, сдаемся… Да-да! Потому что вы сами сдались и сдали не только природу, но и самих себя, и своих детей, в отличие от вас про завтрашний день все-таки думающих… Да! Ведь и ежу понятно, что вся наша жизнь, наша цивилизация – это и есть ваш трек, тупая гонка по кругу! Смысл только в ней какой? Мы еще с вами росли на траве, а вот внуки наши ее, похоже, только по телику и увидят! Все ведь на Кипр какой-нибудь не уедем! Нельзя же так жить – одним днем! – Достоевский в сердцах постучал кулаком по лбу: – У самих разумения нет, хоть бы детей слушались. Недаром ведь сказано – устами младенца…
Олег Иваныч махнул рукой и пошел прочь. И следом за ним президиум покинули археолог и представитель экологической комиссии при губернаторе.
Никто из присутствующих не обратил внимания на то, как во время выступления Достоевского батакакумба, коротко посовещавшись, в полном составе снялась со своих мест и направилась к стоящим возле сцены столам. На столах еще до конференции было расставлено угощение: сласти, пиво, фанта, кока-кола… Приставленный охранять все это богатство «бычок», спасаясь от скуки, ворковал с кем-то по мобильнику, изредка бросая взгляды в сторону накрытых столов:
– Пуся моя… Ща тут парочку крикунов успокоим – и я к тебе… мигом… Угу-угу-сеньки… Все, как обещал… Цалую!
– Ну зачем же так резко? – как ни в чем не бывало улыбнулся вслед начальнику лагеря белесый. – Надо уметь держать удар… Может, кто-то еще хочет сказать? – обратился он к залу.
– Мы умеем держать удар! Нас тут научили! – заорал Асисяй. – Вот мы и хотим, того… поприветствовать этих… победителей!
– Как – поприветствовать? – удивился ведущий. – Это вы как-то припозднились, ребята…
– А вы нам слово не давали! – звонко выкрикнула Джейн. – Ну, можно?
– Типа спеть, сплясать! – поддержал ее Леннон. – Хлеб-соль вручить!
– Вот это совсем другое дело! – обрадовался ведущий. – Опять дети подают нам пример… Товари… Господа! – обратился он к выходящим из зала. – Куда же вы? Дети приготовили нам приветствие… Оно, правда, слегка запоздало, но все же… Прошу, прошу! Пожалуйста, ребятки! Пожалуйста!
Ведущий подал знак, и зазвучала торжественная музыка – «Время, вперед!» композитора Свиридова. Те, кто постарше, хорошо ее знают: в прежние времена именно с нее начиналась программа «Время». Пятеро оставшихся членов президиума – сторонники строительства трека – уставились на батакакумбу. «Великолепная шестерка» двинулась к сцене. У каждого из них в руках было по взятому с праздничного стола открытому кремовому торту.
– Хотели хлеб-соль, – пояснял дорогой зрителям Асисяй, – но это теперь не модно. Будет торт-сахар…
Достоевский из зала провожал их недоуменным взглядом…
Под музыку ребята выскочили на сцену. И тут произошло нечто из ряда вон выходящее: словно по команде, торты полетели в торжествующие физиономии ведущего и пятерых «победителей»! Совсем как в той телепередаче про несчастного итальянского ворюгу…
Облепленные кремом, победители едва успели сообразить, что произошло. Больше всех досталось представителю строительной компании – ему Асисяй нахлобучил торт прямо на лысину. Несчастный попытался снять кремовую лепешку, но только перепачкал руки. А крем беспрепятственно потек по его багровому лицу разноцветными струями…
– Полная батакакумба! – ахнул Достоевский, но его голоса в шуме и гвалте никто не расслышал…
Глава восьмая
о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным
Перед выстроенной в шеренгу шестеркой расхаживал Достоевский. В некотором отдалении, сочувственно поблескивая стеклами очков, за разносом наблюдал Говорилыч Плюшкин.
– Совсем решили меня доконать?! – сердито басил Достоевский. – Чтобы меня уволили? А весь лагерь по домам разогнали? Совсем, понимаешь, с ума посходили…
Но ребята от схватки еще не вполне остыли, и в этом случае разнос был принят без должного смирения.
– А что нам делать? – вспыхнула Саша. – Молчать и смотреть?! А если я не хочу, чтобы Огонь-гора стала лысой! Чтобы мои дети на помойке жили! Не хочу, и все!!
– На ваш-то век, извините, еще природы хватит, – поддержала Джейн. – А на наш – одни огрызки останутся…
– У них все куплено, схвачено и заколочено, – добавил Лешка. – А что нам остается? Только тортом – в рожу…
– И вы считаете – это метод? – укоризненно покачал головой Достоевский. – Топать ногами и орать «не хочу» – метод?
– Так во всем мире считают, – сказала Саша. – Вон «Гринпис» еще не то делает! И как не орать, когда вокруг глухие?! Все орут! А мы – дети…
– Ну, скажите честно, разве мы не правы? – в упор спросил Лешка.
– По сути – да, правы, – неохотно согласился Олег Иванович. – А по форме, ясный перец, нет! Могли бы и что-то свое придумать… А то – никакой фантазии, и вообще… глупо! Лучше б вы эти торты съели, пользы было б больше… Но главное – кого за это привлекут по полной программе, вы подумали? А? Кого?
А вот это было одним из самых уязвимых мест в обороне батакакумбы.
– Вас, – со вздохом признала Саша.
– Ясный перец, меня! Мало мне без вас неприятностей? Еле-еле, понимаешь, лагерь отстояли, так теперь еще одна хвороба на мою голову! Вы знаете, что от меня потребовали, – тут он со значением поднял вверх указательный палец, как бы показывая на некие высшие инстанции, – чтобы я вас немедленно отправил в город? А? Знаете?
Ребята замерли. Пауза, сделанная начальником лагеря, казалась невыносимой.
– И что, отправите? – сглотнув, спросила Джейн.
Надобно признать, что паузу Олег Иваныч, даже не будучи опытным актером, держать умел. На лицах борцов за справедливость, как и требовалось, отразилась целая гамма чувств: испуг, обида, подозрительность, разочарование. Не отрываясь, во все глаза смотрели они на того, от кого в очередной раз зависела их судьба.
– Ладно, будем думать, – вздохнув, сказал Олег Иваныч. – Черти полосатые…
– Ура! – завопила шестерка, мгновенно переходя от крайнего уныния к крайнему восторгу.
– Но! – жестом остановил их начальник лагеря. – На неделю лишаю вас верховой езды, акваланга, гребли и самокатов. Стрельбу из лука заменяю…
– …на чистку лука!..
– …картошки!..
– …и прочих овощей! – закричали хором «черти полосатые».
– А чего вы радуетесь? – удивился Достоевский. – Вопрос с вами пока не решен…
– И с горой – тоже, – сказала Саша.
– А это уже не ваш вопрос! – громыхнул баском Олег Иваныч. – Ясно? А теперь – марш на кухню, тортометатели!
Шеренга повернулась и, от греха подальше, заспешила в указанном направлении. Подошел сияющий Говорилыч и положил Достоевскому руку на плечо. Сдерживая улыбки, эти два немало повидавших на своем веку человека смотрели вслед улепетывающей батакакумбе…
– А что, Олег, – поинтересовался Плюшкин, – ты в самом деле хотел их отправить по домам?
В этом вопросе заключался тщательно скрываемый упрек.
– Да что я, с дуба рухнул? – удивился Достоевский. – Молодцы ребята! А что? На войне как на войне… И потом – они же еще малые! Что они могут? Я на их месте этим паразитам еще бы не то в рожи запустил!
– Так это что ж, по-твоему, война? – хмыкнул Говорилыч.
– Конечно, война! – На лице бывшего майора и ветерана не было и тени улыбки. – А как же! Либо они – нас, либо мы – их… А пацаны сделали максимум того, чего могли. Так что можно им записать чистую победу!
– Чистую? Ну, это кому как…
И, ухмыльнувшись, Плюшкин стер воображаемый крем со своего лица и костюма.
…Провинившаяся шестерка работала на кухне с такой сноровкой, что не оставалось ни малейших сомнений – чистка овощей стала для нее вполне привычным делом.
– Когда Ясный Перец сказал про отправку домой, у меня от страха прямо душа в кроссовки ушла, – призналась Джейн. – Ну, думаю, трындец!
– Вообще-то вождь за нас, – сказал Леннон. – Только признаться не может. Непедагогично…
– Да, с тортами вышла лажа, – высказался Асисяй. – И ваще… Надо было не сразу всем писать, а сначала археологов вызвать. Нашли бы тут какие-нибудь черепки древних людей, какашки мамонта – и разговор был бы другой… Против науки фиг попрешь!
– Этим удодам по барабану, против кого переть, – покачал головой Лешка. – Ты их лица видел?
– Да, фейсы у них отстойные, – согласился Асисяй. – Особенно у этого, который командовал… – Он скорчил мину, очень похоже изобразив председательствующего на конференции. – Нос, плавно переходящий в шею…
Ребята прыснули.
– Ну, ладно, – укоризненно сказала Саша, – а мы-то что, совсем притухли? Как будем гору спасать?
– Инициатива наказуема, – поправив очки, вздохнул Леннон. – Легальных средств борьбы с ними нет, А за нелегальные в следующий раз точняком в город отправят!
– Однако не прекращают свою борьбу за независимость американские индейцы и индейки! – с пафосом произнес Асисяй, воткнув в волосы невесть откуда взявшееся куриное перо. – И мы не отдадим упырям земли наших предков…
– …и потомков, – уточнила Саша.
Лешка вынул из кармана упаковку жевательной резинки, пустил по кругу.
– О, гамка! – обрадовалась Джейн и выплюнула кусочек морковки.
– А нет ли среди вас, о юные жвачные, нашего корреспондента Алексея Жданкина? – неожиданно услышали ребята мужской голос.
Обернувшись, они увидели экстравагантно одетого человека, попыхивающего трубкой, – то был главный редактор детской редакции областного телевидения Александр Самсонов собственной персоной.
– О, Сан Саныч! – обрадовался Лешка. – Сан Саныч!..
Любой руководитель всегда в какой-то мере полководец. А полководец непременно должен появляться на поле боя, тем более если на нем разыгрываются сражения под стать вчерашнему. Этим и объяснялось появление Самсонова в «Полосе препятствий».
Вскоре главный редактор появился на центральной аллее лагеря в обществе специального корреспондента его телепередачи – Лешки Жданкина. Оба были заметно увлечены своей беседой.
– Материал твой регулярно получаем, – говорил Сан Саныч, раскуривая трубку, – и в целом, так скэ-э-эть, довольны… Единственное, чего не хватает, – это… – Он пощелкал пальцами, подыскивая нужное слово. – Чего-то эдакого, – тут Самсонов сделал заковыристый жест рукой, – понимаешь?
– Жареного? – уточнил Лешка.
На лице редактора отразилось недоумение: откуда мальчику известен журналистский жаргон?
– Так мой отчим, Костя, говорит, – пояснил спецкор.
– Да… Зато со сладким вы, братцы, перебрали. Это мы не дали в эфир. Как и тот материал, с деньгами от Огня. Тоже темная история, надо с ней сначала разобраться, чтобы подвоха не было… Ну, что там еще? Кассета с бульдозерами не нашлась?
– Какое там, – вздохнул Лешка.
Редактор пыхнул трубкой, выпустил облачко ароматного дыма, встряхнул шевелюрой.
– То есть в новости это мы, конечно, не дали… Но сами посмотрели с удовольствием! Ха-ха-ха!
– Я так и знал, – расстроился Лешка.
– Говорят – хулиганство. А я им: это не хулиганство, а, так скэ-э-эть, акция гражданского неповиновения! А то, что граждане – от горшка два вершка, так тем больше им чести! Правильно?
– Еще бы, – подтвердил Лешка.
Он проводил гостя до его автомобиля. Самсонов открыл багажник, вытащил оттуда большую картонную коробку.
– А это тебе, – сказал Сан Саныч. – Телевизионный монитор и все, что нужно для монтажа. Можешь теперь монтировать, не дожидаясь отправки в город. Там же и книжка – «Основы монтажа» называется. Расти, изучай! Потом вернешь. Только, чур, не ломать, а то с меня голову снимут!
– Супер! – обрадовался Лешка.
– Ну, вот чего-нибудь такого еще сними, собкор, – попросил редактор. – Можно и без экстрима, поспокойнее. Главное – необычный взгляд на, так скэ-э-эть, обычные вещи. То, чем ты в принципе и силен. А то немного однообразно: каратэ, стрельба из лука, красоты природы… У нас же все-таки не спортивный отдел. Понимаешь?
– Типа реальное шоу? – уточнил собкор. – Я подумаю…
Глава девятая,
или Подводная одиссея Лешки Жданкина в ночь полнолуния…
Лешка, как и обещал Самсонову, подумал – и придумал.
Довольно снимать то, что находится на суше, решил он, тем более что на земле всем заправляют монстры вроде Шкафа, Бэтмена, «быков», браконьеров или какого-нибудь белесого, который вечно путает, с кем имеет дело – с господами или товарищами. Подонки обладают удивительным свойством сбиваться в стаи, говорила бабушка, поэтому с ними трудно бороться. В то время как порядочные люди предпочитают одиночество, столь необходимое для наблюдений и размышлений, и поэтому они более уязвимы. В общем, с тем, что на суше, все более или менее ясно. Поэтому несравненно интереснее исследовать то, что находится под водой, где, как известно, вообще крайне редко встречаются двуногие…
Озеро Зеркальное, прозванное так за чистоту и прозрачность, было словно создано для подводных съемок. Прибавьте сюда разнообразную растительность и обилие рыбы – вот где простор для нового Жака-Ива Кусто! Несомненно, юные телезрители будут смотреть новые Лешкины сюжеты взахлеб, что и подтвердил в первом же телефонном разговоре Самсонов. Лешка даже название для этого цикла придумал – «В Зазеркалье»…
Оставалось лишь обзавестись специальным снаряжением. Спецкор позвонил отцу, и в скором времени Сергей Андреевич передал Лешке специальный герметичный бокс для его «соньки». Достоевский не возражал, Клон также отнесся к затее неожиданно благосклонно, и теперь Жданкин-младший ежедневно погружался со специально предоставленным ему для этой цели аквалангом и с упоением снимал загадочные и прекрасные подводные ландшафты…
Отснятый материал Лешка просматривал и монтировал в своем домике в компании Саши, которая всегда могла подсказать и удачный вариант монтажного стыка, и неожиданную компоновку – так на киношном языке называется сочетание тех или иных кусочков снятого, или, иначе выражаясь, планов…
Тот день не сулил ничего необычного. Как всегда, ребята сидели у включенного монитора и отбирали наиболее интересные сюжеты для отправки в город, как вдруг на заднем плане возникли смутные очертания чего-то геометрически правильного.
– Стоп! – закричала Саша. – А ну-ка, отмотай назад…
Лешка нажал на кнопочку пульта, и картинка отъехала назад.
– Что такое?
– Да вот же, вот! – возбужденно закричала девочка, указывая на экран. – Не видишь? Я его узнала!
– Что ты узнала?
– Вход в пещеру! Вон, видишь, такой… овальный? С козырьком?
– Ну…
– Точно такой же я видела на рисунке в одной книжке, у деда…
– Какой книжке?
– Какой, какой… По археологии! Знаешь, что это такое? – Глаза Саши сверкали.
– Ну, что?
– Вход в пещеру Светик-камень – вот что! Так вот почему никто не смог его отыскать!
– Почему?
– Ну какой же ты тупой! – возмутилась Саша. – Потому что все искали эту пещеру на суше. А она, оказывается, под водой!
– Вот это да! – ахнул Лешка. – Так в этой пещере…
– …сокровища разбойника Огня! – подхватила Саша. – Которые триста лет никто не мог найти!
Лешка снова отмотал назад, нажал кнопку «стоп», и на экране в полной неподвижности, словно фотография, запечатлелся овальный, с козырьком, вход в пещеру.
– Вот это фишка! Ты понимаешь, что это – открытие века?! – закричала Саша. – Надо срочно сообщить… ученым… на телевидение, твоему редактору! И по Интернету… То есть нет! Давай сначала позвоним деду! Где твоя мобилка?
Такой возбужденной Лешка ее никогда не видел. Но, с другой стороны, им никогда еще не приходилось иметь дела с пещерой, которую триста лет тьма народу искала – и все без толку!
– Погоди, – остановил ее Лешка. – Ты уверена, что это именно та пещера?
– Уверена! Я же рисую! У меня знаешь какая зрительская память!
– Не зрительская, а зрительная. Все равно надо проверить – а вдруг ошибка? – гнул свое мальчик. – Раззвоним везде, а там – пусто… Ты же не хочешь, чтобы нас подняли на смех?
– Нет…
– И потом… Ты разве не хочешь сама посмотреть, что там, в этой пещере?
– Ха! Я – не хочу?!
– Но если сюда понаедут всякие, мы никогда ее не увидим!
– Почему? – удивилась Саша.
– Почему! – пришел черед возмутиться Лешке. – Да потому, что в этой пещере столько ценностей, что вход в нее сразу перекроют! Поставят у входа солдат с автоматами…
– С автоматами? – усомнилась Саша. – Под водой?
– Ну, не с автоматами, а с этими… я не знаю, с подводными ружьями! Поэтому сначала пещеру надо обследовать самим…
Саша задумалась. Выдвинутый аргумент показался ей вполне основательным.
– Но если мы никому не скажем, – спохватилась девочка, – и сами туда полезем, мы же опять подставим Достоевского. Ведь мы обещали – никакой самодеятельности! Тем более – под водой!
– А он ничего не узнает, – заверил Лешка. – Подумаешь – под водой! Всего-то делов! Нырну разок и сниму… Один только разок! От меня на ТВ послезавтра ждут нового материала… Представляешь, мы выдадим такое? Это же мировая сенсация! Причем убойная, наповал! Весь мир про нас с тобой кричать будет! А если мы прямо сейчас расколемся, кто про нас вспомнит?
Саша молчала, уставившись в монитор. Перед ней словно вспыхнула картинка: Лешка и она – в ослепительном свете софитов на огромной сцене. А в гигантском, переполненном зале – тысячи ученых. Может, три, а может, все десять тысяч одних только профессоров. Они съехались со всего мира и теперь неистово рукоплещут им. И среди них – Виктор Сергеевич Постников, который с восхищением смотрит на нее… Блистают вспышки фотоаппаратов. В первых рядах, отталкивая друг друга, теснятся журналисты – каждый мечтает взять у ребят хотя бы крошечное интервью. А где-то сбоку, совсем рядом, на чудовищных размеров столе – холсты, краски, золоченые рамы…
– Ну, хорошо, – после колебания уступила Саша. – Но только разок! И вот что – ты в этой пещере ничего не трогай… Дед говорит, это очень важно для науки…
– Почему?
– Потому что все эти древности очень хрупкие – только тронь, и они рассыпятся! Тем более мокрые…
– Да я ни к чему там даже не прикоснусь! – клятвенно прижал руку к груди Лешка. – Что я, не понимаю? Мне же главное – снять!
– Я же говорю – хорошо! Только… когда?
– Сегодня ночью, – оглянувшись и понизив голос, сказал Лешка.
– Но-очью? – озадачилась Саша.
– В целях конспирации…
– А как же…
– Не волнуйся, я все сделаю сам, – успокоил Лешка, включив перемотку пленки. – А ты будешь на страховке… Идет?
– А куда я денусь? – вздохнула Саша.
Все-таки эта затея была ей не по душе.
Может, что-то подсказывало ей, что выйдет все далеко не так гладко, как пытается представить Лешка? Неизвестно…
Зато доподлинно известно, что именно после этих ее слов от окна Лешкиного домика отделилась тень и бесшумно двинулась прочь: вездесущий Тормоз понял, что ничего более интересного сегодня он не увидит и не услышит…
Когда ночь полнолуния спустилась на лагерь и в вольерах кошачьими голосами закричали растревоженные светом совершенно круглой луны павлины, к домику Клона скользнула другая тень (да, то была ночь скользящих теней!), на этот раз – тень нового кладоискателя. Через открытое окно до Лешки доносился мощный храп хозяина домика. С минуту Жданкин-младший всматривался в полумрак комнаты. Наконец, подпрыгнув и подтянувшись на руках, он влез на подоконник, спрыгнул внутрь и прислушался. Спокойно и безмятежно все было вокруг, только храп зазву чал еще увереннее и громче.
Лешка на цыпочках подошел к стулу с висящей на нем одеждой, достал из кармана куртки связку ключей, отцепил единственно нужный – для того, чтобы отпереть домик с хранящимися там аквалангами, – и так же тихо исчез через окно…
Вскоре его тень мелькнула у домика, где проживали Саша и Джейн. Будущий министр обороны крепко спала, не чуя, что в непосредственной близости от нее разыгрываются события, которые в скором будущем коснутся не только ее, но и всего народонаселения «Полосы препятствий»…
Услышав в ночной тишине легкий стук в оконное стекло, Саша не мешкая сбросила одеяло – при этом выяснилось, что лежала она под ним совершенно одетой, – натянула кроссовки и распахнула окно. В оконном проеме возникло освещенное лунным светом лицо Лешки.
– Ну? – прошептал он.
– Готова…
Саша взобралась на подоконник и с помощью Лешки выпрыгнула на газон…
Через час они уже были далеко за пределами лагеря. Под тяжестью акваланга Лешка совсем выбился из сил, хотя и старался скрыть это от Саши. Внезапно он остановился, огляделся, отдышался и указал куда-то в сторону:
– Сюда… Тут ближе.
– Но тут тропинка кончается, какой-то мох и кустарник.
Ребята свернули с тропинки и оказались в густых зарослях. Свет Лешкиного фонаря выхватил из темноты куст с продолговатыми резными, диковинной формы листьями. На стебле был отчетливо виден полураспустившийся бутон. Саша остановилась, схватила спутника за рукав:
– Стой! Видишь?
– Что?
– Это же папоротник! – в возбуждении перешла на шепот Саша, словно боясь спугнуть это видение. – Первый раз вижу, как он цветет…
– Папоротник не цветет, – вспомнил урок ботаники Лешка. – Хотя я такой странный куст первый раз вижу, – пожал плечами мальчик. – И что? Пошли, сейчас не время…
– Погоди. – Лицо Саши вдруг стало сосредоточенным. – Помнишь, кто-то из классиков писал, что папоротник цветет только один раз в год – в какую-то особенную ночь на Ивана… как его? Купальщика, что ли?
– Что-то в русских народных сказках про это было или в другом каком фольклоре – не помню. Хотя, может, это и не про папоротник вовсе, а про ночь на Ивана Купалу.
– Это такая ночь, когда все желания сбываются! – шепотом произнесла Саша и закрыла глаза. – Замри… Я сейчас желание загадаю…
– Ага, – мигом истолковал в свою пользу Лешка значение этой таинственной ночи. – А мы как раз купальщики и есть. Значит, наши желания точняком сбудутся… Ну, загадывай!
– Загадываю… – молитвенно сложив руки, пролепетала Саша.
Но загадать ничего не успела. Куст папоротника, казалось, излучал свечение; бутон вдруг с едва слышным шелестом раскрылся – и превратился в невиданной красоты цветок!
– Мама! – дрожащим голосом прошелестела Саша.
– Вот это да, – прошептал потрясенный Лешка.
И десять, и двадцать, и сорок лет спустя будут вспоминать наши герои события этой удивительной ночи! И вспомнят они среди прочего – как самое необыкновенное! – как в ту летнюю ночь, в ночь на Ивана Купалу, возле цветущего папоротника чудесно преобразились их лица! Вспомнят и то, как они смотрели друг на друга, не узнавая, будто только познакомились.
– Какая ты… – тихо сказал Лешка. – Прямо Бриттни Спирс!
– И ты… – так же тихо отозвалась Саша. – Как Ди Каприо – «Титаник»…
Лешка встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.
– Ну, что ты меня с утопленником сравниваешь! – пробормотал он. – Да еще перед погружением…
– Тьфу, тьфу, тьфу, молчи, – Саша приложила палец к губам. – Не болтай! Пошли…
Они повернулись и, оглядываясь на цветущий папоротник, двинулись к подножию Огонь-горы…
Еще примерно через полчаса в полном снаряжении – гидрокостюме и акваланге – Лешка стоял на берегу озера. Он взял упакованные в герметичные боксы видеокамеру и фонарь и, прицепив к поясу страховочную веревку, другой конец протянул Саше:
– Держи.
– Что это?
– Страховочная веревка. Фал – по-морскому… Сигналы помнишь?
– Один раз дернуть – все хорошо, – повторила девочка. – Два – стравить фал. Три – тревога!
– Молодец…
Саша смотрела на него со смятением и страхом:
– Слушай, может, лучше днем, а? Давай отложим до завтра?
Лешке тоже было явно не по себе – при свете дня эта экспедиция казалась куда более простой и невинной. Но отступить, да еще перед девочкой, которая тебе так нравится? Ни за что!
– Никаких завтраков, – по-взрослому ответил он. – Все будет хорошо…
Саша сделала попытку улыбнуться, но улыбка почему-то не получилась.
– Поцелуй меня, – вдруг попросил Лешка.
– Зачем это? – смутилась Саша. – У тебя что, крыша едет?
– Так полагается… Ты что, в кино не видела? Перед тем как…
– А, перед тем как… – повторила девочка, словно это действительно в корне меняло дело. – Ну, тогда…
И, приблизившись, приложилась к щеке аквалангиста.
Лешка сделал робкую попытку поймать своими губами губы Саши, но вместо этого тоже натолкнулся на щеку.
«Ладно, буду потом вознагражден», – решил Лешка и шагнул к чернильной, с отливом, воде…
Ночью под водой было и в самом деле куда страшнее, чем днем. Свет фонаря вырывал из темноты лишь узкую дорожку, на которой в любой момент могло появиться какое-нибудь страшилище или даже акула. Ну, с акулой – это он того, перебрал. Лешка знал, что и других страшилищ здесь тоже не водится, но что значат доводы разума для разыгравшегося воображения? Однако обратно дороги не было, и, отгоняя страх, Лешка погружался все глубже и глубже. Перед лицом неведомой опасности мальчик был сосредоточен, как никогда, поэтому быстро отыскал овальный вход в пещеру и, не останавливаясь, вплыл в нее.
Тут стало еще страшнее, поскольку передвигаться приходилось по довольно узкому подводному коридору, то и дело задевая воздушным баллоном за его каменные своды. Ночь, тьма – хоть глаз выколи, полнейшее одиночество, и впереди – неизвестность. А вдруг возьмешь и наткнешься, скажем, на утопленника? Жуть! Нет, определенно Лешка был необычайно храбрым человеком.
Истинная смелость не в том, чтобы ничего не бояться, а в том, чтобы преодолеть страх. Ведь ничего не боятся одни только дураки… Поэтому, когда Лешка вдруг оказался на поверхности воды, он вздохнул с вполне понятным облегчением. Встал на каменистое дно, огляделся и, скользнув светом фонаря по сторонам, увидел огромную пещеру, несомненно расположенную выше уровня озера.
Почувствовав себя в относительной безопасности, Лешка заметно повеселел. Он сбросил с себя баллон, снял маску, ласты, с удовольствием вдохнул затхлый воздух подземелья, дернул один раз за веревку, давая понять Саше, что благополучно добрался до места. Затем он отцепил веревку, обмотал ее вокруг оказавшейся рядом коряги, достал из коробки камеру и приступил к изучению пещеры.
Ее стены и потолок были испещрены загадочными символами, рисунками и письменами, смысла и назначения которых юный кладоискатель не знал. Стояло какое-то каменное изваяние – что-то похожее Лешка однажды видел в кино. Теперь же у него возникла уникальная возможность сделать такое кино самому! И, не мешкая, он включил камеру и с упоением приступил к своему излюбленному занятию…
Хлюпая по воде, Лешка переходил из одной пещеры в другую. Их было тут множество, и каждая чем-то отличалась от предыдущей. Он как-то читал в журнале «Вокруг света», что такие наскальные рисунки, значки и символы – огромный источник информации для ученых. А вот ему они ничего не говорят, с досадой подумал юный собкор, вглядываясь в потускневшие краски. Хотя если подключить воображение… И Лешка представил себе, как много лет назад, в незапамятную старину, под этими сводами пировали у костра лихие люди – разбойник Огонь и его подручные. Как они пили, ели и звенели золотыми монетами!
Правда, объяснить, каким образом попали сюда люди без аквалангов, он не мог. Но разве это его дело? Пусть ученые ломают головы – как. А он, Лешка, здесь для того, чтобы вернуть людям награбленное… Кстати, где оно?
Размышляя подобным образом, Лешка медленно, то и дело прикасаясь к стенам пещеры, продвигался вглубь, пока не очутился в последнем проеме. Дальше пути не было, а само помещение оказалось довольно тесным. В центре на каменном возвышении покоилась каменная же шкатулка с какими-то знаками на крышке. Лешка как зачарованный потянулся к ней и открыл. В свете фонаря вспыхнуло ее содержимое – золотая, инкрустированная драгоценными камнями статуэтка орла с головой женщины…
– Вот это да! – ошалело пробормотал мальчик.
Значит, правду говорил Сашин дед! Значит, она и впрямь существует, эта птица Сирин, – и вот она, перед ним! Но постойте, постойте! Выходит, права Саша – это и есть та самая пещера Светик-камень, которую так долго искали археологические экспедиции?! Искали они, а нашел он? Он, Лешка Жданкин?!
Кладоискатель протянул руку к сокровищу – и тут же ее отдернул, вспомнив данное им Саше обещание ничего руками не трогать. Хоть и не должно золото от времени рассыпаться, а все же так будет и сохраннее, и спокойнее. Лешка перевел дыхание, поднял свою «соньку». Ну, уж снять-то птичку-тетку Сирин ему никто и ничто не помешает!
Поглощенный съемкой, Лешка и предположить не мог, что в этот момент, возникнув из-за каменного валуна, за ним из темноты наблюдает пара необычайно цепких и насмешливо сощуренных глаз…
Закончив съемку, ничего не подозревающий оператор закрыл крышку шкатулки и, благодушно мурлыча себе под нос: «Батакакумба, батакакумбаа-а», тронулся в обратный путь. Какое-то время на стенах был виден отсвет его фонаря и слышно пение, потом все звуки смолкли, и луч растаял во мгле.
И в это же мгновение во мраке пещеры Светик-камень вспыхнул другой фонарь и мелькнула еще одна тень. Поднялась и выросла она все из-за того же валуна, и обутые в ласты ноги, осторожно ступая по каменному полу, направились к возвышению в центре пещеры, где только что стоял мальчик. Ластоногий незнакомец открыл шкатулку – ослепительно блеснули при этом драгоценности, – тихо, совсем тихо рассмеялся, закрыл шкатулку и опустил ее в притороченный к поясу прорезиненный мешок…
Вернувшись в первую пещеру, Лешка мигом надел подводное снаряжение, привязал фал, вновь дернул за него дважды и погрузился в воду. Теперь, когда дело было сделано, он спешил поделиться переполнявшей его радостью с той, что нетерпеливо ждала его сейчас на берегу, – ему уже чудился новый поцелуй, на этот раз совсем не такой дружеский. Ведь он теперь герой! Лешка представил, как обнимет Сашу, повернет ее голову к себе, как…
И тут он потерял осторожность. Плывя знакомым подводным коридором, Лешка уже не старался, как прежде, держаться его середины, а позволил себе небольшую шалость – отталкиваться от одной стенки к другой. Между тем коридор этот становился все уже и уже. И вот тут случилось самое неприятное, что может произойти в подобной ситуации под водой: он внезапно почувствовал, что баллон его акваланга за что-то зацепился…