Текст книги "Приключения пчёлки Майи"
Автор книги: В Бонзельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Не может быть! – воскликнула пчелка.
– Послушайте, – произнес мотылек, вытянув свои усики вперед, – да ведь это всем известно! Даже человек и то это знает!
Пчелка была поражена. Она и представить себе не могла ничего подобного!
– Знаете, мне трудно поверить этому, – сказала она, сомнительно покачивая головой. – Может быть, вы объясните это подробнее.
Фритц пересел на тонкую ветку куста рядом с Майей, и свежий утренний ветерок плавно покачивал их обоих. Он обстоятельно описал пчелке свое бытье сначала гусеницей, а потом в виде некрасивого бурого комка, называемого куколкой.
– А через несколько недель, – закончил он свой рассказ, – я проснулся от своего глубокого сна и разорвал плотно охватывавшую меня оболочку... Я не нахожу слов для выражения восторга, что я испытал после столь долгого пребывания во мраке, и вдруг увидел солнце! Мне показалось тогда, что я окунулся в теплое золотистое море. Я сразу так полюбил жизнь, что у меня сделалось сердцебиение.
– Я вас понимаю, – откликнулась Майя. – Я испытала то же самое, когда вылетела впервые из нашего темного города в наполненный благоуханиями ясный простор.
На минуту пчелка умолкла, отдавшись воспоминаниям. Но потом ей захотелось узнать, как могли в тесной оболочке вырасти у мотылька такие большие крылья.
Фритц охотно объяснил ей и это:
– Они легко складываются, вроде того, как лепестки цветка умещаются в почке. Когда становится светло и тепло, цветок раскрывается. То же самое и с моими крыльями. Никто не может противостоять благотворному влиянию солнца.
– Да, это правда, – согласилась Майя и принялась задумчиво рассматривать белого мотылька, который красиво выделялся на фоне голубого неба.
– Про нас говорят, что мы легкомысленны, – продолжал Фритц. – Но на самом деле мы лишь бесконечно счастливы. Вы даже не можете себе представить, каким серьезным размышлениям о смысле жизни я иногда предаюсь.
– И о чем вы думаете? – поинтересовалась пчелка.
– Я думаю о будущем, – ответил мотылек. – Оно очень интересует меня... Но мне пора лететь. Посмотрите, видите вон там усыпанные колокольчиками луга? Мне надо туда...
Майя вполне его понимала. Они распростились и полетели в разные стороны: белый мотылек – беззвучно покачиваясь, словно его уносил легкий ветерок, а пчелка – наполняя воздух беззаботным жужжанием, которое мы всегда слышим в яркие солнечные дни над цветами и о котором вспоминаем, когда думаем о лете.
9. ГАННИБАЛ
Вблизи пещеры, в дупле сосны, где Майя устроила себе летний домик, поселился короед Фридолин со всем своим многочисленным семейством. Это был честный труженик, заботившийся о благосостоянии своей семьи и добившийся в конце концов своей цели. Он с гордостью смотрел, как его пятьдесят талантливых сыновей неустанно копошатся в коре дерева. Каждый из них рыл свой маленький кривой канал, и все они были довольны своей работой и жизнью.
– Моя жена разместила их так, что ни один из них не пересекает путь другому, – объяснил он как-то пчелке. – Мои дети не знают друг друга. Они движутся по разным направлениям.
Майя была знакома с короедом уже давно. Хотя она знала, что люди не любят ни его самого, ни его потомства, она тем не менее очень одобряла его поведение и образ мыслей. У нее не было никаких оснований избегать его общества. Рано утром, когда лес еще спал, а солнце только-только вставало, пчелка часто слышала сверлящие, тихие, как журчание ручья, звуки его работы. Казалось, будто дерево дышало во сне. Она видела также и легкую коричневую пыль, которую он выбрасывал из прорытых ходов.
Однажды утром Фридолин явился к Майе и осведомился, хорошо ли она провела ночь.
– Вы сегодня куда-нибудь полетите? – спросил он.
– Нет, – ответила пчелка, – слишком ветрено!
Густой бор глухо шумел, покачивая своими ветвями, и казалось, что вот-вот с них начнут падать листья. После каждого порыва ветра в лесу становилось как-то светлее, словно деревья в самом деле теряли часть своей листвы. Верхушка сосны, в которой жили Майя и Фридолин, сердито гудела.
Короед вздохнул.
– Я работал всю ночь напролет, – произнес он. – Что делать? Нелегко добиться намеченной цели. Я не совсем доволен своим жильем. Мне следовало бы поселиться в елке.
Он вытер лоб и как-то виновато улыбнулся.
– Как поживают ваши детки? – дружелюбно осведомилась пчелка.
Фридолин поблагодарил ее за внимание.
– Я теперь не имею возможности следить за ними, – прибавил он. – Но надеюсь, что они делают успехи.
Майя взглянула на короеда. Это неуклюжее бурое существо, с походившим на огромную голову щитком и короткими надкрыльями, показалось ей смешным. Но она знала, что короед – весьма опасный жук, сильно вредящий лесам и рощам. Стоит толпе его сородичей напасть на дерево, и оно начинает терять свои листья или иглы, вянет и умирает. Даже могучие лесные великаны бессильны против этих крохотных разбойников, разрушающих древесную кору и каналы, по которым текут питательные соки от корней к верхушке дерева. Пчелка слышала, что короеды истребляли порой целые леса. Она задумчиво рассматривала Фридолина, охваченная странным чувством при мысли о том, каким могуществом обладало это маленькое, ничтожное на вид насекомое.
Вдруг Фридолин тяжело вздохнул и озабоченно сказал:
– Да, жизнь была бы хороша, если бы на свете не было дятла.
– Вы правы! – согласилась Майя. – Это жадное создание пожирает все, что встречает на своем пути.
– О! Если бы оно довольствовалось только этим! – горестно воскликнул короед. – Полбеды, если бегающие по деревьям легкомысленные гуляки попадают ему на обед: в конце концов, надо и дятлу жить. Но возмутительно то, что эта птица настигает свою добычу глубоко в коре и добирается даже до наших ходов!
– Неужели? – усомнилась пчелка. – Да как же она может это делать? Ведь, насколько я знаю, дятел – птица немалая.
Фридолин взглянул на Майю, высоко поднял брови и покачал головой.
– Вы говорите о его росте? – произнес он. – Да разве в этом дело? Нет, дорогая, его размеры тут ни при чем, и все наше несчастье не от них, а от его языка.
Пчелка от удивления широко раскрыла глаза, и короеду пришлось ей объяснить, что у дятла совсем особенный язык: длинный, тонкий, круглый, как червяк, остроконечный и липкий.
– Он может его высовывать, – сказал Фридолин Майе, – на расстояние, раз в десять превышающее мое тело... Думаешь, вот уже все, – ан нет! – он лезет все глубже и глубже... Дятел бесцеремонно сует свой язык в самые маленькие щели под корою. Он вечно думает: "А ну-ка посмотрим, не запрятался ли там кто-нибудь?" И он врывается в наши ходы, и все, что в них находится, прилипает к его длинному языку и исчезает вместе с ним.
– Знаете, я не трусиха, далеко не трусиха, – со страхом произнесла пчелка, – но и мне жутко стало...
– Ну, вам-то с вашим жалом нечего бояться! – сказал, не без зависти, короед. – Дятел сто раз подумает, прежде чем рискнет быть укушенным в язык. Да вы и сами это понимаете... А вот нам – что прикажете делать? Моя бедная кузина уже пострадала от этой проклятой птицы. Была кузина как-то у нас в гостях. Ходов наших она не знала. Разговаривая, мы с ней повздорили; она рассердилась, встала и ушла. Не успела она выйти за дверь, как до нас долетел стук дятла. Он, видно, начал свой обход с нашего дерева, потому что иначе мы всегда слышим его стук заранее и успеваем спрятаться. И тут же раздался отчаянный вопль моей двоюродной сестры: "Фридолин! Спаси! Я прилипаю!" Потом – еще один дикий крик. Какое-то время стояло гробовое молчание, а затем дятел опять долбить кору. А моя кузина погибла. Звали ее Агатой.
– Послушайте, как стучит у меня сердце! – тихо и взволнованно прошептала Майя. – Вам бы не следовало рассказывать мне такие страсти! О Господи! Чего только не бывает на свете!
И она замолчала, вспоминая обо всем, что с нею уже приключилось думая; не без боязни, о том, что ее еще ждет впереди.
Ее размышления прервал громкий смех Фридолина.
Пчелка с изумлением взглянула на него.
– Смотрите, смотрите! – воскликнул короед. – Вон он ползет! Какой молодец! Вы посмотрите только!
Майя поглядела в указанном направлении и увидела какое-то удивительное животное, карабкавшееся вверх по дереву. Пчелка никогда не предполагала, что в мире могут быть такие существа. В первую минуту испуг был даже больше изумления, и она шепотом спросила у короеда – не благоразумнее ли спрятаться?
– С чего это вы вздумали? – ответил Фридолин. – Оставайтесь спокойно на месте и вежливо с ним поздоровайтесь. Это очень образованный господин, у него глубокие и серьезные познания, а кроме того, он очень добр и скромен и, если хотите, немножко смешон... Посмотрите на его походку!
– Он, кажется, чем-то озабочен, – заметила пчелка, удивляясь все больше и больше.
Короед рассмеялся:
– Нет, это он борется с ветром, чтобы тот не перепутал ему ноги!
– Что? Разве эти длинные нити – его ноги? – широко раскрыв глаза, воскликнула Майя. – Никогда в жизни не видела ничего подобного.
Тем временем незнакомец подобрался ближе, и пчелка смогла рассмотреть его подробнее. Казалось, он не шел, а скользил по воздуху, так как его маленькое круглое тельце покачивалось на необыкновенно длинных, тонких, как ниточки, ногах, которые двигались во все стороны, стараясь находить точки опоры. Он полз очень медленно, осторожно нащупывая путь, причем коричневый шарик туловища то поднимался, то опускался.
Майя всплеснула лапками.
– Нет, вы подумайте только! – воскликнула она. – Я никогда бы не поверила, что такие нежные, такие тонкие, как волоски, ноги могут двигаться, что ими можно пользоваться, что они умеют ходить! Да ведь это чудо, Фридолин!
– Не знаю, что это такое, – ответил короед, – но, во всяком случае, это очень смешно. И я смеюсь.
– А у меня нет никакой охоты смеяться, – возразила пчелка. – Ибо часто смеются над тем, чего не понимают.
Тут незнакомец подошел к ним совсем близко и, взглянув с высоты своих ног на Майю и Фридолина, сказал:
– Здравствуйте, друзья! Какой ветер! Какой невыносимый сквозняк! Не правда ли?
Он делал неимоверные усилия, чтобы удержаться на месте.
Фридолин с трудом подавил свой смех. Пчелка же из вежливости согласилась с удивительным существом и заметила, что по той же причине она осталась сегодня дома. Затем она представилась незнакомцу.
Тот покосился на нее.
– Пчела Майя, – повторил он. – Очень приятно. Я много слышал о пчелах... Со своей стороны, должен заметить, что несколько затрудняюсь, как мне представиться вам, потому что наша весьма распространенная семья известна под различными названиями. Во всяком случае, я принадлежу к породе пауков, а имя мое – Ганнибал.
Одно слово "паук" привело Майю в ужас, так ей живо вспомнились недавние мучения в сетях того страшного разбойника. Но она успокоила себя тем, что сможет в любой момент улететь и что поймать ее Ганнибал не сумеет, так как у него нет крыльев, а паутина его, вероятно, в другом месте.
– Да, неприятная штука, очень неприятная, – произнес Ганнибал. Разрешите мне встать под этим большим суком, там мне будет лучше.
– Пожалуйста, – вежливо сказала пчелка.
Фридолин ушел, а Майе было любопытно узнать, чем так озабочен паук. "Кто только не живет на белом свете! – подумала она. – И сколько интересных вещей в этом великом мире!"
Ветер тем временем немного утих. Ясное небо проглянуло сквозь ветви деревьев. Где-то в кустах прозвучала звонкая песня реполова. Пчелка заметила его сидящим на ветке и видела, как двигалось при пении горлышко птички, как она поднимала головку к ясному солнцу.
– Ах, если бы я умела петь, как она! – вздохнула Майя. – Я сидела бы целый день на ветке и пела.
– Это было бы недурно, – улыбнулся Ганнибал. – Но вы умеете только жужжать.
– Птица кажется такой счастливой!
– Вы фантазерка, – перебил ее паук. – Если бы все стремились делать то, чего они не умеют, весь мир перевернулся бы вверх дном. Вы подумайте только: реполов вдруг пожелал бы иметь жало, а коза летать и собирать мед? Или лягушка захотела бы иметь такие ноги, как у меня?
– Ну нет! Этого я совсем не желаю! – рассмеялась пчелка. – Но я хотела бы доставлять всем такую же радость, какую дает эта птичка своим пением... Но... но... что это? – с ужасом проговорила Майя. – У вас одна лишняя нога... У вас их семь!
Паук нахмурился.
– А! Наконец-то вы заметили, – произнес он. – Нет, у меня не лишняя нога, а напротив – одной не хватает.
– Значит, у вас должно быть восемь ног? – удивилась Майя.
– С вашего позволения, – вежливо ответил Ганнибал, – у нас, пауков, восемь ног. Они нам, во-первых, необходимы, а во-вторых, придают нам важный вид... Я потерял одну ногу. Жалко, конечно, но что делать? Надо теперь как-то обходиться.
– Должно быть, очень неприятно потерять ногу, – сочувственно заметила пчелка.
Ганнибал подпер подбородок лапой и, приведя в некоторый порядок свои семь ног, сказал:
– Я расскажу вам, как это случилось. Само собой понятно, что такие истории не обходятся без вмешательства человека. Мы сами очень осторожны и действуем с оглядкой, но люди – неосмотрительны и хватают все так, как будто перед ними не живые существа, а щепки. Хотите послушать, как произошло это злосчастное происшествие?
– Пожалуйста, – попросила Майя. – Мне очень интересно. Я думаю, вы много пережили при этом?
– Верно, – ответил Ганнибал. – Ну, так вот... Прежде всего, я должен вам сказать, что мы принадлежим к породе ночных пауков. Я жил в садовой беседке, со всех сторон обросшей зеленью. В ней было несколько разбитых оконных стекол, так что мне было удобно вползать и выползать в любое время. Когда на землю спускалась ночь, в сад приходил человек. В одной руке он нес обыкновенно искусственное солнце, которое люди называют лампой, а в другой – бутылку и связку бумаг. В кармане у него находилась еще одна бутылка, поменьше. Он входил в беседку, ставил принесенные с собой вещи на стол, начинал думать, а затем излагал свои мысли на бумаге. Такие клочки бумаги валяются иногда и в лесу, а черные пятнышки на них это то, что придумал человек.
– Поразительно! – воскликнула восхищенная пчелка.
– Для того, чтобы делать черные пятнышки, – продолжал Ганнибал, человек употреблял обе бутылки: в меньшую он беспрестанно совал деревянную палочку, а из большой пил. И чем больше он пил, тем лучше у него шло дело. Я узнал впоследствии, что писал он о нас, но толку от этого немного, потому что до сих пор люди знают о насекомых очень мало. О нашей духовной жизни им почти ничего не известно, и они совершенно не обращают внимания на наши переживания.
– Вы дурного мнения о человеке? – спросила Майя.
– Нет, – ответил паук, задумчиво разглядывая свои ноги, – но когда по его вине имеешь только семь ног, нельзя не испытывать некоторого чувства горечи.
– Да, вы правы, – согласилась пчелка.
– Однажды, – продолжал Ганнибал, – я притаился в углу оконной рамы, выжидая добычу, а человек со своими двумя бутылками сидел за столом и работал. Я был не доволен, что много мошек и комаров, столь необходимых для поддержания моей жизни, летели без конца к искусственному солнцу и пялили на него глаза.
– И я была бы не прочь посмотреть на него хоть разок, – задумчиво заметила Майя.
– Посмотреть – это одно, а пялить глаза – другое. Если бы вы только видели, как глуп этот сброд! Ведь комары и мошки по двадцать раз ударялись в стекло лампы и все-таки продолжали таращиться на него, пока не сжигали себе крылья.
– Бедняжки! – сочувственно сказала пчелка.
– Сидели бы они лучше на окнах или в кустах, – продолжал паук. – Там они были бы в полной безопасности от лампы, и мне легче было бы их ловить. В ту памятную ночь я видел из своего угла немало мошек, лежавших при последнем издыхании вокруг лампы. Заметив, что человек не обращает на них внимания, я решил завладеть ими. Ведь это вполне разумно, не правда ли?
– Вполне! – согласилась Майя.
– И все-таки это навлекло на меня несчастье. Тихо и осторожно пополз я по ножке стола, достиг края и выглянул. Человек показался мне оттуда невероятно большим. Я незаметно просунул наверх сначала одну ногу, потом другую, третью и бесшумно приблизился к лампе. Пока я был в ее тени, все шло хорошо, но как только я оттуда вышел, человек поднял глаза и моментально схватил меня. Он взял меня за одну из ног, поднес к своим огромным глазам и произнес: "Скажите пожалуйста!" При этом он широко улыбался, как будто испытывал, глядя на меня, огромное удовольствие.
Ганнибал тяжело вздохнул. Майя молчала. Наконец, чтобы прервать молчание, она робко спросила:
– Разве у человека большие глаза?
– Вы только представьте себе мое положение, – не отвечая на ее вопрос, взволнованно продолжил паук. – Кому приятно было бы висеть на одной ноге перед глазом, который раз в двадцать больше тебя самого? Каждый из блестевших во рту человека зубов был вдвое больше меня... Что вы на это скажете?
– Ужасно! – содрогнулась пчелка.
– К счастью, в эту минуту моя нога оторвалась. Страшно подумать, какая меня постигла бы участь, если бы этого не случилось. Я упал и со всех оставшихся ног бросился бежать. Скрывшись за бутылкой, я стал грозить оттуда человеку, и потому он побоялся преследовать меня. Я видел, как он положил мою лапу на лист белой бумаги, и смотрел, как она пыталась убежать, но без меня у нее этого, конечно, не получилось.
– Разве ваша нога еще двигалась? – в который раз удивилась Майя.
– Да, – объяснил Ганнибал. – Наши ноги, после того как их оторвут, всегда еще какое-то время двигаются. Моя лапка билась беспомощно на одном месте, а человек, уткнувшись в нее носом, бессердечно смеялся над тем, как она пыталась честно исполнить свой долг.
– Но ведь это невозможно! – сказала недоверчивая пчелка. – Ведь рваная нога не может двигаться!
– Что такое рваная нога? – спросил паук.
Майя посмотрела на него с изумлением.
– Это нога, которую оторвали от туловища, – пояснила она. – У нас всегда так говорят...
– Пора отвыкать от ваших детских выражений, – строго заметил Ганнибал. – Вы теперь вращаетесь в свете и бываете среди образованных насекомых. Говорят: оторванная нога, а не рваная... Но как бы то ни было, я сказал вам правду: наши оторванные ноги движутся еще довольно долго.
– Ну знаете, без доказательств мне трудно этому поверить, продолжала сомневаться пчелка.
– Уж не желаете ли вы, чтобы я для того, чтобы вы поверили, оторвал себе еще одну ногу?! – сердито воскликнул паук. – Я вижу, что с вами не стоит разговаривать! Впервые слышу такие глупые слова.
Майя смутилась. Почему так рассердился Ганнибал и в чем была ее вина? "Как трудно иногда ладить с другими! Они часто не понимают того, что им говорят", – подумала пчелка. Ей сделалось грустно, и она печально взглянула на большого паука с семью ногами и сердитой физиономией.
– В сущности, отчего бы мне вас не скушать? – сказал вдруг Ганнибал, принявший добродушие Майи за слабость.
Но тут с пчелкой произошла удивительная перемена. Ее грусть мгновенно исчезла, а страх уступил место спокойному мужеству. Она приняла боевую позу и с горящими от гнева глазами, слегка приподняв свои красивые прозрачные крылышки и издав громкое жужжание, гордо воскликнула:
– Я пчела, сударь!
– Извините, – пробормотал сразу осевший паук, быстро развернулся и, даже не поклонившись на прощанье, со всех ног бросился вниз по стволу дерева.
Майя не смогла удержаться от смеха. А Ганнибал, спустившись на землю, стал браниться:
– У вас отвратительный характер! – возбужденно кричал он. – Вы злоупотребляете своим жалом против тех, кого злая судьба лишила этого оружия. Но погодите, придет и ваш час, и вы попадете когда-нибудь в беду! Попомните мои слова!
И он исчез в листьях мать-и-мачехи.
Но пчелка не только его не слушала, но даже и не думала о нем. Она пришла в отличное настроение, потому что ветер утих и день обещал быть прекрасным. Высоко-высоко, в ясной синеве глубокого неба, плыли белые облака, у которых был такой спокойный, умиротворенный вид! И Майю потянуло на лесные лужайки, к залитым солнцем холмам по ту сторону озера – туда, где кипит веселая беззаботная жизнь. Пчелка видела, как качались стройные стебельки травы, как желтели на лесной опушке, в узких рвах, высокие касатики. С чашечек этих цветов можно было разглядеть таинственный, полный мрака, еловый бор, откуда веяло прохладой и печалью. Майя знала, что в его угрюмой тишине, обращающей солнечный свет в тусклое мерцание, находится никому не ведомое сказочное царство.
И пчелка понеслась по воздуху, почти не сознавая, куда летит. Ее манили к себе лесные лужайки, полевые цветы, просторы лугов.
"О Господи! – думала она. – Как хороша жизнь!"
10. ЧУДЕСА НОЧИ
Так проходили для маленькой Майи дни и недели ее юной жизни. Правда, среди радостей и приключений ее странствий тоска по подругам детства и по покинутому родному улью не раз проникала в сердце пчелки. Бывали минуты, когда ее тяготила бездеятельность, когда ей хотелось совершить что-нибудь полезное, когда ее тянуло в общество себе подобных. Но у Майи была беспокойная натура, и едва ли она ужилась бы долго среди соотечественниц. Среди насекомых, как и среди людей, встречаются такие, которые ни за что не могут примириться с обычаями и привычками большинства; к таким исключительным характерам надо относиться серьезно и осторожно, а не сразу их осуждать. Ведь почти всегда в них таятся не леность и упрямство, а стремление к чему-то высшему и лучшему, чем окружающая их обыденщина. И такие мятущиеся создания нередко становятся впоследствии наиболее опытными, умными и добрыми среди ближних своих...
У малютки Майи было, в сущности, доброе и впечатлительное сердце, а ее отношение к окружающему миру вытекало из страстной жажды знания и глубокого понимания красоты природы.
Но одиночество тяжело переносить, даже будучи счастливой. Чем опытнее становилась пчелка, тем сильнее чувствовала она потребность в обществе и любви. Она была теперь уже не наивной, ничего не знавшей Майей, когда-то покинувшей родной улей. Теперь это была красивая сильная пчела с крепкими крыльями, с острым жалом и ясным пониманием опасностей и радостей жизни. Может быть, если бы она возвратилась в свой улей, бросилась бы к ногам царицы и испросила бы себе прощение, ее приняли бы с честью, но Майю удерживало от этого одно непреодолимое стремление: узнать человека. Она слышала о нем столько противоречивого, что не только не получила о человеке точного представления, но все ее сведения еще больше спутались. Как бы то ни было, в глубине души она не могла отрешиться от убеждения, что человек – могущественнейшее, разумнейшее и лучшее существо в мире.
С высоты своего полета Майя часто видела людей, больших и малых, одетых в черное, белое, красное и даже пестрое платье. Но она ни разу не осмелилась к ним приблизиться. Однажды, на берегу ручья, что-то розовое мелькнуло ей в глаза. Пчелка подумала, что это цветок, и бросилась туда. Но вместо растения она увидела человека с длинными белокурыми волосами и в розовом платье. Человек спал среди цветов и, несмотря на то, что рост его показался пчелке гигантским, вид у него был такой милый и добрый, что от восхищения и умиления у пчелки выступили на глазах слезы. Майя забыла обо всем на свете и жадно пожирала взглядом спавшего человека. В ту минуту больше, чем когда-либо, ей показались невероятными измышлениями все те дурные наговоры, что она слышала о людях.
Пока Майя размышляла, к ней подлетела мошка и поклонилась ей.
– Видите вы там человека? – воскликнула взволнованная пчелка, ответив на приветствие. – Как он прекрасен! Как он добр!
Мошка с изумлением взглянула на Майю, потом медленно обернулась к предмету ее восторгов и произнесла:
– Да, он не дурен. Я только что укусила его и пообедала. Смотрите все мое тело налито его красной кровью.
Пчелка даже за сердце схватилась: так испугала ее дерзость крохотного насекомого.
– И он умрет от этого?! – в ужасе воскликнула она. – Куда вы укусили его? Как хватило у вас духа на такой недостойный поступок? Вы отвратительная хищница!
Мошка рассмеялась и ответила своим писклявым, звонким голоском:
– Да ведь это совсем маленький человечек! Люди такой величины, если ноги их наполовину покрыты широким цветным панцирем, называются девочками. Вы показываете поразительное невежество! Вы думаете, люди очень добры? Я не знаю ни одного среди них, кто добровольно уступил бы хоть каплю своей крови.
– Правда, о человеке мне известно очень мало, – тихо согласилась Майя.
– Странно, а между тем из всех насекомых вы, пчелы, стоите к нему ближе всех. Это знают все.
– Я рано покинула наше царство, – робко призналась Майя. – Мне там не понравилось, мне хотелось познакомиться с миром.
– Ах, вот что! – сказала мошка и подошла к ней ближе. – И как, вам нравится ваша свободная жизнь? Сказать по правде, я одобряю ваше стремление к независимости. Лично бы я никогда не согласилась служить человеку.
– Но ведь и он служит пчелам, – возразила Майя, не допускавшая, чтобы кто-нибудь мог осуждать ее народ.
– Может быть, – небрежно ответила мошка. – К какому вы принадлежите роду?
– Я происхожу из племени пчел, живущих в замковом парке. Наша царица – Елена VIII.
– Так, так! – произнесла мошка, покачивая головой. – Происхождения вы важного. Кланяюсь! У вас, кажется, был недавно в улье мятеж? Не правда ли? Я слышала об этом от гонцов, которых разослали по всему миру восставшие. Верно это?
– Да, – с гордостью сказала Майя.
Пчелке льстило, что ее народ пользуется такой широкой известностью, и сердце защемило от тоски по родному улью. Ей захотелось вдруг совершить какой-нибудь подвиг, сделать что-нибудь великое для царицы, для блага своего города. Охваченная этой мыслью, она позабыла о человеке. А может быть, она больше не расспрашивала мошку еще и потому, что не ожидала услышать от нее ничего хорошего. Это насекомое показалось ей нахальным и дерзким, а такие особы только и делают, что злословят.
– Пойду-ка глотну еще человеческой крови, – произнесла мошка. – А потом буду танцевать вместе с подружками в вечерних лучах солнца, чтобы завтра была хорошая погода.
Майя улетела, чтобы не видеть, как мошка причинит зло спавшему ребенку. Пчелка удивлялась, как это хищница при этом не погибает. Ведь Кассандра говорила: "Если ты укусишь человека, ты погибнешь".
Майя твердо помнила это наставление. Но ее жажда узнать людей поближе оставалась неудовлетворенной, и она решила быть смелее и не щадить усилий для достижения своей цели.
Желание Майи исполнилось самым удивительным образом, и притом в такой мере, в какой она этого совсем не ожидала.
Однажды, в теплый летний вечер, пчелка решила лечь спать раньше обычного. Среди ночи она внезапно проснулась, чего с ней еще ни разу не случалось. Раскрыв глаза, она не могла прийти в себя от изумления. Все ее жилище было наполнено мягким голубоватым светом, проникавшим через сиявший, как серебряный занавес, выход. Некоторое время Майя боялась пошевелиться, хотя не испытывала никакого страха: так умиротворяюще действовал этот чудесный свет. Через несколько минут до нее донеслись снаружи нежные звуки, такие гармоничные и сладкие, каких она еще никогда не слыхала.
Тогда она решилась высунуть голову из своего жилища. Взглянула – и замерла в восторге: весь мир показался ей зачарованным. Все кругом сверкало и блестело серебром, в траве искрились тысячи светлых жемчужин, трава была точно подернута вуалью, а стволы берез и спящие листья казались разрисованными белыми узорами.
– Это ночь, – прошептала пчелка, молитвенно сложив руки. – Только ночь может быть такой чудесной...
Тонкое голубоватое сияние лилось сверху, и Майя, подняв глаза, увидела высоко в небе слегка скрытый листьями бука полный серебряный круг луны, лучи которой так преобразили всю землю. А вокруг лунного диска горело бесчисленное множество прекрасных светочей – ярких, приветливых и спокойных...
Пчелка была вне себя от счастья, что ей удалось увидеть ночь, луну и звезды. Она уже слышала о них, но не предполагала, что все окажется столь красиво...
Вдруг, совсем близко от Майи, раздалось пение, которое, по-видимому, ее и разбудило. Звуки напоминали чириканье воробья – быстрое, очень звонкое и гармоничное. Казалось, что пение лилось на землю вместе с лунным сиянием. Пчелка огляделась, стараясь увидеть невидимого певца, но в причудливой игре света и тени она не могла ясно рассмотреть окружающее: все было окутано какой-то сказочно-прекрасной дымкой таинственности.
Майя почувствовала, что не в силах усидеть дома. Ей захотелось увидеть мир в его новой красоте.
"Господь будет моим хранителем, – подумала она. – Ведь я не замышляю ничего дурного!"
Пчелка уже готовилась вылететь на залитый голубыми лучами луг, как вдруг заметила совсем близко от себя на ветке бука маленькое крылатое существо, какого она прежде не встречала. Это странное создание, повернувшись лицом к ночному светилу, поводило ножкой по одному из своих узких крыльев – высоко подняв его вверх. Издали казалось, что незнакомец играет на скрипке.
– Как хорошо! Какая прелесть! – прошептала Майя и быстро подлетела к музыканту.
Тихая ночь дышала теплом, и пчелка не чувствовала, что воздух был холоднее, чем днем. Она уселась рядом с незнакомцем. Тот сразу прекратил свою игру. Мгновенно воцарилась такая глубокая тишина, что Майе даже жутко стало.
– Доброй ночи! – вежливо произнесла она, будучи уверена, что после захода солнца надо здороваться именно так. – Простите, что помешала вам. Но в вашей игре столько очарования, что невольно летишь на звуки вашей музыки.
Незнакомец с изумлением уставился на пчелку.
– Что вы за насекомое? – спросил он. – Я вас вижу впервые.
– Я пчела Майя.
– Ах, вы пчела... Так, так! Но вы ведь, кажется, летаете лишь днем? Я слышал о вашем племени от ежа. Он говорил мне, что пожирает по вечерам мертвецов, которых вы выбрасываете из улья.
– Да, – согласилась Майя. – Это правда. Кассандра рассказывала мне об этом. Еж приходит в сумерки подбирать наших покойников. Но разве вы знакомы с ежом? Это ведь ужасное чудовище!
– Ну, с этим я согласиться не могу! Мы, ночные кузнечики, находимся с ежами в хороших отношениях. Правда, они иногда пытаются нас изловить, но это им никогда не удается. Мы только играем с ними и дразним их. Мы называем их дядюшками. Всякому ведь надо жить, не так ли? И до тех пор, пока они не посягают на нашу жизнь, нам все равно, чем они занимаются.
Пчелка покачала головой. Она была другого мнения, но спорить не хотелось.
– Значит, вы кузнечик? – дружелюбно спросила она.
– Да, ночной кузнечик. Но, пожалуйста, не мешайте мне. Я должен продолжать свою игру. Теперь как раз полнолуние и ночь на диво хороша...
