Текст книги "Приключения пчёлки Майи"
Автор книги: В Бонзельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– А что такое карман? – спросила Майя, потрясенная услышанным страшным рассказом.
– Карман, – пояснила Шнука, – это кладовая, находящаяся у людей на коже. И знаете, что там было еще? Если бы вы только знали, в каком ужасном обществе окончил свои дни мой братец! Вы никогда не догадаетесь!
– Нет, не знаю, – произнесла дрожащим голосом пчелка. – Может быть, в той кладовой был мед...
– Нет, нет, – перебила ее Шнука. – Мед в карманах людей вы найдете редко. А было там вот что: лягушка, перочинный ножик и репа.
– Какой ужас! – воскликнула Майя. – А что такое перочинный ножик?
– По-видимому, это искусственное жало людей. Так как природа не дала человеку этого естественного оружия защиты, то он придумал сам... Лягушка, к счастью, была уже при последнем издыхании. Она потеряла один глаз, нога у нее была сломана, а нижняя челюсть вывихнута. Когда мой брат попал в карман, она прошипела, скривив рот: "Как только я выздоровею, я тебя съем!" При этом она страшно косила своим единственным глазом. Во мраке темницы это было, наверное, ужасно! Вдруг моего брата что-то толкнуло к лягушке, и крылышки его чуть не прилипли к ее холодному мокрому телу... Он сразу потерял сознание... О, нет слов, чтобы выразить этот ужас!
– Но откуда вы все это знаете? – пробормотала взволнованная Майя.
– Через некоторое время, когда мальчику захотелось есть, он полез в карман за репой и при этом выбросил лягушку и моего брата. Я услышала его стоны и нашла их обоих рядышком на траве. Но увы! Было уже слишком поздно! Мне удалось только выслушать от брата все, что я вам только что рассказала. После чего он обнял меня, поцеловал и, без жалоб и слез, как истинный герой, тихо скончался... Когда прекратилось предсмертное колебание его смятых крылышек, я закрыла ему глаза, покрыло его тело дубовыми листьями, а в холмик, на котором он лежал, воткнула голубой цветочек, чтобы он завял в честь покойника на его могилке. "Прощай, сказала я, – спи спокойно, братец!" – и улетела навстречу двум огненным солнцам... К вечеру, как вы знаете, их всегда два: одно на небе, а другое – в озере... Можете себе представить, как тяжело и грустно мне было тогда!.. А с вами случалось что-либо подобное? Расскажите, если было...
– Нет, – ответила Майя. – До сих пор я была вполне счастлива.
– Ну, можете благодарить Бога! – разочарованно произнесла Шнука.
Майя спросила про лягушку.
– О! Она умерла смертью, которую заслужила. Ведь жестокость ее дошла до того, что лягушка грозила умирающему!.. Квакша пыталась было убежать, но так как нога у нее была сломана, то она лишь подскакивала на одном месте. Это было так смешно! "Ну, в таком-то виде тебя сразу поймает аист!" – сказала я ей и улетела.
– Бедная лягушка! – прошептала пчелка.
– Ну, знаете, это уж слишком! – возмутилась стрекоза. – Жалеть квакушку! Это значит рыть себе самой яму! Смотрю я на вас и думаю: совсем-то вы неразумное существо!
– Может быть, – согласилась Майя. – Но я не могу видеть чужие страдания, не могу даже просто слушать о них.
– Это все от вашей молодости, – утешила ее Шнука. – Вы еще многому научитесь, дорогая моя... Но пора мне на солнышко, здесь слишком прохладно. Прощайте!
Стрекоза вспорхнула и засверкала тысячью искорок, какими блещут драгоценные камни. Через зеленый тростник она полетела над поверхностью воды, и Майя слышала, как она запела. В песне было что-то сладостно-печальное, и пчелке сделалось и грустно, и радостно на душе.
Тихо плещется река,
В небе синем облака,
Солнышко сияет.
Сладко шепчется тростник,
Стебель лилии поник,
Луч в воде играет.
Теплый ветер, лепет струй,
Солнца жгучий поцелуй...
Как на сердце ясно!
Все минует, все пройдет,
Лето жаркое уйдет...
Ах, как жизнь прекрасна!
– Слышишь, стрекоза поет, – сказал белый мотылек своей подруге.
Они пронеслись мимо пчелки и исчезли в синеве солнечного дня.
Тогда и Майя расправила крылышки, простилась тихим жужжанием с серебряной гладью озера и полетела к берегу.
4. ИФИ И КУРТ
На другое утро Майя проснулась в бутоне голубого колокольчика, который еще не успел раскрыться на день. Она услышала в воздухе какой-то однообразный шум и почувствовала равномерные колебания цветка – словно кто-то его слегка пошатывал. К ней доносился влажный запах травы и земли. Было прохладно.
Майя поела немного цветочной пыльцы, привела себя в порядок и осторожно, шаг за шагом, подползла к лепесткам цветка и выглянула наружу. Шел мелкий свежий дождь, тихо шумевший и покрывающий все вокруг миллионами серебристых жемчужин, которые катились по листьям вниз и сгибали своей тяжестью тонкие стебельки.
С величайшим изумлением смотрела пчелка на это изменение в знакомой картине. Ведь это был первый в ее жизни дождь! Несмотря на то, что он ей понравился, она все же была озабочена – Кассандра предостерегала никогда не вылетать в ненастную погоду. Майя понимала, что под дождем трудно двигать крылышками. Кроме того, ей было холодно, и она с тоской думала о ярком солнечном сиянии, приносящем с собой радость и беззаботное веселье.
Было еще очень рано, и жизнь внизу, в траве, только пробуждалась. Майя была хорошо скрыта в своем голубом убежище и могла спокойно наблюдать за просыпающимся миром. То, что она увидела, заставило ее забыть на минуту и тоску по родному дому, которая нет-нет да забиралась к ней в душу, и собственные утренние заботы. Было так занятно следить из своего укромного уголка за тем, что происходило в чаще стеблей. Но вскоре мысли пчелки снова вернулись к покинутому улью, где так уютно и безопасно, где все горой стоят друг за друга. Она представляла себе, как в этот дождливый день пчелы сидят там рядышком, довольные неожиданным отдыхом; одни исправляют ячейки, другие кормят личинок. Как известно, в ненастную погоду в улье делать почти нечего. Лишь изредка вылетают разведчики, чтобы узнать – не прекратился ли дождь, не переменился ли ветер. Царица расхаживает по всем этажам улья, за всем следит, все пробует, кого похвалит, кому выразит неудовольствие, положит то тут, то там яичко. Все счастливы услышать от нее ласковое слово. Иногда она гладит по головкам молодых пчел, только что начавших работать, и расспрашивает об их впечатлениях.
Как приятно сознавать, что с тобой считаются, что тебя любят и уважают; как приятно в улье ощущать надежную защиту! А тут она была одинока, опасности подстерегают со всех сторон... Что она будет делать, когда дождь перестанет? Что будет есть? Меду в колокольчике почти не было, да и цветочная пыльца держится недолго. И в первый раз в своей жизни Майя поняла значение солнечного света. "Не будь его, не было бы и легкомыслия", – подумала она.
Но мысль о солнце снова наполнила радостью все ее существо, и она почувствовала гордость, что сумела сама себе выбрать жизненный путь. Сколько чудес видела она за это короткое время! Другие пчелы не узнают такого до самой смерти. "Опыт – великое благо, и он стоит жертв", сказала она сама себе.
Показалась колонна странствующих муравьев. Они шли с песней и, казалось, куда-то спешили. Задумчиво и грустно слушала их пчелка:
Краток, краток жизни срок
Скоро все умрем.
Только кто работать мог
Не грустит о том.
Муравьи были хорошо вооружены, и вид у них был смелый, даже грозный. Скоро они скрылись под листьями белокопытника, оттуда послышался вдруг грубый и хриплый голос. В ту же минуту кто-то энергично раздвинул молодые одуванчики, из них выскочил большой жук, похожий на металлическое полушарие, отливающий то синим, то зеленым, то черным цветом. Он был вдвое или даже втрое больше Майи. Его твердый панцирь казался несокрушимым, а в голосе жука звучали свирепые нотки. По-видимому, он был разбужен пением муравьев и находился поэтому в дурном настроении. Его волосы не были еще расчесаны, и он сонно протирал свои хитрые глазки.
– Постойте! Я вас! – кричал он. – Убирайтесь прочь!
"Какое счастье, что я не натолкнулась на него! – подумала пчелка, чувствуя себя безопасно в своем качающемся убежище. Но сердечко все же затрепетало, и очень осторожно Майя отодвинулась в глубь цветочной чашечки.
Жук, неуклюже переваливаясь, пополз по мокрой траве. Назвать его изящным было бы довольно затруднительно. Остановившись у увядшего листка, как раз под цветком Майи, он отодвинул лист, и пчелка увидела замаскированный вход в пещеру.
– Чего-чего только нет на свете! – с удивлением сказала она сама себе. – Какая поразительная вещь! Кто бы мог подумать? Целой жизни мало, чтобы узнать все, что происходит в мире.
Она тихонько сидела в чашечке цветка и следила за жуком. Дождь продолжался.
– Если вы хотите идти со мною на охоту, – крикнул мохнач, подходя к подземной норе, – то вставайте поскорее! Уже совсем светло!
Из пещеры послышался тоненький, чирикающий голосок:
– Ради Бога, закройте вход! Ведь сюда льется дождь!
Жук повиновался.
– Но, пожалуйста, поторопитесь, – проворчал он.
Майе было очень интересно, что произойдет дальше. Она опять подползла к краю цветка и высунулась так далеко, что на спинку ей упала крупная дождевая капля. Она увидела, как увядший листок снова отодвинулся и из-под земли вылезло бурое существо, показавшееся пчелке чрезвычайно странным. У существа было неуклюжее тело и необыкновенно толстая голова с маленькими торчащими усиками. Тоненькие ножки еле передвигались, а выражение лица было озабоченным.
– С добрым утром, Ифи, – приветствовал удивительное существо жук, стараясь вежливо вытянуться в струнку. – Как вы спали, моя милая?
Ифи равнодушно протянула ему руку.
– Я не могу с вами идти, Курт, – сказала она. – Про нас и так уж болтают.
Бедный жук казался очень испуганным.
– Я вас не понимаю, Ифи, – пробормотал он. – Неужели наша юная дружба может погибнуть из-за каких-то пустяков?! Подумайте, Ифи! Какое вам дело до чужой болтовни? У вас своя собственная нора, куда вы можете вползать, когда вздумается; а если вы заберетесь в нее поглубже, то не услышите никаких разговоров.
– Вы ничего не понимаете, Курт, – задумчиво и печально ответила Ифи. – У меня на этот счет свои взгляды. Кроме того, вы меня обманули: вы уверяли, что из семьи бронзовок, а слизняк сообщил мне вчера, что вы попросту – навозный жук. А это ведь большая разница. Слизняк своими глазами видел вас за работой, назвать которую у меня язык не повернется. Вы должны сами понимать, что нам необходимо расстаться.
– Нет, я этого не понимаю! – горячо воскликнул Курт, оправившись от неожиданности. – Я хочу, чтобы меня любили за мои личные качества, а не за мою профессию.
– Если бы речь шла не о навозе, – сдержанно возразила Ифи, – я еще могла бы примириться с вашим занятием. Но вы должны понять, что молодая вдова, мужа которой всего три дня тому назад съела землеройка, обязана проявлять величайшую скромность... а потому – прощайте!
Сказав эти слова, Ифи с удивительной быстротой, словно ее унес ветер, скрылась в пещере. Майе трудно было бы поверить прежде, что живое существо может так стремительно двигаться.
Курт, словно забывшийся от конфуза, уставился на вход в норку. При этом у него был такой глупый вид, что пчелка не смогла удержаться от смеха.
Но жук наконец пришел в себя и недовольно потряс своей маленькой круглой головкой. Усики его печально опустились, как смоченное дождем опахало.
– В наше время, – вздохнул он, – не ценят ни хороший характер, ни солидный образ жизни. Ифи бессердечна. До сих пор я сам себе не решался в этом признаться, а теперь вижу, что это – факт. Но если она не могла стать моей подругой по влечению сердца, то что мешало ей сделать это хотя бы по расчету?
Майя заметила, что, произнося свою выстраданную речь, он уронил слезу, и ей стало его жаль.
Но вдруг Курт оживился. Он перестал плакать и осторожно перебрался за кучку земли, которую его приятельница набросала, вероятно, при устройстве своего жилища. По траве полз небольшой красноватый дождевой червяк. Пчелку удивил его способ передвижения: червяк то вытягивался в струнку, то съеживался и становился опять толстым. Его туловище состояло из нежных колец, беззвучно двигавшихся вперед. Майя страшно испугалась, когда жук, выступив неожиданно из-за холмика, за которым он прятался, схватил червяка и разорвал его на две части. Не обращая внимания на отчаянные судорожные извороты обеих половинок, он принялся за одну из них.
– Потерпи, потерпи, – бормотал Курт, – сейчас будет конец!
Но вдруг он опять вспомнил, должно быть, о навеки утерянной Ифи, и крупные слезы снова потекли по его щекам.
Пчелке было его очень жаль. "Как много в мире неприятностей!" подумала она. Вдруг, к своему величайшему изумлению, Майя увидела, что вторая половинка червяка, о которой Курт, охваченный печалью, позабыл, стала быстро удаляться.
– Кто бы мог поверить в такое! – с удивлением воскликнула Майя, да так громко, что жук внизу услышал и начал озираться.
– Прочь с дороги! – заорал он вдруг.
– Да ведь я сижу здесь и вовсе не стою на вашем пути! – возразила пчелка.
– А где же вы сидите? – спросил Курт, все еще не обнаружив собеседницу. – Куда вы запрятались?
– Я над вами, в чашечке цветка, – ответила Майя.
– Разве что! – сказал жук. – Но я ведь не кузнечик и не могу подпрыгнуть, чтобы увидеть вас... Почему вы крикнули?
– Так ведь половинка вашего червяка убегает! – сказала пчелка.
– Да, верно, – произнес Курт, следя за беглецом. – Эти твари удивительно подвижны. Но не беда: у меня сегодня нет аппетита.
И он бросил вторую половину червяка, которую еще держал в руках. Подобно первой, и она пустилась удирать, но в противоположную сторону.
Майя все никак не могла прийти в себя от изумления, но жуку этот образ действия червей был, по-видимому, хорошо знаком.
– Не подумайте, пожалуйста, что я всегда питаюсь этой гадостью, заметил он. – Не везде можно найти розы.
– Покажите, по крайней мере, этому несчастному, куда убежала его первая половинка, – взволнованно попросила пчелка.
Курт задумчиво покачал головой и сказал:
– Не следует снова соединять тех, кого разлучает судьба... Кто вы? добавил он, помолчав.
– Меня зовут Майя. Я – пчела.
– Очень приятно, – заявил Курт. – Я ничего не имею против пчел. Но зачем вы там сидите? Ведь пчелы, кажется, больше всего любят летать. Давно вы тут?
– Я здесь ночевала.
– Вот как, – произнес подозрительным тоном жук. – Надеюсь, вы хорошо спали? Вы только что проснулись?
Майя заметила неудовольствие Курта, которому было неприятно, что его разговор с Ифи мог быть подслушан. Не желая огорчать жука, пчелка утвердительно кивнула головой.
Жук бегал во все стороны, стараясь найти местечко, откуда он мог бы взглянуть наверх.
– Погодите, – обрадовался он, – вот я вскарабкаюсь на стебелек травы и посмотрю на вас. А вы взгляните тогда на меня. Ладно?
– Мне это будет очень приятно, – вежливо ответила Майя.
Курт нашел подходящее растение, и пчелка хорошо разглядела жука, когда тот встал на задние лапки и поднял к ней голову. Он показался ей довольно милым и приветливым, хотя был уже немолод и имел некрасивые, слишком толстые щеки. Он поклонился, причем стебелек под ним сильно закачался.
– Курт, из семьи бронзовок, – представился он.
Маленькая Майя, уже зная, что Курт – навозный жук, посмеялась в душе над ним. Но, не желая его огорчать, она промолчала.
– Неужели вас не беспокоит дождь? – спросила она.
– Нисколько, – небрежно ответил он. – Ведь я живу среди роз, а там почти всегда мокро или просто влажно.
– Курт, – с улыбкой произнесла пчелка, решив, что не мешает все-таки его немножко проучить за хвастовство и ложь. – А что там за отверстие под листом?
– Где? Какое? – испугался жук. – Да тут много всяких дыр... Вы и представить себе не можете, сколько их тут!..
Но волнение, охватившее его после вопроса Майи, и старание казаться спокойным имели весьма печальное для него последствие: он потерял равновесие и упал на спину, беспомощно барахтаясь всеми лапками.
– Ой! Ой! Я погиб! – завопил он. – Я не могу перевернуться!.. Я так умру... Какое несчастье!..
Курт кричал так громко, что не слышал утешений пчелки. Он делал отчаянные попытки перевернуться, но всякий раз, когда казалось, что вот-вот это ему удастся, земля подавалась под ним, и он опять оказывался на круглой спине. Это было поистине печальное зрелище, и Майя испугалась за жука, тем более что он побледнел и ослаб от бесплодных усилий и криков.
– Я не выдержу этого! – стонал он. – Да отвернитесь вы, по крайней мере!.. Не мучьте умирающего своим назойливым взором... О, если бы я мог достать какой-нибудь стебелек!..
– Стойте! – воскликнула пчелка, сердце которой переполнялось страданием. – Я попробую вас поднять. Если я напрягу все силы, может быть, мне удастся. Но, ради Бога, Курт, умоляю вас, перестаньте кричать! Послушайте меня: если я наклоню к вам стебелек, сможете вы уцепиться за него и подняться?
Но жук продолжал кричать и стонать; страх смерти совсем свел его с ума и лишил возможности соображать.
Крошка Майя, несмотря на дождь, вылетела из своего убежища, облюбовала тонкую зеленую былинку вблизи того места, где лежал Курт, и взобралась на самую ее верхушку. Она заликовала от радости, когда стебелек стал подаваться под ее тяжестью и опустился как раз над барахтавшимся Куртом, коснувшись его лица.
– Держитесь крепко! – крикнула ему Майя.
Жук, почувствовав щекотку, крепко уцепился за травинку, сначала одной рукой, потом другой и, наконец, ножками – каждая с двумя крепкими острыми коготками. Курт начал медленно взбираться по стебельку, пока не достиг его основания. После чего опустился на ноги.
– Уф! Как это было ужасно! – произнес он, тяжело дыша. – Если бы не мое присутствие духа и самообладание, то я наверняка стал бы жертвой вашей болтливости!
– Как вы себя чувствуете? – участливо спросила Майя.
– Спасибо, спасибо! – ответил Курт, держась за голову. – Как только немного пройдет головокружение, я отвечу вам подробнее.
Но пчелка не дождалась его ответа. Над травою показалась славка, гнавшаяся за насекомым. Майя испуганно прижалась к земле и замерла. А когда минуту спустя, будучи уверенной, что птичка улетела, Майя поднялась и стала искать глазами Курта, его уже не было.
Погода между тем прояснилась, дождь перестал, и пчелка отправилась в путь.
5. КУЗНЕЧИК
Денек выдался на славу! С раннего утра все было покрыто росою, а потом над лесом взошло солнце и осветило своими косыми лучами зеленые лужайки, которые засверкали и заблестели, как усыпанные самоцветными камнями ковры. Это было так красиво, что дух захватывало от восторга.
Майя, проснувшись, услышала вокруг себя ликующие голоса. То радовались и пели высоко на деревьях страшные для пчел птицы, или гудели и звенели порхавшие в воздухе и копошившиеся в мураве жуки, мушки и бабочки.
Маленькая пчелка уютно расположилась в трещинке древесной коры. Там было сухо, тепло и безопасно. Правда, на заре до пчелки донесся стук дятла по дереву, а на маленького насекомого, укрывшегося в трещинах коры, эти звуки производят такое же впечатление, как на нас, когда мы слышим ночью ломящихся в окно нашего дома грабителей. Но все обошлось для Майи благополучно.
Она устроилась в своем убежище довольно прочно. В укромной щелке, темной и прохладной, она сделала себе небольшой запас меду на случай дождливых дней, а вход в свое жилище она залепила воском, оставив лишь столько места, чтоб можно было влетать и вылетать.
С громким ликующим жужжанием выпорхнула в это утро Майя из своего домика и окунулась в залитый солнцем мир, полная нетерпеливого ожидания: что принесет ей этот прекрасный день? В прозрачном золотистом воздухе она казалась пылинкой, которую гнал перед собой ветер.
– Сегодня я встречу человека! – воскликнула пчелка. – В такую погоду и люди, наверное, не утерпят и выйдут насладиться природой!
Никогда еще не приходилось Майе видеть такое множество насекомых сразу. Они носились повсюду, кружились, взвивались к небу, устремлялись к земле, издавая такое веселое и радостное гудение, что невольно заражали своим настроением все вокруг.
Малютка Майя опустилась на густо поросшую растениями и цветами лужайку. Самыми высокими среди них были беловатые пучки кашки и красный мак, так и манивший к себе. Пчелка поела немного меду, который нашла в чашечке колокольчика, и собралась было лететь дальше, как вдруг заметила возле себя, на стебельке, какое-то странное существо. В первую минуту она испугалась, потому что не могла себе представить, чтобы на свете могло жить такое зеленое и такое тощее страшилище. Но страх быстро уступил место любопытству, и Майя уставилась на длинноногого незнакомца. Ей показалось сперва, что у него были рога, но скоро она убедилась, что это его лоб так необычайно выдавался вперед и увенчан двумя очень длинными и тонкими, как ниточки, усиками. У таинственного существа, очень стройного собою, были красивые передние лапки и тонкие, почти незаметные крылышки, на которых (как подумала пчелка) далеко не улетишь. Но больше всего Майю поразили его непомерно высокие задние ноги, торчавшие над ним, как две огромные ходули. Весь он был зеленого цвета. В его хитрых глазках было выражение дерзости и удивления, но в них не было злости, а скорее – добродушие и миролюбие.
– Что вы так выпучили на меня свои очи, мадемуазель? – сердито произнес он, по-видимому раздраженный слишком пристальным взглядом Майи. Разве вы никогда не видели кузнечика? Или, может быть, вы высиживаете детей?
– Что за глупости вы говорите? – рассердилась пчелка. – Если бы я даже умела это делать, я никогда не позволила бы себе столь легкомысленно подражать священным обязанностям нашей царицы.
Лицо кузнечика приняло такое комичное выражение, что Майя, несмотря на свою досаду, не могла не рассмеяться.
– Ну и удивительная же вы, мадемуазель! – расхохотался в свою очередь и кузнечик.
Этот смех и поведение странного существа разгневали пчелку.
– Чего вы так радуетесь? Вы, кажется, серьезно думаете, что я могу класть яйца, да еще прямо тут, на лужайке?
Но в это мгновение раздался неожиданно какой-то треск, кузнечик воскликнул "опля!" – и исчез. Он взвился высоко в воздух, даже не используя свои крылышки, и по высокой дуге совершил безумно смелый, как показалось Майе, скачок. А через секунду он уже опять был рядом с ней на листке колокольчика, и пчелка даже не успела заметить, с какой стороны он на него вскочил.
Удивительный прыгун принялся рассматривать Майю со всех сторон, сзади и спереди.
– Да, – протянул он презрительно, – вы действительно не приспособлены для кладки яиц... Не волнуйтесь, мадемуазель, – продолжал он, видя, что пчелка сердито повернулась к нему лицом. – Вы, если не ошибаюсь, оса?
– Нахал! – сердито воскликнула оскорбленная этой дерзостью Майя.
Но кузнечик опять крикнул "опля!" – и был таков.
– Нет, этот грубиян окончательно расстроил меня, – сказала сама себе пчелка и решила улететь.
Слыханное ли дело? Такого оскорбления ей еще никто никогда не наносил. Принять ее за осу, за представительницу этого разбойничьего бродячего народа! Возмутительно!
Но в эту минуту кузнечик снова очутился возле Майи.
– Мадемуазель, – проговорил он, поворачиваясь к ней, причем его задние ноги изобразили часовые стрелки, когда они показывают половину седьмого. – Мадемуазель, вы должны меня извинить, если я время от времени так странно и неожиданно прерываю разговор. Но я не виноват: это находит на меня как-то сразу, и я должен прыгнуть, скакнуть куда глаза глядят... А вы умеете прыгать? – вдруг задал он ей вопрос, и его рот растянулся в широкую улыбку.
Майя невольно засмеялась.
– Кто вы такой? – спросила она. – Вы обладаете удивительным свойством раздражать всех, кто с вами разговаривает.
– Что делать! Все уж меня знают таким, – ответил он и состроил при этом такую смешную гримасу, что пчелка не могла понять, говорит ли он серьезно или смеется над нею.
– Я здесь иностранка, – вежливо заметила Майя, – иначе я, конечно же, знала бы вас. Но прошу вас запомнить, раз и навсегда, что я не оса, а принадлежу к благородному семейству пчел.
– Да ведь это одно и то же! – воскликнул кузнечик.
– Вы – невежда, – с трудом сдерживая негодование, сказала Майя. Потрудитесь при удобном случае внимательно рассмотреть осу.
– Зачем? – небрежно ответил кузнечик. – К чему искать различия, которые существуют только в воображении? Вы летаете, жалите и не умеете прыгать. Оса – тоже. В чем же разница?.. Опля! – И он снова исчез.
"Ну, пора убираться прочь", – подумала пчела, но не успела она расправить крылья, как собеседник снова очутился возле нее.
– Завтра будут соревнования кузнечиков в саду пастора Зюнделика, сказал он. – Не желаете ли получить входной билет, мадемуазель? У моей старухи осталось еще два, и я полагаю, что она не откажет уступить один вам. Я надеюсь побить завтра рекорд.
– Меня это мало занимает, – ответила еще не оправившаяся от досады Майя. – Кто умеет летать, у того интересы – повыше.
Кузнечик громко расхохотался.
– Не зазнавайтесь, мадемуазель, – произнес он. – Летать умеют многие, а вот прыгать-то не всякий способен. Даже человек, и тот стремится к этому. На днях я видел, как пастор Зюнделик подпрыгнул почти на пол-аршина, желая хвастнуть своим искусством перед змеей, пересекавшей ему дорогу. При этом он даже трубку выронил и не нагнулся, чтобы ее поднять. А уж без трубки – какой это пастор! Вот до чего доходит честолюбие! Я знавал одного кузнечика, который подпрыгивал на высоту, в триста раз большую, чем его собственное тело... Вот, видите, теперь вы удивляетесь, молчите и, конечно, раскаиваетесь в своих легкомысленных заключениях! В триста раз выше себя! Кто другой решится на такое рискованное дело? Даже величайшее в мире животное – слон, и тот не в состоянии сделать такой прыжок... Ну, что же вы молчите, сударыня?
– Да ведь вы все время болтаете и не даете мне слова сказать! воскликнула Майя.
– Пожалуйста, говорите, – приветливо предложил кузнечик, крикнул "опля!" и снова пропал.
Пчелка, несмотря на свою досаду, опять рассмеялась. В своей жизни она не видела ничего подобного. С одной стороны, ее раздражали насмешки кузнечика, а с другой – она не могла не удивляться его опыту и большим познаниям. Правда, она расходилась с ним по вопросу о важном значении прыганья, но была в восторге от всего того, что узнала от него за эту краткую беседу. Жаль, что зеленый собеседник не мог долго усидеть на одном месте: иначе она забросала бы его вопросами.
Понимает ли он язык людей? Ведь он даже их имена знает! Она очень хотела его спросить об этом, если он еще раз вернется. А затем, было бы интересно узнать, что он думает о попытке приблизиться к человеку, познакомиться с ним в его собственном жилище.
– Мадемуазель! – позвал ее вдруг кузнечик, и она увидела, как соседний стебелек сильно закачался.
– Господи! – вздрогнула от неожиданности Майя. – Откуда вы опять взялись?
– Да я все время тут поблизости.
– Скажите, неужели вы постоянно скачете, сами не зная куда?
– Конечно, – ответил кузнечик. – А как же иначе? Разве кому-нибудь известно будущее? Никому. Только лягушка умеет его предсказывать, но она не говорит, как она это делает.
– Откуда только вы знаете такие вещи! – удивилась Майя. – А язык людей вы понимаете?
– Это вопрос, на который очень трудно дать ответ, мадемуазель. Еще совершенно не доказано, есть ли вообще у людей язык, хотя они издают какие-то отвратительные, ни на что не похожие звуки, при помощи которых они объясняются, по-видимому, друг с другом. Иногда, впрочем, и у них наблюдается стремление к благозвучию. Я видел раз, как два мальчика, держа между пальцами соломинки, дули в них изо всех сил, получая довольно красивое жужжание, несколько напоминавшее голос стрекозы, но, конечно, далеко не такое звучное. Во всяком случае, они стараются говорить. Угодно вам еще что-нибудь узнать? Я ведь очень опытный.
Но в ту же секунду он снова исчез, и уже больше не возвращался. Маленькая Майя тщетно ждала его, осматривая вокруг траву и цветы. Он пропал бесследно.
6. ПУКА
Жаркий летний день сильно утомил маленькую Майю. Она вяло летала среди ярко-зеленых садовых кустов, пока не нашла себе прохладный уголок в ветвях огромного каштана, под сенью которого, на утоптанной траве, были расставлены столы и скамьи. Все указывало на то, что здесь жили люди. Неподалеку краснел кирпичный крестьянский домик, увенчанный низкой, слегка дымившейся трубой.
Пчелка была уверена, что теперь-то она, без сомнения, встретит человека: ведь она пробралась почти к самому его жилью. Наверняка и это дерево, и эти странные деревянные сооружения под ним принадлежат людям.
Вдруг что-то прожужжало над самым ухом Майи, и рядом, на лист, где она сидела, опустилась муха. Сначала муха заметалась по зеленым жилкам листа, бегая по ним какими-то странными маленькими толчками, так что движения ног сливались вместе и можно было подумать, что она не ходила, а скользила взад и вперед. Затем она начала перелетать с одного края зубчатого листа на другой, да так быстро и порывисто, что казалась не летающей, а прыгающей. По-видимому, она выискивала таким образом местечко, где могла бы усесться поудобнее. Иногда муха неожиданно взвивалась вверх и жужжала при этом с такой болезненной тоской, словно страдала при виде чего-то ужасного или болела душой за бедствия мира; затем она снова опускалась и как ни в чем не бывало прыгала по листу. Наконец, тихо усевшись, она замерла в неподвижной позе.
Майя внимательно следила за мухой, а когда та угомонилась, она придвинулась к ней и вежливо сказала:
– Здравствуйте! Добро пожаловать на мой лист. Насколько я могу судить, вы – муха?
– А вам-то что? – ответила та, в свою очередь, вопросом. – Мое имя Пука, и я очень занята. Вы, кажется, хотите прогнать меня отсюда?
– Что вы! Что вы! – поспешила ее успокоить Майя. – Я очень рада с вами познакомиться.
– Я думаю! – самоуверенно произнесла муха и резко схватила себя за голову, словно хотела ее оторвать.
– Ради Бога! – испуганно воскликнула пчелка. – Осторожнее!
– Не волнуйтесь попусту, – снисходительно проворчала муха и начала проводить лапками по крыльям с такой силой, что они совсем загнулись вниз. – Вы в этом деле ничего не понимаете. Имейте в виду, что я – комнатная муха, – с гордостью объявила Пука, – и вылетела только на одну минуту, чтобы подышать свежим воздухом.
– Как интересно! – радостно воскликнула Майя. – Значит, вы знаете человека?
– Как карман своей юбки! – небрежно ответила муха. – Я ведь постоянно сижу на людях. Неужели вам это неизвестно? А еще говорят, что пчелы смышленый народ. По крайней мере, вы сами не перестаете это утверждать.
– Меня зовут Майей, – робко сказала пчелка, удивляясь, откуда берется у других насекомых такая уверенность в себе, такое сознание собственного достоинства и даже иногда вот такая наглость.
