Текст книги "Заманчивая мишень"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 25

У себя в кабинете вашингтонского отдела новостей АТК Пепси внимательно просматривала материалы о Президенте, которые телекомпания отсняла за прошедшие сутки.

Материала оказалось много. Буквально каждый шаг президентского пути от Белого дома до библиотеки имени Кеннеди в Бостоне был заснят во всех его занудных деталях. И это только на пленках АТК!

Причина была проста. После далласской истории сотрудники телекомпаний преисполнились решимости заснять очередное убийство Президента. Поэтому куда бы глава государства теперь ни отправился, пресса снимала его и в дороге, и на отдыхе. Именовалось это «бдением у тела».

На сей раз у Пепси оказались пленки буквально с целиком отснятой поездкой вплоть до паники рядом с библиотекой имени Кеннеди, после чего пресса превратилась в дрожащий хвост отчаянно несущейся кометы, и на пленках мелькали только бледные лица репортеров, переговаривающихся с далекими ведущими.

Журналистка просматривала пленки до полудня, но не обнаружила ничего значительного.

– Тогда зачем они Режиссеру? – задумчиво пробормотала она.

Щеголь Фезерстоун просунул голову в дверь и прошептал:

– Там какой-то Смит, хочет просмотреть ваши пленки.

– Смит, говорите?

– Да.

– Он сказал, кем является?

– Показал значок агента секретной службы.

Пепси нахмурилась.

– Видимо, не тот.

– Спросим. Он сейчас подойдет.

Пепси схватила со стола портативный магнитофон, нажала кнопку «запись», сунула в ящик стола и оставила его открытым.

В кабинет вошел седой человек с худощавым лицом.

– Пепси Доббинс?

– Конечно, – ответила она, удивляясь, почему этот тип не узнает ее известного всем лица.

– Смит. Из секретной службы.

– Я никогда не раскрываю своих источников, так что не тратьте зря время, – огрызнулась девушка. – Мои уста запечатаны.

– Я пришел посмотреть отснятые вчера пленки, имеющие отношение к Президенту, – с нажимом сказал Смит. – У меня есть решение вашего завотделом.

– А-а, – несколько разочарованно протянула Пепси.

– Мне бы хотелось остаться одному.

– Тогда вам придется подождать, пока я не закончу.

– Это вопрос национальной безопасности. Я настаиваю на своей просьбе.

– Устраивайтесь, – буркнула журналистка, задвинув до середины ящик стола и выходя их комнаты. – Если потребуется, можете пользоваться телефоном.

– Спасибо, – ответил Смит, усаживаясь в кресло.

При виде груды полудюймовых видеокассет шеф КЮРЕ нахмурился. Преступно расходовать столько пленки на пустяки. Прочитывая этикетки, он отыскал ту, на которой было заснято убийство агента секретной службы возле библиотеки имени Кеннеди.

Пленку, к счастью, не редактировали. Разумеется, в эфир пошли только ужасающие кадры, такие, как попадание пули в голову, и главным образом поэтому Смит с утра объезжал телестудии. Среди негодного для трансляции материала, возможно, отыщется какая-то путеводная нить.

Просмотрев шесть раз, как агент секретной службы вылезает из президентского лимузина, Смит заметил в верхнем правом углу нечто странное.

Перемотав пленку, он нажал кнопку «стоп». Кадр мгновенно замер, слегка подрагивая посередине, словно пленка упрямо не хотела останавливаться.

В углу же все просматривалось очень четко.

Смит видел человека с мини-камерой. На нем были темные летние очки, джинсы и рабочая рубашка в красную клетку. Репортер заснял его в то время, когда он снимал, как открывается дверца президентского лимузина. Но когда дверь открылась, неизвестный резко отвернул мини-камеру и, казалось, стал снимать что-то расположенное выше и на западной стороне.

Глава КЮРЕ нажал кнопку. Движение пленки возобновилось. Тут же последовал винтовочный выстрел, и голова несчастного агента секретной службы раскололась.

Оператор в клетчатой рубашке тотчас обратил мини-камеру к агенту, лежавшему ничком в собственных мозгах и крови. Началось столпотворение, агента втащили в президентский лимузин. Оператор быстро исчез в обезумевшей толпе.

Из кармана пиджака Смит достал план университетского городка с комплексом зданий библиотеки имени Кеннеди и пометил место, где стоял оператор. Потом костлявым пальцем прочертил линию направления мини-камеры.

Ошибки не могло быть. Оператор повернулся, чтобы заснять укрытие снайпера на крыше научного центра за четыре секунды до первого и единственного выстрела. Он заранее знал о покушении. Сигналом ему послужило открытие дверцы лимузина. Логичного объяснения этому непрофессиональному поступку не было. Харолд В. Смит вновь перемотал и остановил пленку. Стал прокручивать ее кадр за кадром. Но ни на одном не просматривалось лицо этого человека. Угадывалась только густая щетина на его пухлых щеках. Глаза под бейсбольной кепочкой с надписью «Л. А. Доджерс» закрывали темные очки. Он был неузнаваем.

– С какой стати человеку снимать убийство, если он является одним из заговорщиков? – пробормотал Смит.

Логического ответа не находилось, поэтому он вынул пленку и сунул в черную пластиковую коробочку. Выйдя в коридор, он сообщил слонявшейся без дела Пепси Доббинс:

– Эту пленку я конфискую.

– Которую? – спросила девушка.

– Соображения национальной безопасности не позволяют мне ответить на вопрос, но вот вам расписка.

Взяв ее. Пепси кивнула:

– Желаю удачи.

Смит, не ответив, вышел из здания.

Когда он скрылся. Пепси прошипела:

– Засняли его?

– Да, – ответил Щеголь Фезерстоун, вылезая из-за ряда стальных картотечных ящичков. – Снимал через щель. Надеюсь, получится неплохо.

– Посмотрим, что скажет мой магнитофон.

Пепси стала слушать в записи, как Смит вставляет и вынимает пленки.

– Он просматривает кадры, отснятые непосредственно перед убийством того агента, – протянул Щеголь.

Затем послышался кислый голос Смита:

– "С какой стати человеку снимать убийство, если он является одним из заговорщиков"?

– Что бы это значило? – задумчиво произнес Щеголь.

– Давайте выясним, – предложила Пепси. – У нас есть дубликаты всех пленок.

Они прокручивали пленку, перематывая ее перед самым звуком выстрела ровно столько времени, сколько, судя по магнитофонной записи, перематывал Смит.

– Сейчас выяснится, – пробормотала журналистка, – что он обнаружил.

Они увидели это сразу. Намеком послужил вопрос, который пробормотал Смит.

– Смотрите! – воскликнул Щеголь. – Человек в кепочке с надписью «Л. А. Доджерс» пытается заснять стрелка!

– Да. Еще до выстрела даже!

– Понимаете, что это значит? Он знал заранее! Вот вам и доказательство существования заговора.

– Возникает только один вопрос.

– Какой же?

– Зачем он вообще снимал убийство.

– Может, чтобы доказать тому, кто их нанял, что задание они выполнили? – спросил Щеголь.

– Ерунда! Это Президент Соединенных Штатов. Доказательство передавалось по всем телеканалам.

– Может, он любитель поснимать? – предположил Фезерстоун.

– Я знаю только, что если мы найдем этого человека, то сможем и дальше распутывать нити заговора.

Зазвонил телефон, и хозяйка кабинета схватила трубку.

– Пепси Доббинс.

Знакомый вкрадчивый голос спросил:

– Ну как, вы подготовили для меня пленку?

– Да. И не только пленку.

– Что же еще?

– Большой ключ к раскрытию заговора.

– Пожалуй, нам надо встретиться.

– Где и когда?

– Вечером. После наступления темноты. Я буду сидеть на парковой скамейке у Потомака, откуда виден памятник Линкольну. Приходите в шесть. И не забудьте пленки.

– Подождите! Как я вас узнаю?

Но в трубке уже раздались гудки.

Пепси повернулась к Щеголю.

– Я пойду на встречу с ним.

– С Режиссером?

– Да. Вы тоже приходите, но не показывайтесь.

– Спрятаться в кустах?

– И все заснять, – добавила девушка.

– Зачем?

– Думаю, этот человек знает больше, чем говорит, и когда мы сравним записи, то, возможно, разрешим большую часть сей головоломки.

– Ладно, – согласился Щеголь Фезерстоун.

* * *

Харолд В. Смит появился затем в конторе коронера округа Колумбия, где труп человека, опознанного как Алек Джеймс Хайделл, подвергался вскрытию.

– Я хотел бы осмотреть тело, – тихо сказал Смит эксперту, показав значок агента секретной службы.

– Снова?

– Снова, – подтвердил Смит.

– Ладно, только в этом здании еще ни один труп столько раз не осматривали.

Смита проводили в морг и выложили тело на мраморный стол. Эксперт откинув простыню, обнажил верхнюю часть тела.

Шеф КЮРЕ увидел, что покойник очень похож на Ли Харви Освальда. К этому он был готов. Но почему-то при виде его во плоти, словно бы постаревшего на тридцать лет, по коже Смита побежали мурашки, чего с ним никогда не бывало.

Надев резиновые перчатки, он стал раздвигать волосы покойного. Удостоверясь, что на голове нет хирургического шрама, осмотрел рубцы на груди и на запястьях.

– Как по-вашему, давние это шрамы?

– Давние? – недоуменно переспросил эксперт.

– Не расслышали?

– Довольно трудно точно определить.

– Им лет тридцать? – не отставал Смит.

Эксперт покачал головой.

– Нет, по-моему, даже десяти не будет.

Смит молча поджал губы. И опустил простыню пониже, чтобы осмотреть кисти рук.

Тело уже стало коченеть, поэтому Харолду В. Смиту пришлось сильно дернуть покойника за руку, чтобы поднять правую ладонь.

– Так нельзя! – возмутился эксперт.

Смит приблизил вялые, холодные пальцы к своему лицу и с трудом повернул запястье. Внимательно осмотрел кончики пальцев, черные от посмертной дактилоскопии.

– Трудно поверить, что это действительно Ли Харви Освальд, – пробормотал эксперт.

– Я нахожу это невозможным, – отозвался глава КЮРЕ, соскребая ногтем краску с большого пальца покойного. Плоть под кожей была холодной, неподатливой. Смит продолжал скрести.

– Что вы делаете? – Эксперт с любопытством подался вперед.

К его ужасу, Смит ухватил отставший лоскут кожи и стал очищать палец, словно банан.

Эксперт ахнул. Мрачное лицо Харолда В. Смита помрачнело еще больше.

Он выпустил руку покойного. Она чуть опустилась и замерла в каком-то зловещем жесте, словно труп возвращался к жизни. На руку Смит внимания не обращал. Он рассматривал оболочку, снятую с фаланги большого пальца.

– Латекс, – заключил он. – С выдавленным рисунком кожи Ли Харви Освальда на пальцах.

– Латекс?!

– Тот же материал, из которого сделаны эти перчатки, – пояснил Смит, снимая их.

– Просто не верится! И как это мы проглядели во время вскрытия.

– Латексовая оболочка для кончиков пальцев изготовлена очень искусно, без швов. Она, как и шрамы, должна была создавать иллюзию, что это постаревший Ли Харви Освальд.

– В таком случае как это обнаружили вы?

– Я это искал, – ответил Смит.

Эксперт поморщился.

– Если покойный не Освальд, то кто же?

– Когда снимете его подлинные отпечатки пальцев, передайте их факсом в Белый дом. И запомните – никому ни слова. Понятно?

– Да, – ответил эксперт.

Харолд В. Смит тотчас отправился в больницу Святой Елизаветы, где фальшивый значок открыл ему путь к пациенту, очень похожему на конгрессмена Гилу Гинголда.

В отделении дежурили двое из секретной службы. Смит поинтересовался:

– Почему до сих пор не сняты отпечатки пальцев этого человека?

– Не можем вытащить его из ванны, – признался один из парней.

– Стоит нам попытаться, как он нас кусает, – добавил другой.

– Проводите меня к нему, – приказал Смит.

Пациент – теперь на его карточке значилось «Гила Доу» – находился в отдельной палате с отдельной ванной.

Появился лечащий врач и пустился в объяснения:

– Пациент постоянно мочился в постель, поэтому мы велели санитарам отнести его в ванную и обмыть. Едва увидев наполненную водой ванну, он бросился туда. И потом мы уже не смогли его вытащить.

Смит нашел пациента в ванне. Он все еще был в камуфляжной форме и лежал на животе.

Когда Смит глянул через край большой ванны, по его коже вновь пробежали мурашки. Лже-конгрессмен широко раздвинул руки и ноги. Голова его почти полностью скрылась в воде, на поверхности осталось только темя с белыми волосами. Зеленые глаза уставились на Смита с холодным вниманием. Изо рта с тонкими губами сразу же пошли пузыри.

Шеф КЮРЕ потянулся к крохотной лысине на шевелюре, напоминающей трепанационный шрам на голове двойника Гетрика.

Пациент внезапно пришел в ярость и попытался откусить ему руку. Смит едва успел ее отдернуть. Человек снова погрузился в воду и принялся как ни в чем не бывало медленно пускать пузыри.

– Понимаете теперь? – спросил один из агентов.

– Отвлеките его, пожалуйста, – обратился к ребятам Смит, а сам снял пиджак и засучил рукава рубашки.

Агенты подошли к ванне, взгляд холодных зеленых глаз последовал за ними.

Низко пригнувшись, Смит опустил руку в воду и принялся осторожно щекотать живот лежавшему там человеку.

Застывшее лицо сперва ничего не выражало. Потом тонкие губы неторопливо растянулись в довольной улыбке. Глаза стали сонными, блаженными.

– Быстро! – прошипел Смит. – Переверните его на спину!

Агенты заколебались.

– Ну!

Агенты, нисколько не скрывая испуга, опустив руки в воду, перевернули человека.

Смит все так же щекотал ему живот. Человек даже задрал руки, как довольный котенок. Теперь они расслабленно болтались в воздухе.

– Снимайте отпечатки! – приказал Смит.

– Чем?

– Чем угодно.

Агенты сломали шариковую ручку и размазали пасту по пальцам одной вялой руки. Человек в ванне, казалось, этого не заметил.

Ребята прижали каждый палец к листу бумаги и, когда все было кончено, Смит скомандовал:

– Быстро назад.

Агенты повиновались. Смит прекратил методичное почесывание и вынул руку из воды.

Человек в камуфляжной форме снова медленно перевернулся на живот. Голова ушла под воду, и он опять принялся пускать пузыри.

– Исследуйте отпечатки и позвоните мне в Белый дом, – приказал Смит агентам, опуская засученные рукава.

– Как вы узнали, что он любит щекотку? – спросил посетителя врач, когда они выходили из палаты.

– Все аллигаторы любят, – ответил тот.

Глава 26

Орвиллу Ролло Флетчеру надоело ждать в угловом номере гостиницы «Холидей инн» на Висконсин-стрит. Нервы. Одни нервы. Он стал сплошным комком нервов. Большим комком. Очень большим. Трехсотдвадцатифунтовым.

Поначалу было очень увлекательно. Раньше Орвилл никогда не бывал в Вашингтоне. Имеется в виду округ Колумбия. Родом он из штата Вашингтон, из Спокана.

Жизнь в Спокане казалась Орвиллу Ролло Флетчеру очень скучной. До явления Трэша Лимбергера.

Поначалу вроде все шло без проблем. Трэш Лимбергер представлял собой голос по радио. Ничуть не похожий на голос Орвилла Ролло Флетчера, если не считать басового резонанса, обычно исходящего из живота очень крупных людей.

Потом Лимбергер открыл свою телепрограмму. И с тех пор жизнь Орвилла превратилась в ад. Началось все на работе. Он держал скобяную лавку в центре Спокана. В общем, ничего такого особенного, поражающего воображение. Так, основные товары для дома – гвозди, лопаты, краски, инструменты. Громадные хозяйственные магазины с дешевыми сеялками и насосами для выгребных ям в Спокане еще не появились, поэтому конкурентами были только недавно открывшиеся лавки, неспособные тягаться с той, которую в 1937 году основал дед Орвилла Огаст Орвилл Флетчер. С некоторых пор покупатели стали входить в лавку со словами: «Понял, Трэш».

В первый раз Орвилл не придал этому значения. Обознались, приняли за другого. Такое случается даже с людьми, весящими триста двадцать фунтов.

Но когда к нему стали так обращаться и старые покупатели, Орвилл пришел в ярость. Он очень болезненно воспринимал свой вес, громадные уши и ортопедические ботинки, которыми обременили его щедрые гены предков. Больным местом для него было и пожизненное холостячество, и посему, когда покупательницы вдруг принимались подшучивать над ним, Орвилл даже не обижался. Он смирился со своей участью.

– Ты что не смотришь Трэша Лимбергера? – спросила его одна из посетительниц.

– Никогда не слышал об этом джентльмене, – ответил Орвилл надменным тоном, позаимствованным у Реймонда Берра. Берр был его любимым актером. Этот человек носил свой громадный вес с величайшим достоинством.

– Он очень знаменит. Люди, позвонив ему во время передачи, на прощание говорят: «Понял, Трэш». Что означает: «Я разделяю вашу политическую точку зрения».

– Терпеть не могу политики.

– Ты выглядишь – точь-в-точь его брат.

– У меня нет ни братьев, ни сестер. Я был единственным ребенком.

У сорокачетырехлетнего владельца скобяной лавки подобное обстоятельство тоже было больным местом.

Подшучивания, поддразнивания, насмешки и сравнения скоро стали совершенно невыносимыми. Орвилл даже всерьез стал задумываться, а не закрыть ли унаследованную лавку.

Потом в Спокане открылся большой хозяйственный магазин, и меньше чем через полгода Орвилл Ролло Флетчер уже сидел без дела в скромном деревянном, тоже унаследованном доме, размышляя о том, какое будущее ждет страдающего астмой бывшего владельца скобяной лавки, не имеющего другой профессии.

Все изменил один-единственный звонок его домашнего телефона.

– Орвилл Флетчер? – спросил мягкий уверенный голос.

– Орвилл Ролло Флетчер, – поправил он. Отца его звали Орвилл Огаст Флетчер. Он до сих пор получал счета на это имя. Что тоже задевало его самолюбие.

– Я представитель агентства «Айксчел тэлент».

– По телефону никаких покупок не совершаю, – ответил Орвилл и хотел было положить трубку.

– Нет, я ничего не продаю. Я покупаю.

– Прошу прощения?

– Насколько я понимаю, вы очень похожи на Трэша Лимбергера, политического комментатора.

– Он клоун, а не политический комментатор.

– Мое агентство специализируется на двойниках знаменитостей.

Продолжать не было нужды. Подолгу сидя дома, Орвилл приобрел скверную привычку смотреть телебеседы всех ведущих от Нэнси Джессики Рапунцел до Копры Иннисфри.

– Если захочу поступить в цирк, – сдержанно, с достоинством отозвался Флетчер, – то сам свяжусь с «Ринглинг бразерс». Всего доброго.

– Оплата феноменальна, – поспешно добавил незнакомец.

Орвилл заколебался.

– В каком смысле?

Мягкий голос назвал столь весомую в своем роде цифру, сколь весомым был Орвилл в своем.

– Это другой разговор, – смягчился Орвилл. Он унаследовал и закладную, по которой ему вскоре предстояло расстаться с родным домом. – Что конкретно мне придется делать?

– Для начала научитесь говорить голосом Трэша Лимбергера.

– Признаюсь, таких способностей у меня нет.

– Мы об этом позаботимся.

И звонивший позаботился. Через два дня приехал постановщик голоса и привез чек на сумму годового предварительного гонорара.

За полтора месяца Орвилл Ролло Флетчер овладел походкой, голосом и богатым лексиконом Трэша Лимбергера.

Обладатель мягкого голоса о Флетчере не забывал, позванивал.

– Пора устраивать ваше первое лицедейство.

– Предпочитаю более достойные определения, сэр. Я профессионал.

– Но сначала вам придется пройти полное медицинское обследование.

– Зачем?

– Этого требует наша страховая компания.

– Ладно, – согласился Орвилл, хотя уже одна мысль о том, чтобы продемонстрировать врачам свой избыточный вес, приводила его в ужас. Они вечно пытались ограничить его в любимых лакомствах.

Обследование проводил местный врач. На удивление тщательное, включающее в себя и энцефалограмму.

Результаты пришли вскоре срочной почтой из агентства «Айксчел тэлент», штат Калифорния, находящегося в Голливуде. Несмотря на то что поблизости не было стула, Орвилл Ролло Флетчер, прочтя заключение и обнаружив ужасные слова «мозговая опухоль», грузно плюхнулся на пол. Когда позвонил обладатель мягкого голоса, он плакал.

– Я умру, – наконец сдавленно сообщил ему Орвилл.

– Если в наших силах помочь вам, то не умрете.

– Ч-что вы имеете в виду?

– Мы имеем доступ в лучшие медицинские учреждения. Доверьтесь нам, и вы распрощаетесь с этой опухолью.

– Зачем вам так стараться для меня?

– Затем, – ответил «спаситель», – что Трэш Лимбергер – самый популярный телеведущий, а вы стоите сразу после него. Это наше вложение в будущее.

– Очень рад принять ваше любезное предложение, – сквозь слезы выдавил Орвилл, вдыхая вансерил от астмы из ингалятора.

Ему пришлось лететь самолетом в Мексику, в город Халиско. На аэродроме его уже ждал автомобиль, и вскоре они по пыльным улицам подъехали к дому, весьма смахивающему на старый абортарий. Внутри оказались врач с сильным акцентом и операционная с лучшим хирургическим оборудованием, какое только мог вообразить Орвилл.

Результаты энцефалограммы были уже на руках у врача.

– От этой опухоли нетрудно избавиться облучением, сеньор, – заключил он. – Ничего сложного.

– Даже не верится, – заплакав от облегчения и ничуть не стесняясь, ответил Орвилл.

Ему в тот же день наголо обрили голову и в полном сознании отвезли в операционную. Там он увидел на полках банки с препаратами. Смуглая медсестра потянулась за той, где было написано по-латыни «Loxodonta Afrikana».

Врач остановил ее резким приказом по-испански, и она взяла другую с этикеткой «Elephas Maximus». Осторожно поставила туда, где были разложены хирургические инструменты.

В школе Орвилл изучал латынь. Было это давно, однако в памяти кое-что сохранилось.

Он недоумевал, какое отношение имеют слоны к мозговой опухоли, но тут рот его накрыли маской, и все вопросы утопил заклубившийся в голове туман. Очнувшись, Орвилл почувствовал себя вполне здоровым, но его обритая голова оказалась забинтованной.

– В чем дело?

– Ваш мозг плохо среагировал на операцию, – объяснил врач-мексиканец. – Он стал раздуваться, и, чтобы умерить давление, пришлось проделать отверстие в черепе.

Глаза Орвилла наполнились ужасом.

– У меня в черепе дырка?!

– Si[1]1
  Да (исп.).


[Закрыть]. Маленькая. Называется «трепанационное отверстие». Она скоро затянется. А ваша опухоль почти прошла. Ко времени снятия бинтов от нее останется лишь дурное воспоминание.

Орвилл заплакал от облегчения, сотрясаясь всем телом.

– Я слышал, у вас все в порядке, – произнес на другой день мягкий голос в телефонной трубке.

– Этим я целиком обязан вам, но даже не знаю вашей фамилии.

– Д.Д. Типпит.

– Большое спасибо вам, мистер Типпит, от всего моего благодарного сердца.

* * *

Исцелясь, Орвилл Ролло Флетчер вернулся в Спокан, чувствуя себя обновленным. Волосы его отросли, и он сбавил в весе, несмотря на то, что почти месяц лежал на койке.

Вес он, правда, быстро набрал снова. Непонятно откуда у него появилась неутолимая тяга к арахису.

Однажды ему срочной почтой прислали авиабилет в салон первого класса до Вашингтона, округ Колумбия, и записку, где сообщалось, что для него забронирован номер в отеле.

Это было четыре дня назад. По прибытии Орвилл Флетчер обнаружил под дверью листочек бумаги. Там только и было написано: «Ждите моего звонка. Типпит».

И он ждал. Четыре дня. С каждым днем нервничая все больше и больше. От нечего делать слушал радиопрограмму и смотрел телепередачи Трэша Лимбергера, повторял слова, иногда они срывались у него с уст раньше, чем звучали с экрана. Вычурные жесты его успешно соперничали с жестами самого Лимбергера.

Стоя перед зеркалом, включив за спиной телевизор, он наблюдал за двумя отражениями – своим и Лимбергера, и на его обычно мрачном лице появлялась довольная улыбка.

– Превосходная копия, – бормотал Орвилл. Он надеялся, что его публичный дебют состоится не на каком-нибудь дрянном открытии мачта или, хуже того, на неприглядной холостяцкой вечеринке. Главное – хранить достоинство. Иначе он самое настоящее ничтожество.

В четыре часа дня явился посыльный. Принес большую, перевязанную толстой веревкой коробку.

– Спасибо, дорогой, – встретил его Орвилл и щедро одарил чаевыми.

Когда Флетчер открыл коробку, сердце его упало. Ему прислали красно-белый костюм Санта-Клауса. Там были даже белоснежная борода и ортопедические сапоги.

– Чего ради мне это надевать? Меня же никто не узнает!

Костюм он все же решил примерить. Вдруг повезет, вдруг окажется не впору.

– Если подумать, – произнес Орвилл, разглядывая себя в зеркале, – возможно, это и к лучшему.

Зазвонил телефон, и знакомый мягкий голос произнес:

– Сегодня вечером.

Орвилл проглотил разочарование. В конце концов он обязан агентству «Айксчел тэлент» жизнью.

– Прекрасно. Где и когда мне нужно появиться?

– Ровно в восемь пятнадцать. У Белого дома.

– Прошу прощения?

– Сегодня вечером на лужайке Белого дома состоится ежегодная рождественская церемония зажжения елки. Вы официальный Санта-Клаус.

– Меня пустят в Белый дом?

– Будьте у восточных ворот ровно в восемь пятнадцать. Не раньше и не позже. Там строгая охрана.

– Ничего не понимаю.

– Это шутка Первой леди. Вы совместно с Президентом включите рубильник, елка зажжется. Потом вы сбросите шапку и бороду и выступите в роли Трэша Лимбергера.

– Что нужно говорить?

– Не важно. Что угодно. Главное – рассмешить Президента.

– Не знаю, смогу ли.

– Сможете. Все кончится через пятнадцать минут Идите, пообедайте как следует, пропустите стаканчик-другой, если хотите, и ждите у восточных ворот ровно в восемь пятнадцать.

– Непременно, – торжественно пообещал Орвилл.

– Не забудьте ингалятор.

– Я всегда ношу его при себе на случай приступа.

– Когда войдете в ворота, вдохните как следует. Стероиды поддержат вас до конца церемонии.

– Отличная мысль. Так и сделаю, – согласился Орвилл Ролло Флетчер.

Он зашел в ресторан, довольный уже тем, что наконец-то оставил постылый номер, заказал превосходную грудинку, печеный картофель и хлеб. И две порции орехового пирога.

По пути из ресторана к нему пристал нищий в потрепанном пальто и склеенной липкой лентой темных летних очках.

– Подайте доллар, – попросил нищий негромким голосом.

– Извините, дорогой.

Нищий был явно пьян, поскольку тут же навалился на Орвилла, потом, правда, шатаясь отошел.

Орвилл похлопал себя по карману и с облегчением ощутил, что бумажник на месте. Однако руки его не нащупали ингалятора.

С колотящимся сердцем он осмотрел тротуар у своих ног, прошел обратно к ресторану, но безуспешно.

Слава Богу, ингалятор оказался у него в номере на тумбочке возле кровати. Странно, Орвилл был совершенно уверен, что, уходя, захватил его с собой.

– Нельзя забывать вансерил, – пробормотал он, пряча ингалятор в карман. В вестибюле Флетчер купил большой пакет соленых орешков. В последнее время они стали его любимым лакомством.