Текст книги "Клиника смерти"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Тогда взгляните. Выйдите и взгляните.

– Я и так знаю. Того, что искали телохранители, там нет.

– Откуда вы знаете?

– Помните тех, на дне шахты лифта?

– Не напоминайте мне об этом…

– Так вот, у них был европейский разрез глаз.

– Что это значит?

– Это значит, что ваш мотор исправен, как обычно. Закройте капот, и поедем посмотрим ваш дом.

По дороге к дому Уилберфорса, построенному «под старину», с семью комнатами, зелеными жалюзи и крошечным газоном, занесенным серым снегом, хозяин пожелал узнать, что вмел в виду его новый сотрудник, говоря о разрезе глаз, и как он попал в машину, если дверь была заперта.

– У вас замок не работает, – сказал Римо, что было правдой, так как замок больше не работал. Римо сломал его.

– А глаза?

– Дело в методе убийства: либо предпринимается сразу несколько попыток, либо одна, что дает время принять меры защиты. Эти люди были с Запада, и попытка была только одна.

– Понятно. Это все объясняет, – сказал Уилберфорс. Он восемнадцать лет проработал в правительственных учреждениях и научился делать вид, что все понимает.

Миссис Уилберфорс бросила взгляд на сына и его спутника, стоявшего на снегу без пальто, и спросила Натана Дэвида, где он встретил этого типа.

– Это новый служащий, мама. Он изучает работу моего отдела, чтобы выяснить, почему у нас все так хорошо получается.

– Мой сын хорошо работает, – сказала миссис Уилберфорс, глядя сверху на Римо, – потому что хорошо воспитан. Если бы всех хорошо воспитывали, эта страна процветала бы.

– Можно войти? – спросил Римо, обходя массивную фигуру хозяйки.

– Слушай, ты! – гаркнула миссис Уилберфорс – Я не разрешала тебе входить. Убирайся!

Римо обошел гостиную, забитую мебелью, старыми коврами, уродливыми керамическими лампами и всякими ненужными причиндалами.

– Говорю тебе, вон из моего дома, пока не получишь разрешения войти. Слышишь?

В столовой размещалась еще одна причудливая коллекция мебели эпохи ранней Америки.

– Либо ты сейчас же уберешься из дома, либо я позову полицию. Полицию, молодой человек!

На кухне стояла газовая печь, холодильник сороковых годов и масса разных безделушек. На ужин готовилось что-то мясное. За спиной Римо услышал прыгающую поступь миссис Уилберфорс. Он быстро шагнул влево, массивная фигура заняла его место, а Римо спокойно вышел из кухни на лестницу. В комнате миссис Уилберфорс тоже была свалка вещей, и стояла одна кровать. Комната ее сына напоминала юридическую контору на Уолл-стрит с дубовой кроватью посередине. Была еще комната для приема гостей, столь же уютная, как и пещера, и две ванных комнаты.

На лестнице Римо вновь избежал столкновения с миссис Уилберфорс, перепрыгнув через перила. Рядом был вход в подвал. Именно там он нашел то, чем, вероятно, воспользуются во время следующего покушения. Котел отопления, работающий на жидком топливе.

Как утверждал Смит, ранее была предпринята попытка отключить тормоза машины. Сегодня вечером был испорчен лифт. По той же схеме будут действовать еще, по крайней мере, один раз. А деревянный дом с котлом отопления как нельзя более удачно подходил для этого. Ночь – идеальное время для поджога. Уилберфорсы спали на втором этаже. Пожар начнется в подвале и отрежет пути спасения. «Так и будет, – подумал Римо. – На большее эти типы не способны».

Сегодня вечером новой попытки предпринято не будет, ведь это Запад. Он знал, что те трое были с Запада, еще до того, как услышал их шаги в коридоре. Он учуял запах. Первый, как он увидел позже, глядя в шахту, был негр, но, вопреки некоторым взглядам на Западе, от черных и белых пахло одинаково. От людей пахнет тем, что они едят, а трое нападавших были любителями мяса. От них прямо-таки несло мясом. Говядина, говядина и еще раз говядина. Время от времени и Римо хотелось гамбургер, он вспоминал его изумительный вкус вместе со вкусом лука и кетчупа. Но теперь, когда ему в нос ударил тяжелый запах мяса, Римо стало противно. Он почувствовал запах в темноте коридора и прикончил всех троих, использовав одного, чтобы столкнуть остальных в шахту, которая, как уловил его слух, была открыта. Первого, послужившего живым буфером, он убил простым ударом по голове и отправил в шахту последним. Если бы он сбросил его в шахту живым, то кто-то из двух упавших туда раньше мог смягчить его падение.

Конечно, одного из них он мог бы и не убивать. Но на Уилберфорса все равно будет предпринята еще одна попытка покушения. Римо решил дождаться этой попытки, проследить, кто ее организовал, выяснить, что к чему, отчитаться перед Смитом и продолжить свой отдых.

– Эй, ты, там внизу! Если через пять секунд ты не уберешься, я позвоню в полицию. Ты слышишь меня? – Это была миссис Уилберфорс.

Отлично, значит, на этот раз – котел. Завтра ночью или послезавтра, но не сегодня. Римо проскользнул вверх по лестнице под рукой миссис Уилберфорс. Проходя мимо, он слегка хлопнул но массивной затянутой в корсет спине и услышал такой вопль, будто кому-то выпустил кишки.

– А-а! – завопила миссис Уилберфорс.

Натан Дэвид спрятался за кушетку.

Римо увернулся от мощных ручищ миссис Уилберфорс, чтобы получше разглядеть ее поясницу. Что это она так заголосила? Спина была в прекрасном состоянии, в целости и сохранности. Никаких повреждений.

Римо совершил очередной вираж и для верности еще раз шлепнул миссис Уилберфорс. На сей раз – пониже спины.

– А-а! Зверь! Свинья! Насильник! – еще громче завопила миссис Уилберфорс.

– С Рождеством! – сказал Римо, заходя слева, и чмокнул миссис Уилберфорс в щеку. – Спокойной ночи, Натан Дэвид.

Римо покинул дом Уилберфорсов в хорошем настроении.

Глава четвертая

– Я не люблю пожары, – сказал Энтони Стейс, также известный многим как Ансельмо Стасио. Для большинства, для тех, кто никогда не встречал его и не знал ни одного из этих имен, он был «мистер Бит».

Мистер Стейс был президентом «Стейс риалти», директором Первого национального сельскохозяйственного банка и трастовой компании Скрэнтона, возглавлял объединенный комитет по благотворительности и, кроме всего прочего, был человеком, к которому, как правило, обращались во время сбора средств для церкви или клуба. Мистер Стейс, как известно, редко отказывал.

В другой сфере жизни Скрэнтона Ансельмо Стасио контролировал игру на тотализаторе, грузовые перевозки, несколько профсоюзов и ссужал деньги под большие проценты. Дополнительным залогом служила жизнь должников.

Те немногие, кому он был известен в обеих своих ипостасях, утверждали, что Стасио приносил больше пользы обществу, чем Стейс. Стасио не допускал распространения белого порошка в Скрэнтоне и его окрестностях. «Героин, – говорил он, – порождает беспорядки, и тогда у людей появляется желание перемен». А так как дела и без того шли хорошо, то и Ансельмо Стасио, и Энтони Стейс не нуждались в изменении «статус кво». Особенно с тех пор, как между ними установилось прекрасное деловое сотрудничество.

В качестве директора сельскохозяйственного банка Стейс имел доступ к большим капиталам. В роли дона Ансельмо Стасио он ссужал деньги под большие проценты. Используя деньги Стейса для ссуды, Стасио мог получать гораздо большие прибыли, чем от вложений в производство. Сельскохозяйственный банк, как воронка, засасывал доходы от ростовщичества и иногда имел больше денег в обороте, чем хранилось в Федеральном резервном фонде.

Продуктивное деловое сотрудничество двух имен одного человека продолжалось до тех пор, пока какой-то чиновник налоговой службы не обратил на это внимание и не начал собирать факты. Хуже всего, что этот чиновник, Давид Уилберфорс, оказался человеком, явно лишенным благоразумия.

Когда Уилберфорс обнаружил, что его личный банковский счет за неделю вырос непонятным образом на 123 547 долларов, то обратил на это внимание руководства банка в письме и личном разговоре. Вице-президент был шокирован такой ошибкой. Президент также был возмущен. А член совета директоров Энтони Стейс лично посетил Уилберфорса дома, чтобы выразить свою озабоченность.

Он отметил изящество дома и обстановки. Миссис Уилберфорс высказала сожаление, что теперь осталось так мало джентльменом, подобных мистеру Стейсу. Мистер Стейс спросил Натана Дэвида Уилберфорса, когда тот заметил ошибку.

– Когда я перевел в банк 23 доллара и получил ответ, что на моем счету больше 125 тысяч долларов, я сказал вашему кассиру, миссис Хансен, что, видимо, произошла ошибка. Она была достаточно вежлива со мной, но голос ее звучал неприветливо.

– Мы во всем разберемся, – сказал Стейс, осторожно положив серую шляпу на колени. Это был благородной наружности седоватый человек с открытым лицом. Карие глаза излучали тепло и доверие. Темно-серый костюм был скроен аккуратно, но не соответствовал последней моде.

Он обещал довести до сведения миссис Хансен его недовольство тем, что она допустила недостаточно корректное отношение к уважаемому клиенту. Потом мистеру Стейсу пришла в голову блестящая идея. Он догадывался, откуда могли поступить деньги. Возможно, это вовсе не ошибка.

– Иногда, мистер Уилберфорс, люди испытывают такую благодарность за оказанные им услуги, что тайно переводят деньги на чей-то счет. Вы не оказывали недавно кому-нибудь такую услугу?

Уилберфорс задумался.

– Я повысил в должности секретаршу на две ступени вместо одной. Она отличный работник. Это в рамках новой программы повышения ставок. Но я не думаю, чтобы в благодарность она решила перевести на мой счет больше ста тысяч долларов. Ее зарплата возросла на 900 долларов в год, а при подобном росте ей и за сто лет не скопить столько денег.

– Вы, вероятно, работаете в правительственном учреждении, мистер Уилберфорс? – сказал Энтони Стейс, прекрасно знавший место работы Уилберфорса.

– В налоговой службе, заместителем директора.

– Возможно, вы кому-то оказали услугу по работе, и он хочет вознаградить вас.

– Исключено, – сказал Уилберфорс.

– Может быть, это плата за будущие услуги?

– Тоже исключается. Это был бы подкуп.

– Конечно, – сказал Стейс, – я знаю, это противозаконно.

– Я, видимо, не должен говорить вам об этом, но в отношении некоторых работников вашего банка ведется расследование, – сказал Уилберфорс. – Может быть, деньги поступили от кого-то из них.

– Расследование? Какое расследование? – поднимая бровь и изображая удивление, спросил Стейс.

– Ну, этого я не могу вам сказать. Я только подумал, что надо дать вам понять, как могла возникнуть эта сумма.

– Я рад, что вы мне об этом сказали. Репутация для нас дороже всего.

– Не волнуйтесь. Нет ничего такого, что подрывало бы репутацию банка в целом. Лишь несколько паршивых овец в стаде. Но больше я вам ничего сказать не могу.

– Конечно, у меня и в мыслях этого не было, – сказал Стейс, похвалив в присутствии миссис Уилберфорс ее сына за прямоту. Именно это качество очень ценится среди руководства Первого национального сельскохозяйственного банка, особенно среди вице-президентов. Скоро там откроется вакансия, но, конечно, мистер Уилберфорс вряд ли сможет принять это предложение. Уилберфорс ответил, что, собственно, не может.

Через четыре часа Бонифацио Палумбо и Сальваторе Мессина колдовали над тормозами старого «фольксвагена», чтобы те перестали тормозить. Их занятие прервали трое вооруженных людей. Палумбо и Мессина смылись, передав шефу, что не смогли выполнить задание. Шеф, в свою очередь, сообщил о неудаче кому-то еще, тот еще кому-то, и, наконец, об этом узнал Стейс.

После недельного раздумья защитникам империи Стейса был отдан новый приказ. На разработку операции ушло семь дней, на подготовку еще три и три с лишним секунды на провал, то есть на падение в шахту лифта. Мо Клейна, Джонни Пигеллино (по прозвищу «Свинья») и Вилли Уильямса (по прозвищу «Сладкий Вилли»). Стейс, конечно, на их похоронах не присутствовал. Он даже не знал их имен.

Вот почему однажды холодным днем Энтони Стейс, приняв личину Ансельмо Стасио, изложил свою проблему близкому другу в Нью-Йорке.

– Я не люблю пожары, – сказал Стасио. – Я никогда не любил пожары. Они неуправляемы, они уничтожают собственность.

Они находились в столовой дома его старого друга, личности уважаемой и со связями. Это был пожилой человек в тонком сером свитере и белой рубашке, застегнутой до самого подбородка. Жена принесла ему чашку чая, а Стасио – анисовой водки, которую тот смаковал в ожидании дружеского совета.

Дом был похож на любой другой в восточной части Бруклина Разница состояла лишь в том, что фамилия владельца была не Фельдман или Московиц, а Скубичи. Пьетро Скубичи, хороший сосед и разумный человек.

– Тебе не нравятся пожары, и мне не нравятся пожары, – отвечал Скубичи. – Ты не любишь кровь, и я не люблю кровь. Меня раздражают вульгарные словечки, думаю, что и тебя тоже. Но жизнь трудна, и человек не всегда может выбирать, как лучше в ней устроиться. Будь у меня выбор, я не был бы Пьетро Скубичи. Я был бы Нельсоном Рокфеллером, а будучи Нельсоном Рокфеллером, не лез бы в политику, а сидел бы на солнечном острове и смотрел, как порхают птички.

– А я бы провел реорганизацию в «Чейз Манхэттен бэнк», – сказал Стасио, улыбаясь.

– Но мы с тобой не Рокфеллеры. Поэтому приходи тоя делать то, что нам не нравится. Даже Рокфеллерам иногда приходится так поступать.

– Я слышал, что существует иной путь, – сказал Стасио

– Всегда есть иные пути, – сказал Скубичи.

– Как ты знаешь, дон Пьетро, не в укор тебе будет сказано, у меня тихая заводь, и нет необходимости лить кровь.

– У тебя хорошо идет дело, Ансельмо.

– Благодарю, – сказал Стасио. – Только я не совсем понимаю, в чем суть этих новых методов.

– С тех пор, как появилось ружье, никаких новых методов не изобрели. Подумать только! За сто лет ничего нового.

– Я слышал о новом методе, дон Пьетро. Когда все происходит как будто естественным путем, как несчастный случай.

Дон Пьетро наклонился вперед и прошептал:

– Ты говоришь о врачах?

– Так оно и есть.

Дон Пьетро кивнул.

– Слишком дорого. Слишком. Пожар, лучше устрой пожар. Даже если выгорит целый квартал, все равно это будет дешевле. Ты же бизнесмен. Во что это обойдется? А врачи возьмут тебя за яйца, и крепко.

– При всем уважении к тебе, дон Пьетро, я хотел бы узнать, что можно сделать через врачей. Возможно, это будет самый приемлемый путь решения моей проблемы.

Стасио выслушал, к кому обратиться, как говорить с этим человеком, и еще несколько полезных советов, прежде чем покинул дом Скубичи. Из аэропорта Кеннеди он позвонил в клинику Роблера в пригороде Балтимора.

– Говорит Энтони Стейс. Я президент «Стейс риалти» и директор Первого национального сельскохозяйственного банка и трастовой компании в Скрэнтоне. Я хотел бы поговорить с помощником администратора мисс Кэтлин Хал.

– Она сейчас занята. Может ли она вам перезвонить, сэр?

– Я вылетаю в Балтимор, – сказал Стейс. – Надеюсь, она сможет принять меня. Мне хотелось бы обсудить вопрос о значительном пожертвовании. Весьма значительном.

– Я передам эту информацию мисс Хал, сэр. Она ожидает вас?

– Нет.

– Тогда вам надо записаться на прием.

– Но речь идет о значительном пожертвовании!

– Мы ценим это, сэр, но мисс Хал очень занята.

– Когда я смогу попасть на прием?

– Сейчас середина декабря… Может быть, в конце января.

– Вы хотите сказать, что надо ждать своей очереди, чтобы сделать пожертвование? Я возглавляю объединенный комитет по благотворительности и никогда ни о чем подобном не слышал.

– Извините, сэр, я только секретарь мисс Хал.

– Если я сегодня прилечу, уделит ли она мне хотя бы несколько минут? – сердито спросил Стейс.

– Возможно, но я ничего не могу обещать, сэр. Как пишется ваша фамилия?

– С-Т-Е-Й-С, – назвал он по буквам.

– Минуту, сэр, не вешайте трубку.

Стейс ждал, опуская монеты. Набежало четыре доллара семьдесят пять центов, и он уже хотел было перевести эти деньги на телефонный счет своего офиса в Скрэнтоне, когда секретарша, наконец, снова подняла трубку.

– Мисс Хал просила передать, что с удовольствием встретится с вами в полдень, мистер Стасио, – сказала секретарша.

Стейс слышал, как положили трубку, и продолжал стоять, недоумевая, откуда девушка узнала его второе имя.

В аэропорту Балтимора он взял такси и направился в клинику Роблера. Мисс Хал явно хотела поставить его в неловкое положение, быстро дав понять, что ей и ее окружению известно его второе имя. Ясно, что это именно те люди, которых имел в виду дон Пьетро. Но тут они, видимо, сплоховали, слишком раскрылись в телефонном разговоре. Он быстро сообразил, что к чему. А потом мисс Хал всего лишь женщина, и хотя они бывают красивы и порой весьма умны, но не зря силу и смелость отождествляют с мужским началом.

Однако Стейс оказался не готов к тому, что ждало его в клинике Роблера. Он не был готов к встрече с мисс Кэтлин Хал. У него отвисла челюсть от удивления, когда он увидел ее – она сидела за длинным покрытым стеклом столом, за ее спиной висели графики доходов. Но она не принадлежала этому миру, миру бизнеса: ее место в Голливуде. Она была очень красива.

Густые каштановые волосы окаймляли ее лицо с тонкими мягкими чертами восхитительным ореолом. Губы были пухлыми и влажными, улыбка само очарование. Глаза карие и нежные. Тело соблазнительно округлое, почти полное. Под тонкой белой блузкой с двумя расстегнутыми верхними пуговицами угадывалась высокая грудь.

Стейс наконец вспомнил, что он пришел по делу.

– Я хочу обсудить вопрос о пожертвовании, – сказал он, сев у стола.

– Вы позволите, я повешу вашу шляпу?

Она перегнулась через стол, и Стейс почувствовал манящий запах ее духов, недорогих, но ароматных, словно ямайский ром в сочетании со свежестью моря.

Руки у него покрылись потом. Он не встал, чтобы дать ей шляпу, так как сейчас это было бы для него крайне неудобно. В другое время он был бы горд своей потенцией и быстрой возбудимостью, но в данный момент хотел поговорить о деле.

– Нет, нет. Я подержу ее. Спасибо. Я хотел бы поговорить о деньгах.

– Мистер Стейс, в нашем деле – и организации благотворительных фондов – мы не говорим о деньгах. Мы называем это поддержкой руководства, помощью больнице. У нас есть советы председателей и вице-председателей, у нас есть свои задачи и специальные фонды, но мы никогда не употребляем слово «деньги».

– Сколько? – спросил Стейс.

– За что, мистер Стасио?

– За Натана Дэвида Уилберфорса, заместителя директора налоговой службы в Скрэнтоне. Сколько?

– Вы хотите оказать поддержку руководству от его имени?

– Это у вас так называется?

– Поддержкой мы называем деньги. То, чего хотите вы, мы называем убийством.

– Как угодно, леди. Так сколько?

– Послушайте, вы ни о чем не предупреждаете, не ссылаетесь ни на чьи рекомендации, так что мы должны проверять вас сами, а теперь просите кое-кого убить. Разве так делаются дела, мистер Стасио?

Она расстегнула еще одну пуговицу, просунула ладонь под блузку и облизнула верхнюю губу.

Стейс за свои пятьдесят пять лет никогда не оказывался в таком дурацком положении, по крайней мере, с тех пор, как был подростком. В горле у него пересохло. Он откашлялся, по сухость осталась.

– Не валяйте дурака. Сколько?

– Миллион долларов.

– Что за чушь? Я не стану платить миллион долларов даже за смерть папы римского.

– Здесь все добровольно, мистер Стасио. Мы не просили у вас миллион. Это вы пришли к нам. Можете уходить и никогда не возвращаться.

Стейс увидел, как ее рука потянулась к лямке бюстгальтера и сдвинула ее с плеча вниз. Грудь выступала сквозь тонкую блузку, словно башня сладострастия.

– Я не смущаю вас, мистер Стасио?

– Черт возьми, вы прекрасно знаете, что да.

– Тогда вперед, не теряйтесь.

– Сколько?

– Даром, мистер Стасио. Просто я ищу мужчину, который мог бы меня удовлетворить. Пока не нашла. Вперед. Вы не продержитесь больше двадцати секунд.

– Сука, – прорычал Стасио. Не снимая пальто и даже брюк, он расстегнул на них молнию и обошел вокруг стола.

Кэти Хал со смехом подняла ноги. Он увидел, что на ней не было трусиков, а потом началось – ее ноги оказались у него за спиной, его колени уперты в кресло. Она была влажной, податливой и очень теплой. Она отсчитывала секунды и смеялась, глядя на часы.

Стейс собрал волю в кулак. Он старался думать о биллиардных шарах и бейсбольных битах, но это не помогало. Потом – о лампах на потолке, о похоронах, о самых страшных эпизодах своей жизни. Ему было пятьдесят пять лет – уже не мальчик. Его больше не должны волновать подобные вещи. Он уважаемый бизнесмен.

Но тут он почувствовал, как она напряглась и тут же расслабилась, и кончил.

– Восемнадцать секунд, – сказала Кати Хал. Она обхватила ногами его шею. – Теперь поговорим. Мы можем предложить вам программу, в рамках которой вы пожертвуете столько, сколько захотите. Но запланированное убийство стоит миллион долларов. Вы согласны?

– Это уйма денег, – сказал Стейс, у которого заболела спина, кровь прилила к голове и участился пульс. Он подумал, что у Кэти Хал красивый нос, теперь он получил возможность разглядеть его вблизи.

– Ну и что? Мы знаем, что ваше дело процветает, и предлагаем вам разумную сделку.

Она слегка взъерошила рукой его волосы.

– Это уйма денег, – повторил он.

– Да.

– Пожалуй, я сперва все же попробую что-нибудь другое.

– Кое-что другое вы уже попробовали. Если бы оно сработало, вас бы тут не было.

Она невозмутимо взглянула на него.

– Допустим, я соглашусь. Почему вы уверены, что я заплачу вам эти деньги?

– Мы об этом позаботимся.

– А если я займусь вами? Вы делаете вашу работу, я должен вам миллион. Я договариваюсь кое с кем за пять или шесть тысяч долларов – такова разумная цена. Допустим даже, что вы будете чрезвычайно осторожны, – тогда двадцать пять тысяч, самое большее. Двадцать пять тысяч – и вас убирают, а я никому ничего не должен.

– Похоже, что вы уже поступали так раньше, – произнесла Кэти Хал, теребя за спиной Стейса левой рукой кольцо на пальце правой.

– Возможно, – сказал он и покачал головой. Миллион слишком много. Попробую сначала что-нибудь другое.

Она пожала плечами.

– У меня болит спина, отпусти, – сказал Стейс.

Кэти Хал улыбнулась, запустила руки к нему в брюки, взяла за ягодицы и притянула еще ближе к себе. Левое бедро что-то кольнуло. Она вновь сжала ею ногами, а потом отпустила. Стейс выпрямился и потер спину, привел в порядок гардероб и с облегчением заметил, что не испачкался. К нему не только вернулось самообладание, оно даже возросло. Она дала ему свое тело, а он взял его, но остался при своем мнении и отказался платить миллион. К черту! Дон Пьетро, наверное, прав. Лучше устроить пожар.

Одернув юбку, Кэтлин Хал опять с деловым видом уселась за стол. Она улыбнулась, и ему стало жаль ее.

– Послушай, – сказал он, – я сожалею, что мы не договорились. Но мне все же хотелось бы что-нибудь сделать для больницы. Сколько?

Она взглянула на часы.

– Восемнадцать тысяч долларов. За восемнадцать секунд.

– Согласен. Перевести на счет больницы?

– Нет, мне лично.

– Я бы заплатил столько хорошей любовнице, – сказал высокомерно Стейс.

– И я, – сказала Кэтлин Хал. – Если бы нашла.

Он выписал чек. Она проверила сумму, положила чек в ящик стола и спросила:

– У тебя когда-нибудь болит голова?

– Никогда.

«На этот раз отболит за все время», – подумала Кэтлин Хал.

Позже вечером в Скрэнтоне Ансельмо Стасио дал указания Марвину (по кличке «Поджигатель»), но детали обсуждать не стал. У него страшно болела голова. Когда он ложился спать, слуга предложил ему принять успокоительное.

– Нет, спасибо, – сказал Стейс.

– Может быть, вызвать врача, сэр?

– Нет, нет, только не врача, – сказал Стейс, вспоминая больницу. – Врач совершенно ни к чему.