Текст книги "Искатель. 1985. Выпуск №4"

Автор книги: Уолтер Майкл Миллер-младший

Соавторы: Андрей Серба,Виталий Мельников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

III

После ванны Роберт немного успокоился: посидел на веранде, покурил, набрал номер телефона Гарри, но тот по-прежнему не отозвался.

«Если Бена выдал предатель, то, вполне возможно, они знают и о Гарри…» – сверлила мозг неотвязная мысль.

Вернувшись в гостиную, Роберт застал там миссис Фредерикс. С вязаньем на коленях старушка сидела в кресле у высокого камина. Даже летом она сидела именно здесь. А в тоскливые ненастные дни включала имитацию горящих углей, придававших комнате особый уют. Настоящий старинный камин бездействовал уже долгое время – теперь он считался модной роскошью. Цены на дрова взлетели настолько, что позволить себе наслаждаться «живым огнем» могли разве что лорды, коммерсанты с размахом, да еще дельцы из Сити. Но и то не все, а лишь преуспевающие.

По телевидению транслировали выпуск новостей.

Было начало девятого. На экране красовался американский генерал. Шла пресс-конференция.

Миссис Фредерикс ввела Роберта в курс происходящего:

– В ФРГ сгорел «Першинг-2», – с озабоченностью в голосе пояснила она.

И тут же раздался бодрый голос генерала.

– Ничего страшного не случилось, – успокоил он корреспондентов – Шли обычные тактические занятия, ракета не была оснащена боеголовками.

Генерала сменил репортер, побывавший в городе Хайльбронне, в окрестностях которого произошла катастрофа.

– Загорелся двигатель одной из ступеней ракеты, – тоном школьного зубрилы затараторил пухлый человечек с шевелюрой, едва умещающейся на экране. – Перед вами военная база американцев, что могла бы сгореть вместе с городом Хайльбронном, если не со всей Европой. Произойди ядерный взрыв, на других базах его могли бы принять за внезапный удар русских… Очевидцы утверждают: обломки ракеты летели вверх на сотни метров. Четыре американских солдата погибли, семь получили серьезные ранения.

Пухлого человечка сменил верзила в кожаной куртке – корреспондент телекомпании Си-би-эс.

– Всего лишь в нескольких сотнях метров от очага пожара расположен бункер для хранения ядерных боеголовок. Руководитель информационного центра в Вашингтоне адмирал Джон Ларок заявил: «Какими последствиями для народов Европы и всего человечества чревата такая «случайность», страшно даже подумать». К сожалению, это не первый случай такого рода. Газеты западногерманского города Хайльбронна пишут: «Всего лишь два месяца назад в районе Мутлангена перевернулся американский тягач с ракетой, повредив ее корпус. А через неделю загорелся тяжелый военный грузовик в колонне, транспортирующей ядерные ракеты».

Роберт устало закрыл глаза.

«Все то же самое», – подумал он, а из телевизора звучало:

– Продолжается забастовка горняков…

– В Дерри взорвалась еще одна бомба…

– Пат! – внезапно воскликнула миссис Фредерикс. Роберт встрепенулся.

На экране – главные ворота базы Гринэм-Коммон. Корреспондент телекомпании «Вис-ньюс» беседует с Пат. Рядом другие женщины из лагеря.

– В Советском Союзе вы скучали по своему лагерю? – Журналист широким жестом окинул уходящий за холм высокий забор из колючей проволоки в два ряда.

– Да, конечно, – смеется Пат. – Ведь он стал мне таким родным…

– Каково ваше мнение о русских?

– А как вы думаете, каким может быть мое мнение о людях, которые любят и ненавидят то же, что и я? Любят жизнь и ненавидят тех, кто хочет лишить их жизни.

– А не пытались красные обратить вас в свою веру?

– В свою веру? Такой вопрос может задать лишь тот, кто сам ни во что не верит. Но, думаю, если вам придется выбирать между жизнью и смертью, вы тоже придете к выводу, что американский афоризм «лучше быть мертвым, чем красным» нужно перевернуть наоборот.

– Чем вы в России занимались?

– Работала в молодежном интернациональном трудовом лагере. Вместе со мною были американцы, французы, немцы, итальянцы, киприоты… Когда работаешь плечом к плечу, друг друга понять проще. А еще – проводили дискуссии, на которых обсуждали формы борьбы за мир

– И к какому пришли решению?

– Лучше быть активным сегодня, чем радиоактивным завтра, – глядя прямо в глаза Роберту, ответила Пат. И, отбросив назад прядь волос, плотно сжала губы.

Роберт напрягся, ожидая, что последует дальше. Но на экране замелькали кадры мультипликации: диснеевский Микки-Маус рекламировал непревзойденные достоинства шотландского виски. Миссис Фредерикс выключила телевизор.

– Правительство принимает «решительные меры», – резюмировала она. – Сегодня общепарламентский комитет но обороне выдвинул предложение выделить миллион фунтов стерлингов, чтобы построить дополнительные ограждения вокруг базы Гринэм-Коммон.

«Да плюс миллион, уже потраченный на содержание полицейских, которых возят из Лондона, – мысленно прибавил Роберт. – Вот и все, чего добились от правительства Пат и ее подруги. Нет, кто по-настоящему прав, так это Гарри. Вот он-то человек истинного дела».

Миссис Фредерикс ушла на кухню: скоро должен вернуться с работы сэр Логэн, приедет Пат. Роберт удобно устроился в глубоком кресле, тихонько поскрипывающем потертой, но добротной кожей, и задумался о том, как все это началось – Пат, их любовь и непонимание, споры, которые привели к размолвке. Вспомнился почему-то отец, с которым он всегда отчаянно спорил по поводу проводимой властями политики.

Мистера Ролта считали закоснелым консерватором. Однако имели в виду не политический консерватизм, а традиционный английский скептицизм к любого рода переменам. Роберт же, как и многие его товарищи по колледжу, посещал кружки и диспуты, где они до хрипоты спорили о путях переустройства мира. Считалось модным отстаивать «левые» взгляды, ниспровергать всех и вся, не признавать никаких авторитетов. Однако, готовясь к дебатам, Роберт, как и его товарищи, считал своим долгом вооружиться мыслями из работ модных философов и социологов. Толком разобраться, что к чему, было некогда, импровизировать приходилось на ходу, так что диспуты большей частью превращались в словесную перепалку.

Отец постоянно отшучивался, и все попытки Роберта втянуть в споры и его оканчивались обычно ничем. Но иногда он все же излагал свою точку зрения всерьез.

– Золотая у тебя голова, Роберт. Жаль, не те в ней мысли. Да-да, не обижайся, потому что только безмозглые горлопаны вроде твоих друзей могут всерьез полагать, будто их болтовня в состоянии что-либо изменить. Политику всегда делали и будут делать те, для кого пропуском в парламент является банковский счет. Скажу больше – ваша болтовня им на руку: чем больше человек говорит, тем меньше возможностей у него остается сделать реальное дело.

– Но мы и не собираемся сидеть сложа руки, – не сдавался Роберт. – Нужна революция, которая бы…

– Революция в Англии произошла раньше, чем во Франции, а что изменилось? – парировал отец. – Бисмарк однажды заметил, что революции придумывают гении, осуществляют фанатики, а плодами пользуются проходимцы. Согласись, что Оливера Кромвеля, отрубившего голову королю Карлу, никак не назовешь Робеспьером… Запомни: если хочешь чего-то добиться в жизни – меньше болтай и больше делай.

Хотя внутренне Роберт не соглашался с отцом, считавшим, что его идеи – это не более чем пустое сотрясение воздуха, однако расхождение во взглядах никак не сказывалось на их отношениях. Уик-энды, дни отпуска и каникул они всегда проводили вместе: ловили рыбу, уходя в море на яхте, лазали по скалам, путешествовали, даже в клубных соревнованиях по стрельбе выступали за одну команду.

Но однажды появилась маленькая трещинка в их отношениях и с катастрофической быстротой превратилась если не в пропасть, то в глубочайший ров, перебраться через который вряд ли было уже возможно.

Нежданно-негаданно получив р наследство после смерти брата, считавшегося мотом и транжирой, довольно крупную сумму и добавив к ним собственные сбережения, отец ударился в коммерцию. И переменился буквально на глазах. Стал сварливым, раздражительным, в любой момент готовым взорваться из-за пустяка. Теперь у него, целиком ушедшего в бизнес, не находилось ни одной свободной минуты. Внешние атрибуты респектабельности, кругленький счет в банке потребовали отказа от радостей жизни. Через год-полтора отец и Роберт стали совершенно чужими. Впрочем, внешне все обстояло по-прежнему благополучно.

– Вот и я! – звонко послышался из передней голос Пат.

– А у нас Роберт, – оповестила ее миссис Фредерикс.

– Малый, не выходи! – тут же приказала Роберту Пат. – Я должна переодеться. Не хочу, чтобы ты меня узрел в таком наряде.

Скрипнули ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж.

– Да мы уже тебя видели! – открыв дверь в переднюю, крикнул Роберт.

– Где? – донеслось сверху.

– По телевизору!

– Уже показали! Ну и как?

– Прекрасно! Скоро ты станешь знаменитостью, – подняв голову кверху, отозвался Роберт и подошел к телефону. С приездом Пат безмятежное настроение, охватившее его, улетучилось, и мысли снова вернулись к событиям в Риме. Нужно еще раз попытаться дозвониться до Гарри. Если тот на свободе, следует обязательно предупредить его, что Бен арестован. Но и на этот раз в трубке тянулись длинные гудки.

«Как же дать ему знать? – лихорадочно соображал Роберт. – Как же предупредить Гарри?..» Он начал вспоминать номера телефонов друзей Гарри, но в эту минуту в гостиную вошла Пат. На ней было кораллово-красное платье. Туго затянутый пояс подчеркивал тонкость талии.

– Теперь ты можешь меня поцеловать! – игриво подставила она щеку.

На протяжении двух с половиной столетий Харсты поставляли Великобритании морских офицеров. Правда, больших высот они не достигали, только одному довелось выслужиться до адмирала. Фрэд изменил семейной традиции, отдавая дань моде тех времен, пошел в Королевские военно-воздушные силы. Но карьера пилота ему не удалась: после войны попал в аварию и по состоянию здоровья демобилизовался из авиации.

Сегодня Фрэд Харст принимал дома своего компаньона – главу фирмы «Прат-Утмей», специализирующуюся на выпуске электронной аппаратуры. После обеда хозяин провел гостя в кабинет.

Двери, оконные рамы и подоконники красного дерева, массивный стол и книжные шкафы мореного дуба, глубокие старые кресла, широкий диван с атласными подушками. Во всем размах.

Фрэд Харст опустился в кресло, а компаньон Джон Коннелл, высокий, худощавый, порывистый, похожий на списанного по возрасту баскетболиста, шумно заметался по кабинету.

– Уладь ты, пожалуйста, поскорее это дело с землей, – обрушился он на хозяина дома. – Мне всего-то нужен какой-то акр, понимаешь? Акр!

– Я не бог, Коннелл! – устало развел руками Харст.

Этим он еще больше подлил масла в огонь.

– Да прекрати ты, в конце концов, эту дурацкую игру в осторожность со мной, – взорвался Коннелл. – Играй в нее с кем угодно, а меня избавь. Мы с тобой можем говорить откровенно. Думаешь, я не понял твоих уверток, когда нам были нужны перспективные планы министерства обороны и разработки других фирм, чтобы наверняка предложить лучший проект? Думаешь, поверил, что ты случайно познакомил меня с этим подлецом из министерства, который в обмен на информацию стал набиваться в зятья? Я понимаю, ты не хочешь рисковать, но никакого риска и нет. С твоим положением и связями это плевое дело. Убери этого чертова сукиного сына – слугу господнего, или я придушу его собственными руками! И через год-полтора мы станем вдвое богаче. Понимаешь – вдвое!

Харст знал: спорить с Коннеллом в таком состоянии бесполезно. Надо дать ему иссякнуть, и тогда он осядет, размякнет, как автомобильное колесо, налетевшее на гвоздь. Попыхивая сигарой, Харст молчал в раздумье.

Коннелл чуть не грохнулся на пол, свалив кресло.

– Ты мне еще не заплатил за китайскую вазу, – бесстрастно напомнил Харст, не поворачивая головы

С некоторых пор он стал недолюбливать компаньона за его чрезмерные притязания и прямо сказал однажды, что с таким аппетитом можно легко подавиться, урвав кусок не по зубам. Однако в глубине души Харст считал, что именно таким азартным, не трясущимся перед риском должен быть человек, возглавляющий налаженный бизнес. Иначе его обойдут конкуренты Обойдут и затопчут

О том, что он и Коннелл ведут дела фирмы «Прат-Утмей» на паях, знали очень и очень немногие. В делах своих Харст всю жизнь следовал советам отца. Адмирал довольно рано ушел в отставку и на досуге занялся коммерцией, проявив на данном поприще незаурядные способности. «Если у тебя в кармане фунт – держись на пять, – вбивал он в голову Фрэда. – А о том, как и где ты заработал их, знать кому-либо необязательно. Даже твоей жене. Потому что она сегодня твоя, а завтра может стать женой твоего врага или еще хуже – конкурента. Нашел – молчи и потерял – молчи»

Между тем Коннелл совершенно выдохся и, словно надломившись, плюхнулся в кресло.

– Я могу на тебя рассчитывать, Фрэд? – спросил он, вытягивая ноги и переводя дыхание.

– А чем я тебе могу помочь? – снова развел руками Харст, повесив возле себя ленточку сигарного дыма.

– Мне нужен склад для сырья, Фрэд!

Харст хотел было послать компаньона ко всем чертям, но тут зазвонил телефон. По этому номеру могли звонить либо родные, либо же близкие друзья. Для служебных нужд существовал другой телефон.

– Привет, Фрэд! Узнаешь? – весело зарокотало в трубке. – Это я, Джонни.

Джонни… Американец, с которым они вместе воевали сорок лет назад.

– Тебя, да не узнать! Твой голос нельзя спутать ни с одним другим в мире, – то ли радостно, то ли ворчливо пробормотал Харст. Он этого и сам не знал. Ясно было лишь одно – этот чертов Джонни свалился как снег на голову. Неожиданно и не ко времени.

– Ты не стал еще генералом, старина? – осведомился Джонни таким тоном, словно только для того и позвонил, чтобы поинтересоваться, как он, Харст, продвигается по служебной лестнице.

– Нет, и теперь, пожалуй, уже не стану, – без особого сожаления ответил Харст. – Осенью думаю подать в отставку.

Это была сущая правда. Но мечта об отставке могла стать явью в случае удачного завершения операции.

– Каким тебя ветром занесло на землю предков? – спросил Харст.

В трубке раздался нарочитый вздох.

– На этот раз – ядерным, – услышал Харст и, бросив беглый взгляд на нервничавшего в кресле Коннелла, сказал:

– Понятно. Сколько же мы с тобой не виделись?

– Десять лет, старина Деловые люди за такое время успевают дважды разориться и пять раз разбогатеть. Завтра ты свободен?

Харст затянулся сигарой и лишь после этого ответил:

– Пожалуй, да.

– Я знаю одно местечко, где мы можем прекрасно пообедать.

Харст, сдвинув брови, что-то прикинул про себя, снова покосился на компаньона. Потом сказал:

– Нет, Джонни. Давай-ка лучше подъезжай ко мне…

Фрэд любил принимать у себя гостей. Но только тех, которых приглашал сам.

Под вечер на небе появились тучи. Значит, прощай хорошая погода!.. Снова дождь, навевающий сон, снова удушливый туман…

Пат плотно закрыла окно и все равно поеживалась от вечерней сырости.

Ни Роберт, ни Пат не подавали виду, что перед отъездом в Рим между ними произошла размолвка. И тем не менее она звучала в подтексте каждой фразы, ощущалась в каждом жесте. «Как ни склеивай разбитую вазу, а трещины все равно останутся», – подумалось Роберту. Он осторожно вытащил руку из-под головы любимой. Пат повернулась к нему и нежно погладила по щеке. Ее плечи покрывал ровный желтовато-коричневый загар.

– Как мне хотелось, чтобы ты был рядом со мной там, на Черном море! – задумчиво произнесла она и, потянувшись, спросила: – Я тебе, наверное, уже надоела со своими рассказами?

– Нет-нет, наоборот, – поспешил успокоить ее Роберт и облокотился на подушку: – Слушай… а тебе не показалось странным, что Форин-офис не чинил никаких препятствий с оформлением визы?

– Но я же вполне лояльная англичанка, – повела Пат обнаженным плечиком.

– Лояльные спят дома, а ты обосновалась «на своей базе».

– Завидуешь или, быть может, ревнуешь?

– Ни то и ни другое, – поморщился Роберт, подавив невесть от чего возникшее раздражение. – Просто не понимаю, чего вы добьетесь?

– А ты можешь предложить конкретные цели действия?

– Да. К примеру, захватить базу и предъявить американцам ультиматум: забирайте ваши игрушки немедленно! Или шарахнем одной из них по Пентагону!

– Долго ты над этим думал? – рассмеялась Пат и зажала ему рот ладошкой. – Фу, как пошло в постели говорить о политике…

Она обхватила Роберта руками за шею и привлекла к себе. Ее смуглое тело напряглось.

– А помнишь, как мы первый раз с тобой поцеловались? – прошептала Пат, коснувшись ресницами его губ.

Помнит ли он?.. Один из тех вопросов, которые никогда не требуют ответных слов. Роберт закрыл ее рот поцелуем. Помнит ли он?..

Колледж, в котором он учился, был исключительно мужским. Однако в здании через дорогу помещалась школа для девочек. В ней-то училась Пат. В тоненькую смуглую Пат он влюбился сразу, лишь только ее увидел. Это была любовь на расстоянии. Та, которую называют платонической. Роберт посматривал на Пат украдкой, потому что ему казалось немыслимым надеяться на взаимность. С его-то носом понравиться такой красавице?.. Сколько раз Роберт вроде бы случайно проходил мимо ее дома, чтобы увидеть Пат хотя бы в окне, чтобы дотронуться до ручки двери, которую открывала избранница его сердца.

Потом он стал посылать ей письма – восторженный сентиментально-романтический лепет, перемежающийся строфами из Китса и Шелли. Подписывать их своим именем Роберту не хватало смелости. «Любящий вас всем сердцем Р.» – вот как подписывался Роберт.

Так прошуршала опавшими листьями осень, проскрипела мокрыми снегами зима. Наступили пасхальные каникулы. И вот как-то в пахнущий молодой травой апрельский вечер Роберт и Пат совершенно неожиданно друг для друга встретились в парке. Роберт, поманивая ракеткой, вприпрыжку сбежал по лестнице, ведущей к теннисным кортам, и чуть ли не лицом к лицу столкнулся с Пат.

Ракетка выпала у Роберта из рук. Он заморгал, не веря своим глазам, чувствуя только, как кровь отливает от щек и стучит молоточками в виски.

А Пат?.. А Пат обхватила ладонями его лицо.

– Добрый день, любящий меня всем сердцем Р., – проговорила она, глядя Роберту в глаза, и крепко поцеловала его прямо в губы. Она уже тогда была решительной девчонкой, его синеглазая Пат…

– Какой же ты был смешной! – возвратил Роберта мечтательный голос Пат. – Стоишь передо мной бледный, губы трясутся…

Часы, лежавшие на столике в изголовье тахты, казалось, не тикали, а громыхали громче Биг-Бена. Роберт протянул руку и спрятал их под подушку.

Роберт, обняв Пат за шею, шепнул:

– Ты думаешь, легко мне смотреть в глаза твоему отцу, миссис Фредерикс?

Пат молчала.

– Нет, все-таки нам надо объясниться, – настаивал Роберт. – Понимаешь, надо! – Раздражение, подспудно владевшее им, неуемно рвалось наружу.

Пат рывком сбросила одеяло на пол и села на край тахты.

– Пойми… – Слова давались ей с трудом. – Я., не представляю замужества без детей. А дети… Да простит мне бог; дети – это страшно… Не могу избавиться от мысли, что мой ребенок погибнет на моих глазах… И сколько людей рассуждают подобно мне! Мы утратили врожденный человеческий оптимизм – жить и давать жизнь другим, продолжающим нас. Вероятно, это болезнь. Ты думаешь, я ненормальная? Но я следую логике. Логике, коей на самом-то деле подчинено все…

– Слова, – безжалостно оборвал ее Роберт. – Опять слова… А толк, толк какой? – добавил_он мягче и сел на тахте рядом с Пат.

Пат молчала, неподвижная, словно экспонат из музея восковых фигур мадам Тюссо.

Роберт встал. Подойдя к журнальному столику, зажег лампу, развернул, порвав, газету.

– Даже священники, – крикнул он, – которым сам бог велел нести людям его слово, перешли от проповедей к делу. Слушай:

«Четыре священника из Канзаса молотами разбили приборы ракетной установки. В Миннеаполисе двое разбили компьютер, предназначенный для подводной лодки «Трайдент». Во время судебного процесса судья Майлс Лорд вынужден был признать: «Когда я задумываюсь о мере наказания для этих обвиняемых, пытавшихся сломать орудие массового уничтожения, то невольно спрашиваю себя: могут ли дела создателей оружия быть более угодны всевышнему, чем тех, кто призывает к переговорам? Почему мы выносим смертный приговор отдельным убийцам и одновременно воспеваем достоинства поджигателей войны?!»

Роберт бросил газету на пол. Обернулся к Пат. Она сидела с закрытыми глазами. Лицо ее приняло какой-то сероватый оттенок.

– Тебе плохо? – встрепенулся Роберт.

– Нет, просто глаза закрыла, – пробормотала Пат. – Ну…, и чем там кончилось… у американцев?

– Тем, что судья Майлс Лорд просто молодчага. По закону обвиняемым грозило десять лет тюрьмы. А он им дал шесть месяцев – условно! Я бы и ему, и этим героям-священникам в ноги поклонился.

Забарабанил дождь, хлестнуло в стекло окон тугими струями. Ветер, налетая порывами, заставлял ветви деревьев шарить по стенал!.

– Как это пошло. – отрешенно произнесла Пат. – Постель и политика… Как в дурных фильмах…

Она зябко передернула плечами, подняла с пола одеяло и легла, укрывшись с головой.

Роберту внезапно стало остро и обреченно жаль ее. Нахлынула, стиснув горло, нежность.

«Боже, – подумал он, обмирая, – зачем, почему живет в нас отчуждение, как вирус, разъедающий все: любовь, понимание друг друга, хрупкий мир каждого…»

Он и сам не мог сказать, что происходило с ним, отчего в душе с каждым днем все больше нарастала какая-то неудовлетворенность, затягивая его в болото отчаяния и одиночества. Еще в школе он вдруг понял, что окружающим нет дела до его чувств и переживаний. Поглощенные своими мелкими заботами и проблемами, они воспринимали всерьез лишь личности, отмеченные сутью порока, проходимцев, разыгрывающих роль суперменов. Стоило ему искренне поделиться с кем-нибудь самым сокровенным, как тот не упускал возможности поддеть, уколоть его в самое больное место. И он научился жить, подобно моллюску в ракушке, то и дело захлопывая створки разных обличий – шута, циника, простачка, в зависимости от окружения и обстоятельств. Он с горечью ловил себя на том, что, избегая ссор, даже с Пат подчас вынужден был играть, и это злило и его, и ее…

Где-то уже под утро его разбудили стоны. Он нажал на кнопку ночника. Пат безумно металась по постели, хватая руками пустоту.

– Что с гобой? – Взял он ее за плечи.

Она открыла глаза и шумно, тяжело вздохнула Ее била нервная дрожь, на лбу блестели капельки пота. Узнав Роберта, приникла к его груди, рассказывая сбивчивым шепотом:

– Мне приснилось, будто я гуляю с детьми… И ощущение конца… Неотвратимое, цепенящее. Весна, деревья, зелень… Запахи – горькие, свежие. И это ощущение. И сразу другой запах: огня – всевластный, иссушающий. Какое-то убежище, потрескавшиеся губы: пить… И рядом вода – прозрачная, студеная, неживая, – отравленная… И черное пустое небо без звезд. Ужас!

Роберт обнял Пат и прижал к себе.

– Перестань… Я не знаю ни одного человека, которому не снилось бы подобное. Ты… Может, ты не поедешь завтра? Слышишь, что делается в саду?

– Надо ехать, – выдохнула она, еще вздрагивая.

Роберту опять вдруг стало тоскливо. Бен, Гарри, события мд-нувшего дня, тревоги, сомнения. Как выбраться из этого лабиринта? Как объяснить Пат, что творится у него на душе?