Текст книги "Рассвет (СИ)"
Автор книги: Ульяна Матвеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Оставив последний вопрос звенеть в тишине, оба умолкли. Слышно было лишь ритмичное тиканье старых часов. «Тик-так, тик-так...» – ровно, без эмоций, они лишь сухо выполняли свои обязанности, напоминая о том, что жизнь идет, без остановки, и что секунды, минуты, часы безжалостно утекают сквозь пальцы. Лиза сквозь слезы посмотрела в окно и увидела мерцание звезд на бархатном небе. Перед глазами пронеслись воспоминания счастливых мгновений из детства и юности. Зачарованно глядя на темное небо, она, быстро перебирая маленькими ножками и держа крепко мамину руку, топает по знакомой улице. Они идут к бабушке, и она знает, что там ее уже поджидают ароматные пирожки и теплое молоко. А вот она качается на скрипучих качелях рядом с подружкой детства, поздно вечером, когда на детской площадке уже никого нет, с каждым разом пытаясь взлететь все выше и наслаждаясь густым ночным воздухом, наполненным ароматами скошенной травы и фиалок в саду у дома. Прогулки с Ройсом по заснеженному парку и блеск летающих снежинок на фоне тусклого света фонарей... Поцелуи под лунным светом на берегу моря, потрескивание огня и свет любимых глаз напротив... Последнее воспоминание заставило Лизу поморщиться от боли и снова мысленно вернуться в настоящее. «То же небо, что и тогда, и те же звезды... Они неизменно мерцают в темно-синем небе и будут мерцать еще множество тысяч лет, когда о нас забудут будущие поколения. Они напоминают нам о главном, о том, что есть жизнь и каковы истинные ценности. Они утешают нас и указывают путь, когда мы запутываемся в собственных страхах и сомнениях. Как сейчас... Все мелкие неурядицы меркнут перед величием неба. Мы – дети природы, но забываем об этом в пучине ежедневных забот, кажущихся столь важными для нас...».
Лиза схватила пальто и убежала на улицу. Зимний ночной воздух пахнул в ее разгоряченное лицо, а она, не застегиваясь, быстро шла, не осознавая, куда. Ноги привели ее к школьному двору, в котором она не была уже многие годы. Присев на знакомую скамейку и опершись руками в колени, девушка глубоко задумалась. Свобода пьянила ее, но необходимость скорого возвращения в клетку жестоко отрезвляла. Одна мысль особенно четко звучала в голове: «Так больше не может продолжаться». Когда все пошло под откос? В чем была ее ошибка? Когда она потеряла саму себя? И как так вышло, что ее окружают чужие люди, которые, вероятно, никогда не смогут ее понять? Вне стен дома ей становилось легче. Матушка Природа бережно ухаживала за ее ранами и тихонько дула на каждую из них. Если бы не Олеся, Лиза бы, пожалуй, не возвращалась домой, как минимум, до утра, но ее ждали, а значит, нужно сделать это, как бы не протестовало все ее существо.
Когда она вернулась, Олега не оказалось дома. Лиза облегченно вздохнула, убедилась, что Олеся спит в маленькой кроватке и села на ковер рядом с диваном. «Кому нужна твоя музыка?» – звучало в ее голове раз за разом. В отчаянии, она закрыла уши ладонями, но голос стал лишь громче. В памяти возник образ ее отца, которого она как-то встретила у подземного перехода. Несмотря на то, что он был неплохо одет и его музыка разливалась по всей улице, люди быстро проходили мимо, как будто опасаясь, что он отбросит гитару и начнет молить о милостыне. Лиза видела, какое удовольствие он получает от этого, но даже ей стало почему-то за него немного стыдно. Она глядела во все глаза, как прохожие идут, не оборачиваясь, и скорее всего, даже не хотят слышать его. У многих в ушах были наушники, в которых играла их музыка, та, к которой они привыкли, та, которая занимает верхние строчки мировых хитпарадов. А что, если Олег прав? Наверное, действительно пора взрослеть и прощаться с девичьими мечтами. Ей также вспомнилась мама. Невероятно одаренная художница, которая создала несколько шедевров и отбросила кисть в сторону, как только Лиза начала подрастать. Те несколько картин, которые как-то нашла Лиза среди запылившихся книг в кладовке, несомненно, были нарисованы талантливым, опытным мастером – так решила Лиза, когда впервые увидела их. Но, расспросив мать о том, кто их автор, Лиза с трудом в этом поверила, поскольку ни разу в жизни не видела, чтобы мама что-либо рисовала. Позже она несколько раз обнаруживала среди ночи Марину Васильевну за стареньким мольбертом, в ночной рубашке, с одной кистью в зубах, а второй в руке. Очевидно, для ее матери это увлечение было своего рода порцией кислорода в удушающей серой обыденности. Нет, творчество – это роскошь... В современной суетливой жизни оно никому не нужно. Сейчас у людей другие интересы. Все торопятся жить, спешат все успеть, все попробовать. А она, как романтичная дурочка, с ее устаревшими взглядами оказалась на обочине этой жизни. Потому и на новой работе ей так трудно найти общий язык. И, к тому же, у нее неплохо получается справляться с этой должностью – это нужно признать. Осталось только подстроиться под большинство, и станет намного легче. И пока Лиза убеждала себя в этой новой правде, где-то глубоко внутри нее кто-то в полном изумлении и горьком разочаровании хлопнул дверью и закрылся на тысячу замков.
Как только Лиза вышла из комнаты за стаканом воды, за дверью послышались тяжелые шаги. Лиза неспешно перевела взгляд с двери на часы, висевшие на стене. Два часа ночи. Дверь громко распахнулась и в квартиру, раскачиваясь, вошел пьяный Олег. Не дожидаясь, когда он начнет приставать к ней с поцелуями с омерзительным вкусом алкоголя, она шмыгнула в ванную комнату переодеться в халат и смыть косметику, чтобы лишний раз не вызывать у него желание к ней приближаться. Капли воды перемешались с солеными каплями слез, которые выступили очень некстати. Если он заметит ее слезы, начнутся вопросы, на которые потребуются незамедлительные ответы, а у Лизы просто не было ни сил, ни желания с ним общаться, пока он не отрезвеет. Она боялась его, боялась разозлить, боялась увидеть его истинное лицо, потому что, дойдя до края, назад дороги не будет. Потому что, если он поднимет на нее руку, весь их карточный замок в миг рухнет, а она пока совершенно не готова к этому.
Выйдя из ванной, она столкнулась с Олегом в коридоре, в то время, как тот пнул пластиковый грузовичок, не удержав равновесие. Затем он задел бедром обеденный стол, и тот громко скрипнул деревянными ножками по холодной плитке. В спальне заплакала Олеся в полусне, и Лиза ринулась к ней.
Когда она очутилась в темноте и безопасности, в ее памяти мелькнул момент, когда еще пару недель назад ее муж, покоясь на ее груди, с виноватым видом слушал ее пылкие речи о том, как алкоголь может разрушить их семью, потому что он становится агрессивным и неуправляемым, и о том, что она стала бояться его. Он выслушал ее и пообещал пить только по праздникам, рассеянно кивая и соглашаясь с ней во всем. В те редкие минуты, когда он чувствовал себя в чем-либо виноватым, Олег становился мягким, понимающим, заботливым, создавая иллюзию того, что отныне все будет иначе. Первые несколько раз Лиза верила в это и крохотной частью души делала нерешительные попытки полюбить его. Остальная же ее часть с осуждением качала головой и отворачивалась, возобновляя любимое занятие выискивать в памяти мгновения счастья из далекого прошлого. Если бы Олег понимал это, возможно, через некоторое время и он смог бы укрыться теплом взаимной любви, то он никогда не задумывался об этом. Что так было свойственно его натуре.
Когда среди ночи позвонил телефон, заставив сонную тишину подпрыгнуть от неожиданности, Лиза еще не спала. В трубке послышался взволнованный голос ее матери, который заставил Лизу расплакаться, совсем, как в детстве, словами:
– Доча, Ройсу совсем плохо. Он с трудом дышит. Я не понимаю, что с ним и что мне делать. Андрей сейчас в командировке, он сегодня нам не помощник, так что нужно будет нам с тобой как можно скорее отвезти к ветеринару. Приедешь?
Когда звонок был завершен, Лизу охватила паника. На Олега рассчитывать не приходилось, поэтому она накинула на себя первую попавшуюся одежду, с трудом разбудила Олесю и вызвала такси. Страх мешал ей четко мыслить, чтобы понять причину плохого самочувствия лучшего друга всей ее жизни и, сколько не прогоняй его, он с каждой попыткой становился лишь сильнее и масштабнее, пока не захватил ее целиком. Когда приехало такси, у Лизы уже дрожали пальцы и открыть дверцу автомобиля оказалось не такой уж легкой задачей, как обычно. По пути к бабушке, Олеся снова погрузилась в сон, на сей раз еще более беспокойный.
– Где он? – первым делом спросила Лиза, как только вошла в квартиру с просыпающейся Олесей на руках.
– Зачем же ты привезла сюда бедного ребенка? Попросила бы просто Олега присмотреть за ней, и пусть бы выспалась.
– Потом объясню. Он в спальне?
Марина Васильевна кивнула. Лиза поставила на ножки проснувшуюся дочь и ватными ногами вошла в темную комнату. В ней у балконной двери лежал ее милый пес, и каждый его вздох сопровождался хрипом и свистом. Его бока напряженно вздымались, глаза были полузакрыты. Лиза села рядом с ним и почувствовала острые боли в животе, возможно, такие же, какие испытывал Ройс. Она нежно погладила его по мягкой шерстке и, осторожно взяв на руки, вынесла его в такси, которое дожидалось ее у подъезда. По пути она уговорила маму остаться дома и уложить спать Олесю, у которой сон уже окончательно растворился, а глаза наливались слезами от предчувствия чего-то плохого.
Далее происходило то, что Лизе потом многие годы снилось в кошмарных снах. Ей так и не удалось собрать целую картину происходящего, в память врезались лишь некоторые фрагменты. Серые холодные стены, на которые она упиралась спиной несколько часов, когда казалось, что время остановилось. Пол с надорванным старым линолеумом и нарисованный на нем квадратный орнамент под ее сапогами. Бесконечно медленно открывающаяся дверь из операционной, появления из-за ней уставших и грустных врачей, в лицах которых Лиза не находила ничего обнадеживающего. «Что могли, мы сделали», «У него слабое сердце», «Если повезет, проживет еще несколько месяцев» и что-то еще, но Лиза не могла вспомнить. Безжизненно лежащий под наркозом друг, кажущийся таким маленьким и беззащитным, на холодном, жестком столе, в бинтах и с шерстью, местами слипшейся от крови. Друг, подарившей ей столько счастья, чистой и преданной любви, научивший ее так многому, которого она не забудет никогда. Дорога домой, полная внезапно появившихся непонятно откуда кочек и ям на асфальте, каждая из которых заставляла Лизу съеживаться вместо все еще спящего Ройса. Семьдесят восемь шагов от такси до родительского дома, десять ступенек до лифта и последние, самые трудные шаги до квартиры на дрожащих от напряжения вытянутых руках, в страхе оступиться или споткнуться. Непонимание и осуждение себя за то, как можно было за столько ни разу не приобрести переноску. Покрасневшие глаза матери, Олеси... приоткрывшиеся глаза Ройса, когда он начал приходить в себя...
Лиза сидела рядом с ним и тихонько гладила. Ей так сильно хотелось, чтобы это было всего лишь сном, и она с надеждой ждала утра, в котором все плохое растает и снова станет прежним. В любимой собаке будто жила большая часть ее детства и юности, самая светлая часть ее жизни и часть ее души. И понимать, что скоро наступит такой страшный момент, когда ее любимец уже не почувствует ее прикосновений и прощального поцелуя в бархатную щеку с конопушками, когда она не сможет уже обнять его, такого мягкого, живого, родного, было невообразимо больно. Но у них еще есть несколько месяцев, которые они проживут так, чтобы каждый их день стоил полжизни. Через три квартала протекает небольшая река – раньше они так часто приходили с ним туда, садились на помятую траву и глядели на ее плавное течение. Как только он поправится, они первым делом пойдут туда и проведут там весь вечер. Несмотря на то, что теперь Ройс жил у ее матери, Лиза всегда находила время, чтобы прогуляться с ним, как раньше, потрепать за ухо, побаловать лакомством. Но всего этого сейчас казалось так мало, ничтожно мало, а времени осталось и того меньше. Лиза уже мысленно продумывала, как скрасить ему последние месяцы жизни, как заметила, что Ройс начинает приходить в себя. Но в сознание он так и не пришел.
На берег реки она пришла одна. Несколько часов она сидела неподвижно, забывая дышать. Мир, который она так любила, становился ей все более тесным и пустым. Сегодня что-то очень тонкое и хрупкое надломилось внутри нее, исчезла и нить с детством. Лиза стояла спиной к обрыву, в которое провалилось ее прошлое, а впереди простирался густой, непроглядный туман, которого она боялась, настолько, что проще было сделать шаг назад. Но где-то там, в тумане, еще ждала Олеся и мама, и Лиза тяжело поднялась и побрела домой.
Олег терпеливо ждал ее возвращения. Вся его ярость давным-давно угасла, и он жаждал поскорее обнять ее. Но домой вернулась не Лиза, а, скорее, ее тень. Она крепко прижала к себе все еще всхлипывающую дочку, машинально поцеловала Олега и молча ушла в спальню. Олег последовал за ней.
– Поговорить не хочешь? – неуверенно спросил он.
Лиза молчала. Через пару минут смогла выдавить:
– Не сегодня.
Но Олег, у которого на языке уже вертелись слова, которые он хотел сказать ей, все же начал:
– У меня в детстве тоже была собака. Я с ней очень любил играть. Но однажды ее отравили. Мне тогда было 11. Так что я понимаю, что ты сейчас чувствуешь...
Лиза подняла на него глаза, полные слез, и тихо прошептала:
– Сомневаюсь в этом...
Олег выпрямил спину и почувствовал раздражение на себя за то, что начал откровенничать с ней. Для него боль потери с лабрадором Никой была все еще свежа, несмотря на то, что с тех пор прошло лет двадцать. Ника значила для него очень много. Она была единственной, кто знал Олега настоящим, кто любил его горячо и преданно всем собачьим сердцем. Ника была еще совсем молодой, когда умерла на его руках от отравления каким-то чокнутым соседом. Потом тот сосед лишился машины, не без участия Олега, но удовлетворения это не принесло, хотя и позволило хотя бы иногда засыпать спокойно. Он никогда и ни с кем об этом не говорил, даже с братом, и вот сейчас черт дернул его за язык заговорить об этом!
Он посидел с Лизой некоторое время, полагая, что нужен ей, что с ним ей не так одиноко. А Лиза, тем временем, желала лишь одного: лечь сегодня рядом с Олесей. Она почему-то стала бояться одиночества, но присутствие Олега никак от него не избавляло, скорее наоборот, она воспринимала его, как чужака, рядом с которым ей становилось хуже. Но не решилась просить его об этом и пролежала всю ночь без сна рядом с ним. Впрочем, как и он.
Глава 23
С этого дня в жизни Олега начался ад. Вначале он пытался вернуть Лизу к жизни всеми способами, которые только приходили ему на ум: покупал билеты на концерт популярной рок-группы, приносил домой охапки алых роз, дарил ей украшения с бриллиантами... Но за все свои порывы он не получал ожидаемой благодарности, только краткое «Спасибо». Лишь однажды лицо его жены осветила мимолетная улыбка, когда он стал соавтором картины, которую помог нарисовать Олесе для мамы. На картине была изображена мама, почему-то очень маленького роста, почти, как сама Олеся, которая стояла между ней и Олегом и держала их за руки. Между мамой и широкой радугой Олеся нарисовала собаку, очевидно, Ройса, и обвела его в виде разноцветной тучки, на фоне голубого неба. Лиза расцеловала малышку, взяла картину и повесила ее на самое видное место.
Олег заметил, что Лиза стала еще более замкнутой. Она продолжала ходить на работу, вечерами готовить вкусный ужин, гуляла с ним и Олесей перед сном, даже иногда интересовалась тем, как его дела, но перестала рассказывать что-либо о себе. Все начинающиеся расспросы она убивала однозначными ответами, еще более краткими, чем раньше ей отвечал Олег. Тогда он обратился за помощью к своему брату.
– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал Максим, когда увидел входящего к нему в кабинет младшего брата. – У тебя что-то случилось?
– Жена у меня случилась, – проворчал Олег, – Уж не знаю, где гулял мой мозг, когда я делал ей предложение!
По лицу Максима пробежала легкая усмешка. Он и сам порой иногда задавал себе этот вопрос в моменты ссор со своей обожаемой супругой. Максим знаком попросил Олега продолжать. Тот устало откинулся в широком кресле и сцепил пальцы в замок.
– Кто их поймет, этих женщин! У меня их много было, но такой еще не встречал. Сейчас вон замкнулась в себе: то ли обиделась на что-то, то ли выпрашивает подарки таким образом, то ли ПМС у нее... Я уже из шкуры вон лезу, только бы угодить, я, представляешь? С роду бы не подумал, что буду перед женой на задних лапках бегать, а она все, как королева, не улыбнется...
Максим спросил:
– Может, у нее что-то случилось? Она не рассказывала тебе?
– Да собака у нее умерла этой зимой. И раньше-то не особенно меня вниманием баловала, а теперь как подменили. Вроде она, и вроде как и нет. Я, конечно, все понимаю, но так убиваться из-за собаки? Представляешь, в тот день вернулась с разбитыми кулаками, которые все пыталась спрятать от меня. Морду врачу набила что ли, но спрашивать не стал. Лишний раз уже лезть к ней даже не хочется. Перебесится – сама придет.
Максим вдруг стал серьезным:
– Теперь начинаю немного понимать. Хорошо бы мне с ней поработать, пообщаться хотя бы, понять, что ее тревожит. Думаю, тут дело не только в собаке, просто это ее подкосило окончательно. Скорее всего, это началось намного раньше. А в начале ваших отношений какой она была? Помнишь?
– Помню, конечно. Сначала изображала из себя недоступность, вероятно, пыталась меня тем самым подцепить. Что ж, сработало, я попался на это и влюбился, впервые за всю жизнь. Дальше были моменты, когда она сама ко мне подходила, очень много чего-то мне говорила, рассказывала... Доходило до смешного даже. Сижу фильм смотрю, она пришла, с чашкой кофе и бутербродами, и начала мне рассказывать о книге, на основе которой сделали фильм. Я просто хочу тупо посидеть посмотреть фильм, без этих подробностей, ее впечатлений и прочего, а она сидит рядом и откровенно мешает! Про работу свою мне часто раньше рассказывала, то на нее не так посмотрели, то не согласовали проект... У меня у самого голова пухнет по вечерам от своих дел, а тут еще и это. Ты-то хоть понимаешь меня?
Брат кивнул и попросил продолжить.
– Да, она очень красивая, у него потрясающая фигура, а за ее улыбку я готов сразиться с медведем, но я устал от ее загадочности. Это, знаешь, как говорят: от души ее загадочной он стал нервным и припадочным. Вот это точно про меня. Срываться стал по мелочам, хотя раньше, ты же помнишь, был спокойный, как танк.
Максим налил себе и брату воды, и, немного помолчав, сказал:
– У меня на практике такое часто встречается. Если кратко, то обычно в таких случаях говорят: не сошлись характерами. Такие вещи нужно изучать еще до брака. Тебе подошел бы принципиально другой типаж женщины: хозяйственная, веселая, как ты говоришь, без каких-либо заморочек. А ты, скорее всего, выбрал какую-то из тех, кого я называю эльфами. Они, хоть и внешне мало отличаются от остальных, но при этом они, что называется, «без кожи». Им крайне важна эмоциональная составляющая в отношениях, важно быть услышанными, понятыми. Думаю, она очень романтичная, чувствительная натура, вполне возможно, творческая. Кстати, не замечал, чтобы она что-то рисовала, рукодельничала, например?
Олег скривил губы:
– Еще бы не замечать! Перевезла в мою квартиру фортепиано, теперь стоит, пылится. Раньше часто садилась, играла, но так, урывками. У нее же маленькая дочь, помнишь, эту очаровашку? Люблю ее, как свою... Ну так вот, сядет, поиграет немного и отвлекается, то на меня, то на дочку. Неплохо играет вообще-то, и без нот даже. Вот это память, завидовал даже немного! А потом, как устроилась на работу, стала все реже подходить к инструменту, а после нашей последней ссоры вообще перестала. Не скажу, что я сильно расстроен, иногда надоедает вечернее бренчание, да и не моя это музыка вообще. С роду бы такое не слушал, хоть и красиво.
– Ответь мне на вопрос: ты ее любишь? Только подумай хорошенько.
Несколько минут Олег молчал. Затем встал, прошелся по кабинету и, подойдя к окну, сунул руки в карманы. Затем заговорил:
– Честно – не знаю. Наверное, да. По крайней мере, раньше, сейчас уже не то. Есть в ней что-то такое... не могу понять, но это самое меня притягивает. Не представляешь, насколько мне хотелось завоевать ее с самого нашего знакомства. Тело ее я получил, а душу нет. Иногда мне кажется, что я не доберусь до нее. Наверное, она все еще любит своего бывшего, отца Леси. От этой мысли у меня башню срывает, как подумаю об этом, сразу какое-то бешенство возникает и срываюсь на ней часто. А потом у нас с ней случаются ссоры. К счастью, в последнее время она перестала со мной спорить, как раньше, теперь хоть молчит и слушает, а то как начнет свою философию, хоть вешайся. Дай Бог, так и перестанем ссориться.
– Когда вы перестанете ссориться, можешь поставить крест на этих отношениях. Ссоры необходимы, без них не бывает близких отношений. Все люди разные, особенно вы с ней, у всех свои мысли, вкусы, привычки, мировоззрение... Если супруги хотят истиной близости, они будут ссориться и мириться, до тех пор, пока не укрепится их семья, в которой со временем родятся уже их общие привычки, традиции и сотрутся недопонимания. И то, я не встречал еще семьи, даже среди тех, которые уже отметили золотую свадьбу, в которой не было бы редких ссор. А по поводу ее бывшего... что я могу сказать тебе... Если это так, и она действительно все еще его любит, то я тебе очень сочувствую. Будет трудно, тем более, тебе, с твоим характером. Тут подход особый нужен, деликатный, нужно будет обдумать все до мелочей. И будь с ней нежнее, тем более, сейчас. Вероятно, у нее в жизни наступил кризис, и ей сейчас просто жизненно важна твоя поддержка, терпение и внимание. И твоя любовь, конечно, но не напоказ, а глубокая и настоящая. Поэтому я и спросил тебя об этом. Ты сможешь ей это дать?
Олег развел руками:
– Да я и так ей всю это даю! А взамен ничего. По правде сказать, я устал бороться. Да и не так уже ярки мои чувства к ней, как-то становится уже все равно. Понятно, у нее там проблемы, горе даже, а меня нет что ли? У меня же тоже есть потребности в любви, в сексе. Кстати, с этим вообще отдельная тема. Таких ледышек я еще не встречал. И при этом хочу ее, безумно, всегда. Вот что мне делать, а?
– Давай для начала попробуй то, что я тебе уже сказал, и постарайся привести ее ко мне. А там посмотрим.
Глава 24
Широкими решительными мазками кисть в руках художника постепенно оживляла грубый холст. Сама Природа затаилась и, с любопытством выглядывая из-за его плеча, зачарованно изучала то, как ее видел Человек. Затаив дыхание, она наблюдала, как из непонятной жирной зеленой кляксы с примесью черного, алого, желтого и синего рождаются лиственные узоры, как бледно-голубой фон превращается в бесконечное утреннее небо, раскинувшее свои объятия для мечтателей, как картина наполняется хрупким воздухом, ароматами первых цветов, свежестью талого снега, дыханием весны. Ей захотелось добавить в пейзаж чуть больше солнца, и она легонько подула на облака, которые разлетелись, как пушинки, и на только что родившееся творение упали лучи ласкового солнца, согревая его и его создателя долгожданным теплом. Имя женщины, которая была тем самым солнцем в жизни художника, слетело с губ и улетело на крыльях Ветра, который стал почтальоном самых искренних признаний и свидетелем самых глубоких чувств. Сколько раз он уносил это имя, нежное и невесомое, наполненное любовью, и шептал его на ушко его обладательнице лунными ночами, когда человеческие души становятся настолько смелыми, что робко выходят из заточения тела с его вечно контролирующим разумом и бродят в тех потаенных местах, где не решаются побывать днем, при свете дня. Ее душа слышала его, она ждала его, бережно подхватывала и прятала в самые глубины, которым не подвластен разум и здравый смысл. В ответ она сбивчиво, многократно повторяясь, но так искренне шептала о своих чувствах, о бесконечной тоске и вечной любви, с мольбой о прощении и жажде присутствия того, кто давным-давно стал хозяином ее сердца, что Ветер, желая донести каждое слово, не растеряв их на своем пути, становился сильнее, пугая случайных прохожих, которые затерялись где-то в ночи. И когда все эти чувства, облаченные в слова, долетали до адресата, тот стонал во сне, сжимая пустоту в холодной постели.
Даниил отложил кисть и отъехал на инвалидном кресле в сторону реки. Несколько минут он задумчиво глядел в нее. Его постаревшее лицо с глубоким шрамом на лбу оставалось неподвижным, а глаза... В глазах таилась такая грусть, что редкие собеседники, которые иногда проезжали мимо его дачного дома в полузаброшенной деревне, старались избегать его взгляда. Прошло три года с тех пор, как он видел Лизу в последний раз и шесть невероятно долгих, мучительных лет с тех пор, как держал ее в своих объятиях. После той аварии Даниил впал в длительную кому. Его тело было покрыто ушибами, ссадинами, открытыми ранами и переломами, лицо было искажено от множественных повреждений. Последнее, что он помнил, это то, как Стас вытолкнул его из машины в какой-то обрыв за несколько секунд до мощного взрыва. Эти видения преследовали его в кошмарах и по сей день, после чего он просыпался в холодном поту и, прокручивая в миллионный раз в памяти этот страшный миг, пытался найти решение, какое-то другое решение, чтобы друг остался жив. Почему он позволил Стасу сесть за руль, зная о том, что он совсем недавно получил права? Почему поддался на его уговоры? Почему умер не он, а этот жизнелюбивый, добродушный парнишка, у которого вся жизнь еще только начиналась? Откуда взялся тот чертов грузовик на трассе? Едва он пришел в себя, Даниил попытался спросить медсестру о Стасе и Лизе, но понял, что не может. Язык не слушался его, тогда в отчаянии он попросил лист и карандаш, но вскоре понял, что не состоянии написать и слово. Он начал паниковать и, не понимая, что происходит, попытался встать, но с ужасом обнаружил, что не чувствует ног. Взглядом, полным страха и отчаяния, он глядел на белые стены и старательно искал в глубинах памяти ответы на свои вопросы. В палату вбежал врач, заново подключил пару оторванных проводов, сменил капельницу и уселся на стул рядом с койкой пациента. Даниил нетерпеливо перевел взгляд на него и снова замычал.
– Признаться, я уже и не ожидал такого чуда. Провести два года в коме и прийти в сознание – это редкость. Впереди длительная реабилитация, Вы должны это понимать и быть готовым, что в свою прежнюю форму Вы вернетесь не скоро, а, возможно, и никогда. Вы можете говорить?
Даниил ошарашенно глядел на доктора и после слов «два года в коме» уже ничего больше не слышал. Врач повторил вопрос, на что получил невнятный ответ, в котором невозможно было разобрать ни единого слова. Как во сне, он слышал обрывки фраз о повреждениях в позвоночнике, что-то об инвалидном кресле... внезапно он попытался спросить о Стасе, но, потерпев неудачу, бессильно опустил голову на подушку и зарычал. Два года, Господи! А где Лиза? Когда она придет к нему? Он так сильно соскучился по ней, несмотря на то, что в его памяти всего лишь каких-то несколько часов они провели в разлуке, часов, а никак не лет! К нему стал подкрадываться подозрение, что больше он ее не увидит, но Даниил, проигнорировав его, продолжал ждать, ждать с нетерпением. Тем временем в его палату заходили все, кроме Лизы: несколько врачей, сержант полиции, медсестры, но никто из родных и близких. После вопроса сержанта о его имени, Даниил начал догадываться, что, возможно, их со Стасом перепутали, ведь тот был за рулем его автомобиля и рядом с ним были все его документы. Чем больше он думал об этом, тем сильнее ощущал волнительную дрожь в теле. Далее из разговоров он понял, что находился в другой области, но почему так произошло, он выяснил намного позже. Какой-то пожилой мужчина обнаружил его вскоре после трагедии в кустах и, вместо того, чтобы вызвать скорую, отвез его в свое село и принялся лечить травами и обрядами. Спустя некоторое время, когда он понял, что этого недостаточно, он отвез его в ближайшую больницу, а сам исчез, где Даниил и пребывал до момента выхода из комы. Ни документов, ни мобильного телефона при нем обнаружено не было, следовательно, и процесс установление личности сильно усложнился. Потребовалось еще некоторое время для того, чтобы Даниил смог написать свое имя и все то, что он помнил, на листке бумаги. Постепенно к нему стала возвращаться речь, и первым делом он тщетно попытался разузнать о судьбе Стаса и Лизы. Тогда он при первой возможности вернулся в свой город, к той, которую он так часто видел в своих снах, находясь между землей и небом, жизнью и смертью, и вскоре очутился на собственной могиле, на земле, соленой от пролитых слез, там, где так часто она сидела и разговаривала с ним, как с живым, а уходя, неизменно целовала надгробную плиту с выгравированной надписью: «Ты навсегда останешься со мной». Широко открытыми глазами Даниил глядел на это и картина реальности понемногу, словно пазл, начинала выстраиваться в его сознании. На пару мгновений он прочувствовал ту боль, которую испытала Лиза, и ужаснулся. Как бы ни силился он все исправить, как бы ни спешил к ней, но ему ни за что не вернуть тех дней, месяцев, лет, самых тяжелых и болезненных. И это он, тот, кто жаждал оберегать любимую женщину от любого дуновения ветерка и согревать своим теплом в самые холодные этапы жизни! Но судьба распорядилась иначе... Даниил в бессильной злости сжимал кулаки, а на его глазах выступали и пугливо прятались случайные слезы.
А потом... Потом он, наконец, увидел Ее, в парке. С ней была маленькая девочка, как две капли воды похожая на нее саму. Она играла с такими же крохами в песочнице, а Лиза сидела на скамье и улыбалась дочери, время от времени помогая ей лепить куличики. А рядом с Лизой сидел элегантно одетый мужчина и о чем-то разговаривал с ней. Даниил почувствовал, как его, словно молнией, пронзила боль и ревность, но он продолжал наблюдать за ними из своего надежного укрытия в виде цветущих кустов шиповника. Он все еще продолжал играть с самим собой в бессмысленную игру под названием «А что, если бы...», которая сначала дарила ему крылья, а затем безжалостно их обрезала. Это прелестное создание могло бы быть их дочерью – с виду, ей года полтора, – а значит, она родилась примерно через год с небольшим после той проклятой ночи. Даниил почувствовал неприятный холодок по спине и легкое отвращение и поспешно отвернулся. Он не имел права укорять ее ни в чем, тем более, что не знал подробностей. Быть может, этот мужчина спас ее от того кошмара, заполнил собой пустоту в сердце его любимой Лизы, вылечил ее раны и подарил ей дочь, о которой она всегда мечтала. В любом случае сейчас она счастлива – это видно по ее сияющим глазам, когда она смотрит на свою малышку. Но она стала такой худенькой, начала сутулиться... Несмотря на то, что воздух уже прогрелся настолько, что некоторые мальчишки гоняли мяч в одних футболках, Лиза куталась в объемный шарф и прятала свои тонкие пальцы в карманы невзрачного пальто. Даниил нахмурился: достоин ли этот мужчина ее? Но в этот самый момент Даниилу показалось, что Лиза посмотрела прямо на него и поспешно уехал, взволнованный, как никогда в своей никчемной жизни. Ничего уже не имело смысла: в любом случае ей будет лучше с новым мужем, не калекой, без заиканий и периодическим нарушением координации. Лиза научилась жить без него и теперь самое время тихо уйти из ее жизни, не обременяя ее собой, не нарушая покой. И сейчас, сидя над журчащим ручьем, так сильно напоминающим ему о тех сладких мгновениях счастья, когда он имел счастье находиться рядом с любимой женщиной, Даниил продолжал убеждать себя, что он поступил так, как и должен был. Но что, если бы...?
