Текст книги "От протеста к сопротивлению Из литературного наследия городской партизанки"

Автор книги: Ульрика Майнхоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ВИНОВАТ НЕ УБИЙЦА, А УБИТЫЙ

Убийство 2 июня получило мировую огласку. 2 июня резко поделило на два лагеря общественные настроения. Уже первые комментарии на события

2 июня либо пытались завуалировать происходящее, либо обнажали все действующие механизмы вуалирования, применявшиеся до того теми, кто не хочет, чтобы общественные конфликты стали осознаваться обществом. Обнажить общественные противоречия всегда стремятся те, кто от этих противоречий страдает. А скрыть их стремятся те, кто на них наживается – и прекрасно себя при этом чувствует.

Модель вуалирования № 1:

буржуазная благопристойность как высшая ценность.

Рудольф Аугштайн в своем самом первом коммюнике по поводу событий 2 июня, в статье «Почему они выходят на демонстрации» пишет: «Мне, как рядовому телезрителю, такие лозунги, как «Джонсон – убийца!» или

«Шах – Гитлер – Ки[240]240
  Нгуен Као Ки в тот момент был премьер–министром Южного Вьетнама. Ультраправый фанатик, бывший главнокомандующий ВВС Южного Вьетнама, он до 1965 г. лично летал бомбить территорию ДРВ.


[Закрыть]!», не нравятся. Тот, кто протестует, должен мыслить трезво, тот, кто что–то отвергает, должен сначала предложить позитивное решение».

Насколько справедливо сравнивать шаха и Ки с Гитлером, насколько обоснованно называть Джонсона убийцей[241]241
  При президенте Л. Джонсоне ВВС США начали массированные ковровые бомбардировки территории ДРВ.


[Закрыть], это Аугштайна не интересует. Его не интересует вопрос, а вдруг те, кто выбрасывает такие лозунги, предварительно обдумали и обсудили эту тему. Его, как и провинциального бундесбюргера, шокирует исключительно нарушение буржуазной благопристойности. Говоря словами передовицы «Кобленцер Рейнцайтунг» (9/10.06.1967):

«Когда эмоции заменяют конструктивные предложения, это значит, что наступил предел, за которым манифестации перерастают в анархию».

А вот Аугштайн:

«Помидоры не должны попадать шаху в голову. А против тех, кто его забрасывает помидорами, надо применять водометы. И против женщин тоже. И на этом прекратим разговор о само собой разумеющихся вещах».

А вот «Любекер нахрихтен»:

«Этот театрализованный дебош с использованием тухлых яиц, помидоров и пакетов с молочными продуктами не является для нашего подрастающего академического поколения достойным примером того, как надо вести полемику».

А вот шпрингеровская «Бильд» (3.06):

«Кто покушается на мораль и благопристойность, тот должен быть готов к тому, что приличные люди призовут его к порядку».

Итак, там, где дело касается буржуазной морали, буржуазной благопристойности, и Шпрингер, и провинциальная пресса, а Аугштайн ведут себя одинаково по–мещански. Буржуазные приличия для них важнее разоблачения террора и протестов против насилия. Поэтому свежий репортаж – расследование «Штерна» об ужасах войны во Вьетнаме – не только вступает в кричащее противоречие с позицией ширингеровской прессы, связанной по рукам и ногам обязательствам [перед США] по Вьетнаму, но и с позицией Рудольфа Аугштайна, озабоченного сохранением приличий и политеса.

Модель вуалирования № 2:

Система ни в чем не виновата.

В то время как [западно] берлинская пресса Шпрингера давно хочет уничтожить студентов, стереть их с лица земли (говоря словами газеты «Берлинер моргенпост» от 3.06.1967, «те, кто желает добра Берлину, те в конце концов должны этих радикалов–дебоширов, систематически позорящих Берлин, погнать в сторону Темпля[242]242
  Тюрьма в Западном Берлине. – Примеч. перев.


[Закрыть]»), либеральная пресса по–другому защищает Систему, утверждая, что события 2 июня, дескать, были иррациональным, не поддающимся объяснению инцидентом.

Вот что пишет Аугштайн: «Полиция, которая избивает женщин, – это шайка разбойников, утративших человеческий облик (я не знаю, как назвать это по–другому)». (Что ж, вероятно, он действительно не знает другой полиции.)

А вот Кай Герман в «Цайт» (16.06): «Это бессмысленное занятие – пытаться дать осмысленное объяснение бессмысленной смерти Бенно Онезорга».

А вот передовица в «Нойен Рур цайтунг» (5.06): «Нельзя найти объяснение, которое задним числом могло бы связать смерть Бенно Онезорга хоть с каким–то смыслом».

Итак, вопрос о сущности системы, которая породила полицейский террор в [Западном] Берлине, о сущности системы, которая предпочтет бить и расстреливать, чем отказаться выполнять преступные приказы начальника государственной полиции, все еще остается [для либералов] табу.

От заявлений о «бессмысленности» и «необъяснимости» смерти Бенно Онезорга, от заявлений о невиновности Системы – один шаг до формулировки «Виноват не убийца, а убитый». [Заиадно]берлинская «Бильд цайтунг» этот шаг делает: «Кто провоцирует террор, должен заранее смириться с жестокостью» (3.06).

А вот и «Вельт ам зонтаг» (4.06): «Дебоширы, которые провоцируют кровавые инциденты…»

«Кобленцер Рейнцайтунг» (10/11.06): «Легко, конечно, кричать “Убийцы!”, когда пули полиции обрывают молодую человеческую жизнь. Конечно, такое событие достойно сожаления, но не может быть сомнения в том, что моральную и политическую ответственность за это несут именно те, кто сегодня переводит стрелки с себя на полицию и, действуя по старому методу “держи вора”, кричит: “Убийцы!”».

А Тило Кох в «Нойен Рур цайтунг», защищая Систему, обобщает: «Ненависть – это пламя, которое может поглотить любого. Виноват всякий, кто приближается к этому пламени. Ненависть, убившая Бенно Онезорга, порождена двумя причинами: необузданной провокацией отдельных экстремистски настроенных студентов и чрезмерной реакцией на эту провокацию со стороны полиции».

Все это – «аргументы», почерпнутые из сказок: полиция Аугштайна, утратившая человеческий облик, как сказочная шайка разбойников; «бессмысленная смерть» Кая Германа – прямо как дело рук злой волшебницы; «пламя ненависти» Тило Коха – прямо как порождение ведьм, великанов и колдунов. Система так и осталась предметом табу.

Модель вуалирования № 3:

порядок в порядке, путаники – другие.

Если Система – табу, то порядок в полном порядке, и черт его знает, кто же довел полицию до утраты человеческого облика. Следовательно, те, кто инициировал нарушение порядка, – это путаники, которые мало того, что запутались сами, но еще и запутали Аугштайна.

«Бильд» (3.06): «…хулиганствующие несовершеннолетние путаники». «Гамбургер абендблатт» (3.06): «Придурковатые хулиганы, кучка путаников». Какое, однако, единодушие!

«Вельт ам зонтаг» (4.06): «Они размахивают красными знаменами и протестуют против всего, что дорого Западу. Они орут во всю глотку против Америки, против Южного Вьетнама, против Израиля, против шаха, против германского федерального президента – и молчат о нарушениях прав человека на Востоке».

Буквально дословно на следующий день (5.06) в статье господина Капфингера[243]243
  Ганс Капфингер с 1967 г. был монопольным владельцем газеты «Пассауер нойен прессе». Прославился резкими нападками на лидера СДПГ Вилли Брандта за то, что тот в годы нацизма «дезертировал с родины», т. е. вынужден был уехать в эмиграцию. Проходил вместе с Ф. – Й. Штраусом по скандальному делу о присвоении средств, выделенных на строительство жилья для военнослужащих США, расквартированных в ФРГ.


[Закрыть] в «Пассауер нойен прессе»: «Маоисты размахивают красными знаменами и флагами Вьетконга и протестуют против всего, что дорого Западу. Они во всю глотку орут …» – и т. д. «Политические полуслепцы, однако, молчат о нарушениях прав человека на Востоке».

Именно эту тему «путаников», тему отождествления [протестующих студентов] с политическими полу–слепцами, которые сами себе не могут дать объяснения причин собственных действий, с особым удовольствием развивает Рудольф Аугштайн.

В пространном комментарии под названием «Революция и ее азбука» в конце июля 1967 года он пишет:

«Знания и логика мышления Дучке достойны уважения, но вот его представления о будущем обществе – запутаны до полной неясности»;

Изменить существующий порядок” (Дучке), “изменить общество” (Лефевр[244]244
  Вольфганг Лефевр – один из лидеров ССНС, соавтор Р. Дучке по книге «Восстание студентов и новая оппозиция» (1968).


[Закрыть]) – это, конечно, большие планы, и поскольку они, похоже, подпитывают силу студентов, большие слова»;

«Я думаю, от студентов надо потребовать не так уж много: пусть они если не объяснят свои намерения, то хотя бы прояснят свои мозги»;

«Все они витают в облаках со своими планами изменить общество».

Модель вуалирования № 4:

давайте займем их чем–то другим.

Кто хочет встать грудью на защиту Системы, поступает разумно и правильно, когда дает Системе советы, как ей укрепить себя и покончить с оппозицией, не прибегая при этом к стрельбе, как сделать так, чтобы и шум утих, и помидорами перестали бы бросаться, и шаха оставили в покое, и Джонсон бы не чувствовал себя оскорбленным.

«Гамбургер абендблатт» (10/11.06), поругав студентов, завершает статью предложением придумать [для них] что–нибудь новенькое: «Молодежь, хотя бы и студенческая, не совсем уютно чувствует себя в нашем тихом, блеклом, требующем к себе уважительного отношения обществе благосостояния. Студенческая молодежь должна как–то устраиваться в этом обществе. Но на что она должна ориентироваться, для чего устраиваться?»

«Любекер нахрихтен» (30.06): «Мы ни в коем случае не хотим сказать, что студенты должны держаться в стороне от политики. Речь идет лишь о том, в каких формах они могут ею заниматься».

А «Кобленцер Рейнцайтунг» пишет (10/11.06): «Наша молодежь, в том числе академическая, желает найти свое место в этой жизни. Это ведь неправда, что она всего лишь повторяет лозунги о благосостоянии. Нет: она хочет знать правду о реальном положении дел. Готовность молодежи к тому, чтобы найти свое место в нашем обществе, находится на высоком уровне. Так и должно быть. Весь вопрос только в том, каким будет это место».

«ШПИГЕЛЬ», ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ПРЕССА И ПРЕССА ШПРИНГЕРА

Рудольф Аугштайн пишет: «Если бы [в ФРГ] была политическая партия, в которой практиковались бы откровенные дискуссии и в открытом порядке принимались решения, многие из этих протестующих студентов вступили бы в такую партию».

То, что такой партии нет, Аугштайн знает. Но почему ее нет, об этом он даже не задумывается. Система–табу. Потому же «Берлинер моргенпост» и спрашивает 21 октября: «Что может быть общего у Фрица Тойфеля с Вьетнамом?», а «Рейн цайтунг» искренне изумляется: «Что может быть общего у Вьетконга с проблемами академических свобод или с их отсутствием?»

Точно так же и Рудольфу Аугштайну не по силам понять, что есть связь между классовым правосудием в ФРГ и империалистическими войнами в странах «третьего мира», между отказом от демократизации системы высшего образования у нас и отказом от демократии в странах «третьего мира»: «У студентов Германии, кроме невыгодной для них реформы высшей школы, нет никакого другого повода [для волнений], исключительно абстрактные представления о чем–то, что происходит где–то далеко отсюда – в Греции, Иране, Вьетнаме, Китае – странах, о которых они знают только по брошюркам».

Такое удивительное единодушие между «Шпигелем», провинциальной прессой и прессой Шпрингера, это единство методов защиты Системы и вуалирования реальных противоречий – что бросается в глаза даже при поверхностном, первичном анализе – эти демонстрация недоумения и использование расплывчатых формулировок одновременно и провинциальными плагиаторами, и писаками Шпрингера, и таким, безусловно, тщательно обдумывающим свои мысли мэтром пера, как Аугштайн, требует объяснения.

Накопленный опыт, говорящий нам, что между либеральной и шпрингеровской прессой разница лишь в том, что шпрингеровские газеты призывают к созданию гетто и прямому насилию против студентов, а либералы, возражая шпрингеровской прессе, призывают бороться со студентами без прямого насилия, требует теперь уточнений. Действительно ли есть большая разница между резиновыми дубинками, слезоточивым газом и полицейскими спецподразделениями, владеющими приемами дзюдо, за применение которых против студентов ратует пресса Шпрингера («Бильд цайтунг» от 7.02.1968), и водометами, о применении которых как о само собой разумеющемся пишет Аугштайн? Хотя между «Шпигелем» и шпрингеровской прессой есть разница, эта разница видна только тогда, когда речь идет о признании ГДР, границе но Одеру и Нейсе, «большой коалиции», федеральном президенте, легализации КПГ, но никак не о студентах.

Они стремительно сближаются, либеральная, провинциальная и ширингеровская пресса, как только речь заходит не об изменении политики при сохранении господствующих общественных отношений, а об изменении самих господствующих отношений. А именно об этом идет речь во Вьетнаме, в книге Бахмана Нируманда об Иране, об этом шла речь в ходе демонстраций протеста против визита шаха и против войны во Вьетнаме. Либеральная, провинциальная и шпрингеровская пресса сближаются не только потому, что сознательно и неприкрыто заинтересованы в сохранении господствующих общественных отношений, но и потому, что у них нет причин отрицать существующий порядок, поскольку они себя очень хорошо чувствуют при этом порядке и при этих отношениях. А если у них нет нужды отрицать существующие общественные отношения, то они просто не в состоянии представить себе другие, не в состоянии представить, что читающие «Бильд» массы в ФРГ или неграмотные массы в Иране, или дремлющие массы в Южной Америке способны взять в свои руки устройство собственной судьбы, самоорганизоваться и отстаивать свои интересы.

Однако именно этот процесс уже начался во Вьетнаме. И [в ФРГ] студенты начали этот процесс, они хотят сделать его понятным всем и постижимым, несмотря на то что прессы, которая могла бы им в этом помочь, нет.

И все же, как это ни смешно, устроенный СМИ бойкот того, что хотят донести до общества [бунтующие] студенты, разрушили как раз те, кто пишет статьи, обличающие студентов.

«Конкрет», 1968, № 4

ПОДЖОГ УНИВЕРМАГА[245]245
  Статья написана в связи с проходившим в то время во Франкфурте–на–Майне процессом над А. Баадером, Г. Энслин, Т. Пролем и X. Зёнляйном, совершившими в апреле 1968 г. поджог крупного франкфуртского универмага. В октябре 1968 г. обвиняемые были осуждены на три года тюрьмы. На суде А. Баадер заявил: «Мы зажгли факел в честь Вьетнама, в знак протеста против равнодушного согласия общества потребления с массовыми убийствами мирного населения во Вьетнаме». Этот поджог принято считать первой партизанской акцией будущей РАФ.


[Закрыть]

Против поджога как формы [политической] борьбы говорит то, что при поджоге могут пострадать совсем не те люди, которые должны пострадать.

Против конкретно этого поджога – поджога универмага – говорит то, что эта атака на капиталистическое общество потребления (а именно так назвали свои действия обвиняемые на процессе по делу о поджоге франкфуртского универмага) общество потребления не разрушила. Общество потребления остается столь же прочным, сколь и раньше, оно продолжает калечить сознание людей, на болезни потребительства продолжают наживаться те, кто и прежде на ней наживался.

Принципам, в соответствии с которыми в нашей стране производятся и потребляются товары, принципам извлечения прибыли и накопления капитала, куда более соответствует прямое уничтожение товаров, чем их продажа на рынке.‘Поскольку тем, кто наживается на производстве и продаже предлагаемых в универмагах товаров массового потребления, нельзя доставить большего удовольствия, чем бесплатно эти товары уничтожить.

За убытки заплатит страховая компания. Следовательно, это уже не убытки, а прибыль. Проблему перенасыщения рынка товарами потребления, включая проблему залежавшейся, нереализуемой продукции, можно решить с помощью этого способа[246]246
  Поджога.


[Закрыть], который не так уж сильно отличается от способов, посредством коих промышленность сама до сих пор выходила из кризисов перепроизводства. Примером служит «Вижн» Вэнса Паккарда[247]247
  Паккард, Вэнс – американский леворадикальный теоретик, социолог и политолог, популярный в первой половине 60–х гг.


[Закрыть] – «город будущего», в котором «все здания выполнены из особой бумажной массы, так что они каждую весну и каждую осень – во время большой уборки – могут быть снесены и возведены заново. Каждая четвертая фабрика стоит на крутом обрыве, и ленты ее конвейеров можно разворачивать и к главным воротам, и к задним воротам. Если спрос падает, то конвейер поворачивают к задним воротам, и вся партия холодильников или любых других изделий сразу идет непосредственно на свалку металлолома – прежде чем товар затопит собой потребительский рынок» (Vance Packard. Die große Verschwendung. Frankfurt a/M., 1960).

Правда, уничтожение произведенного общественного богатства еще не проводится такими сенсационными способами, как поджог и отправка [продукции] прямо на свалку. Пока еще промышленность пытается преодолевать кризисы перепроизводства с помощью навязываемой потребителю установки «каждые два года – новая модель»; с помощью траты миллионов на исследования, которые направлены не на улучшение качества товаров, а на улучшение их сбыта; с помощью одноразовых ведер для мусора, с помощью бессмысленной и дорогой, созданной исключения для получения сверхдоходов, упаковки (расходы за вывоз мусора оплачивает потребитель); с помощью изолгавшейся и дорогостоящей рекламы.

Миллионы условных единиц рабочего времени, рабочей силы и денег расходуются на заложенный в схему износ, на запланированную дату смерти – так чтобы холодильники, электробритвы, женские чулки, игрушки, лампочки приходили в негодность гораздо раньше, чем это обеспечивают использованные для их производства материалы и вложенные в производство время и силы. Все это делается, чтобы искусственно поддерживать на плаву спрос, чтобы за счет производства и потребления получить высокую прибыль, которая снова будет вложена хозяевами в дело – но не в целях удовлетворения общественных потребностей, а исключительно для накопления капитала.

То, что имеется при капитализме, имеется в универмаге, чего в универмаге нет, то при капитализме есть только в некачественном виде, только недолго и в недостаточной степени: больницы, школы, детские сады, здравоохранение и т. д., и т. п.

Итак, уничтожение общественно производимых материальных благ методом поджога качественно не отличается от систематического уничтожения общественного богатства с помощью моды, упаковки, рекламы, запланированного износа. С этой точки зрения поджог универмага является не антиканиталистическим, а скорее, напротив, контрреволюционным действием, действием, сохраняющим Систему.

Прогрессивный момент в поджоге универмага – не в уничтожении товаров, а в «преступной» сущности содеянного, в нарушении закона. Поскольку закон, который таким образом был нарушен, не защищает людей от того, что их рабочее время, сила и созданная ими прибавочная стоимость уничтожаются, портятся и расходуются впустую.

С помощью рекламы людям врут об их собственной продукции, их разделяют с помощью «организации труда» и утаивания от них информации о произведенной ими же продукции.

И как производители, и как потребители они в кабале у тех, кто присваивает себе прибыль и вкладывает ее по собственному усмотрению. «По собственному усмотрению» означает – по логике прибыли, иначе говоря, туда, где можно будет присвоить новую, еще большую прибавочную стоимость, а не туда, где деньги могут быть использованы эффективно и на пользу всем: в образование, в здравоохранение, в общественный транспорт, на поддержание мира и общественной безопасности, на чистый воздух, на половое воспитание и т. д., и т. п.

Закон, который был нарушен поджогом, защищает не людей, а собственность. Закон устанавливает, что чужая собственность не может быть разрушена, подвергнута опасности, повреждена, подожжена. Закон охраняет не тех, кто создает материальные ценности своим трудом и вынужден обеспечивать их рыночную стоимость своим потреблением, то есть не тех, кто является жертвами глумления со стороны собственности и собственников, а тех, кто – согласно конституции буржуазного государства – присваивает себе эти ценности как «законный» собственниц.

Закон создан для того, чтобы тех, кто производит все эти ценности, держать на расстоянии от произведенных ими продуктов. Товар существует для того, чтобы потребитель делал с ним все что потребителю угодно. Поджигатели именно так и сделали. Но закон признаёт их преступниками. Такой закон – неправильный закон.

Так поступать с товарами – делать с ними все что угодно – закон разрешает только так называемым собственникам. Поджигатели нарушили этот закон, но логика этого закона античеловечна, она защищает процесс накопления сам по себе, а не стоит на защите интересов людей, порабощенных процессом накопления и его варварскими последствиями. Поэтому мы должны признать такое нарушение закона положительным результатом поджога универмага.

Этот положительный результат не может быть отменен даже тем фактом, что уничтожение товаров путем поджога служит, как мы показали, делу сохранения капиталистической системы и, следовательно, сам результат вступает в противоречие с антикапиталистической направленностью акции.

Итак, у поджога универмага есть положительный результат. Этот результат – в нарушении законов, стоящих на защите преступников. Остается только задаться вопросом, как все это можно сделать предметом агитации. Например, спросим: что могут сделать люди с горящим универмагом? Они могут универмаг разграбить. Негр из гетто, который грабит горящие магазины, узнаёт, что Система не развалится, если он бесплатно возьмет то, что ему весьма необходимо, но что он из–за бедности и безработицы не может ку–пить. Это лишний раз покажет ему, что Система, которая отказывает ему в самом необходимом, недееспособна.

Напротив, вещи, которые жители Франкфурта могли утащить из подожженного магазина, вряд ли им действительно нужны. (За исключением стиральных машин, которых, по статистике, все еще очень не хватает в немецком быту, несмотря на то, что в ФРГ насчитывается почти 10 миллионов женщин в активном рабочем возрасте, из которых 4,5 миллиона замужем, – и они все должны иметь стиральные машины. Но стиральные машины не только слишком дороги для многих, чтобы их купить, но и слишком тяжелы для того, чтобы их утащить.)

Разграбление универмага в нашей стране только увеличило бы количество таких вещей в нашем быту, которые служат лишь для удовлетворения ложных потребностей, которые направлены на усовершенствование «частных микрокосмов». Индивидуальное «царствование» над этим «микрокосмом» служит утешением для отдельно взятых людей в условиях, когда каждый из этих людей принужден работать по найму в системе капиталистического производства (Andre Gorz. Zur Strategie der Arbeitsbewegung im Neo—Kapitalismus. Frankfurt a/M.,1967).

Общественные потребности людей, которые остаются в богатых капиталистических странах неудовлетворенными, поджог универмага не обеспечит – и даже не поможет людям осознать эти потребности.

Таким образом, действия, которые рассматривает сейчас суд во Франкфурте, нельзя признать примером для подражания. Тем более что существует угроза вынесения тяжких приговоров.

Однако остается еще то, что Фриц Тойфель[248]248
  См. примеч. 87 к ст. «Игра в демократию».


[Закрыть] сказал на конференции ССНС: «Лучше поджечь универмаг, чем управлять универмагом».

Фриц Тойфель иной раз чертовски хорошо формулирует.

«Конкрет», 1968, №14