Текст книги "Слепой дождь"

Автор книги: Ульмас Умарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Это за целый месяц. Августовские номера. Начало тоже вам дать?

– Нет, не надо, начало я читал, – сказал капитан.

– Я слышал, по этой повести собираются фильм снимать. Вы не в курсе, это правда? – спросил Аллаяров, листая подшивку.

– Не слышал. Позвольте, я сам.

– Пожалуйста, – Аллаяров положил подшивку на журнальный столик.

Капитан стал не спеша переворачивать страницы: "Странно, для чего он собирает газеты?"

– Вы аккуратный, ни одного номера не потеряли.

Капитан медленно листал подшивку "Вечернего Ташкента". Восемнадцатое августа, девятнадцатое. Сердце его билось учащенно, чутье подсказывало ему, что он приближается к разгадке. Медленно, медленно перевернул страницу за 20 августа. С надеждой взглянул на следующую, – как он и ожидал, верхний угол первой страницы был оторван.

Он не сомневался – именно отсюда оторван угол газеты, найденный в сумке Мунис Саидовой. Капитан перевел дыхание – вот она, столь необходимая расследованию улика!

– Да, интересное произведение. Можно будет и фильм снять, – проговорил Алиев, внимательно рассматривая Аллаярова. – Скажите, пожалуйста…

– Что? – с готовностью отозвался Аллаяров.

– Где вы были вечером двадцать первого августа?

– Двадцать первого? Вечером? Сейчас, сейчас… Был дома, товарищ капитан. Это что, снова допрос?

– С Саидовой. Не так ли?

– В тот день я ее не видел.

– Видели, не надо лгать, – капитан приставил оторванный клочок к газете. – Вот вам доказательство, Аллаяров. Оторванный угол газеты найден в сумке Саидовой. В него была завернута коробочка с перстнем.

У Аллаярова дрожали руки. Он стал бледным как полотно.

– Что теперь скажете?

– Товарищ капитан, – проговорил Аллаяров глухим голосом, будто ему кто-то сдавил горл о. – Товарищ капитан, я сказал вам неправду. Саидова была у меня. Спрашивала, не могу ли я ей кое-что достать. Потом показала этот перстень…

– Ну и…

– Только что купила, говорит, и попросила бумаги, чтобы завернуть. На столе как раз лежала газета, и я оторвал угол.

– При вашей-то любви к газетам? Аллаяров! На чеке остались отпечатки ваших пальцев. Перстень этот вы купили в Самарканде четырнадцатого августа.

Аллаяров съежился, будто над ним занесли топор.

– Рассказывайте, Аллаяров! Что вынуждало вас делать Саидовой дорогие подарки? Только правду.

Аллаяров кивнул. Тяжело вздохнул, закрыл обеими ладонями лицо и сидел так несколько минут. Капитан терпеливо ждал.

– Хорошо, хорошо, товарищ капитан. Только история эта длинная.

– Ничего, я не спешу.

– Я ее, знаете ли, любил. Просто без ума был от нее. Ни на работе успокоиться не мог, ни дома. Все время думал о ней, отсчитывал часы, оставшиеся до нашей встречи. Она была очень красива. О такой я мечтал! Я знал, что у нее есть муж. Но разве сердцу прикажешь? Первое время, правда, старался подавить чувство к ней – ничего из этого не вышло. Всякий раз, когда мы с ней виделись, рассудок мне говорил: "Парень, не лезь на рожон, ты же только недавно поднялся на ноги". А сердце не послушалось рассудка. Не знаю, к счастью моему или несчастью, оказалось, что Мунисхон любит модно одеваться. Души не чаяла в красивых нарядах! Как только на ком-нибудь увидит новинку, сразу бежит ко мне. А я, конечно, стараюсь… Однажды у подруги увидела английскую кофту. Пришла ко мне на работу. А к нам этот товар не поступил. Я обзвонил всех своих знакомых. Оказалось – одна-единственная осталась в "Тахире и Зухре". Я посадил ее в машину, и мы помчались туда. Купили… Тогда, товарищ капитан, меня и попутал черт. Высказал я ей все, что до сих пор в сердце носил. Пригласил в ресторан – не согласилась. Уже было поздно, и она спешила домой. А выходя из машины, пообещала, что завтра позвонит…

– Это было осенью прошлого года? – уточнил капитан.

Аллаяров изумленно поглядел на него:

– Вам… откуда это известно?

– Продолжайте.

Алиев закурил.

– Да, это было в прошлом году. Осенью… – Аллаяров опустил голову. – На второй день, часов в двенадцать, Мунис позвонила. Сказала, что вечерами она всегда занята и непременно должна быть дома. Если хотите, говорит, можем вместе пообедать. Я в тот же миг помчался за ней… Мы поехали в аэропортовский ресторан. Выпили немного. Потом… на обратном пути я повернул машину в сторону Бешагаче. Она это заметила и спросила, куда мы едем. Я сказал, что у себя дома хочу ее угостить кофе. Я умею хорошо готовить кофе по-турецки… Хотите, сейчас для вас сварю? Вы же, кажется, не спешите?

– Спасибо, – ответил капитан. – Не беспокойтесь. Продолжайте.

– Она не возражала. Я привез ее сюда. В эту комнату… Товарищ капитан, дальше неинтересно… Словом, после этого она каждую неделю находила часок-другой, чтобы побывать у меня.

– Вы виделись днем?

– Главным образом. Только когда муж отсутствовал, она оставалась и на ночь… – Аллаяров поморгал. – Товарищ капитан, поверьте, у меня были самые благородные намерения, я собирался на ней жениться. Неоднократно предлагал ей уйти от мужа, выйти за меня замуж. Она только смеялась. "Вам разве этого мало?" – спрашивала она. По-моему, только из тщеславия она хотела, чтобы ее мужем был известный человек, ученый. Но я надеялся, что рано или поздно уговорю ее. Я ничего для нее не жалел. Покупал ей и жемчуга, и перстни, и серьги. Хотел ее убедить, что и я чего-то стою.

– Что еще покупали?

– Ничего больше. Пусть меня бог покарает, если вру!

– В котором часу она ушла от вас двадцать первого августа?

– Сейчас… – Аллаяров задумался. – После девяти, товарищ капитан. Да, конечно, было почти десять. По телевизору как раз показывали фильм. Я включил сразу же, когда она ушла. Правду, видно, говорят, товарищ капитан, что несчастье путается у людей под ногами. Мог же я ее задержать. Мог отвезти на своей машине. Вот, товарищ капитан, жизнь какая штука – сегодня ты есть, а завтра тебя нет…

– Какой фильм вы смотрели в тот день?

– "Война и мир". Третья серия. "Андрей Болконский".

Капитан помолчал, думая с раздражением: "Выскальзывает из рук как рыба. Неужели связывала любовь? Непохоже. Но что же все-таки кроется за этим – дарить драгоценности, потом убить? Зачем? За что он убил ее? Чего-то испугался? Чего? Испугался, что об их связи узнает муж? Но муж в таком случае с жены спрашивает".

На веранде скрипнули половицы. Аллаяров, вскочив и пинком распахнув дверь, чуть не сшиб слепую старуху.

– Опять подслушиваешь?! – крикнул со злостью Аллаяров.

Старуха беззвучно пошевелила бесцветными губами, медленно повернулась и, держась рукой за стену, пошла прочь.

– Извините, – проговорил Аллаяров, усаживаясь на свое место. – Бедняжка целыми днями одна дома, даже поговорить не с кем, когда меня нет дома.

– Где стоит ваш телевизор?

– В той комнате. Поставил, чтобы мать если не видит, то хотя бы слушала.

– Значит, говорите, в десять начался фильм?

– Да, ровно в десять. Мунисхон ушла минуты за две до этого. Я не провожал, чтобы не пропустить эту серию…

– Тому, что Саидова ушла, верю. Если бы не ушла, не случилось бы того, что случилось.

– Вот именно, товарищ капитан! Я упрашивал ее посидеть, пока фильм кончится.

– Саидову убили между одиннадцатью и двенадцатью ночи.

– Эх! – вскричал Аллаяров. – Если бы я знал! А муж ее ничего не подозревает?

– О чем?

– Ну, о том, что мы…

– Имеет ли теперь это значение?

– Вы правы. Просто я бы не хотел, чтобы у него прибавилось переживаний.

– Вы очень благородны, – не без иронии отозвался капитан и подумал: "И все же, черт побери, мы не можем тебя арестовать".

– Во сколько Саидова пришла к вам? – Капитан поднялся.

– Часов в шесть, – ответил Аллаяров.

Когда капитан Алиев выходил во двор, старуха сидела на террасе на том же месте, замерев точно изваяние. Заслышав шаги, устремила на него невидящий взгляд.

Дорога от дома Аллаярова до Чорсу заняла десять минут.

Капитан Алиев специально прошел этот путь пешком, хотя времени у него оставалось в обрез. Отыскав в кармане завалявшуюся двухкопеечную монету, позвонил по автомату лейтенанту Султанову:

– Анвар! Свяжитесь срочно с телестудией. Узнайте, что они давали двадцать первого августа с двадцати одного часа до двадцати четырех. Сверьте с объявленной программой.

– Есть, товарищ капитан!

Обстоятельства складывались теперь так. Мунис Саидова двадцать первого августа ушла из института в половине второго. В половине шестого она была на Чорсу. С шести до десяти находилась у Аллаярова. "Почему же она засиделась так поздно, когда дома ее ждал муж?" – задал себе вопрос капитан Алиев. И не ответил. Ладно, в десять она ушла. Допустим. Через пятнадцать минут была уже на Чорсу. Ожидала трамвай. Появляется убийца, время – пятнадцать-двадцать минут одиннадцатого. Спор, ссора. О чем спорили и что вызвало ссору? Капитан Алиев мысленно нанес на бумагу еще одну пометку. Ссора их должна была длиться более часа. Разве стояла бы она столько времени с незнакомым человеком? В половине двенадцатого произошло несчастье. И никто не видел, никто не слышал. Странно. Очень странно. Центр города. Многолюдная площадь… А здесь ли совершено убийство? Может, ее сюда привезли уже мертвую? Тогда действительно никто не слышал ее крика.

Капитан заключил, что необходимо выяснить следующее: первое – где совершено убийство, второе – причину убийства. Не оставалось сомнения, что убийца – человек, знакомый Саидовой. У кого из знакомых может возникнуть повод убить ее? Этот вопрос снова возвратил капитана к мужу покойной. А что, если Рахим Саидов обо всем дознался? Ссора, возникшая в то утро между супругами, вполне могла произойти не из-за какого-то там перстня, а из-за ревности. И в тот вечер он мог наконец выследить ее. В этом случае несчастье могло произойти и на Чорсу. Во всяком случае, и эту сторону дела нельзя упускать из виду.

В своем кабинете он застал лейтенанта Султанова, просматривающего программу телевидения за неделю.

– Ну и как? – спросил его капитан с порога.

– Выяснил, товарищ капитан! – ответил лейтенант, поднимаясь с места. – Пожалуйста! В двадцать один час показывали тележурнал "Хозяева грядущего". Передача началась вовремя, но закончилась на пять минут позже запланированного. Затем – телевизионные новости. И без двух минут десять началась трансляция из Москвы. Интервидение передавало соревнования на первенство мира по классической борьбе из Софии.

– Что? – изумился капитан.

– На первенство мира по классической борьбе, – повторил лейтенант Султанов.

– А по программе?

– По программе был объявлен кинофильм "Война и мир". Третья серия, "Андрей Болконский". Фильм начался с опозданием – в двадцать два часа сорок четыре минуты.

– Лейтенант!

– Слушаю, товарищ капитан?

– Преступник найден!

– И кто же он, товарищ капитан?

– Аллаяров!

– Смотри-ка… – все еще с недоверием смотрел лейтенант Султанов на капитана. – А я, грешным делом, думал на Саидова…

– Ия немного подозревал его.

– Прикажете арестовать?

– Не спешите, лейтенант. Подготовьте ордер на обыск в его доме. На завтра.

– Есть.

– Обыск произведем вместе. Доведите до сведения своей группы, пусть не сводят с него глаз. А сейчас я ухожу домой. Устал.

– Всего хорошего, товарищ капитан.

Капитан Алиев вышел на улицу. Жара уже спала, веял легкий ветерок.

– Куда поедем? – спросил шофер, едва капитан сел в машину.

– Домой.

Шофер с удивлением обернулся.

– Что так смотрите? – пряча улыбку, спросил капитан.

– Я не ослышался, Сабир-ака? Вот ваша жена обрадуется.

– Вы правы, давно я так рано не приезжал домой. Поужинаю сегодня с семьей.

– Я тоже, – сказал шофер.

И оба весело рассмеялись.

7

Отец и сын сидели рядом на супе и молчали. Рахима-апа принесла свежезаваренный чай.

– Мало мне было одного горя! – причитала она. – Еще и это прибавилось. Сердце кровью обливается. Ночью глаз сомкнуть не могла.

– Довольно, мать! – сказал Саид-ака. – Неси лучше завтрак, что там приготовила?

Вчера прибежала к родителям Мухаббат, обеспокоенная тем, что брат не ночевал дома. Отец велел ей передать сыну, чтобы он, как появится, пришел к ним. Рахим чуть свет и явился в родительский дом.

– Как поживают наши сваты? – спрашивал Саид-ака.

– Ничего.

Несколько минут длилось молчание. Саид-ака маленькими глотками отпивал из пиалы чай. Ему хотелось знать, что заставило сына так срочно отправиться в Коканд. Но ничего не спросил – он никогда не вмешивался во взаимоотношения сына с родителями жены. Бывало, в праздники Рахимджан уезжал с женой в Коканд. Ну, тогда понятно, тогда невестка была жива. А теперь? За одну неделю ездил туда дважды. Что-то случилось у сына. Похудел парень. Как лимон пожелтел. Конечно, такое горе кого угодно согнет в дугу. Только почему он отводит взгляд, будто отцу в глаза смотреть боится?

Но Саид-ака решил ни о чем сына не спрашивать. Если сочтет нужным, сам откроется.

– Мунис… отец, оставила мне солидное наследство…

– Какое наследство? – не понял отец.

– Золото, жемчуг… Вот, – Рахим Саидов вынул из кармана ожерелье и положил перед отцом.

Он не собирался рассказывать им правды. Хотел придумать другую причину. Но, представ перед отцом, отказался от своего намерения – отцу он не мог врать. Незачем, собственно, скрывать. Родители жены знают, товарищи знают, милиция знает. Рано или поздно дойдет до отца.

Решив так, он переборол стыд.

Саид-ака не притронулся к жемчугу.

– Он принадлежал Мунис. Я не покупал.

– Значит, у нее водились деньги?

– Откуда! Даже на трамвай у меня клянчила.

– Клянчила? – удивился Саид-ака. – Разве вы не держали деньги вместе?

– Свою зарплату я почти целиком отдавал ей. Себе оставлял десятку и всегда говорил ей об этом. А ее зарплаты я никогда не видел и не интересовался ею.

– В таком случае она могла и сама купить.

– А вам известно, сколько это стоит? Тысячу рублей!

И в милиции лежат ценности на такую же сумму.

– Какие ценности? – насторожился старик.

– Серьги, перстни! Моей зарплаты, если за год собирать, и то не хватит.

– Ты хочешь сказать… у твоей жены кто-то был?

Старик не щадил самолюбия сына. Рахим сделался пунцовым.

– Ездил в Коканд, чтобы узнать…

Саид-ака несколько минут безмолвствовал, устремив острый взгляд на мерцающий перед ним клубок жемчуга.

– Ты плохо поступил, сынок. Зачем ездил к сватам?

У них и так горя хватает! Разве нельзя было с нами посоветоваться?

Рахим оправдывался. Он поехал, чтобы узнать, не дарили ли ей родители эти драгоценности. Но Саид-ака возразил: все равно это нехорошо. Рахим сейчас понимал – отец прав. Он не должен был травмировать стариков. Разве они велели дочери ступить на стезю позора? Как ни верти, а виноват он один, Рахим Саидов. Его передернуло от неприязни к самому себе.

Мать на большом глиняном блюде принесла плов.

– Вчера мы с отцом и глотка чаю не могли сделать. Хороший сын так не поступает. Мог бы сестре сказать, где останешься… – Вдруг она увидела жемчуг: – Что это?

– Добро твоей невестки, – буркнул Саид-ака.

– Это же жемчуг.

Рахима-апа опустила блюдо на хантахту и взяла ожерелье в ладони.

– Я ни разу не видела на ней его. Недавно купил?

Рахим взглянул на отца. Тот еле приметно кивнул.

– Да, – ответил Рахим.

– Не судьба была бедняжке его носить. А красивый-то какой… – запричитала мать.

– Ну-ка, Рахим, принимайся за еду, остынет, – сказал отец, сменив разговор. – Со вчерашнего дня небось голодный? Бери, бери, сынок.

Рахим был благодарен отцу. Он потянулся за пловом. Впервые за последние дни он почувствовал голод и стал есть с аппетитом. Ему нравилось, как готовила мать. Она была отличной стряпухой. Каждое ее блюдо имело свой неповторимый вкус. Когда Рахим поел, отец спросил:

– Сейчас на работу? Пойдем вместе.

– А вы куда? – удивилась Рахима-апа, увидев, что и Саид-ака поднялся.

– Схожу-ка на свой комбинат…

– Про путевку узнайте, – наставляла Рахима-апа.

Саид-ака у калитки, пропуская сына вперед, спросил:

– Что думаешь делать, сынок?

Рахим пожал плечами.

– Работать надо, сынок, за работой человек забывается. А того… преступника… его и без тебя разыщут. Ты меня понял?

– Понял, отец.

Он радовался тому, что отец рядом и что говорит с ним ласково. Хорошо, что они есть у него, мать и отец. Около них становится легче на сердце.

Рахим поехал на работу немного успокоенный. В воротах института встретил директорскую машину.

Сулейман-ака открыл дверцу:

– Вызывают в ЦК. – Лицо его было строгое. – Препаратом интересуются.

– И что вы скажете?

– Что скажу? Скажу, что через неделю будет готов.

– Недели хватит, – сказал Рахим Саидов, подумав.

– Ну, вот и хорошо. Прошу, Рахимджан, ты, пожалуйста, лично проследи. – Сулейман-ака с доброй улыбкой похлопал Рахима по руке. – Тебе лучше находиться в институте, в своем коллективе. Ну ладно, я поехал.

На проверку воздействия препарата на вилт в тепличных и естественных условиях ушло более года. Эксперименты все еще не закончились. Но уже вступили в завершающую стадию. Несчастье выбило Рахима из колеи. Хорошо, что есть Хафиз – золотые у него руки! Рахим Саидов последние испытания и лабораторные опыты переложил на него. И вот – результаты. Кажется, обнадеживающие. Не случись беды, Рахиму, может, уже удалось бы завершить работу.

Едва он открыл дверь лаборатории, навстречу бросился Хафиз:

– Так скоро вернулся? Мог бы погостить в Коканде еще пару дней.

Рахим в первый раз за эти дни улыбнулся:

– Истосковался по работе.

– Могу обрадовать, нам выделили отдельный цех, – сообщил Хафиз.

– За неделю управимся?

– Если ты подключишься.

– Считай, уже подключился, – в тон другу ответил Рахим.

– А знаешь, как мы назвали препарат? "И-109-С". "И" – институт, "109" – номер изготовленного институтом препарата. Что такое "С", как думаешь?

– Что такое "С"? – переспросил Рахим.

– Саидов, – сказал Хафиз, не без гордости взглянув на друга. – Сулейман-ака сам предложил. Звучит?

Рахим смутился. Роль его в создании препарата, конечно, была немалая. Но работал-то весь коллектив. И сам Сулейман-ака сколько сил вложил в это дело!

– Нужно придумать название, в котором отразилось бы лицо всего нашего коллектива.

– "И-109" и есть лицо нашего коллектива, – сказал Хафиз. – Знаешь, и у скромности тоже должны быть границы.

Конечно, Рахим Саидов был рад.

Столько было им вложено в эту работу – веры и сомнений, успеха и неудач, времени своего и своих друзей. Никогда не угадаешь, что ждет тебя через пять минут. Еще вчера, когда он мчался в Коканд, жизнь казалась конченой. Сегодня жизнь продолжается. Все горести и обиды – пройдет время – исчезнут совсем. Так оно и должно быть. Иначе жить стало бы невозможно. Нужно только приложить максимум усилий, чтобы его всецело поглотила работа, и тогда он вновь попадет в объятия жизни, полной добра и надежд.

Хафиз расценил по-своему задумчивость друга.

– Ну а как твои личные дела? Все выяснил? – спросил он.

Рахим вздрогнул. Помедлив, ответил:

– А-а… Ничего хорошего.

Он вспомнил про лежавший в кармане жемчуг. "Зачем я ношу его с собой? Следовало бы оставить дома", – подумал он. И опять его чувства раздвоились. Он вышел из лаборатории и направился в свой кабинет. Сел в кресло, закрыл глаза. Заставил себя успокоиться, придвинул кресло к столу, заваленному схемами, таблицами, справками, которые он должен был просмотреть. Он так увлекся, что забыл про обед.

После перерыва зашел Хафиз.

– Рахим, дружище, – сказал он, с сочувствием глядя на приятеля. – Ступай прогуляйся по улице. Паровоз и тот постепенно набирает скорость, а ты хочешь сразу… Иди-иди. Вечером зайду за тобой. Давненько ты не был у меня в гостях. Закажем Вазире что-нибудь вкусненькое. Ашот приехал из Еревана. Отличный парень, веселый такой, на гитаре играет, поет. Посидим вместе, потолкуем. Ну как, договорились?

Рахим устало кивнул.

Саидов шел по улице и чувствовал, как этот проклятый жемчуг оттягивает карман. Он подошел к остановке. Но не сел в подкативший трамвай. Второй тоже пропустил. Решил идти пешком. Рабочий день еще не кончился, и на улицах было не очень людно. Только шумной лавиной неслись по дороге машины. Он долго стоял у одного из перекрестков и, наконец, как бы решившись, шагнул к переходу. Едва его не задев, заскрежетала тормозами машина. Водитель высунулся из кабины, крепко выругался.

Рахим Саидов дождался зеленого света. Надо же, чуть под машину не угодил. Рассеянный стал. Этот случай ему напомнил другой, происшедший недавно. Тогда он испугался куда больше, чем сейчас…

Они, кажется, были на свадьбе. Хотя нет, они возвращались от Фариды. Подруга Мунис отмечала день рождения одного из своих детей. Засиделись допоздна. Рахим был не в духе, но старался скрыть это от жены. Веселая компания, магнитофонные записи не улучшили его настроения, а наоборот…

Несколько дней назад они с Мунис повздорили. Жена уложила в чемодан вещи и отправилась в Коканд. Спустя неделю Рахим поехал следом и уговорил ее вернуться. Они помирились. Но неприятный осадок в сердце Рахима остался. И, видя добрые взаимоотношения Фариды и ее мужа, он им по-хорошему позавидовал. И совсем погрустнел. А Мунисхон шутила, весело смеялась, была радостной…

На мужа Мунис в тот вечер не обращала внимания. Когда Фарида стала подавать на стол, она пошла на кухню, помогать хозяйке, но тотчас вернулась – видно, подруга спросила, почему Рахим не в настроении, – и, склонившись к мужу, прошептала:

– Что ты такой угрюмый сегодня?

Рахим гневно взглянул на жену, но сдержался, не сказал ни слова. Не хватало еще у людей скандалить…

И еще припомнил Рахим.

Мухаббат, сестра Рахима, тоже любила принарядиться. Однажды она попросила у Мунис ее черную шерстяную юбку. Мунис не только дала ей юбку, но и ушила, подогнала ее Мухаббат по фигуре. Узнав, что Мухаббат собирается пойти на студенческий вечер, Мунис предложила ей надеть свои черные лаковые туфли. Мухаббат расцеловала Мунис и радостная выбежала из дому.

На второй день, возвратившись с работы, Рахим застал жену уныло сидящую перед трюмо. На ней была та самая черная юбка.

– Что случилось? – спросил Рахим.

Мунис не ответила.

– Ты здорова? – встревожился он.

И Мунис заговорила:

– Вы только о здоровье печетесь, на все остальное вам наплевать!

– Здоровье – наиглавнейшее в жизни, – попытался он отшутиться.

– Ваша сестра испортила мне юбку. Чтоб ей пусто было! Я еще не видела своих туфель. Бог весть, в каком они виде!

– И из-за этого ты расстроилась? – засмеялся Рахим, хотя грубый выпад в адрес сестры его задел.

– А как же не расстраиваться? – вспылила Мунисхон. – За целый год едва-едва одно платье могу купить. Ваш заработок целиком уплывает к вашим родителям. Вчера пришла мать и снова одолжила денег! – кричала она.

– Всего десятку взяла, не хватило денег на базар. Не ехать же из-за десятки домой. А когда мы еще им давали деньги?

– Бросьте, думаете, я слепая, ничего не понимаю? Всегда втайне от меня вы отдаете им деньги!

– Ты же знаешь, сколько я получаю! – стал раздражаться и Рахим. – Все до копейки отдаю тебе. Зачем же лгать!

– Вот как! Я, значит, лгунья. А ваша сестра, которая взяла мои любимые туфли на один день и не несет, она говорит одну правду! А мать – та прямо настоящая святоша! Только я одна плохая. Лучше бы мне умереть, чем стать вашей женой!

В такие минуты Мунисхон уже нельзя было ни остановить, ни успокоить. Правду она путала с неправдой, добрые слова с обидными. Рахим пытался защитить сестру и мать. Она, стараясь его перекричать, стала ругать их, как только умела. Затем наступила развязка, ибо у всякой ссоры бывает конец. Мунисхон побросала в чемодан вещи и отправилась в Коканд, в той самой черной юбке.

Вот что припомнил Рахим, находясь в гостях у Фариды. Домой возвращались поздно. Всю дорогу Мунис отчитывала мужа:

– Вы заставили меня краснеть! Неужели хоть в гостях нельзя вести себя по-человечески! Развесили губы, ни с кем ни слова…

– Я весь вечер думал о своей женушке, какая она у меня прекрасная! – ответил в тон ей Рахим.

– У-ух, скорпион! – процедила Мунис сквозь зубы и побежала через дорогу.

Ни Мунис, ни Рахим не заметили машину. В этот поздний час они обычно мчатся на предельной скорости. Машина резко развернулась, заскрежетала тормозами и, едва не опрокинувшись, остановилась, задев крылом руку Мунис.

– Надо смотреть по сторонам, апа! – крикнул шофер.

Рахим подбежал к жене, обнял ее, нервно гладя плечи, голову, руки:

– Не больно?

– Нет, – с трудом выговорила Мунис, прижавшись лбом к его груди. – Чуть сердце не выскочило от страха. – И улыбнулась, глядя в глаза мужу.

– Это тебе наука. Не будешь понапрасну кипятиться, – сказал Рахим и, тоже улыбнувшись, прижал к губам ее теплую ладонь.

* * *

Улица вывела Рахима к скверу Революции. Он любил этот сквер, большой, тенистый. Еще в былые годы, будучи студентом, бродил он по этим аллеям, посыпанным красноватым песком, над которыми простирают гигантские кроны старые чинары. Подолгу сидел на скамье, строя планы на будущее, или следил за полетом падающих звезд. Ему кто-то говорил: когда падает звезда, то умирает человек. Одни звезды сгорали ярко, ослепительно, и путь их светился еще несколько секунд. Другие вспыхивали еле приметно и тут же гасли.

Вот здесь он однажды обнял Мунис и целовал ее мерцающие в темноте глаза, горячие податливые губы… Они встречались в этом тенистом уголке. Он приходил много раньше срока и ждал ее. Однажды она задержалась. Он прождал ее час. Огорченный, обеспокоенный, он решил поехать к ней в общежитие. И в это время в конце аллеи показалась Мунис. Обняв ее, он почувствовал, как сильно бьется ее сердце. Она с трудом переводила дыхание.

– Я так спешила… – еле выговорила она, прижимаясь лицом к его груди. – Уже вышла из общежития, а навстречу – отец! Устроила его в гостинице, и сразу – к вам. Спасибо, что дождались, – и она нежно погладила кончиками пальцев его брови.

Да, она была прекрасным человеком тогда. Ласковая, нежная, внимательная. Любящая. Она очень любила Рахима. В тот вечер она была в белых туфлях и в легком платье без рукавов. Волосы были гладко зачесаны, а сзади закручена в узел толстая тяжелая коса…

Странно, почему люди после женитьбы часто меняются, становятся другими? В чем причина? Сам он, конечно, остался прежним. Только возмужал, стал серьезнее. Да и забот прибавилось. А Мунис будто подменили. Кто знает, может, она и раньше была такой, да только он, Рахим, влюбленный в нее по уши, ничего не замечал?

Рахим обошел сквер, облюбовал одну из скамеек, сел. Здесь было тихо и прохладно. Он закурил и откинулся на спинку скамьи, раскинув руки. Поодаль, за площадкой, где возвышался памятник Карлу Марксу, промелькнуло знакомое лицо. Он всмотрелся. Это была девушка-официантка, составившая ему однажды компанию. Ему захотелось опять зайти в кафе. Он встал, но тут же раздумал. О чем он будет разговаривать с этой молоденькой девушкой?

К памятнику вышла высокая женщина. Приезжая – понял он. Женщина с интересом разглядывала памятник. У нее светлые волосы, коротко острижены. Через плечо висит пухлая коричневая сумка. Короткое, плотно облегающее ее стройную фигуру зеленое платье подчеркивало белизну ее незагорелых ног. Наверное, откуда-то с севера, где солнце скупо. Рахим смотрел, бессознательно любуясь ею. Женщина вышла на аллею, она шла прямо на него. Она кого-то ему напоминала. Кто же она? Женщина почувствовала его взгляд и обернулась. Посмотрела, слегка щурясь, и вдруг вскрикнула:

– Рахим!

– Света! – вскочил с места Саидов.

– Рахим, дорогой! – ринулась к нему женщина.

– Света! Неужели ты?

– Я, Рахим, я! Здравствуй! Как я рада!..

– Садись.

Рахим усадил ее на скамью, сел рядом.

– Я не думала, что когда-нибудь встречу тебя.

– Ты давно в Ташкенте? Что тут делаешь?

– Третий день как приехала. Сегодня решила осмотреть город… Ташкент очень изменился.

– Да, трудно узнать. А как ты живешь? Как папа, брат? – Рахим не сводил с нее глаз и не скрывал, что любуется ею.

– Папа вышел на пенсию. Мы теперь живем в Москве. И у Володи все хорошо устроилось. Только он далеко от нас.

– Где же?

– Он геофизик. И занесло его в Антарктиду.

– Ого! Это действительно далеко!

– Скоро уже приедет… Рахим, Рахим! Мы тебя так часто вспоминаем. Как ты живешь?

– Спасибо, ничего… – Рахиму не хотелось рассказывать ей о том, что произошло. – Володя женился?

– Да, у него уже двое детей.

– А ты? Ты не замужем?

– Я замужем… – Светлана сказала это легко, но опустила глаза, и легкий румянец выступил на ее щеках. – Муж… Саша, летчик. Он тоже в Ташкенте. Его командировали, и я увязалась за ним. Меня все время тянет в Ташкент, в город юности…

– Это хорошо.

– Я упросила Сашу остановиться не в гостинице, а у кого-нибудь на той улице, где мы жили… Слышала, Рахим, что тебе пришлось перенести большое горе.

– Да, – вздохнул Саидов.

– Любил ее?

– Да. Очень.

Рахим не кривил душой. Он действительно любил Мунис. Жизнь без нее для него с самого начала была бы бессмысленной, бесцветной. Он сказал Свете правду и вдруг почувствовал, что на душе полегчало. Мысли прояснились. Нет, ничто не омрачит память о Мунис, он сейчас это понял. Он любит Мунис. И будет помнить все самое лучшее, что связано с ней. Все остальное перечеркнет, выбросит из наболевшего сердца. И, чтобы пришедшая в эту секунду мысль утвердилась, он добавил:

– Она была очень славной… моя Мунис.

– Слышала. Твои соседи рассказывали мне, как она по вечерам выходила за калитку и ждала тебя. Бежала навстречу, завидев тебя вдалеке.

Было ли это? Рахим силился вспомнить. Было. Они тогда жили в старом доме. И в самом деле, он, выходя из трамвая, видел Мунис у калитки. Она взмахнет приветливо рукой и бежит навстречу. Берет под руку и трется щекой о его плечо. Так они вместе шли к дому. Она старалась шагать с ним в ногу и весело смеялась, когда ей это не удавалось.

– Ты ждешь кого-нибудь здесь? – спросила Света, нарушив течение его мыслей.

– Отдыхаю, – улыбнулся Рахим.

– Молодой ученый весь в творческих поисках…

– Может, и не совсем в творческих, но ты угадала – в поисках… Света, ты с мужем… Как, ты сказала, его зовут?

– Саша.

– Ты с ним приходи к нам. Сейчас напишу адрес.

– Ты тоже запиши мой, – сказала Света и легонько вздохнула. – Хотя бесполезно давать тебе адрес.

– Почему же? – спросил Рахим, уловив в ее интонации упрек за его давнюю-давнюю вину, когда не ответил на ее письмо.

– Все равно ты поленишься написать, – сказала Света. – Ты получил тогда мою фотографию?

– Да, конечно. Ты была такая красивая…

– А сейчас? – улыбнулась Света. – Уже не красивая?

– Сейчас ты и вовсе расцвела.

Она рассмеялась.

– А все-таки почему ты тогда мне не ответил? Я очень ждала.

Рахима смутил ее прямой вопрос. Он опустил голову:

– Я долго берег твою фотографию.

– А потом твоя жена порвала ее. Не правда ли?

Рахим поспешил переменить тему разговора.

– Вы придете? – спросил он.

Света испытующе посмотрела на него.