Текст книги "Джереми Полдарк (ЛП)"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Мэм, немного поздновато для объяснений, но могу заверить, что вы правы во всем, кроме одного. Уэнтворт Листер не станет меня слушать. Это гораздо большее, чем стоит моя дружба. Более того, все законники в стране от меня отвернутся!

Ее заметил сэр Хью Бодруган. У нее в запасе всего минута.

– Вы же не деньги ему предложите, а всего лишь правду. Неужели это настолько презренно?

– Это с вашей точки зрения. Но откуда ему знать, что это правда?

– Как раз пока я сидела здесь до вашего появления, я слышала, как кто-то сказал, что ваш брат заплатил две тысячи фунтов за место в парламенте. Это так, сэр Джон?

– А какое это имеет отношение к вам?

Услышав его тон, Демельза сдалась.
– Простите. Я не хотела причинять неприятности. Никаких неприятностей нынче вечером. Я просто не понимаю, вот и всё. Я не понимаю, почему платить избирателям за голоса – это правильно, но смертельно сложно попросить судью об услуге. Возможно, лучше бы мы просто предложили ему деньги.

– Тогда вас пошлют в тюрьму. Нет, мэм, уверяю, лучше оставить всё как есть.
Когда Демельза сменила интонацию, его голос стал более сочувственным. 
– Не думайте, что я вам не сочувствую. Я надеюсь и верю, что Полдарк выйдет на свободу к концу недели. Самый надежный способ добиться противоположного результата, мэм, это попытаться повлиять на судью. Это одна из особенностей английской жизни. Не могу объяснить, почему это так, но закон всегда был неподкупен.

Он посмотрел в сторону двери, где появились Кэролайн, Анвин и Ченхоллс, и потому от его внимания ускользнуло выражение лица Демельзы. Оно промелькнуло всего на секунду, как с вызовом поднятый флаг над почти потерпевшим поражение фортом.

Глава седьмая

В субботу утром в городе проходило религиозное церковное шествие, возглавляемое городскими монахами. Процессия шла по улице Святого Николая прямо мимо их постоялого двора, поэтому Демельза и Верити, преклонив колени, наблюдали за происходящим. Демельза почувствовала слабость в коленях при виде двух судей, одетых в роскошные одеяния, соответствующие их должности – алые мантии и тяжелые парики, один из них был высоким и худым, а другой – среднего роста и толстым.

Демельза надеялась, что толстяк – это Уэнтворт Листер. Вернувшись домой, она обдумала чудовищность своего предложения сэру Джону. Днем, собравшись, Демельза снова зашла в гостиницу и, будучи гостьей сэра Хью Бодругана, выпила с ним чаю.

Весьма подходящий светский предлог, и в этот раз Демельза успешно поддерживала с ним беседу, соблюдая приличия. Но удерживать его всё время на расстоянии – задача не из легких.

В понедельник утром мистер Джеффри Клаймер последний раз встречался с Россом. Быстро просматривая записи, сделанные капитаном, он хмурил брови, пока те не сложились в кривоватый портик – точь-в-точь, как на главной улице.

– Так не пойдет, капитан Полдарк, просто не пойдет, – сказал он.

– Что не так?

– Что я говорил вам в пятницу? Поймите, мой дорогой, уголовный суд – это вам не простая баталия, а поле для маневров. Вы можете говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, но всё зависит от того, как вы ее излагаете! Будьте тактичным, убедительным, заслужите милость и снисхождение закона. Будьте скромным и невинным, а не грубым и вызывающим. После оглашения вердикта можете говорить, что угодно, но до этого будьте осторожны. Взвешивайте каждое слово. Только так вы можете преуспеть.

Взяв записи из волосатых рук адвоката, Росс попытался сосредоточится, не обращая внимания на шум за пределами камеры. Спустя пару минут он отложил бумаги.

– Всё же есть пределы, даже если на кону собственная жизнь.

Клаймер посмотрел на своего клиента, оценивая его с профессиональной точки зрения: высокий рост, крепко сложенная фигура, худощавое лицо человека хорошего происхождения, вспыльчивость, скрываемая под сдержанностью, шрам, волосы и серо-голубые глаза. Адвокат пожал плечами:
– Если бы я мог выступить вместо вас, то сказал бы именно это.

– Если бы вы могли выступать за меня, я бы позволил вам это сказать.

– Тогда в чем разница? Конечно, это ваша жизнь, и вы вольны поступать, как вам угодно, ваша свобода, если вы можете это так назвать. Есть ли у вас жена? Семья? Вы не думаете, что они стоят этой уступки? Поверьте, я не обещаю, что всё получится, если следовать моим указаниям. Но своевольничать вы могли бы и без меня и сберегли бы свои гинеи.

В другой камере дрались мужчины, а в дальнем углу двое воров спорили из-за забытого кем-то шейного платка. Есть ли у него жена? Семья? Думает ли он, что они стоят этой уступки? Делает ли это действительно ради Демельзы или ради себя?

Мысль о неволе душила его неугомонную натуру. За все эти дни Росс повидал достаточно. Оправдывало ли изменение тактики защиты в последний момент желание спасти свою шкуру?

– У вас есть список свидетелей со стороны короны? – резко бросил он.

Клаймер вручил капитану другой лист и стал обмахивать лицо платком, пока Росс читал.

Вайгас, Клеммоу, Андерсон, Оливер, Фиддик.
– Никто не посмеет сказать, что закон относится к своему делу спустя рукава.

– Никогда, как только получит в руки дело. Упорство – вот как можно это назвать. Когда в преступление вовлечена пара сотен человек, то его вешают на одного или двоих, чаще всего наиболее виноватых, но не всегда. Преступление вешают на них, а остальных пытаются заставить выступить свидетелями со стороны короны. Одного-двух делают козлами отпущения. Капитан, к сожалению, козел отпущения сейчас вы. Эти люди – ваши друзья?

– Некоторые.

– Конечно, этого следовало ожидать. Друзья становятся хуже врагов, чтобы спасти свою шкуру. Печальная черта человеческой природы – это трусость. Унаследованная от Каина. Никогда не знаешь, когда она проявится. Всегда живет где-то рядом, а страх приводит ее в действие.

– Полагаю, – сказал Росс, едва слушая, – у этих людей не было выбора, кроме как явиться, если им прислали повестку в суд. Пэйнтер... Не ожидал, что и он будет.

– Кто это? Новенький?

– Человек, служивший у меня много лет. Ах, да. Я разбудил его первым и послал поднять Сол.

– Сол – это мужчина?

– Нет, деревня.

Мистер Клаймер стал энергично обмахиваться.
– Здесь ужасная вонь, ужасная вонь. Этот Пэйнтер находился на берегу, когда появились таможенники?

– Да, но был слишком пьян, чтобы что-либо вспомнить.

– Проблема некоторых людей в том, что когда они не помнят, то придумывают. Это всегда предоставляет защите возможности. Сообразительный человек?

– Я бы так не сказал.

– Ага. Не сомневаюсь, что вы сможете сбить его с толку. Хотя некоторые из этих олухов на свидетельском месте становятся дьявольски упрямы. Просто как ослы, иначе не назовешь.

Росс отдал список.
– Утром в среду, как думаете?

– Утром в среду, – Клаймер встал и разгладил мантию. – Не знаю, отчего я беспокоюсь. Если вы хотите, чтобы вас повесили, то это ваше личное дело. 
Тюремщик шагнул вперед, но Клаймер знаком велел ему удалиться.
– Помнится, видел я как-то раз висельника в Тайберне [4]4
  Тайберн – деревня в графстве Миддлсекс, ныне часть Лондонского городского округа Сити оф Уэстминстер. С 1196 по 1783 год являлась официальным местом проведения казней осуждённых города Лондона.


[Закрыть]. Веревку срезали, посчитав его мертвым, но он корчился и строил рожи еще целых пять минут.

– Я видел такое, когда человеку срезало голову пушечным ядром, – сказал Росс. – Зрелище куда более удивительное, когда голова находится в нескольких шагах от тела.

– Да? – Клаймер уставился на него.

– Да.

– Ха, ну что ж... Оставляю вам этот план защиты. Обдумайте его. Но после вердикта не сожалейте, что вы им не воспользовались. Тогда уже ничего не поделаешь. Обвинение будет говорить про вас множество гадостей, и вы ему лишь поможете своим ложным чувством гордости. Гордость хороша на своем месте. Мне ее тоже хватает. Я бы без нее не продвинулся. Но суд – не место для ее демонстрации.

***

Дуайт Энис остановился на маленьком постоялом дворе на Медовой улице. Внезапная болезнь в коттеджах Меллина отложила его отъезд, так что он добрался до Бодмина лишь в понедельник днем. В суде он увидел, что имя Росса не числится в списке дел на вторник, и зашел в «Георга и корону», но обнаружил там только Верити.

Вскоре он ушел и спокойно пообедал у себя. Дуайт слишком поспешил и теперь столкнулся с необходимостью как-то убить время. Утром, решил он, можно будет посетить лепрозорий, расположенный примерно в миле от города. Энис никогда прежде не сталкивался с проказой и собирался понаблюдать за больными и приобрести новые знания.

Маленький обеденный зал постоялого двора от пивной отделяли лишь вращающиеся двери в половину человеческого роста, и когда он покончил с холодным пирогом из голубя, то возникла какая-то суета, и он услышал слово «лекарь». Однако его это не касалось, и Энис продолжил есть абрикосовое желе со сливками. Через минуту в дверях появился потный владелец постоялого двора и, увидев Дуайта, двинулся к нему.

– Прошу прощения, сэр, но вы ведь доктор или аптекарь, или еще кто такого рода?

– Да.

– В общем, сэр, из Прайори-хауса только что прибежал лакей и сказал, что там кто-то заболел, и нет ли здесь лекаря. Как мне сказали, это срочно. Это будет весьма любезно по отношению к Дэниэллам и весьма разумным действием, как можно выразиться...

В пивной стоял запыхавшийся и взволнованный лакей в ливрее. Заболела мисс Пенвенен, мисс Кэролайн Пенвенен, которая гостит в доме. Нет, он сам ее в глаза не видел и не знает, что с ней такое, кроме того, что это срочно, а их собственный аптекарь живет в другом конце города.

– Что ж, ладно. Я буду готов через минуту.
Дуайт взбежал вверх по лестнице, взял свой саквояж с лекарствами и инструментами, без которого редко путешествовал.

Стоял прекрасный вечер, дом находился всего в нескольких ярдах от Церковной площади, они поднялись вверх по холму на другой стороне и свернули в ворота, подойдя к большому квадратному особняку с видом на небольшой парк. Через живописные деревья поблескивала вода.

Лакей повел его в квадратный зал с массивными свечами, пламя покачивалось, словно горничные кланялись им, когда они проходили мимо. Через приоткрытую дверь Дуайт увидел сервированный для ужина стол, сверкающие ножи, гладкие фрукты, цветы. Слышался мужской голос – размеренный и ровный, голос человека, который привык, что его слушают. Они поднялись вверх по лестнице. Прекрасное кованное железо и много белой краски. Две картины Опи и две Цоффани.

Дальше по коридору с красным ковром, потом поворот. Лакей постучал в дверь.

– Войдите.

Дуайт вошел, а лакей исчез. На низкой кушетке сидела высокая, стройная и поразительно красивая девушка в платье из белого батиста с замысловатым узором.

– А, так вы аптекарь? – спросила она.

– Доктор, мэм. Могу я вам помочь?

– Да. Если вы знаете, как использовать лекарства, как аптекари.

– Разумеется. А в чем дело?

– Вы обычно обслуживаете Дэниэллов?

– Нет, я чужой в этом городе. Ваш лакей пришел на постоялый двор, где я остановился, и сказал, что это срочно.

– Да, понимаю. Я просто хотела убедиться, – девушка встала. – Однако больна не я. Это мой песик, Гораций. Взгляните. У него было два припадка, а теперь он еле жив, словно в обмороке. Я ужасно обеспокоена. Не могли бы вы немедленно им заняться?

Дуайт увидел рядом с ней на кушетке маленького черного мопса, свернувшегося на шелковой подушке. Энис посмотрел на мопса, а потом на девушку.

– Ваш пес, мэм?

– Да, – нетерпеливо ответила она. – Я до смерти обеспокоена уже целых полчаса. Он отказывается пить и едва меня узнает. Это всё из-за суеты и волнения, клянусь. Мне не следовало его привозить, я должна винить только себя.

Прекрасная комната была отделана пурпуром и золотом.

На туалетном столике стояли свечи, бесконечное сияние многократно отражалось в зеркалах. Несомненно, главная комната для гостей. Важная леди. 
– Ваш лакей ошибся, – сказал Дуайт мягко. – Вам следовало послать за коновалом.

Он заметил блеск в глазах девушки, перед тем как та покачала головой.

– Не в моей привычке нанимать для Горация лошадиных докторов.
– О, некоторые вполне умелы.

– Может быть. Но я предпочитаю их не нанимать.
Дуайт не пошевелился.

– Я хочу получить лучший совет, – резко сказала она. – Я за него заплачу. Так в чем дело? Могу заплатить вперед.

– Придется подождать, пока мне выпадет честь обслуживать вас.
Их взгляды скрестились. Что-то в ее поведении раздражало Дуайта даже больше, чем причина вызова.

– Ну так что, – сказала она, – вы собираетесь лечить песика или недостаточно владеете своим ремеслом? Если вы начинающий, вероятно, вам лучше уйти, а мне следует позвать кого-нибудь другого.
– Именно это я и собирался предложить, – ответил Дуайт.
Когда он оказался у двери, девушка окликнула его:
– Подождите.

Он обернулся и разглядел на ее переносице едва заметные веснушки.

– У вас что, никогда не было собаки? – спросила мисс Пенвенен. Ее тон изменился.
– Когда-то была.

– Вы бы позволили ей умереть ради соблюдения формальностей?
– Нет.

– Тогда почему позволите умереть моей?

– Полагаю, всё не так серьезно.
– Я и сама на это надеюсь.

На мгновение он замялся, а потом вернулся в комнату.
– Сколько ему?

– Двенадцать месяцев.

– В этом возрасте припадки – явление нередкое. У моей тетушки был спаниель...

Он наклонился, чтобы осмотреть Горация. Похоже, с псом ничего страшного не произошло, разве что дыхание у него хриплое.

Пульс довольно ритмичный и нет признаков жара. В свое время он превратится в жалкое создание, решил Дуайт: слишком толстый и избалованный. Дуайт чувствовал, что высокомерная юная хозяйка собаки внимательно за ним наблюдает.

Он поднял взгляд.
– Не вижу причин для беспокойства. У него наблюдается недостаток жизнелюбия, и я советую вам следовать ограничительной системе. Поменьше сладкого и пирожных. И пусть кто-нибудь из слуг ежедневно его выгуливает. Чтобы пес действительно упражнялся. Бегал и прыгал. Он избавится от ядов, ведущих к этим припадкам. Я напишу вам рецепт, который вы можете отнести аптекарю.

– Благодарю вас.

Он взял блокнот, а девушка кротко протянула перо и чернильницу, и Дуайт выписал успокоительное из черемухи и опиум.

– Благодарю, – повторила она, взяв листок. – Что вы говорили?

– О чем?

– О вашей тетушке.

Его мысли уже унеслись далеко. Энис неожиданно улыбнулся, и гнев, наконец, улетучился.
– О, у моей тетушки был спаниель, но очень давно. У него случались припадки, когда тётушка играла на спинете. Никто не мог точно сказать – то ли от любви к музыке, то ли наоборот.

Гладкое юное лицо Кэролайн, такое напряженное всего несколько минут назад, озарилось улыбкой, хотя где-то в глубине еще остался намек на исчезающую враждебность.

– Как вас зовут? – спросила она.

***


Во вторник с самого раннего утра хлынул ливень, превративший высохшую грязь в жидкую, но не повлиявший на состояние духа тех, кто был решительно настроен извлечь максимальную выгоду из дня выборов. Дуайт первым вошел в здание суда, но пока еще не было объявлений о списке дел на следующий день слушаний, так что он счел необходимым представиться мистеру Джеффри Клаймеру, чтобы всё выяснить.

Мистер Клаймер завтракал, его сизый подбородок чуть побледнел после утреннего бритья, и он спешил и суетился, но позволил Дуайту сесть за стол и просмотреть список дел на среду. Дел, которые достопочтенный судья Листер уже успел коротко охарактеризовать:

«Корона против Смита за мелкое хулиганство

К. п. Боунтона за кражу

К. п. Полкингорн и Нортон за бродяжничество

К. п. Подарка за мятеж и нападение

К. п. жителей Лискерда за отказ чинить дорогу

К. п. Коридона за скупку краденого

К. п. жителей Сент-Эрта за загромождение реки».

Дуайт положил листок обратно на стол.
– И как всё это можно рассмотреть за завтрашний день?

– Придется, любезный, – сказал Клаймер, продолжая жевать. – Весьма плотный список. Не хотел бы я проторчать тут весь месяц. Мне нужно быть в Эксетере шестнадцатого. Но не беспокойтесь, их все рассмотрят. Многие дела очень просты.

– Включая дело «Корона против Полдарка?»

– О, нет. Хм... – мистер Клаймер умолк, чтобы поковырять мизинцем в зубах. – Вовсе нет. Но мы пройдем через это. Я бы лишь желал иного отношения со стороны своего клиента. Он такой неподатливый, так сказать. Не понимает, как действует закон. И по-прежнему настаивает на своем. Возможно, вид судьи заставит его сменить настрой. Уэнтворт Листер – не какой-то хлюпик. Что ж, мне пора. У меня дело в одиннадцать. Старушку обвиняют в том, что она подсыпала внуку молотое стекло. Ей семьдесят два, и ни гроша за душой. Для всех лучше, чтобы ее повесили, дабы мягко препроводить в мир иной, да вот придется ждать решения судьи.

Когда Дуайт встал, в дверь постучал слуга.

– Сэр, вас желает видеть мистер Фрэнсис Полдарк.

Мистер Клаймер одним глотком осушил кофе.
– Еще один Полдарк? Что это значит? Вы с ним знакомы, сэр?
Когда Дуайт коротко объяснил, Клаймер поинтересовался:
– Так что же, еще один свидетель? Этот Пирс ничего не смыслит в своем деле, если позволяет кому попало являться со своими рассказами за пять минут до суда. Он даже не упомянул о нем в своем описании дела!

– Фрэнсис был болен во время кораблекрушения. Но его можно вызвать, чтобы спросить о характере кузена.

Мистер Клаймер раздраженно расстегнул халат.
– Я, знаете ли, капитану Полдарку не кормилица. У меня и другие дела имеются. Фостер!

– Сэр? – высунулся в дверь помощник Клаймера.
– Принесите мне дела «Корона против Пенроуза» и «Корона против Тредника».
– Сию минуту, сэр.

– Да еще этот фарс с выборами. Так не вовремя и так раздражает. Город переполнен пьяными мерзавцами и карманниками. В гостиницах не обслуживают. В кроватях клопы. Просто позор, иначе не назовешь.
Адвокат повернулся к разинувшему рот слуге.

– Что ж, проводите его сюда, раз уж так. Проводите мистера Полдарка!

– Я раскланиваюсь до его прихода, – сказал Дуайт. – Одним меньше на вашем пути. Встретимся завтра.

– Будьте там к десяти. Первые дела могут закончиться очень быстро.

На пути вниз по лестнице Дуайт встретил поднимающегося Фрэнсиса.

– Я очень торопился приехать, – сказал тот, – но слышал, что дело не будут рассматривать до завтрашнего дня.
Он был весь в пыли, волосы взъерошены.

– Верно.

– Вы знаете, где я могу найти комнату на ночь? Город просто забит народом.

– Думаю, придется поискать где-нибудь подальше.

– А где остановилась жена Росса?

– В «Георге и короне». Но ваша сестра сказала, что она тоже переполнена.

– Моя сестра? – бросил на него взгляд Фрэнсис.

– Они остановились там вместе.
Дуайт профессиональным взглядом не мог не отметить, что Фрэнсис бледен и плохо выглядит. Вместе с потерянным весом он словно потерял все жизненные силы.
– А ваша жена не с вами?

– Суд – не место для женщины. А что за дурацкие флаги и знамена развеваются на ветру?

Дуайт объяснил.
– А, ну конечно же. Я и забыл. В Корнуолле слишком много дрянных избирательных округов и подходящих людей, чтобы их заполнить. Как думаете, тот человек наверху обладает какими-нибудь способностями к ведению судебных дел? Ведь многие из них – просто толстопузые хвастуны и старые повесы, беспокоящиеся лишь о своем гонораре и подходящей девке под боком, когда всё закончится.

Дуайт улыбнулся.
– Я нашел его встревоженным и раздраженным. Завтра смогу судить точнее.
Они разминулись, а потом Дуайт обернулся.
– Если вы не найдете, где остановиться на ночь, я могу предложить разделить комнату со мной, хотя там всего одна кровать. Постоялый двор «Лондон», неподалеку от церкви.

– Кровать достанется вам. Если на полу есть место, я могу спать и на ковре. Благодарю.

Покинув гостиницу, Дуайт очутился на улице. Погода наладилась, и прогулка пошла бы ему на пользу. Прямо на выезде из города мимо него проехала карета, запряженная четверкой лошадей серой масти, с кучером и форейтором, одетыми в зеленые с белым ливреи. Покачиваясь из-за ужасного состояния дороги, экипаж ехал медленно, и Дуайт увидел, что внутри находится один Джордж Уорлегган.

Вернувшись домой из лепрозория, где доктор обнаружил лишь семерых прокаженных, в большинстве своем пьяных, и практически развалившееся здание, нуждающееся в починке, Дуайт как раз успел протиснуться в ратушу, чтобы посмотреть на выборы.

Помост в глубине здания был заполнен видными деятелями города, и Дуайт удивился, увидев, что высокая рыжеволосая девушка была единственной женщиной из присутствующих. Снаружи исходило немало шума от сотен людей, не сумевших попасть внутрь и забивших улицу, выкрикивая лозунги соперников.

Процедура началась, как обычно, с наставления шерифа, затем толстяк по имени Фокс, окружной судья, поднялся, чтобы принять присягу у председателя избирательной комиссии. В этом-то и заключалась загвоздка. Оба главы города: Майкл в одном конце помоста и Лоусон – в другом, выскочили вперед и заявили о своем праве выступить в этой роли.

Последовал долгий правовой спор, высказывались аргументы. Обе стороны привели адвокатов, чтобы подтвердить свои притязания, но выступающие так и не смогли убедить друг друга, страсти накалялись. Люди в холле начали кричать и топать ногами, сотрясая пол.

Дуайт всматривался поверх качающихся голов и думал о том, как дела у Горация. Он оглядел толкающихся вокруг людей, некоторые были в париках, некоторые заплетали собственные волосы в косицу на затылке, а другие – рабочий люд – с нечесаными прямыми волосами, спадающими на плечи.

У двоих рядом с ним имелись кожные заболевания, а третий страдал чахоткой и харкал кровью на солому под ногами. В углу находилась женщина, потерявшая нос от французской болезни.

Внезапно помост содрогнулся оттого, что наконец-то был достигнут компромисс, хотя произошло это скорее под давлением гула толпы снаружи, чем по доброй воле. Городские главы будут совместно возглавлять избирательную комиссию, в чем вместе приняли присягу. Все понимали, что это лишь приведет к дальнейшим затруднениям, когда начнутся выборы, но, по крайней мере это было хоть каким-то движением вперед.

Устав от всего этого, Дуайт сделал пару шагов в сторону двери, хотя не видел перспектив выйти, пока всё не закончится. Вокруг все замолчали, и он увидел, как выступил вперед первый выборщик.

Им оказался Олдермен Харрис, чей живот был столь же выдающимся, как и репутация, под одобрительные крики и почти без освистывания он проголосовал за Тревонанса и Ченхоллса. Потом пришла очередь Робертса, квакера и вига, ему тоже позволили проголосовать молча. За ним последовал еще один виг. Действуя так же осторожно, как и соперник, Майкл позволил ему пройти без единого комментария.

Третьего вига он уже проглотить не смог. Стряпчий, действующий в интересах Бассета, возразил на том основании, что Джозеф Лэндер давно уже не состоит членом гильдии по причине помешательства и его уже трижды заковывали в колодки за недостойное поведение.

Это вызвало негодование толпы, и двое мужчин неподалеку от Дуайта затеяли драку. Один из них толкнул Дуайта на безносую женщину, и та, раскрыв рот, словно дверь, заголосила так, будто ее убивают.

Когда безносая наконец успокоилась, Дуайт увидел, как выступает доктор, объясняя, что родители Джозефа Лэндера состояли в кровосмесительном родстве и оба выжили из ума, но потом Дуайт отвлекся от этого спора, потому что двое мужчин рядом снова подрались, и когда одного из них в бесчувственном состоянии вытащили из-под другого, Джозеф Лэндер уже исчез со сцены.

Молодой доктор уже пожалел, что пришел. Права почти каждого второго из тех, кто подходил голосовать, подвергали сомнению, и этот спор длился бесконечно. Одного человека, явно находящегося на пороге смерти, принесли на носилках, поставили на пол и спорили о нем, как чайки из-за выброшенных потрохов.

Дородному, волосатому и властному сэру Хью Бодругану позволили проголосовать, не оспаривая его прав, только потому, как решил Дуайт, что никто не посмел устроить с ним стычку. Как он проголосовал, осталось загадкой, но еще трое поступили так же – люди, живущие очень далеко и не имеющие никаких знакомых в городе.

Девушке явно стало жарко, она скучала и внезапно наклонилась к Анвину Тревонансу, что-то прошептав ему на ухо. Тревонанс с очевидным раздражением начал с ней спорить, но Кэролайн встала и выскользнула через боковую дверь. Дуайт тоже начал пробираться к выходу.

Это было долго и сложно, толпа сопротивлялась, но в конце концов он добрался до двери и оказался в коридоре – вспотевший, помятый и запыхавшийся. Коридор был забит людьми, а ведущая на улицу лестница – еще больше. Дуайт повернул обратно, зная, что Кэролайн Пенвенен не сможет выйти через парадную дверь.

В конце коридора толпа немного редела, и два констебля охраняли ведущую к помосту дверь. Они подозрительно уставились на него.

– Куда пошла мисс Пенвенен?

– Сюда, вниз, сэр, – кивнул один из них.

Дуайт увидел в стене напротив дверь и прошел через нее. Дверь вела в подсобку соседней лавки, а оттуда – на главную улицу. Оказавшись снаружи, Дуайт решил, что Кэролайн ушла, потому что рядом с пивными на противоположной стороне кричала и танцевала толпа, а из-за портиков трудно было разглядеть что-либо вниз по улице. Тогда Дуайт развернулся и увидел ее у стены рядом с дверью лавки, наблюдающую за ним.

Она была без шляпки, явно не заботясь о приличиях, ее роскошные золотисто-рыжие кудри спускались к плечам. Ради жемчужного ожерелья на ее шее рискнул бы любой разбойник.

– Доктор Энис, – сказала она, когда Дуайт поклонился. – Почему вы меня преследуете?

Он снова почувствовал укол раздражения.
– Я заметил, как вы ушли, и подумал, что вам может потребоваться моя помощь.

– Неужели похоже, что мне требуется помощь?

– День выборов – не самое спокойное время.

– Я нахожу всё это весьма скучным.

– Разумеется. Но некоторые так не считают.

Дверь лавки резко распахнулась, и вышел слуга. Заметив их, он остановился и прикоснулся ко лбу.

– О, госпожа Пенвенен, мэм, хозяин попросил меня проводить вас до дома. Сам он не может отойти, не сейчас. Это...

– Мне не нужна нянька, чтобы сопровождать домой, – нетерпеливо произнесла Кэролайн. – Возвращайся к мистеру Анвину и присмотри за ним. Возможно, ему это нужно. Ступай же! Ступай! – добавила она, когда слуга заколебался. – Мне ты не нужен.

Часть толпы распевала какой-то марш, но другие насмешливо и возмущенно загудели. Кто-то запустил кирпич в окно ратуши, но промахнулся, и кирпич разбился на мелкие кусочки о стену, осыпав дождем камешков людей внизу.

– Сброд, – заявила Кэролайн. – Как те полуголые попрошайки и воры, которые считают, что захватили Францию. Англия была бы счастливее, избавившись от нескольких тысяч подобных.

Лавочник за их спиной закрывал ставни. Послышался топот каблуков – кто-то пытался перелезть через ограду лавки, и ее хозяин скинул незваного гостя обратно на улицу, осыпал его ругательствами и велел убираться.

– В большинстве своем – сброд, это верно, – сказал Дуайт. – А пьяный сброд – штука опасная. Я бы ни на йоту им не доверял. Но взять каждого по отдельности – и они вполне пристойны. Слабые создания, как и все мы, подверженные ревности и злобе, как и все мы, эгоистичные и трусливые, как и все мы. Но часто щедры и добры, миролюбивы и трудолюбивы, и любят семью. По крайней мере это всё у них – как и у обычного джентльмена.

– Вы что, якобинец, как ваш друг Росс Полдарк? – взглянула на него Кэролайн.

Так значит, она наводила о нем справки.
– Вы не знаете Росса Полдарка, это очевидно.

– Не знаю, но увижу его завтра и надеюсь на самое лучшее развлечение в жизни.

– Не сомневаюсь, что вы из тех женщин, кто снимает комнату с окном в Тайберне ради удовольствия увидеть, как человека удушат до смерти.

– А вам-то какое дело?
– К счастью, никакого.

– Я нахожу вас излишне дерзким для вашего положения, доктор Энис.

– Не думаю, что мое положение сродни лакейскому, мэм.
– В таком случае, вам стоит высказываться, как подобает джентльмену.

Но он не успокоился.
– Это грубое графство, мисс Пенвенен. Оглядитесь, и увидите кругом... Хотя и с вашей стороны я не заметил особого почтения к правилам приличия.

Она подняла голову.
– Есть определенные границы, вам не кажется? И мне показалось необходимым упомянуть имя Полдарка, чтобы вы разозлились и их перешли. Это ваш герой, доктор Энис? Завтра вы выступите со страстной речью в его защиту? Будьте осторожны и не забывайте про манеры, иначе судья не даст вам слова.

– Судья ведь не женщина, мэм.

– Что вы хотели этим сказать?

– Что вряд ли он захвачен предрассудками.

– И даже не страдает отвратительным самомнением, как многие мужчины?

– Ах, самомнением. Я бы не стал считать его уделом лишь одного пола...

Пока они разговаривали, внимание Эниса привлекло очередное скопление посреди улицы. Двое мужчин дрались, похоже, за какие-то бумаги.

– Очень любезно с вашей стороны дать мне наставления, – сказала Кэролайн. – Удивительно, что вы столь любезны с одной из тех, кого отчаянно презираете.

– Вы совершенно неправильно поняли. Я... – он запнулся.

– Разумеется.

С противоположной стороны улицы донеслись крики и смех, и в воздух взлетели какие-то листки, рассеявшись над толпой. К драке присоединились и другие. Дуайт пробормотал извинения и побежал через дорогу. Он попытался протиснуться через кольцо зрителей.

Это оказалось нелегко, поскольку ни один не желал подвинуться ни на дюйм, но в конце концов ему это удалось, и он увидел Фрэнсиса, борющегося с тремя мужчинами, которые явно пытались оттащить его от четвертого, съежившегося в сточной канаве рядом с кипой листков.

– Паршивая облезлая ворона, – сказал Фрэнсис довольно спокойным тоном, несмотря на борьбу. – Дайте мне вырвать у него еще несколько перьев. Вы же хотели их распространить, разве не так? Так я сделаю это за вас. Вот так, – он почти вырвался, но его снова схватили.

– Стойте на ногах тверже, сэр, – сказал один из троицы. – Вы его прям на куски порвали, чтоб мне провалиться.

Раздался смех. Фрэнсис был прилично пьян. Человек в канаве, парень в драном черном сюртуке, держался за голову и стонал, пытаясь добиться сочувствия толпы.

В грязи валялись несколько десятков листков, и Дуайт подобрал один у своих ног. Он был озаглавлен «Правдивые и сенсационные факты из жизни капитана Р-са П-д-ка».

– Эта мерзость появилась из навозной кучи во время чумы, – сказал Фрэнсис. – Туда же нужно ее и вернуть. Отпустите меня. Уберите от меня свои поганые руки.

– Мистер Полдарк, эти люди вас беспокоят? Что случилось?

Фрэнсис поднял одну бровь.
– Доктор Энис. Что ж, вероятно, они ошиблись, полагая, что облепив меня, как мухи, доставляют мне удовольствие. 
Он вырвался, поскольку при виде трезвого Дуайта мужчины ослабили хватку.
– Проклятье, никакого уважения к аристократии в этом городишке. Нельзя стискивать человека... А, вот и он.

Увидев своего обидчика снова свободным, человек в драном сюртуке повернулся в канаве, словно червь, с которым сравнил бы его Фрэнсис, и проскользнул между ногами зевак. Фрэнсис бросил ему вслед трость, но лишь попал по голени какому-то толстяку.