Текст книги "Этюд в золотистых тонах"

Автор книги: Уинифред Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Марго, уменьшительное от Маргарет, это на тот случай, если вы не догадаетесь.

– Там рядом с вами стоит сумка, – сказал он, не отрываясь от дороги. – Если хорошенько в ней пошарить, можно найти не очень грязную майку, спортивные брюки и свитер.

– Да нет, спасибо, я так.

– Очаровательный набор бессмысленностей. Вы что, давно воспалением легких не болели, соскучились?

Замерзшие и отсыревшие внутренности однозначно голосовали за предложение Алека, но рассудок, или, как любила выражаться Марго, «девичий стыд», рекомендовал поостеречься. Алек будто прочел ее мысли.

– Взгляните-ка на это. – Он протянул ей здоровую, вздувшуюся мускулами руку, которая была толщиной с ее ногу, если не больше. – Вопросы есть? Вопросов нет. И, будьте уверены, даже если я что-то и подсмотрю, то не увижу ничего нового, чего не видел раньше. Логично?

Марго ничего не оставалось, как согласиться.

– Может, хоть выйдете?

– Ага, там дождь, а у меня нет зонта. Я выйду и промокну, приду переодеваться. Там дождь, а у вас нет зонта. Вы выйдете и промокнете, придете переодеваться. А там дождь, а у нас нет больше сухой одежды.

– Довольно, довольно! – взмолилась, смеясь, Марго. – Я уже поняла, какая я старомодная глупая клуша.

– Все затевалось вовсе не для этого, – заявил Алек и демонстративно сосредоточился на дороге.

Марго, извиваясь всем телом и пытаясь вписаться в узкое пространство заднего сиденья, с наслаждением избавилась от мокрой одежды и белья и облачилась во все сухое.

– А можно мне одолжить носки? – спросила она, расхрабрившись.

– Буду польщен.

– А кроссовки?

– Сорок третий размер, – предупредил он.

– Я рискну.

– Валяйте. – И после недолгой паузы: – Искренне восхищаюсь вашей отвагой, Марго. Через полчаса мы остановимся в Слоу заправиться и выпить по чаше чая с ромом. До заведения, где подают чудодейственный напиток, ярдов тридцать. Дойдете?

– А почему нет?

– Во всем этом?

– Несомненно.

– Моя девочка!

Да, она была его девочкой, если так можно сказать про двух взрослых людей, которые нашли друг друга под дождем. Дождь – хорошая примета, и следующие восемь лет они провели вместе, узнавая, открывая и шалея от своих открытий. То, что было в жизни каждого из них до встречи, мгновенно перестало существовать, стерлось из памяти, кануло в Лету. Оба начали жизнь заново, с чистого листа. Вот с такого, как этот.

Марго повертела в руках белый глянцевый лист. Она испишет этот лист словами, достойными Алека, человека, который наполнил ее жизнь смыслом. Теперь она уже сможет сделать это, потому что горечь ушла, уступив место грусти и огромной благодарности за то, что он был, что пути их пересеклись, что он любил ее так, как только один и умел – через край.

Странно, но Грегори Мортимер чем-то напомнил ей Алека. Бесшабашной удалью, что ли, тем, как очертя голову гонял на своей «ламборджини» и, не задумываясь, готов был прийти на помощь «даме в затруднительном положении». Беда в том, что он вращается в сволочной среде, где настоящие мужчины не востребованы.

Если бы не Сандра, ей-богу, попыталась бы заполучить его. Уж больно хорош! Слишком хорош для дамочек типа Снуки и Бэби. Ему нужна настоящая женщина, из плоти и крови, а не зомбированная кукла. Но девочка так влюблена и так трогательно борется со своим чувством, что было бы грешно ей мешать.

Бог ты мой, о чем я думаю, ужаснулась Марго и тут же мысленно поздравила себя: я изменилась. Я могу думать о флирте, о романах, обо всех этих рискованных, слегка фривольных вещах, которые придают особый, неповторимый аромат жизни любой женщины. А это значит, что жизнь продолжается, многоцветная, полная чарующих запахов и образов, сумасшедшая жизнь.

Марго тронула клавиши компьютера. «Алек», – высветилось на экране. Он бы понял ее. Он был сделан из того же теста.

– Делла помешала лед в бокале… А вот как именно она это сделала? Какое слово найти, чтобы захотелось подражать звезде, моделировать свою жизнь и себя самое по ее образу и подобию?..

Сандра сочиняла статью для своей очередной колонки, примостившись у кровати Грега, но никак не могла найти верную интонацию.

Подняв глаза от листа бумаги, на котором не зачеркнутой осталась одна-единственная фраза, Сандра заметила, что из-под сомкнутых век Грега текут слезы. Губы, щеки, брови мелко дрожали и дергались. Не в силах оторвать глаз от его ожившего лица, Сандра шарила ладонью по стене в поисках кнопки звонка, которая, как на грех, куда-то запропастилась.

На ее запястье сомкнулись прохладные пальцы, но Сандра от волнения даже не заметила этого. Она пожирала глазами Грега, на лице которого расплывалась широкая блаженная улыбка Чеширского кота. Он безудержно, хотя и беззвучно смеялся.

– Только не зови этого ученого придурка, – попросил он. – Снова вколет мне свое зелье, и я еще на сутки превращусь в капустный лист.

– Грег! – Не веря своим глазам и ушам, Сандра запустила пальцы в волосы и изо всех сил дернула. – Я не сплю? Это действительно ты?

– Хочешь проверить? Поцелуй меня, как тогда, в Лайм-Парке, – попросил он. – Если ты еще помнишь.

Могла ли она забыть? А если бы и забыла, он освежил ее память жгучей лаской глаз. Сандра осторожно потянулась к Грегу, стараясь не потревожить опутывавшие его датчики и трубки.

– К черту всю эту дрянь! – взревел он, смахивая с себя электронную паутину. – Я должен почувствовать тебя.

Сандра оказалась прижатой к его груди, беспомощная, как жук на булавке энтомолога. Никогда еще беспомощность позы не была такой приятной.

– Моя маленькая, лапочка, солнышко золотое, – шептал он, перемежая слова поцелуями. – Ты только не смейся, я буду говорить глупости, всякую дребедень, а ты потерпи. Больному можно.

– А здоровому?

– Тебе нравится?

– Еще как! Возможно, дико звучит, но тебе, наверное, нужно почаще травмировать голову. Техника самовыражения резко возрастает.

– Садистка! Я всегда подозревал, с кем имею дело.

– Ах, ты!

– Эй-эй, полегче! – вскрикнул Мортимер. – Мне очень нравится эта поза, но лучше к ней прибегнуть, когда срастутся ребра.

Сандра как ужаленная соскочила с кровати на пол.

– Бедненький! Очень было больно?

– Ничего. – Грег ободряюще улыбнулся ей, но крупные капли пота, выступившие на висках, свидетельствовали об обратном. – Можешь повторить упражнение.

И заслужил головокружительный звонкий поцелуй. И еще один. И еще. Он чувствовал трепещущее прикосновение ее язычка, бархатистую влажность губ, прохладу зубов. Сандра целует его. Дожил! И всего-то…

– И всего-то надо было на бомбе подорваться, – пробормотал он.

– Что? Что?

– Чтобы ты поцеловала меня, – пояснил он. – Надо было ни больше ни меньше как подорваться на бомбе. Ты самая необыкновенная девушка, которую я когда-либо встречал в своей небезынтересной жизни.

Естественная рыжина ее глаз углубилась, заболотилась, заострилась. Грег сразу уловил знакомый репортерский азарт.

– Только не говори, что я представляю для тебя чисто профессиональный интерес!

– Ничего профессионального, – заверила Сандра. – Просто парочка неформальных вопросов.

Это был совершенно неожиданный поворот. Неужели действительно возможно, чтобы женщина, побывшая рядом с ним больше тридцати минут, сохраняла ясность ума и твердость памяти? Трудно поверить.

– Ты серьезно?

– Вполне, если ты не возражаешь.

Похоже, она действительно собралась брать интервью.

– Тебе никто не говорил, что ты становишься похожей на зомби? Совсем помешалась на работе. – Колючий прищур глаз из-под белой повязки. – Мне уже начинает казаться, что ты таким образом решаешь свои психологические проблемы. Одни напиваются, другие бегут к психоаналитику, а ты пишешь. Надо сказать, ты недурно устроилась, ведь тебе за это еще и деньги платят.

– Угу, и неплохие. Это не работа, а хорошо оплачиваемое хобби. Но вообще-то ты прав. – Сандра покрутила пальцем у виска. – Газетчик – это диагноз, а у меня еще и наследственный.

– За что мне все это? – простонал Грег. – Угораздило же влюбиться в полоумную репортершу, да еще с ярко выраженными садомазохистскими наклонностями. – Он театрально возвел глаза к потолку. – За что караешь меня, Господи? Но ничего, когда мы поженимся, я тобой займусь.

– Кто тут и на ком собрался жениться? – осведомилась Сандра.

– Я. На тебе. И сразу же как только вампиры в белых халатах признают меня дееспособным.

– А ты ничего не забыл?

– Что именно?

– Например, меня спросить.

– Бессмысленная трата времени, – авторитетно заявил Грег. – Ты согласна. Это ясно даже ребенку.

От такой потрясающей самоуверенности Сандра на мгновение потеряла дар речи. Великолепный нахал! Просто невозможно не восхититься.

– Достаточно посмотреть в твои сияющие любовью глаза, – продолжал между тем он, – а также задать простой вопрос: зачем, за каким таким чертом ты сидишь тут ночи напролет?

– Из обычного человеколюбия? – предположила Сандра.

– Ерунда! – фыркнул Грег. – Из человеколюбия больным наносят визиты или присылают цветочки с фруктами, а не теряют половину веса. Ты в зеркало на себя давно смотрела?

– Давно, – призналась Сандра. – А что, очень страшная?

– Ты великолепна. – Он притянул ее к себе. – Я люблю тебя.

Он целовал ее, как измученный жаждой человек пьет воду. Бережно, боясь расплескать драгоценные капли и огромным усилием воли сдерживая дрожь нетерпения. Наверное, впервые в жизни Грег не был до конца уверен, правильно ли ведет себя с женщиной. И не просто с женщиной, а с женщиной, которой он неожиданно для себя признался в любви, да еще такой непредсказуемой и независимой, как Сандра.

Он никогда еще не произносил этих слов, ограничиваясь проверенными «Ты мне нравишься» и «Я хочу тебя». Хватало с лихвой, в любой ситуации. У Грега вообще никогда не было проблем с женщинами, и если он и страдал от чего-то, связанного с ними, так это от их количества. Обычно женщины сами добивались его внимания и благосклонности, а в тех редких случаях, когда инициатором выступал он, желаемый результат достигался быстрым и решительным броском, не оставлявшим счастливице никакого шанса для маневра. Дальше следовал весь «золотой» джентльменский набор: цветы, дорогие подарки, полеты на специально зафрахтованном самолете, чтобы провести всего один вечер где-нибудь на другом конце Европы, например, чтобы послушать Паваротти в Вене или полакомиться только что выловленными устрицами в Альгеро на Сардинии. Кстати, подобные путешествия действовали безотказно. Дамочки совершенно раскисали от калейдоскопической смены впечатлений и небывалой широты размаха и на обратном пути устраивали настоящие оргии. Самые фантастические сексуальные впечатления были у Грега накрепко связаны с самолетами.

А с Сандрой все начиналось неправильно, вернее, он и не собирался ничего начинать. Да и то сказать, она была совершенно не в его вкусе. Ему всегда нравились высокие, стильные женщины, «профессиональные» красавицы, экстравагантные и балдеющие от своей красоты, из тех, на которых всегда оборачиваются, где бы они ни появились. Завистливые взгляды, которые Грег ловил на себе, приятно щекотали его самолюбие.

В Сандре ничего этого не было, ничего броского, привлекающего внимание. Среднего роста, с вполне стандартной фигурой, которую и не разглядишь под обожаемыми ею безразмерными футболками и джемперами. Волосы красивого медного оттенка, но кого этим удивишь в век всеобщей химизации. Глаза, в которые, заглянув раз, хочется смотреть еще и еще. Но Грега всегда больше интересовала их форма и цвет, а не содержание. В общем, если бы игра шла по правилам, он на Сандру Финчли даже не взглянул бы.

Но с самого начала все пошло наперекосяк. Он пригласил ее в Лайм-Парк в надежде побесить своего папашу, резонно рассудив, что нескольких часов наедине в машине вполне достаточно, чтобы «обработать» девушку и привезти ее в Лайм-Парк совсем ручной и «тепленькой». Она будет строить ему глазки и оглаживать шаловливой ручонкой под столом, его сиятельство будет исходить желчью, а он, Грег, получит двойное удовольствие. Да еще ненароком подкинет журналисточке историю со Снуки, может, Бэби догадается расторгнуть помолвку.

Но Сандра обманула ожидания, оказавшись совершенно невосприимчивой к его чарам. Ее милая неловкость и сердитый румянец, который то и дело появлялся на щеках, их бесконечные словесные стычки и явное неодобрение, с которым она относилась ко всем его поступкам, были Грегу внове, разбудили его любопытство и заставили повнимательнее присмотреться к ней. Грег заглянул в ее глаза и понял, что пропал. Произошло это в один момент, как озарение, как откровение свыше. Он узнал ее, свою женщину, которая может изменить всю его жизнь, может осветить ее или окончательно лишить смысла, может заставить сердце биться быстрее, а может обратить его в камень. И он испугался. Все его существо протестовало против этой неожиданно возникшей зависимости. Он, Грегори Мортимер, никогда еще не зависел ни от одной женщины, и не стоит начинать в тридцать лет.

Когда Сандра сбежала из Лайм-Парка, Грег вздохнул с деланным облегчением и попытался выбросить из головы воспоминания о божественной ночи, когда Сандра пришла к нему, ведомая приглашающими огоньками свечей. Нечто похожее он испытал только с Эмми, но это было давным-давно, и Грег уже успел забыть, что чувствуешь, когда держишь в объятиях любимую женщину. Становишься всемогущим, как Зевс, неуязвимым, как Ахиллес, и прекрасным, как Антиной. Неважно, что ты таков лишь в глазах любимой. Там ты настоящий, а все, что вокруг, – иллюзия.

Ему, наверное, удалось бы довести процесс убиения непрошеной любви до логического конца. Есть масса способов, например, уехать далеко и надолго, в Тасманию или на Борнео. Расстояние и время – вот два наилучших способа очистить сердце. Да, и еще другие женщины. Клин, как известно, клином вышибают. Все получилось бы, если б не Барнс. И как это он всегда находит верные слова, которые бьют точно в цель? «Может быть, это первая настоящая женщина, которая встретилась тебе, мой мальчик. Ты не должен ее потерять», – сказал он тогда. Не должен.

И теперь он, Грегори Мортимер, весь забинтованный и упакованный в гипс и какие-то хитрые повязки и от этого чувствующий себя до крайности нелепо, целует ее лицо, задыхаясь от счастья. Счастье это возникло в нем в тот самый момент, когда он, выныривая из тяжелого, дурманного сна, услышал ее голос, бормочущий что-то о размешивании льда в бокале. Или нет, еще раньше, когда ее лицо грезилось ему в туманной дымке снов. Он хотел рассказать ей об этом, но не знал, с чего начать.

– Я не хочу замуж, – шепнула ему Сандра.

Вот и поговори с такой! Упрямая, непредсказуемая, любимая Сандра.

– Я тоже, – бодро отозвался Грег. – Но не всегда же делать то, что хочется. Иногда приходится идти на жертвы.

Войдя в палату сына, граф Рэдклиф огляделся и, не найдя ничего лучшего, сунул принесенные орхидеи в графин с водой. Странный выбор, подумал Грег, нет цветов порочнее и эротичнее орхидей. Их бархатные пасти обещают тысячу и одну ночь наслаждений любому, кто осмелится подойти действительно близко. Но осмелится не каждый. Чувственные хищницы проглотят неосторожного зеваку, который вздумает смахнуть с них пыльцу. Любопытно, почему орхидеи напоминают мне Снуки, ее влажный рот с заостренным умелым язычком, который может вознести на волну восторга, а может и ужалить. Недаром ее квартира кишмя кишит орхидеями.

– Хм, а вам не приходило в голову, сэр, что растения – самые бесстыдные существа на земле?

– Что-что?

Рэдклиф подошел ближе к кровати и наклонился, чтобы лучше расслышать. Странно было видеть отца, всегда прямого, даже несгибаемого, в такой позе. В нем сразу появилось что-то человеческое, гибкое, чувствительное. Глупые мысли, однако, приходят в голову.

– Я говорю, цветы бесстыдны. Единственные существа на земле, которые выставляют свои половые органы напоказ, да еще гордятся этим.

– Не понимаю, о чем ты, Грегори.

– Разве я непонятно говорю? – Грег заерзал на кровати. – Вы не могли бы повернуть эту ручку, сэр? Спина затекла, хочется немного изменить позу. Спасибо. Так о чем это мы?

– О бесстыдстве цветов, – буркнул Рэдклиф.

– Да, да! Посмотрите на этот пестик, сэр. Ну чем не вздыбленный от желания фаллос, во всем великолепии своей мужественной красоты? А эти томные бархатные переливы, такие манящие, такие нежные, разве не точная копия женского лона?

– Странные мысли посещают тебя, Грегори.

– Ничуть. Я по уши влюблен, как самый наивный школьник. – Грег с наслаждением потянулся и тут же сморщился от боли. – Эти проклятые ребра только и удерживают меня от того, чтобы поухаживать за моей невестой по-настоящему. А тут еще вы, сэр, со своими орхидеями. Соль на рану. Принесли бы лучше ромашки.

– Невеста! – процедил сквозь зубы Рэдклиф. – Из газет я узнал о твоей жене.

– Об этом я мог бы только мечтать, – вздохнул Грег. – Пока мне удалось уговорить молодую леди поразмышлять о том, чтобы стать моей невестой.

– Дожили. Надо уговаривать девицу стать графиней Мортимер. И кого! Мисс Фи-и-ин-чли!

Рэдклиф растянул последнее слово, словно расчленил его и рассмотрел каждую частичку через лупу, уничижительно и с крайним презрением. Уголки губ потянулись вниз, образуя острые складки по обеим сторонам рта, тонкие крылья носа раздулись и затрепетали. Впечатляющая картина. Для кого-нибудь, но не для Грега. Ему, может быть, впервые в жизни было начхать. Вот именно так! Да!

– Вы заведомо ставите себя в невыгодное положение, сэр. – Он улыбнулся совершенно беззаботно, как улыбаются только очень счастливые люди. – Любовь изначально сильнее ненависти. Кроме того, – добавил он, помолчав, – в нашей семье уже был подобный случай.

– Что ты имеешь в виду?

– Вашего тезку, Эдмунда Рэдклифа, который, как известно, женился на бывшей актрисе.

– Он женился не на ней, а на ее деньгах, и тебе это превосходно известно.

– А! – торжествующе воскликнул Грег. – Значит, вы считаете, что деньги достойнее любви. Как это по-американски, сэр! Какой позор!

Рэдклиф вздрогнул, словно от удара хлыстом. Оскорбление было нешуточным. Что позволяет себе этот молодой негодяй? К счастью, он вовремя заметил искрящиеся смешинки в глазах сына. Слава Богу! Такие глаза могут быть только у очень здорового человека. А кости… что кости – срастутся.

– Ты можешь делать все, что угодно, – услышал Рэдклиф свой голос. – Главное, ты жив и здоров.

– Отец!

Рэдклиф взял протянутую руку и ощутил рукопожатие сына, мужское, надежное, крепкое. Слезы навернулись ему на глаза, и он стремительно отвернулся, чтобы скрыть их.

На ступеньках больницы Святого Георгия толпились папарацци. Сегодня Грегори Мортимер выписывается. Его ждали с минуты на минуту, естественно, в сопровождении Сандры Финчли. Самая сладкая парочка нынешнего сезона. Репортеры аж подпрыгивали от нетерпения – столько к ним вопросов накопилось.

Эти двое – конспираторы хоть куда, ни малейшей утечки информации, ни слова, ни намека. Ну ничего, сегодня пресса возьмет их в кольцо и удовлетворит любопытство читателей и свое заодно.

В дверях появился доктор Стентон, сама респектабельность и профессионализм.

– Мне, конечно, очень жаль огорчать вас, – сказал он, утихомирив решительным жестом руки самых нетерпеливых. – Вы торчите здесь с самого утра, и я вполне понимаю ваши трудности, но люди, которых вы так ждете, сейчас уже, наверное, покидают больницу через котельную. Вокруг здания налево, еще раз налево, железная дверь без опознавательных знаков.

Разношерстную толпу в мгновение ока как ветром сдуло. Стентон повернулся к дверям и замахал руками, враз растеряв всю респектабельность.

– Скорее! Скорее, пока никого нет.

Из глубин холла вынырнули Грег и Сандра, счастливые, сияющие. Грег, как всегда великолепный, даже свежий шрам на щеке его не портил, обнимал ее за плечи, поминутно прижимая к себе, чтобы убедиться: это не сон и не видение. Упоительно было чувствовать ее плечо, ее руку на своей талии и чмокать Сандру ненароком в макушку, которая соблазнительно покачивалась около его подбородка. Из-за угла вырулил «фольксваген» Марго и с визгом затормозил перед входом.

– Спасибо, док! Я ваш вечный должник.

Грег крепко пожал Стентону руку. Сандра приподнялась на цыпочки и поцеловала эскулапа в щеку.

– А вот это уже лишнее! – прорычал Грег, грозно нависая над ней, хотя глаза его смеялись. – Приберегите свои поцелуи для меня, мисс.

Ослепительная вспышка ударила по глазам, заставив зажмуриться. Из-за перил показалась белокурая голова с двумя смешными хвостиками по бокам. В середине круглые голубые глаза и курносый носик в очаровательных веснушках. Все вместе не старше девятнадцати лет.

– Кто такая? – спросила Сандра.

– Салли Догерти из «Лондонского репортера».

– Почему не ушла вместе со всеми?

– Почувствовала подвох. – Девчушка звонко шлепнула себя по животу. – Вот здесь.

– Все ясно, – вмешался Грег. – Наш человек. Профессиональный нюх. Садись в машину, по дороге поговорим.

Сандра взвизгнула и повисла у него на шее.

– Я обожаю тебя, Грег!

Ее губы, раскаленные, как угли, выделывали с ним какие-то уж совсем невероятные вещи, кружили голову, заставляли забыть обо всем на свете. Где он, кто он, почему он здесь? Неразрешимые вопросы. Главное, что Сандра с ним, что она любит его. Значит, что-то хорошее в своей жизни он все-таки сделал.

А веснушчатая Салли тем временем все щелкала и щелкала затвором фотоаппарата.