Текст книги "Не бойся полюбить"

Автор книги: Уинифред Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Но это так, – бросил Люк, не сводя с нее глаз.

Кэрри повела плечами, словно озябла, хотя щеки ее загорелись. Не могла же она обманывать себя, будто все эти дни не чувствовала его пристального взгляда в Британском музее или в Национальной галерее! Она спросила однажды Тима, как ему группа, втайне надеясь услышать что-то о молодом американце, которого, как ей казалось, трудно не заметить.

Но Тим сказал:

– Обычные янки и типичные австралийцы. Янки для меня все на одно лицо – наглое и тупое. Брр. А австралийцы…

Кэрри засмеялась.

– Достаточно, о них ты тоже ничего хорошего не скажешь. Ты шовинист.

– Янки так кичатся своим долларами, только и слышно: «Куда это занесся фунт стерлинга? Что они о себе думают, эти англичане? Ненормально высокий курс по отношению к доллару!» Только одна старушенция ничего. Представляешь, в прошлый раз напялила кроссовки на три размера больше, наверное, у внука одолжила, а то, говорит, жаль хорошую обувь трепать на вашей грязной Оксфорд-стрит. Эти ваши четыре дамских мили меня достали, говорит. Спрашивается, кто просил ее истоптать всю улицу из конца в конец? Она не пропустила ни одного магазина!

– Но на Оксфорд-стрит и впрямь полно мусора, – вступилась за старушку Кэрри.

– А ее какое дело?! – продолжал кипятиться Тим. – У них в Америке вообще помойка! Представляешь, что за страна – никакой истории, никакой старины. Мой двоюродный брат, ну ты знаешь, я тебе рассказывал, сын моего дяди, у которого…

– Два прогулочных катера, – насмешливо подсказала Кэрри.

– А чего ты смеешься?

– Но ведь кузен твой, насколько я понимаю, поехал в Штаты учиться, потому что нашел дешевый университет?

– Но он уже вернулся оттуда. Ему там не понравилось.

Сейчас, сидя напротив Люка, Кэрри поморщилась, вспоминая тот разговор с Тимом. Конечно, он не обратил внимания на этого стопроцентного янки.

– Знаешь, с самой первой экскурсии я внушал тебе, чтобы ты в последний день надела брюки и мужскую рубашку. Точно так же была одета будущая дедова жена.

Кэрри недоуменно осмотрела себя и залилась краской. Так что же, она настолько внушаема?

– Ты шутишь.

– Ничуть. Позавчера ты была в голубой юбке и в черном топике. И в очень красивых черных лодочках.

– Да… Была.

– А сегодня оделась так, как надо.

Кэрри подвинула к себе бокал и впилась в него пальцами, словно это был спасательный круг, который удержит ее на поверхности во время шторма, поднимающегося из самых глубин ее естества.

– А если серьезно, Кэрри Холт, я на самом деле делаю тебе предложение. – Увидев выражение ее лица, Люк рассмеялся и поспешил ее успокоить: – Я хочу тебя нанять.

– Нанять? Но что я должна делать?

– Я намерен продолжить экскурсию. Мне нужен индивидуальный тур. У меня есть своя программа. Я, конечно, заплачу.

Кэрри сидела, не двигаясь. Нанять ее для индивидуального тура. Что ж, звучит вполне нормально. Деньги ей никак не помешают. Более того, окажутся очень кстати, тогда она точно сможет полететь к родителям в Индию.

– Вообще-то я устала от Лондона, – призналась Кэрри.

– Кто-то из ваших великих мужей однажды сказал: «Кто устал от Лондона, тот устал от жизни».

– Самуэль Джонсон, автор первого английского словаря, тысяча семьсот пятьдесят пятый год, – отчеканила Кэрри и засмеялась, смущенная собственной готовностью к ответу на любые вопросы туристов.

– Ну вот и еще одно подтверждение тому, что я нашел себе правильного экскурсовода.

Люк почувствовал, что безмерно благодарен деду и его жене Джулии, которые навели его на эту потрясающую девушку.

Глава четвертая
Пипа

– И чего ты забыла в Индии на этот раз?

Кустистые безупречно седые брови взмыли вверх, на их фоне лицо Джорджа казалось закопченным солнцем.

– А ты угадай, – подзадорила Джулия.

– Если бы я обладал таким даром…

– Тогда бы ты на мне не женился, – закончила она фразу, стараясь повторить интонацию мужа.

Он покачал головой.

– Я не мог обмануть девушку.

– Я была не девушкой.

Джордж сурово нахмурился.

– Так ты, значит, ловко обвела меня вокруг пальца? Что же это было? Какие-то хирургические манипуляции тебе вернули девственность? – Он театрально воздел руки к небу. – О, какой же я был наивный морской пехотинец!

– Тогда ты был просто полутруп, – фыркнула Джулия. – И если бы не мой чисто профессиональный интерес к тебе…

– И не твоя извечная вера в то, что из каждого свинства можно вырезать кусок ветчины… – подхватил Джордж.

– Вот именно. Тогда бы я, может быть, и не стала перекачивать из себя кровь, столь редкую и драгоценную, в твое уходящее в иной мир тело.

– Да, четвертая группа с отрицательным резусом – такое поискать. Тебе не кажется, что Господь меня уже тогда возлюбил?

– Наверное, потому что иначе я не могу объяснить, как все это произошло. Ты не должен был выжить. – Джулия энергично пожала плечами.

– Но я – вот он! – Джордж засмеялся. – А вот скажи мне, Джулия, сейчас ты ведь можешь признаться, – он понизил голос и подался вперед, съехав на самый край кресла, – я тебе тогда понравился… голый?

– О Бо-оже! – Она возвела глаза к потолку.

– Ну скажи честно. Я ведь был красивый парень!

Джулия засмеялась.

– И после этого ты еще станешь спорить со мной, говорить, что не знаешь, в кого пошел твой внук? Ты сам артист, а говоришь, что это Люк.

– Люк? Да. Люк артист. – Джордж вздохнул. – Если честно, я ждал, что он сам спрыгнет со своей кафедры и кинется в джунгли нашего мира.

– Но не дождался, поэтому нам приходится его подтолкнуть чуть-чуть.

– Думаешь, все получится? – в сотый раз спросил Джордж.

– Надеюсь. Потому что на каждого артиста есть свой режиссер.

– Ты на меня намекаешь? И на себя, конечно? Я артист, а ты мой талантливый режиссер?

– А ты станешь спорить?

Джордж засмеялся.

– В яблочко, детка. Меткий выстрел.

– Хорошо, что напомнил. А то мы совсем ушли от того, с чего начали.

Джордж пошевелил бровями.

– А с чего мы начали?

– Только не говори, будто у тебя провалы в памяти. Иначе…

– Иначе ты меня отправишь в «Дом Друзей», как обычно поступаешь с лишними апельсинами и грейпфрутами.

– Но я отправляю те, которые побил мороз, а ты пока не падаешь на землю от внезапных холодов. Вот чтобы дальше тебя согревали в непогоду теплые меха, я и хочу отправиться в Индию.

– За мехами, значит, да? – Он прищурился. – Только не говори мне, что ты хочешь поехать на сафари.

– А что тут удивительного? Тебе не кажется, что «Джокер-паудер» давно не кричал о себе во весь голос? А если я составлю компанию коллегам по Сафари-клубу, кстати, в этой поездке будут не только члены нашего клуба, но и представители отделений клуба в других штатах, – это только к лучшему и на пользу нашему делу. У тебя есть причины сидеть дома?

Джордж вздохнул, потом скрестил руки на груди и самодовольно улыбнулся.

– Детка, неужели ты хотя бы на одну секунду допускаешь, что я отпущу тебя одну с кучей мужланов!

– Там будут еще две красотки кроме меня.

– Но кто на них посмотрит в твоем присутствии!

Джулия нахмурилась.

– У тебя совсем плохо со зрением, Джордж. Если твоя дальнозоркость станет развиваться такими темпами, то я скоро в твоих глазах превращусь в Дюймовочку.

– Не волнуйся, стоит мне лечь в постель, как я тотчас пойму свою ошибку.

– То есть?

– Ты знаешь, сколько места захватываешь, когда принимаешь свою излюбленную позу – калачиком поперек кровати? Я постоянно борюсь за место под…

– Не под солнцем, под одеялом, дорогой, если быть точным. Хотя бы и так. Ну ладно, довольно пустой болтовни, Джордж, я серьезно. В этой поездке присутствие «Джокер-паудер» просто необходимо. Я открою тебе причину, и ты не сможешь произнести ни звука против.

– Что ты еще придумала? – настороженно проворчал Джордж.

– Не только придумала, но и сделала, – твердо ответила Джулия. – Я договорилась со Стивеном Холтом, что на этом выезде все будут стрелять только патронами, заряженными нашим порохом. Результаты мы уже обговорили – они будут несравненными.

– Гм. Во сколько нам это обошлось?

– Пустяки, милый. Гораздо дешевле, чем прошлогодняя акция в Намибии.

– Но тогда она длилась целый год, – напомнил Джордж.

– Да, конечно. Надеюсь, ты помнишь, насколько увеличился сбыт пороха? А сколько готовых патронов нам заказали после того? Мы получили заявки даже из тех штатов, с которыми никогда не имели дела. Ты не забыл про типа из Восточной Европы, который спрашивал, нет ли у нас дымного пороха?

– Он состоит в клубе антикварного оружия, если я не ошибаюсь. Приезжал в Штаты на сходку таких же, как он, полоумных, – фыркнул Джордж и покрутил головой. – У дымного пороха такой запах…

– Между прочим, ужасный запах не всегда дешев. Вспомни яйца по-китайски.

– О, ты нрава. Не пойти ли нам сегодня в китайский ресторан, дорогая? – встрепенулся Джордж. – Приглашаю!

– Согласна. По дороге договорим. Ты сегодня платишь, а везу тебя я. Пятьдесят на пятьдесят, как всегда. – Она засмеялась.

– Ладно, договорились. Если мы сумели прожить жизнь, имея по пятьдесят процентов акций «Джокера» и еще не развелись, то и теперь устоим. Между прочим, все удивляются, ведь на самом деле ни у кого из нас нет контрольного пакета акций.

– Потому что, дорогой, мы с тобой единое целое. Мы – один хозяин. А у него все сто процентов акций.

– Согласен. Да, надеюсь, ты сегодня оставишь в покое свой «эксплорер»?

– Сегодня мы поедем на «лендровере».

– О Господи. Ну почему вы, женщины, так любите кататься на этих катафалках?

– Потому что мы, женщины, любим все мощное, сильное и большое. Итак, готовность – восемь минут сорок шесть секунд!

– Есть, мой командир!

Джордж вскочил с кресла как ошпаренный и внезапно согнулся.

– Не хочу слышать, что у тебя не только провалы в памяти, но и еще радикулит! – заявила Джулия.

– Нет, дорогая. – Джордж выпрямился и молодцевато выпятил грудь, обтянутую клетчатой рубашкой, бляха на галстуке-шнурке блеснула на солнце.

– Ох, я и не заметила, что сегодня у тебя на галстуке гепард. Очень, очень кстати.

– Я рад, что тебе нравится.

– Ты еще больше обрадуешься, и уже очень скоро, – многозначительно пообещала Джулия.

– В чем дело? Скажи! – В глазах Джорджа заблестело почти детское любопытство.

– Даже не спрашивай. Все равно не скажу, – бросила Джулия, направляясь в гардеробную.

Джордж смотрел вслед жене и улыбался. Как ему повезло в жизни! Она спасла его не только от смерти, она спасла его от жизни! Да-да, без такой, как она, без Джулии, его жизнь была бы совершенно иной.

Ровно через восемь минут и сорок шесть секунд они уже сидели в машине, которая выруливала на шоссе, Джулия ловко переключала передачи, крутила рулевое колесо. Большая, но послушная машина доверяла своей хозяйке и подчинялась ей. Джулия, любящая прокатиться с ветерком, понеслась по шоссе, обгоняя малолитражки, чертыхаясь на тихоходных недотеп, которые бьются задницей об асфальт, вместо того чтобы ехать вперед и не мешать ей. Потом она взглянула на мужа.

– Ты как, тебе не страшно? – задала Джулия стандартный вопрос. Для них он уже стал частью игры.

Как и ответ:

– Дорогая, если ты меня не зарезала тогда, то о чем мне волноваться?

Они ехали с недозволенной скоростью несколько минут молча, потом Джулия сбросила газ и стала оглядываться назад.

– В чем дело, Джулия? Нам кто-то сел на хвост? Дорожная полиция?

– Да нет, я хочу проверить, как она, не села ли она на хвост.

– Не понял?

– И не должен, – пробормотала Джулия.

Внезапно лежащий на заднем сиденье большой дорожный баул зашевелился и раздалось легкое ворчание.

– Джулия… – Джордж уставился на жену. – Неужели?..

– Сейчас, сейчас мы будем у цели, – было трудно понять, кого Джулия успокаивает – Джорджа или того, кто сопел в бауле.

– Джулия, я требую остановиться.

– Ох, ну я никак не ожидала, что ты не дотерпишь. Думала, это будет она. Я положила под нее памперсы для взрослых. Но, видимо, ей не нравится запах, вот она и расфырчалась.

– Мне кажется, или мы на самом деле едем в китайский ресторан не вдвоем? – невозмутимо полюбопытствовал Джордж.

– Втроем, ты прав. Мы едем втроем. Но не только в ресторан.

– А куда же мы еще едем?

– Мы едем на дело, – объявила Джулия. – На съемки. – И она расхохоталась, запрокинув голову.

– Держись за руль. И не закрывай глаза, – предостерег Джордж.

– С чего ты взял, что я собираюсь их закрыть? – весело осведомилась Джулия.

– Ты всю жизнь закрываешь глаза, когда пытаешь меня дурачить.

– Интересное наблюдение, – проронила Джулия. – Значит, я сейчас смеюсь от души. – О…

Она резко нажала на тормоз, уворачиваясь от трейлера. Баул свалился на пол и оттуда показалась пятнистая голова, похожая на кошачью.

– Не волнуйся, я ее хорошо упаковала. – Джулия уже пришла в себя.

– Слушай, жена, но почему ты ничего мне не сказала о съемках?

– Потому, что ты начал бы упираться. Я знаю, что ты не любишь фотографироваться, ты боишься посмотреть на себя открытыми глазами. Ты ведь себя представляешь примерно таким, как Люк? Да? А на карточке ты увидишь старого хрыча, вот ты и не хочешь.

– Но объясни, почему ты любуешься на себя, в таком случае? Ты, между прочим, моя ровесница.

– Ах, ты все-таки ужасно невоспитанный, – заметила Джулия. – Но я все равно тебе объясню: я всегда ожидаю увидеть на карточке старую каргу, но всякий раз вижу кого-то чуть моложе и чуть красивее, чем ожидаю. И радуюсь. – Она засмеялась. – Главное заключается в том, как посмотреть.

– А если серьезно? Кому мы понадобились на сей раз?

– Рекламному агентству «Фрисби». Оно готовит выпуск о счастливой жизни людей после семидесяти.

Джордж прыснул.

– А я думал, о счастливой жизни после смерти. Сейчас так много об этом говорят. Модная тема.

– Согласна, но это еще не про нас. Мы с тобой будем прелестной парой после семидесяти.

– А хищница Пипа? Она при чем?

– Она явится доказательством того, что у нас все еще есть силы ужиться под одной крышей даже с диким зверем. – Джулия засмеялась. – Мне сказали, уже построены декорации – уголок охотничьего домика, специально для нашего кадра.

– Как любезно. Надеюсь, это не благотворительная акция? – спросил Джордж, взглянув на свой золотой «кольбер», словно давая понять всему миру, что он до сих пор исповедует принцип: время – деньги.

– Они приготовили шкуру зебры, рога антилопы и еще что-то.

– Слушай, давай остановимся и выпустим ее на волю. Я имею в виду, что согласен держать Пипу у себя на коленях, – предложил Джордж.

– Хорошо, ты очень любезен. Будем надеяться, она тоже мило настроена по отношению к тебе сегодня.

Джулия притормозила возле обочины, включила фонари аварийной остановки, давая понять, что в неположенном месте припарковалась лишь по суровой необходимости.

Гепардиха Пипа, освобожденная из плена большого баула, потрясла пятнистой головой, с удовольствием приходя в себя.

– Наша кошечка, – хмыкнул Джордж. – Ты ее, по-моему, раскормила.

– Нет, Пипа от рождения крупнее, чем ее сородичи. Ну и климат для нее оказался подходящим и во Флориде, и в Калифорнии.

Пипа грациозно прошлась вдоль обочины, принюхиваясь и морща нос. Когти ее цокали по асфальту – только у гепардов из всех кошачьих они не втягиваются в подушечки. От этого мягкого и сильного животного было невозможно отвести глаз. Вот почему, увидев однажды гепарда на воле, в Индии, Джулия захотела любоваться им постоянно. Тем более что индийцы давно научились приручать гепардов и использовать их вместо борзых собак для охоты на зайцев и антилоп.

Джулия взяла Пипу на руки и подала Джорджу.

– Садитесь, поехали.

Она вернулась за руль и откинулась на спинку кресла, закрыв глаза. Прислушалась, не слишком ли гулко стучит сердце.

Сердце мучило Джулию с рождения – сложный врожденный порок не обещал ей долгой жизни, а доктора – мучительной печали старости.

– Разреши себе все, – посоветовал ей однажды доктор, у которого она практиковалась перед тем, как получить диплом врача.

Это было накануне войны, поэтому Джулия сказала:

– Я хочу в военный госпиталь.

– Можешь даже отправиться на континент, – хмыкнул эскулап. – Как коллега коллеге скажу: у тебе нет запаса времени. Познай все в сей краткий миг.

И тут же полез к ней с объятиями. Она почувствовала на губах его скользкие губы, его дыхание, сдобренное медицинским спиртом, его напрягшееся от желания тело… Джулия оттолкнула его что было сил.

– Пошел вон! – прошипела она, еще не зная, что полвека спустя именно так будет шипеть ее любимица Пипа.

Он отряхнулся, как пес, которого покусали на чужой собачьей свадьбе, и ухмыльнулся.

– Я-то выйду вон и в ту же минуту таких, как ты, найду дюжину, если не на каждом углу, то в Сохо точно. А ты выйдешь вон из этой жизни навсегда. – Он облизал губы, потирая рукой ноющую промежность. – Обещаю навестить тебя в прозекторской. Патологоанатом – мой близкий друг. Так что я все равно увижу твои прелести.

– Я не доставлю тебе такого удовольствия, – прошипела Джулия и почувствовала, как ее пальцы сгибаются, словно она готовилась вцепиться в этого типа и расцарапать ему физиономию до крови. – Я буду жить, пока не надоест!

Она вышла из кабинета, а за дверью раздался хохот…

Джулия открыла глаза. Вот тогда, наверное, и произошел в ее жизни поворот, который помог продержаться до столь почтенного возраста. Во всех бедах и тяготах жизни она отыскивала полезное. Витамины жизни.

Она снова прислушалась к биению своего сердца. Кажется, неплохо стучит. А это значит, что снова молено лететь по шоссе и наслаждаться жизнью. Но думать и о будущем, потому что все земные дела надо делать в здравом уме. Джулия скорчила гримасу – если ее ум вообще когда-то можно было назвать здравым.

– Полный вперед! – крикнула она, и «лендровер» полетел дальше.

Пипа с любопытством крутила пестрой головой и шевелила усами, а Джордж закрыл глаза, согревшись от живого тепла.

Джулия бросила взгляд на парочку дорогих ей существ и довольно засмеялась. Скоро ее семейство увеличится, она не сомневалась. Люк и Кэрри наверняка поладят, их суть едина, вот что главное. Только они должны это разглядеть друг в друге.

Они годятся для того бремени, которое она и Джордж собираются взвалить на них. Собственность – это тяжкое бремя, но данная истина известна лишь тем, кто чем-то владеет, и абсолютно недоступна тем, кто не владеет ничем. А еще Джулия убедилась на собственном опыте, что дело лучше всего спорится и развивается у любящих друг друга людей.

Поскольку у них с Джорджем нет детей – Джулии нельзя было рожать из-за сердца, – она долго гонялась за мыслью, с упорством и настойчивостью Пипы, которая не отступала от зайца до тех пор, пока не настигала его, кому оставить «Джокер-паудер». Но Джулия давно знала, что, если упорно и настойчиво преследовать добычу, она все равно окажется твоей.

Джулии невероятно понравилась недавно вычитанная мысль: перед человеческим упорством мир раздвигается. Джулия Бартон с этим совершенно согласна.

– Вот и приехали.

Джулия остановила машину подле самшитовых кустов и открыла дверцу. Терпкий теплый тяжелый запах ударил в ноздри. Пипа чихнула, а Джордж рассмеялся.

– Слушай, Джордж, после съемок нас пригласили остаться на обед в китайском ресторане, так что я не обманула тебя. А потом – сыграть в покер в клубе. Ты как? – Ее глаза блестели.

– Если Пипа согласится поскучать, я не против.

– Я о ней уже подумала. Ей приготовили электронного зайца и тренера. Так что все в порядке. Они хотят снять заячью рекламу.

– Только предупреди Пипу, чтобы она не прогадала с гонораром. – Джордж ухмыльнулся и погладил гепардиху по спине.

Джулия вышла из машины, камера жадно застрекотала, не желая упустить ни единого движения или жеста этой женщины – высокой, поджарой, белокожей, с синими, как кобальт, глазами. Она обернулась к Джорджу и Пипе, призывая их выйти из машины. Джулия чувствовала, что ее мужу нравится внимание к ним, хотя он ворчит, делая вид, будто ему этого не надо. Но она-то знала – еще как надо! И, зная это, при любой возможности делала так, чтобы Джорджа одаривали вниманием самые разные люди.

Что ж, женщины умеют чувствовать мужчин, это заложено на генетическом уровне. Но понимать? О нет, это дано не всем, но Джулии – дано, это точно.

Она направилась к домику, за ней следовали Джордж и Пипа под пристальным взглядом камеры…

Глава пятая
Зов мужчины

Неделя, на которую Люк нанял Кэрри, подходила к концу. Они съездили в Ковентри, осмотрели храм, разрушенный во время войны и отстроенный заново, прокатились на теплоходе по Темзе и даже добрались до столицы Уэльса Кардиффа, совершенно не похожего на другие города Британии. Там все словно замерло, остановилось, застыв в величии прежних веков.

Кэрри казалось, что они знают друг друга сто лет, и она забывала о профессии Люка. Ей нравился этот мужчина, ее тянуло к нему. Сидя рядом в автобусе, в машине, в поезде, они то и дело касались друг друга – случайно, просто так выходило, и всякий раз эти прикосновения обжигали ее. И его тоже. Кэрри это знала точно. Но когда вспоминала, что он почти священник, то вся напрягалась, словно вступала на чужое поле.

– Люк, мне все-таки странно, что ты почти пастор, – однажды призналась ему Кэрри, когда они уже вернулись в Лондон и гуляли по Гайд-парку.

Они сели на скамейку, обращенную к озеру Серпентайн, по глади которого величественно скользили канадские гуси, почти у самого берега суетились водяные курочки, пытаясь ухватить что-то съедобное. Накрапывал дождь, осень в конце концов. Кэрри набросила на голову капюшон желтой ветровки и, защищенная им, оказавшись в уединении, рискнула спросить Люка:

– И как же ты до сих пор не женился? У священника должна быть жена, насколько мне известно.

– Конечно, я женюсь. Мое начальство выражало недовольство. Но я не способен жениться лишь по служебной необходимости.

– Жена священника должна быть особенной женщиной, правда?

– Каждая женщина – особенная. – Люк засмеялся, протянул руку и отвел краешек капюшона от ее щеки. – Ты, например, совершенно особенная женщина, Кэрри Холт.

Она засмеялась и выдернула край капюшона.

– А ты разве не мокнешь? – спросила Кэрри, глядя, как темные волосы Люка покрываются мелкими капельками дождя.

– Волосы будут гуще.

– У тебя и так густые, – заметила она с восхищением. Ее рука готова была потянуться к шевелюре Люка, прикоснуться к ней, но Кэрри не позволила. – А… среди твоих прихожан, наверное, много женщин?

Кэрри хотелось узнать не это, а кое-что другое: есть ли среди его прихожанок единственная женщина, которая может стать его женой?

– Есть.

Кэрри испуганно вздрогнула, ей показалось, что она получила ответ на невысказанный вопрос. Но Люк тут же добавил:

– Они очень активные. Много делают для церкви и для общины. У нас несколько комитетов.

– Например? – спросила Кэрри, просто чтобы наслаждаться его голосом.

– Оформительский, например. Кто лучше женщин может выбрать цветы для украшения? Музыкальный комитет. Комитет гостеприимства. В общем, у них полно дел и занятий.

Кэрри почувствовала, как отлегло от сердца.

– Было бы интересно посмотреть на тебя в роли пастора.

– Вот он я, смотри! – Люк раскинул руки и поднял лицо вверх. – Я почти пастор. Разве нет? Хочешь, я прочту тебе проповедь? Хочешь, исповедую тебя? – Он сел прямо и заглянул Кэрри в лицо. – Я сумею сохранить тайну исповеди и не воспользуюсь узнанными секретами. – Его лицо расплылось в хитрой улыбке. – Может быть, – добавил Люк с особенной интонацией.

Кэрри громко засмеялась.

– Нет! Нет! Не верю!

– Ну вот, и ты тоже… Почему все близкие люди принимают меня за актера?

Близкие, с удовольствием отметила Кэрри. Значит, я попала в этот ограниченный круг?

– А… ты сам за кого себя принимаешь? – тихо спросила она.

Люк вздохнул, положил ногу на ногу и уставился на неровную от дождя поверхность озера.

– Знаешь, Кэрри, если честно, может быть, поэтому я до сих пор и не выбрал жену среди прихожанок.

Ему тотчас вспомнилась Мэрион и вечер, в который он чудом удержался от рокового для себя шага…

– …Ну как тебе, моя милая прихожанка? Тебя впечатлила сегодняшняя проповедь?

– Да, Люк, отец сегодня хорошо сказал, особенно в той части, где речь шла о женщине-матери. – Мэрион подняла на него влажные глаза. – О том, как нелегко воспитать настоящую мать. – Ее голос звучал так торжественно, что Люку захотелось расхохотаться. – Конечно, моему папе ничего не надо придумывать, – с гордостью отметила Мэрион, – потому что моя мама – это и есть идеальная мать. Ты ведь знаешь, у мамы до меня родились близнецы, мальчики, но Господь забрал их. Это ужасно для матери, однако мама говорит, что тяжкие испытания помогают нам изменить наш характер, который прославит Бога.

Люк слушал и молча кивал, глядя на Мэрион. В тот момент она казалась ему бестелесной и призрачной, даже при том, что он прекрасно видел, какая у нее высокая грудь под вязаным жакетом из толстой шерсти, какие стройные бедра под твидовой юбкой. Но… его не влекло к ней, когда он слушал ее благочестивые речи.

А Мэрион продолжала развивать интересную ей тему:

– У моей подруги Салли ребенок родился с травмой, он умер в девять месяцев. Она признавалась, что молитвы и помощь моей матери в материнском центре ее просто спасли. Салли говорила, моя мама плакала вместе с ней и это удерживало ее от отчаяния.

– Да, твоя мама сильная женщина, – согласился Люк.

И очень властная, добавил он про себя. Она сама, без чьей-либо помощи, организовала при церкви материнский центр. Приходящие туда женщины находят там не только духовное ободрение, поддержку, они собирают игрушки для детей, фломастеры для рисования, обмениваются детскими вещами.

– Все женщины и дети этого центра – мамины дети, – с улыбкой проронила Мэрион. – Думаю, Господь благословил маму на это, иначе не было бы такого успеха. Я слышала, как женщины говорили, что они пребывали в глубочайшей депрессии, сидя дома в одиночестве, и они так благодарны Господу, что центр открыт. – Она помолчала, потом посмотрела на Люка серыми, как зимнее небо, глазами и сказала: – Мы, женщины-христианки, можем поспособствовать тому, чтобы церковь тратила время, силы и деньги на то, чтобы все, отмеченное в Писании, было достигнуто в реальной жизни.

– Мэрион, ты говоришь так, словно готовишь проповедь, – заметил Люк.

– Взойдя на кафедру, я бы сказала: материнство и отцовство серебрит наши волосы, но сохраняет молодость души. У нас возникает еще один шанс вернуть в свою жизнь детские песенки, игры и детские глупости. Я бы сказала им, что дети придают смысл семейным традициям, праздникам, они вливают новые силы в генеалогическое древо. Господь радуется всем временам года, век за веком, потому что знает – новые поколения детей с восторгом придут в этот мир и увидят первый весенний цветок, первую снежинку, первый золотой лист осени и первую земляничку… – Голос Мэрион задрожал от избытка чувств, а на глазах заблестели слезы.

– А ты на самом деле не хотела бы сама стать пастором? Среди пасторов уже есть женщины, они служат весьма успешно.

Мэрион пожала плечами.

– Неисповедимы пути Господни, Люк. Пока я вижу себя женой пастора. – Она быстро взглянула на него и отвела глаза.

По телу Люка побежали мурашки. Внезапно он почувствовал себя так, словно его подстерегает опасность. Опасность? Да полно, Люк! – одернул он себя. Ведь между вами почти все решено, только пока не сказано. Так чего ты ждешь, чтобы сказать?

Или ждешь чего-то такого, что помешало бы этому произойти?

Сейчас вот он сидит под дождем на скамейке рядом с Кэрри в центре Лондона и мысленно благодарит Господа за то, что Он во время того разговора с Мэрион удержал его, не дал слову сорваться с языка.

Теперь-то Люк точно знает, что хочет в жены одну-единственную женщину на свете, которая об этом пока не подозревает. Кэрри Холт.

От внутреннего озарения ему стало жарко. Не слишком ли он резв? Что он знает о Кэрри? Ничего не знает. Но он чувствует. О Мэрион он знает все, однако ничего не чувствует.

Но разве он не помнит те слова, которые сам однажды готовился произнести с кафедры, когда Мэттью уехал в Европу, оставив кафедру на него? Он произнес бы их, если бы Мэттью не вернулся раньше времени. Люк тогда огорчился, что ему не дано было блеснуть, но он хорошо помнил слова, заготовленные им для внушения другим: не женитесь только потому, что этого требует физиология.

А сейчас он не в плену ли того, что в миру принято называть химией? Он пока еще не отведал вкуса плоти женщины, к которой вожделеет, но мысленно ощутил сладость этого вкуса на своих губах, на языке, когда в воображении прошелся по каждой клеточке ее тела…

Стоило Люку подумать об этом, как плоть его завопила, требуя воплощения фантазий в реальность.

А что еще собирался он тогда произнести с кафедры, желая наставить на путь истинный своих прихожан?

Размышляя о браке, молитесь усердно. Так, может, ему самому сейчас горячо помолиться?

Люк поёрзал на скамейке, пытаясь поудобнее устроить взволнованное тело, лихорадочно вспоминая тексты, которые, казалось, должны слетать с губ даже если разбудить его среди ночи.

Но что с ним? Все молитвы вылетели из головы, вытесненные именем – Кэрри, а глаза Люка не могли оторваться от золотой пряди, выбившейся из-под капюшона, когда Кэрри наклонилась и подняла упавший с платана лист.

– Смотри, какой по-настоящему золотой, – сказала она, покрутив лист за хвостик.

Но Люк смотрел не на лист, а на пальцы, такие тонкие и нежные, что от умиления у него перехватило горло. Ему хотелось стиснуть их, обнять Кэрри, прижать к себе и никогда не отпускать.

Так о чем он мог молиться теперь? Что просить у Бога кроме того, чтобы он соединил их навек?

Люк усмехнулся. Он в той проповеди собирался сделать своим прихожанам еще одно предостережение: никогда не вступайте в брак с теми, кто не работает. Но если он уйдет со стези пасторской, что еще он сможет делать в этом мире?

– Кэрри, а ты могла бы представить себя в роли жены священника? – неожиданно для себя спросил Люк и пристально посмотрел ей в лицо.

Она вздрогнула. Что за вопрос? Это ведь не предложение? Нет?

– Я? – переспросила Кэрри. – У нас с церковью никогда не было взаимной симпатии. – Она улыбнулась. – Знаешь, у меня был случай в детстве, давно, тогда брата на свете не было, а сейчас он подросток. Мама оказалась чем-то занята и отправила нас с отцом на воскресную службу. – Она шумно вздохнула. – Если бы она знала, что из этого выйдет, она заперла бы нас дома на амбарный замок.

– А что же произошло? – с любопытством спросил Люк. – Что могла натворить в церкви симпатичная рыжая малышка?

– Пастором был старый человек, низенький, он едва выглядывал из-за кафедры. Тогда я еще не знала, что мужчины обычно стараются возместить чем-то другим, особенным, свои физические недостатки, вообще любую ущербность.