355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уинифред Леннокс » Найду твой след » Текст книги (страница 4)
Найду твой след
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 16:38

Текст книги "Найду твой след"


Автор книги: Уинифред Леннокс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Натали подхватилась и побежала на кухню.

– О, конечно. Копченая медвежатина? Вяленая оленина? Джем из морошки?

– Конечно, я буду все. Я ведь уже сижу за столиком Траппера. Разве он не за этим столиком сидит, когда возвращается с охоты?

Натали энергично закивала.

– Ну конечно! Конечно.

Она быстро уставила стол блюдами, приготовленными из дичи. Агнес, заставив себя не обращать внимания на быстрый укол в сердце, с удовольствием наблюдала за подвижной молоденькой женщиной, она чувствовала, как ей хорошо в этом доме.

Что ж, она не ошиблась. Еще тогда… Много лет назад. Когда пообещала матери Натали, которая вырвала ее из ужасной компании, в которую попала юная Агнес, прибившаяся к движению хиппи.

Все было слишком традиционно – она, дочь богатых родителей, попала к хиппи, причем к тому крылу, из которого мало кто выбирался живым.

Мать Натали оказалась в лагере из-за своего непутевого мужа, с которым Агнес спала в одной комнате на полу после того, как все они надышались зельем. Самое удивительное, мать Натали принялась спасать ее, а не его. Тогда-то Агнес Морган поклялась, что готова заменить Натали… отца.

Конечно, то, во что женская организация вовлекла Натали, было делом рискованным, но Агнес знала: она не даст девочке увязнуть в неприятностях или пропасть.

– Ты замечательный повар, Нат. По-моему, можешь никого не нанимать пока…

– Я так и хочу.

– Знаешь, надо подыскать место для ресторана. Я думаю, такое, куда гостей привозили бы на собачьих упряжках.

– И на снегоходах, – добавила Натали.

– Вот как? Я и не подумала.

– А ты и не могла подумать, потому что в Сан-Франциско их трудно себе вообразить.

– Я бы покаталась! – Глаза Агнес загорелись восторгом.

– Обязательно. Завтра же.

– Отлично, – сказала Агнес, отрезая ножом кусочек медвежатины. – Слушай, а что за ягоды внутри? О, да там еще что-то?

– Клюква. И кедровые орешки. Медвежатина, начиненная ими, это мое творческое решение.

– А медвежатина?..

– Успех Траппера.

– Он… хорош?

– А как ты думаешь? – дерзко спросила Натали.

– Я думаю… он похож… на Бьорна.

Натали почувствовала, как дернулись губы.

– Да, Агнес. С тех пор я не вижу никаких других мужчин. Я их просто не замечаю. – Она подняла глаза и беспомощно посмотрела на Агнес. – А Мира – сама видишь, его копия.

– Вижу. Между прочим, она будет довольно крупной девочкой, не как ты. Мой тебе совет: приучи ее любить себя такой, какой она будет.

– Но это же…

– Не современно? Нат, формула красоты меняется с годами. Вовсе не факт, что через десять лет крупные девушки, которые пышут здоровьем, не войдут в моду. Я смотрю на тех, кто поставил себе цель похудеть, то есть пойти наперекор природе… Как много радости жизни они теряют! Себя нужно полюбить такой, какая ты есть. Чтобы полюбили все остальные. Поверь, я знаю, о чем говорю.

– Мне нравится твоя позиция, Агнес.

– Мне тоже. Я ее придерживаюсь с тех пор… В общем, давно.

– Но тебе-то чего еще желать? – Натали окинула подругу взглядом. – Ты само совершенство.

– Ты так думаешь? – Агнес хмыкнула, ее лицо обмякло, выдавая возраст. – Может быть, я когда-нибудь тебе расскажу кое-что. Все, давай-ка тащи пирог… – Она пошевелила ноздрями, и Натали засмеялась.

– А ты прожорливая, Агнес! По твоему виду не скажешь! Он с черникой. Представляешь, я никогда не думала, что лесные ягоды можно есть. Но это так вкусно!

Камин горел, они ели пирог с черникой, потом пили ромашковый чай с шиповником, слушали, как трещат, догорая, дрова, и молчали. Потому что тишина, которая заполнила гостиную, была искренней.

А когда на небе загорелись звезды, они, не сговариваясь, оделись и вышли на улицу. Натали и Агнес стояли, запрокинув головы, и каждая ощущала полное единение души со Вселенной.

Наверное, нигде, кроме как на краю Земли, где нет небоскребов, асфальта, уличных фонарей и неоновых витрин, а только тишина и бесконечный белый снег, человек способен признать себя частицей огромного мироздания, и не огорчаться из-за этого, а искренне радоваться.

Глава седьмая
Освобождение от греха

Шарлотта, опираясь на костыли, подошла к окну. Она смотрела, как уходит Бьорн, и думала: да-а, надо что-то делать. Он, кажется, сошел с ума.

Она навалилась на костыль, перешла к другому окну и увидела, как Бьорн открыл дверцу своей машины. Через заднее стекло она рассмотрела беловолосые головки детей.

Трое мальчиков у вдовы Каролы. Многовато, усмехнулась Шарлотта. Женщина наклонилась к ее брату и поцеловала в щеку. Шарлотта почувствовала, что ее сердце сжалось, как от чего-то непоправимого. Такое же чувство было у нее тогда, во время полета.

Или нельзя то падение назвать полетом? Неважно, как, но, когда она расшиблась и осталась калекой на всю жизнь, Шарлотта на самом деле испытала похожее чувство. Вот и сейчас ей кажется, что Бьорн, ее родной брат, которого она растила после смерти родителей, готов совершить такой же полет.

Что она может сделать? Она не может ему запретить видеться с Каролой.

Видеться? Да ради Бога, сколько угодно. Но он ведь, судя по всему, готов на ней жениться. Может быть, он любит ее безмерно?

Шарлотта расхохоталась. Безмерным может быть только наваждение. Как у нее, когда она, молодая поп-певичка, увлеклась музыкантом, из-за которого она теперь калека… И где же он? Он побывал на вершине славы, и, хотя уже сошел с этой вершины, он здоров, богат и не вспоминает о ней.

Когда Бьорн прилетел из Парижа на ее призыв, Шарлотта уловила в нем что-то такое… Как будто он готов немедленно лететь обратно… Но тогда она была занята только собой. Потом она пыталась узнать, что влекло брата обратно, но он закрылся от нее. Уехал в свой Йокмокк, в котором его не достанешь.

Гораздо позже, по каким-то отрывочным фразам Шарлотта догадалась, что у Бьорна в том Марше мира была любовь… Но кто та девушка, что было межу ними, она не узнала.

Теперь ей кое-что становилось ясно.

Недавно у нее побывал гость из Парижа, об этом визите Бьорн ничего не знает, Шарлотта ничего не рассказала брату. Этот музыкант записывал в ее студии свой диск.

Почему у нее? Шарлотта усмехнулась. Проследив взглядом за тем, как отъезжает от тротуара машина брата, она думала о другом, причем не без удовольствия: слух о ее новаторстве как звукорежиссера дошел и до Парижа. Неважно как, но дошел.

Когда Шарлотта прослушала несколько дисков Бернара Констана, она поняла, что делать. Как всегда, Шарлотта сказала себе: «Надо взять курс на Луну и приземлиться на вершине самого высокого дерева». Все очень просто. Если поставить себе самую высокую планку, то не окажешься в кустах. Те, кто записывал Бернара до нее, именно туда и падали, увлекая его за собой. На звуковой дорожке, понимала Шарлотта, нужен переход от металлических резких звуков к мягким и светлым. Она ввела женский голос. В успехе этого диска она ничуть не сомневалась.

Она была известна среди музыкантов как Шарлотта Свенска – Шведская Шарлотта. Для многих она стала своеобразным амулетом. Под этим именем она открыла свой сайт в Интернете, где всякий раз сообщала об успехах своих клиентов и тем самым привлекала новых музыкантов, жаждущих славы.

– Значит, вы Бернар, участвовали в Марше мира? – спрашивала Шарлотта, угощая его чашечкой кофе в гостиной.

– С этого марша началась моя, можно сказать, международная слава.

Она беззастенчиво разглядывала француза, в который раз удивляясь субтильности тамошних мужчин. Сама она была под стать Бьорну, чуть ниже ростом, но только чуть, широкая в кости – может быть, это и спасло ее при падении от самого печального исхода.

– Вот как?

– Но ведь там были американцы, англичане, финны, шведы…

– Шведы?

– Ну конечно. Жаль, мы потерялись с одним парнем, но… это другая история.

– Не хотите ли еще клюквенной? – услужливым тоном спросила Шарлотта, чувствуя, что сейчас ей кое-что откроется, если сделать щелочку пошире и заглянуть в душу этого мужчины.

– Охотно. Никогда не думал, что такой ликер может оказаться необыкновенно… увлекательным…

– Увлекающим, – поправила Шарлотта. – Так будет точнее, Бернар.

– Ох, этот мой английский. – Бернар покачал головой. – Вот и тогда тоже… Я употребил неверное слово и… – он шумно вздохнул, – расстроил отношения одной влюбленной пары.

– Правда? Как интересно… – Шарлотта подлила ликер в рюмку Бернара. – Что же это за трудное слово?

– Девушка.

Шарлотта замерла с бутылкой наперевес.

– Вы забыли, как будет по-английски «девушка»? Неужели? Это все равно что забыть слово «любовь», – хмыкнула она.

Бернар залпом выпил ликер.

– Все дело было как раз в том, что слово «любовь» вытеснило у меня из головы все остальные. – Он улыбнулся.

– О, – сказала Шарлотта и налила ему еще.

– Да. Все произошло настолько давно…

– Но вы, я думаю, не забыли…

– Нет, нет, нет. Того парня вызвала срочно сестра, а ей я сказал, что он улетел к девушке. Вы понимаете, Шарлотта, что произошло дальше?

Она кивнула.

– Догадываюсь. Вы хотели быть с ней, верно?

– Совершенно верно. Но… она все равно не захотела быть моей.

Чем дольше они говорили, тем яснее становилось Шарлотте, что речь идет о Бьорне и о… Натали Даре, как назвал ее Бернар. Американке из Калифорнии.

Бернар ничего о ней не знал, он вообще никого не встречал с тех пор, все они ушли в прошлое, как и сама юность, подвигнувшая их на тот Марш мира.

Что я могу сделать? – спрашивала себя Шарлотта после разговора с Бернаром, который улетел наутро в Париж.

Только одно: не позволить Бьорну жениться на вдове с тремя детьми.

Однажды ночью ей приснился сон, он был таким ясным и отчетливым, что его следовало лишь исполнить. А Шарлотта никогда ничего не оставляла на потом.

– Ты уезжаешь? – спросил Бьорн и не мигая уставился на Каролу. – Ты не останешься до завтра?

– Да, Бьорн. Я уезжаю.

Что-то мелькнуло в ее глазах – неясное, то, чего Бьорн не мог понять. Что это было? Торжество? Радость?

– Мы уезжаем.

Он вскинул брови.

– То есть?

– Я и дети.

– Уезжаете? Из Йокмокка?

– Да.

Карола сложила руки на груди и наблюдала за ним. Ее круглые голубые глаза казались бездонными. Крутой лоб без единой морщинки был открыт, белые волосы она собрала в строгий пучок на затылке. В ее позе, во всей фигуре было странное торжество. Или вызов?

– Но почему? – недоумевал Бьорн.

– Потому что, Бьорн, я устала.

– Уста-ала? – переспросил он, чувствуя, как его сердце начинает биться медленнее, ровнее, словно оно наконец от чего-то убежало, ему незачем больше нестись как угорелому. – От чего ты устала?

– От твоей шведской заторможенности, вот от чего. Мои дети скорее женятся, чем мы с тобой, Бьорн. Я еще достаточно молодая женщина, чтобы устроить свою личную жизнь.

Он слушал и думал, почему все женщины говорят одно и то же, смотришь ли ты фильм по телевизору, или беседуешь с реальной женщиной, с которой много лет знаком, причем близко.

– Но разве нам было плохо вместе? – спросил Бьорн и едва не расхохотался.

Лишь природная северная сдержанность удержала его от этого. Но разве в общем-то не смешно, что он тоже произнес фразу заезженную, словно кто-то расписал эту сцену между ними? Это напоминало ему школьные спектакли, которые Бьорн ставил, работая учителем в школе. Они играли сценки на английском языке, чтобы лучше изучить его.

А ты на самом деле веришь, что только ради этого? Чтобы саамские дети говорили по-английски? Брось, сказал себе Бьорн. Ты ставил эти спектакли для того, чтобы в героинях видеть Натали Даре. Чтобы оживлять всякий раз в памяти, заставляя ее говорить так, как тебе хочется, двигаться, смеяться…

– Нет-нет! Не так! – Бьорн хлопал в ладоши, останавливая старшеклассницу, которая отдаленно напоминала ему Натали. – Наклонись поближе к нему, да, вот так. Ведь ты благодаришь его за подарок, ты говоришь: «Какая прелесть».

– Но Бьорн, разве это прелесть? – надувала губы артистка, – это всего-навсего зеленая ленточка.

– Но на ней написано что?

– На ней написано мое имя…

Сейчас Бьорну было смешно вспоминать о том времени, когда он вернулся после Марша мира домой.

Почему же он не поздравил Натали Даре с рождением ребенка, ее знаменитой на весь мир Миры?

Наверное, потому, что это стало для него настоящим потрясением. Он листал каждую газету, каждый женский журнал, желая и боясь прочесть в нем, чей ребенок Мира. Кто ее отец.

Впрочем, неужели не ясно? – в сотый раз уверял он себя. Бернар Констан. Он. Он увивался вокруг Натали. Выходит, поздравить Бернара? Вот уж нет.

Бьорн продолжал жить в Йокмокке, учить детей, ставить сценки и тешить себя воспоминаниями, оживляя их, сочиняя продолжение.

А теперь впору самого себя одернуть, хлопнуть в ладоши и сказать: «Нет, не так. Плохо играешь, Бьорн».

Плохо, потому что сердце твое на самом-то деле готово теперь подпрыгнуть от радости – ты свободен!

– Я уже собрала вещи, Бьорн, – продолжала Карола.

– Едешь в Стокгольм?

– Да. – Она кивнула, ни один волосок не шелохнулся, так туго был стянут пучок.

Бьорн заметил по белой длинной шее, как тяжело Карола сглотнула. Высокий ворот свитера крупной вязки оттопырился, и ему было видно ключицу. Карола прекрасно вязала, она была талантлива в этом деле. Она вообще была хорошая женщина, и жаль, что ее муж рыбак утонул.

– Что ты будешь делать в Стокгольме?

– Меня наняли в вязальную мастерскую. Ее создают с нуля, я буду главной мастерицей. Ты ведь помнишь, я посылала свои работы на конкурс?

– Помню.

– Это результат.

– Я рад за тебя. А дети?

– Они будут посещать муниципальный детский сад.

– Значит, ты меня бросаешь, – произнес Бьорн фразу, которая, он знал, после долгих размышлений о случившемся разрыве, будет утешать женщину.

Она его бросила.

– Да, Бьорн, я выхожу из этого поезда. Я приехала, – сказала Карола, но в ее глазах он не увидел и намека на слезы.

– Что ж, думаю, мы останемся друзьями.

Бьорн снова почувствовал фальшь накатанной фразы, потому что освободившаяся душа – он и сам не подозревал, в каком тупике оказался, – кричала о другом: свободен! Свободен!

От чего же ты свободен, Бьорн Торнберг? – спросил какой-то незнакомый голос. Ты свободен от греха или для греха?

Я свободен от греха, сказал он сам себе. Потому что жениться на Кароле, к которой на самом-то деле охладел, было бы равносильно взятому на душу греху.

Карола ушла, а Бьорн сел верхом на стул и расхохотался. Он хохотал, запрокинув голову, до слез. Он размазывал их по щекам и был похож на человека, который долгое время провел в заключении.

Он что, на самом деле собирался жениться на Кароле, на женщине с тремя детьми? Но почему?

Бьорн покрутил головой, словно освобождаясь от наваждения.

Глава восьмая
Двуполый воздух Франции

О ресторанах «Столик Траппера» не знал только тот, кто вообще не интересовался ресторанами. Об этой сети прекрасно было известно и «зеленым», которые не раз своими выступлениями делали бесплатную рекламу детищу Агнес и Натали. Но на самом деле слово «бесплатная» правильнее взять в кавычки, потому что эти выступления организовывала Агнес, взбодрив «зеленых» кое-какими обещаниями, к примеру, отправить их в Европу на сходку за счет женской организации.

«Зеленые» выступали в защиту диких животных, призывая не прикасаться к медвежатине, но к ней не только после этого прикасались, ее с жадностью поедали клиенты «Столика Траппера» повсюду – от Нью-Йорка до Лас-Вегаса.

Натали оказалась очень способным коммерсантом. Она учитывала такие мелочи, которые позволяли их ресторанам выделиться даже среди более высокого разряда заведений. Точно так же, как она не собиралась одеваться «от кутюр», предпочитая качественное прет-а-порте, так и в своих заведениях она не предлагала кулинарные изыски, считая, что сами продукты и обстановка охотничьего бивуака вне конкуренции.

– Зачем нам вымачивать медвежатину неделю? Она потеряет весь аромат дичи, – наставляла Натали очередного повара перед работой в ее заведении. – Здоровая еда, от которой мужчина чувствует себя мужчиной, а женщина – подругой профессионального охотника. Нам нужна экзотика нетронутая, реальная, а не воображаемая.

Экономическое образование – а Натали сумела окончить университет в Беркли по настоянию Агнес, – позволяло ей разбираться в налогах, в обороте и в чистой прибыли.

Делала свое дело и Агнес – она заботилась о клиентах ненавязчиво, но настойчиво. Когда приезжали женские делегации из разных стран мира, все они проходили через угощение за «Столиком Траппера». О том, что дамы были в полном восторге, незачем и говорить. Возвращаясь на родину и давая интервью различным изданиям, все они упоминали о небывалых обедах. И слава «Столика Траппера» шагала по планете.

А однажды Натали пришла в голову потрясающая, как оказалось позже, мысль. Она предложила Агнес выпустить игральные карты, на обороте которых напечатаны рецепты их кухни.

Эти колоды карт подавались как подарок от компании. А их цена, которая раскидывалась на блюда, во много раз превышала реальную…

Натали и Агнес встречались нечасто, но перезванивались и общались по электронной почте. У обеих было ощущение невидимого присутствия друг друга.

Когда Мире исполнилось двенадцать лет, Агнес посоветовала Натали отправить девочку учиться во Францию.

– Но, может быть, лучше в Англию? Классическое образование, совершенствование настоящего английского…

– Нет, – возразила многоопытная Агнес. – Во Франции она созреет как женщина. У нее будут деньги, ты заработаешь хороший капитал… точнее уже заработала. Мира разумная девочка, но, если она станет еще и тонкой по-женски, она найдет себе партнера, который станет ей достойным компаньоном не для того, чтобы все промотать, а для того, чтобы приумножить.

– Но если она в Англии изучит экономику, то…

– Она станет синим чулком. Ты этого хочешь? Знаешь, сколько экономистов рядом со мной в нашей организации? Ты должна вырастить тонкую женщину, которая понимает мужчину лучше, чем он понимает себя, которая знает, как его повернуть в ту сторону, куда нужно ей.

– Ты считаешь, что это возможно только во Франции?

– Да, – уверенно заявила Агнес. – Там даже воздух, я бы сказала, двуполый.

– Дву… полый? – изумилась Натали и почувствовала, как краснеет.

– А почему ты краснеешь? – Агнес ехидно усмехнулась. – Потому что вспомнила, насколько я права?

– Да, но я не хотела бы…

Агнес кивнула.

– Я понимаю. Мира тебя не повторит. Она другая. Она не такая горячая, как ты. Она дочь своего отца – неспешная, спокойная…

– Мне иногда кажется, что слишком уж спокойная.

– Ты права, тебе просто кажется.

– Хорошо, куда я должна послать Миру учиться?

– Не в Париж.

– Не в Париж? Но куда в таком случае? Я не знаю ни одного города, кроме Парижа и Ниццы…

– Ницца, это город, милая моя, где большей частью отдыхают. Еще знаешь что там замечательно? – Агнес сощурилась, словно пыталась рассмотреть нечто такое, что плохо видно.

Натали напряглась, ожидая. Она всякий раз ловила себя на том, что все время пытается узнать побольше об Агнес Морган, но это плохо получается. Агнес казалась совершенно бездонной.

– Знаешь, какие потрясающие праздники цветов в Ницце? Они бывают в феврале. На большой платформе впереди колонны едут самые красивые девушки Ниццы. Однажды среди них была я. Ты можешь себе представить?

– О, Агнес… – Натали почувствовала, как ее собственные глаза сощурились, так ей хотелось увидеть юную Агнес среди первых красавиц города. – Конечно, но как ты там оказалась?

– Очень просто. Я тогда была замужем за французом. Но на этом вопросы закончены. А вот о празднике цветов – сколько угодно.

Натали кивнула, однако ни о чем больше не спросила.

– Еще мне нравилось там одно шествие. Из лимонов и апельсинов делали огромные смешные фигуры в несколько метров высотой. – Агнес запрокинула голову, будто пытаясь рассмотреть огромную физиономию, составленную из оранжевых ноздреватых плодов. – Однажды мы ими просто объелись.

– Веселый город Ницца, – заметила Натали.

– Да, но Миру нужно отправить в Ренн, в Бретань. Там есть прекрасная школа при университете. Я дам имя, адрес и телефон. А ты свяжешься. – Агнес закончила разговор уже совершенно другим тоном, будто отдавала команду, против которой нельзя возразить.

Что-то в Натали дернулось, ей хотелось протестовать – зачем ее дочери ехать так далеко? Но она быстро подавила в себе этот порыв. Разумная, а не эмоциональная часть ее натуры, спрашивала: а что бы ты собой представляла, не окажись рядом Агнес Морган?

Мира поехала учиться, и, как ни странно, сделала это с удовольствием.

Натали даже слегка обиделась на дочь – надо же, как спокойно она рассталась с матерью! Но потом, вспомнив слова Агнес о том, чья дочь Мира и чей у нее характер, Натали успокоилась. Ведь она сама себе говорила, когда Мира была еще малышкой, что научит ее любить себя такой, какая есть.

– Рослая крепкая девочка, наверное, покажется самой себе во Франции огромной, – все же нашла в себе силы высказать сомнение Натали, соглашаясь с Агнес по сути.

– Вот и хорошо, она с малых лет не будет комплексовать из-за этого.

– Но если ее станут дразнить? Дети очень жестокие.

– Твоя Мира не так задумана. Те, кто рядом с ней, уверяю тебя, будут страдать оттого, что они не такие, как она, а субтильные и узколицые.

Этот разговор шел при Мире, девочке понравились слова Агнес.

– Агнес, откуда ты знаешь?

– А что, уже есть страдалицы?

– Ну… в моем классе все девочки стараются побольше есть. Они приносят из дома булочки, потому что я им сказала, что ем только булки, поэтому у меня такие круглые, как булочки, щеки.

– Мира, это правда? – Натали всплеснула руками. – Но почему?

– Потому что все мальчики дарят мне что-нибудь, а им – ничего.

– А что они тебе дарят?

– Ну как что? Разве ты не видела? – Она кивнула на каминную полку, где стояли какие-то пластилиновые уродцы.

– Вот… это? Я их раньше не видела, – сказала Натали.

– Я выставила их недавно. Они жили в моей комнате.

– Но… зачем?

– Как зачем? Гордиться, – объяснила Мира.

– Но разве можно этим гордиться?

– Конечно, я горжусь не ими, а тем, что их подарили мне. Больше никому.

– Значит, ты гордишься собой?

– Конечно, – с легкостью признала Мира.

– Ну как, есть сомнения насчет ребенка? – со смехом спросила Агнес, когда Мира исчезла в своей комнате.

– Продумать только… – Натали покачала головой. – Нет. Никаких сомнений.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю