Текст книги "Сотворение Святого"

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 31

Утром совет собрался вновь и решил, что город должен вернуть прежнюю власть и сдаться герцогу безо всяких условий в надежде на помилование. Лодовико Моро с триумфом въехал в главные ворота и направился к крепости, где его встретила Катерина, вышедшая ему навстречу. Вместе они проследовали в кафедральный собор, чтобы прослушать мессу. Добрые жители Форли за последнее время привыкли приветствовать победителей. Когда графиня проезжала по улицам, горожане, выстроившись вдоль стен домов, встречали ее криками, благословляли и ее, и ее мать, и всех ее предков. Лицо Катерины оставалось таким же бесстрастным, как и несколькими днями раньше, когда она шла к крепости по этим самым улицам, выслушивая ругательства и проклятия своих верноподданных. Правда, внимательные наблюдатели заметили плотно сжатые губы, не сулившие ничего хорошего горожанам, и их крики радости стали еще громче.

Протонотарий Савелло таинственным образом исчез, как только ему сообщили о побеге Кеччо. Но Катерине скоро дали знать, что он укрылся у доминиканцев. Легкая улыбка появилась на ее губах, и она прокомментировала эту весть:

– Следовало ожидать, что он укроется в женском монастыре.

Потом она послала к доминиканцам людей, чтобы те заверили его, что она не держит на него зла и умоляет присоединиться к ней. Добрый человек побледнел, услышав это приглашение, но не посмел отказаться. Поэтому, успокаивая себя мыслью о том, что никто не посмеет причинить вреда полномочному представителю папы, он собрался с духом, надел самые роскошные одежды и прибыл в кафедральный собор.

Увидев его, она подняла руку с двумя оттопыренными пальцами и со всей серьезностью произнесла:

– Да пребудет с вами милосердие Божье! – И тут же, прежде чем он успел прийти в себя, продолжила: – Монсеньор, я всегда надеялась, что придет день, когда я встречу того, кто славится как самый талантливый, самый красивый и самый добродетельный мужчина нашего времени. Но я не думала, что это будет день печали и горя.

– Мадам… – прервал он ее.

– Я умоляю вас, монсеньор, храбро перенести выпавший на вашу долю удар судьбы. Разве мы все не знаем, как она непостоянна? Если город забрали у вас, значит, на то воля Божья и вы, как христианин, должны смириться, согласившись с его указом.

С этого начала Катерина свою месть, и все видели, как она сладка. Придворные хихикали, когда графиня произносила эти слова, Савелло хотелось провалиться сквозь землю.

– Мессир Савелло, при нашей предыдущей встрече вы рассказали мне много поучительного о воле Божьей. И теперь я позволю себе преподать вам урок на ту же тему. Если вы займете место рядом со мной, то у вас появится возможность хоть в малой степени изучить пути Господни, которые, как известно, неисповедимы.

Савелло поклонился и прошел к указанному ему месту.

Глава 32

Вернувшись во дворец д’Орси, я прежде всего снял бархат и шелковое белье, сбрил усы и бороду, коротко подстригся, облачился в одежду слуги и глянул на себя в зеркало. Если бы встретил такого на улице, прошел бы мимо, не узнав. Однако результат получился не таким уж плохим, и я улыбнулся, подумав, что не будет ничего удивительного, если бы какая-нибудь служанка положила глаз на такого вот слугу.

Я поднялся в покои старика Орсо и убедился, что все спокойно. Лег на диван у двери и попытался заснуть, но тревожные мысли не отпускали. Я думал о всадниках, которые мчались сквозь ночь, гадал, что завтрашний день принесет им и мне. Я знал, что за мою голову назначат награду, и мне предстояло оставаться среди врагов, защищая старика д’Орси.

Через какое-то время я услышал колокола, возвещавшие городу о бегстве заговорщиков, и, наконец, провалился в беспокойный сон. В шесть утра меня разбудила поднявшаяся в доме суета. Слуги говорили друг другу, что Кеччо уехал, графиня покинула крепость и теперь только одному Богу известно, что из этого выйдет. Они собирались кучками, шептались, не обращая внимания на нового слугу, появившегося этой ночью. Они говорили, что дворец отдадут на разграбление горожанам, так что вместо хозяина пострадают слуги. И скоро один из них проявил инициативу. Сказал, что здесь не останется, а поскольку жалованье ему не заплачено, он возьмет его вещами. Набил карманы всякими ценностями, которые смог найти, спустился по черной лестнице, выскользнул через боковую дверь и растворился в лабиринте улиц. Остальные последовали его примеру, и дворец подвергся разграблению. Старик-мажордом ругал их, потрясая кулаками, но они не обращали на него ни малейшего внимания, думая только о собственной безопасности и набивая карманы. Все слуги удрали еще до того, как солнце рассеяло утренний туман, и во дворце, кроме старика д’Орси, остался только седовласый мажордом, юноша двадцати лет, его племянник, и я, а ведь Кеччо всегда был мягким и щедрым хозяином!

Мы пошли к старому Орсо. Он сидел в большом кресле у очага, закутанный в толстый халат. Уткнулся подбородком и ртом в воротник, чтобы сохранять тепло, и на виду оставались только глаза, нос и запавшие, морщинистые щеки. Бархатная шапочка скрывала волосы и лоб. Он протягивал длинные высохшие руки к огню, и языки пламени чуть ли не просвечивали сквозь них. Руки еще и тряслись. При нашем появлении он поднял голову.

– Ах, Пьетро! – обратился он к мажордому. После паузы добавил: – А где Фабрицио?

Так звали слугу, который постоянно находился при старике, и Орсо очень к нему привык, принимал еду только из его рук и настаивал, чтобы тот не отходил от него ни на шаг. Фабрицио входил в число тех, кто, набив карманы, покинул дворец первыми.

– Почему не приходит Фабрицио? – ворчливо спросил старик. – Скажи ему, что он мне нужен. Я не желаю, чтобы меня оставляли одного.

Пьетро не знал, что ответить. Смущенно смотрел на старика.

– Почему Фабрицио не приходит? Теперь, когда хозяин здесь Кеччо, они пренебрегают мной. Это безобразие. Я поговорю насчет этого с Кеччо. Где Фабрицио? Скажи ему, чтобы пришел немедленно, а не то ему не поздоровится.

Слабым и дрожащим голосом он напоминал больного ребенка. Я видел, что Пьетро не знает, что ответить, а Орсо начал стонать.

– Фабрицио в отъезде, – сказал я, – меня поставили на его место.

Пьетро и его племянник повернулись ко мне. Они впервые заметили, что такого слуги раньше в доме не было, и переглянулись, вскинув брови.

– Фабрицио в отъезде? Кто его отослал? Я никуда его не отсылал.

– Это сделал Кеччо.

– Кеччо не имел права его отсылать. Я здесь хозяин. Они относятся ко мне как к ребенку. Это позор! Где Фабрицио? Я этого не потерплю, говорю вам. Это позор! Я поговорю насчет этого с Кеччо. Где Кеччо?

Никто из нас не ответил.

– Почему вы не отвечаете, когда я обращаюсь к вам? Где Кеччо?

Он приподнялся с кресла и наклонился, чтобы всмотреться в нас, потом откинулся на спинку.

– Ах, теперь я вспоминаю, – пробормотал он. – Кеччо уехал. Он хотел, чтобы я поехал с ним. Но я слишком старый, слишком старый, слишком старый. Я сказал Кеччо, что будет. Я знаю жителей Форли. Прожил с ними восемьдесят лет. Они такие же ненадежные и трусливые, как все другие люди, которые населяют эту выгребную яму, что зовется Землей. Я четырнадцать раз становился изгнанником. Четырнадцать раз бежал из Форли и четырнадцать раз возвращался. Да, в свое время моя жизнь бурлила, но теперь я устал. Я не хочу больше убегать, я такой старый. Я могу умереть до того, как вернусь, а мне хочется умереть в собственном доме.

Он смотрел на очаг, обращался к тлеющим углям и последним языкам пламени. Потом вроде бы начал повторять свой последний разговор с Кеччо.

– Нет, Кеччо, я не поеду. Поезжай один. Они не тронут меня. Я Орсо д’Орси. Они не тронут меня, не решатся. Поезжай один и поцелуй от меня Кларису. – Так звали жену Кеччо. Он какое-то время молчал, потом заговорил вновь: – Мне нужен Фабрицио.

– Я не смогу его заменить? – спросил я.

– Кто ты?

Я терпеливо повторил:

– Я слуга, назначенный на место Фабрицио. Меня зовут Фабио.

– Тебя зовут Фабио? – переспросил он.

– Да.

– Нет, это не так. Почему ты говоришь мне, что тебя зовут Фабио? Мне знакомо твое лицо. Ты не слуга.

– Вы ошибаетесь, – заверил его я.

– Нет-нет, ты не Фабио. Кто ты?

– Я Фабио.

– Кто ты? – сварливо повторил старик. – Я не могу вспомнить, кто ты. Почему ты мне не говоришь? Разве ты не видишь, какой я старый? Почему ты мне не говоришь?

Голос перешел в стон, и я подумал, что он заплачет. Он видел меня лишь дважды, но гости к нему заходили нечасто, и он, похоже, запоминал их лица, вот мое и показалось ему знакомым.

– Я Филиппо Брандолини, – ответил я. – Остался здесь, чтобы приглядывать за вами и следить, чтобы вам не причинили вреда. Кеччо хотел остаться сам, но мы настояли на его отъезде.

– Так ты дворянин, – кивнул он. – Я этому рад.

Потом, словно разговор утомил его, он вжался в спинку кресла и вроде бы задремал.

Я отправил Андреа, племянника мажордома, в город посмотреть, что там творится, а мы с Пьетро сели у большого окна. Внезапно Пьетро насторожился:

– Что это?

Мы оба прислушались. Издалека доносился какой-то рев. Будто где-то далеко-далеко на скалы накатывали морские волны. Я открыл окно, выглянул. Рев все усиливался и усиливался, пока наконец мы не поняли, что слышим голос толпы.

– Что это? – повторил Пьетро.

На ступенях послышался топот бегущих ног. Дверь распахнулась, вбежал Андреа.

– Спасайтесь! – крикнул он.

– Что такое?

– Они идут, чтобы разграбить дворец. Графиня им разрешила, и весь город идет сюда.

Рев нарастал, мы уже различали отдельные выкрики.

– Быстро! – торопил нас Андреа. – Ради Бога, быстро! Они будут здесь через минуту!

Я посмотрел на дверь, а Пьетро, словно прочитав мои мысли, покачал головой:

– Не сюда. Есть другая дверь, в коридор, который выводит на боковую улицу.

Он поднял гобелен, показал узкую дверь, открыл ее. Я подбежал к старому Орсо, тряхнул его.

– Просыпайтесь! – крикнул я. – Просыпайтесь и пойдемте со мной.

– Что такое? – спросил он.

– Не важно. Пойдемте со мной!

Я взял его за руку, попытался поднять с кресла, но он вцепился в подлокотники и не сдвинулся с места.

– Никуда не пойду. Что такое?

– Толпа идет к дворцу, чтобы разграбить его, и они убьют вас, если вы останетесь здесь.

– Никуда не пойду. Я Орсо д’Орси. Они не посмеют тронуть меня.

– Быстрее, быстрее! – крикнул Андреа, стоявший у окна. – Они уже на улице. Вот-вот будут здесь!

– Скорее! Скорее! – вторил ему Пьетро.

Рев толпы стал таким громким, что от него звенело в ушах. И с каждым мгновением становился еще громче.

– Быстро! Быстро!

– Вы должны уйти! – просил я, и Пьетро присоединился ко мне, но старик оставался непоколебим.

– Говорю вам, я не побегу. Я глава этого дома. Я Орсо д’Орси. Я не побегу, как собака, от всякой черни.

– Ради вашего сына… ради нас, – молил я. – Нас убьют вместе с вами.

– Вы можете идти. Дверь открыта. Я останусь один.

К нему, похоже, вернулось мужество молодости. Он словно и забыл, что превратился в древнего старика.

– Мы не можем оставить вас. Я поклялся Кеччо, что буду вас защищать, так что вас убьют только после меня. Наш единственный шанс – бежать.

– Быстрее! Быстрее! – кричал Андреа. – Они уже здесь.

– Господин, господин, – молил Пьетро, – прислушайтесь к нему.

– Быстрее! Быстрее!

– Вы хотите, чтобы я улизнул из моего собственного дома через черный ход, словно вор?

– Они уже у дверей, – крикнул Андреа.

Шум теперь доносился снизу. Ворота мы заперли, так что послышались удары: камни и палки били по железу. Потом они, похоже, взяли что-то большое и тяжелое и застучали по замкам. Удары наносились вновь и вновь, пока, наконец, не раздался скрежет разрываемого металла. Толпа исторгла громкий крик, а затем послышался топот бесчисленных ног. Я подскочил к двери в комнату Орсо, закрыл ее, запер и на замок, и на засов. Подтащил к ней тяжелый комод. Мы добавили к нему второй комод, потом кровать.

Едва успели это сделать, как толпа добралась до двери. Кто-то ее толкнул, но она, к всеобщему изумлению, не открылась. Снаружи раздался крик:

– Дверь заперта!

Помеха их раззадорила, людей у двери становилось все больше.

Тяжелые удары посыпались на замок.

Я повернулся к Орсо.

– Ради Бога, пойдемте.

Он не отвечал. Времени не оставалось, а сломить его упрямство я не мог.

– Тогда я вас заставлю. – Я схватил его за обе руки и потащил с кресла. Он вцепился в подлокотники, но силой я его, конечно, превосходил. И уже поднимал на руки, когда дверь не выдержала. Люди перебирались через баррикаду, в комнате их становилось все больше. Мы опоздали. Я попытался добраться до потайной двери, но мне это не удалось. Они окружили меня.

– Держите его, – крикнул я Пьетро, – а я с ними разберусь.

Выхватил меч, но тут же удар дубиной переломил его надвое. Я все равно бросился на них, но шансов у меня не было. Следующий удар обрушился мне на голову, и я провалился в черноту.

Глава 33

Открыв глаза, я понял, что лежу в кровати в темной комнате. Рядом сидела какая-то женщина. Я посмотрел на нее, гадая, кто она.

– Кто вы, черт побери? – спросил я без должной вежливости.

При этих словах надо мной кто-то склонился, и я узнал Андреа. Вспомнил, что произошло.

– Где Орсо? – спросил я. – Он в безопасности?

– Вам лучше? – Он словно и не услышал моих вопросов.

– Я в полном порядке. Где Орсо? – Я попытался сесть, но перед глазами все поплыло. К горлу подкатила тошнота, и я повалился на спину. – Что со мной? – простонал я.

– Только разбитая голова, – с легкой улыбкой ответил Андреа. – Будь вы слугой, а не утонченным дворянином, маскирующимся под слугу, вы бы этого и не почувствовали.

– Пожалей раненого, дорогой мальчик, – пробормотал я. – Я и не притворяюсь, что голова у меня такая же деревянная, как у тебя.

Тут он объяснил, что произошло.

– Свалив вас, они бросились к старику и увели его.

– Боже! – вырвалось у меня. – Я пообещал Кеччо оберегать его. Что он обо мне подумает?

– Это не ваша вина. – Андреа уже менял повязку на голове, смочив ее охлаждающим лосьоном.

– Хороший мальчик! – Холод явно шел на пользу голове, в которой пульсировала боль.

– Когда я увидел удары, обрушившиеся на вашу голову, после которых вы рухнули как подкошенный, я подумал, что вас убили. У дворян очень уж мягкие головы, и никто не знает, что они могут выдержать.

– Похоже, тебя это забавляет, – нахмурился я. – Что произошло потом?

– Радуясь своей добыче, они не обратили внимания на нас, и мы с дядей вытащили вас через потайную дверь и принесли сюда. Веса в вас о-го-го!

– И где я?

– В доме моей матери и останетесь здесь, пока не поправитесь.

– А Орсо?

– Мой дядя выходил в город и узнал, что его посадили в тюрьму. Но пока никакого вреда не причинили. Дворец разграбили. От него остались только голые стены.

В этот момент, тяжело дыша, в комнату вошел Пьетро.

– Двух заговорщиков схватили.

– Господи, не Кеччо с Маттео?

– Нет. Пьетро Альбанеси и Марко Скорсакану.

– Как остальным удалось ускользнуть?

– Не знаю. Я слышал, что лошадь Марко сломала ногу, а Пьетро отказался его покинуть. Их обоих схватили и привезли сюда ради награды.

– Господи!

– В город они въехали на ослах, со связанными за спиной руками, толпа кричала и улюлюкала, в них швыряли камни.

– А теперь?

– Они в тюрьме и…

– Что?

– Казнь назначена на завтра.

Я застонал. Пьетро Альбанеси и Марко я справедливо считал нашими Дамоном и Пифиасом [25]25
  Имена двух знаменитых верных друзей, живших в Сиракузах. Когда Пифиас был осужден тираном Дионисием на смерть, то Дамон хотел сам умереть вместо друга, и на месте казни они оспаривали друг у друга право на смерть. Дионисий так был тронут этой дружбой, что простил осужденного и пожелал быть принятым третьим в общество этих двух друзей.


[Закрыть]. Содрогнулся, подумав о том, что уготовила им судьба. Они люто ненавидели графа и помогли сбросить его тело на площадь. Я знал, что в сердце Катерины нет места прощению, и всю ночь думал о том, как она собирается отомстить.

Глава 34

Наутро я настоял на том, чтобы встать. Андреа помог мне одеться, и мы вместе вышли из дома.

– Сегодня никто не примет вас за дворянина, – рассмеялся он.

Моя одежда и раньше выглядела жалко, а драка добавила несколько дыр. Щеки и подбородок заросли двухдневной щетиной, лоб и полголовы закрывала повязка, так что выглядел я совсем не привлекательно. Но печаль, которая переполняла сердце, не позволила мне улыбнуться или осадить Андреа едкой фразой. Я думал только о том, какое ужасное нас ждет зрелище.

На площади толпился народ. Напротив дворца Риарио возвели помост, на нем стояли кресла, но они пустовали. Над головой раскинулось синее небо, солнце радостно светило людям, чистый воздух наполняли ароматы цветов. Умиротворенность природы только подчеркивала жажду крови человеческих сердец… Трубы возвестили о приближении Катерины и ее свиты. Под радостные крики она появилась на площади, сопровождаемая сводным братом, герцогом Миланским, и протонотарием Савелло. Они заняли приготовленные им места на помосте, герцог – справа, Савелло – слева. Она повернулась к священнику, доброжелательно заговорила с ним. Он улыбался и кивал, но не отпускающую его тревогу выдавали руки, которые постоянно теребили материю плаща.

Барабанная дробь сменилась мертвой тишиной. Потом отряд солдат вышел на площадь, громко стуча сапогами. За ним следовала одинокая фигура, без камзола и шляпы, в порванной рубашке, со связанными за спиной руками. Марко Скорсакана. При виде его толпа разразилась ругательствами. Он шагал с гордо поднятой головой, не обращая никакого внимания на крики и свист, от которых звенело в ушах. По бокам шли босоногие монахи, каждый нес распятие… Потом на площади появился еще один отряд, за ним – одинокая фигура с непокрытой головой и связанными за спиной руками. Но этот человек вжал голову в плечи и смотрел в землю, вздрагивая от оглушительных криков. Бедный Пьетро! И его сопровождала пара монахов со строгими лицами. Замыкали шествие барабанщики, которые без устали работали палочками, и бой этот сводил с ума.

Они приблизились к помосту. Солдаты отошли, оставив пленников перед их судьями.

– Марко Скорсакана и Пьетро Альбанеси, – громко ровным голосом начала графиня, – вы признаны виновными в убийстве и измене. Это вы сбросили тело моего дорогого мужа из окна дворца на камни площади, поэтому вас повесят в этом самом окне, а потом сбросят ваши тела на камни площади.

Рокот одобрения прокатился по толпе. Пьетро дернулся, но Марко повернулся к нему и что-то сказал. Слов я не услышал, но увидел во взгляде искреннюю дружбу, и ответная улыбка Пьетро показала, что к нему вернулось мужество.

Графиня повернулась к Савелло.

– Вы согласны с тем, что приговор справедливый?

– Более чем! – прошептал тот.

– Протонотарий говорит: «Более чем!», – громко воскликнула графиня, чтобы ее услышала вся площадь. Священника передернуло.

Марко пренебрежительно посмотрел на него:

– Я бы ни за что не поменялся с вами местами.

Графиня улыбнулась священнику:

– Сами видите, я выполняю волю Божью, делая с другими то, что они сделали бы со мной.

Она махнула рукой, и обоих мужчин повели к дворцу. Они поднялись по лестнице и скрылись. Из окна в Кабинете нимф выставили балку с привязанной к ней веревкой. В окне появился Пьетро. Второй конец веревки заканчивался петлей, надетой ему на шею.

– Прощай, верный друг, – сказал он Марко.

– Прощай, Пьетротино, – ответил Марко и поцеловал его.

Двое солдат столкнули Пьетро с подоконника, и он полетел вниз. По телу пробежала дрожь, а потом он закачался из стороны в сторону. После короткой паузы в окне появился мужчина и мечом перерубил веревку. Толпа громко заорала, люди бросились к упавшему телу и разорвали его на части. К балке привязали новую веревку, и через несколько минут в окне появился Марко. Он смело шагнул с подоконника в пустоту, обойдясь без посторонней помощи. Какое-то время повисел на балке, и его тело тоже упало на площадь, где толпа набросилась на него, как стая волков. Я закрыл лицо руками. Ужасно, ужасно! Господи! Господи!

Вновь раздался барабанный бой. Я поднял голову, гадая, что нас еще ждет. На площади появился еще один отряд солдат, за ним – шут в колпаке с колокольчиками и жезлом с погремушкой, который вел за собой осла. На осле сидел жалкий старик. Орсо д’Орси.

– Боже, – простонал я, – что они собираются с ним сделать?

Толпа взорвалась смехом, шут размахивал жезлом и важно раскланивался. Он подвел осла к помосту, и Катерина заговорила вновь:

– Орсо д’Орси, ты приговариваешься к тому, чтобы увидеть, как уничтожают твой дворец – камень за камнем.

Толпа взревела, многие побежали к дворцу д’Орси, чтобы увидеть все своими глазами. Старик ничего не ответил, ничем не показал, что услышал ее, никак не отреагировал. Я подумал, что он потерял всякую связь с окружающим миром. Процессия двинулась к его дому, который уже являл собой жалкое зрелище, потому что погромщики оставили после себя только голые стены. Тут же началась работа, и величественное здание развалили на камни. Орсо бесстрастно взирал на происходящее, хотя не было большего унижения, которому мог бы подвергнуться итальянский дворянин. Дворец д’Орси простоял триста лет, в его строительстве и отделке принимали участие самые знаменитые архитекторы, ремесленники, художники. И теперь его разрушили до основания.

Старика вновь привели на площадь, и жестокая женщина снова заговорила:

– Ты понес наказание за себя, Орсо, а теперь я накажу тебя за твоего сына. Разойдитесь!

Солдаты, вторя ей, закричали:

– Разойдитесь!

Толпу приняли оттеснять, пока людей не прижали к стенам домов, освободив центральную часть площади. Под звуки труб на площади появился всадник в пламенеющих красных одеждах на огромном черном жеребце, фыркающем и вырывающемся из рук двух солдат, которые вели его под уздцы. Красный капюшон с прорезями для глаз полностью закрывал лицо мужчины. Шепот ужаса пробежал по площади:

– Палач.

В центре площади всадник остановился. Катерина обратилась к старику:

– Тебе есть что сказать, Орсо д’Орси?

Наконец-то он вроде бы услышал ее, а потом, собрав оставшиеся силы, выкрикнул:

– Сучья дочь!

Катерина вспыхнула, махнула рукой. Двое солдат подскочили к старику и стащили его с осла. Повалили на землю, толстой веревкой связали лодыжки.

Тут я все понял. Меня охватил ужас, из груди вырвался крик. Повинуясь безотчетному порыву, я двинулся к старику. Я не знал, что собираюсь делать, просто чувствовал, что должен его защитить. Но Андреа обхватил меня руками и потащил назад.

– Пусти меня! – Я принялся вырываться.

– Не дурите! – прошептал он. – Что вы можете сделать против них?

Действительно – ничего. Я сдался. Господи, мне предстояло стоять и наблюдать за ужасом происходящего, в полной мере осознавая собственное бессилие. Я задался вопросом, как люди могли смотреть на такую чудовищную жестокость. Мне казалось, что их долг – броситься на помощь несчастному старику. Но они смотрели… смотрели жадно…

За ноги его подтащили к лошади, вторым концом веревки обвязали хвост жеребца и грудь седока.

– Готово? – крикнул палач.

– Да, – ответили солдаты.

Палач вонзил шпоры в жеребца. Толпа громко ахнула, когда жеребец рванул с места и помчался по кругу. Внезапно появившаяся ноша пугала его, он мчался галопом, вытягивая вперед голову. Толпа подгоняла жеребца своими криками, палач еще глубже всаживал шпоры, мостовая окрасилась кровью.

Одному Богу известно, как долго прожил старик. Я надеюсь, он умер сразу. Наконец жеребца остановили, веревки перерезали, труп застыл на камнях, люди раздались в стороны, палач на жеребце покинул площадь. Обезображенное тело еще долго лежало в луже крови. По приказу графини к нему запретили притрагиваться до наступления ночи. В назидание остальным.

Андреа хотел уйти, но я настоял на том, чтобы остаться, чтобы посмотреть, чем все закончится. Ждать пришлось недолго. Катерина поднялась с кресла и повернулась к Савелло.

– Я не забываю, что власть и сила идут от Господа, монсеньор, и хочу поблагодарить Небесного Владыку, который спас меня, моих детей, государство. Я прикажу провести большой крестный ход вокруг города, а потом отслужить мессу в кафедральном соборе.

– Мадам, это свидетельствует о том, что вы набожная женщина и истинная христианка, – ответил Савелло.