Текст книги "Солдаты"

Автор книги: Уильям Форстчен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Джурак кивнул, вспоминая резню в Риме, и то, что случилось вдоль Эбро, где рабы восстали и сбежали, буквально отрывая конечности воинов от тела в своем безумии.

– И что теперь?

Зартак посмотрел на него и улыбнулся.

– Я уйду до того, как все разрешится. Возможно, последний из вас в ближайшее время присоединится ко мне наверху, где снова будет Бесконечная скачка. Я боюсь, сынок, что либо ты убьешь их всех, либо они убьют всех нас.

– Несмотря на то, что ты любил одну из них?

Зартак вздрогнул.

– Слабость молодости, – пробормотал он.

– Нет, это не так. Может быть это способность проникновения в суть?

Зартак печально покачал головой.

– Не позволяй этой идее ослабить тебя. Сейчас не время для слабости. Ты искренне думаешь, что после всего того, что мы им сделали, когда-либо может быть мир, место в этом мире и для нас и для них?

Джурак понял, что снова сражается с такой мыслью. Если бы эта кампания была проиграна, чего он не раз боялся, что так и случится, то, что тогда?

– Ты задумался, что произойдет, если мы проиграем эту войну? – спросил Зартак. – Эта атака на Сиань застала нас совершенно врасплох.

– Да.

– Меня это тоже удивило. Я не понимаю этих летающих машин. Я бы никогда не подумал, что их можно использовать, чтобы перевезти сотни воинов через сотни лиг и наброситься на наш центр снабжения. Расскажи мне, делались ли такие вещи в твоем мире?

Джурак почувствовал легкий намек на упрек в тоне вопроса Зартака.

– Да. Но дирижабли там могут нести сотни на своем борту. И там за раз в небе были бы сотни таких кораблей, воины выпрыгивали из них, плывя к земле под парашютами.

– Должно быть потрясающее зрелище.

Джурак кивнул.

– В сравнении с ними, корабли здесь настолько примитивны, что я никогда не предполагал, что они рискнут ими всеми. В этом нападении не может участвовать более трех сотен.

– Объединенные со сколькими десятками тысяч чинов?

Джурак молчал. Проклятье.

– Если ты не подавишь это восстание в течение следующего дня, двух дней, не более, то все пропало. Ты должен будешь бежать на восток, или на юг, на юг через море, ибо они будут идти за тобой.

– Из всего, что я слышал о Кине, я задавался вопросом, что бы он сделал, если бы мы ушли.

Зартак закряхтел.

– Я также задумываюсь о нем. У меня действительно есть чувство, ты знаешь. И о Кине я чувствую многое. Но учтите остальной мир. Позвольте слухам дойти до всех других людей этого мира, которых мы забивали, и они восстанут, вспоминая своих мертвецов на протяжении всех этих тысяч лет. Боюсь, что здесь нет никакого компромисса.

Джурак медленно кивнул в знак согласия.

– Я понимаю. Возможно, в этом мы похожи, поскольку я знаю, что если бы они, как ты сказал, если бы они скакали, а мы покорялись, я бы умер, чтобы убить хоть одного.

– Видишь, что мы здесь натворили? – грустно рассмеялся Зартак.

– Я знаю.

– И что?

– Они нашли слабое звено. Они использовали свои машины, чтобы перевезти по воздуху несколько сотен солдат к Сианю. Город в хаосе, там восстание, в последней телеграмме, перед тем как были перерезаны провода, говорилось, что убиты сотни, включая женщин и детей.

Зартак кивнул.

– Потрясающий ход, – прошептал Джурак. – Будь все проклято. Я старался рассмотреть каждое потенциальное движение, каждый ход и противоход. Я знал, что если мы перейдем к обороне и подождем, то укрепим наши силы, натренируем наших воинов, и даже превзойдем янки по уровню производства. Я знал, что если мы удержим большую часть территории Рима, то могли бы даже внести политический раскол между двумя штатами их Республики, может быть даже заставить их подозревать друг друга и повернуть их друг на друга.

– Ты в тайне послал людей, чтобы убить их президента и Кина, виртуозный ход, – сказал Зартак.

«Даже сейчас это может сработать», подумал Джурак.

Несколько новых беженцев проскользнули через линию обороны, обученных и обработанных, знающих, что если они не вернутся в течение трех Праздников луны, все их семьи умрут в следующий.

– До сих пор я не слышал, чтобы это произошло.

– Твой сон прошлой ночью, – произнес Зартак, – это было знамение. У тебя есть сила, ты знаешь.

«Если бы у меня была сила», задумался он, «тогда почему все пути вперед теперь выглядят одинаково темными».

– Ты говорил мне, что у вас есть оружие, которое может сжигать целые города в одной ослепительной вспышке. Можешь ты изготовить такое сейчас? Это бы положило конец войне.

Джурак был удивлен таким небрежным упоминанием этого страшного оружия.

– Нет, это работа для тысяч, десятков тысяч, – ответил Джурак, отстраненным голосом.

«Чтобы эти примитивы добрались до точки, когда они смогут изготовить магнитный разделитель, не говоря уже о ядерном реакторе-размножителе, то возможно пройдет тысяча лет. Что касается науки? Я могу понять, как сделать взрывчатку, даже токарный станок для производства оружия, ну и что?

И даже если бы я мог так сделать, подумал он, разве я бы спустил с привязи такой ужас на этот мир?»

– Когда-нибудь янки создадут такое оружие, – заявил Зартак.

Такая мысль никогда не посещала его разум. Да они, скорее всего, сделают. Они были создателями машин, в машины породят еще больше машин.

– А эта атака из Тира? – спросил вдруг Зартак, переходя на более насущные проблемы.

– Возможно это диверсия, но если они захватят западное побережье Великого моря, создадут базу, объединятся с судами, захваченными в Сиане, то нам конец на этом фронте. Это тоже был мастерский ход. Позволить нам увидеть такой поворот событий. Мы отослали броневики из Сианя, если бы они сейчас были там, мы бы подавили восстание.

– Но ведь новая железная дорога, достигающая Ниппон, и соединяющая нас через север Великого моря закончена. Нам не нужно море.

Джурак покачал головой. Здесь было очевидно, что Зартак думает как воин, который сражается только на земле, и никогда прежде не сталкивался с военно-морскими силами.

– Мы должны удержать море. Если они захватят железную дорогу, которую мы строим в сторону Тира и объединятся с теми, кто удерживает Сиань, они смогут подтянуть подкрепления. Я полагаю, что именно поэтому они вместе с броневиками двинули один из своих сухопутных корпусов. Если они захватили корабли в Сиане, они смогут доставить их в Карнаган за три дня. Или они смогут ударить по нам сзади, или даже в любом месте высадить на севере десантные войска и перерезать новую железную дорогу вдоль северного побережья. Мы должны сокрушить восстание в Сиане и в то же самое время отбросить назад их атакующие силы.

Зартак медленно кивнул, соглашаясь.

– Или послать их прямо в сердце чинской империи, в Гуань.

Джурак вздохнул, оглядываясь на карту в центре юрты.

– Что они предпримут потом? – прошептал Джурак, больше себе, нежели компаньону.

Зартак встал и посмотрел на карту.

– Я думаю, что эту операцию возглавляет тот, кого они называют Ганс, – сказал Зартак.

– Почему ты так говоришь?

Он улыбнулся.

– Называй это тем чувством, в которое мы верим.

Ганс. От этой мысли Джурак почувствовал озноб, пока он смотрел на карту.

– Если это Ганс, как ты думаешь, что он будет делать дальше? – наконец, спросил Джурак, оглядываясь на своего старого друга.

Зартак подошел к карте и ткнул в нее костлявым пальцем.

– Он пойдет сюда. Прямо в сердце. Почему они не сделали этого своим первым ударом, вне моего понимания.

– Скорее всего, их летательные аппараты не могли долететь так далеко и нести при этом достаточно людей.

– Если это так, то такой шаг, полет из Сианя, теперь будет возможен. Он сделает это завтра, сразу же с первыми лучами света. То, что вы видели в Риме, что происходит сегодня в Сиане. Завтра извергнется там.

Джурак почувствовал холодную дрожь.

– У нас по-прежнему есть железная дорога назад к Ниппону и оттуда обратно в страну чинов, – сказал Зартак, показывая путь на карте. – Люди, скорее всего, даже не знают, что мы завершили ее. Снабжение может быть перекинуто на этот путь. Прикажи каждому поезду на этой линии развернуться, чтобы вернуться назад. В Ниппоне есть два умена с современным вооружением. Отправь их вместе зараз.

Джурак посчитал в уме количество поездов для перевозки этих двух уменов на фронт.

– Они могут быть в Гуане завтра ночью.

– Предупреди коменданта города. Пусть он соберет лидеров людей. Пусть четко объяснит им, что если приземлятся янки, а местное население не примет участие в мятеже. Все они будут спасены. Если они присоединятся, то все умрут.

Джурак удивился неистовости в его голосе. Он кивнул в знак согласия.

– Я возвращаюсь туда. Я хотел сначала свериться с тобой, но на всякий случай я уже приказал очистить путь и подготовить поезд.

Казалось, что все расставлено по своим местам. Он посмотрел на свой стол, заваленный донесениями за день, и его мысли сосредоточились на одной частности.

– Знаешь ли ты, что сегодня утром в Гуань прибыл Тамука? – спросил Джурак.

– Узурпатор. Бывший кар-карт мерков?

– Да.

– Он безумное животное. Зачем он туда пришел?

– У меня есть донесение, что мерки, которые за ним последовали, в конечном итоге восстали и прогнали его. Я полагал, что его убили, или он выбрал почетный путь и упал на свой меч.

– Тебе следовало рассказать мне об этом, мой друг. У Тамуки нет мужества, чтобы избавить мир от своего присутствия.

– Когда я услышал, что его видели этим утром, я предположил, что он едет на восток, возможно даже, чтобы присоединиться к тугарам в пустых землях к востоку.

– Или создать проблемы тебе. Это наиболее вероятный путь.

– И он прибрел прямо туда, где завтра будет сражение, – ответил Джурак. – Неужели боги сплетают здесь нити нашей судьбы?

– Я надеюсь, нет. Прикажите коменданту схватить его, а если потребуется, то убить.

Джурак кивнул. Он услышал гудок поезда, прозвучавший из железнодорожного депо. Через несколько секунд раздался стук копыт, зашел его охранник и сообщил, что путь вперед очищен и пора выдвигаться.

– Мне лучше отправляться, старый друг.

– Поездом, это займет несколько дней.

– Только до рассвета. Я приказал летательному аппарату ждать меня в 150 лигах к западу отсюда. Поезд доберется туда к рассвету, и оставшуюся часть пути я полечу.

Зартак хмыкнул.

– Лучше ты, чем я. Единственный раз, когда я намереваюсь полететь, это когда предки призовут меня домой.

Он почесал лысеющую шевелюру.

– Это случится достаточно скоро, но не слишком. Я желаю увидеть, чем все это закончится.

– Я хочу, чтобы ты командовал здесь, решительно атакуй.

– Мы не готовы.

– Подготовьтесь и надавите. Я предпочел бы, по возможности сегодня утром.

Зартак кивнул головой.

– Броневики, которые мы направили в Карнаган. Мы будем нуждаться в них. Ты помнишь, что они начали высадку сегодня днем.

Джурак вздохнул.

– Сейчас у меня нет времени для проработки деталей. На моем столе я оставил сообщения для отправки. Пошли инструкции в Гуань, как мы обсуждали, и в Карнаган, что они должны решительно атаковать завтра и закончить там. По крайней мере, мы сможем разбить ту армию, а потом пойдем в наступление здесь. Победа или поражение у Гуаня – не столь важно, мы разобьем их армии прежде, чем они поймут, что чего-то достигли, и мы все еще сможем победить, несмотря на эту неудачу.

Зартак официально поклонился, и они снова стали играть старые роли.

– Мой кар-карт. Паровая повозка ждет вас.

Произнес один из охранников, в почтении ожидая за пределами юрты.

– Таким образом, ты не видишь другой альтернативы, кроме этой, – спросил Джурак, тихим голосом, пристально смотря на Зартака. – Войне на тотальное уничтожение одних или других.

– Ради старой подруги моей юности, я хотел бы иначе, – прошептал Зартак. – Но, нет. И я думаю, она тоже это знала. Мы и они связаны в этом мире, и только одни должны восторжествовать.

– Тогда пусть это будем мы, – холодно произнес Джурак.

Глава 10

Хотя Ганс и ощущал чудовищную усталость, все же он чувствовал сильное ликование. Несмотря на всю жестокость и мрачность войны, в ней, несомненно, были такие события, которые тем не менее, вопреки всей их трагичности, содержали в себе трогательные для него моменты.

В течение ночи бантаги предприняли три попытки атаковать, чтобы ворваться в освобожденный Сиань. Третья волна атаки практически перевалила через стены, пока она в конечном итоге не была отбита несколькими резервными сотнями. Чины вооружились револьверами, доставленными дирижаблями. Большинство из них едва ли знало, как стрелять из этого оружия, почти все они погибли, но и всех бантагов захватили с собой.

Стоя за стеной, он оглянулся назад на город. Тот беспорядочно полыхал, громадный столб света, как из некоей библейской истории, отмечал место отмщения и освобождения. Святое очищающее пламя, которое уничтожит клеймо неволи.

Этим утром он чувствовал себя не так, как обычно. Не только из-за чувства истощения, или грызущей боли в груди. Фактически, из-за его решения немедленно атаковать, сама природа войны изменилась в нем и в его людях. Больше это не был отчаянный защитный выпад, чтобы лишь удержаться за то, что у них еще оставалось. Теперь это была настоящая война за освобождение, бескомпромиссный бросок в кости. Он никогда не был одним из тех ложных героев битвы – у него всегда было ощущение, что он не такой, что он вне таких глупых понятий – но в тот момент, когда он наблюдал за горящим городом, он чувствовал странное ликование, как будто его малочисленная армия была мстящим хозяином, собирающимся в дальнейшем очистить этот мир от его греха.

Он ткнул пятками бока лошади, бантагского боевого коня, со слишком большим седлом; животное было столь же измучено, как и он, и оттого послушно. Они медленно поплелись по дороге через развалины железнодорожного депо к востоку от города. Полоска товарных вагонов по-прежнему яростно горела, густой масляный дым беспорядочно поднимался ввысь, насыщая воздух запахом горящего мяса. Бантагские пищевые пайки. Он предпочитал думать, что это была соленая говядина, добытая из бизоноподобных животных, бродивших стадами по степям в этой части мира, или же это была засоленная конина. Мысль, что на самом деле, это могут быть забитые люди, которых засолили и упаковали тем же способом, каким его собственная армия приготовила пайки, была ужасной, чтобы рассмотреть ее.

Ветер повернул, на мгновение его окутало темное облако, и он поперхнулся от запаха. Ганс снова ткнул лошадь пятками, и, выбравшись на место без дыма, он на минутку приостановил ее. Кучка чинов собралась вокруг сарая около железнодорожной насыпи. Они кричали проклятья, и он приблизился к ним. Три израненных бантага были загнаны внутри в угол. Они медленно умирали под градом ударов ногами и руками.

Ганс заметил одного из своих собственных парней, в чинской униформе, и проорал ему прикончить раненых. Солдат отсалютовал, потянул револьвер, и протолкнулся через толпу. Ганс поскакал далее, едва расслышав треск пистолета позади себя.

По всей территории железнодорожного депо в беспорядке валялось ненужное вооружение и оборудование. Сломанные винтовки, перевернутые вверх дном ящики из-под патронов, и опрокинутые зарядные ящики, снаряды, валяющиеся на земле, полевые орудия на боку, груда тлеющих седел, связки стрел, разбитые вдребезги бочки, сочащиеся маслом и керосином, или с высыпающейся мукой, что-то даже пахло как рисовая водка чинов, и везде тела, бантаги и люди. Все это освещалось яркими всполохами красного цвета от горящего города. Зарево было такое яркое, что он легко мог прочитать одну из газет Гейтса, оно напомнило ему о ночном Фредериксбурге, сожженном прямо перед нападением.

Войска, которые он привел, были поглощены работой. Теперь каждый человек отвечал за отряд из десяти местных чинов, ведя их за собой, организуя команды, чтобы поднять снаряжение, которое могло бы быть полезным; одна группа, стоящая на четвереньках, поднимала патроны, просыпанные из коробки с боеприпасами. Один сержант, оставшийся в живых после побега из фабричной тюрьмы год назад, разделил своих ребят на команды по два человека. Один из них, как предполагалось, будет стоять неподвижно, в то время как второй ставил огромную бантагскую винтовку на его плечо, прицеливался, и стрелял. Это выглядело нелепо, но проклятая идея на самом деле работала, позволяя тщедушному и истощенному чину по-настоящему использовать вражеское оружие. Они радостно расстреливали патроны, стреляя по укрывшимся бантагам, которые все еще оставались на противоположной стороне железнодорожного депо.

Если бы у него было время, то здесь располагалось достаточно захваченной артиллерии, чтобы выставить несколько батарей, однако такая мысль была абсурдна. Они могли бы получить один или два залпа, но все что находилось вне зоны прямой наводки, было безнадежно. Глубоко внутри себя он знал, что вся их затея идет рядом с безнадежностью. Единственное, что они могли сделать, это совершить внезапный налет, напасть так, как они это сделали, вызвать восстание, и сокрушить местный гарнизон. Если бы им пришлось столкнуться с дисциплинированным уменом бантагов, то их бы всех перерезали.

Чтобы уловка работала, они должны были сохранять темп, добираться до врагов прежде, чем у них появилось бы время на подготовку. Он должен поддерживать движение, несмотря на истощение.

Он поехал вокруг состава из полудюжины платформ, стоящего на запасном пути. Несколько сотен чинов столпились на борту, половина из них была вооружена драгоценными револьверами, доставленными сюда на дирижаблях, остальные просто держали самодельные копья, палки с привязанными к ним ножами. Когда он проезжал мимо паровоза, то узнал одного из своих товарищей, еще одного заключенного оставшегося в живых.

– Готов вернуться? – спросил Ганс.

Старик на секунду усмехнулся.

– Я знаю эту машину. Помню путь туда.

Он жестом показал на юг, где в полудюжине миль отсюда они скрывались после побега.

– Я отлично им управляю.

Ганс наклонился, пожал руку мужчине, и поскакал дальше.

За прошедшее время они подготовили четыре поезда. Четыре локомотива потащат в общей сложности тридцать платформ и крытых вагонов, все они были битком набиты более чем пятнадцатью сотнями чинов. Значительное большинство чертовски мало знало о том, что они делали. День назад они были рабами, зная, что они будут жить, только пока будут работать. А сейчас их погрузили на поезд, отправляющийся на восток, прямо в сердце бантагской империи. Если у них вообще было хоть какое-то ощущение об этом, они, несомненно, знали, что собирались умереть. Он видел страх и обреченность у многих, оторванных от оцепенелой жизни смертника, но все-таки жизни. Некоторые были охвачены огнем желания мести, сжимая выданные пистолеты так, что когда Ганс проезжал мимо, они заставили его понервничать. Достигнув передового паровоза, он ответил на воинское приветствие Сеету, одному из людей Кетсваны, который быстро продвинулся от сержанта, до командира этой боевой операции.

– Готов? – спросил Ганс.

Сеету кивнул нетерпеливо.

– Все локомотивы стоят под парами. Пара этих чинов работала на железной дороге, так что они знают, как управлять паровозами и что находится впереди.

– Помни. Пока много света, двигайтесь медленно. Если там есть кто-то с мозгами, они разломают колею. На каждой стрелке и станции, которые вы проходите, убедитесь, что вы перерезали телеграфную линию. Собирайте каждого чина, которого повстречаете; если вы захватите еще поезда, то берите их с собой.

– Мы пройдем весь путь до самого Гуаня.

Ганс промолчал.

– Похоже, это будет трудной задачей, Сеету. Я хочу, чтобы ты добрался вперед настолько далеко, насколько сможешь. Но помни, они могут отрезать вас позади, как только вы пройдете. Если вы сможете преодолеть тридцать или сорок миль по той дороге и начнете там все крошить, это купит пару дней местным жителям, чтобы успеть организоваться.

Сеету ничего не ответил.

– Сынок, я не буду лгать. Почти нет никакой надежды, что вы пройдете через это. Они, скорее всего, устроят ловушку, позволят вам пройти, отрежут железнодорожные пути впереди и позади, затем окружат вас и прикончат. Постарайтесь заметить это, остановитесь, затем медленно тащитесь назад, разрушая полотно, сжигая мосты. Если они действительно заманят вас в ловушку, – он заколебался, – ну тогда, возьмите с собой столько ублюдков сколько сможете и разнесите все в пух и прах.

– Я умер где-то год назад, – ответил Сеету. – Каждый день, который вы дали мне с тех пор, это дополнительный подарок богов. Ганс, я не остановлюсь. Ожидайте увидеть меня в Гуане завтра.

Ганс наклонился, пожал его руку, и поехал далее. «Странно, как мы все ощущаем этот путь», подумал он. «Ты возвращаешься из могилы и после такого, это подарок».

Ганс развернул коня и медленно поскакал от железнодорожного депо, ведя свой путь мимо стрелковой цепи чинов, двигающейся сквозь все еще горящие руины бантагского лагеря из деревянных бараков.

Таким образом, они даже отказались от жизни в своих юртах. Необычные, огромные круглые строения были точными деревянными копиями их палаток. Еще одно изменение, касающееся человеческого пути развития. Чины были не намного лучше, чем кишащая толпа, возглавляемая полудюжиной его солдат, которые отчаянно выкрикивали приказы, пытаясь создать хоть какое-то подобие организованности.

Похоже, все это из-за шока после воздушной атаки, из-за бунта поднятого десятками тысяч жителей Сианя, которые выиграли это сражение, осознал Ганс. Огромное количество бантагов было деморализовано. Он задавался вопросом, сколько по-прежнему скрывалось за городом и окруженных на складах и лагерных стоянках.

Как будто в ответ на его вопрос рядом просвистела винтовочная пуля. Впереди послышались крики и беспорядочная пистолетная пальба. Он поехал дальше.

Достигнув основания восточной стены, он с осторожностью объехал вокруг гор трупов бантагов, убитых при попытке вернуть себе город. Чертовски глупая атака. Им нужно было просто потерпеть, дождаться подкрепления, затем обстреливать это место, пока обороняющиеся не запаникуют. Дурацкое высокомерие, чтобы взять и атаковать так, как это сделали они.

Скача вдоль стены, он добрался до северной стороны города. Взлетное поле ясно выделялось на фоне яркого света адского пламени. На выстроенных в линию машинах работали двигатели. Джек, заметив, что он подъезжает, медленно приблизился.

– Я собираюсь придать этому официальный статус, – заявил Джек, подойдя и помогая Гансу слезть с лошади.

– Я знаю, знаю, – вздохнул Ганс.

– Мои экипажи и машины на пределе. Мы кружили над этим проклятым городом полночи, пока здесь продолжалось сражение.

Он жестом показал на тела, распростертые по периметру взлетно-посадочной полосы.

– Затем мы вернулись и снова приземлились, при этом потеряв еще три корабля. Ганс, их количество уменьшилось до двадцати двух штук, в среднем осталось по двести патронов на «гатлинг».

– Во всяком случае, у тебя есть топливо, – ответил Ганс, кивая на пустые бочки, вытащенные из горящего поезда.

– Ну да, отлично.

Ганс устало присел на траву, наклонив голову на минуту. Снова почувствовав одышку и приступ боли.

Джек встал на колени рядом с ним.

– Ганс? Вы в порядке?

Он уныло посмотрел вверх.

– Нет. Говоря по правде, я так не думаю.

– Ганс, вам нужно отдохнуть. Все здесь нуждаются в отдыхе. Люди вокруг шатаются, словно ходячие мертвецы. Я собираюсь спросить об этом в последний раз. Мы захватили Сиань. Отсидимся здесь. Я возьму дирижабли и вернусь в Тир. Мы перевооружимся, закачаем водород, в котором отчаянно нуждаемся, и вернемся через два дня, с подкреплением.

– Еще две сотни солдат, теперь, не сделают погоды.

Он был слишком оцепеневшим, чтобы приказать, чтобы проорать распоряжение уйти. Он посмотрел вверх на Джека, наполовину мертвый внутри, взывая того взглядом к пониманию.

– Ганс, делая так, мы все погибнем.

Ганс усмехнулся, несмотря на боль.

– Джек, разве ты уже не помер? – прошептал он. – В тот день на Оганките, день, когда мы покинули Землю навсегда и пришли сюда. Мы умерли. Ты знаешь, я держу пари, что дома, где-нибудь там, на побережье Мэна, у них есть памятник со всеми нашими именами на нем. Мы умерли. Мы умерли, но затем Господь задержал нас так, чтобы мы чувствовали, и сбросил нас сюда. Возможно это – чистилище, может быть это – наше наказание за грехи. Большего я не знаю. Но я был в их тюрьмах; ты не был. Я знаю, что там ключ к нашей победе.

– К настоящему времени они готовы нас встретить.

– Я не знаю. Может быть да, может, нет. Но у нас никогда не было лучшего шанса, чем нынешний. Завтра будет слишком поздно. Джурак отреагирует, и тогда уже будет слишком поздно. Джек, сегодня мы можем либо выиграть, либо проиграть эту войну.

Он взял паузу.

– Тебе решать. Вчера вечером я приказал тебе сделать это. – Он сделал паузу, изо всех сил пытаясь отдышаться. – Сейчас у меня нет сил, чтобы приказать тебе. Я просто прошу тебя.

Джек поднялся.

– О, конечно, будь оно проклято, спасибо вам сержант Шудер очень большое, за чувство вины.

Ганс посмотрел на него, и не смог сдержать улыбку.

– Еще одно усилие, – прошептал Ганс. – Это все чего я прошу, а потом можно будет остановиться. Тогда мы сможем отдохнуть.

Стояла удивительная тишина. Стоя на вершине невысокого холма, Винсент Готорн прикрыл глаза, смотря на встающее солнце. Он знал, что они были там, облако пыли обрамляло горизонт по обширной дуге на севере, востоке и юге, оно показывало, что они были там.

Ночь была бессонной, свернувшись калачиком около броневика, в ожидание нападения, которое никогда не произойдет.

На этот счет у них было преимущество. Ублюдки могли решить, где и когда атаковать; скорее всего, они отошли и сладко проспали всю ночь, в то время как он и его солдаты оставались настороже всю темную часть суток.

Потянувшись, он почесал затылок. «Два дня здесь, и я завшивел», подумал он с отвращением. «Позабыл слегка, какой запаршивевшей армия могла быть», и он задумался, кто же из членов его экипажа в броневике наградил его этими мелкими проклятыми тварями.

– Ваша честь, немного чаю?

Это был Станислав, водитель броневика, который, несмотря на годы, проведенные в армии, не избавился от почетного обращения принятого при боярах. Несомненно, он был раза в два старше него самого, его призвали из паровозных механиков для службы на линии фронта.

Винсент осторожно взял жестяную кружку, держа ее за края, подул на воду у ободка и сделал глоток. Одно из настоящих преимуществ службы на броневиках, понял он, горячий чай – воду из котла можно налить в любое время. Несмотря на то, что она, как правило, имеет маслянистый привкус. Плюс к этому, большое количество продовольствия у солдат, которым, как кажется, всегда удавалось «позаимствовать» несколько дополнительных ящиков соленой свинины, сухарей, а для этой экспедиции некоторое количество драгоценного джема и масла, и даже несколько буханок хлеба, которые были почти свежими.

Станислав приготовил бутерброд из большого ломтя хлеба, намазанного джемом и маслом. Винсент проглотил его с волчьим аппетитом; он, пока ел, сидел на корточках на траве.

Всё вокруг него начинало двигаться, дальше вниз по уклону холма просыпалась армия, звучали горны, солдаты слонялись туда-сюда, собираясь вокруг дымящихся костров, созданных при помощи перекрученных пучков сухой травы и повсеместных сухих кизяков бизоноподобных существ и шерстистых слонов, бродящих на равнинах.

Конные разъезды выступили за земляную насыпь, окружающую лагерь, чтобы удостовериться, что в течение ночи к нему не подкрались бантагские стрелки, и солдаты выбирались наружу, чтобы справить нужду. Винсент поморщил нос. Всякий раз, когда ты размещаешь десять тысяч человек в одном месте, то не займет много времени, как все вокруг провоняет.

– Думаете, мы сразимся сегодня, ваша честь?

– Не знаю, Станислав. Это их выбор. Они верхом, мы нет. Они будут выбирать время и место.

Станислав залез в карман и вытащил пару сухих яблок, предлагая одно Винсенту, который кивнул, благодаря его.

– Пока «Святая Катерина» с нами, – он отошел и ласково похлопал их броневик, – мы им покажем, что такое ад.

– Ты обожаешь свой броневик?

– О, сначала нет, ваша честь. Я помню, когда вы янки впервые пришли. – Он тихо засмеялся. – Я думал, что вы дьяволы, когда в первый раз увидел паровую машину, созданный вами паровоз, который прибыл из вашего форта в Суздаль.

– Звучит так, словно это было вечность назад, – улыбнулся Винсент.

– Потом меня призвали работать на прокладке железной дороги к Кеву, а оттуда в Рим. На строительство оборонительных сооружений.

– Что ты делал до того, как мы пришли?

– Я был садовником у жены боярина Гаврилы.

Имя что-то всколыхнуло в памяти. Один из бояр, которые пытались свергнуть правительство до прихода мерков, вспомнил Винсент.

– О, он был демоном, а его жена нет. Она любила цветы, которые я выращивал.

Он вздохнул, и Винсент понял, что вчера он заметил свежие полевые цветы, связанные в пучок рядом с местом, где под ним сидел Станислав.

– Ну, в новом мире, который вы янки создали, не было места для цветоводов и садовников. Машины и еще раз машины. Таким образом я понял, что я, Станислав, могу либо укладывать рельсы, либо управлять машиной, которая по ним ездит. У меня был племянник, который управлял одним из ваших новых паровозов, и я попросил его взять меня к себе кочегаром. Я учился, и вскоре у меня была моя собственная машина, я стал машинистом.

Он вздохнул.

– Я назвал ее – Святая Катерина, также как нашу боевую машину здесь. Она покровительница садов. Она защищала меня.

Он покачал головой.

– Думаю, что хотел бы, чтобы она защищала меня и дальше, и удержала меня на паровой машине, двигающейся по рельсам, а не на этом черном монстре на колесах, ползающим по земле.

– Почему ты не остался с локомотивами?

– А, это из-за моего племянника. Он пошел с этими машинами и сказал, как ему повезло, и хотел, чтобы я пошел с ним. Он сказал, что будет слава, и возможно какая-нибудь женщина посмотрит на меня с благосклонностью из-за моей новой черной униформы, и у меня наконец-то будет жена. Я глупец. Я пошел.

Винсент постарался не улыбаться, поскольку Станислав был, несомненно, безобразен – голова слишком большая для его тела, огромный уродливый нос, и он был абсолютно лысым. Но все же, в его улыбке присутствовала нежность, а надежный спокойный блеск в глазах был трогательным.

– Вы знаете, я был у Роки-Хилла, – гордо заявил Станислав, – на одной из самых старых машин, которая работала на угле, а не на нефти. То была славная битва.

Винсент ничего не сказал. В памяти быстро промелькнули атака, павшие, поражение, идущий мимо шатающийся знаменосец, и все это теряется в огне и дыме.