Текст книги "Бригада"

Автор книги: Уильям P. Форстен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Ты хочешь вывести пехоту в голую степь без всякого прикрытия?

– А что, есть какие-то варианты?

До них снова донеслись крики ликующих чинов, и Ганс посмотрел прямо в глаза Тимокину. Суздалец улыбнулся:

– Похоже, ради этого мы и сражаемся.

– Ты чертовски прав, старина.

Гаарк молча разглядывал объятый пламенем Рим. В его мозгу проносились воспоминания о прошлом: горящие города его родного мира, вырастающий в ночном небе гриб атомной бомбы, разом унесшей жизни еще одного миллиона человек, непрекращающаяся бойня, когда уже неважно, где свой, где чужой.

«Но здесь все иначе, – думал он. – Наш народ хочет уничтожить другая раса, и я тот Спаситель, который сокрушит врагов».

По его приказу артиллеристы прекратили канонаду. Боеприпасы почти закончились, но завтра утром сюда прибудут новые поезда, и штурм будет продолжен.

Гаарк перевел взгляд на своего офицера, державшего в руке белый флаг:

– Махай им над головой так, чтобы сразу было видно, что ты мой посол. Передай людям мое предложение и дождись ответа.

– Да, мой кар-карт.

Офицер растворился в ночи, и Гаарк довольно ухмыльнулся. Этот ход заставит людей задуматься и ослабит.

– Мой кар-карт!

Это был Джурак, и по его тону Гаарк почувствовал, что случилось что-то неладное.

– В чем дело?

– У нас возникла проблема.

– Что еще?

– Ты уже в курсе, что произошел разрыв телеграфной линии рядом с мостом через Эбро?

– Да.

– Только что вернулся из разведочного полета один из наших дирижаблей. Пилоты видели две колонны вражеских броневиков по обе стороны от моста. Наш гарнизон уничтожен.

– Проклятье!

– Гаарк, люди взорвали три наших поезда. Судя по шуму, в них были боеприпасы.

– Что??? – яростно взревел Гаарк. Пнув подвернувшийся под ногу комок земли, кар-карт отвернулся, скрывая свой шок от командиров уменов, стоявших неподалеку. – Я же приказал задержать отправление поездов до того момента, пока туда не прибудут наши броневики!

– Похоже, в штабе что-то напутали. Мы остались без снабжения, Гаарк.

– Перебросить на восток еще один умен. Железнодорожное сообщение должно быть восстановлено не позднее чем завтра.

– А как ты собираешься перевезти этот умен? В нашем распоряжении всего два состава. Один из них сейчас везет к реке броневики, а на втором мы собирались отправить ракетные расчеты и оставшиеся машины. И мы не можем связаться с нашими частями, оставшимися на восточном берегу Эбро.

Гаарк опустил голову. Три поезда с боеприпасами! Его войскам нужно было не менее пяти миллионов патронов в сутки, чтобы продолжать осаду Рима, и это не считая десяти тысяч снарядов для пушек и мортир. За тот месяц, что прошел с начала боев, он, совершенно не предвидя такого оборота, почти целиком израсходовал годовую продукцию всех военных заводов и до предела растянул свою единственную транспортную артерию. И теперь из-за одного чертовою партизанского рейда все могло пойти псу под хвост!

– Свяжись по телеграфу со всеми, с кем только можно. Пусть все наши конные соединения направляются к Эбро. Я хочу, чтобы прорыв на линии был ликвидирован, атаковавшие нас ублюдки уничтожены и транспортное сообщение восстановлено не позднее чем через три дня.

Джурак кивнул.

– А что ты планируешь относительно Рима?

– Если они не сложат оружие сегодня, то сломаются завтра. Я уверен в этом. На рассвете мы возобновим артобстрел и начнем штурм. Завтра им придет конец. Но те, кто совершил этот рейд, должны быть уничтожены. Сделай все, чтобы не дать им уйти от возмездия!

– Вот его условия, – произнес Пэт, глядя на письмо Гаарка, написанное на корявом русском языке. – Прекращение огня. Все русские войска должны в течение двух дней оставить город и на кораблях отплыть на Русь. Он не будет этому препятствовать. Рим слагает оружие и сдается орде.

Пэт обвел взглядом своих штабных офицеров и корпусных командиров. В углу комнаты, скрестив руки на груди, стоял Марк.

– Ответь ему, чтобы он шел к черту, – пролаял Шнайд, приподымаясь с носилок. Было видно, что сломанные ребра причиняют ему адскую боль. – Дьявол, да я сам возьму в руки ружье и выйду на передовую!

– Очень благородно с твоей стороны, Рик, – саркастически отозвался Марк. – Только, боюсь, от этого будет мало толку.

Шнайд гневно уставился на римлянина, и тот примиряюще вскинул вверх руку.

– Ты хороший солдат, Рик, но ты выдохся. Мы все тут выдохлись.

– Только не я, – проворчал генерал Мэтьюз, командир 6-го корпуса, и все остальные русские корпусные командиры согласно кивнули. Свою солидарность со словами Мэтьюза высказал даже Баркер, 4-й корпус которого был почти полностью уничтожен во время бантагского прорыва.

Пэт перевел взгляд на генералов, руководивших 9-м, 11-м и 12-м корпусами, которые были набраны в Риме. Бамберг, ветеран 35-го Мэнского полка, командовавший злополучным 9-м, поддержал Мэтьюза, но двое римских патрициев, возглавлявших остальные корпуса, ничего не ответили и не сводили глаз с Марка.

В комнате повисло неловкое молчание, и Пэт подумал о лежавшей у него в нагрудном кармане депеше от Калина, доставленной Буллфинчем, который тоже присутствовал на совещании, тихо сидя в дальнем углу штабного помещения. В письме президента говорилось, что если Рим решит пойти на сепаратный мир с ордой, Пэт должен будет немедленно вывести из города все русские части. Если бы он сейчас озвучил это послание, Марк наверняка обвинил бы русских в двойной игре и заключил соглашение с Гаарком.

– И это все? – спросил Марк. – По-моему, там говорится что-то еще.

– О, ничего важного.

– Прочти нам все, – потребовал Марк.

Пэт глубоко вздохнул.

– Здесь сказано, что президенту Руси предложены те же условия. Если Русь согласится на прекращение огня, а Рим решит продолжать боевые действия, город будет уничтожен.

– Вот! – воскликнул Марк, словно услышав в этих словах решающий довод в поддержку своей позиции.

– Это гнусная ложь, – с негодованием заявил Пэт. – Наша армия сражается до конца. Русские не сдаются.

– Ой ли?

– Марк, он пытается настроить нас друг против друга. Если мы расколемся, нам всем крышка. Гаарк находится в отчаянном положении, если он прибег к этому маневру. Нам нужно продержаться еще совсем чуть-чуть. Сегодня впервые за несколько недель температура поднялась выше точки замерзания. Возможно, это начало таяния снегов.

– Ты уже месяцами талдычишь мне одно и то же, Пэт: еще один день, еще одна неделя, и фортуна повернется в нашу сторону. Ну и к чему мы пришли? Половина моего города лежит в руинах, а бантаги окопались на берегу Тибра в шестистах шагах от этого самого здания. Взгляни на это моими глазами. Если мы продолжим сражаться, нас в любом случае ждет поражение и мой народ будет полностью уничтожен. – Марк опустил голову. – Пэт, сегодня утром здесь прозвучали страшные оскорбления. Я склонен приписать их горячке боя.

Пэт кивнул:

– Благодарю тебя и прошу прощения.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести эти слова. Марк был не прав, но надо было использовать каждый шанс, чтобы убедить римлянина продолжить войну.

– Мечта о Республике – это было прекрасно, пока мы могли сохранить ее, но теперь мы все погибаем. Я считаю, что, если мы сейчас сдадимся, некоторые из нас выживут. Возможно, через десять-двадцать лет мы вновь соберемся с силами и победим.

– Господа!

Это был голос Эмила. Старый доктор устало поднялся со стула, и из уважения к нему все офицеры сразу замолчали.

– Я врач. Моя работа – спасать жизни. Я никогда не желал для себя другого занятия. Я долго боролся против шарлатанства в медицине, и, хвала Всевышнему, мне выпало счастье пожать плоды своих трудов. Попав в этот мир, я стал свидетелем многих перемен, на моих глазах умирали десятки тысяч мальчиков, сражавшихся ради того, чтобы сделать этот мир лучше. Если ты согласишься на условия Гаарка, Марк, все их усилия пойдут прахом. Это будет означать, что все эти мальчики, русские и римские, впустую погибли при Испании, возле Роки-Хилл и здесь, и их призраки будут вечно преследовать тебя, потому что ты предашь их.

– Они мертвы, – прошептал Марк. – Этого уже не изменить. Я не хочу рыть новых братских могил только для того, чтобы умилостивить их неупокоившиеся души.

– Ты нас всех отправишь в одну братскую могилу или, что более вероятно, в убойные ямы бантагов. Когда Гаарк расколет наши силы, когда он займет наши земли и разоружит нас, он наверняка нарушит свое слово и уничтожит наш народ под корень. Ты всерьез считаешь, что он оставит в живых кого-нибудь из тех, кто знает, как совершить все то, что удалось нам? Орда правила миром, потому что люди трепетали перед ней, потому что внушаемый ей страх был так велик, что ни один народ никогда не пытался объединить свои силы с соседями и бросить кочевникам вызов. Марк, твое решение будет означать смертный приговор для всей планеты. После того как бантаги раправятся с нами, им придется убить и чинов, потому что чины знают о нас. Затем настанет черед Ниппона, а потом тех племен, которые живут к востоку от ниппонцев, и так далее, пока в этом мире не умрет последний человек.

– Марк, ты обещал мне еще один день, – быстро перебил Эмила Пэт. – Ты согласился подождать до этого утра. Ради всего святого, дай нам еще сутки. Может быть, Гансу удался его рейд.

– Этот план с самого начала был безумен.

– Дай мне еще один день.

Римлянин опустил голову и неохотно кивнул:

– Одни сутки, и мы сдаемся.

Совещание закончилось, и командиры корпусов разошлись по своим штабам. Пэт с Эмилом вместе вышли из комнаты и направились к кабинету доктора, находившемуся в дальнем конце коридора.

– Завтра он сломается, – уверенно заявил Эмил, закрыв за собой дверь кабинета. – У меня в этом нет никаких сомнений. На самом деле Марк хороший человек. Вспомни: когда мерки пошли на Русь войной, он присоединился к нам, хотя в его интересах было остаться в стороне от схватки. Он просто не может вынести того, что его любимый город превращается в груду развалин. Для него Рим – это столица, и он хочет, чтобы хоть кто-то из горожан остался в живых.

– Они все погибнут.

– Судя по тому, как идут дела, мы все тут скоро погибнем. Ты всерьез рассчитываешь на то, что завтра тебе удастся отбросить бантагов от города? Кажется, Гаарк перебрасывает войска на северо-западные окраины Рима.

Пэт кивнул:

– Пять уменов. На рассвете они пойдут в атаку, это очевидно. Мы устроим им кровавую баню, но у меня больше нет резервов. Полки, удерживающие внешний периметр, принадлежат Первому и Шестому корпусам – мне тяжело это признавать, но я больше не могу доверить оборону ключевых участков фронта римским частям. Мы потеряем внешние укрепления, потому что у нас нет возможности их удержать, и тогда Гаарк обрушит на нас главный удар с востока и захватит мосты. И не забывай, что устье Тибра замерзло. Бантаги могут подобраться к нам по льду.

– И этот лед нельзя разбить?

– Мы пытаемся сейчас это сделать под покровом темноты, но всю реку расчистить нам не удастся.

– Так что же ты задумал, Пэт?

– Погибнуть сражаясь. Я всегда был уверен, что смерть настигнет меня в бою. Эндрю ждал того же для себя.

Услышав имя своего друга, палата которого находилась прямо под этим кабинетом, Эмил горестно покачал головой.

– Есть какие-нибудь новости? – тихо спросил у него Пэт.

– Никаких. За весь день он и носу не высунул из своей комнаты.

– А что Кэтлин?

– Она теперь в главном госпитале, помогает раненым.

– У нее, наверно, сердце разрывается из-за того, как она с ним поступила.

– Бедное дитя! – вздохнул Эмил. – Пожалуй, в ней больше храбрости, чем в нас всех вместе взятых. У меня не хватило бы мужества решиться на такое. Я бы сидел рядом с Эндрю и говорил ему, что все будет хорошо. Проклятье, он ведь мне как родной сын! – Старый доктор с трудом сдерживал слезы. – Я всегда боялся, что с ним может случиться что-то подобное. С каждым годом он все сильнее и сильнее истощал свой организм, отдавая всего себя работе, но это как рак – однажды наступает такой момент, когда опухоль распространяется на те самые клетки, которые ее питают, после чего быстро следуют коллапс и смерть.

– Может, тебе следует прекратить все это? – тревожно спросил Пэт. – Эмил, я был не прав, когда произнес те слова. Я хочу, чтобы Эндрю был жив. Ты можешь спуститься вниз и положить конец этой пытке. Отбери у него револьвер, и мы перенесем Эндрю на корабль Буллфинча и вывезем его из этого ада.

Эмил замотал головой:

– Она является ближайшей родственницей пациента. Я обязан следовать ее указаниям.

– К дьяволу ее указания!

– Пэт, Эндрю тоже этого хотел. Дважды, впервые после Геттисберга, а во второй раз на полу того вагона, он говорил мне, что он предпочтет умереть, чем жить инвалидом. Он инвалид, Пэт, я спас его тело, но на этот раз мне не удалось сохранить ему рассудок. Тот Эндрю, которого я знал, хотел бы, чтобы я оставил его наедине с самим собой, пока он сам не решит, что делать дальше.

Ганс смотрел, как горит железнодорожный мост. На всю операцию ушло несколько часов, а для того, чтобы поджечь опоры из свежеспиленной древесины, пришлось пустить на дрова лачуги из чинского лагеря. Остатки драгоценного керосина приберегли для броневиков. Незадолго до полуночи обе луны затянуло тучами, но по сравнению с прошлой ночью воздух был гораздо теплее. После многих недель беспрерывных холодов Гансу было просто жарко. На его лицо упала влажная капля – пошел дождь.

Проклятье! В их ситуации дождь был хуже снега. Эти бедолаги промокнут до нитки. Весь вечер они эвакуировали чинских рабов на восточный берег Эбро. Люди Кетсваны развели огромные костры, и в воздухе пахло жареной кониной. Чины не думали о завтрашнем дне; все их мысли были только о том, что сейчас им тепло, а их животы лопаются от вкусной пищи. Во время этого пиршества десятки людей умерли от переедания, пытаясь за один присест умять месячную норму еды. Ганс не испытывал сожаления по этому поводу, считая, что такой смерти можно даже позавидовать. В конце концов, эти бедняги умерли в тепле и сытости, а не крича от ужаса и боли под ножом бантагского мясника.

Он помнил, как, будучи рабом, и сам охотно распростился бы со своей так называемой жизнью в обмен на одну ночь в теплой постели и хорошую еду.

А что будет на рассвете? Половину своих броневиков под началом Тимокина Ганс послал на юг оборонять мост через Эбро на дороге, ведущей к перевалу. Если бантаги не подойдут сюда этой же ночью, он с чинами двинется в путь за пару часов до восхода солнца. Возможно, самым сильным из них удастся добраться до гор, хотя Ганс сомневался, что таких наберется хотя бы половина от первоначального количества. И десятки, если не сотни, погибнут по дороге.

Но бантаги кинутся в погоню, это совершенно очевидно, а поскольку Гаарк, скорее всего, пришлет войска и технику из Рима, Ганс решил отступать на юг по восточному берегу Эбро. Река будет служить преградой между людьми и солдатами орды – по крайней мере, до второго моста. «Зато когда бантаги подойдут к этому мосту, они отрежут нам путь к перевалу», – пронеслось у него в мозгу. Что происходило на востоке, Ганс не знал. Тимокин, как и он, послал вдоль железной дороги одну из своих машин вместе с ротой кавалеристов, приказав им освобождать чинов и взрывать рельсы. Вполне возможно, что с тыла к ним приближался целый умен бантагов, если не шесть. «В таком случае, – подумал Ганс, – нас зажмут в клещи с обеих сторон, и на этом поход закончится».

Если им будут противостоять только кавалерия с пехотой, можно будет прорваться, но надеяться на это нечего. У Гаарка были броневики, и он, конечно, направил их сюда. Вокруг Ганса царило безудержное веселье, чины пели победные песни на своем чудном языке, те из них, у кого еще оставались силы, плясали рядом с кострами, и все как один были счастливы, потому что этим вечером они перестали быть рабами. Глядя на своих друзей – а Ганс всех бантагских пленников считал своими друзьями, – старый сержант не испытывал сожалений. Завтра их ждет смерть, но они умрут свободными людьми: некоторые с драгоценной бантагской винтовкой в руках, большинство – сжимая палку или камень, но они погибнут в бою, и этим все сказано. Ганс улыбнулся: в этом проклятом мире ему не найти лучших спутников для своего последнего боя, чем люди, готовые умереть, сражаясь за право быть свободными.

Глава 13

– Так, ребята, пора подниматься в воздух.

Отдав последние распоряжения посадочной команде, Джек Петраччи заторопился к своему «Орлу».

– Джек!

Пробурчав себе под нос ругательство, Петраччи остановился и раздраженно уставился на своего второго пилота.

– Джек, по-моему, это безумие, – заявил Федор. – Как ты собираешься взлететь, когда идет такой дождь, а видимость почти нулевая? Что за чертовщину ты задумал?

– Мы же ничего не знаем о том, как обстоят дела на севере. У нас есть только кое-какие отрывочные сведения, полученные от одного-единственного гонца. Вроде бы рейд Ганса был успешным, и теперь наша пехота спустилась с перевала и выдвинулась ему навстречу. Этим парням нужна информация о передвижениях бантагов. Я подозреваю, что и Ганс тоже не в курсе планов противника.

– Джек, но ведь это место нельзя использовать как взлетную площадку! – возразил Федор, указывая на узкую полоску земли рядом с карьером. – Прибавь к этому встречный ветер и горы прямо по курсу! Я уж не говорю о том, что видимость составляет в лучшем случае пятьдесят ярдов.

Джек промолчал. Какой смысл было говорить Федору о том, что у него самого опять поджилки трясутся от страха? Петраччи должен был поднять в воздух свой дирижабль сразу после того, как Ганс занял каменоломни, но из-за этой чертовой бури ему пришлось отменить взлет. Вчера Джек был вынужден отложить вылет из-за утреннего морского тумана, и будь что будет, сегодня он ни за что не позволит себе бездельничать на земле. Хуже всего было то, что он потерял одного из своих «Шмелей». Маленький дирижабль неожиданно вспыхнул в воздухе за десять миль до каменоломен и рухнул вниз. Одно из крыльев вдруг сложилось само по себе, и «Шмель» вошел в штопор, из которого ему так и не удалось выбраться. Пилот погиб вместе со своей машиной. Очевидно, причиной была какая-то ошибка в конструкции, но у Джека сейчас не было времени проводить расследование случившегося. Он перевел взгляд на пилота второго «Шмеля». Юноша был бодр и полон энтузиазма. Джек вздохнул. Все эти молодые парни так рвались в бой, что никто из них и не думал о том, как малы их шансы выжить в воздушной схватке, в то время как Джек слишком хорошо знал, что большинству из этих юнцов суждено совсем недолго носить голубую форму ВВС.

Светало. До его слуха донеслось жужжание пропеллеров, и из утренних сумерек выплыл похожий на огромное привидение дирижабль. Техники уже прикрепили к корпусу машины крылья и пополнили запас водорода; возле трапа встали оба стрелка. На лицах артиллеристов сияли широкие улыбки. Они дружно отсалютовали своему командиру.

Джек торопливо ответил на приветствие и быстро обошел еще раз вокруг «Орла», осматривая машину перед полетом. Вслед за его дирижаблем готовился к бою и миниатюрный «Шмель», командир которого, подражая Джеку, тоже совершал инспекционный обход своего судна, внимательно проверяя болты, крепившие крылья к корпусу, растяжки и рули управления.

Закончив осмотр, Джек взглянул на Бугарина, пилота «Шмеля», который махнул ему рукой, показывая, что все в порядке.

Джек вскарабкался по трапу в кабину «Орла», вслед за ним поднялся Федор. Верхний стрелок вылез наружу и устроился в «вороньем гнезде», а кормовой стрелок занял свое место в задней части машины. Вследствие этих перемещений дирижабль слегка опустился.

Проверяя состояние переговорных труб, Джек связался с обоими канонирами, после чего, удостоверившись, что показания датчиков уровня горючего и температуры двигателей соответствуют норме, взял в руки штурвал и подергал его туда-сюда. Федор в это время возился с рулем высоты. Джек посмотрел вниз. Командовавший посадочной командой сержант поднял руку вверх, сигнализируя, что с рулями управления все в порядке. Прочие техники, которые прибыли сюда с пехотными частями, протащив по горной дороге смесительный бак, канистры с серной кислотой, цинк для производства водорода, а также дополнительное горючее и боеприпасы, выжидающе застыли в стороне от дирижабля.

Сержант вытянул руку вперед. Джек бросил еще один взгляд на флаг, указывавший направление ветра. Юго-западный бриз, скорость около десяти миль в час. А лететь им на юг. Да, взлет предстоит нелегкий – того и гляди, ветер снесет дирижабль с узкой полоски земли рядом с краем карьера и сбросит вниз.

– Поехали.

Джек открыл клапаны подачи топлива и паровые краны всех четырех двигателей. Федор осенил себя крестным знамением.

Лопасти пропеллеров завертелись быстрее, жужжание сменилось ревом. Дирижабль качнулся вперед, на мгновение его колеса увязли в рыхлом снегу, но в следующую секунду огромная машина уже катилась по взлетной полосе. Если бы ветер был попутным, то для того, чтобы взлететь, «Орлу» было бы достаточно разогнаться до десяти миль в час. Джек не отрывал взгляда от датчика, показывавшего скорость ветра. Пятнадцать миль в час, двадцать. Федор потянул на себя рычаг руля высоты. Ничего не произошло. У Джека перехватило дыхание. Сколько еще времени у них в запасе? Он чувствовал, что ветер сносит дирижабль влево к краю карьера. Выглянув в окно, Джек увидел прямо под собой пропасть, дно которой было скрыто туманом, и похолодел от страха. Левое колесо соскользнуло с края обрыва, машина начала заваливаться набок. Джек отчаянно рванул штурвал вправо, пытаясь выровнять дирижабль.

– Сигнальный флаг! – крикнул Федор.

Краем глаза Петраччи заметил красный вымпел. Трофейный бантагский штандарт был воткнут в землю в ста ярдах от конца летного поля. Впереди вздымались в небо присыпанные снегом высокие сосны.

– Держись! – взревел Джек и переложил руль влево. Левое крыло зависло над пропастью. Мысли в голове Джека сменяли одна другую, как в калейдоскопе. Машина прошла испытания в Суздале. Сейчас они находились в горах, и, возможно, воздух здесь был более разреженным, чем внизу. Правое крыло задралось вверх. Федор мертвой хваткой вцепился в руль высоты, но Джек схватил своего друга за запястье и передвинул рычаг вперед. Нос дирижабля был уже над пропастью, и «Орел» устремился вниз. Джек почувствовал, что скорость машины начала возрастать и управлять ею стало гораздо легче. Продолжая выкручивать штурвал влево, Джек следил за показаниями компаса, установленного на уровне глаз пилота. Направление движения поменялось с восточного на северо-восточное, затем на северное. Не выходя из виража, Джек потянул руль высоты на себя. Они летели вдоль края обрыва, и едва различимая в сумерках гора была теперь справа от них. Дождавшись, когда юго-западный ветер стал дуть дирижаблю прямо в корму, Джек выровнял штурвал, продолжая удерживать руль высоты в нижнем положении. Машина медленно выходила из пике.

– Гора! – завопил Федор.

Джек не обратил внимания на крик второго пилота. До него долетели возгласы с земли. «Орел» вынырнул из пропасти в самую последнюю секунду и пронесся над летным полем, так что техники из посадочной команды едва успели убраться с его пути. Пилот «Шмеля», ожидавший своей очереди пойти на взлет, в ужасе следил за тем, как огромная машина Джека промчалась в каком-то десятке футов над его миниатюрным дирижаблем.

Поднявшись вверх еще на двадцать футов, Петраччи наконец выровнял машину и повернул на восток.

– Деревня, – заметил Федор, указывая вправо и вниз.

У Джека не было времени вертеть головой и разглядывать местные достопримечательности. Прямо по курсу находился лес, а за ним начиналась дорога, ведущая через перевал. Теперь, когда они набрали скорость, Джек вновь потянул руль высоты на себя и устремился в ущелье. Вершины деревьев исчезали в низко висевших тучах. Вдруг нос дирижабля задрался слишком высоко, и Джек перестал видеть землю под собой. Уменьшив угол подъема, он понесся вперед, едва не задевая крыльями деревья, росшие по обе стороны ущелья. На переднее стекло машины начали капать тяжелые капли, и Джеку пришло в голову, что было бы неплохо изобрести какое-нибудь устройство, которое вытирало бы эту воду.

Горная дорога плавно вела вверх, и он наконец разжал хватку на запястье Федора.

– Никогда больше не полечу с тобой, – заплетающимся языком выдавил Федор.

– Я напьюсь от счастья в тот день, когда ты подашь заявление об отставке, – тут же парировал Джек.

– Сэр?

Голос, доносившийся из переговорной трубы, принадлежал Юлию Крассу, племяннику Марка.

– Что у тебя стряслось? – спросил у него Петраччи.

– Сэр, скажите, а это каждый раз бывает так же захватывающе, как и сейчас? – поинтересовался на ломаном русском римлянин.

Федор выхватил у Джека переговорную трубу.

– Парень, когда за штурвалом находится этот псих, он каждый раз придумывает какой-нибудь новый аттракцион.

– Да я просто так спросил, – заикаясь, отозвался Юлий.

С каждой милей они приближались к перевалу. Джек прикинул, что, благодаря попутному ветру, «Орел» делает не меньше сорока миль в час.

– Сэр, я вижу Бугарина! – возбужденно воскликнул Юлий. – Он летит прямо за нами!

Джек довольно ухмыльнулся. Молодой пилот успел налетать всего восемь часов, половину из которых занял перелет от моря к каменоломне. Просто чудо, что ему удалось поднять свою машину в воздух.

– Перевал прямо по курсу, – вскоре сообщил ему Федор.

Джек молча кивнул. Дорога вела вверх и исчезала в ущелье, которое было полностью затянуто облаками.

– Теперь начинается самое интересное, – прошептал он. Слегка опустив вниз нос дирижабля, Джек сбросил высоту, и «Орел» полетел над самыми верхушками деревьев. Когда дорога стала вновь забирать в горы, Петраччи опять потянул на себя руль высоты и уставился на компас.

– Будем надеяться, что эти чертовы римляне делают свои дороги прямыми, – пробурчал он.

– Так и есть, – сердито отозвался кормовой стрелок.

Оставив реплику канонира без ответа, Джек еще немного поднял нос машины, не сводя глаз с компаса. Слева промелькнула какая-то тень. Крыло «Орла» слегка задело покрытую снегом сосну, и машину сильно тряхнуло.

– Дорогу почти не видно, – сообщил Джеку Федор. – Но пока что ее еще можно разглядеть. Пока что можно.

Слушая своего второго пилота, Петраччи крепче сжал штурвал. Судя по карте, дорога вела прямо на перевал, а оттуда поворачивала вправо и спускалась вниз, к открытой степи. Если повернуть слишком поздно, они врежутся в противоположный склон ущелья, но и спешка тоже грозила аварией. Тонкая нитка дороги то проступала сквозь туман, то вновь исчезала в нем.

Он выждал еще несколько секунд.

– Дорога повернула к востоку! – завопил Федор.

Джек переложил штурвал вправо. Правое крыло опустилось вниз, и дирижабль вошел в вираж. Джек плавно потянул на себя руль высоты, и секунду спустя они вырвались из гущи облаков.

Прямо под ними двигалась вереница повозок, возглавляемая тремя броневиками из числа тех, что сломались во время подъема к каменоломне, но были быстро отремонтированы механиками. Дорога снова повернула влево, и Джек полетел вдоль нее. С подветренной стороны хребта дождь был не таким сильным, и на переднее стекло падали лишь редкие капли. Джек с радостью увидел внизу длинную колонну одетых в синие мундиры солдат, которые спускались от перевала к степи, – 3-я дивизия 8-го корпуса на марше. Задрав головы к небу, пехотинцы Ганса махали вслед дирижаблю и радостно кричали. Справа от Джека была долина Эбро, и он даже мог разглядеть ближайший к горам мост. Вдали над краем горизонта поднимался дым. Очевидно, это горела железнодорожная переправа, подожженная Гансом. Вся картина последней операции была у него перед глазами, и Джеку хватило одного взгляда, чтобы уяснить положение дел. На его лице появилась улыбка.

Несмотря на тот страх, который он всегда испытывал при одной мысли о полетах, в жизни Джека были такие мгновения, когда он чувствовал себя могучим богом, парящим над землей. Ради этих секунд и стоило жить. Здесь, в небе, где не было царившей внизу вони и грязи, война все еще казалась чем-то благородным.

Пролетев над колонной пехотинцев, Джек покачал крыльями, приветствуя ветеранов Ганса, и начал разворачивать «Орла» в сторону соседнего перевала.

– Джек, посмотри на северо-запад, – произнес Федор.

Петраччи повернул голову, и сердце замерло у него в груди. Над горизонтом поднимались десятки небольших столбов дыма. Гаарк все-таки выслал сюда свои броневики.

Смахнув с лица несколько капель дождя, Пэт поднес к глазам полевой бинокль и навел его на внешние западные укрепления. Вдоль стены на протяжении ста с лишним ярдов, от берега Тибра и до огневой позиции, на которой располагалась батарея из четырех орудий, развевались красные знамена шести бантагских полков. Сквозь пелену дождя было видно, как черная волна захлестнула стену и устремилась к внутренним укреплениям. Бантагов было не меньше тысячи, и, хотя пушки людей успели сделать несколько выстрелов, уложив около сотни врагов, солдат орды это не остановило. Разглядеть, что происходит в лабиринте городских улиц, было просто невозможно. К счастью, дождь несколько притушил пожары, но Пэт видел, что горожане близки к панике. В западной части Рима, где до войны проживало не больше ста тысяч человек, теперь находилось примерно полмиллиона беженцев. Если бантаги захватят предместья, всем этим людям придется укрыться в старой цитадели. Но для них там просто нет места!

Пэт расставил свои войска по позициям задолго до рассвета, понимая, что после того, как начнется штурм, никакие маневры и передислокации будут уже невозможны. Где-то на нижнем этаже здания раздавался треск телеграфных аппаратов, передававших отчаянные просьбы направить подкрепления, прислать боеприпасы или дать разрешение отступить. Но сейчас Пэт был не властен что-либо сделать, сражение вышло из-под его контроля, и ирландец надеялся только на то, что его закаленные в боях ветераны найдут в себе силы отразить этот натиск бантагов.

Артобстрел, начатый Гаарком за час до восхода солнца, продолжался до сих пор. Но ухо опытного артиллериста уловило едва заметные изменения в ритме канонады. Она была не такой яростной, как вначале. Батарея производила залп, после чего затихала на несколько минут и только потом снова открывала огонь. Общее количество орудий, участвовавших в обстреле, было так велико, что разрывы снарядов звучали постоянно, но огневая мощь бантагских батарей была меньше, чем во время 1-го прорыва или в течение тех недель, когда шли кровопролитные бои в восточной части города. И уж совершенно точно, что эта канонада была не чета той, которую бантаги обрушили на защитников Рима во время вчерашнего штурма укреплений на восточном берегу.