Текст книги "Базар житейской суеты. Часть 4"

Автор книги: Уильям Теккерей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Мальчикъ сказалъ, нѣтъ.

– Дай мнѣ честное и благородное слово джентльмена, что ты никогда не станешь играть.

– Отчего же? сказалъ мальчикъ, вѣдь это должно-быть очень весело.

Въ сильныхъ и краснорѣчивыхъ выраженіяхъ, майоръ Доббинъ доказалъ своему питомцу, что здѣсь нѣтъ и не можетъ быть никакого веселья, и что игра въ какую-нибудь рулетку можетъ погубить истиннаго джентльмена. Истину этого рода онъ могъ бы подтвердить и подкрѣпить разительнымъ примѣромъ отца мастера Джорджа, если бы доказательства, почерпнутыя изъ этого источника, не очерняли, въ нѣкоторомъ смыслѣ, память покойнаго капитана. Отведя его домой, майоръ ушелъ въ свою спальню и видѣлъ, какъ черезъ нѣсколько минутъ погасъ огонь въ маленькой комнатѣ надъ амеліинымъ будуаромъ. Свѣча въ комнатѣ Амеліи погасла черезъ полчаса. Мнѣ неизвѣстно, отчего майоръ съ такой аккуратностью замѣтилъ это обстоятельство.

Оставшись одинъ, Джой продолжалъ стоять подлѣ игорнаго стола. Онъ не былъ игрокомъ въ душѣ, но повременамъ не прочь былъ обращаться къ этой забавѣ, сообщавшей довольно пріятное настроеніе его джентльменскимъ чувствамъ. Въ карманѣ его параднаго жилета звенѣло нѣсколько наполеондоровъ. Джой вынулъ одинъ изъ нихъ и бросилъ его черезъ плечо замаскироваиной дамы. Монета выиграла. Блондинка посторонилась, чтобъ дать ему мѣсто подлѣ себя. Джой сѣлъ на порожній стулъ.

– Ваше сосѣдство, надѣюсь, принесетъ мнѣ счастіе, милостивый государь, сказала маска, поддѣлываясь опять подъ иностранный выговоръ.

Сановникъ Индіи бросилъ вокругъ себя пытливый взоръ, и удостовѣрившись, что никто его не наблюдаетъ, придвинулъ свои стулъ къ замаскированной сосѣдкѣ и сказалъ:

– Ахъ, да… право, это легко можетъ статься… немудрено… немудрено. Я очень счастливъ, надѣюсь, вы тоже будете счастливы.

Затѣмъ были произнесены еще какіе-то комплименты, безъ опредѣленнаго значенія и смысла.

– На сколько вы играете, сэръ? спросила маска.

– Я бросилъ два или три наполеона, сказалъ Джой величественнымъ тономъ, побрякивая звонкою монетой.

– Вы играете, конечно, не съ тѣмъ, чтобъ выиграть?

– Разумѣется.

– И я тоже, продолжала маска. Играю для того, чтобъ забыться, но не могу… Да, сэръ, не могу забыть я старыхъ временъ… Вашъ маленькій племянникъ живой портретъ своего отца… И вы не измѣнились, monsieur… нѣтъ, нѣтъ, вы очень измѣнились. Всѣ измѣняются, всѣ забываютъ; ни у кого нѣтъ сердца… да.

– Великій Боже! кто вы? спросилъ оторопѣлый Джой.

– Вы не угадали меня, Джозефъ Седли? сказала маленькая женщина грустнымъ тономъ, и сбросивъ маску, прямо посмотрѣла ему въ глаза. Вы забыли меня.

– Праведное небо! мистриссъ Кроли! воскликнулъ Джой.

– То есть, Ребекка, хотите вы сказать, отвѣчала она съ чувствомъ, пожимая его руку и зорко продолжая слѣдить за всѣми движеніями банкомёта.

– Я остановилась въ гостинницѣ «Слона», продолжала Ребекка, спросите мадамъ Родонъ, Я видѣла сегодня Амелію… Какъ она похорошѣла и, Боже мой! какъ она счастлива! Счастливы и вы, сэръ! Всѣ счастливы, кромѣ меня, злополучной и погибшей, Джозефъ Седли.

И она быстро передвинула свои деньги изъ краснаго нумера на черный, какъ-будто машинальнымъ движеніемъ руки, когда она вытирала свои заплаканные глаза платкомъ, обшитымъ изорванными кружевами,

Но красный нумеръ взялъ, и Ребекка проиграла все изъ этой ставки.

– Пойдемте, сказала она, пройдемтесь немного. Мы, вѣдь, старые друзья: не правда ли, дорогой мой мистеръ Седли?

Мистеръ Киршъ тоже къ этому времени проигралъ внѣ свои денежки, и молча, съ понурой головой, послѣдовалъ за своимъ господиномъ при яркомъ свѣтѣ луны. Иллюминація горѣла очень слабо, шкалики загасали, и транспаранъ едва виднѣлся надъ домомъ англійскаго посольства.

ГЛАВА LXVIII
Цыганскія похожденія старинной нашей знакомки

Мы обязаны пробѣжать послѣднія странницы біографіи мистриссъ Ребекки Кроли съ тою деликатностью, какой требуетъ отъ насъ міръ, моральный міръ, который, какъ извѣстно, затыкаетъ уши и закрываетъ глаза, какъ-скоро порочныя дѣянія называются передъ нимъ ихъ собственными именами. Базаръ Житейской Суеты отлично понимаетъ многія весьма предосудительныя вещи, но терпѣть не можетъ разсужденій о нихъ вслухъ, и страшно боится предосудительныхъ названій. Цивилизованная публика не читаетъ сочиненій, гдѣ порокъ выступаетъ наружу подъ своимъ собственнымъ именемъ, безъ всякой маски. Такъ благовоспитанная леди Америки или Англіи сгоритъ отъ стыда, если какой-нибудь невѣжда произнесетъ въ ея присутствіи слово «брюки».

И, однакожь, милостивыя государыни, панталоны и порокъ путешествуютъ каждый день передъ нашими глазами, и мы смотримъ на нихъ очень равнодушно. И что бы сдѣлалось съ вашими щеками, еслибъ имъ суждено было краснѣть каждый разъ при этой непріятной встрѣчѣ? Но вы не краснѣете и скромность ваша возмущается только въ тѣхъ случаяхъ, когда дѣвственный слухъ вашъ оскорбляется этими негодными именами. Вотъ почему писатель настоящей исторіи, достовѣрной во всѣхъ возможныхъ отношеніяхъ и смыслахъ, безусловно подчинялся общепринятой модѣ, и позволялъ себѣ въ извѣстныхъ случаяхъ самые легкіе, тонкіе, и деликатнѣйшіе намёки, такъ, чтобы ни подъ какимъ видомъ не оскорбить вашихъ прекрасныхъ чувствъ. Мистриссъ Бекки, нечего и говорить, имѣетъ нѣкоторые маленькіе недостатки въ моральномъ смыслѣ, но кто же осмѣлится сказать и доказать, что я представилъ ее публикѣ не въ приличномъ видѣ? Описывая эту сирену, увертливую и ласковую, поющую и улыбающуюся, авторъ съ скромною гордостію спрашиваетъ всѣхъ своихъ читателей: забывалъ ли онъ хоть на минуту законы учтивости, и выставлялъ ли изъ-подъ воды отвратительный хвостъ этого чудовища? Нѣтъ! Вода весьма прозрачна, это правда, и вы можете, если вамъ угодно, заглянуть подъ волны и увидѣть, какъ эта сирена, нечистая, гадкая, изгибается и кружится между костями, виляетъ и снуетъ между трупами; но, надъ поверхностью воды – ужь позвольте вамъ это замѣтить – все было представлено въ самоиъ приличномъ и пріятномъ свѣтѣ, и вы, милостивый государь, безпощадный ригористъ житейскаго базара, никакъ не можете сказать: —«Fi! comme c'est sale!» Но когда сирена исчезаетъ въ волнахъ и скрывается между мертвыми тѣлами, вода конечно становится мутною надъ нею, и вы ничего не разглядите въ глубинѣ, какъ бы ни были зорки ваши глаза. Говорятъ впрочемъ; что сирены имѣютъ и свою прелесть, и онѣ дѣйствительно очень хороши, даже очаровательны, когда сидятъ на скалѣ, перебираютъ струны арфы, расчесываютъ свои мокрые волосы, и поютъ, и рѣзвятся, и подманиваютъ васъ къ себѣ, заставляя держать зеркало передъ ихъ глазами, но какъ-скоро онѣ опускаются въ свою природную стихію, можете быть увѣрены, что эти морскія дѣвы совсѣмъ утрачиваютъ свою красоту, и ужь лучше не смотрѣть, какъ онѣ коверкаются и пиршенствуютъ въ своихъ вертепахъ, пожирая человѣческіе трупы. Ребекка хороша на сценѣ, среди бѣлаго дня, особенно, когда она торжествуетъ на подмосткахъ житейскаго базара; но есть у нея многое множество дѣяній, сокровенныхъ, темныхъ, и чѣмъ меньше говорить о нихъ, тѣмъ лучше.

Еслибъ пришлось намъ отдавать полный отчетъ о поступкахъ мистриссъ Бекки въ послѣдніе два года, послѣ извѣстной катастрофы на Курцонской улицѣ, ригористы вѣроятно имѣли бы право замѣтить, что книга наша не совсѣмъ удовлетворяетъ приличіямъ джентльменскаго свѣта. Дѣянія особъ тщеславныхъ, безсердечныхъ, жаждущихъ безпрерывныхъ удовольствій, имѣютъ конечно довольно часто подозрительный характеръ: чего жь хотите вы ожидать отъ женщины безъ сердца, безъ любви, безъ твердыхъ и постоянныхъ правилъ въ жизни? Были минуты въ этомъ періодѣ существованія, когда мистриссъ Бекки, утомленная трудною борьбою, приходила въ отчаяніе, опускала руки, и даже вовсе не заботилась о своей репутаціи.

Но само-собою разумѣется, что это нравственное униженіе пришло не вдругъ, а постепенно, послѣ неоднократныхъ попытокъ поддержать свою репутацію.

На нѣсколько времени Ребекка осталась въ Лондонѣ, между-тѣмъ, какъ мужъ ея дѣлалъ приготовленія къ отъѣзду на свои губернаторскій постъ, и намъ извѣстно изъ достовѣрныхъ источниковъ, что она пыталась еще разъ завербовать на свою сторону сэра Питта Кроли, который, какъ мы видѣли, сначала былъ не прочь ходатайствовать въ пользу своей невѣстки. Къ несчастью, однакожь, старанія ея не увѣнчались вожделѣннымъ успѣхомъ. Однажды сэръ Питтъ и мистеръ Венгемъ, на дорогѣ въ Палату Депутатовъ, встрѣтили мистриссъ Кроли подъ черной вуалью у дверей этого собранія; Венгемъ бросилъ на нее такой многозначительный взглядъ, что съ этой поры она потеряла всякую охоту добиваться аудіенціи у баронета.

Думать надобно, что леди Дженни сильно повредила ей въ этомъ дѣлѣ. Мнѣ сказывали, будто она чрезвычайно изумила своего супруга тою рѣшительною смѣлостью, съ какою, однажды навсегда, отказалась признавать въ Ребеккѣ свою родственницу. Ссора, говорятъ, была очень жаркая. По собственному своему побужденію, леди Дженни пригласила полковника Родона переселиться къ ней на Гигантскую улицу до окончательнаго его отъѣзда на Ковентрійскій Островъ; имѣя подъ рукой такого стража, миледи разсчитывала, что Бекки уже ни подъ какимъ видомъ не дерзнетъ вломиться въ ея домъ. Для предупрежденія всякихъ сношеній ея съ баронетомъ, леди Дженни приказывала приносить къ себѣ всѣ получаемые конверты, и внимательно разсматривала почеркъ адресовъ. Но Ребекка не смѣла писать къ Питту въ его собственный домъ: ей было объявлено, что всѣ дальнѣйшія сношенія съ нею производимы будутъ судебнымъ порядкомъ черезъ адвокатовъ и стряпчихъ.

Дѣло въ томъ, что нѣкоторые доброжелатели отравили душу Питта противъ его невѣстки. Вскорѣ послѣ извѣстнаго приключенія съ лордомъ Стейномъ, Венгемъ испросилъ аудіенцію у баронета, и представилъ ему такія біографическія подробности относительно мистриссъ Бекки, что представитель Королевиной усадьбы пришелъ въ неописанное изумленіе. Венгемъ зналъ, повидимому, всю подноготную: кто былъ отецъ мистриссъ Бекки, въ какомъ году мать ея плясала на сценѣ, какъ она вела себя въ дѣвицахъ и какой образъ поведенія избрала себѣ послѣ своего замужества. Мы не станемъ повторять здѣсь всѣхъ этихъ подробностей, большею частію фальшивыхъ, и внушенныхъ злонамѣреннымъ интересомъ. Какъ бы то ни было, мистриссъ Бекки погибла окончательно въ мнѣніи своего родственника, который первоначально питалъ къ ней самыя дружелюбныя чувства.

Доходы губернатора на Ковентрійскомъ Острову не слишкомъ обширны. Значительную часть ихъ Родонъ Кроли долженъ былъ оставить въ Англіи для удовлетворенія своихъ многочисленныхъ кредиторовъ. Обзаведеніе на новомъ мѣстѣ тоже потребовало большихъ расходовъ. Послѣ всего этого, на долю жены могло остаться никакъ не болѣе трехсотъ фунтовъ годоваго дохода, и эту сумму Родоітъ Кроли предложилъ Ребеккѣ подъ тѣмъ условіемъ, чтобъ она не безпокоила его ни теперь, ни послѣ; въ противномъ случаѣ: разводъ, огласка, судебныя дрязги, и т. д. Но и Венгемъ, и лордъ Стейнъ, и Родонъ, и леди Дженни, всѣ безъ исключенія желали выпроводить ее изъ отечества, чтобъ потушить это непріятное дѣло.

Занятая всѣми этими хлопотливыми дѣлами и переговорами съ юристами своего мужа, Ребекка совершенно выпустила изъ вида своего сына, маленькаго Родона, и никакъ не удосужилась навѣстить его въ школѣ. Этотъ юный джентльменъ былъ теперь отданъ на руки дядюшкѣ и тётушкѣ, къ которой онъ издавна питалъ самую нѣжную привязанность. Мистриссъ Бекки, оставивъ Англію, послала къ нему прехорошенькое письмецо изъ Булони, гдѣ просила милаго сына учиться прилежно и помнить свою мамашу. Она сказала, что намѣрена совершить путешествіе по Европѣ, и выразила надежду писать къ нему еще въ самомъ скоромъ времени. Цѣлый годъ, однакожь, она не писала къ нему ни строчки, до той поры, пока не умеръ отъ кори и коклюша единственный сынокъ сэра Питта, мальчикъ рыхлый и больной. Послѣ этого событія, мистриссъ Бекки отправила самое нѣжное и чувствительное посланіе къ своему ненаглядному сынку; который теперь сдѣлался наслѣдникомъ Королевиной усадьбы и полюбилъ еще больше свою тётку, питавшую къ нему материнскія чувства. Прочитавъ это письмо, Родонъ Кроли, уже мальчикъ взрослый и прекрасный, сгорѣлъ отъ стыда и раскраснѣлся какъ маковый цвѣтъ.

– Ахъ, тётушка Дженни! воскликнулъ Родонъ, вы… одна только вы моя мать, другой я не знаю.

Однакожь, онъ послалъ въ отвѣтъ почтительное письмо къ Ребеккѣ, жившей тогда во Флоренціи на скромной квартирѣ со столомъ и прислугою. Но мы забѣгаемъ впередъ и нарушаемъ хронологическій порядокъ.

Первый побѣгъ мистриссъ Кроли былъ не очень дальный. Она высадилась на французскомъ берегу въ Булони, куда, какъ извѣстно, обыкновенно удаляется англійская угнетенная невинность. Здѣсь она наняла въ гостинницѣ двѣ уютныя комнаты, и поселилась очень скромно, на вдовій манеръ, имѣя при себѣ одну только служанку femme de chambre. Мистриссъ Кроли обѣдала за общимъ столомъ, гдѣ, въ скоромъ времени, обратила на себя лестное вниманіе всѣхъ окружающихъ особъ. Она потѣшала своихъ ближнихъ интересными разсказами о своемъ братѣ, сэрѣ Питтѣ, и о другихъ знаменитыхъ особахъ въ Лондонѣ, съ которыми была знакома. Ея свѣтская болтовня, легкая и живая, производила весьма выгодное впечатлѣніе на незатѣйливыхъ слушателей, собиравшихся за общимъ столомъ, и многіе считали ее знатною особой. Она давала въ своей квартирѣ скромные вечера, и принимала довольно дѣятельное участіе въ невинныхъ забавахъ этого мѣстечка: брала морскія ванны, ѣздила въ открытомъ экипажѣ на загородныя гулянья, гуляла но морскому берегу, посѣщала театръ. Мадамъ Бюржойсъ, жена художника, проживавшая съ семействомъ въ гостиницѣ, кудэ разъ въ недѣлю, съ субботы на воскресенье, приходилъ къ ней мужъ, находила мистриссъ Бекки очаровательною особой, и была отъ нея въ восторгѣ до той поры, пока вѣтреимый мосье Бюржойсъ не вздумалъ обратить слишкомъ ласковаго взора на нашу героиню. Серьёзнаго, впрочемъ, ничего не случилось: Бекки всегда была ласкова, добродушна и плѣнительна въ обращеніи, преимущественно съ мужскимъ поломъ.

Въ половинѣ лѣта начались обыкновенные выѣзды изъ Лондона, и Бекки, встрѣчаясь на чужеземной почвѣ съ своими прежними знакомыми могла составить себѣ весьма ясное понятіе о томъ, какъ думаетъ объ ея поведеніи большой лондонскій свѣтъ. Однажды, гуляя весьма скромно по булонской набережной, и любуясь вдали на туманныя скалы Альбіона, она столкнулась лицомъ-къ-лицу съ леди Парлетъ и ея дочерьми. Однимъ взмахомъ зонтика леди Парлетъ сгруппировала вокругъ себя дочерей, и отпрянула назадъ, бросивъ на Ребекку страшный взоръ, величественный и грозный.

Въ другой разъ стояла она на пристани, смотря на приближающійся параходъ. Дулъ сильный вѣтеръ, и Ребекка съ удовольствіемъ смотрѣла на кислыя лица пассажировъ, выступавшихъ на берегъ. На пароходѣ въ тотъ день была между прочимъ леди Слингтонъ, хорошо знакомая съ нашей геропней. Миледи была, казалось, очень больна, и видъ ея обнаруживалъ чрезмѣрную усталость. По выходѣ изъ парохода на пристань, она едва переступала съ ноги-на-ногу; но вдругъ силы ея совершенно возобновились, когда она увидѣла на пристани мистриссъ Бекки, съ лукавой улыбкой изъ-подъ розовой шляпки. Бросивъ на нее презрительный взглядъ, способный привести въ оцѣпенѣніе самыхъ смѣлыхъ женщинъ, леди Слингтонъ, быстрыми шагами и безъ посторонней помощи, бодро пошла въ таможню. Бекки захохотала, но едва-ли смѣхъ ея былъ искренній; одинокая и всѣми оставленная, она почувствовала въ эту минуту, что не бывать ей никогда по ту сторону канала.

Мужчины тоже, неизвѣстно вслѣдствіе какихъ причинъ, обходились съ нею какъ-то очень странно. Гринстонъ скалилъ зубы и смѣялся ей въ лицо съ обидною фамильярностью. Ничтожный Бобъ Сокклингъ, который, мѣсяца за три передъ этимъ, осмѣливался стоять передъ нею не иначе, какъ со шляпою въ рукахъ, и готовъ былъ въ дождь отыскивать вмѣсто швейцара, ея карету у подъѣзда Гигантскаго дома, стоялъ однажды на пристани съ мистеромъ Фитцуфомъ, сыномъ лорда Гиго, и болталъ о какихъ-то пустякахъ, когда Бекки пришла къ этому мѣсту подышать морскимъ воздухомъ. И что же? Ничтожный Бобъ едва кивнулъ ей черезъ плечо, не дотронувшйсь даже до полей своей шляпы. Нѣкто Томъ Райсъ, препустѣйшій повѣса, вздумалъ было вломиться въ ея гостиную съ сигарою во рту, но мистриссъ Родонъ захлопнула передъ нимъ дверь, и уже хотѣла запереть, однакожь мистеръ Райсъ, съ непостяжимою дерзостію, опять растворилъ ее настежь. Тогда-то почувствовала она въ полной мѣрѣ, что была совершенно одинока и беззащитна въ этомъ мірѣ.

– Ахъ, еслибъ онъ былъ здѣсь! воскликнула она изъ глубины души, – эти трусы не посмѣли бы издѣваться надо мною!

И она думала о немъ съ великой грустью и тоскою, думала о постоянной его вѣрности и добротѣ, о его неизмѣнномъ послушаніи, мужествѣ и отвагѣ. Вѣроятно она плакала въ тотъ день, потому-что явилась къ table d'hôte немножко нарумяненная, и обнаруживала въ разговорѣ необыкновенную торопливость.

Впрочемъ, она румянилась теперь довольно часто, и еще чаще горничная приносила ей коньякъ, независимо отъ другихъ сердцекрѣпительныхъ напитковъ, обозначенныхъ въ счетѣ буфетчика гостинницы.

Однакожь, оскорбленія мужчинъ были просто мелки и ничтожны въ сравненіи съ той симпатіей, которую оказывали ей женщины извѣстнаго разряда. Мистриссъ Креккенбери и мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ, на пути въ Швейцарію, остановились на нѣсколько времен въ Булони. Ихъ сопровождали полковникъ Горнеръ, молодой Бомборисъ, старый Креккенбери и маленькая дочь мистриссъ Уайтъ. Эти женщины не избѣгали мистриссъ Родонъ. Совсѣмъ напротивъ: онѣ обнаружили самое искреннее соболѣзнованіе, говорили, утѣшали ее, хныкали и покровительствовали ее до такой степени, что мистриссъ Бекки бѣсновалась отъ припадка внутренней злобы? Какъ? Терпѣть такое покровительство! думала она, когда вся эта компанія спускалась внизъ по окончаніи своего дружескаго визита. И Ребекка слышала, какъ хохоталъ на лѣстницѣ юный Бомборисъ, и знала очень хорошо, чѣмъ и какъ должно объяснять эту веселость. Этотъ визитъ сопровождался для мистриссъ Бекки весьма непріятными послѣдствіями. Каждую недѣлю выплачивала она въ трактирѣ свои маленькіе счеты; угождала всѣмъ и каждому, улыбалась хозяйкѣ, называла лакеевъ messieurs, горничныхъ mesdemoiselles и mesdames, безпрестанно извинялась передъ ними и была вообще до-крайности учтива, что, какъ извѣстно, съ успѣхомъ замѣняетъ денежные подарки, на которые мистриссъ Бекки была нѣсколько скупа. И что же? Содержатель гостинницы прислалъ къ ней записку съ покорнѣйшею просьбою немедіенно оставить его домъ. До него дошли слухи, что мистриссъ Родонъ, по своему подозрительному характеру, не можетъ быть терпима въ порядочномъ отелѣ, гдѣ, по ея милости, не хотѣли останавливаться другія англійскія леди. И мисстриссъ Бекки принуждена была нанять для себя квартиру въ глухой улицѣ, скучную и совершенно уединенную квартиру.

При всемъ томъ, она крѣпилась еще очень долго, стараясь занять приличное мѣсто между порядочными людьми и побѣдить скандалъ. Каждое воскресенье аккуратно отправлялась она въ капеллу, и пѣла громче всѣхъ. Она принимала живѣйшее участіе въ судьбѣ вдовъ-рыбачекъ, мужья которыхъ погибли въ послѣднюю бурю, дѣлала имъ филантропическіе визиты, утѣшала другихъ несчастныхъ, подписывалась на лоттереи въ благородныхъ собраніяхъ, и не хотѣла танцовать. Словомъ, все дѣлала мистриссъ Бекки, что только имѣло респектэбльный характеръ, и вотъ почему мы съ особеннымъ удовольствіемъ останавливаемся на этомъ періодѣ ея карьеры; въ другихъ мѣстахъ мы поневолѣ должны быть кратки. Она видѣла, какъ избѣгаютъ ея порядочные люди, и, однакожь, принуждала себя смотрѣть на нихъ умильными глазами; вы бы никакъ не догадались по ея физіономіи, какія муки и страданія испытываетъ ея бѣдное сердце.

Исторія ея была для всѣхъ таинственной загадкой, и въ городѣ составились о ней самыя разнообразныя мнѣнія. Одни утверждали прямо и безъ всякой церемоніи, что мистриссъ Бекки отчаянная злодѣйка; другіе, напротивъ, готовы были объявить подъ клятвой, что она невинна, какъ голубица, и тго во всемъ виноватъ ненавистный ея мужъ. Въ мнѣніи нѣкоторыхъ особъ возвысилась она преимущественно тѣмъ, что проливала самыя горькія слезы о своемъ малюткѣ и выражала самую неистовую скорбь, когда упоминала ето имя, или когда встрѣчала мальчика, похожаго на ея маленькаго Родона. Этимъ средствомъ она между-прочимъ преклонила на жалость чувствительное сердце мистриссъ Альдерни, богатой Англичанки, проживавшей въ Булони, и которая задавала здѣсь великолѣпные балы для всѣхъ своихъ соотечественниковъ. Мдстриссъ Родонъ залилась горьчайшими слезами, когда увидѣла мастера Альдерни, пріѣхавшаго къ свои матери на каникулы изъ пансіона доктора Свшителя.

– Отчего вы такъ плачете, моя милая? спросила мистриссъ Альдерни.

– Могу ли я не плакать?.. О, Боже, мой! Сынъ мой однихъ лѣтъ съ вашимъ малюткой, отвѣчала Бекки самымъ раздирательнымъ голосомъ.

Затѣмъ она принялась увѣрять, что мастеръ Альдерни похожъ на ея юнаго Родона, какъ двѣ капли воды. Все это разумѣется, была чистѣйшая ложь; между малютками, собственно говоря, было пять лѣтъ разницы, и сходство между ними было, съ позволенія сказать, такое же, какъ между мною и вами, возлюбленный читатель. Мистеръ Венгемъ, отправлявшійся за границу въ Киссингенъ для соединенія съ лордамъ Стейномъ, счелъ своей обязанностію вывести изъ заблужденія мистриссъ Альдерни насчетъ этого пункта.

– Могу васъ увѣрять, сударыяя, сказалъ онъ, что я умѣю гораздо правильнѣе описать маленькаго Родона, чѣмъ его мама. Ребекка ненавидитъ своего сына и едва-ли видѣла его когда-нибудь; мальчику тринадцать лѣтъ, тогда-какъ мастеру Альдерни, если не ошибаюсь, не будетъ и девяти; онъ блондинъ, между-тѣмъ какъ сынъ вашъ брюнетъ.

Словомъ, мистеръ Венгемъ совершенно образумилъ добродушную леди насчетъ нашей героини.

И какой бы кружекъ ни составляла вокругъ себя мистриссъ Бекки послѣ невѣроятныхъ усилій и трудовъ, недоброжелатели ея втирались всюду и разрушали ея планы, такъ-что бѣдняжкѣ приходилось снова начинатъ свою гигантскую работу. Судьба ея была истинно плачевна.

Нѣкоторое время принимала ее къ себѣ мистриссъ Ньюбрайтъ, очарованная превосходнымъ ея пѣніемъ. Онѣ разсуждали вмѣстѣ о многихъ назидательныхъ предметахъ, о которыхъ Бекки въ свое время получила весьма достаточныя свѣденія на Королевиной усадьбѣ, Мистриссъ Кроли писала даже многіе поучительные трактаты и произносила ихъ въ собраніи многочисленныхъ слушателей. Продолжая заниматься филантропическими дѣлами, она собственными руками шила фланелевые фуфайки, бумажные колпаки и шерстяныя юбки, предназначавшіяся для новыхъ послѣдователей общества кувыркателей, которое предполагали основать на Мысѣ Доброй Надежды. Случалось даже, что, распространяясь объ этихъ дѣлахъ, она заливалась самыми горькими слезами. Мистриссъ Ньюбрайтъ была отъ нея въ восторгѣ и поспѣшила возвѣстить о ней миледи Саутдаунъ, съ которой вела постоянную корреспонденцію; но, къ несчастію отвѣтъ вдовствующей графини былъ такого рода, что разрушилъ въ конецъ взаимную привязанность двухъ почтенныхъ дамъ. Она выставила относительно Ребекки такія подробности, намеки, факты, небылицы, что мистриссъ Ньюбрайтъ немедленно перестала принимать мистриссъ Кроли. Примѣру ея послѣдовали другія нравственныя леди, жившія въ Турѣ, гдѣ произошло это несчастіе. Здѣсь, какъ и вездѣ, Англичане составляли между собою особый кружокъ своими національными нравами и обычаями. Если вы имѣли случай слѣдить за британскими колоніями въ чужихъ краяхъ, то знаете очень хорошо, что мы повсюду разносимъ свою гордость, свои пилюли, предразсудки, свои соусы, пуддинги и – другихъ пенатовъ, необходимыхъ для составленія маленькой Британіи на чужеземной почвѣ.

Бекки перекочевывала изъ одной колоніи въ другую: изъ Булони въ Діеппъ, изъ Діеппа въ Каанъ, изъ Каана въ Туръ. Вездѣ старалась она быть респектэбльною леди, и, увы! отвсюду выгоняли ее всѣ эти ястребы и драконы добродѣтелей женскихъ.

Въ одномъ изъ этихъ мѣстъ она встрѣтилась съ мистриссъ Гукъ Игльсъ, женщиною безъ малѣйшаго пятна на совѣсти, и у которой былъ собственный домъ на Портменъ-Скверѣ. мистриссъ Гукъ остановилась въ гостинницѣ въ Діеппѣ, куда съ нѣкотораго времени переселиласъ и мистриссъ Бекки. Онѣ познакомились сначала въ морскихъ ваннахъ, гдѣ купались и плавали вмѣстѣ, а потомъ окончательно сошлись въ гостинницѣ за общимъ столомъ. Мистриссъ Игльсъ слыхала кое что – кто жь этого не слыхалъ? – о соблазнительной исторіи лорда Стейна, но послѣ продолжительной бесѣды съ Ребеккой, она объявила, что мистриссъ Кроли невинна какъ агнецъ. Гибель мистриссъ Кроли, по ея мнѣнію, объяснялась исключительно адскгоій замыслами этого негоднаго Венгема.

– Если ты, мой милый, человѣкъ съ душою и характеромъ, сказала она своему супругу, – тебѣ непремѣнно слѣдуетъ дать этому негодяю пощечину въ первый же разъ, какъ встрѣтишься съ нимъ въ клубѣ.

У мистера Гука была, конечно, душа, былъ и характеръ, но душа миролюбивая и характеръ спокойный; онъ отлично зналъ геологію, но никогда не практиковался въ искусствѣ давать пощечины.

Бекки была сначала очень респектэбльною леди, но скоро эта жизнь, однообразпая и вялая, надоѣла и наскучила нашей героинѣ. Вѣчно одна и та же повседневная рутина, тотъ же несносный комфортъ, одни и тѣ же безконечные выѣзды въ этотъ глупый Булонскій лѣсъ, тѣ-же гости по вечерамъ, та-же итальянская опера сегодня какъ вчера, вчера какъ третьяго дня. Бекки истомилась отъ скуки. Къ счастію, на выручку къ ней явился юный мистеръ Гукъ изъ Кембриджа, и когда маменька замѣтила впечатлѣніе, произведенное ея подругой на легкомысленнаго шалуна, Бекки получила строгое приказаніе оставить ея домъ.

Затѣмъ она попыталась жить вдвоемъ съ одной искренней подругой, но скоро онѣ обѣ попали въ долги, перессорились и разошлись. Затѣмъ она рѣшилась вести такъ называемую пансіонскую жизнь и наняла квартиру съ прислугой на хлѣбахъ въ домѣ у одной дамы на Rue Royale въ, Парижѣ. Общество, собиравшееся въ салонахъ этой дамы было хоть куда: джентльмены пересыпались весьма замысловатыми остротами за игорными столами, и всѣ дамы при блескѣ восковыхъ свѣчей имѣли совершенно респектэбльный характеръ. Бекки, разумѣется, играла главнѣйшую роль между ними.

Но здѣсь, думать надобпо, нахлынули на нее старые кредиторы 1815 года. Въ одно прекрасное утро мистриссъ Бекки вдругъ исчезла изъ Парижа и черезъ нѣсколько недѣль очутилась въ Брюсселѣ.

Какъ хорошо она домнила этотъ городъ! Она улыбнулась очень самодовольно при взглядѣ на маленькій entresol, который занимала въ эроху ватерлооской битвы, и живо припомнила фамилію Барикрисовъ, искавшихъ лошадей, между-тѣмъ, какъ карета ихъ, совсѣмъ готовая, стояла у воротъ гостинницы. Она посѣтила Ватерлооское поле и Лекенское кладбище, гдѣ вниманіе ей остановилось на монументѣ Джорджа Осборна.

– Бѣдный Купидонъ! сказала она. Какъ страшно онъ былъ влюбленъ въ меня, и какой онъ былъ глупецъ! Интересно знать, жива ли еще эта малютка Эмми и жирный толстякъ, ея братецъ? Кажется въ моемъ портфёлѣ хранится еще портретъ этого фата. Всѣ они, впрочемъ, очень добрые люди.

Несмотря на поспѣшное бѣгство изъ Парижа, Бекки запаслась, однакожь, рекомендательнымъ письмомъ отъ дамы, у которой жила, къ задушевной ея пріятельницѣ, Madame de Parvenu, вдовѣ, промышлявшей съ большимъ успѣхомъ содержаніемъ табльдота и игорныхъ столовъ. Всѣ второстепенные денди и roués, вдовствующія леди, не кончившія своихъ процессовъ по дѣламъ наслѣдства, и многія другія особы охотно посѣщаютъ заведенія этого рода, кушаютъ пуддинги и бросаютъ деньги на карточные столы какой-нибудъ Madame de Parvenu.

Здѣсь, какъ и въ Парижѣ, мистриссъ Бекки была душою всѣхъ подобныхъ обществъ. Никогда она не отказывалась ни отъ шампанскаго, ни отъ букетовъ, съ удовольствіемъ выѣзжала на загородныя гулянья и не пропускала замѣчательныхъ спектаклей въ театрѣ. Но всѣмъ этимъ забавамъ мистриссъ Родонъ предпочитала экарте, и отличалась удивительною смѣлостію за игорными столами. Сперва она играла по маленькой; потомъ – франковъ на пять, потомъ рисковала наполеондорами, и потомъ уже банковыми билетами въ двѣсти или триста франковъ. Затѣмъ мистриссъ Кроли не въ состояніи была заплатить домовой хозяйкѣ за истекшій мѣсяцъ, и затѣмъ она принуждена была занять маленькую сумму у молодаго джентльмена. Затѣмъ проигралась въ-пухъ, и жарко поссорилась съ madame de Parvenu. Затѣмъ нѣсколько времени она ставила на карту по десяти су, и проводила, въ нѣкоторомъ смыслѣ, бѣдственную жизнь. Затѣмъ, получивъ свое третное жалованье, она поплатилась съ madame de Parvenu, и сразилась еще разъ, за карточнымъ столомъ, съ Monsieur de Rossignol и кавалеромъ de Raff.

Въ-пухъ проигралась мистриссъ Кроли, и тайкомъ уѣхала изъ Брюсселя, не расплатившись съ madame de Parvenu за цѣлые три мѣсяца. Объ этомъ печальномъ событіи, да еще о томъ, какъ и съ кѣмъ играла мистриссъ Бекки, какъ валялась въ ногахъ у достопочтеннаго мистера Муффа, профессора эстетики, вымаливая у него взаймы, какъ потомъ она кокетничала съ молодымъ милордомъ Нудль, воспитанникомъ достопочтеннаго Муффа, котораго, у себя, обыграла въ экарте, обо всѣхъ этихъ и многихъ другихъ весьма интересныхъ событіяхъ въ этомъ родѣ, madame de Parvenu представляетъ подробнѣйшій отчетъ каждому англійскому путешественнику, останавливающемуся въ ея заведеніи. Въ заключеніе отчета madame докладываетъ, что эта гадкая Ребекка, съ позволенія сказать, настоящая vipиre.

Такимъ-образомъ, безпріютная наша скиталица, какъ новый Улиссъ въ женской юбкѣ, раскидывала свою палатку въ разныхъ странахъ европейскаго континента. Наклонность ея къ цыганской жизни увеличивалась со дня на день, она сталкивалась съ людьми всѣхъ націй, всѣхъ породъ и состояній.

Почти въ каждомъ европейскомъ городѣ непремѣнно существуетъ колонія англійскихъ пройдохъ, наводняющихъ игорные дома, эстамине и бильярдныя комнаты въ трактирахъ. Это по большей части, люди извѣстнаго разряда, непризнаваемые членами своихъ фамилій. Ими повсюду наводнены долговыя тюрьмы… они мошенничаютъ и пьютъ; ссорятся и дерутся; бѣгаютъ отвсюду, не заплативъ денегъ; бурлятъ и вызываютъ на дуэль порядочныхъ людей; обдуваютъ какого-нибудь мистера Спуни въ экарте; набиваютъ карманы чужими деньгами и пріѣзжаютъ въ Баденъ въ великолѣпномъ экипажѣ; снуютъ съ пустыми карманами вокругъ игорныхъ столовъ; обкрадываютъ еще разъ какого-нибудъ зѣваку, или, размѣниваютъ у какого-нибудъ жида фальшивыя вексели на чистыя деньги. Быстро смѣняющіяся сцены пышности и блеска, нищеты и униженія, когорымх подвергаются люди этого сорта, достойны изученія въ психологическомъ смыслѣ. Жизнь ихъ представляетъ вѣроятно безпрерывную перспективу сильныхъ ощущеній и волненій. Мистриссъ Бекки – должно ли въ этомъ признаваться? причислила себя къ разряду этихъ существъ, и была между ними въ своей сферѣ. Съ этими цыганами перекочевывала она изъ страны въ страну, изъ одного города въ другой. Въ картежныхъ домахъ Германіи повсюду знали мистриссъ Родонъ. Она и Madame de Cruchecassée содержали во Флоренціи свое собственное заведеніе въ этомъ родѣ. Носился слухъ, что ее выпроводили изъ Мюнхена съ большимъ скандаломъ, и пріятель мой Фредерикъ Пинсонъ, разсказывалъ, что въ ея лозанскомъ домѣ онъ проигралъ, послѣ веселаго ужина, восемьсотъ фунтовъ майору Лодеру и мистеру Десису. Мы, какъ видите, принуждены заглянуть и въ эту часть біографіи мистриссъ Бекки, но само-собою разумѣется, чѣмъ меньше говорить объ этомъ, тѣмъ лучше.