Текст книги "Базар житейской суеты. Часть 4"

Автор книги: Уильям Теккерей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Все знаетъ онъ, говорила мистриссъ Эмми, – и нѣтъ для него тайнъ въ искусствахъ и наукахъ. Какое у него общество, какіе вечера! Вы сами человѣкъ образованный: многому учились, многое читали, вы такъ умны, Вилльямъ, такъ проницательны– не запирайтесь: покойникъ всегда отзывался о васъ съ самой лестной стороны – вы, говорю я, непремѣнно придете въ восторгъ отъ вечеровъ мистера Виля, профессора моего Джорджиньки. У него собираются въ послѣдній вечеръ каждаго мѣсяца. Онъ говоритъ, что Джорджинька можетъ добиваться какого угодно мѣста въ Парламентѣ, или въ университетѣ по ученой части. Вы не можете представить, какъ онъ уменъ. Да вотъ не хотите ли удостовѣриться собственными глазами.

И подойдя къ фортепьяно, она вынула изъ ящика тетрадку, гдѣ хранилось собственноручное сочиненіе Джорджа. Сей великій памятникъ генія находится еще до сихъ поръ въ распоряженіи мистриссъ Эмми. Вотъ онъ:

О самолюбіи. – Изъ всѣхъ возможныхъ пороковъ, унижающихъ характеръ человѣка, самолюбіе есть порокъ самый ненавистный, чудовищный, и достойный презрѣнія. Непозволительная любовь къ самому себѣ, или лучше, къ своему я, неизбѣжно ведетъ къ самымъ ужаснымъ, страшнымъ преступленіямъ, и причиняетъ величайшія несчастія какъ цѣлымъ обществамъ, такъ и фамиліямъ отдѣльно взятымъ. Такъ мы видимъ, что самолюбивый мужъ вовлекаетъ въ нищету свое семейство, и нерѣдко причиняетъ оному гибель. Такъ случастся равномѣрно, что и глава цѣлаго общества наноситъ оному обществу ужасный вредъ, если не обуздываетъ, силою воли, порывовъ своего самолюбія.

Примѣръ. – Самолюбіе Ахиллеса, какъ справедливо замѣтилъ поэтъ Гомеръ, причинило Грекамъ тысячи несчастій (См. Hom. Iliad. Lib. 1. v. 2). Такъ, и въ наше время, самолюбіе покойнаго Наполеона Бонапарта причинило Европейцамъ безчисленныя бѣдствія. Да и что выигралъ самъ онъ, сей новый Ахиллесъ нашего времени? Гибель, всеконечную гибель: его изгнали изъ Европы и заточили на пустынномъ островѣ среди Атлантическаго Океана, на островѣ Св. Елены.

Изъ всѣхъ сихъ примѣровъ легко можетъ убѣдиться всякій, что намъ никакъ не должно слѣдовать обманчивымъ внушеніямъ своекорыстныхъ и честолюбивыхъ разсчетовъ. Напротивъ-того, мы всѣми мѣрами должны стараться, при своемъ образѣ дѣйствія, сообразоваться съ интересами и разсчетами своихъ ближнихъ.

Джорджъ Седли Осборнъ.

Сочинено въ домѣ Минервы, 24 апрѣля, 1827.

– Какъ вамъ это покажется? Въ его лѣта приводитъ примѣры изъ греческихъ писателей на ихъ собственномъ языкѣ! продолжала восторженная мать. О, Вилльямъ, прибавила она, протягивая свою руку майору, – какое сокровище Провидѣніе ниспослало мнѣ въ этомъ малюткѣ! Онъ единственное утѣшеніе моей жизни, онъ… онъ – истинный образъ и подобіе своего отца!

«Сердиться ли мнѣ, что она по сю пору такъ вѣрна ему? думалъ Вилльямъ. Ревновать ли мнѣ ее къ своему другу, истлѣвшему въ могилѣ? Могу ли я сѣтовать, что Амелія способна полюбить только однажды и навсегда? О, Джорджъ, Джорджъ, какъ мало ты умѣлъ цѣнить сокровище, бывшее въ твоихъ рукахъ!»

Эта мысль быстро промелькнула въ головѣ Вилльяма, когда онъ держалъ руку Амеліи, приставившей платокъ къ своимъ глазамъ.

– Другъ мой, говорила она, – вы всегда были такъ предупредительны, такъ добры ко мнѣ!.. Тсс! Папа кажется проснулся, – извѣстите завтра Джорджиньку, обѣщайте мнѣ это.

– Навѣщу, только не завтра, сказалъ бѣдный майоръ Доббинъ. Дайте напередъ поуправиться мнѣ съ своими дѣлами.

Онъ не считалъ нужнымъ признаться, что еще не видѣлся съ своими родителями и сестрицей Анной; всякой благонамѣренный читатель, нѣтъ сомнѣнія, побранитъ за это опущеніе почтеннаго моего друга. Скоро онъ простился съ мистриссъ Эмми и ея отцомъ, оставивъ имъ, на всякой случай, городской адресъ Джоя.

Такъ прошелъ первый день по прибытіи майора Доббина въ британскую столицу.

Когда онъ воротился въ гостинницу Пестраго Быка, жареная курица, приготовленная къ обѣду, совсѣмъ простыла, и въ этомъ охлажденномъ состояніи мистеръ Доббинъ скушалъ ее за ужиномъ. Зная очень хорошо, что члены родной его семьи ложатся спать очень рано, майоръ разсчиталъ, что было бы весьма неблагоразумно безпокоить ихъ своимъ визитомъ въ такую позднюю пору, и на этомъ основаніи онъ отправился провести вечеръ въ партерѣ Геймаркетскаго театра, гдѣ, думать надобно, было ему очень весело.

ГЛАВА LVIII
Старое фортепьяно

Визитъ майора погрузилъ престарѣлаго Джона Седли въ бездну раздумья и душевнытъ волненій. Во весь этотъ вечеръ Амелія уже никакъ не могла обратить своего отца къ его обыкновеннымъ занятіямъ и развлеченіямъ. Лишь-только неожиданный гость вышелъ со двора, мистеръ Седли принялся копаться въ своихъ ящикахъ и конторкахъ, перерылъ ихъ и перевязалъ бумаги дрожащими руками, сортируя все, какъ слѣдуетъ, по статьямъ, которыя надлежало представать вниманію Джозефа, какъ-скоро нога его переступитъ черезъ порогъ родительскаго дома. Все приведено было въ стройный, систематическій порядокъ, и ниточки, и тесёмки, и покромки, и векселя, и росписки, и письма, полученныя въ разное время, отъ юристовъ и корреспондентовъ по коммерческимъ дѣламъ. При одномъ взглядѣ на эти документы можно было видѣть, напримѣръ, какой правильный ходъ, съ самаго начала, приняла торговля винами, неудавшаяся потомъ вслѣдствіе какихъ-то непостижимыхъ обстоятельствъ, которыхъ при всей прозорливости, нельзя было ни предвидѣть, ни предотвратить. Проектъ относительно торговли каменнымъ углемъ былъ также составленъ превосходно, и будь на тотъ разъ необходимый капиталъ у мистера Седли, нѣтъ сомнѣнія, онъ ворочалъ бы мильйонами на британской биржѣ. Патентованныя пильныя мельницы, знаменитый проектъ относительно удобосгараемости опилокъ, равно какъ другіе, болѣе или менѣе замѣчательные проекты и планы, были еще разъ пересмотрѣны и приведены въ очевиднѣйшую извѣстность. Было уже далеко за полночь, когда мистеръ Седли окончательно обозрѣлъ всѣ эти документы, и пересталъ ходить, дрожащею стопой, изъ одной комнаты въ другую. Причемъ нагорѣлая свѣча трепетала и тряслась въ его слабой рукѣ.

– Насилу-то управился, сказалъ наконецъ мистеръ Седли, въ назиданіе своей дочери, слѣдившей за всѣми движеніями старца, – вотъ это бумаги по виннымъ погребамъ, а вотъ опилочные документы, угольные, селитряные. Вотъ мои письма въ Калькутту и Мадрасъ, и отвѣты изъ Индіи майора Доббина, кавалера Бани, а вотъ и письмо Джозефа. Надѣюсъ, другъ мой Эмми, заключилъ старый джентльменъ, – что сынъ мой не найдетъ никакой неправильности во всѣхъ этихъ дѣлахъ.

Эмми улыбнулась.

– Едва-ли, папа, Джой станетъ смотрѣть на эти бумаги, сказала она, – я не думаю,

– Ты, мой другъ, не знаешь этихъ вещей, возразилъ старецъ, многозначительно кивая головой.

Дѣйствительно, мистриссъ Эмми не отличалась тутъ особенными свѣдѣніями, но и слишкомъ свѣдущія особы, какъ намъ кажется, заслуживаютъ иногда большаго сожалѣнія. Всѣ эти грошовые документы, разложенные на столѣ, старикъ тщательно прикрылъ чистымъ шелковымъ платкомъ, полученнымъ изъ Индіи въ подарокъ отъ майора Доббина, и отдалъ торжественное приказаніе домовой хозяйкѣ и ея служанкѣ, чтобы онѣ ни подъ какимъ видомъ не осмѣливались трогать этихъ бумагъ, имѣющихъ быть представленными на разсмотрѣніе «господину Джорджу Седли, высокородному сановнику ост-индской Компаніи, воротившемуся изъ Калькутты въ Лондонъ». Этотъ инспекторскій смотръ долженъ, по всѣмъ разсчетамъ, начаться завтра по-утру.

И на другой день по-утру Амелія нашла своего отца еще болѣе недужнымъ, печальнымъ и разстроеннымъ, нежели какимъ былъ онъ въ послѣднее время.

– Мнѣ что-то дурно спалось въ эту ночь, другъ мой Эмми, сказалъ онъ, я думалъ о бѣдной моей Бесси. Какъ бы теперь хорошо было ѣздить. ей въ каретѣ Джоя, если бы она была жива! Были времена, когда мистриссъ Седли держала свои собственный экипажъ.

И глаза его наполнились слезами, заструившимися по его старческому, морщинистому лицу. Амелія отерла ихъ своимъ платкомъ, съ улыбкой поцаловала старика, сдѣлала щегольской узелъ на его галстухѣ, и украсила его грудь превосходною булавкой. Затѣмъ мистеръ Седли надѣлъ великолѣпныя манжеты, праздничный фракъ, и принялся въ этомъ нарядѣ ожидать своего сына съ шести часовъ утра.

* * *

На главной Соутамптонской улицѣ есть блистательные магазины съ готовымъ платьемъ, откуда черезъ прозрачныя стекла проглядываютъ днемъ и ночью пышные жилеты всѣхъ сортовъ, шелковые и бархатные, бланжевые и малиновые, сизые и голубые. Тутъ же разставлены въ симметрическомъ порядкѣ послѣднія модныя картинки съ изображеніемъ чудныхъ джентльменовъ, плутовски-лорнирующихъ окружающіе предметы; чудныхъ мальчиковъ съ огромными бычьими глазами и курчавыми волосами; чудно-безобразныхъ леди въ амазонскомъ платьѣ, галопирующихъ въ Пиккадилли подлѣ вновь сооруженной статуи Ахиллеса. Мистеръ Джой, какъ любознательный путешественникъ, обратилъ ученое вниманіе на всѣ эти произведенія изящнаго искусства, и хотя калькуттскіе художники снабдили его разнообразными и богатѣйшими статьями мужскаго туалета, однакожь, при въѣздѣ въ британскую столицу, онъ считалъ теперь неизбѣжно-необходимымъ запастись и украсить свою особу наилучшими произведеніями европейской иголки. На этомъ основаніи, сановникъ Индіи пріобрѣлъ для себя превосходные жилеты: малиновый атласный, испещренный золотистыми бабочками, черный бархатный съ волнистымъ воротникомъ и красный тортановый съ бѣлыми полосками. Прибавивъ къ этому сокровищу богатѣйшій голубой атласный галстухъ съ золотой булавкой огромнаго размѣра, мистеръ Седли, самодовольный и счастливый, разсчиталъ весьма основательно, что онъ можетъ теперь, съ нѣкоторымъ достоинствомъ, въѣхать въ столицу Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Въ послѣдніе десять лѣтъ характеръ Джоя нѣсколько перемѣнился. Прежняя застѣнчивость и дѣвственная робость, вызывавшая краску на его лицо, уступили теперь мѣсто болѣе прочному и мужественному сознанію своихъ собственныхъ достоинствъ.

– Признаюсь откровенно, господа, говаривалъ ватерлооскій Седли своимъ калькуттскимъ друзьямъ, люблю опрятность въ своемъ костюмѣ, и даже допускаю необходимость щегольства, потому-что хорошее платье служитъ нѣкоторымъ-образомъ вывѣскою душевныхъ свойствъ.

Присутствіе дамъ нѣкоторымъ-образомъ смущало его на губернаторскихъ балахъ въ Калькуттѣ: онъ краснѣлъ и даже съ безпокойствомъ отвращалъ отъ нихъ свои взоры; но все это происходило по большей части изъ опасенія, чтобъ какая-нибудь леди не вздумала въ него влюбиться. Джой разсказывалъ всѣмъ и каждому, что онъ чувствуетъ рѣшительное отвращеніе отъ женитьбы. Не было однакожь во всей Бенгаліи такого франта, какъ ватерлооскій Седли, онъ давалъ холостякамъ роскошные обѣды, и столовый его приборъ изъ массивнаго серебра, считался лучшимъ въ ост-индской столицѣ.

На выборъ приличнаго ассортимента галстуховъ и жилетовъ употребленъ былъ почти цѣлый день, за исключеніемъ утра, посвященнаго наниманію европейскаго слуги, который, вмѣстѣ съ туземцемъ, долженъ былъ ухаживать за особой мистера Седли. Другой день былъ собственно посвященъ выгрузкѣ изъ корабля вещей этого сановника, и Джой, отдавая порученіе агенту, смотрѣлъ и наблюдалъ собственными глазами, какъ приводили въ порядокъ его сундуки, ящики, книги, которыхъ никогда онъ не читалъ, и богатѣйшій ассортиментъ кашмировыхъ шалей, назначенныхъ въ подарокъ особамъ, которыхъ никогда онъ не видалъ.

Наконецъ, уже на третій день, мистеръ Джозефъ Седли, въ новомъ жилетѣ и новомъ галстухѣ европейскаго издѣлія, рѣшился двинуться съ мѣста для совершенія окончательнаго пути въ столицу. Чувствительный къ холоду туземецъ, постукивая зубами, закутался шалью, и помѣстился на козлахъ подлѣ новаго европейскаго слуги. Джой закурилъ трубку и сѣлъ въ коляску. Поѣздъ былъ вообще великолѣпный, такъ-что мальчишки повсюду встрѣчали его дружнымъ «ура», и многіе воображали, что знаменитый путешественникъ долженъ быть по крайней мѣрѣ генералъ-губернаторъ.

Это ужь само-собою разумѣется, что мистеръ Седли повсюду склонялся снисходительно на просьбы содержателей гостинницъ, приглашавшихъ его выйдти изъ экипажа и освѣжиться за ихъ гостепріимнымъ столомъ. Еще въ Соутамптонѣ онъ скушалъ нѣсколько яичекъ въ-смятку и три или четыре форели подъ жирнымъ соусомъ, такъ-что оказалась настоятельная необходимость залить эти яства стаканчикомъ хорошаго хереса, и эту обязанность путешественникъ выполнилъ въ Винчестерѣ, гдѣ экипажъ остановился для первой смѣны лошадей. Въ Альтонѣ мистеръ Седли вышелъ изъ коляски по предложенію европейскаго слуги, напомнившаго, что въ этомъ мѣстечкѣ приготовляютъ отличный портеръ. Въ Фарнгеймѣ, послѣ обозрѣнія епископскаго замка, онъ остановился собственно затѣмъ, чтобы перекусить что-нибудь. Здѣсь приготовили для него легкій обѣдъ, и мистеръ Седли кушалъ съ большимъ аппетитомъ маринованные угри, телячьи котлетки и французскіе бобы, послѣ которыхъ понадобилась бутылка кларета. На слѣдующей станціи, въ Багшотъ-Гитѣ, онъ подкрѣпилъ себя стаканомъ горячаго пунша единственно потому, что индійскій его лакей, прозябшій въ дорогѣ, выпросилъ позволеніе погрѣться въ трактирѣ этого мѣстечка. Словомъ путешествіе совершалось очень весело, и къ концу его мистеръ Седли, нагруженный портеромъ, виномъ котлетками, ростбифомъ, ветчиной, вишневкой и табакомъ, представлялъ изъ себя истянное подобіе маленькаго буфета на пароходѣ. Былъ уже поздній вечеръ, когда коляска его съ громомъ подкатилась къ маленькому подъѣзду на Аделаидиныхъ Виллахъ. Руководимый чувствомъ сыновней любви, мистеръ Седли прямо въѣхалъ въ домъ своего отца, не заглянувъ даже въ гостинницу Пестраго Быка, гдѣ Доббинъ приготовилъ для него великолѣпную квартиру.

Изъ всѣхъ оконъ на Аделаидиныхъ Виллахъ выставилась разнообразная коллекція лицъ, мужскихъ и женскихъ, и все мгновенно переполошилось въ квартирѣ старика Седли. Маленькая служанка выбѣжала къ воротамъ; мистриссъ Клеппъ и миссъ Мери взапуски бросились изъ кухни къ открытому окну; мистриссъ Эмми, задыхаясь отъ внутренняго волненія, остановилась въ корридорѣ между шляпами, сюртуками и шинелями; старикъ Седли, неподвижный и степенный, остался въ гостиной на своемъ мѣстѣ и трепеталъ всѣмъ тѣломъ при мысли о торжественномъ свиданіи. Джой опустился на подножки и вышелъ изъ экипажа въ ужасномъ состояніи. Его поддерживали новый соутамптонскій лакей и несчастный туземецъ, дрожавшій отъ стужи, какъ въ лихорадкѣ, такъ-что бурное лицо его побагровѣло, и сдѣлалось по цвѣту нѣсколько похожимъ на зобъ индѣйки. Проводивъ своего господина, горемычный Лоллъ Джуабъ усѣлся въ корридорѣ на скамьѣ, и скоро здѣсь нашли его мистриссъ и миссъ Клеппъ въ самомъ жалкомъ положеніи: посинѣлый туземецъ страшно моргалъ своими желтыми глазами, и отчаянно стучалъ бѣлыми зубами.

Хозяйка и дочь ея, озадаченныя видѣніемъ страшнаго туземца, прибѣжали въ корридоръ съ единственною цѣлью подслушать, что происходило въ затворенной гостиной, гдѣ соединились теперь всѣ остававшіеся въ живыхъ члены семейства Седли. Старикъ былъ очень растроганъ, дочь его тоже, и самъ Джой, думать надобно, былъ тоже подъ вліяніемъ сильнѣйшихъ ощущеній. Десятилѣтняя разлука способна произвести могущественное впечатлѣніе даже на закоренѣлаго эгоиста, и не разъ, въ этотъ промежутокъ времени, онъ подумаетъ о кровныхъ связяхъ и родительскомъ домѣ. Дальность разстоянія освящаетъ и то, и другое. Продолжительное размышленіе объ утраченныхъ удовольствіяхъ, испытанныхъ на родинѣ, обыкновенно увеличиваетъ ихъ очарованіе и прелесть. Джой былъ искренно радъ видѣть своего отца, и съ неподдѣльнымъ восторгомъ обнялъ свою сестру, которую, передъ отъѣздомъ на чужбину, оставилъ въ цвѣтѣ молодости и красоты. Но перемѣна, произведенная въ недужномъ старцѣ временемъ, печалью и несчастными обстоятельствами, огорчила Джоя. Эмми была въ траурѣ. Объясняя причину этого явленія своему брату, она шопотомъ извѣстила его о смерти матери, и намекнула, чтобы онъ не заводилъ объ этомъ рѣчи въ настоящую минуту. Тщетная предосторожность! Старикъ Седли самъ немедленно началъ этотъ печальный разговоръ, и повѣствуя о подробностяхъ, сопровождавшихъ кончину его супруги, расплакался какъ дитя. Это въ высшей степени растрогало индійскаго набоба, и тутъ, едва ли не первый разъ въ жизни, увидѣлъ мистеръ Джой, что онъ далеко не отличается тою гранитною твердостью духа, какимъ воображалъ въ себѣ до настоящей мипуты.

Результатъ свиданія былъ вѣроятно удовлетворителенъ во всѣхъ отношеніяхъ. Когда Джой снова сѣлъ въ коляску, и отправился къ гостинницѣ Пестраго Быка, Эмми обняла отца съ необыкновенною нѣжностью, и бросая на него тбржествующій взглядъ, спросила:

– Не правда ли, папа, я всегда вамъ говорила, что у Джоя чувствительное сердце?

– Правда, дочь моя, правда, отвѣчалъ утѣшенный старикъ.

Въ самомъ дѣдѣ, Джозефъ Седли приведенъ былъ въ трогательное умиленіе бѣдственнымъ положеніемъ своихъ родныхъ и, слѣдуя первому побужденію своего сердца, объявилъ, что съ этой поры отецъ его и сестра не будутъ болѣе терпѣть никакихъ житейскихъ неудобствъ. Онъ пріѣхалъ въ Англно надолго, быть-можетъ даже, навсегда. Его домъ и всѣ предметы домашняго хозяйства будутъ въ ихъ полномъ распоряженіи. Амелія займетъ первое мѣсто за столомъ, и мистеръ Джой надѣялся, что она будетъ у него превосходною хозяйкой, до тѣхъ поръ по крайней мѣрѣ, пока не прійдетъ ей въ голову желаніе обзавестись своимъ собственнымъ хозяйствомъ.

Эмми грустно покачала головой и, какъ водится, миньятюрное ея личико оросилось крупными слезами. Она знала на что собственно хотѣлъ намекнуть любезный ея братецъ. Она и молодая ея подруга, миссъ Мери, долго и подробно разсуждали объ этой матеріи ночью послѣ перваго майорскаго визита. Сообщая плоды своихъ собственныхъ наблюденій и открытій, миссъ Мери описала обстоятельно, какъ майоръ невольно обнаружилъ свои чувства послѣ встрѣчи съ достопочтеннымъ Бинни, и какъ былъ онъ радъ, когда узналъ, что ему нечего бояться соперниковъ.

– И развѣ сами вы не замѣтили, какъ онъ весь затрепеталъ, когда вы спросили, не женатъ ли онъ? Припомните, съ какимъ негодованіемъ былъ произнесенъ его отвѣтъ: «кто сообщилъ вамъ эту ложную вѣсть?» И вѣдь дѣло въ томъ, сударыня, что онъ ни на минуту не отрывалъ отъ васъ своихъ глазъ. Я даже увѣрена, что онъ и посѣдѣлъ-то отъ любви къ вамъ.

Амелія взглянула на свою постель, на драгоцѣнные портреты, висѣвшіе надъ ней, и сказала своей молодой подругѣ, чтобы она никогда, никогда не заикалась впередъ объ этомъ предметѣ.

– Майоръ Доббинъ, конечно, прекрасный человѣкъ; въ этомъ спора нѣтъ, продолжала мистриссъ Эмми, – онъ былъ искреннимъ другомъ покойнаго моего мужа, и я должна сказать по совѣсти, что мы съ Джорджинькой осыпаны его благодѣяніями. Благодарность моя къ Вилльяму безпредѣльна, и я люблю его, какъ брата, но дѣло въ томъ, мой другъ, что женщина, бывшая уже однажды замужемъ, не можетъ думать о второмъ бракѣ, если мужъ ея былъ такимъ чуднымъ… несравненнымъ.

Тутъ Амелія указала на стѣну, и залилась горючими слезами.

Миссъ Мери испустила глубокій вздохъ. Былъ и у нея дражайшій другъ сердца, нѣкто мистеръ Томкинсъ, молодой помощникъ хирурга. Уже давно слѣдитъ онъ за нею пытливымъ взоромъ на всѣхъ собраньяхъ и гуляньяхъ, и давно уже сердце молодой дѣвушки пылаетъ нѣжной страстью. Предложи онъ ей руку, она готова быть его женой хоть сію-же минуту, но что ей дѣлать если мистеръ Томкинсъ снизойдетъ въ преждевременную могилу? А это очень можетъ быть. Говорятъ, будто молодой человѣкъ страдаетъ чахоткой, и это подтверждается багрянымъ цвѣтомъ его лица. Вотъ о чемъ задумалась миссъ Мери, и вотъ отчего испустила она глубочайшій вздохъ.

Зная однакожь въ совершенствѣ нѣжную къ себѣ привязанность майора, мистриссъ Эмми не чувствовала въ его присутствіи ни малѣйшаго безпокойства, и не думала награждать презрѣніемъ его рѣшительную страсть. Зачѣмъ и для чего? Намъ извѣстно фактически, что проявленіе истинной страсти никогда не огорчаетъ прекрасныхъ представительницъ женскаго пола. Дездемона не сердилась на Кассіо, хотя нѣтъ въ томъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что она знала пристрастіе къ себѣ этого джентльмена, и я даже увѣренъ, что были въ этой исторіи нѣкоторыя тайны, остававшіяся неизвѣстными для достойнаго Мавра. Миранда была даже снисходительна и добра къ чувствительыому Калибану, хотя, разумѣется еи и въ голову не приходило ободрять страсть этого гадкаго чудовища – какъ это можно? По этой же самой причинѣ, мистриссъ Эмми отнюдь не думала разжигать и поощрять страсть честнаго Вилльяма. Она будетъ конечно стоять съ нимъ на дружеской ногѣ, какъ этого онъ заслуживалъ за свою испытанную вѣрность, она будетъ съ нимъ ласкова, любезна и совершенно откровенна до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, не сдѣлаетъ онъ формальнаго предложенія. Тогда совсѣмъ другое дѣло. Тогда мистриссъ Эмми еще успѣетъ разъ навсегда положить предѣлъ дерзкимъ надеждамъ своего искренняго друга. Теперь торопиться не къ чему: пусть его мечтаетъ, если это доставляетъ ему удовольствіе.

Подъ вліяніемъ этихъ успокоительныхъ и младенчески-невинныхъ размышленій, мистриссъ Эмми уснула въ эту ночь самымъ сладкимъ сномъ, и она чувствовала себя рѣшительно счастливою, несмотря на запоздалость Джоя.

– Это однакожь хорошо, и я рада, что Вилльямъ не женился на миссъ Одаудъ, думала мистриссъ Эмми. Сестра полковника Одаудъ едва-ли можетъ составить приличную партію для такого совершеннѣйшаго джентльмена, какъ майоръ Доббинъ.

Какая же смертная, изъ амеліиныхъ знакомыхъ, могла совершеннѣйшимъ образомъ осчастливить честнаго Вилльяма? Ужь конечно не миссъ Бинни: она слишкомъ стара, сварлива и злоязычна. Миссъ Осборнъ тоже черезъ-чуръ стара. Малютка Мери слишкомъ молода. Кто же? – Мистриссъ Осборнъ ннкакъ не могла подобрать приличной партіи для своего друга, и въ этомъ раздумьи пошла спать.

Поутру на другой день, когда уже были сдѣланы окончательно всѣ распоряженія къ приличной встрѣчѣ Джоя, почтальнонъ принесъ отъ него письмо съ штемпелемъ изъ Соутамптона. Джой писалъ сестрѣ, что, утомленный трудностями продолжительнаго морскаго путешествія, онъ отдыхаетъ покамѣсть въ гостинницѣ, и выѣдетъ изъ Соутамптона завтра поутру. Завтра же вечеромъ онъ надѣется увидѣться съ своимъ отцомъ и матерью, которымъ препровождаетъ теперь свое глубокое почтеніе и усердный поклонъ.

Читая это посланіе своему отцу, Амелія инстинктивно пріостановилась надъ послѣдней фразой, было ясно, что братъ ея не зналъ еще о смерти своей матери. Онъ и не могъ знать, хотя майоръ разсчитывалъ съ нѣкоторою основательностью, что дорожный его товарищъ прйшетъ въ движеніе не иначе, какъ черезъ сутки, однакожь, послѣ свиданья съ Амеліей, онъ не написалъ къ Джою о послѣднемъ несчастіи, постигшемъ семейство Седли.

То же утро и отъ того же джентльмена привезло письмо къ майору Доббину въ гостинницу Пестраго Быка. Свидѣтельствуя свое искреннее почтеніе майору, Джой извинялся, что онъ такъ неосторожно вспылилъ на него вчера по-утру: у него демонски болѣла голова, и притомъ первый сонъ на сухопутной постели такъ сладокъ и пріятенъ послѣ этой корабельной качки. Въ заключеніе, онъ убѣдительно просилъ обязательнаго Доба занять въ гостинницѣ Пестраго Быка приличную квартиру для мистера Седли и его прислуги. Впродолженіе этого путешествія, майоръ сдѣлался совершенно необходжмымъ для Джоя, и онъ привыкъ разсчитывать на его готовность къ одолженіямъ всякаго рода. Другіе пассажиры почти всѣ уѣхали въ Лондонъ. Молодой Риккетсъ и пріятель его Чефферсъ въ тотъ же день отправились въ дилижансѣ: Риккетсъ помѣстился на козлахъ, и отобралъ у кучера возжи. Морской докторъ ускакалъ въ Портси, къ своему семейству; капитанъ Браггъ поторопился къ своимъ друзьямъ, оставивъ на кораблѣ своего перваго помощника, занятаго выгрузкою товаровъ. такимъ-образомъ мистеръ Джой очутился одинокимъ въ Соутамптонѣ, и быть-можетъ онъ потерпѣлъ бы страшную скуку, если бы содержатель гостинницы не согласился раздѣлить съ нимъ его обѣдъ и бутылку вина.

Въ тотъ же день и въ тотъ же часъ майоръ Доббинъ обѣдалъ у своего отца, альдермена. Сестрица его, Анна, уже знала, что онъ былъ на Аделаидиныхъ виллахъ, у мистриссъ Джорджъ Осборнъ. Откуда и какъ дошли до нея эти свѣдѣнія – прикрыто мракомъ неизвѣстности. Самъ майоръ не любилъ никакихъ сплетней, и мы знаемъ, что, въ домѣ своего отца, онъ не заикнулся ни полсловомъ объ этомъ визитѣ.

* * *

По прибытіи въ столицу, мистеръ Джой устроілся съ величайшимъ комфортомъ въ аппартаментахъ, приготовленныхъ для него заботливостію майора. Весела и беззаботно покуривалъ онъ свой гукахъ, и еще веселѣе отправлялся каждый вечеръ въ спектакли лондонскихъ театровъ. Вполнѣ счастливый и довольный своей судьбою, мистеръ Джой, нѣтъ сомнѣнія, согласился бы навсегда остаться въ гостинницѣ Пестраго Быка, что на Мартынскомъ переулкѣ, еслибы такому намѣренію не воспрепятствовалъ майоръ Доббинъ. Этотъ юркій джентльменъ не давалъ бенгальскому сановнику покоя до той поры, пока онъ не рѣшился привести въ исполненіе свое обѣщаніе, относительно устройства дома для Амеліи и ея престарѣлаго отца. Джой былъ податливъ и сговорчивъ въ постороннихъ рукахъ, и мистеръ Доббинъ обнаруживалъ необыкновенную дѣятельность всякій разъ, когда приходилось ему хлопотать въ пользу какого-нибудь пріятеля или друга. При такомъ порядкѣ вещей, сановникъ ост-индской компаніи вполнѣ подчинился дипломатическимъ хитростямъ майора, и обнаружилъ совершеннѣйшую готовность плясать подъ его дудку. Скоро начались покупки, наймы, передѣлки и поправки. Горемычный туземецъ, Лоллъ Джуабъ, подвергавшійся на европейской почвѣ безпрестаннымъ насмѣшкамъ отъ уличныхъ мальчишекъ, былъ отправленъ назадъ въ Калькутту на одномъ изъ ост-индскихъ кораблей, гдѣ альдерменъ Доббинъ имѣлъ свой пай. Это отправленіе, какъ и слѣдовало ожидать, совершилось уже тогда, какъ онъ выучилъ европейскаго слугу приготовлять для своего господина корри, пилавъ и трубку на индійскій манеръ.

Первымъ дѣломъ мистера Джоя было заказать для себя щегольской экипажъ у перваго столичнаго каретника, и мы не беремся передавать душевнаго восторга, съ какимъ индійскій сановиикъ слѣдилъ за сооруженіемъ этой парадной колесницы. Вслѣдъ затѣмъ были пріобрѣтены кургузые рысаки отличной породы, и мистеръ Джой началъ свои торжественные выѣзды на публичныя гулянья. Амелія весьма нерѣдко сидѣла на этихъ выѣздахъ подлѣ своего брата, и тутъ же, на заднемъ планѣ, рисовался Вилльямъ Доббинъ. Повременамъ экипажъ отдавался въ распоряженіе старика Седли и его дочери: въ этихъ случаяхъ ѣздила съ ними и миссъ Клеппъ. Восторгъ этой дѣвицы, щеголявшей по обыкновенію въ желтой шали, доходилъ до огромнѣйшихъ размѣровъ, когда коляска проѣзжала мимо извѣстной аптеки, откуда, черезъ сторы, любовался на нее извѣстный молодой человѣкъ съ чахоточнымъ цвѣтомъ лица.

Вскорѣ послѣ появленія Джоя на Аделаидиныхъ Виллахъ, произошла весьма печальная и горестная сцена въ той скромной хижинѣ, гдѣ семейство Седли провело послѣднія десять лѣтъ своей жизни. Въ одинъ пасмурный день, къ воротамъ этой хижины подъѣхала коляска Джоя (экипажъ наемный, употреблявшійся до сооруженія торжественной колесницы), и увезла старика Седли и мистриссъ Эмми, которымъ не суждено было больше возвращаться на Аделаидины Виллы. Хозяйка и дочь ея проливали, при этой разлукѣ, самыя горестныя и притомъ совершенно искреннія слезы, какія только проливались когда-нибудь впродолженіе этой незатѣйливой исторіи. И какъ же иначе? Мистриссъ и миссъ Клеппъ, пользовавшіяся дружелюбнымъ расположеніемъ мистриссъ Эмми, не слыхали отъ нея ни одного грубаго или жесткаго слова во все это время. Олицетворяя въ себѣ необыкновенную снисходительность и душевную доброту, Амелія всегда была благодарна, всегда ласкова и мила, даже въ томъ случаѣ, когда домовая хозяйка, выведенная изъ терпѣнья, безотвязно требовала денегъ за квартиру. И теперь, при окончательной разлукѣ, мистриссъ Клеппъ осыпала себя горькими упреками за неосторожныя выраженія, какія, въ разное время, она позволяла себѣ употреблять противъ этихъ несравенныхъ жильцовъ. Да, ужь теперь не найдти имъ такихъ жильцовъ, это ясно какъ день, и горько плакала мистриссъ Клеппъ, прибивая къ своимъ окнамъ билетикъ съ обозначеніемъ, что «сіи комнатки отдаются внаймы». Послѣдствія оправдали печальныя предчувствія: новые жильцы были дурны изъ рукъ вонъ. Сокрушаясъ о постепенной порчѣ человѣческаго рода, мистриссъ Клеппъ надѣялась утѣшить себя тѣмъ, что наложила новую контрибуцію на чай, буттербродты и баранину съ хрѣномъ; но такая мѣра не произвела ожидаемыхъ послѣдствій. Нахлѣбники хмурились, ворчали, нѣкоторые не заплатили ни гроша, и всѣ мало-по-малу выѣхали изъ этой квартиры. Тѣмъ больше оказалось причинъ жалѣть этихъ старыхъ испытанныхъ друзей, оставившихъ ея домъ.

Что касается до миссъ Мери, горесть ея при разлукѣ съ Амеліей была такого рода, что я отказываюсь изобразить ее перомъ. Молодая дѣвушка, привыкшая видѣть мистриссъ Эмми каждый день, полюбила ее всѣми силами своей души, и теперь, когда коляска остановилась у воротъ, она бросилась въ объятія своей безцѣнной подруги, и обмерла на ея шеѣ. Амелія съ своей стороны была растрогана почти столько же, какъ сама миссъ Мери. Она любила ее какъ собственную дочь. Одиннадцать лѣтъ сряду эта дѣвочка была постояннымъ ея другомъ и повѣренной всѣхъ ея тайнъ. Разлука была дѣйствительно весьма прискорбна для обѣихъ особъ, и ужь, конечно, было рѣшено, что миссъ Мери какъ-можно чаще будетъ гостить въ большомъ новомъ домѣ, куда отправлялась на жительство мистриссъ Эмми. Молодая дѣвушка была, впрочемъ, увѣрена, что скромная леди можетъ быть вполнѣ счастливою только въ скромной и смиренной хижинѣ, какъ миссъ Клеппъ называла свои домикъ на языкѣ любимыхъ ею повѣстей и романовъ.

Станемъ, однакожь, надѣяться, что философія этой дѣвицы была построена на шаткомъ и ложномъ принципѣ. Немного счастливыхъ дней бѣдняжка Эмми провела въ этой хижинѣ, скромной и смиренной. Рука бѣдственной судьбы тяготѣла здѣсь надъ нею. Оставивъ Аделаидимы Виллы, Амелія уже никогда не возвращалась на свою прежнюю квартиру, и не любила встрѣчаться съ хозяйкой, ворчавшей нѣкогда на нее всякій разъ, какъ оказывалась недоимка въ квартирныхъ деньгахъ. Грубая фамильярность мистриссъ Клеппъ была столько же несносна, какъ ея брюзгливость. Ея приторное раболѣпство въ настоящую эпоху процвѣтанія мистриссъ Эмми всего менѣе приходилось по вкусу этой леди. Осматривая новый домъ своей прежней жилицы, мистриссъ Клеппъ восклицала отъ изумленія на каждомъ шагу, и превозносила до небесъ каждую мёбель и каждую бездѣлку туалета. Она ощупывала своими грубыми пальцами платья мистриссъ Осборнъ, и старалась опредѣлить ихъ относительную цѣнность. Нельзя было, по ея словамъ, пріискать наряда, вполнѣ достойнаго этой милой, доброй, несравненной и безцѣнной миледи. Тѣмъ живѣе, при этихъ вычурныхъ комплиментахъ, воображенію мистриссъ Эмми представлялись прежнія грубѣйшія выходки хозяйки, непринимавшей въ разсчетъ никакихъ соображеній, когда надлежало содрать съ жильца квартирную недоимку. Нерѣдко старуха Клеппъ упрекала Амелію въ глупой расточительности, когда она покупала какія-нибудь лакомства для больной матери или отца. Теперь она унижалась передъ счастливой женщиной, а нѣкогда мистриссъ Клеппъ командовала надъ нею безконтрольно въ ея плачевные дни безпрерывныхъ бѣдствій.