Текст книги "Базар житейской суеты. Часть 4"

Автор книги: Уильям Теккерей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА LIV
Тотъ же день и тотъ же предметъ

Озадаченная роковыми событіямй предшествующей ночи, мистриссъ Бекки долго не могла выйдти изъ своего оцѣпененія и пролежала въ постели до двѣнадцати чаеовъ. Звонъ воскресныхъ колоколовъ привелъ ее въ себя. Приподнявшись съ постели, она принялась наигрывать въ свой собственный колокольчикъ, призывая француженку-горничную, которая, какъ мы знаемъ, оставила ее за нѣсколько часовъ.

Мистриссъ Родонъ Кроли звонила долго и громко, но безъ всякаго успѣха, и хотя наконецъ она дернула за сонетку съ такимъ отчаяннымъ усиліемъ, что снурокъ отъ колокольчяка остался въ ея рукахъ, однакожь мамзель Фифина не явилась; – да, рѣшительно не явилась и тогда, какъ раздраженная миледи, съ оборванной сонеткой въ рукахъ и растрепанными волосами, выбѣжала въ корридоръ, и начала, громкимъ голосомъ и топая ногами, кликать свою служанку.

Дѣло въ томъ, что mademoiselle Fifine, не спросясь ничьего позволенія, изволила совсѣмъ оставить хозяйственное заведеніе на Курцонской улицѣ. Подобравъ брильянты и другія бездѣлки, оставленныя въ гостиной, Фифина взошла къ себѣ наверхъ и тщательно уложила. всѣ свои картонки, ящички и сундучки. Затѣмъ, выбравшись на улицу, она наняла извощичью карету для собственнаго употребленія, и вынесла собственноручно весь свой багажъ, безъ всякой посторонней помощи, въ которой вѣроятно ей бы отказали, такъ-какъ вся домашняя челядь ненавидѣла отъ всей души эту заносчивую Парижанку. Такимъ-образомъ, не простившись ни съ кѣмъ, мамзель Фифина покинула Курцонскую улицу однажды навсегда.

Игра, по ея мнѣнію, совсѣмъ окончилась въ этомъ малензькомъ хозяйствѣ, и mademoiselle Fifine уѣхала въ наемной каретѣ, какъ вѣроятяо многія изъ ея прекрасныхъ соотечественницъ поступили бы на ея мѣстѣ. Собираясь въ путь далекій, она забрала не только свои собственные пожитки, но и нѣкоторыя довольно замѣчательныя вещи, составлявшія собственность мистриссъ Кроли (если только можно допустить въ строгомъ смыслѣ какую-нибудь собственность у этой миледи). Кромѣ вышеупоминутыхъ брильянтовъ и нѣкоторыхъ нарядныхъ платьевъ, уже давно привлекавшихъ вниманіе этой любезной служанки, мамзель Фифи захватила ненарокомъ четыре богатѣйшіе вызолоченные подсвѣчника à la Louis-Quatorze, шесть вызолоченныхъ альманаховъ, столько же кипсековъ, золотую эмалевую табакерку, принадлежавшую когда-то мадамъ дю-Барри, хорошенькую маленькую чериильницу и перламутровый письменный приборъ, употреблявшійся въ извѣстныхъ случаяхъ при сочименіи очаровательныхъ записочекъ на розовой бумагѣ. Серебряныя вилки и ножи; лежавшіе на маленькомъ столикѣ по поводу petit festin, прерваннаго Родономъ, также исчезли изъ джентльменскаго домика вмѣстѣ съ исчезновеніемъ мамзель Фифины. Но другія металлическія принадлежности, неудобныя для перенесенія вслѣдствіе ихъ тяжеловѣсности, она оставила на своемъ мѣстѣ, и по этой же причинѣ остались неприкосновенности каминные приборы, каминныя зеркала и фортепьяно изъ розоваго дерева. Спустя нѣсколько времени, одна почтенная дама привлекательной наружности, похожая какъ двѣ капли воды на мамзель Фпфину, открыла въ Парижѣ модный магазинъ въ Rue du Helder, гдѣ она жила, пользуясь большимъ кредитомъ, и наслаждаясь покровительствомъ милорда Стейна. Эта особа отзывалась всегда объ Англіи, какъ о самой негодной странѣ въ мірѣ, и разсказывала своимъ молодымъ воспитанницамъ, что она была нѣкогда affreusement volée туземцами этого острова. Нѣтъ сомнѣнія, что изъ состраданія къ этимъ несчастіямъ, великодушный маркизъ оказывалъ свое покровительство почтеыной madame de Saint Amarante. Да здравствуетъ она мпогія лѣта на Базарѣ Житейской Суеты! Мы не будемъ имѣть съ ней никакого дѣла.

Услышавъ необыкновенную толкотню и движеніе внизу, мистриссъ Родонъ Кроли, пораженная сильнѣйшимъ негодованіемъ на безстыдство прислуги, неотвѣчавшей на ея многократный призывъ, накинула на плеча свои утренній пеньюаръ, и величественно сошла въ гостиную, откуда слышался этотъ демонскій гвалтъ.

Тамъ кухарка съ грязнымъ лицомъ и въ засаленомъ передникѣ, сидѣла на прекрасной ситцовой софѣ подлѣ мистриссъ Регтльсъ, которую подчивала мараскиномъ. Вертлявый пажъ, еще недавно разносившій розовыя записочки мистриссъ Кроли, и проворно вилявшій около ея маленькой коляски, запускалъ свои пальцы въ банку съ малиновымъ вареньемъ; каммердинеръ серьёзно разговаривалъ съ мистеромъ Реггльсомъ, котораго лицо выражало глубокое разстройство и печаль – и увы! хотя дверь была отворена, и Ребекка уже нѣсколько разъ топала своей миньятюрной ножкой, никто изъ слугъ не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на присутствіе миледи.

– Еще рюмочку, голубушка! говорила кухарка, обращаясь къ мистриссъ Реггльсъ, когда Ребекка стояла среди комнаты.

– Симпсонъ! Троттеръ! кричала раздраженная миледи. Какъ вы смѣсте здѣсь оставаться, когда слышите мой голосъ? Какъ вы смѣете сидѣть въ моемъ присутствіи? Гдѣ моя горничная?

Пажъ встрепенулся и поспѣшилъ высвободить изъ банки свои пальцы, но кухарка храбро додила свой стаканъ, и еще храбрѣе уставила глаза на мистриссъ Кроли. Ликеръ, повидимому, возбудилъ въ ней яростное присутствіе духа.

– Ваша софа! поди-ка-ты какія новости! сказала кухарка. Я сижу на софѣ мистриссъ Реггльсъ, не на вашей. Иистриссъ Реггльсъ, не шевелись, моя голубушка, не тревожься. Я сижу на собственной софѣ мистера и мистриссъ Реггльсъ; они купили ее на честныя деыежки, и дорого она имъ стоитъ, охъ какъ дорого! Какъ вы думаете, мистриссъ Реггльсъ, если я буду тутъ сидѣть до тѣхъ поръ, пока заплатятъ мое жалованье, долго-ли я просижу? Ха, ха, ха!

И затѣмъ кухарка налила себѣ другой стаканчикъ сладкаго ликера, и выпила его съ отвратительной злостью.

– Троттеръ! Симпсонъ! Вытолкайте эту пьяницу, кричала мистриссъ Кроли.

– Вытолкайте ее сами, если есть охота, сказалъ Троттеръ, каммердинеръ. Заплатите намъ деньги и, пожалуй, гоните всю прислугу. Мы знаемъ, добра нечего ждать отъ васъ.

– Неужели всѣ вы сговорились обижать меня? кричала Ребекка съ ужасающимъ неистовствомъ. Вотъ погодите, какъ скоро воротится мистеръ Кроли…

Но при этомъ слуги разразились такимъ адскимъ хохотомъ, что въ комнатѣ задребезжали стекла. Одинъ только мистеръ Реггльсъ, скромный и печальный, не принималъ участія въ отвратительной сценѣ.

– Мистеръ Кроли не воротится, сударыня, если вамъ угодно знать, сказалъ каммердинеръ. Онъ присылалъ сюда за своими вещами, но я не отдалъ ничего, хотя мистеръ Реггльсъ и совѣтовалъ отдать. Заплатите намъ жалованье, и мы уйдемъ. Я тутъ не останусь. Заплатите намъ жалованье, заплатите.

Каммердинеръ былъ пьянъ: это доказывали его багровыя щеки и дерзкій языкъ.

– Мистеръ Реггльсъ, сказала Бекки въ припадкѣ ужаснаго отчаянія, неужели вы не защитите меня отъ этихъ пьяницъ.

– Не буянь, Троттеръ, сдѣлай милость! сказалъ пажъ, сжалившійся надъ плачевнымъ состояніемъ своей миледи, и желавшій показать, что титулъ пьяницы къ нему никакъ не можетъ относиться.

– Мистриссъ Кроли, мистриссъ Кроли! воскликнулъ наконецъ мистеръ Реггльсъ. Думалъ ли я дожить до такого несчастнаго дня! Я знаю вашу фамилію съ дѣтскихъ лѣтъ. Тридцать лѣтъ былъ я каммердинеромъ у миссъ Матильды Кроли, и не грезилось мнѣ даже во снѣ, что одинъ изъ членовъ этой фамиліи раззоритъ меня въ конецъ… да, въ конецъ! говорилъ бѣдняга, заливаясь горькими слезами. Будетъ ли мнѣ отъ васъ какая-нибудь плата? Вы жили въ этомъ домѣ четыре года, кушали мой хлѣбъ, пользовались моею мебелью. Одного молока и масла вы набрали на мой счетъ больше чѣмъ на сотню фунтовъ стерлииговъ, а сколько пошло на васъ муки, яицъ и сливокъ въ эти четыре года! Одна ваша комнатпая собачка проѣдала больше, чѣмъ шиллингъ въ сутки!

– Зато она не заботилась о своей собственной плоти и крови, перебила кухарка. Вѣдь ея ребёнокъ умеръ бы съ голоду, если бы я за нимъ не ходила.

– Его отдали въ пріютъ, кухарка, слышала ты это? сказалъ Троттеръ.

Между-тѣмъ честный Реггльсъ продолжалъ плачевнымъ тономъ исчислять свои убытки… Все;,что онъ говорилъ, было справедливо: Бекки и мужъ ея раззорили его въ конецъ. Каждую недѣлю со всѣхъ сторонъ приходили къ нему новые счеты, и онъ даже рисковалъ быть выгнаннымъ изъ собственнаго дома, такъ-какъ имѣлъ несчастіе вездѣ поручаться за фамилію Кроли. Его слезы и жалобы, повидимому, еще больше растревожяли Ребекку.

– Всѣ вы противъ меня, всѣ до одного! сказала она раздраженнымъ тономъ. Чего же вы хотите? Не расплачиваться же мнѣ съ вами въ воскресенье. Приходите завтра, и каждый изъ васъ получитъ все до копѣйки… Я думала, мужъ мой разсчиталъ васъ. вхВсе-равно; разсчитаетъ завтра. Увѣряю васъ честью, сегодня поутру онъ вышелъ изъ дома съ двумя тысячами фунтовъ въ карманѣ. Мнѣ онъ не оставилъ ничего. Обратитесь къ нему. Дайте мнѣ шляпку и шаль; я пойду къ нему. Была ссора между нами сегодня поутру… вы знаете это всѣ. Даю честное слово, что онъ расплатится со всѣми… Онъ получилъ хорошее мѣсто. Сейчасъ къ нему иду.

Эта смѣлая рѣчь сильно подѣйствовала на мистера Реггльса и на всѣхъ присутствующихъ. Онѣ переглянулись съ великимъ изумленіемъ другъ на друга, когда мистриссъ Бекки, величественная и страшная въ своемъ гнѣвѣ, вышла изъ гостиной. Она пошла къ себѣ наверхъ, и одѣлась на этотъ разъ безъ помощи своей французской служанки. Затѣмъ она пошла въ кабинетъ Родона, и увидѣла тутъ нѣсколько узловъ и чемоданъ съ надписью, сдѣланною карандашомъ: «отослать ко мнѣ по первомъ востребованіи». Затѣмъ мистриссъ Кроли направила свои шаги на чердакъ, въ каморку, гдѣ жила ея горничная; всѣ шкафы были опорожнены тутъ, и не осталось ни одной вещицы послѣ форсированнаго бѣгства этой служанки. Ребекка вспомнила о брильянтахъ, брошенныхъ ею на полъ, и страшная истина со всѣми подробностями обрисовалась передъ ея умственнымъ взоромъ.

– Великій Боже! вскричала она въ припадкѣ страшнаго отчаянія, – какая бѣдственная, непостижимо-злосчастная судьба! Быть такъ близко къ счастью, и потерять все, все въ одну минуту!.. Но неужели я слишкомъ опоздала? Нѣтъ, еще можно попытаться.

Она одѣлась на скорую руку, и вышла изъ дома, неоскорбляемая на этотъ разъ дерзостью прислуги; но вышла одна, безъ человѣка. Было четыре часа. Быстро бѣжала она изъ улицы въ улицу, изъ переулка въ переулокъ (извощика нанять было не на что) и остановилась перевести духъ только на Большой Гигантской уллцѣ, передъ домомъ сэра Питта Кроли.

– Дома ли леди Дженни Кроли?

– Нѣтъ. Она въ церкви.

Бекки не смутилась. Сэръ Питтъ былъ въ кабинетѣ, и приказалъ никого не принимать, но ей надобно же было его видѣть; она прдскользнула мимо ливрейнаго лакея, и очутилась въ комнатѣ сэра Питта, прежде чѣмъ изумленный баронетъ положилъ на столъ прочитанную газету.

Онъ покраснѣлъ и отпрянулъ на спинку креселъ съ видомъ величайшаго волненія и страха.

– Не смотрите на меня такими ужасными глазами; начала Ребекка; я не преступна, Питтъ, дорогой; безцѣнный Питть… вы были когда-то моимъ покровителемъ и другомъ. Клянусь небомъ, я не преступна, хотя всѣ наружныя обстоятельства обвиняютъ меня… и въ какую минуту, Боже мой, въ какую минуту! когда всѣ мой надежды готовы были исполниться, и блистательная каррьера ожидала насъ впереди!

– Правда ли это, что я вижу въ нынѣшней газетѣ? сказалъ Питтъ, указывая на параграфъ, поразившій его необыкновеннымъ изумленіемъ.

– Совершенная правда. Лордъ Стейнъ извѣстилъ меня объ этомъ еще въ пятницу, наканунѣ этого роковаго бала. Онъ обѣщалъ это мѣсто еще за шесть мѣсяцевъ. Мистеръ Мартиръ, колоніальный секретарь, сказалъ вчера милорду, что уже сдѣланы всѣ распоряженія по этому дѣлу. Послѣдовалъ несчастный арестъ, и за нимъ – ужасная встрѣча. Вся моя вина лишь въ томъ, что я слишкомъ старалась и хлопотала объ интересахъ Родона. Лордъ Стейнъ былъ у меня и прежде больше сотни разъ. Признаюсь откровенно; у меня были деньги, о которыхъ ничего не зналъ Родонъ. Развѣ вы не знаете, какъ онъ безпеченъ? Могла ли я отдавать въ его распоряженіе эти суммы?

И такъ далѣе. Исторія вышла складная, стройная, обставленпая весьма искусно мног ими поэтическими подробностями. Сэръ Питтъ слушалъ, мигалъ и не вѣрилъ ушамъ, Бекки признавалась откровенно, хотя съ глубокимъ сокрушеніемъ, что уже давно подмѣтила особенную привязанность къ себѣ лорда Стейна (при этомъ имени баронетъ покраснѣлъ); но, совершенно увѣренная въ своей добродѣтели, рѣшилась воспользоваться этимъ обстоятельствомъ къ возвышенію чести и достоинства фамиліи.

– Я разсчитывала сдѣлать васъ пэромъ, и могла бы добиться этого при содѣйствіи лорда Стейна (сэръ Питтъ покраснѣлъ опять). Мы уже говорили объ этомъ. Вашъ геній и участіе лорда Стейна привели бы въ исполненіе эту надежду, еслибы не эта страшная катастрофа. Но я должна признаться откровенно, что всѣ мои первоначальные планы и разсчеты были обращены на одинъ предметъ – на то, чтобы вывести обожаемаго супруга изъ этого состоянія бѣдности и окончательнаго раззоренія, которое уже готово было обрушиться надъ нашей головою. Да, я замѣчала особенную приверженность къ себѣ лорда Стейна, продолжала она, потупивъ глаза въ землю. Прпзнаюсь, я употребляла даже всѣ зависящія отъ меня средства, чтобы понравиться этому человѣку – сколько это позволительно честной женщинѣ, и пріобрѣсть его благосклонность и… уваженіе. Только въ пятницу поутру получено было извѣстіе о смерти губернатора Ковентрійскаго Острова, и милордъ принялся немедленно ходатайствовать за моего мужа. Мы сговорились сдѣлать ему сюпризъ, и онъ самъ долженъ былъ прочесть въ сегодняшней газетѣ извѣстіе о своемъ назначеніи. Между-тѣмъ его арестовали; лордъ Стейнъ великодушно вызвался освободить его самъ, и сказалъ, чтобъ я не дѣлала по этому поводу никакихъ распоряженій. Милордъ смѣялся вмѣстѣ со мной, и говорилъ, какъ эта радостная и совершенно неожиданная вѣсть должна будетъ утѣшить горемычнаго плѣнника по выходѣ его изъ долговой тюрьыы. Но вотъ онъ самъ неожиданно воротился домой. Всѣ его подозрѣнія возобновились, онъ вспыхнулъ, и, страшная сцена произошла между лордомъ Стейномъ и моимъ жестокимъ… жестокимъ Родономъ. Все теперь кончилось, исчезли всѣ надежды, и, о Боже мой! Что со мною будетъ? Сжальтесь надъ несчастной женщиной, великодушный другъ мой! Помирите насъ.

Кончивъ эту исторію, она стала на колѣни, и схвативъ руку сэра Щтта, начала цаловать ее страстно, заливаясь при этомъ горькими слезами.

Въ этомъ положеніи застала ихъ леди Дженни. Когда, по возвращеніи изъ церкви, сказали ей, что мистриссъ Кроли въ кабинетѣ, она опрометью бросилась въ комнату баронета.

– Меня очень удивляетъ, что эта женщина осмѣлилась перешагнуть черезъ порогъ этой комнаты, сказала леди Дженни, трепещущая и блѣдная, какъ полотно.

Должно замѣтить, что; немедленно послѣ завтрака, миледи отправила на Курцонскую улицу свою горничную, хорошо знакомую съ семействомъ мистера Реггльса. Развѣдавъ всю подноготную, горничная представила своей барынѣ подробнѣйшее донесеніе о роковомъ событіи, со включеніемъ другихъ фантастическихъ добродѣтелей, изобрѣтенныхъ лакейскими головами.

– Желаю знать, продолжала раздраженная миледи, какъ смѣетъ эта женщина входить въ домъ… честнаго семейства?

Сэръ Питтъ отступилъ на нѣсколько шаговъ, изумленный энергическою выходкой своей супруги, онъ никогда не подозрѣвалъ въ ней такой энергіи, Ребекка продолжна стоять на колѣняхъ въ своей поэтической позѣ.

– Скажите ей, что она не знаетъ всѣхъ обстоятельствъ. Увѣрьте ее, что я невинна, всхлипывала мистриссъ Кроли.

– Послушай, мой ангелъ, мнѣ кажется, что ты несправедливо обвимяешь мистриссъ Кроли, началъ сэръ Питтъ, причемъ Ребекка почувствовала значительное облегченіе. Я увѣренъ съ своей стороны, что она…

– Что она? закричала леди Дженни звучнымъ, произительнымъ, рѣзкимъ голосомъ, причемъ сердце ея забило сильнѣйшую тревогу, – что она, спраншваю васъ? Преступная жеищина, безсердечная мать, фальшивая жена? Она никогда не любила своего малютку, и бѣдняжка не разъ мнѣ жаловался на ея жестокое обхожденіе съ нимъ. Стыдъ и бѣдствіе приноситъ она во всякое семейство, разстроиваетъ и ослабляетъ, всѣ даже самыя священныя отношенія и связи. Нѣтъ ничего вскренняго въ этой женщинѣ; все въ ней лесть, хвастовство, обманъ. Она обманывала своего мужа, какъ обманывала всѣхъ; душа ея запачкана тщеславіемъ, любостяжаніемъ, всякими пороками. Я вся дрожу, когда дотрогиваюсь до нея. Я боюсь показывать дѣтей на ея глаза. Я…

– Леди Дженни! перебилъ сэръ Питтъ. Этотъ языкъ вашъ…

– Я была всегда для васъ вѣрною женою, сэръ Питтъ, продолжала неустрашимая леди Дженни, я свято сохраняла супружескій обѣтъ, произнесенный передъ Богомъ, и повиновалась вамъ, какъ преданная, послушная жена. Но есть предѣлы всему, сэръ Питтъ, и я объявляю, что если эта женщина еще разъ осмѣлится показаться на ваши глаза, я и мои дѣти въ туже минуту оставимъ вашъ домъ. Она недостойна быть въ обществѣ честныхъ людей. Вы… вы должны, сэръ, выбирать между ней и мною.

Съ этими словами, леди Дженни, изумленная своею собственною смѣлостью, выпорхнула изъ кабинета, озадачивъ въ высшей степени и Ребекку, и баронета. Впрочемъ мистриссъ Кроли скоро опомнилась отъ изумленія, и даже почувствовала нѣкоторую усладу въ своемъ сердцѣ.

– Это все надѣлала брильянтовая браслетка, которую вы мнѣ подарили, сказала она сэру Питту, опуская его руку.

Баронетъ обѣщался ходатайствовать за нее передъ братомъ, и употребить все свое содѣйствіе къ примиренію супруговъ. Затѣмъ они простились, и леди Дженни имѣла удовольствіе видѣть изъ окна, какъ эта женщина оставила ея домъ.

* * *

Въ общей залѣ Родонъ нашелъ нѣсколько молодыхъ офицеровъ, сидѣвшихъ за столомъ. Онъ безъ труда согласился принять участіе въ ихъ трапезѣ, и кушалъ, съ удовлетворительнымъ аппетитомъ, наперченныхъ цыплятъ, приготовленныхъ къ этому завтраку. Содовая вода употреблялась на этотъ разъ вмѣсто водки. Молодые люди разсуждали о современныхъ событіяхъ, распространяясь преимущественно о мамзель Аріанѣ, французской танцовщицѣ, оставленной своимъ покровителемъ, и уже отыскавшей новаго обожателя въ особѣ Пантера Kappa. Кулачный бой, происходившій между Петомъ и Ботчеромъ, также входилъ въ составъ этой интересной бесѣды. Мистеръ Тандиманъ, юноша лѣтъ семнадцати, старавшійся закрутить усы, которые покамѣстъ у него еще не выросли; былъ свидѣтелемъ этой знаменитой схватки, и разсуждалъ о ней тономъ знатока. Онъ самъ привезъ Ботчера на мѣсто сцены, и провелъ въ его обществѣ весь предшествующій вечеръ. Ботчеръ непремѣнно бы остался побѣдителемъ, если бы тутъ не было фальши. Тандиманъ проигралъ закладъ, но платить не хотѣлъ. Пусть они бѣснуются тамъ, сколько хотятъ, а ужь онъ не заплатитъ.

Интересная бесѣда была во всемъ разгарѣ, когда наконецъ пришелъ и мистеръ Макмурдо. Съ прибытіемъ его вновь были пересмотрѣны и обсужены всѣ подробности относительно танцовщицъ и боксеровъ. Макмурдо, несмотря на свои сѣдые волосы, любилъ преимущественно компанію молодыхъ людей, и самъ разсказывалъ въ ихъ духѣ многіе чрезвычайно замысловатые анекдоты, возбуждавшіе единодушный восторгъ. Нельзя впрочемъ сказать, чтобъ почтенный капитанъ былъ вполнѣ человѣкъ свѣтскій и угодникъ дамскій; молодые люди охотно приглашали его на свои обѣды, но они не считали нужнымъ знакомить его съ своими сестрами и матерями. Образъ жизни мистера Макмурдо былъ далеко не блистателенъ съ джентльменской точки зрѣнія, но онъ вполнѣ былъ доволенъ своей судьбой, и пріобрѣлъ всеобщее расположеніе за свою простоту и добросердечную откровенность.

Покамѣстъ капитанъ Макмурдо завтракалъ, другіе джентльмены, уже вышедшіе изъ-за стола, предавались различнымъ увеселеніямъ и забавамъ. Молодой лордъ Варинасъ вооружился огромной пенковой трубкой, а капитанъ Югсъ закурилъ гаванскую сигару. Мистеръ Тандиманъ, юноша сорви-голова, молодцоватый на всѣ штуки, предложилъ капитану Десису поиграть въ орлянку, и бросалъ къ потолку шиллингъ за шиллингомъ, попутно толкая бульдога, вертѣвшагося у его ногъ. Само-собою разумѣется, что капитанъ Макмурдо и Родонъ Кроли ничѣмъ ие обнаружили своихъ тайныхъ мыслей. Совсѣмъ напротивъ: они принимали живѣйшее участіе въ разговорѣ, и отнюдь не думали разстроивать всеобщаго веселья. Пированье, попойка, смѣхъ и залихватская болтовня (ribaldry) идутъ рука объ руку на всѣхъ балаганныхъ подмосткахъ житейскаго базара.

Послѣ завтрака, полковникъ и капитанъ вышли изъ казармъ, повидимому, въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Народъ толпами выходилъ изъ церквей, когда они вступили на Сент-Джемскую улицу и вошли въ свои клубъ.

Привычные посѣтители клуба, засѣдающіе обыкновенно подлѣ его оконъ, еще не явились къ своимъ постамъ, и газетная комната была почти пуста. Вертѣлся тамъ одинъ джентльменъ, незнакомый Родону, да еще другой, съ которымъ полковникъ не имѣлъ особеннаго желанія встрѣчаться вслѣдствіе карточнаго должишки. Третій джентльменъ, казалось, пристально читалъ «Роялиста», заменитую въ ту пору воскресную газету. Этотъ взглянулъ на Кроли съ видимымъ участіемъ, и сказалъ:

– Поздравляю тебя, Кроли.

– Съ чѣмъ? спросилъ полковникъ.

– Ну да, объ этомъ слово въ слово публикуютъ и «Роялистъ» и «Наблюдатель» (Observer), сказалъ Смитъ.

– О чемъ публикуютъ? вскричалъ взволнованный Родонъ.

Ему показалось, что дѣло его съ лордомъ Стейномъ уже предано тисненію во всеобщую извѣстность. Смитъ любовался замѣшательствомъ полковника, когда онъ взялъ газету дрожащими руками, и началъ читать.

Мистеръ Смитъ и мистеръ Браунъ (джентльменъ, которому полковникъ былъ долженъ за вистъ) уже разговаривали о полковникѣ еще до его прихода.

– Вѣдь вотъ, подумаешь, на ловца и звѣрь бѣжитъ, замѣтилъ Смитъ, – у Кроли, я полагаю, нѣтъ и шиллинга за душой.

– Теперь будетъ и на его улицѣ праздникъ, сказалъ мистеръ Браунъ. Повѣяль попутный вѣтерокъ, который авось пахнетъ и на насъ. Надѣюсь, теперь онъ расквитается со мной.

– А развѣ онъ тебѣ долженъ?

– Какъ же? Кромѣ карточнаго долга, онъ еще не заплатилъ мнѣ за пони.

– Какъ велико жалованье? спросилъ Смитъ.

– Двѣ или три тысячи фунтовъ, отвѣчалъ Браунъ. Только климатъ, говорятъ, адскій, и почти никто его не выноситъ. Ливерсиджъ умеръ черезъ полтора года, а предшественникъ его не прожилъ тамъ и шести недѣль.

– Да, ужь начинаютъ поговаривать, что братъ его – умнѣйшій человѣкъ, хотя прежде можно была думать, что изъ него не выйдетъ никакого проку, замѣтилъ Смитъ. Вліяніе его становится замѣтнымъ. Это вѣдь онъ, конечно, досталъ полковнику мѣсто?

– Онъ? какъ бы не такъ!

– Кто же?

– Выше подымай, сказалъ Браунъ съ двусмысленной улыбкой. Лордъ Стейнъ.

– Неужели?

– Я тебѣ говорю.

– Что же его заставило тутъ принимать такое родственное участіе? спросилъ Смить.

– Добродѣтельная жена есть вѣнецъ своему мужу, отвѣчадъ Браунъ загадочнымъ тононъ, принимаясь опять за газету.

Родонъ между-тѣмъ съ изумленіемъ прочелъ въ «Роялистѣ«слѣдующій параграфъ:

«Губернаторство Ковентрійского острова. – Корабль «Желтый Ванька» шкиперъ Джавдерсъ, привезъ на этихъ дняхъ письма и бумаги съ Ковентрійскаго острова. Его превосходительство, сэръ Томасъ Ливерсиджъ сдѣлался недавно жертвою госродствовавшей эпидеміи въ Саумтаунѣ. Потеря его весьма чувствительна для сей процвѣтающей колоніи. До насъ дошли слухи, что губернаторство предложено полковнику Родону Кроли, кавалеру Бани, отличному ватерлооскому офицеру. Дѣла нашихъ колоній должны быть поручаемы людямъ, владѣющимъ административными талантами, и мы нисколько не сомнѣваемся, что храбрый джентльменъ, выбранный колоніальнымъ вѣдомствомъ для замѣщенія упразднившейся вакансіи, вполнѣ оправдаетъ общую довѣренность при управленіи одной изъ важнѣйшихъ нашихъ колоній.»

– Ковентрійскій островъ! Гдѣ это онъ лежитъ, провалъ его воэьми? И кто бы это назначилъ его губернаторомъ? въ раздумьи спрашивалъ себя капитанъ Макмурдо.

– Послушай, старина, сказалъ онъ громко, ты долженъ взять меня въ секретари..

И когда они сидѣли такимъ-образомъ, разсуждая объ этомъ необыкновенномъ и непостнижимомъ назначеніи, швейцаръ клуба подалъ Родону карточку, гдѣ отлитографирована была фамилія мистера Венгема, желавшаго повидаться съ полковникомъ Кроли.

Родосъ и Макмурдо вышли навстрѣчу къ этому джентльмеяу, справедливо подозрѣвая въ немъ герольда отъ лорда Стейна.

– Здравствуйте, Кроли! Очень радъ васъ видѣть, сказалъ мистеръ Венгемъ съ ласковой улыбкой, радушно пожимая руку долковника Кроли.

– Вы, безъ сомнѣнія, пришли къ намъ отъ…

– Именно такъ, подхватилъ мистеръ Вевгеягь.

– Въ такомъ случаѣ, позвольте рекомендовать вамъ друга моего, капитана Макмурдо.

– Очень радъ познакомиться съ капитаномъ Макмурдо, сказалъ мистеръ Венгемъ, съ улыбкой протягивая руку секунданту мистера Кроли.

Макмурдо протянулъ одинъ палецъ, вооруженный замшевой перчаткой, и сдѣлалъ, черезъ свои туго-накрахмаленный галстухъ, весьма холодный поклонъ мистеру Венгему. Капитанъ, казалось, былъ очень недоволенъ, что ему приходится имѣть дѣло съ простымъ адвокатомъ: онъ воображалъ, что лордъ Стейнъ пришлетъ къ нему по крайней мѣрѣ полковника.

– Такъ-какъ Макмурдо представляетъ здѣсь меня, и знаетъ вполнѣ мои намѣренія, сказалъ Кроли, то я могу, конечно, удалиться и оставить васъ однихъ.

– Разумѣется, сказалъ Макмурдо.

– Нѣтъ, нѣтъ, вовсе не разумѣется, подхватилъ мистеръ Венгемъ, – я пришелъ повидаться лично съ вами, почтеннѣйшій мистеръ Кроли, хотя, конечно, общество капитана Макмурдо нисколько намъ не помѣшаетъ. Я даже увѣренъ, капитанъ, что присутствіе ваше поможетъ намъ дойдти до благопріятнѣйшихъ послѣдствій, которыхъ, кажется, вовсе не ожидаетъ почтенный другъ мой, полковникъ Кроли.

– Гмъ! промычалъ капитанъ Макмурдо. «Чортъ бы побралъ всѣхъ этихъ адвокатовъ, подумалъ онъ, говорятъ какъ трещетки, а дѣла ни на шагъ».

Мистеръ Венгемъ взялъ стулъ, котораго ему не предлагали, вынулъ изъ кармана газетный листокъ, и продолжалъ.

– Вы уже, конечно, прочли, полковникъ, это пріятнѣйшее извѣстіе въ сегоднишнихъ газетахъ? Правительство пріобрѣло безцѣннаго слугу, а вы – превосходнѣйшее мѣсто. Тутъ нечего и сомнѣваться, что вы съ удовольствіемъ пріймете на себя эту должность. Три тысячи фунтовъ жалованья, прекрасный климатъ, отличный губернаторскій домъ, и вся колонія въ вашихъ рукахъ. Поздравляю васъ отъ всего сердца. Вы, конечно, догадываетесь, господа, кому почтенный другъ мой одолженъ этимъ мѣстомъ?

– Ведите меня на висѣлицу, если я тутъ понимаю что-нибудь, проговорилъ капитанъ.

Мистеръ Кроли поблѣднѣлъ.

– А дѣло между-тѣмъ чрезвычайно понятное, продолжалъ Венгемъ, Великодушнѣйшій и добрѣйшій изъ людей, превосходнѣйшій другъ мой, маркизъ Стейнъ, ходатайствовалъ за почтеннаго моего друга, мистера Кроли, и его-то ходатайству…

– Я не приму этого мѣста, проревѣлъ Родонъ.

– Ахъ, полковникъ, вы, я вижу, находитесь въ раздражительномъ состояніи духа, спокойно возразилъ мистеръ Венгемъ, – вы сердитесь, почтеннѣйшій, и негодуете на благороднѣйшаго изъ людей.

– Еще бы!

– А за что? позвольте васъ спросить именемъ человѣческой справедливосій и здраваго смысла. За что?

– За что?! вскричалъ отуманенный Родонъ.

– Какъ за что? проговорилъ капитанъ, ударивъ объ полъ своею палкой.

– Вы удивляетесь, госнода, продолжалъ мистеръ Венгемъ съ пріятнѣшпей улыбкой, – удивляюсь и я, смотря на непосгижимое ваше предубѣжденіе къ превосходнѣйшему моему другу. Будьте хладнокровнѣе, полковникъ, и разберите это дѣло какъ свѣтскій джентльменъ, или просто, какъ честный человѣкъ; въ такомъ случаѣ вы сейчасъ увидите, что сами виноваты кругомъ. Возвращаетесь вы домой… изъ путешествія, и находите… ну, что вы находите? Милордъ Стейнъ ужинаетъ въ вашемъ домѣ на Курцонской улицѣ вмѣстѣ съ мистриссъ Кроли. Что тутъ страннаго и необыкновеннаго? Развѣ прежде этого никогда не было? Развѣ вы не заставали его больше сотни разъ въ обществѣ вашей супруги? Какъ джентльменъ и честный человѣкъ (здѣсь мистеръ Венгемъ, какъ парламентскій ораторъ, приложилъ свою руку къ жилетяому карману), я объявляю торжественно, что ваши подозрѣвія чудовищно-неосновательны, нелѣпы, и вы наносите самое чувствительное оскорбленіе какъ этому великодушнѣйшему нобльмену, истинному вашему благодѣтелю и патрону, такъ и этой неввнной, безпорочной леди, заслуживающей полнаго вашего уваженія и любви.

– Стало-быть вы полагаете, что Кроли введенъ былъ въ заблужденіе? сказалъ мистеръ Макмурдо,

– Не полагаю, а совершенно увѣренъ въ этомъ, отвѣчалъ мистеръ Венгемъ съ великой энергіей. Я убѣжденъ, что мистриссъ Кроли невинна точно такъ же, какъ моя жена, мистриссъ Венгемъ. Ослѣпленный адскою ревностію и выведенный изъ себя, почтенный другъ мой поразилъ оскорбительнымъ ударомъ слабаго старца, убѣленнаго сѣдымт волосами, но и собственную свою супругу – перлъ добродѣтелей женскихъ, красу и честь его дома – разбялъ въ дребезги будущугю репутацію своего сына и затмилъ, въ нѣкоторомъ смыслѣ, блистательную перспективу своей жизни.

– Вотъ что случилось, милостивые государи, продолжалъ мистеръ Венгемъ съ великою торжественностію. Сегодня утромъ присылаетъ за мною лордъ Стейнъ, прихожу, и нахожу его въ самомъ плачевномъ состояніи!.. Вы понимаете, полковникъ, въ какомъ положеніи долженъ находиться слабый старикъ послѣ борьбы съ такимъ гигантомъ, какъ вы, милостивый государь… Да, въ глаза скажу, вы жестоко, сэръ, воспользовались своимъ физическимъ преимуществомъ надъ слабостію старика. Не одно только тѣлесное страданіе сокрушаетъ въ настоящую минуту великодушнаго моего друга, нѣтъ; душа его растерзана, сердце обливается кровью. Человѣкъ обремененный, такъ сказать, заваленный, загруженный его благодѣяніями; джентльменъ, имъ уважаемый, любимый, защищаемый и покровительствуемый – этотъ самый джентльменъ, милостивые государи, поступилъ съ нимъ оскорбительно, жестоко, безчеловѣчно…. И чѣмъ, какъ не безпредѣльнымъ великодушіемъ лорда Стейна, объясните вы это самое назначеніе, о которомъ публикуютъ нынѣшнія газеты? Да, милордъ былъ истинно въ плачевномъ состояніи, когда я сегодня поутру явился на его призывъ; такъ же какъ и вы, милостивый государь, онъ сгаралъ желаніемъ кровію смыть обяду; нанесенную ему, и возстановить оскорбленное достоинство его возраста и сана. Вамъ извѣстны, конечно, доказательства его неустрашимости, полковникъ Кроли?

– Лордъ Стейнъ не трусъ: это всѣ знаютъ, отвѣчалъ полковникъ.

– Первымъ его приказаніемъ было: написать вызовъ и отправить его къ полковнику Кроли. «Одинъ изъ насъ», сказалъ онъ, «не переживетъ этой обиды».

– Наконецъ-то вы добрались до дѣла, мистеръ Венгемъ, сказалъ полковникъ, кивнувъ головой.

– Я употребилъ съ своей стороны всѣ зависящія отъ меня средства, чтобъ успокоить лорда Стейна. Великій Боже! воскликнулъ я, какъ это жаль, сэръ, что мистриссъ Венгемъ и я не могли воспользоваться приглашеніемъ мистриссъ Кроли на ея ужинъ!