Текст книги "Взлет и падение Третьего рейха"

Автор книги: Уильям Ширер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 112 страниц) [доступный отрывок для чтения: 40 страниц]

"13 февраля. Во второй половине дня генерал Кейтель просит адмирала Канариса {Вильгельм Канарис возглавлял военную разведку и контрразведку (абвер) ОКВ. – Прим. авт. } и меня прибыть к нему на квартиру. Он сообщает нам, что фюрер приказал продолжать военный нажим на Австрию путем ложных приготовлений к вторжению до 15-го числа. Составлять планы таких операций и передавать фюреру по телефону для рассмотрения.

14 февраля. Эффект получился быстрый и весьма ощутимый. В Австрии создалось мнение, что Германия серьезно готовится к военным действиям".

Генерал Йодль не преувеличивал. Перед угрозой вооруженного вторжения президент Миклас дрогнул. В последний день отсрочки – 15 февраля – Шушниг официально уведомил посла Папена, что требования берхтесгаденского соглашения будут выполнены до 18 февраля. 16 февраля австрийское правительство объявило всеобщую амнистию нацистам, в том числе и тем, кто участвовал в убийстве Дольфуса, и опубликовало список нового кабинета, в котором Артур Зейсс-Инкварт значился министром государственной безопасности. На следующий же день этот нацистский ставленник поспешил в Берлин к Гитлеру за приказаниями.

Зейсс-Инкварт, первый предатель, был умным, хорошо воспитанным венским адвокатом. С 1918 года он был одержим желанием видеть Австрию в составе Германии. В первые годы после войны эта идея пользовалась популярностью. 12 ноября 1918 года, на следующий после перемирия день, Временное Национальное собрание в Вене, только что сбросившее монархию Габсбургов и провозгласившее Австрийскую республику, хотело произвести аншлюс, утверждая, будто немецкая Австрия является частью Германской республики. Победители-союзники не допустили этого, а к 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, не оставалось сомнений, что большинство австрийцев настроены против присоединения их маленькой страны к нацистской Германии. Но Зейсс-Инкварт, как следует из его показаний на суде в Нюрнберге, поддерживал нацистов, потому что они твердо стояли за аншлюс. Он не вступал в партию, не принимал участия в скандальных выступлениях нацистов, являясь, так сказать, респектабельным представителем австрийских нацистов. После заключения соглашения в июле 1936 года он был назначен государственным советником и сосредоточил свои усилия, поддержанные Папеном и другими немецкими официальными лицами, на размывании границ изнутри. Странно, но Шушниг и Миклас, казалось, верили ему почти до самого конца. Позднее Миклас, как и Шушниг, ревностный католик, сознался, что его приятно удивило, что Зейсс-Инкварт был "прилежным прихожанином". Приверженность католической вере и тот факт, что Зейсс-Инкварт, как и Шушниг, служил во время войны в тирольском императорском полку, где был тяжело ранен, явились основой доверия, которое испытывал австрийский канцлер к этому человеку. Шушниг, к сожалению, никогда не был способен оценить человека с более серьезных позиций. Вероятно, он полагал, что сможет держать нового нацистского министра в руках посредством обыкновенных подачек. В своей книге он указывает, какое магическое воздействие произвела на Зейсс-Инкварта сумма в пятьсот американских долларов, предложенная ему за год до описываемых событий, когда он грозился покинуть пост государственного советника. Получив эту ничтожную сумму, он передумал. Но Гитлер смог предложить молодому тщеславному адвокату больше, в чем Шушниг скоро убедился.

20 февраля Гитлер наконец произнес в рейхстаге речь, которой от него ждали с 30 января, но она все откладывалась – то в связи с делом Бломберга – Фрича, то из-за его собственных маневров против Австрии. Гитлер, хотя и говорил очень тепло о "понимании" Шушнига и своем "сердечном желании" добиться большего взаимопонимания между Австрией и Германией – такое откровенное лицемерие произвело впечатление на премьер-министра Чемберлена, – вместе с тем обронил предупреждение, на которое не обратил внимания Лондон, но которое хорошо расслышали в Вене и Праге.

"Более десяти миллионов немцев живут в двух государствах, расположенных возле наших границ… Не может быть сомнений, что политическое отделение от рейха не должно привести к лишению их прав, точнее, основного права – на самоопределение. Для мировой державы нестерпимо сознавать, что братья по расе, поддерживающие ее, подвергаются жесточайшим преследованиям и мучениям за свое стремление быть вместе с нацией, разделить ее судьбу. В интересы германского рейха входит защита этих немцев, которые живут вдоль наших границ, но не могут самостоятельно отстоять свою политическую и духовную свободу".

Так было откровенно заявлено, что отныне третий рейх считает себя вправе определять будущее семи миллионов австрийцев и трех миллионов судетских немцев, проживавших в Чехословакии.

Шушниг ответил Гитлеру через четыре дня – 24 февраля. В этот день он произнес речь в австрийском бундестаге, депутаты которого, как и депутаты германского рейхстага, были тщательно подобраны однопартийным диктаторским режимом. Он хоть и занимал по отношению к Германии примиренческую позицию, но подчеркнул, что Австрия в своих уступках дошла до предела и что пора остановиться и сказать: "Все! Хватит! " Австрия, отметил он, никогда не отдаст добровольно своей независимости. Речь он закончил пламенным призывом в рифму (по-немецки): "Красный, белый, красный! Так будет, пока мы живы! "

"День 24 февраля, – писал Шушниг после войны, – стал для меня решающим". Он с волнением ждал реакции Гитлера на свое дерзкое выступление. Папен на следующий день телеграфировал в Берлин, в министерство иностранных дел, что не следует воспринимать речь канцлера всерьез. По его мнению, Шушниг выразил свои достаточно сильные националистические настроения, чтобы укрепить собственное положение внутри страны, – в Вене были раскрыты заговоры, имеющие целью сбросить его из-за уступок, сделанных им в Берхтесгадене. В то же время Папен сообщал в Берлин, что "работа Зейсс-Инкварта… идет по плану". Назавтра Папен нанес прощальный визит австрийскому канцлеру и уехал в Киц-бюэль кататься на лыжах. Его продолжительная, скрытая от посторонних глаз деятельность в Австрии вот-вот должна была принести плоды.

Речь Гитлера, произнесенная 20 февраля, передавалась по Австрийскому радио. Вслед за тем по стране прокатилась волна нацистских демонстраций. 24 февраля во время трансляции ответной речи Шушнига озверевшая двадцатитысячная толпа нацистов в Граце ворвалась на городскую площадь, сбила громкоговорители, сорвала австрийские флаги и водрузила немецкий флаг со свастикой. Полицией командовал лично Зейсс-Инкварт, так что попыток остановить разбушевавшихся нацистов не предпринималось. Правительство Шушнига разваливалось. Хаос царил не только в политике, но и в экономике. Вкладчики стали изымать вклады из банков, причем не только иностранцы, но и сами австрийцы. В Вену все чаще поступали отмены заказов. Приток иностранных туристов, приносивших немалый доход австрийской казне, сократился. Тосканини прислал из Нью-Йорка телеграмму, в которой сообщал, что не приедет на фестиваль в Зальцбурге, обычно привлекавший тысячи туристов, "ввиду политических событий". Ситуация в Австрии становилась настолько безнадежной, что Отто Габсбург – молодой претендент на престол, проживавший в Бельгии, прислал Шушнигу письмо. Позднее канцлер вспоминал, что принц умолял его как бывшего офицера императорской армии остаться верным присяге и назначить канцлером его, принца, если такой шаг смог бы спасти Австрию.

В отчаянии Шушниг обратил свой взор в сторону австрийских рабочих. После жестоких репрессий, предпринятых Дольфусом против рабочих в 1934 году, их профсоюзы и политическая партия (социал-демократическая) подвергались гонениям, в том числе и со стороны Шушнига. Рабочий класс составлял 42 процента избирателей Австрии. Если бы в течение последних четырех лет канцлер проявил широту взглядов, а не ограничивался клерикально-фашистской диктатурой, и обратился к рабочим за поддержкой при создании умеренной антинацистской коалиции, то с относительно немногочисленными нацистами можно было бы легко справиться. Но Шушниг не обладал качествами, необходимыми для подобного шага. Прямой и честный, он был одержим идеей авторитарного однопартийного правления и презирал западную демократию.

Рабочие и социал-демократы, недавно вышедшие из тюрем вместе с нацистами, 4 марта откликнулись на призыв канцлера. Несмотря ни на что, они готовы были помочь правительству защитить демократию в стране, но просили канцлера сделать им такую же уступку, какую он уже сделал нацистам, – разрешить их политическую партию. Шушниг согласился, однако было слишком поздно.

3 марта хорошо информированный Йодль записал в своем дневнике:

"Австрийский вопрос начинает обостряться. Туда следует направить сто офицеров. Фюрер желает встретиться с ними лично. Они должны постараться устроить так, чтобы австрийская армия против нас не только плохо воевала, но и вообще не воевала".

В этот критический момент Шушниг предпринял последний отчаянный шаг, о котором подумывал с конца февраля, когда нацисты начали захватывать власть в провинциях. Он решился на плебисцит – выяснить, хочет ли народ иметь "свободную, независимую, христианскую и единую Австрию" {Согласно показаниям президента Микласа на суде над австрийскими нацистами в Вене, идея плебисцита была подсказана Шушнигу из Франции. Папен в своих мемуарах полагает, что "отцом" идеи плебисцита можно считать французского посла в Вене Пюо, личного друга канцлера, однако признает, что Шушниг воспринял эту идею как собственную. – Прим. авт. }.

"Я чувствовал, что наступил момент принять четкое решение, – писал он позднее. – Ответственность перед страной обязывала не ждать, когда тебе через несколько недель заткнут рот… Ставки в игре настолько повысились, что требовалось приложить максимум усилий".

По возвращении из Берхтесгадена Шушниг сообщил Муссолини, защитнику Австрии, об угрозах со стороны Гитлера. Ответ дуче пришел незамедлительно: позиция Италии в отношении Австрии остается неизменной. 7 марта Шушниг отправил в Рим военного атташе с сообщением, что ввиду развития событий ему, "вероятно, придется прибегнуть к плебисциту". Итальянский диктатор ответил, что эта идея ошибочна. Он посоветовал канцлеру придерживаться прежнего курса. Дела идут на поправку, улучшение отношений между Римом и Лондоном помогут ослабить напряженность. Это было последнее, что услышал Шушниг от Муссолини.

Вечером 9 марта в Инсбруке канцлер объявил, что плебисцит состоится в воскресенье 13 марта. Неожиданная весть привела Адольфа Гитлера в ярость. В дневнике Йодля за 10 марта описывается первая реакция Берлина:

"Совершенно неожиданно, не посоветовавшись со своими министрами, Шушниг объявил, что плебисцит состоится в воскресенье 13 марта…

Фюрер не намерен этого терпеть. В ночь на 10 марта он вызывает Геринга. Генерала Рейхенау вызывают из Каира с заседаний Олимпийского комитета, генерал Шоберт (командующий Мюнхенским военным округом на границе с Австрией) тоже получает приказание прибыть, как и (австрийский) министр Глайзе-Хорстенау. Риббентроп задерживается в Лондоне. Министерство иностранных дел возглавляет Нейрат".

На следующий день, 10 марта, в Берлине царил переполох. Гитлер решился на военную оккупацию Австрии, чем, несомненно, поразил своих генералов. Чтобы предотвратить плебисцит, назначенный Шушнигом на воскресенье, армии предстояло войти в Австрию в субботу. Планом такая скоротечная операция не была предусмотрена. Гитлер вызвал Кейтеля на 10 утра, но тот, прежде чем поспешить к фюреру, встретился с Йодлем и генералом Максом фон Фибаном, начальником оперативного штаба ОКБ. Находчивый Йодль вспомнил о плане "Отто", который был разработан на случай предотвращения попытки посадить на австрийский престол Отто Габсбурга. Поскольку это был единственный реально существующий план военных действий против Австрии, Гитлер согласился довольствоваться им. "Приготовьте план "Отто", – приказал он.

Кейтель помчался на Бендлерштрассе, в штаб ОКБ, чтобы посоветоваться с начальником генерального штаба генералом Беком. Когда он попросил Бека ознакомить его с деталями плана "Отто", тот ответил: "Мы ничего не готовили. Ничего не делалось, абсолютно ничего". Бека вызвали в рейхсканцелярию. На встречу с Гитлером он взял с собой генерала фон Манштейна, который собирался покинуть Берлин, чтобы занять пост командира дивизии. Гитлер сказал им, что к субботе армия должна быть готова вступить на территорию Австрии. Никто из генералов против военной агрессии не возразил. Смущало их лишь то, что за столь короткий срок трудно подготовиться к военным действиям. Вернувшись на Бендлерштрассе, Манштейн принялся за работу – надо было подготовить Проекты необходимых приказов. Работу он закончил через пять часов – в 6 вечера. Согласно дневнику Йодля, в 6. 30 мобилизационные приказы были направлены в три армейских корпуса и в ВВС. 11 марта, в 2 часа ночи, Гитлер издал Директиву ОКБ э 1 по плану "Отто". Он так торопился, что даже не подписал ее. Его подпись на директиве появилась только в час дня. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

1. Я намерен, если другие средства не приведут к цели, осуществить вторжение в Австрию вооруженными силами, чтобы установить там конституционные порядки и пресечь дальнейшие акты насилия над настроенным в пользу Германии населением.

2. Командование всей операцией в целом я принимаю на себя…

4. Выделенным для операции соединениям сухопутных войск и военно-воздушных сил находиться в походной и боевой готовности не позднее 12. 00 12 марта 1938 г.

5. Войскам действовать с учетом того, что мы не хотим вести войну с братским народом. Мы заинтересованы в том, чтобы вся операция прошла без применения силы, как мирное вступление в страну, население которой приветствует наши действия. Поэтому избегать всяких провокаций. Но если будет оказано сопротивление, то сломить его с полной беспощадностью силой оружия.

Через несколько часов Йодль разослал особое распоряжение с грифом "Совершенно секретно" от имени верховного главнокомандования вооруженных сил:

1. В случае встречи с чехословацкими регулярными войсками или милиционными частями на территории Австрии рассматривать их как противника.

2. Итальянцев повсеместно приветствовать как друзей, тем более что Муссолини объявил о своем невмешательстве в решение австрийского вопроса.

Позиция Муссолини волновала Гитлера. Вечером 10 марта он послал на специальном самолете принца Филипа Гессенского к дуче с письмом, датированным 11 марта. В письме Гитлер сообщал о том, что он собирался предпринять, и просил итальянского диктатора отнестись к его действиям с пониманием. Письмо было нагромождением лжи о договоренности с Шушнигом, о положении в Австрии, которое, по уверению Гитлера, "приближалось к анархии". Письмо начиналось со вздорного вымысла, будто при публикации текста письма в Германии первый абзац пришлось опустить {Опущенный абзац был найден после войны в архивах министерства иностранных дел Италии. – Прим. авт. }. Далее фюрер утверждал, что Австрия и Чехословакия вступили на путь заговора с целью реставрировать династию Габсбургов "и настроить против Германии по меньшей мере 20 миллионов человек". Он изложил суть своих требований, предъявленных Шушнигу, убеждая Муссолини, что они "более чем скромные", но Шушниг не выполнил их. Плебисцит, назначенный австрийским канцлером, фюрер назвал пародией.

Сознавая свой долг как фюрер и канцлер Германии, а также являясь сыном этой земли, я не могу оставаться безучастным перед лицом развивающихся событий. Теперь я намерен восстановить закон и порядок на своей родине, дать людям возможность определить свою судьбу наверняка, открыто и четко…

Как бы ни проводился этот плебисцит, я хочу заверить Ваше превосходительство как дуче фашистской Италии:

1. Этот шаг следует рассматривать как национальную самооборону. Такой шаг предпринял бы любой сильный человек, окажись он на моем месте. Вы, Ваше превосходительство, не смогли бы поступить по-другому, если бы на карту была поставлена судьба итальянцев…

2. В критический для Италии момент я доказал Вам искренность своих симпатий. Можете не сомневаться, что и в будущем мое отношение не изменится.

3. К каким бы последствиям ни привели надвигающиеся события, я провел четкую границу между Германией и Францией. Теперь я провожу такую же четкую границу между Италией и нами. Это Бреннер {Граница по Бреннеру была подачкой Муссолини. Это означало, что Гитлер не будет претендовать на Южный Тироль, отобранный у Австрии и переданный Италии в Версале. – Прим. авт. } …

Ваш друг навечно

Адольф Гитлер

Падение Шушнига

Не подозревая, какие лихорадочные приготовления велись по ту сторону границы третьего рейха, доктор Шушниг вечером 10 марта спокойно лег спать, твердо убежденный в том, что плебисцит окажется успешным для Австрии и что "нацисты не станут серьезным препятствием" {Справедливости ради следует отметить, что плебисцит Шушнига прошел бы так же "свободно" и "демократично", как и плебисцит, устроенный Гитлером в Германии. Поскольку в Австрии с 1933 года свободные выборы не проводились, не уточнялись и списки избирателей. Голосовать могли только лица, достигшие двадцати четырех лет. О плебисците было объявлено всего за четыре дня, так что ни нацисты, ни социал-демократы, даже если бы им позволили, не смогли провести предвыборные кампании. Социал-демократы безусловно проголосовали бы "за", поскольку считали Шушнига меньшим злом, чем Гитлер, тем более что Шушниг обещал им политическую свободу. Нет сомнения в том, что их голоса обеспечили бы Шушнигу победу. – Прим. авт. }. В самом деле, в тот вечер доктор Зейсс-Инкварт заверил его, что поддержит плебисцит и даже произнесет по этому поводу речь.

В половине пятого утра, уже 11 марта, австрийского канцлера разбудил звонок телефона, стоявшего возле кровати. Доктор Скубл, начальник австрийской полиции, сообщил, что немцы закрыли границу в Зальцбурге и движение поездов между двумя странами прекратилось. Поступили сведения о концентрации немецких войск у австрийской границы.

В 6. 15 Шушниг уже направлялся в свой кабинет на Баллхаус-плац, но по дороге решил зайти в собор Святого Стефана. В соборе царил полумрак, шла утренняя месса. Шушниг занял свое обычное место и задумался о зловещей новости, услышанной от начальника полиции. "Я не до конца понимал, что это значило, – вспоминал он позднее, – но знал, что за этим последуют перемены". Он посмотрел на свечи перед образом богоматери-заступницы, потом украдкой огляделся по сторонам и осенил себя крестным знамением – так поступало в трудные времена не одно поколение венцев.

В канцелярии было все спокойно. Даже тревожных сообщений от австрийских дипломатов в других странах не поступало. Шушниг позвонил в штаб полиции и попросил, чтобы в качестве меры предосторожности были высланы полицейские патрули в центр города и во все правительственные учреждения. Кроме того, он созвал заседание кабинета. Не явился только Зейсс-Инкварт, которого не могли нигде найти. В действительности нацистский министр находился в венском аэропорту. Папен, вызванный ночью ненадолго в Берлин, улетал специальным самолетом в 6 утра, и Зейсс-Инкварт провожал его. Теперь предатель номер один ждал предателя номер два – Глайзе-Хорстенау, тоже министра кабинета Шушнига. Глайзе-Хорстенау должен был возвратиться из Берлина с указаниями Гитлера, какие действия предпринимать им в отношении плебисцита.

Последовал приказ отменить плебисцит, о чем оба господина уведомили Шушнига в десять утра, добавив при этом, что Гитлер просто взбешен. Просовещавшись несколько часов с президентом Микласом, министрами и доктором Скублом, Шушниг согласился отменить плебисцит. Шеф полиции сообщил, что на полицию, в которой нацисты снова заняли многие командные должности, правительству рассчитывать не следует. В то же время Шушниг полагал, что армия и милиция Патриотического фронта (официальной авторитарной партии) будут драться. В этот критический момент он решил (в воспоминаниях он пишет, что вообще-то давно так решил), что не будет оказывать сопротивление Гитлеру, если это повлечет пролитие немецкой крови. Гитлер был готов пролить кровь, Шушнига же бросало в дрожь при мысли об этом.

В два часа пополудни он вызвал Зейсс-Инкварта и сообщил ему, что отменил плебисцит. Воспитанный предатель тут же бросился к телефону и позвонил в Берлин Герингу. Но по немецкой схеме зажатый в угол противник, пойдя на одну уступку, должен немедленно сделать и другую. Гитлер и Геринг стали поднимать ставки. Сохранилась поминутная запись того, как это делалось, запись всех угроз и обманов. Запись эту, как бы иронично это ни звучало, вел личный "исследовательский институт" Геринга. Им были записаны двадцать семь телефонных разговоров фельдмаршала начиная с 2. 45 утра 11 марта. Эти документы были обнаружены после войны в министерстве авиации Германии. Из них хорошо видно, как за несколько часов телефонных переговоров между Берлином и Веной была решена судьба Австрии.

Впервые Зейсс-Инкварт позвонил фельдмаршалу в 2. 45 утра. Геринг сказал ему, что отмены плебисцита недостаточно, что после совещания с Гитлером он перезвонит. Он сделал это в 3. 05. Шушниг, заявил он, должен уйти в отставку, а на его место в течение двух часов должен быть назначен Зейсс-Инкварт. Геринг велел также Зейсс-Инкварту "послать телеграмму фюреру в соответствии с договоренностью". Это первое упоминание о телеграмме, о которой в течение последующих нескольких часов будут вспоминать не раз и на основании которой Гитлер состряпал ложь, оправдывающую агрессию против Австрии в глазах немцев и всего мира.

Вильгельм Кепплер, специальный агент Гитлера в Австрии, прибыл вечером из Берлина, чтобы заняться делами Папена в его отсутствие. Он передал Зейсс-Инкварту текст телеграммы, которую тот должен был отправить фюреру. В ней содержалась просьба ввести в страну германские войска для ликвидации беспорядков. В Нюрнберге Зейсс-Инкварт заявил, что отказался посылать такую телеграмму, поскольку никаких беспорядков не происходило. Кепплер, настаивая на том, что это сделать необходимо, поспешил в австрийскую канцелярию, где обнаглел настолько, что занял кабинет рядом с кабинетами Зейсс-Инкварта и Глайзе-Хорстенау. Непонятно, как допустил Шушниг, чтобы эти проходимцы и предатели в столь критический момент обосновались в резиденции австрийского правительства, однако он это допустил. Позднее он вспоминал, что канцелярия походила на "растревоженный улей": Зейсс-Инкварт и Глайзе-Хорстенау обосновались в углу со своим "двором", куда то и дело "приходили личности странного вида". Вероятно, вежливому, но подавленному канцлеру просто не пришло в голову выкинуть их вон. Он решил уступить давлению со стороны Гитлера и подать в отставку. Посоветовавшись с Зейсс-Инквартом, позвонил по телефону Муссолини, но дуче не оказалось на месте и он отменил звонок. Просить Муссолини о помощи, решил он, "значит, терять время". Даже давний защитник Австрии предал ее в трудную минуту. Через несколько минут, когда Шушниг пытался уговорить президента Микласа принять его отставку, из министерства иностранных дел пришло сообщение: "Итальянское правительство заявляет, что при сложившихся обстоятельствах оно не сможет дать совета, если к нему за таковым обратятся".

Президент Вильгельм Миклас не был великим человеком, но он был человеком прямым и упрямым. Он неохотно принял отставку Шушнига, а назначить Зейсс-Инкварта его преемником и вовсе отказался. "Это совершенно немыслимо, – заявил он. – Они не смогут нас заставить". И он приказал Шушнигу передать немцам, что их ультиматум не принят.

Зейсс-Инкварт сообщил об этом Герингу в 5. 30 утра.

Зейсс-Инкварт: Президент принял отставку Шушнига… Я предложил возложить обязанности канцлера на меня… но он предпочитает человека типа Эндера…

Геринг: Так не пойдет! Ни в коем случае! Президенту нужно немедленно сказать, что он должен передать полномочия федерального канцлера вам и одобрить предложенный состав кабинета.

В этом месте разговор ненадолго прервался. Зейсс-Инкварт позвал к телефону доктора Мюльмана, ничем не примечательного австрийского нациста (Шушниг видел его издалека в Берхтесгадене), однако личного друга Геринга.

Мюльман: Президент никак не соглашается. Мы, трое национал-социалистов, хотели поговорить с ним лично… Он просто не пустил нас. Судя по всему, сдаваться он не собирается.

Геринг: Дайте мне Зейсса. Зейссу-Инкварту: Запомните, вы вместе с генерал-лейтенантом Муффом (германский военный атташе) немедленно пойдете к президенту и скажете ему, что если он не примет поставленные условия, то войска, которые уже направляются к границе, этой ночью перейдут ее по всей протяженности и Австрия перестанет существовать… Скажите ему, что шутить не время. Положение таково, что этой ночью начнется вторжение в Австрию со всех сторон. Оно прекратится и войска останутся по эту сторону границы только в том случае, если к 7. 30 мы получим сообщение, что вам передана власть федерального канцлера… Потом обратитесь к национал-социалистам страны. Они уже должны быть на улицах. Запомните, сообщение должно поступить не позднее 7. 30. Если Миклас не понял этого за четыре часа, мы заставим его понять все за четыре минуты.

Но президент не сдавался. В 6. 30 Геринг снова разговаривал по телефону с Кепплером и Зейсс-Инквартом. Оба сообщали, что президент Миклас не желает их слушать.

Геринг: Что ж, тогда Зейсс-Инкварту придется его просто уволить! Пойдите к нему и прямо заявите, что Зейсс-Инкварт поднимет гвардию национал-социалистов, а я через пять минут отдам войскам приказ войти в страну.

После этого приказа генерал Муфф и Кепплер предъявили президенту второй военный ультиматум: если он не подчинится требованиям до 7. 30, то германские войска войдут в Австрию. "Я заявил этим господам, – рассказывал потом Миклас, – что отклоняю их ультиматум… что Австрия сама выберет главу своего правительства".

К этому времени австрийские нацисты уже хозяйничали на улицах и в канцелярии. В тот вечер, около шести часов, я возвращался из больницы, где моя жена боролась за жизнь после трудных родов, которые в конце концов закончились кесаревым сечением. Я вышел из метро на Карлсплац и оказался в истерически настроенной, вопящей толпе нацистов, которая направлялась в сторону центра. Такие озверелые лица я уже видел раньше – на партийных сборищах в Нюрнберге. Нацисты кричали: "Зиг хайль! Зиг хайль! Хайль Гитлер! Повесим Шушнига! " А полицейские, которые всего несколько часов назад на моих глазах без труда разогнали небольшую толпу нацистов, теперь стояли в стороне и усмехались.

Шушниг слышал угрозы толпы, и они на него подействовали.

Он поспешил к президенту, чтобы поговорить с ним в последний раз, но

"… президент Миклас был непреклонен. Он не хотел назначать нациста на пост австрийского канцлера. Когда я стал настаивать на назначении на этот пост Зейсс-Инкварта, он опять воскликнул:

"Вы все предали меня! Все! " Но я не видел, кого можно было бы назначить, кроме Зейсс-Инкварта. Мне оставалось только поверить всем тем обещаниям, которые он мне дал, поверить ему как истинному христианину и честному человеку".

До самого конца Шушниг оставался в плену иллюзий. Бывший канцлер предложил выступить с речью по радио, чтобы объяснить, почему он уходит в отставку. Он утверждает, что президент Миклас согласился, хотя позднее президент опроверг это. Это было самое волнующее выступление из всех, которые я когда-либо слышал.

Микрофон был установлен всего в пяти шагах от того места, где нацисты застрелили Дольфуса.

"… Сегодня германское правительство, – говорил Шушниг, – вручило президенту Микласу ультиматум. В течение короткого времени он должен назначить на пост канцлера человека, которого назовет германское правительство… в противном случае германские войска войдут в Австрию.

Я говорю всему миру, что сообщения, распространяемые в Германии о беспорядках в рабочих кварталах, о проливаемых потоках крови, о неспособности австрийского правительства контролировать положение являются ложью от начала до конца. Президент Миклас просил меня сказать народу Австрии, что мы подчиняемся силе, что даже в такой тяжелый час мы не хотим кровопролития. Мы решили дать войскам приказ не оказывать сопротивления {В своих послевоенных показаниях, на которые мы уже ссылались, Миклас отрицал, что говорил Шушнигу что-либо в этом роде. Он отрицал также, что дал согласие на выступление Шушнига по радио. Оспаривая бывшего канцлера, уверявшего, что президент не был готов противостоять силе, Миклас заявлял, будто сказал Шушнигу: "Дела еще не так плохи, чтобы капитулировать". Он только что отклонил второй немецкий ультиматум. Он был тверд. Однако выступление Шушнига подорвало его позицию. Как мы увидим дальше, упрямый президент продержался еще несколько часов, прежде чем сдаться. 13 марта он отказался подписать закон об аншлюсе, который означал конец существования Австрии как независимого государства, о чем возвестил Зейсс-Инкварт. Миклас хоть и передал дела нацистскому канцлеру, поскольку его лишили возможности выполнять свои обязанности, но постоянно напоминал, что официально никогда не подавал в отставку. "Это было бы трусостью", – говорил он потом на суде в Вене. Это, однако, не помешало Зейсс-Инкварту 13 марта официально объявить, что "президент по просьбе канцлера покинул свой пост", передав дела. – Прим. авт. }.

Я прощаюсь с народом Австрии и от всего сердца прошу: "Боже, защити Австрию! "

Канцлер уже попрощался с народом, а упрямый президент все медлил. Геринг узнал об этом, когда вскоре после выступления Шушнига позвонил генералу Муффу.

"Лучше всего, если Миклас уйдет в отставку", – сказал ему Геринг.

"Конечно! Но он не хочет, – ответил Муфф. – Все очень сложно. Я говорил с ним минут пятнадцать. Он заявил, что ни при каких условиях не подчинится силе".

"Вот как? Не подчинится силе? " – Геринг не мог в это поверить.

"Он не подчинится силе", – повторил генерал.

"Значит, он хочет, чтобы его вышвырнули? "

"Да, – сказал Муфф. – Он остается на прежних позициях".

"Что ж, имея четырнадцать детей, менять ее уже не стоит, – засмеялся Геринг. – Все равно, скажите Зейссу, чтобы брал все в свои руки".

Оставался все еще нерешенным вопрос о телеграмме, которая нужна была Гитлеру, чтобы оправдать вторжение. По словам Папена, который находился в канцелярии фюрера, последний был "на грани истерики". Упрямый австрийский президент спутал все его планы.