Текст книги "Сказки под ивами"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Впрочем, его уход ничуть не огорчил Крота, а скорее, наоборот, вывел из шока и подтолкнул к активным действиям.

– Это я-то – бабушка-знахарка? – заявил Крот. – Паровые бани? Пиявки? Дайте-ка мне поглядеть на Рэта, прежде чем я позволю дать ему хоть одну из таблеток этого докторишки. Кстати, он действительно не давал ему никаких лекарств?

– Насколько я помню, нет, – ответил Барсук.

Понюхав воздух в комнате, Крот возразил:

– Когда я пришел, здесь пахло лекарством или какой-то мазью.

Вскоре общее руководство деятельностью всех друзей заболевшего Рэта перешло к Кроту. Сын Морехода был наготове, чтобы в любой момент отвезти Крота в Кротовый тупик, если тому вдруг потребовалось бы что-нибудь из домашних припасов. Портли приставили поддерживать огонь в камине, а Племянник получил указание навести порядок в кухне и гостиной, где все было перевернуто вверх дном. Только после этого Крот позволил себе подойти к постели больного.

– Привет, старина, – сказал он, взяв в лапу ладонь Рэта.

Из груди Водяной Крысы вырвался едва слышный стон.

– Ты меня слышишь?

Еще один – утвердительный – стон.

– Можешь сказать или показать, где у тебя болит?

Пальцы Рэта сделали едва заметное движение вдоль тела, словно устало говоря: «Везде».

– Не слишком-то вразумительно, Рэтти, – твердо сказал Крот. – Ты уж постарайся уточнить.

Рэт сосредоточенно нахмурился и с трудом положил лапу на живот.

– Здесь болит? – уточнил Крот, прикасаясь к животу больного в разных местах. – Или здесь?

Тем временем Рэт промычал что-то чуть более осмысленное и членораздельное.

– Смотри-ка, он пытается говорить, – удивился Барсук.

– Глаза открыл, – кивнул Крот, – хороший признак.

Рэт действительно открыл глаза и даже попытался заговорить. Впрочем, толку от этого разговора было мало.

– Хорошо было, – вздохнул Рэт. Барсук удивленно пожал плечами, а Крот спросил:

– Что было хорошо, старина?

– Даже не знал, что так бывает! Прикосновение к Востоку! Кусочек Аравии! Нет, это того стоило!

– Какой еще Аравии? – не надеясь на ответ, переспросил Крот и переглянулся с Барсуком: им обоим было ясно, что болезнь Рэта прогрессирует с каждой минутой.

Рэт тем временем впал в какую-то прострацию, завращал глазами и стал беспорядочно водить лапами перед собой.

– Рэтти, дружище, поспал бы ты еще, – предложил ему Крот.

– А что, ты хочешь сказать, больше ничего не осталось? – удивленно и обиженно спросил Рэт и, не дождавшись ответа, повернулся к друзьям спиной. – Ты тоже должен попробовать, – донесся с постели сонный голос. – Я тебе говорю, Крот, как лучшему другу. Не обижайся, но это было ничуть не менее вкусно, чем твой знаменитый укропно-чесночный суп.

Глаза Крота блеснули; он вздохнул, наклонился над кроватью и строго спросил:

– Рэт, скажи, что ты ел вчера на ужин?

– И ничуть не хуже, чем твой айвово-тутовый десерт. Так что я рекомендую тебе…

– Рэтти, немедленно проснись!

Но Рэт Водяная Крыса уже крепко спал; болезнь явно отступила, предоставив сну восстанавливать силы выздоравливающего.

– Он что-то съел, – заявил Крот с весьма мрачным видом, – и это было что-то не то. Однажды я уже видел Рэтти в похожем состоянии, когда он переусердствовал, поедая мой пирог с грибами и капустой и тушеные кабачки в соусе из цветной капусты.

– Но это же одно из твоих лучших осенних блюд, – удивился Барсук.

– Вполне возможно, но, как оказалось, не для всех. У Рэта от него несварение желудка. А разговоры о Востоке и Аравии наводят меня на мысль о том, что это Крысенок приложил лапу к тому, чтобы приготовить что-нибудь экзотическое для нашего дорогого Рэта.

Вызванный для обстоятельного разговора, Крысенок подтвердил, что накануне действительно готовил ужин для себя и Рэта.

– Он сам предложил мне попробовать, – сказал он. – Нам уже порядком поднадоели жареные ерши с картошкой, и я решил попробовать сам сварить кой-чего на камбузе. Рэтти согласился с этой идеей, а когда узнал, что мой отец прислуживал на кухне у халифа Аль-Басры, то и вовсе решил во что бы то ни стало отведать восточных блюд, о которых я ему, бывало, рассказывал.

– Эх, Рэтти, Рэтти, – вздохнул Крот, – знаешь ведь, что острая экзотическая пища тебе противопоказана!

– В общем, на той неделе, когда мы с Выдрой были в Городе, я разыскал лавку, торгующую всякими редкими приправами и продуктами (специально для тоскующих по Дальним Краям моряков), где и закупил все необходимое. С того дня я заступил на вахту на нашем камбузе. Начали мы с монгольских раков в малайском бананово-фасолевом соусе…

– Раки! Нет, вы слышали, он накормил старину Рэтти раками, да еще какими-то монгольскими! – сокрушался Крот.

– Да, дядя, – кивнул Племянник. – К тому же в фасолевом соусе, да еще с бананами. Лучше не придумаешь!

– …потом очередь дошла до моего варианта папиного любимого цыпленка по-шальджамийски.

– Как-как?

– По-шальджамийски. Это цыпленок, тушенный в густом соусе из редьки и козьего сыра.

– Редька! Ничего себе!

– Но по-настоящему ему понравились крабы по-касерски, которые подаются с баклажанами, слегка обжаренными на кунжутном масле с куркумой и репчатым луком.

– Крабы! Баклажаны! Жаренный невесть с чем лук! – безнадежно повторял Крот.

– Нет, лук сырой, – поправил его Крысенок, – его добавляют в последнюю очередь уже в готовое блюдо.

– Сырой, – мрачно повторил Крот. Решив, что с него хватит леденящих душу историй об экзотических кушаньях, он подошел к постели больного и громко, почти крича, приказал:

– Рэт, немедленно просыпайся!

С явной неохотой Рэт открыл сонные глаза.

– Нечего удивляться, друг мой, что тебе стало плохо, ты наелся всякой… незнакомой пищи, которую Крысенок по незнанию заботливо приготовил для тебя. Знаешь же, что тебе это вредно.

– Но там не было ничего вредного, все было очень, очень вкусно. Впрочем, признаю: с парой блюд я, наверное, хватил лишнего. Уж очень вкусно было.

– А я боюсь, что ты обожрался тем, что приготовил твой ученик.

– Но оно ведь так вкусно пахло! – взмолился Рэт. – Все, все до единого блюда! У меня слюнки текли, когда они еще только готовились. Ну как тут удержаться! И потом, их ведь готовили специально для меня. Я ничего подобного не ел с тех пор, как к нам на Берега Реки занесло Морехода, отца моего верного ученика и надежного друга. Как я мечтал тогда уехать с ним, посмотреть мир, увидеть дальние страны, о которых он мне рассказывал. Эх, да что там говорить. Знаешь что, Сын Морехода, спой-ка нам одну из тех песен, что слышал твой отец в гареме халифа.

Сын Морехода с готовностью затянул какую-то восточную мелодию, под звуки которой Рэт умудрился сесть в постели и даже начал размахивать лапами, словно дирижируя пением.

– Помнишь Морехода? – задумчиво спросил Рэт.

– Еще бы, – вздохнул Крот.

Как же ему было не помнить давнего гостя Ивовых Рощ, наслушавшись восточных сказок и песен которого Рэт едва не отправился в путь в Дальние Края.

Вдруг Крот тяжело, прерывисто вздохнул.

– Эй, что с тобой, старина? – спросил Рэт.

– Понимаешь, когда тебе было очень плохо, я… мы все… нам показалось, что ты даже больше не выкарабкаешься… Так вот, я тогда подумал, хотя, наверное, это было и глупо с моей стороны, но я…

– Ну говори же, не тяни, дружище. О чем ты подумал?

– Я вспомнил, что однажды удержал тебя здесь, уговорив не отправляться вслед за Мореходом в Дальние Края. Причем сделал я это без всякого на то права. Вот я и пообещал себе, что если ты выздоровеешь, то я никогда не стану больше удерживать тебя от того, о чем ты мечтаешь, даже если ты захочешь уехать далеко отсюда, в загадочные Восточные Страны.

Крепкая дружба Водяной Крысы и Крота была всем известна. Но иногда в жизни наступает миг, когда правда, пусть и горькая, оказывается важнее дружбы. Вот такой момент сейчас настал и для наших друзей. Заставив себя глядеть прямо в глаза другу, Рэт сказал:

– Старик, ты сам заговорил о том, о чем я давно собирался поговорить с тобой. Все верно: если бы не ты, я наверняка отправился бы вместе с Мореходом в Дальние Края. Наши жизненные пути разошлись бы надолго, а скорее всего – навсегда. Я ни о чем не жалею: кому, как не тебе, знать, какая счастливая и наполненная была у меня жизнь здесь, на берегах нашей Реки. И немалую часть моего счастья составляла твоя верная дружба. Но не стану отрицать, что иногда тень сомнения омрачает мое сердце. Я не воспользовался той возможностью, которую судьба дарует нам лишь раз в жизни. И, как ни странно, в последние годы эти мысли преследовали меня все сильнее, особенно с тех пор, как у нас появился Сын Морехода. Если бы он только знал, какие чувства будят во мне его истории о Востоке, его острые кушанья (которые действительно порой приводят к весьма печальным последствиям), если бы он только знал, как широко была открыта для меня дверь в этот сказочный большой мир, открыта именно его отцом много лет назад. И кстати, до конца закрыть эту дверь у меня так и не хватило духу. Крот молчал, опустив голову.

– Нет, правда, слушай, Крот, – в глазах Рэта заблестели такие знакомые всем друзьям огоньки, – ты ведь помнишь?..

Тут Рэт осознал, что они в комнате не одни, а тема их разговора была не из тех, что выносится на всеобщее обсуждение.

– Слушай, Барсук, – сказал он, – не попросишь Племянника и моего сорванца приготовить нам чайку покрепче?

Барсук с готовностью кивнул и поспешил выйти за дверь, предупредив друзей, что сам принесет им чаю попозже.

– Ты спрашивал, помню ли я… – негромко заговорил Крот.

– Ты, наверное, забыл, но тогда, в тот год, когда мы впервые встретились, когда гуляли по берегу Кротового тупика, когда ты еще переехал на лето ко мне, помнишь? Помнишь, как ты открывал для себя этот мир, как ловил его ощущения, его запахи, краски, звуки?

– Конечно помню, – сказал Крот, глядя в окно спальни на тот берег Реки, где находился его дом.

– А помнишь, как ты настоял, а я послушался тебя, когда сердце позвало тебя обратно, к родному дому?

– Помню, Рэтти.

– Я был несколько навязчив, правда?

– Чуть-чуть, самую малость. Но ты быстро улавливал все мои намеки.

– Так вот, моя тяга к путешествиям, желание увидеть новые места, далекие страны, Белый Свет и его Дальние Края – она живет во мне, и эта тяга ничуть не слабее той, что влекла тебя домой тогда, много лет назад, и продолжает тянуть сейчас. Это стремление к путешествиям, оно от рождения заложено в таких, как я, в тех, кто ведет полуводный, плавучий образ жизни.

– А я не разрешил тебе осуществить твои мечты! – сокрушенно воскликнул Крот. – Это я, я был бесчувственным эгоистом все эти годы!

– Как ты думаешь, почему я так настойчиво погружался в бесчисленное множество всяких речных дел, порой не таких уж важных? Я просто заглушал в себе тягу к странствиям. А почему я подчас становился угрюмым и раздражительным, особенно по осени? Просто я не мог спокойно смотреть на то, как птицы, вольные и свободные, собирались в очередное путешествие туда, в Дальние Края, туда, где мне так и не суждено было побывать.

– Но, Рэтти, ведь если тебе этого так хочется, ты, наверное, еще смог бы…

– Нет, Крот, уже нет. Я уже не тот: старый и ослабевший, я не могу угнаться наяву за мечтой моей юности. Теперь мне уже не хватит ни энергии, ни предприимчивости, чтобы затеять дальнюю поездку. Я буду стареть рядом с той, чьи берега стали мне родным домом. Она, наша Река, тоже слабеет, болеет и понемногу умирает – вместе с моей последней надеждой.

Не в силах больше говорить, Рэт замолчал. Он остановился у окна и вместе с Кротом стал смотреть на Реку, на ее зимние берега, на знакомые до боли родные ивы, и слезы несбывшихся мечтаний молодости сбегали по его щекам.

– Рэтти, Рэтти, пожалуйста, не надо! – взмолился Крот.

Тихо приоткрылась дверь, и в комнату вошел Барсук с двумя большими чашками ароматного чая. Он сразу же понял, как обстоят дела, и, когда Рэт прошептал: «Оставьте меня, дайте мне побыть одному», поспешил выполнить эту просьбу. Ничего не поделаешь, бывают минуты, когда любому зверю нужно одиночество.

– Пошли, Крот, – сказал Барсук, беря друга за лапу, – пусть Рэт отдохнет, выпьет чайку, потом, может быть, поспит, а там, глядишь, и потребуется твое умение приготовить что-нибудь диетическое – чтобы– не навредить исстрадавшемуся желудку Рэта.

– Да-да, я должен поспать, – поспешил согласиться Рэт, который даже не взглянул на друзей, а все так же пристально рассматривал пейзаж за окном.

Его оставили одного. Дверь тихо закрылась за Кротом, совершенно ошеломленным признаниями лучшего друга.

– Простите меня, я не знал… – виновато залепетал Сын Морехода, считавший, что он один виноват во всей этой истории.

– Тебе не за что извиняться, – утешил его Крот. – Наоборот, благодаря твоим кулинарным талантам мы с Рэтом наконец поговорили о том, о чем никак не могли завести разговор вот уже долгие годы. А ведь между друзьями не должно быть недомолвок, согласен, Барсук?

Барсук только печально кивнул, а затем сказал:

– Устали мы все сегодня да и переволновались изрядно. Пойду-ка я лучше домой и Племяннику советую сделать то же самое. Крот и Сын Морехода останутся здесь и вполне управятся со всеми делами в доме да и помогут Рэту, если ему что-то потребуется. Я уверен, что потом он всех нас поблагодарит за искреннее стремление помочь, но сейчас его лучше оставить в покое. Выдра, Портли, пойдемте вместе, нам часть дороги по пути.

– Сегодня я останусь здесь ночевать, – сказал сам себе Крот, когда Крысенок пошел провожать остальных, и он оказался в гостиной один.

Поворошив уголья в камине, он прислушался к тому, что происходит в комнате Рэта. Затем подошел к книжным полкам, с одной из которых снял географический атлас мира.

Было видно, что атласом бережно, но много пользовались. Он с готовностью раскрылся на странице с картой Средиземноморья. Крот с замирающим сердцем следил глазами за множеством подчеркнутых лапой Рэта названий: Тунис и Сиракузы, Кипр и Крит, Египет и Ливан…

А на другой странице, бережно заложенной листком бумаги, раскинулись Ближний Восток и Южная Азия. На вложенном в атлас листке лапой не только Рэта, но и его молодого воспитанника был составлен целый список из названий мест и городов, по которым они вдвоем совершили накануне кулинарное путешествие (повлекшее за собой столь тяжелые последствия): Суэцкий канал, Аденский залив, Басра в самой глубине Персидского залива, Бомбей и дальше – Пенанг и Куала-Лумпур.

Карандашом, лежавшим тут же, на столе, Рэт подчеркнул одно из написанных Сыном Морехода названий. Этой чести удостоилась Аль-Басра, при кухне халифа которой служил когда-то Мореход, чей кулинарный шедевр в исполнении его сына доставил Рэту столько удовольствия (а затем и неприятностей).

Словно громом пораженный Крот застыл над столом, снова и снова перечитывая сделанную Рэтом приписку под списком городов:

«Где я хотел бы побывать, но уже никогда не буду».

– Как же я был не прав, уговаривая Рэта остаться дома! – безутешно повторял Крот, сидя в кресле Рэта перед камином с атласом на коленях. – Как я был не прав!

Вернувшийся вскоре Сын Морехода застал его в этой позе.

– Мистер Крот, все в порядке? – спросил он.

– Увы, нет, друг мой. – Крот решил взять себя в руки. – Я, между прочим, жутко голоден, потому что ничего не ел с самого утра. Что касается Рэта, то думаю, аппетит вернется к нему с удвоенной силой, когда он проснется. И, честно говоря, я так устал, что, признаюсь, буду тебе премного обязан, если ты сам возьмешься состряпать что-нибудь там, на кухне, или на камбузе, как это у вас принято называть.

– Могу приготовить жареных ершей – вы оба их любите.

– Нет, давай придумаем что-нибудь… что-нибудь поинтереснее…

– Ну, я не знаю… Может быть, сварить яйца? Это полезно для желудка, да и вы с дядюшкой Рэтом любите ими позавтракать.

– Это верно, – согласился Крот. – Но понимаешь, боюсь, что в последнее время и моя, и его стряпня не отличались большим разнообразием. Нет ли у тебя в арсенале какого-либо экзотического, но не слишком острого или неимоверно странного блюда, которое было бы вполне по зубам и по желудку тому, кто привык к нашей обычной еде, но тем не менее хочет чего-нибудь этакого…

– Отец обычно делал для выздоравливающих после болезни одно блюдо. Оно называется «Ренданг даджинг». Кажется, у меня есть все необходимое для его приготовления.

– Раджинг данганг, говоришь? – почесал в затылке Крот.

– Нет, ренданг даджинг. Это по-малайски, а означает…

– Нет, нет, не переводи. Знать не желаю, что оно обозначает, как и то, что в него входит. Это блюдо, оно случайно не из Пенанга?

– Почти оттуда. Его готовят в одном месте в нескольких днях пути вверх по реке от Пенанга, в глубине джунглей.

– Тогда сделай, пожалуйста, одолжение – приготовь нам его.

– С удовольствием, – заявил Крысенок и взялся за дело.

Вскоре выяснилось, что для приготовления задуманного блюда требуются сухофрукты, в поисках которых Сын Морехода перерыл весь дом – от чердака до погреба. Поймав на себе недоверчивый взгляд Крота, он поспешил объяснить, что ищет всего лишь безобидные сухофрукты, под которыми подразумеваются самый обычный изюм, инжир, финики и курага.

– Ну-ну, финики так финики, – несколько успокоенный, кивнул Крысенку Крот, – делай как знаешь. Только очень прошу, обойдись, пожалуйста, без редьки, баклажанов, бананово-фасолевого соуса – хотя бы пару дней, если, конечно, тебе это не трудно!

VII НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Погоду, которая стояла в окрестностях Реки в течение нескольких недель после неожиданного и напугавшего всех отравления Рэта, нельзя было назвать приятной. Нет, холода были не такими сильными, как тогда, в ноябре, когда лес завалило снегом, а реку сковало первым ледком, но холодный ветер, постоянные дожди со снегом, утренние заморозки – все это предупреждало о том, что зима еще проявит характер и произойдет это, по всей видимости, очень и очень скоро.

Внезапная «смертельная болезнь» Рэта, оказавшаяся на поверку обычным приступом несварения желудка, вызванным злоупотреблением вкусными, но непривычными произведениями кулинарного искусства Сына Морехода, на некоторое время превратилась в предмет шуток и вызвала всеобщее веселье по обоим берегам Реки. Пожалуй, только Крот не спешил радоваться вместе со всеми, и на это у него были свои причины: он никак не мог прийти в себя после того откровенного разговора, когда Рэт поведал ему свои тайные печали.

Кстати, и выздоровление Рэта вовсе не было таким уж полным и безоговорочным. И до того пошаливавший желудок Водяной Крысы так до конца и не оправился после столь массированного вторжения и с тех пор постоянно давал о себе знать. Боль не могла не сказываться на общем состоянии Рэта и на его настроении. Он все еще пытался изображать кипучую деятельность, брался то за одно, то за другое речное дело. Но Крот все чаще заставал своего друга подолгу стоявшим неподвижно, печально глядящим на заболевшую Реку, которая тоже никак не могла поправиться.

Чувствуя себя в какой-то мере ответственным за болезни и печали Рэта, Крот делал все, что мог, чтобы помочь ему. Он взял за правило два-три раза в неделю оставаться ночевать в домике Водяной Крысы, за что Рэт был ему очень благодарен. Присутствие друга действительно поднимало ему настроение. Если неотложные домашние дела заставляли гостя отлучаться в родной Кротовый тупик, Рэт с нетерпением ждал его возвращения и очень радовался, когда на другом берегу появлялся знакомый силуэт.

– Матрос! – раздавалась команда. – Быстро на весла! Срочно доставить Крота на этот берег, чтобы он ни одной лишней минуты не ждал на холоде.

Все было хорошо, за исключением того, что в былые времена (как признался однажды Крот своему племяннику) Рэт сам бросился бы к лодке и налег на весла. Видимо, решил Крот, Рэт действительно сам не свой. Возраст ли был тому причиной или страдания Реки – но нужно было срочно искать способ вновь вдохнуть огонек жизни в потухшие глаза Водяной Крысы.

Теперь Рэт спал или просто отдыхал куда больше, чем раньше, и поэтому Крот проводил немало времени в компании Сына Морехода. Он не мог нарадоваться на Крысенка, не прекращавшего заботиться о своем усталом Капитане, скромно бравшегося за все речные дела, требовавшие его немалых навыков матросского дела, и не устававшего вспоминать о детстве, проведенном с отцом в самых разных уголках мира.

Как-то раз, посмотрев на календарь, Крот сказал:

– Затянулась что-то хандра у Рэтти. Сегодня уже первое декабря, а там, глядишь, скоро и Рождество.

– Рождество? – переспросил Крысенок. – Папа часто вспоминал его, когда рассказывал о своем детстве, но мы никогда не отмечали этот праздник.

– Что? Никогда не отмечали Рождество?! – Крот просто не верил своим ушам.

– Там, где мы жили, были другие праздники, в другое время года.

– Но это же ужасно! Так быть не должно! – не унимался Крот.

Он просто не мог подыскать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к тому, что Сын Морехода – уже опытный, умелый матрос, – оказывается, не знает толком, что такое Рождество.

– Папа говорил, что на Юге, там, где жарко, все по-другому. Украшенная новогодняя елка будет смешна и нелепа под палящим солнцем, да и у индейки вкус будет не тот, как и у пудинга. – Помолчав, Крысенок добавил: – А еще папа говорил, что самые счастливые дни в его жизни – это сочельники и рождественские праздники, которые он запомнил с тех пор, когда еще не начал странствовать по свету.

Крот надолго замолчал, думая о том, что раньше он даже не догадывался, как не хватает отца Сыну Морехода.

– Скучаешь по отцу? – спросил он.

Крысенок кивнул, помолчал и ответил:

– Мы с ним даже не попрощались. Вроде бы все шло хорошо, но вдруг болезнь свалила его. У него хватило сил и времени только на то, чтобы оформить отправку Королевской почтой, передать мне талисман – мой гвоздь, пожать мне лапу и сказать, что теперь мне придется самому искать свое место в жизни, а потом… потом…

Крысенок, всхлипывая, уткнулся в плечо Крота. Тот обнял его, и они еще долго стояли на берегу тихо журчащей реки, пока хмурое утро не превратилось в пасмурный день.

– Папа говорил… говорил, что…

– Что? Что он тебе говорил?

– Он говорил, что больше всего ему хотелось бы еще хоть раз в жизни отпраздновать Рождество дома. Но… ему так и не суждено было попраздновать в родных краях, а я – я больше никогда его не увижу.

Утерев Крысенку слезы, Крот заявил:

– Ничего, в этом году я лично прослежу, чтобы у тебя было самое веселое, самое радостное Рождество.

– И чтобы дядюшка Рэт тоже порадовался, – подхватил Сын Морехода.

– Согласен! Отличная мысль. Мы устроим вам двоим такое Рождество, которое вы никогда не забудете, праздник, который вдохнет в вас радость на целый год вперед!

Глаза Крысенка заблестели.

– А что именно мы должны делать на Рождество? – спросил он.

– Должны? Да ничего мы никому не должны. Просто задуматься на минуточку о том, чего хотелось бы твоим друзьям. Мы ведь дарим друг другу рождественские подарки и вообще окружаем себя в праздник лишь теми людьми и вещами, которые нам дороги. Ну а кроме того, есть еще специальный праздничный ужин с особым меню. Признаюсь тебе без ложной скромности, в наших местах я что-то вроде эксперта по этой части. Например, мой сливовый пудинг…

– А что такое «сливовый пудинг»?

– Да ты, похоже, и впрямь мало что знаешь о Рождестве. Ладно, потом объясню. Еще в праздник принято говорить поздравительные речи, веселые тосты – тут среди нас нет равных Тоуду. Этот наговорит чего угодно и кому угодно.

– А когда это все начинается?

– Когда начинается? А задолго до наступления праздника! Да ведь Рождество, рождественское настроение – это то, что всегда в нашем сердце, то, что помогает нам пережить долгие зимние ночи и холодное одиночество. Но вообще можно сказать, что начинается праздник в день зимнего солнцестояния, а потом достигает вершины, когда во всех домах, в каждой семье зажигают рождественский камин, а собравшиеся молча загадывают три желания: первое – чтобы был мир между нами, второе – чтобы нашли успокоение те, для кого уходящий год выдался трудным, полным забот и печалей, а третье каждый загадывает только для себя.

Так они скоротали за разговорами немало времени, и, когда настала пора возвращаться в дом Водяной Крысы, Крот сказал:

– Сейчас скажем Рэту, что нынешнее Рождество мы собираемся отпраздновать на славу, во что бы то ни стало. И не обращай внимания, если он начнет ворчать, говорить, что он уже слишком стар для всей этой ерунды, – он всегда так. Наоборот, это будет значить, что на самом деле ему становится лучше.

Впрочем, Рэт не стал возражать, и вскоре было решено, что это Рождество они отпразднуют все вместе, как и подобает дружным и любящим друг друга зверям.

Когда об этой идее сообщили Барсуку, он тотчас же заявил:

– Ну уж если собираться всем вместе, то не где-нибудь, а, сами понимаете, в Тоуд-Холле.

Тоуда уговаривать не пришлось. Он воспринял общее желание отпраздновать Рождество в его усадьбе как честь и даже комплимент его гостеприимству.

– Были, правда, времена, – вздохнул он, – когда я еще был совсем маленьким, отец открывал двери Тоуд-Холла для всех обитателей Берегов Реки и Дремучего Леса, и даже для ласок и горностаев. Но они тогда были скромнее, знали свое место и вели себя тише воды, ниже травы. Согласен, Барсук?

– С чем я согласен, так это с тем, что в былые времена вообще многое было лучше, чем сейчас, – мрачно заметил Барсук. – Я сегодня получил официальное письмо из Городского совета, ответ на мой запрос по поводу намечающегося строительства посреди Дремучего Леса. Похоже, по-доброму они не понимают. Что ж, будем сражаться до последнего! И как бы то ни было, чем бы все ни кончилось… Ладно, хватит о грустном: что будет – то будет. А пока давайте действительно приготовим и отметим Рождество так, чтобы было потом что вспомнить!

– Я думаю, нет смысла обсуждать, кому поручить подготовку праздничного стола, – конечно, большому мастеру этого дела – нашему Кроту и его племяннику! – весело предложил Тоуд.

Ответом ему был хор одобрительных возгласов и одинокий протестующий голос Крота, сообщившего, что на его кухне вряд ли удастся приготовить угощение для стольких гостей.

– Не беда, – успокоил его Тоуд, – моя кухня и весь персонал от последнего поваренка до старшей кухарки в твоем распоряжении.

– Приглашения – это мое дело, – деловито заявил Барсук. – А Портли будет моим помощником по доставке.

– Можешь воспользоваться моими именными карточками, – любезно предложил Тоуд, – все равно всех приглашаем в мою усадьбу. И не экономь на чернилах: у меня их полно!

– Что же касается игр, забав и развлечений, – продолжил Барсук, – то я думаю, что в этом деле не найти равных Выдре. Пусть он и возьмется за подготовку и организацию этой части праздника.

– Выдра, составь список игр, которых тебе не хватает, и я пошлю за ними в Город, – распорядился Тоуд.

– Украшением и сервировкой стола я бы предложил заняться Рэту, но боюсь, он сейчас не в том настроении, чтобы тратить время и силы на эти забавы. Поэтому мне кажется…

– Сэр, – подал голос Сын Морехода, – можно мне сказать?

Барсук кивнул.

– Мистер Рэт будет расстроен, если ему не поручат никакого дела, – сказал Крысенок. – В то же время сам он действительно не очень хочет что-то делать. Тогда пусть он говорит мне, своему помощнику, что нужно делать, а я уж постараюсь выполнить все указания в точности.

– Вот что такое настоящее рождественское настроение, – одобрительно закивал Барсук. – Я думаю, Кроту теперь не стоит волноваться, что Рэт перетрудится, готовясь к празднику. А терять такого мастера по расстановке всего и вся по местам мне не хотелось бы.

– И мне тоже, – тихонько добавил Сын Морехода.

Так мало-помалу все звери получили по кусочку приятных забот в подготовке общего праздника.

– А что буду делать я? – воскликнул вдруг Тоуд, неожиданно понявший, что события выходят из-под его контроля.

По правде говоря, Барсук слишком хорошо запомнил то далекое Рождество, когда отец Тоуда поручил своему сыну подготовить вечеринку. В результате Старый Тоуд взял с Барсука обещание никогда не доверять Тоуду подготовку к Рождеству.

Барсук вздрогнул, по физиономии его пробежала тень – это он вспомнил, как дорого обошлось то Рождество семье Тоуда и всем их друзьям, какие тяжелые последствия повлекли за собой некоторые невинные шутки молодой жабы. Вспомнил он и местного епископа, оказавшегося подвешенным к люстре вверх ногами, и отца нынешнего комиссара полиции, которого запеленали в разноцветную бумагу и вручили старьевщику как рождественский подарок, и – о, несправедливость! – дядю нынешнего судьи, в те времена – прокурора графства, просидевшего немалую часть праздничного вечера в темном подвале усадьбы – без единой крошки съестного.

– Ты, Тоуд? Что ты будешь делать? – прорычал Барсук, собираясь припомнить Тоуду невеселые события той далекой зимы.

– Да, я, – просительным голосом произнес Тоуд. – Я бы тоже хотел как-то помочь, если мне разрешат. Между прочим, праздновать мы собираемся все-таки в моем доме. И если уж совсем честно, то Мастеру Тоуду тоже нужно доверить что-нибудь. Он-то ни в чем не виноват.

Барсук задумался: с одной стороны, он был бы рад держать Тоуда подальше от всех дел. С другой – исключать его из списка участников праздника было нельзя, да и не хотелось. Приходилось смириться с тем, что хозяин Тоуд-Холла, а значит, и всякого рода неприятности и неувязки будут неотъемлемой частью общего праздника. Но Барсук слишком хорошо помнил и тот праздничный вечер у себя дома, когда все шло из рук вон плохо, когда всем было скучно и как-то не по себе и только появление Тоуда поставило все на свои места, превратив собрание, напоминавшее поминки, в веселый, радостный праздник.

– Тоуд! – торжественно сказал Барсук. – Я оставил тебя напоследок, потому что именно тебя я хотел попросить…

– Проси! – воскликнул Тоуд.

– Мы все хотели поручить тебе…

– Поручайте! Я все сделаю!

– Это нелегко, но…

– Нет ничего невозможного для Тоуда из Тоуд-Холла!

– Это очень ответственное дело…

– Я готов отвечать!

– Оно потребует долгих раздумий…

– Думать – это мой конек!

– …и немало времени…

– Я поставил время себе на службу, и вот почему мне удалось столь многого и столь блестяще добиться.

– …и никто из нас не сделает это лучше тебя.

– Ну-ну. – Тоуд скромно опустил глаза, но все равно его распирало от гордости. – Кому-то дано вести, кому-то – быть ведомым; кто-то может, а кто-то – нет; кто-то – очень немногие, к числу которых принадлежу я, – могут перевернуть мир себе под стать (как сказал один поэт), другие же лишь карабкаются, прогрызая себе узкую тропинку в этом мире. Одни… короче, что именно ты собирался поручить мне?