Текст книги "Финансовое цунами"

Автор книги: Уильям Энгдаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Часть 5: Спекулятивный штурм

Коллосальныйпобочный ущерб

Многотриллионое фиаско американской секъюритизации начало вырисовываться в июне 2007 года на фоне кризиса ликвидности в двух хеджевых фондах, принадлежащих Bear Stearns, одному из крупнейших и наиболее успешных инвестиционных банков. Эти фонды крупно вкладывались в низкокачественные ипотечные ценные бумаги. Ущерб вскоре перекинулся через Атлантику и затронул малоизвестный немецкий государственный банк IKB. В июле 2007 года филиал IKB, находящийся в его полном владении, Rhineland Funding держал примерно € 20 млрд. ценных бумаг, обеспеченных активами (Asset Backed Commercial Paper или ABCP). В середине июля, инвесторы отказались пролонгировать путем нового кредита часть секъюритизированных коммерческих бумаг Rhineland Funding. Это вынудило Европейский Центральный Банк влить рекордные объемы ликвидности на рынок,чтобы удержать банковскую систему на плаву.

Rhineland Funding попросил IKB предоставить кредитную линию. IKB дал понять, что ему не хватает денежных средств или ликвидных активов для удовлетворения просьбы своего филиала, и был спасен только с помощью чрезвычайного € 8 миллиардного кредита, предоставленного ему собственным крупным акционером, находящемся в государственной собственности – банком Kreditanstalt für Wiederaufbau, по иронии судьбы, тем самым банком, который проводил в жизнь План Маршалла по восстановлению разрушенной войной Германии в конце 1940 гг. Вскоре для всего мира стало очевидно, что новый План Маршалла или какой-либо его финансовый эквивалент оказался крайне необходим и для экономики Соединенных Штатов, однако в этот раз на горизонте пока не наблюдается возможных доноров.

Вместо того чтобы остановить панику, вмешательство Kreditanstalt für Wiederaufbau привело только к чрезмерному резервированию и к наплыву требований о возврате по всем коммерческим бумагам, выпущенным специальными инвестиционными компаниями, находящимися вне бухучета международных банков (SIVs).

Ценные бумаги, обеспеченные активами (ABCP) стали одним из основных продуктов революции секьюритизации активов, продавленной Гринспеном и финансовыми учреждениями США. Они были обособленным творением основных банков, созданным для выведения рисков за пределы банковских балансов.

Специальные инвестиционные компании (SIV), как правило, выпускали секъюритизированные ценные бумаги, подкрепленные непрерывным потоком платежей от инкассированной наличности, полученной с помощью портфеля базисных активов. ABCP были краткосрочными кредитами, обычно не более чем на 270 дней. Крайне важно то, что они были свободны от регистрационных требований по Закону США о ценных бумагах от 1933 года. ABCP зачастую состояли из пулов торговой дебиторской задолженности, дебиторской задолженности, задолженности по кредитным картам, кредитов на машины и оборудование и их аренды и обеспеченных долговых обязательств.

В случае с IKB в Германии наличность предположительно приходила из его собственного портфеля субстандартной ипотеки – обеспеченных недвижимостью долговых обязательств (CDO). Основными рисками, с которыми столкнулись ABCP инвесторы, было ухудшение активов за счет дефолтов по индивидуальным займам, именно то, что низверглось каскадом на все ипотечные рынки США летом 2007 года.

Проблема с CDO заключается в том, что однажды выпущенные, они редко продаются. Их цена вместо того, чтобы определяться рынком, была основана на сложных теоретических моделях.

Когда летом прошлого года владельцам CDO во всем мире неожиданно и срочно понадобилась ликвидность, чтобы встретить массовую распродажу финансовых инструментов на рынке, они обнаружили, что рыночная стоимость их CDO оказалась гораздо ниже балансовой. Таким образом, вместо создания ликвидности через продажу CDO они продавали высококачественные ликвидные акции голубых фишек, государственные облигации, драгоценные металлы.

А это просто означало, что кризис CDO привел к потере в стоимости и самих CDO и акций. Падение цен на акции спровоцировало цепную реакцию для хеджевых фондов. Столь резкое падение цен не предсказывалось ни одной теоретической моделью, используемых хеджевыми фондами, и привело к большим потерям в этой части рынка, которые возглавил Bear Stearns. Основные потери ведущих хеджевых фондов затем подпитывали рост неопределенности и усиливали кризис.

Это стало началом колоссального дополнительного ущерба. Все модели развалились.

Отсутствие прозрачности лежало в основе кризиса, который неизбежно и окончательно разразился в середине 2007. Это отсутствие прозрачности было связано с тем, что вместо распределения рисков на транспарентной основе, как это предусмотрено общепринятой экономической теорией, операторы рынка выбрали путь "секьюритизации" рискованных активов, продвигая высокодоходные высокорискованных активы без четкой маркировки их рисков. Кроме того, кредитно-рейтинговые агентства закрывали глаза на риски, присущие этим финансовым продуктам. А тот факт, что они редко продаются, означает что даже приблизительная стоимость этих структурированных финансовых продуктов не известна.

Игнорируя уроки LTCM

Банковская система столкнулась с системным кризисом на фоне краха доверия между банками на международном межбанковском рынке, сердца глобальной банковской системы, которая торгует обеспеченными активами ценными бумагами. И сейчас этот кризис угрожает эффектом домино для банков сродни тому, как это было в Европе в 1931 году, когда французские банки по политическим причинам обрушили австрийский Creditanstalt. Новые Финансы Гринспена стоят в центре новой нестабильности. Пришла Эпоха Вихрей, пародируя название его лживо написанной автобиографии.

Мировая финансовая система столкнулась с угрозой системного кризиса уже в сентябре 1998 года, когда обрушился хеджевый фонд Long-Term Capital Management (LTCM) в Гринвиче, Коннектикут. Лишь чрезвычайное скоординированное вмешательство центрального банка, ведомое гринспеновской ФРС, предотвратило тогда глобальный крах.

Этот кризис LTCM содержал зародыш всего, что сегодня происходит плохого на многотриллионом рынке секьюритизации активов. Любопытно, что и Гринспен и другие ответственные лица систематически отказывались принимать эти уроки близко к сердцу.

Номинально стартовым выстрелом для разворачивания кризиса LTCM стало событие, не предсказанное в модели рисков хедж-фонда. Его инвестиционные стратегии были основаны на том, что по их мнению, существовал предсказуемый мягкой диапазон колебаний в иностранной валюте и ценных бумагах на основе данных, полученных из исторического опыта торговли. Когда Россия заявила девальвацию рубля и объявила дефолт по своим российским государственным облигациям, параметры риска в модели рисков LTCM буквально лопнули, а вместе с ними и сам LTCM. Дефолт по суверенному долгу не был «нормальным» событием.

В отличие от предположений о рисках в каждой модели рисков, используемых Уолл-Стрит, реальный мир оказался не только не нормален, но и весьма непредсказуем.

Чтобы покрыть свои потери, LTCM и его банки начали паническую распродажу всего, что можно продать, вызвав панические продажи других хеджевых фондов и банков, чтобы закрыть открытые позиции. В результате фондовый рынок США упал на 20%, европейские рынки упали на 35%. Инвесторы искали безопасности в облигациях Казначейства США, в результате чего процентные ставки рухнули более чем на один полный пункт. В итоге инвестиции с высокой долей займов (леверидж) LTCM начали рассыпаться. К концу августа 1998 года фонд потерял 50% стоимости своих капитальных вложений.

Летом 1997 года на фоне проводимых хеджевыми фондами атак на уязвимые валюты Таиланда, Индонезии, Малайзии и других азиатских стран с высокими темпами роста (экономических "тигров") премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад открыто призвал к расширению международного контроля над темными спекуляциями хеджевых фондов. Он назвал имя одного из крупнейших участников азиатских атак – «Квантум Фонд» Джорджа Сороса. Из-за давления со стороны Казначейства США через государственного секретаря Роберта Рубина, бывшего главы Goldman Sachs, а также со стороны ФРС Гринспена, никакого надзора над непрозрачными оффшорными хеджевыми фондами никогда не проводилось. Вместо этого им было позволено вырасти к 2007 году в фонды, обладающие активами на более чем 1,4 трлн долларов США.

Фатальные недостатки моделей рисков

Вопрос о кризисе LTCM, который потряс основы глобальной финансовой системы, – это вопрос о том, кто был в него вовлечен, и какие экономические предположения они использовали – те самые основополагающие допущения, которые использовались для создания смертельно дефектной модели секьюритизации активов.

В начале 1998 года LTCM имел капитал 4,8 млрд. долл. США, портфель на 200 млрд. долл. США, построенный из своих заемных средств или кредитных линий, взятых из всех основных американских и европейских банков, жадных до неисчислимых прибылей успешного фонда. LTCM держал деривативов на условную стоимость в 1250 миллиардов долларов. То есть один нерегулируемый офшорный хедж-фонд держал портфель опционов и других производных финансовых инструментов на сумму в один с четвертью триллиона долларов. Никто не мог раньше даже мечтать о таких масштабах. Мечта быстро превратилась в кошмар.

На жаргоне Уолл-Стрита LTCM был фондом с весьма высоким левериджем (соотношением заемных средств к собственным – прим.перев.), невероятно высоким. Одним из его инвесторов был итальянский центральный банк, столь впечатляющая была у фонда репутация. Среди крупных глобальных банков, которые вложили свои деньги в LTCM в надежде прикоснуться к успеху и огромным прибылям, были Bankers Trust, Barclays, Chase, Deutsche Bank, Union Bank of Switzerland, Salomon Smith Barney, JPMorgan, Goldman Sachs, Merrill Lynch, Crédit Suisse, First Boston, Morgan Stanley Dean Witter; Société Générale; Crédit Agricole; Paribas, Lehman Brothers. Это те самые банки, которые выйдут на сцену менее чем через десять лет спустя в самом центре кризиса секьюритизации в 2007 году.

Выступая для прессы тогда, секретарь Казначейства США Рубин заявил: "LTCM был единственным изолированным случаем, по которому было принято решение в Нью-Йоркском Федеральном Резервном Банке, что существуют возможные системные последствия его падения, и все, что они сделали, это организовали или объединили группу учреждений частного сектора, которые тогда сделали суждение о том, что в их собственных экономических интересах".

Источником трепетного отношения к LTCM была «команда мечты», которая им управляла. Исполнительным директором Фонда и его основателем был Джон Меривезер (John Meriwether), легендарный трейдер, который покинул «Саломон бразерз» после скандала из-за покупки облигаций Казначейства США. Что не повредило его репутации. На вопрос верит ли он в эффективные рынки, он когда-то скромно ответил: "Я делаю их эффективными". Среди основных акционеров фонда были два выдающихся эксперта в «науке» о рисках, Майрон Скоулз и Роберт Мертон (Myron Scholes и Robert Merton ). Скоулз и Мертон были удостоены Шведской Академией наук Нобелевской премии по экономике в 1997 году за свою работу по деривативам. LTCM также имел ослепительный набор финансовых профессоров, докторов математики и физики и других «разработчиков новых финансовых инструментов и операций», способных изобретать чрезвычайно сложные, смелые и прибыльные финансовые схемы.

Модель Блэка-Шоулза: фундаментальные недостатки и модели рисков

Был только один недостаток. Основные аксиомы рисков Шоулза и Мертона, допущений, на которых были построены все их модели, были неверными. Они были построены на песке, фундаментально и катастрофически неправильны. Их математические вариации моделей ценообразования предполагали существование Совершенных Рынков, рынков столь чрезвычайно глубоких, что действия трейдеров не смогут повлиять на цены. Они предполагали, что и рынки и игроки являлись рациональными. Реальность же предлагает нечто противоположное: рынки в корне иррациональны в долгосрочной перспективе. Но модели рисков ценообразования Блэка, Шоулза и других в течение последних двух или более десятилетий позволили банкам и финансовым учреждениям утверждать, что традиционное благоразумное кредитование стало старомодным. С подходящими вариантами страхования насчет риска можно уже не беспокоиться. Ешьте, пейте и веселитесь...

Что, конечно, игнорировало фактические рыночные условия в периоды каждой крупной биржевой паники с того момента, как модель Блэка-Шоулза была представлена на Чикагской фондовой бирже. Она игнорировала фундаментальную роль опционов и «портфельного страхования» в Крахе 1987 года, она игнорировала причины возникновения паники, которая в 1998 году утопила Long Term Capital Management, в котором и Шоулс и Мертон были партнерами. Уолл-Стрит вместе с экономистами и управляющими ФРС Гринспена в блаженном неведении игнорировали очевидность.

Финансовые рынки в отличие от религиозной догмы, преподаваемой во всех бизнес-школах десятилетиями, не столь гладко и хорошо следуют гауссовым кривым, выдаваемым ими за закон вселенной. Тот факт, что основные архитекторы современной теории финансового инжиниринга (новомодное серьезное звучащее наименование «финансовой экономики») все получили Нобелевские премии, придал ущербным моделям ауру папской непогрешимости. Всего лишь через три года после Краха 1987 года Нобелевский комитет в Швеции дал премию Гарри Марковицу и Мертону Миллеру. В 1997 году в разгар азиатского кризиса он выдал премию Роберту Мертону и Майрону Шоулзу.

С самого зарождения производных финансовых деривативов в 1980-х и вплоть до взрывного роста секьюритизации активов в последние десятилетия самый замечательный аспект использования некомпетентных моделей рисков заключается в том, что они так мало оспаривались.

LTCM был тузом инвестиционных банкиров Уолл-Стрита: два лауреата Нобелевской премии по экономике, которые в буквальном смысле изобрели теории ценообразования производных на все – от акций до валюты. И венчал звездный состав LTCM Дэвид Муллинс, бывший вице-председатель ФРС Алана Гринспена, который бросил свою работу с Маэстро, чтобы стать партнером в LTCM. Несмотря на все это, трейдеры LTCM, и те, кто следовал за ними к краю финансовой пропасти в августе 1998 года не хеджировали единственную вещь, с которой они и столкнулись, – системный риск. Системным риском является именно то, с чем они столкнулись после того, как произошло «невозможное событие», – российский дефолт.

Несмотря на четкие уроки из ужасающего фиаско LTCM – не существет ни одного дериватива, который застрахует вас от системных рисков – Гринспен, Рубин и нью-йоркские банки продолжали выстраивать свои модели риска, как будто ничего не произошло. Российский государственный дефолт был ими забыт как «обычное событие». Они устремились к созданию пузыря dot.com и далее к величайшему финансовому пузырю в истории человечества – пузырю секьюритизации активов в 2002-2007 гг.

Жизнь не гауссова кривая

Риск и его оценки не умещаются в колоколо-образные кривые ни на одном финансовом рынке. В 1900 году безвестный французский математик и финансовый спекулянт Луи Бачелье (Louis Bachelier) утверждал, что изменения цен на облигации или акции следуют колоколо-образным кривым, которые немецкий математик Карл Фридрих Гаусс разработал в качестве модели для описания статистических вероятностей для различных событий. Эти кривые допускали слабую форму случайности в колебаниях цен. Это была своего рода полезная алхимия, но все же алхимия.

Допущение, что финансовые колебания цен ведут себя принципиально как гауссиана, позволило разработчикам Уолл-Стрита наладить бесконечный поток новых финансовых продуктов, каждый следующий еще более загадочный и изощренный, чем предыдущий. Теории были модифицированы. Был добавлен "Закон больших чисел", утверждающий, что стоимость стремится к стабильному значению в долгосрочной перспективе, если число событий становится достаточно большим (как при подбрасывании монетки). Закон больших чисел, который на самом деле не имеет отношения к науке, позволил банкам , таким как банки, как Citigroup или Chase выпустить сотни миллионов карт «Виза» безо всякой проверки кредитоспособности, базируясь на данных, свидетельствующих о том, что в «нормальные» периоды дефолты по кредитным картам были настолько редки, что не заслуживали рассмотрения.

Проблемы с моделями, основанными на гауссовой кривой распределения или на законе больших чисел возникают тогда, когда времена перестают быть обычными, например, резкий экономический спад подобный тому, как сегодня экономика Соединенных Штатов начинает испытывать, спад, сопоставимый, возможно, только с тем, что произошел в 1931-1939 годах.

Замечательный факт заключается в том, что американские экономисты-академики и банкиры-инвесторы с Уолл-Стрит, управляющие ФРС, секретари Казначейства, жюри шведской Нобелевской премии по экономике, министры финансов Англии, ее деловые круги и банкиры, правление Банка Англии, и это только ведущие фигуры, все они были готовы закрыть глаза на тот факт, что экономические теории, теории поведения рынка, теории риска цены на производные финансовые инструменты не были способны предсказывать события, не говоря уже о предотвращении нелинейных сюрпризов. Они не смогли спрогнозировать, что лопнут спекулятивные пузыри, ни в октябре 1987 года, ни в феврале 1994 года, ни в марте 2002 года и самое окончательное – ни начавшийся с июня 2007 года процесс. Это случилось потому, что в первую очередь сама модель создавала условия, которые вели к еще более крупным и разрушительным пузырям. Финансовая Экономика была ничем иным, как другим термином для безудержной спекулятивной невоздержанности.

Теория, неспособная объяснить такие основные определяющие внезапные события, несмотря на все Нобелевскии премии, не стоит даже бумаги, на которой она написана. Тем не менее, управляющие Федеральной резервной системой США и, прежде всего, Алан Гринспен, секретари Казначейства США Роберт Рубин, Лоуренс Саммерс и Генри Полсон тщательно следили за тем, чтобы Конгресс так и не наложил законодательные и нормативные ограничения на экзотические финансовые инструменты, которые были созданы на основе теории, не имеющей никакого отношения к реальности.

29 сентября 1998 года агентство Рейтер сообщило, что "ни одна попытка регулировать производные, даже после краха – и спасения – LTCM не увенчались успехом. Распоряжением, утвержденным вечером в понедельник представителями Конгресса и Сената, CFTC (правительственное учреждение, номинально надзирающее над торговлей производными) было запрещено расширять свое регулирование производных. Ранее в этом месяце председатель-республиканец Комитета по сельскому хозяйству Конгресса и Сената запросил ограничить регулирующие функции CFTC в области внебиржевой торговли деривативами, отражая опасения отрасли". Слово «отрасль», конечно же, означало крупные банки.

Рейтер добавил, что, "как только первоначальный предмет регулирования стал предметом обсуждения со стороны CFTC, и председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен и Секретарь Казначейства Рубин грудью встали на защиту отрасли, утверждая, что она не нуждается в регулировании, и что регулирование приведет к выводу бизнеса зарубеж".

Сочетание неустанных отказов разрешить регулятивный надзор за взрывоопасными новыми финансовыми инструментами от кредитных дефолтных свопов до ипотечных ценных бумаг и мириада им подобных экзотических "распределяющих риски" финансовых инноваций, вместе с окончательной отменой в 1999 году Закона Гласса-Стигала, строго разграничивающего коммерческие банки, страхующие ценные бумаги, от кредитных банков, – все вместе открыло путь к тому, что июнь 2007 года дал старт второй Великой депрессии, менее чем через столетие. Началось то, что в будущем историки будут описывать как окончательное прекращение существования Соединенных Штатов в качестве доминирующей глобальной финансовой власти.

Кредиты лжецам и NINA: банки в оргии мошенничества

Уроки российского дефолта 1998 г. и системный кризис LTCM были забыты главными игроками нью-йоркского финансового истэблишмента уже через несколько недель. Поддерживаемые с флангов вундеркиндами-разработчиками новых технологий из MBA, вооруженные гауссовыми кривыми и фатально ущербными моделями рисков, финансовые гиганты банковского сообщества США запустили волну мега-слияний и начали создавать оригинальные способы выведения кредитных рисков из своих учетных книг. Что открыло двери для величайшей эпохи корпоративного и финансового мошенничества в мировой истории – золотую лихорадку секьюритизации активов.

На фоне окончательной отмены в конце 1999 года Закона Гласса-Стигала и активных призывов Гринспена и Рубина у банков теперь были развязаны руки, чтобы свободно скупать конкурентов по всему спектру: от страховых компаний до потребительского кредитования или финансирования недвижимости. Ландшафт американской банковской системы претерпел радикальные изменения. Революция секьюритизации активов революции была на старте.

После отмены ограничений Гласс-Стигаля только банковские холдинги и второстепенные чисто кредитные банки остались под непосредственным контролем Федеральной резервной системы. Если Citigroup решала закрыть отделение своего Citibank в неблагополучном квартале и вместо этого иметь новую полностью принадлежащая ей дочернюю фирму CitiFinancial, которая специализируется в «неблагополучном» (subprime) кредитовании, то CitiFinancial могла уже действовать, расчитывая на совершенно иное, более либеральное регулирование.

CitiFinancial выдавала ипотечные кредиты отдельно от Citibank. Группы защиты потребителей обвиняли CitiFinancial в специализации на «грабительских кредитах», в которых недобросовестные ипотечные брокеры или продавцы всучивали кредиты семьям или индивидуалам, не заботясь об их понимании риска такого прибретения или их способности справляться с рисками. И Citigroup является лишь наиболее типичным из большинства крупных банков.

8 января 2008 года Citigroup с большой помпой объявила о публикации своей сводной книги «Бизнес жилищной ипотеки в США», включая происхождение закладных, обслуживание и секьюритизацию. Любопытно, что в публикации была опущена CitiFinancial, дочерняя фирма с наибольшими рисками.

Это означает также, что теперь банк-кредитор больше не волнует возврат или невозврат этого кредита.