Текст книги "Финансовое цунами"

Автор книги: Уильям Энгдаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Раскрутка кризисных игр

В этом истинное значение кризиса, который сегодня разворачивается в США и на мировых рынках капитала. 18 лет пребывания в должности Гринспэна могут быть охарактеризованы как переваливание финансовых рынков их одно кризиса в другой, более крупный, чтобы выполнить основополагающие требования Больших Денег, определяющих повестку дня Гринспена. На данном этапе остается неясным, является ли революция секьюритизации Гринспэна проваленной операцией, означая конец и доллара и глобального доминирования долларовых финансовых институтов на многие десятилетия вперед.

Решительное сопротивление Гринспэна всем попыткам Конгресса установить хоть какие-то минимальные правила о внебиржевой торговле деривативами между банками и гарантийных депозитов при покупке акций на заемные деньги, его неоднократная поддержка секьюритизации низкокачественного высоко-рискованного ипотечного кредитования; его неустанное десятилетнее давление по ослаблению и окончательной отмене ограничений Гласса-Стиголла на банки, владеющие инвестиционными банками и страховыми компаниями, его поддержка бушевских сокращений налогов, которые раздували дефицит бюджета с 2001 года, его поддержка приватизации целевого фонда социального обеспечения, чтобы направить эти триллионы долларов наличности своим приятелям на Уолл-Стрит – все это было хорошо спланированным приведением в исполнение того, что некоторые сегодня называют революцией секьюритизации, созданием мира, Новых Финансов, в котором риски будут отделены от банков и размазаны по всему миру до такой степени, что никто не сможет определить, где находится реальная опасность.

Когда он снова вернулся в 1987 году в Вашингтон, человек тщательно подобранный Уолл-Стритом и крупными банками для воплощения своей Гранд-Стратегии, Алан Гринспен был уолл-стритовским консультантом, в чьих клиентах был среди прочих и влиятельный JP Morgan Bank. Прежде чем стать главой ФРС, Гринспен уже заседал в советах некоторых наиболее могущественных корпораций в Америке, в том числе Mobil Oil Corporation, Morgan Guaranty Trust Company и JP Morgan & Co. Inc. В октябре 1987 года его первым экзаменом должна была стать манипуляции фондовыми рынками с использованием тогда еще новых рынков деривативов.

Гринспеновская парадигма 1987 года

В октябре 1987 года, Гринспен возглавил аварийную спасательную операцию на фондовом рынке после краха 20 октября при помощи вкачивания огромные вливаний ликвидности для удержания рынка на плаву, и при помощи закулисных манипуляций на рынке через чикагский фондовый индекс деривативов при неявной поддержке гарантиями ликвидности ФРС. С того события в октябре 1987 года, ФРС дала совершенно ясно понять крупным участникам рынка, что они по определению на жаргоне ФРС являются «слишком большими, чтобы разориться». Не страшно, если банк рискует десятками миллиардов, спекулируя с маржой на рынке тайских батов (денежная единица Таиланда – прим.перев.) или на рынке dot.com. Гринспен дал ясно понять, что в критический момент нехватки ликвидности он всегда рядом, чтобы спасти своих банковских друзей.

Крах в октябре 1987 года, в течение которого произошло невиданное ранее резкое падение Dow Industrials на 508 пунктов, был отягощен новыми моделями компьютерных торгов, на основе так называемой теории Black-Sholes Option Pricing (Модель оценки стоимости опционов на основе цены и степени неустойчивости соответствующего фондового инструмента, цены исполнения, процентной ставки и времени, остающегося до окончания срока действия опциона – прим.перев.), теперь деривативы оценивались и торговались на рынке точно так же, как фьючерсы на свинину раньше.

Крах 1987 года сделал ясным, что на рынках не существует никакой реальной ликвидности, когда она необходима. Все финансовые менеджеры пытались сделать одну и ту же вещь в одно и то же время: играть на понижение фьючерсов по биржевым индексам в тщетной попытке хеджировать свои позиции.

По словам Стивена Зарленга (Stephen Zarlenga), который как трейдер находился в нью-йоркских биржевых залах во время кризисных дней в 1987 году: «Они создали крупное обесценивание на фьючерсном рынке… Участники арбитражных сделок, которые купили у них с большой скидкой фьючерсы, оборачивались и продавали основные акции, прижимая рынок наличных вниз, подпитывая процесс и в, конечном итоге, обваливая рынок».

Зарленга продолжал: «Некоторые из крупнейших фирм на Уолл-Стрите обнаружили, что они не могли остановить участие своих предварительно запрограммированных компьютеров в этой автоматической торговле деривативами. Согласно частным сообщениям, они были вынуждены выдергивать их из розетки или отрезать провода к компьютерам, или находить другие способы отключить их от электричества (были слухи об использовании пожарных топоров из холлов), так как невозможно было прервать программы, посылающие приказы на торговые площадки».

«На нью-йоркской фондовой бирже в определенный момент в понедельник и во вторник серьезно рассматривалось полное закрытие на несколько дней или недель и делалось это открыто… Именно в этот момент… Гринспен сделал нехарактерное объявление. Он сказал в самых недвусмысленных выражениях, что ФРС предоставит кредиты в распоряжение брокерского сообщества, если понадобится. Это был поворотный момент, поскольку именно недавнее назначение Гринспэна в качестве председателя ФРС в середине 1987 года было одной из первых причин для рыночных распродаж». [3]

Важным в октябрьском однодневном крахе 1987 года являлся не уровень падения. Важно то, что 20 октября ФРС без публичного объявления вмешивалась через доверенных дружков New York bank Гринспэна при JP Morgan и в других местах, чтобы манипулировать восстановлением рынка за счет использования новых финансовых инструментов, называемых деривативами.

Видимой причиной восстановления рынка в октябре 1987 было то, что чикагские фьючерсы MMI(Major Market Index) на голубые фишки Нью-Йоркской фондовой биржи начали идти выше номинала в полдень во вторник, в то время, когда одна за другой закрывались позиции по Dow.

Это стало точкой возврата из коллапса. Арбитражеры покупали акции, лежащие в основе опциона, вновь открывая их, и продавали фьючерсы MMI выше номинала. Позднее было установлено, что лишь примерно 800 контрактов, купленных в MMI фьючерсах было достаточно для создания премии и начала восстановления. Гринспен и его дружки из Нью-Йорка сконструировали рукотворное восстановление, используя те же самые модели торговли деривативами наоборот. Это было началом эпохи производных финансовых инструментов.

Исторически, по крайней мере по мнению большинства, роль ФРС, наряду с управлением контроля за денежным обращением, состояла в том, чтобы действовать в качестве независимых наблюдателей из крупнейших банков для обеспечения стабильности банковской системы и не допускать повторения банковской паники 1930-х годов, и прежде всего ФРС выступала в роли «кредитора последней инстанции».

Под управлением же Гринспена после октября 1987 года, ФРС все чаще становилась «кредитором первой инстанции», поскольку ФРС расширяла круг финансовых учреждений, достойных страхования ФРС: от собственно банков, которым было поручено осуществление банковского надзора ФРС, и от искусственной поддержки фондовых рынков, как в 1987 году, до аварийного спасения хеджевых фондов, как в случае с кризисом платежеспособности хеджевого фонда Long-Term Capital Management в сентябре 1998 года.

Последнем наследием Гринспена будут возврат к ФРС, а с ней и к американскому налогоплательщику, роли «Кредитора последней инстанции», чтобы аварийно спасать крупные банки и финансовые учреждения, сегодняшние Большие Деньги, после того как лопнет их многотриллионный пузырь ипотечной секьюритизации.

К моменту отмены ограничений Гласса-Стигала, события исторического значения, погребенного в архивах финансовых сводок, ФРС Гринспена ясно дала понять, что будет готова страховать наиболее рискованные и сомнительные новые авантюры финансового сообщества США. Пришло время для запуска гринспеновской революции секьюритизации.

И это была не случайность, а тщательная разработка. Политика невмешательства ФРС в отношении банковского надзора и регулирования после 1987 года имела решающее значение для осуществления более широкой программы Гринспена по дерегулированию и финансовой секьюритизации, на которую он намекал в своем первом выступлении перед Конгрессом в октябре 1987 года.

18 ноября 1987 года, всего лишь через три недели после октябрьской фондовой катастрофы, Алан Гринспен заявил Банковскому Комитету Палаты представителей США, что «…отмена ограничений Гласса-Стигала обеспечит значительную общественную выгоду при одновременном контролируемом увеличении риска». [4]

Гринспен будет повторять эту мантру до тех пор, пока ограничения не будут окончательно отменены в 1999 году.

Поддержка со стороны ФРС Гринспена нерегулируемого использования производных финансовых инструментов после катастрофы 1987 года сыграла важную роль в глобальном взрыве номинальных объемов торговли деривативами. Глобальный рынок деривативов вырос на 23 102 % по сравнению с 1987 годом и достиг величины 370 трлн долларов к концу 2006 года. Такие номинальные объемы выходят за рамки понимания.

Уничтожение ограничений Гласса-Стигала

Одним из первых действий Гринспена в качестве председателя ФРС состояло в призыве к отмене Акта Гласса-Стигала, за что горячо выступали его старые друзья в JP Morgan и Citibank. [5]

Закон Гласса-Стигала, официально Закон о банках 1933 года, вводил разделение коммерческой банковской системы от уолл-стритовского инвестиционного и страхового банкинга. Изначально Гласс-Стигал предназначался для обуздания трех основных проблем, которые привели к жестокой волне банковских падений и депрессии в 1930-е.

Банки инвестировали свои активы в ценные бумаги с последующим риском для коммерческих и сберегательных вкладчиков в случае биржевого краха. Недоброкачественные займы выдавались банками для того, чтобы искусственно поддерживать цены на некоторые ценные бумаги или финансовые позиции компаний, в которые банк инвестировал свои собственные активы. Банковский финансовый интерес в собственности, ценообразовании или распределении ценных бумаг неизбежно искушает банковских чиновников давить на своих банковских клиентов, чтобы те инвестировали в бумаги, которые сам банк был вынужден продавать. Это был колоссальный конфликт интересов и приглашение для мошенничества и злоупотреблений.

Банки, которые предлагали инвестиционно-банковские услуги и взаимные фонды были субъектами конфликта интересов и других злоупотреблений, что приводило к нанесению ущерба собственным клиентам, в том числе заемщикам, вкладчикам и банкам-корреспондентам. Подобным же образом сегодня, когда нет больше ограничений Гласса-Стигала, банки, предлагающие секьюритизацию ипотечных обязательств и аналогичных изделий через полностью принадлежащие им специальные компании, которые они создают, чтобы вывести риск «из банковской отчетности», являются соучастниками в мошенничестве sub-prime секьюритизации, которое вероятно войдет в историю как величайшее финансовое мошенничество всех времен.

В своей истории Великого Краха экономист Джон Кеннет Гэлбрейт отметил, что «Конгресс был обеспокоен тем, что коммерческие банки в целом и банки-члены Федеральной резервной системы, в частности, понесли значительный урон в связи с падением фондового рынка отчасти из-за своего прямого и косвенного участия в торговле и владения спекулятивными ценными бумагами.

«Законодательная история закона Гласса-Стигала», – продолжает Гэлбрейт, – «свидетельствует о том, что Конгресс также имел в виду и неоднократно фокусировался на более тонких опасностях, которые возникают, когда коммерческий банк выходит за рамки бизнеса, действуя в качестве попечителя или управляющего, и вступает в инвестиционный банковский бизнес либо непосредственно, либо путем создания филиалов, чтобы держать и продавать частные инвестиции». Гэлбрейт замечает: «В течение 1929 года один инвестиционный дом Goldman, Sachs & Company организовал и продал почти на миллиард долларов ценных бумаг в трех взаимосвязанных инвестиционных трастах: Goldman Sachs Trading Corporation, Shenandoah Corporation и Blue Ridge Corporation. Все они в конечном итоге обесценились до нуля».

Операция Возвращение

Основные нью-йоркские крупные финансовые центры давно уже держат в голове отказ от ограничений Конгресса 1933 года . И Алан Гринспен в качестве председателя Федеральной резервной системы был их человеком. Основные крупные банки, возглавляемые влиятельным рокфеллеровскими Chase Manhattan Bank и Sanford Weill’s Citicorp, потратили свыше 10 миллиардов долларов, лоббируя и проводя кампанию пожертвований влиятельным конгрессменам, чтобы добиться дерегулирования ограничений на банковское и фондовое страхование эпохи Великой депрессии.

После революции 2001 года их отмена открыла дорогу секьюритизации.

В течение двух месяцев после вступления в должность 6 октября 1987 года, всего за несколько дней до большого однодневного краха на Нью-Йоркской фондовой бирже Гринспен сообщил Конгрессу, что банки США, в эпоху новых технологий «замороженные» структурой регулирования, которая была разработана более 50 лет назад, проигрывают свои конкурентные сражения с другими финансовыми учреждениями и нуждаются в новых полномочиях для восстановления баланса: «Основные продукты, предоставляемые банками, – оценка кредитов и диверсификации рисков – являются менее конкурентоспособными, чем они были 10 лет назад».

В то же времяNew York Times отметила, что «г-н Гринспен уже давно гораздо более благосклонно настроен в отношении дерегулирования банковской системы, чем Пол А. Волкер, его предшественник в ФРС». [6]

То первое выступление Гринспена в Конгрессе 6 октября 1987 года в качестве председателя ФРС имеет важное значение для понимания преемственности курса вплоть до революции секьюритизации последних лет, революции Новых Финансов. Вновь цитируя рассуждения New York Times, «г-н Гринспен, сокрушаясь о потерях банками конкурентных преимуществ, указал, как он выразился, на «слишком жесткую» нормативную структуру, которая ограничивает доступ к потребителям и эффективное обслуживание и препятствует конкуренции. Но затем он указал и на другое развитие событий «особого значения» – достижения в области обработки данных и телекоммуникационных технологий, которые позволили другим узурпировать традиционную роль банков как финансовых посредников. Иными словами, основной банковский экономический вклад – риск своими деньгами в виде кредитов на основе обладания превосходящей информации о кредитоспособности заемщиков – оказался под угрозой».

Times цитировал Гринспена по поводу вызова современному банковскому делу, в связи с этими технологическими изменениями: «По словам Гринспена, обширные он-лайн базы данных, мощный потенциал вычислений и телекоммуникационные средства предоставляют кредитную и рыночную информацию почти мгновенно, что позволяет кредитору проводить свой собственный анализ кредитоспособности и разрабатывать и осуществлять комплекс торговых стратегий по хеджированию рисков. Это, добавил он, наносит постоянный урон «конкурентоспособности депозитарных учреждений и в будущем позволит расширить конкурентное преимущество рынков секьюритизированных активов», таких как коммерческие бумаги, перекрестные ипотечные ценные бумаги и даже автомобильные кредиты».

Он заключает: «Наш опыт вплоть до этого момента показывает, что эффективнейшая изоляции банка от связанной финансовой или коммерческой деятельности достигается через холдинговую структуру». [7] В банковской холдинговой компании, Федеральном фонде страхования депозитов, портфель вкладов, чтобы гарантировать банковские депозиты свыше 100 тыс. долларов на каждом счету, будет применяться только к центральному банку, а не к различным дочерним компаниям, созданным для участия в экзотических хеджевых фондах или другой деятельности, не входящие в учетные книги банка. В результате этого в кризисных ситуациях, таких как надвигающийся «черный понедельник» секьюритизации, в конечном счете окончательным кредитором в последней инстанции, страховкой банковских рисков становятся американские налогоплательщики.

Это вызвало серьезные дебаты в Конгрессе и продолжалось до окончательной полной законодательной отмены при Клинтоне в 1999 году. Клинтон передал перо, которым в ноябре 1999 года он подписал этот акт отмены, закон Грамм-Лич-Блили, в качестве подарка Санфорду Вейлу, могущественному главе Citicorp, что есть, по меньшей мере, любопытный жест для демократического президента.

Человек, который сыграл решающую роль в продавливании через Конгресс отмены закона Гласса-Стигала был Алан Гринспэн. На слушаниях Комитета по банковским и финансовым услугам Палаты представителей 11 февраля 1999 года, Гринспен заявил: «Мы поддерживаем, как мы уже это делали в течение многих лет, значительный пересмотр, ... Закона Гласса-Стигала и Закон о банковских холдингах, чтобы устранить законодательные барьеры на пути интеграции банковской, страховой и биржевой деятельности. (выделено автором-прим.перев.) Существует практически единодушие между всеми заинтересованными сторонами, и частными и государственными, в том что эти барьеры должны быть сняты. Технологически стимулируемое распространение новых финансовых продуктов, которые позволяют разделение рисков, все в большей степени соединяют свойства банковского дела, страхования и ценных бумаг в единый финансовый инструмент». (выделено автором-прим.перев.)

В том же выступлении в 1999 году Гринспен разъяснял, что отмена означает меньшее, а не большее регулирование вновь создаваемых финансовых конгломератов, вступая тем самым на прямую дорогу к нынешнему фиаско: «Когда мы стоим на пороге двадцать первого века, остатки философии девятнадцатого века проверки банков упадут на обочине. Банки, конечно, по-прежнему нужно будет контролировать и регулировать, в немалой степени потому, что они подпадают под действие сети гарантий. Моя позиция в том, однако, что характер и масштабы этой деятельности должны прийти более в соответствии с рыночными реалиями. Кроме того,к банковским партнерам не нужно – на самом деле, нельзя – применять регулирование, подобное банковскому» (выделено автором -прим.перев.) [8]

Распад банковских холдингов с присущим им конфликтом интересов, в результате чего десятки миллионов американцев оказались безработными и бездомными в течение депрессии 1930-х годов, был именно той причиной по которой в первую очередь Конгресс принял закон Гласса-Стигала.

«… стратегии, невообразимые десять лет назад…»New York Times описывала новый финансовый мир, созданный отменой ограничений Гласса-Стигала, в июньском очерке о Goldman Sachs в 2007 году, за несколько недель до наступления кризиса sub-prime: «В то время как Уолл-Стрит еще делает деньги, консультируя компании по вопросам слияний и фиксируя эти сделки, реальные деньги – огромные деньги – делаются торговым и инвестиционным капиталом с помощью глобального массива сногсшибательных продуктов и стратегий, невообразимых десять лет назад». Они имели в виду революцию секьюритизации.

Times процитировал председателя Goldman Sachs Ллойда Бланкфейна о новых финансовых инструментах секьюритизации, хеджевых фондах и деривативах в мире: «Мы прошли полный круг, потому что это именно то, что Ротшильды или ДжиПи Морган делали в пору своего расцвета. Именно закон Гласса-Стигала вызвал отклонение от прямого пути» [9]

Бланкфейн, как и большинство банкиров с Уолл-Стрита и финансовых инсайдеров, рассматривал «новый курс» правительства Рузвельта как аберрацию, открыто призывая к возвращению ко временам ДжиПи Моргана и других магнатов «позолоченного века» злоупотреблений 1920 годов. Гласс-Стигал, аберрация по Бланкфейну, была, наконец, ликвидирована, благодаря Биллу Клинтону. Goldman Sachs был основным вкладчиком в избирательную кампанию Клинтона, и даже направил к Клинтону своего председателя Роберта Рубина в 1993 году, сначала в качестве «экономического царя», а затем в 1995 году в качестве секретаря Казначейства США. Сегодня еще один бывший председатель Goldman Sachs, Генри Полсон, снова занимает должность секретаря Казначейства США, но уже при республиканце Буше. Власть денег не знает партий.

Соучредитель Института экономической политики Роберт Куттнер, выступал перед Комитетом по вопросам банковской деятельности и финансовых услуг США конгрессмена Барни Франка в октябре 2007 года, вызывая призрак Великой депрессии:

«С момента отмены Гласса-Стигала в 1999 году, после более десяти лет фактических посягательств, супер-банки смогли вновь установить в законодательном порядке те же виды структурных конфликтов интересов, которые были распространены в 1920 годах – кредитование спекулянтов, упаковка и страховка кредитов и последующая их продажа оптом или в розницу, и взимания платы за каждый шаг на этом пути. И многие из этих бумаг являются еще более непрозрачными для банковских ревизоров, чем во времена их коллег в 1920-х. Значительная часть из них вообще не являются бумагами, и весь процесс нагнетается с помощью компьютеров и автоматизированных формул». [10]

Комментатор Dow Jones Market Watch Томас Костиген, писавший в первые недели разворачивающегося кризиса sub-prime, отметил роль отмены ограничений Гласса-Стигала в открытии широкой дороги для мошенничества, манипуляций и эксцессов кредитного левереджа в растущем мире секьюритизации :

«Было время, когда банки и брокерская деятельность были отдельными предприятиями, объединение им запрещалось во избежании конфликтов интересов, финансового краха, монополии на рынках, всех этих вещей вместе.

В 1999 году закон, запрещавший сочетание брокерской и банковской деятельности, Закон Гласса-Стигала 1933 года, был отменен, и вуаля! финансовый супермаркет вырос на месте того, что мы знаем как Citigroup, UBS, Deutsche Bank и др. Но сейчас, когда эти банки, кажется, споткнулись на своей некачественной ипотеке, стоит просить, привели бы их ошибки к такому масштабу опустошения на остальной части финансовых рынков, если бы ограничения Гласса-Стигала оставались на месте ?

Разнообразие всегда вело к снижению риска. И Гласс-Стигал сохранял разнообразие, разделив финансовые мощь на банки и брокерские конторы. Гласс-Стигал был принят конгрессом, чтобы запретить банкам приобретать в собственность брокерские конторы с полным набором услуг и наоборот, так как инвестиционно-банковская деятельность, такая, как гарантирование вкладов корпоративных и муниципальных ценных бумаг, не может быть поставлена под сомнение, а также для изоляции банковских вкладчиков от рисков крушения фондового рынка, подобного тому, что стал причиной Великой депрессии.

Но поскольку банки все чаще посягали на бизнес с ценными бумагами, предлагая торговые скидки и взаимные фонды, индустрия ценных бумаг протестовала. Таким образом, в том 1999 году запрет закончился, и финансовые гиганты пошли в атаку. Citigroup проложила путь, а другие последовали. Мы увидели как были поглощены Smith Barney, Salomon Brothers, PaineWebber и многие другие известные брокерские бренды.

Предполагается, что на брокерских фирмах должна быть китайская стена, которая разделяет инвестиционный банкинг от торговой и исследовательской деятельности. Такое разделение должно удерживать торговых агентов от оказания давления на своих коллег аналитиков, чтобы те выдавали бы лучшие результаты для клиентов, все во имя увеличения их общей итоговой строки в годовом отчете.

Ну, мы видели, насколько хорошо эти стены держались в времена расцвета эпохи dot.com, когда смехотворно высокие оценки выдавались корпорациям, гарантом (underwriter) которых по случайности выступала та же фирма, которая также торговала их ценными бумагами. Когда такие стены ставились внутри их новых банковских домов, то на них появлялись трещины и, все более очевидно, они игнорировались.

Никто реально не интересовался новой причудой предоставлять обеспечение банковского долга по закладным в виде нескольких различных типов финансовых инструментов и продавать их через другое подразделение того же самого учреждения. Этим начали интересоваться только сейчас …

Когда банки усердно и тщательно исследуются аналитиками ценных бумаг третьей стороны, то возникает больше вопросов, чем в том случае, когда исследование ведется людьми, которые ходят в тот же самый кафетерий. Кроме того, сборы, сделки и тому подобное стали бы делом независимых торговых агентов, а это означает, что люди сбивали бы цены и выясняли бы детали гораздо больше, для увеличения своих собственных прибылей, – вместо того, чтобы работать в команде для увеличения общего премиального фонда.

Гласс-Стигал, по крайней мере, давал то, что следует из его названия: прозрачность (Glass = стекло, -прим.перев). Это лучше всего достигается, когда всматриваются лица извне. Когда же все находятся внутри рассматриваемого объекта, то они смотрят наружу и видят одно и то же. Это не хорошо, потому что тогда вы не можете видеть вещи надвигающиеся (или падающие), и каждый подвержен падению крыши.

Конгресс в настоящий момент проводит расследование ипотечного фиаско sub-prime. Законодатели рассматриваютужесточение правил кредитования, считают вторичных покупателей долговых обязательств ответственными за практику злоупотреблений, и, на позитивной ноте, даже берут на поруки некоторых домовладельцев. Эти временные меры помощи, однако, не починят то, что сломано: система конфликтов, которая возникла, когда продавцы, торговцы и оценщики принадлежат к одной и той же команде. [11] (выделено автором – прим.перев.)