Текст книги "Доказательство умысла (в сокращении)"

Автор книги: Уильям Каглин

Соавторы: Уолтер Соррелс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 10

Вечером, после того как заседание суда было прервано до следующего утра, я сказал Лайзе, что нам придется вызвать на свидетельское место Майлза. Мы сидели в моем офисе, уничтожая едва ли не двухсотую за последние два месяца пиццу.

– Если ты хочешь вызвать сомнения, – сказал я, – тебе нужен по-настоящему убедительный альтернативный подозреваемый. А у нас такого нет.

– Но чем нам могут помочь свидетельские показания Майлза?

Я тяжело вздохнул:

– Мне нужно заставить его рассказать о Блэре. Это единственная наша надежда.

– Так ведь мы можем использовать и самого Блэра, – сказала Лайза. – Если, конечно, нам удастся его найти.

– Забудь о Блэре, – резко ответил я.

Она как-то странно посмотрела на меня и спросила:

– Почему?

О ночной встрече с Блэром в офисе я ей не рассказывал.

– У меня нет времени на поиски.

– У меня есть, – ответила она, снимая со стола ключи от машины. – Мне нужно лишь обрушить на него прославленное обаяние Слоунов, и никуда он от нас не денется.

Она сунула в рот кусок пиццы, встала и устремилась к двери.

– Лайза! – крикнул я. – Отдай ключи!

– Угум-м! – ответила она. И исчезла.

Я вскочил, бросился за ней, однако споткнулся о коробку с остатками большой пиццы и упал, угодив в нее обоими коленями. Ко времени, когда я выскочил из дома, огни моего «крайслера» уже едва различались в дальнем конце улицы.

На следующее утро, проснувшись около шести утра на работе, я первым делом выглянул в окно. Машины на ее обычном месте не было. Я позвонил к себе домой – никто не ответил. Меня начала бить нервная дрожь. Все будет хорошо, сказал я себе. Скорее всего, она сейчас на пути к моей конторе.

К семи часам я издергался окончательно.

Мой дом находится всего в шести кварталах от работы, поэтому я решил прогуляться пешком. Ни недавно сваренного кофе, ни сообщения на автоответчике, ни признаков того, что Лайза провела эту ночь в своей постели, я там не обнаружил.

Я посмотрел на часы: семь тридцать пять. В суде я должен был появиться в девять, а перед перерывом на ланч мне предстояло выступить с заключительной речью. Я позвонил в службу заказа такси и, положив трубку, принялся расхаживать по гостиной, обдумывая свое выступление. Проблема состояла в том, что подготовить следовало два его варианта. Один основывался на версии «это сделал Блэр». Другой, слащаво-сентиментальный, представлял собой попытку посеять в умах присяжных обоснованные сомнения. Чувствовал я себя ужасно – до безобразия неподготовленным.

В размышления о речи я погрузился настолько, что, снова взглянув на часы, с удивлением обнаружил: уже восемь семнадцать. Такси так и не появилось. Дорога от дома до суда занимала, если ехать на машине, минут десять. Правда, мне еще нужно было заскочить в офис. Стало быть, получалось пятнадцать.

Я снял с телефона трубку, чтобы второй раз позвонить насчет такси, однако никаких гудков не услышал. А спустя мгновение в ней прозвучал несколько озадаченный голос:

– Алло?

– Лайза! – воскликнул я. – Слава богу. Ты где?

– На окраине Сагино.

– Сагино!

До этого города было отсюда почти два часа езды.

– Я нашла Блэра. Он тут надрался до бесчувствия с тюремным дружком. Кажется, мне удастся уговорить его выступить на процессе.

– Оставь его. Это слишком опасно.

– Мне нужно бежать, иначе он улизнет. Мы либо приедем вместе, либо…

– О нет!

Трубка умолкла. Я посмотрел на часы: восемь двадцать одна. Сердце мое работало, как отбойный молоток. Если в ближайшие минуты такси не появится, я опоздаю.

Я позвонил в службу заказа:

– Слоун. Где моя машина?

– Кто?

Мне понадобилось пять минут, чтобы втолковать диспетчеру, как сильно я спешу. Наконец появилось, изрыгая клубы голубоватого дыма, такси. Я прикинул: если ничего не случится, в суд я попаду ровно за минуту до девяти.

И конечно, на середине пути к офису двигатель такси отказал, машина остановилась у бордюра. Водитель приступил к долгим переговорам по радио.

– Сколько времени все это займет? – спросил я.

Таксист с улыбкой повернулся ко мне:

– Не волнуйся, друг. Не больше часа.

Я вытащил из кейса сотовый. Батарейка его, естественно, была полностью разряжена.

– Как я рад, что вы наконец соизволили присоединиться к нам, мистер Слоун, – улыбаясь, сварливо произнес судья Ивола.

Присяжные уже сидели на своих местах, работала камера канала «Суд ТВ». До здания суда я добрался, уговорив подвезти меня паренька на «фольксвагене». Было уже почти десять.

– Приношу суду искренние извинения, – сказал я. – У меня сломалась машина и разрядился сотовый телефон. А потом…

Ивола прервал меня взмахом руки:

– Ну, надеюсь, хотя бы следующего вашего свидетеля мыши съесть не успели.

Присяжные захихикали.

– Ваша честь, я хотел бы очень коротко переговорить с моим клиентом.

Если не считать Блэра Дэйна, в списке свидетелей у меня остался только один человек, и я молил небеса о том, чтобы они избавили меня от необходимости использовать его.

– Нисколько не сомневаюсь. Однако эта привилегия предоставляется лишь тем, кто вовремя появляется в суде. Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Слоун.

Я склонился к Майлзу и прошептал:

– Ваш черед. Или, может быть, вы предпочитаете сделать ставку на обоснованные сомнения?

Майлз мрачно взирал прямо перед собой.

– Я вообще не расположен сейчас делать какие-либо ставки, – ответил он.

– Тогда должен вас предупредить, – прошептал я, – вам придется туго.

– То есть?

– То есть, выходя на свидетельское место, вы полностью отдаете себя в мои руки.

Довольно долгое время он молчал, крепко сжимая пальцами край стола, и наконец сказал:

– Ладно, валяйте.

– Ваша честь, – сказал я, – защита вызывает Майлза Дэйна.

Сидевшие в зале журналисты оживились. Наконец наступала кульминация, которую все они долго ждали.

Майлз медленно приблизился к свидетельскому месту. Он казался маленьким, усталым, измученным, постаревшим. Далеко не тем романтическим персонажем, какого он привык изображать. Ворот белой рубашки Майлза был ему тесен, рукава синего костюма выглядели слишком длинными. Единственное, что осталось в нем прежним, были серые глаза, смотревшие на мир с выражением затравленного щенка.

Я вышел в середину зала. Почувствовал, как на моей спине сфокусировалась камера «Суд ТВ». Сердце у меня сильно билось, но я вдруг ощутил себя спокойным и сильным.

– Мистер Дэйн, – неторопливо, громко и мрачно начал я, – вы ведь завзятый врун, не так ли?

Глаза Майлза расширились.

– Нет, серьезно, – продолжал я. – Некий загадочный, гнусный вор-домушник пробирается в ваш кабинет, крадет эту самую палку, а затем в течение пятнадцати минут беззвучно избивает ею до смерти вашу жену и ловко выпрыгивает из окна второго этажа. Все это куча самого нелепого вранья, какое мне когда-либо приходилось выслушивать. Согласны?

Он смотрел на меня во все глаза. И судья Ивола смотрел на меня во все глаза. И присяжные. Даже Стэш Олески и тот выглядел удивленным.

Я неторопливо подошел к столу секретаря суда, взял вещественное доказательство, которому обвинение присвоило номер 37, – изогнутую черную палку, похожую на самурайский меч, прошел с ней по центральному проходу к задней стене зала. У стены сидел на стуле заснувший, судя по всему, мужчина в спортивной куртке, синих джинсах и низко надвинутой на лицо зеленой бейсболке.

– Эй! – окликнул его я. – Мы вам не наскучили?

И потыкал в мужчину орудием убийства.

Ответа не последовало.

Тогда я состроил зверскую физиономию, отступил на шаг, взмахнул орудием убийства и врезал им спящему по голове. Бейсболка взвилась в воздух. Зал ахнул, как один человек.

Разумеется, это был манекен – его неприметно подсадил в зал паренек, который подвозил меня на «фольксвагене».

Я еще раз с бешеной силой ударил сидящего. Бедняга бочком рухнул на пол. Я лупил по нему палкой, пока судья Ивола не опомнился и не заколотил молотком по столу.

– Примите мои поздравления, мистер Слоун, – крикнул он, едва перекрывая голосом шум, производимый моими ударами, – вы только что заработали вашим представлением штраф в одну тысячу долларов.

– Это была всего лишь допустимая демонстрация, служащая обоснованием моих доводов, – ответил я и быстро повернулся к Майлзу. – Признайтесь, мистер Дэйн, избивая этот манекен, я произвел немалый шум?

– Да, – прищурившись, ответил Майлз.

– А между тем вы сказали детективу Денкерберг, что в вашем доме в течение пятнадцати минут происходило примерно то же самое, однако вы ничего не слышали.

– Нет… я… Это он… Это был… Я видел его.

Я издевательски усмехнулся:

– Ну еще бы. Кто-то пятнадцать минут превращает вашу жену в месиво, а вы слышите всего лишь – как вы выразились? Странный шум?

– Какого ответа вы от меня ждете?

– Я жду от вас правды! – рявкнул я. – Просто расскажите всем этим людям, что произошло на самом деле.

Майлз Дэйн заморгал. Он помрачнел и громко произнес:

– Я отказываюсь отвечать вам на том основании, что ответ может привести к моему осуждению.

Сердце мое замерло. Хуже этих слов были только: «Да, я виновен».

– Вы хотите сказать, что сами убили вашу жену?

– Думаю, мне следует воспользоваться Пятой поправкой, мистер Слоун. – И он повернулся к судье Иволе: – Скажите, ваша честь, я могу уволить своего адвоката, не сходя со свидетельского места?

Ивола уже выглядел к этому времени человеком слегка контуженным:

– Леди и джентльмены, мы прервемся на несколько минут, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Пристав, проводите присяжных в отведенную для них комнату.

– Прежде чем мы начнем разговор, ваша честь, – сказал я, – мне хотелось бы коротко переговорить с моим клиентом. Если, конечно, он все еще мой клиент.

Будь у судьи Иволы лазеры вместо глаз, я бы прямо в эту минуту превратился в облако дыма. Некоторое время он свирепо изучал меня, затем сказал:

– Да уж, будьте добры, переговорите.

Я попросил судебного пристава отвести Майлза в небольшую совещательную комнату, примыкающую к залу суда. Как только за приставом закрылась дверь, Майлз поинтересовался:

– Ну что, довольны?

Я рассмеялся – без всякого, впрочем, веселья – и спросил:

– Вы понимаете, что вы только что сделали? Приобрели билет в один конец – в тюрьму.

– Не надо читать мне нотации! – ответил Майлз. – Я же вам говорил, не поднимайте этот вопрос в зале суда!

– Десять минут назад вы разрешили мне поступать так, как я считаю нужным.

– Я совершенно ясно дал вам понять – этой темы касаться не следует.

– Темы? Темы? Вы что? Боитесь назвать имя? Это не тема, а ваш сын! Его зовут Блэром. И сейчас самое время защитить его от последствий того, что он натворил.

– Не говорите мне о мальчике!

– Мальчике! Он взрослый мужчина. Он убил вашу жену, и вы пытаетесь его выгородить? Да что с вами?

– Он заслуживает шанса! Я уже подвел его один раз.

– Поздно, Майлз, – ответил я. – Правда такова: ваш сын – опасный, лишенный совести негодяй.

– Нет! Нет!

Внезапно Майлз бросился на меня и ударил скованными руками. Я повалился, сильно приложившись головой об пол, – мы покатились, точно пара придурковатых мальчишек.

И тут Майлз вдруг заплакал, уткнувшись лицом в мой галстук, – заплакал, как дитя.

– Что я наделал, Чарли? У меня ничего не осталось. Что я наделал, друг?

Я обхватил его руками, погладил по волосам. Спустя какое-то время рыдания Майлза утихли – теперь мы просто лежали с ним на грязном полу, точно два утомленных любовника.

Я сел, стряхнул с костюма пыль. Падая, я ухитрился удариться физиономией об пол и теперь чувствовал, как под глазом у меня набухает синяк.

– Так что же, уволили вы меня или нет? – спросил я.

– Нет.

– Дадите вы показания насчет Блэра?

Майлз по-прежнему лежал на полу. И впервые с той минуты, как я взялся за его дело, вид у него был спокойный и мирный.

– Нет, – сказал он. – После смерти Дианы жить мне уже незачем. Может быть, в Блэре все же есть что-то заслуживающее спасения. Я хочу дать ему возможность выяснить это.

– Как все произошло? – спросил я.

– В 69-м? В глубине души я хотел сохранить нашего ребенка. Однако Диана сказала, что, если она это сделает, семья оставит ее без средств к существованию. А я понимал: моя писательская карьера будет трудной, понимал, что, если мы поженимся, попытаемся вырастить ребенка без денег Дианы, все мои мечты пойдут прахом. И я сказал ей: ну конечно, откажись от него. А когда мне сообщили, что ребенок умер, я почувствовал облегчение.

Он закрыл скованными руками лицо.

– Убийство, – произнес я. – Как произошло убийство?

– Несколько месяцев назад он позвонил нам. Сказал, что он наш сын. Я решил, что это, скорее всего, просто мошенник, и нанял детектива, чтобы тот все выяснил. Он и выяснил – да, это действительно наш сын.

– Чего он хотел от вас? – спросил я. – Денег?

Майлз довольно долго молчал.

– Ему нужна была кровь. По флакончику нашей крови.

Я нахмурился:

– Кровь? Зачем?

– Он сказал, что у него какое-то генетическое заболевание. Говорил о нем довольно туманно.

– И вы дали ему кровь?

Майлз кивнул:

– Да. Оба. За шесть недель до убийства.

– А потом?

– Потом он позвонил снова, сказал, что хочет поговорить. Не со мной, с Дианой. Сказал, что это очень важно.

– И что вы подумали?

– Мне это не понравилось. Но я решил, что отказать ему мы не можем.

– А затем?

– В ту ночь он приехал к нам. Около десяти вечера я вернулся из спортивного зала и застал их в гостиной, за разговором. Когда я вошел, они повернулись ко мне и, похоже, огорчились, увидев, что это всего лишь я. Потом Блэр посмотрел на часы и сказал: «Думаю, он уже не приедет».

– О ком он говорил?

Майлз пожал плечами:

– Понятия не имею. Тот, кого они ждали, так и не появился. Ну, я ушел в свой кабинет, оставив их наедине. Потом услышал, как они ссорятся. Кричат. Вернулся в гостиную – убедиться, что все в порядке. Диана сказала, что все хорошо. – Он помолчал. – Я опять ушел в кабинет. И снова услышал их крики. Тогда я включил музыку и после уже ничего не слышал. – В глазах у него блеснули слезы. – А около часу ночи я музыку выключил. К тому времени в доме стояла полная тишина. Я проработал почти до трех. Потом поднялся наверх, собираясь лечь. Вот тогда я ее и нашел.

– Зачем вы придумали совсем другую историю?

– Вы бы поверили мне, скажи я, что торчал в кабинете, пока кто-то убивал мою жену?

– А бокен? – спросил я. – А одежда?

Майлз покачал головой:

– Понятия не имею.

– Окно?

Майлз смутился:

– Да. Это была моя работа. Вот только насчет отпечатков я не подумал. – И он вздохнул.

Кто-то с силой постучал в дверь, затем послышался приглушенный голос судебного пристава:

– Судья хочет, чтобы вы вернулись в зал.

Я рывком поставил Майлза на ноги:

– Мне снова придется задавать вам вопросы, Майлз. И я прошу вас, расскажите о случившемся всю правду.

Он покачал головой:

– Я не пошлю сына в тюрьму.

– А если он сам придет сюда и даст показания?

Майлз пожал плечами:

– Это решать ему. Я его принуждать не стану. – Он вдруг протянул руку, коснулся моего лица. – Простите меня за то, что я сделал с вашим глазом. У вас тут кровь идет, немного.

Я вытер лицо рукавом. Синяк сейчас был не главной моей проблемой.

Когда мы вернулись в зал суда, судья Ивола сказал:

– Ну что же, джентльмены, вы провели наедине немало времени. Мистер Дэйн, вы все еще намерены отказаться от услуг вашего адвоката?

– Нет, ваша честь. Он просто старается честно выполнить свою работу.

– Я не допущу, чтобы ходу этого процесса препятствовали надуманные обвинения адвоката в некомпетентности.

– Уверяю вас, ваша честь, это не было попыткой создать повод для апелляции, основанной на неправомерности ведения процесса, – сказал Майлз.

Ивола смерил его гневным взглядом:

– Хорошо. Вернитесь на место свидетеля, мистер Дэйн.

Майлз вернулся на место, сел, присяжные вошли в зал.

– Мистер Слоун, прошу вас, продолжайте допрос вашего свидетеля.

Я повернулся к Майлзу:

– Итак, Майлз, позвольте мне подвести итог. Вы солгали о случившемся детективу Денкерберг?

– Да.

– Почему?

– Потому что происшедшее на самом деле выглядит неправдоподобным.

– Так это вы убили вашу жену?

– Я слишком любил ее. Больше чего бы то ни было в жизни.

Он опустил взгляд. Помолчал. И заплакал.

– Майлз, – негромко произнес я. – Это вы убили ее?

Он покачал головой, по лицу его текли слезы:

– Нет, нет, я никогда не сделал бы этого.

– А кто это сделал, вы знаете?

– Думаю, да.

– Вы назовете мне его имя?

Он снова покачал головой, вытер слезы:

– Простите, нет. У меня есть на то свои причины. Имя его я назвать не могу.

– Вы пытаетесь уберечь кого-то, не так ли? И пытались с самого начала.

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– Именно по этой причине вы и рассказывали детективу Денкерберг смехотворные байки, верно?

– И на этот вопрос я ответить не могу.

– Именно поэтому вы и лгали.

– Я просто…

Голос его сорвался, он взглянул в окно зала суда. В зале стояла мертвая тишина.

– Ваша честь, – наконец сказал я. – Похоже, мы с мистером Дэйном уже прошли наш совместный путь до конца.

Марк Ивола повернулся к Стэшу:

– Мистер Олески?

Государственный обвинитель даже не стал подниматься на ноги.

– Я считаю, что мы услышали от этого человека достаточно всякой лжи. И усугублять наше положение не желаю.

– Будьте добры вернуться за стол защиты, мистер Дэйн, – сказал судья. Майлз медленно подошел к нашему столу, сел. Лицо его было спокойным и решительным.

– Ваш следующий свидетель, мистер Слоун.

У меня не было больше свидетелей, не было стратегии, не было ничего. Если только…

– Минуточку, ваша честь.

Я начал просматривать списки свидетелей, помечая галочками тех, кто уже дал показания. В моем списке осталось лишь одно имя – Блэр Дэйн. И еще одно осталось в списке Стэша.

Я оторвал взгляд от списков, оглядел зал суда. Да, вот он, сидит в первом ряду.

– Ваша честь, я хотел бы вызвать свидетеля из списка мистера Олески.

Ивола, вопросительно приподняв брови, взглянул на Стэша.

– Я не уверен, что это допустимо, ваша честь, – сказал тот.

– У меня имеется право вызывать любого свидетеля, – сказал я. – И из моего списка, и из вашего.

Судья извлек из стола перечень прецедентов, полистал его.

– Адвокат прав, мистер Олески, – сказал он. – Вызывайте вашего свидетеля.

– Защита вызывает Роджера ван Бларикума.

Глава 11

Лицо ван Бларикума выразило удивление. Он хмуро и чопорно приблизился к свидетельскому месту. Я успел уже забыть, до чего он высок – метр девяносто, самое малое. Седые волосы обрамляли его лицо, подобно облаку.

После того как его привели к присяге, я начал задавать вопросы – длинную череду вопросов о его происхождении, увлечениях и образовании. Он получил в Кембридже докторскую степень по японской литературе, бегло говорил на трех азиатских языках, изучал некое малоизвестное японское боевое искусство. Я задавал и задавал вопросы, какие только мог придумать, а времени все еще было едва ли половина двенадцатого.

– Мистер ван Бларикум, в 1968 году ваша сестра забеременела, не так ли?

Ван Бларикум неопределенно уставился в пространство:

– Что-то не припоминаю, нет.

Я вернулся к своему столу, взял с него свидетельство о рождении Блэра Дэйна.

– Может быть, этот документ освежит вашу память? Свидетельство о рождении «Безымянного ван Бларикума», сына Дианы ван Бларикум?

Довольно долгое время Роджер ван Бларикум притворялся изучающим документ, затем сказал:

– В то время я был в Кембридже.

– По-моему, вы сообщили, что получили докторскую степень в шестьдесят седьмом году.

Он откашлялся. А когда заговорил, в голосе его зазвучали оборонительные нотки:

– Ну, я то приезжал в страну, то уезжал из нее. Возможно, был в Японии. Не исключено, что сестра именно в это время и забеременела.

Я изобразил недоверие:

– Ваша сестра не только забеременела, она еще и родила ребенка и отдала его на воспитание штату Нью-Йорк… а вы не можете даже сказать, знали вы об этом или не знали?

Ван Бларикум снова откашлялся:

– Ну хорошо, да. Случившееся стало позором нашей семьи, и я… В общем, мне и сейчас трудно говорить об этом.

– Верно ли, мистер ван Бларикум, что вы и ваша мать давили на вашу сестру, принуждая ее сделать аборт?

Глаза ван Бларикума стали холодными:

– Нет.

– Верно ли, что вы и ваша мать угрожали лишить ее – в случае, если она сохранит ребенка, – наследства, отнять у нее трастовый фонд?

Ван Бларикум откашлялся еще раз:

– Это была обычная семейная размолвка. Я даже представить себе не могу, чтобы во время нее употреблялись столь сильные слова.

– Вот как? А верно ли, что вы и сестра тридцать лет не разговаривали друг с другом?

– Неверно. В последний раз мы разговаривали за неделю до ее смерти.

Я приподнял брови. О том, что они не разговаривали почти тридцать лет, мне сказал Майлз.

– Как именно? По телефону? Воспользовались факсом? Поговорили с глазу на глаз?

– По телефону.

– Правда? – Я подошел к груде своих вещественных доказательств, вытащил из нее регистрационную запись телефонных разговоров Майлза Дэйна. – Покажите мне этот разговор.

Ван Бларикум просмотрел запись:

– Вот. Одиннадцатое октября. А это номер моего телефона.

Я взглянул на указанную им строку записи. Нью-йоркский номер. Я с сомнением прочитал номер вслух и спросил:

– Вы можете доказать, что это ваш номер?

Ван Бларикум достал из нагрудного кармана пиджака тонкий бумажник, вытряс из него что-то.

– Прошу занести в протокол, что я показываю мистеру Слоуну свою визитную карточку, – сказал он.

Я взглянул на кремового цвета визитку. Стоявший на ней номер совпадал с тем, что значился в регистрационной записи.

Ладно, решил я, посмотрим, что удастся извлечь из этого.

– Мне говорили, что в течение тридцати лет вы не поддерживали с сестрой никаких отношений.

Ван Бларикум надолго задумался, затем сказал:

– Ну, был довольно долгий период времени, в течение которого мы разговаривали, э-э, не часто.

Внезапно меня обуяло некое странное чувство – такое возникает, когда тебе кажется, будто за тобой кто-то следит. Вот только определить источник его мне никак не удавалось.

– Так почему же вы вдруг позвонили ей за неделю до смерти?

– Я решил, что мы с ней слишком долгое время не поддерживаем связь, что настала пора помириться.

Стэш Олески встал:

– Простите, ваша честь, но я намерен внести протест. Я решительно не понимаю, какое все эти вопросы имеют отношение к делу.

Он был прав. Мои вопросы позволили обнаружить нечто загадочное, однако, какое отношение имеет эта загадка к делу, я пока не понял и сам.

– Я готов двинуться дальше, ваша честь, – сказал я. – Мистер ван Бларикум, давайте вернемся к 1969 году. Заставили вы в то время Диану – или не заставили – отдать ребенка на усыновление?

– Мы убедили сестру, что это наилучшим образом послужит ее интересам.

– Что затем произошло с ребенком, мистер ван Бларикум?

– Понятия не имею.

Я вернулся к столу защиты.

– Мистер ван Бларикум, вы помните состоявшийся у вас около месяца назад разговор с моей помощницей, Лайзой?

– Ваша дочь солгала мне. Она притворилась, будто торгует произведениями искусства, и попыталась выведать что-нибудь компрометирующее Диану.

Я порылся среди вещественных доказательств, отыскал карманный магнитофон и, нажав кнопку воспроизведения, поднес его к микрофону, установленному на свидетельском месте. Присутствующие в зале суда услышали конец нашего разговора в «Дубовом баре»: «Знаете, что самое смешное, Слоун? Выкрутится он или нет, не важно. Майлз нацелился на ее деньги. Но вот их-то он никогда и не получит. Никогда и ни за что. Разве Мак-Дейрмид не сказал вам об этом?»

Следом мой голос: «Майлза ее деньги никогда не интересовали».

Снова голос ван Бларикума: «Да? Ладно, присмотритесь к его физиономии, когда ублюдок явится за состоянием Дианы. И вы узнаете подлинную правду».

– В то время я не понял сказанного вами, мистер ван Бларикум. Я решил, что «ублюдком» вы назвали моего клиента. Вы же сказали примерно следующее: «Присмотритесь к лицу Майлза Дэйна, когда его незаконнорожденный сын, Блэр Дэйн, появится, чтобы вступить в наследство трастовым фондом Дианы». На что он, как прямой потомок, имеет полное право, верно?

Стэш поднял над собой обе руки:

– Теперь я просто обязан внести протест, ваша честь. Эта запись могла быть получена незаконным путем.

– Могу я посовещаться с вами и с государственным обвинителем, ваша честь? – спросил я.

– Подойдите.

Мы со Стэшем подошли к столу судьи, и я сказал:

– Я считаю, что Диану Дэйн мог убить сын моего клиента – он, кстати, значится в списке свидетелей защиты. И пытаюсь установить мотив. Мой клиент имеет право на любую защиту.

– До сих пор вся его защита ограничивалась попытками укрыться за Пятой поправкой, – проворчал Стэш.

– У нас уже имеются показания, согласно которым Блэр Дэйн, как прямой потомок Дианы Дэйн, должен унаследовать ее трастовый фонд. Однако в данный момент мой клиент не хочет давать показания против своего сына. Если я подам апелляцию на том основании, что моему клиенту было отказано в праве на обоснованную защиту, обвинительный приговор, который вынесет ему этот суд, мгновенно отменят, а вы станете на национальном телевидении козлом отпущения.

Лицо Иволы окаменело.

– Хорошо, – сказал он. – Я высказываюсь против возражения мистера Олески в целом. Однако в том, что касается узкого вопроса о записи, он абсолютно прав. Вы не сообщили о ней обвинению, а были обязаны сделать это. Поэтому запись в протоколе фигурировать не будет. И если я решу, что вы просто-напросто пытаетесь очернить свидетеля, то заткну вам рот.

Меня это устраивало. Запись свое дело уже сделала. А чем больше времени уходит у нас на пререкания, тем ближе становится перерыв в заседании суда.

Стэш сел, судья велел присяжным не принимать запись во внимание, а я снова приступил к допросу. Я попытался расспросить ван Бларикума о Блэре, но оказалось, что он ничего не знает. Пришлось задавать, перефразируя, вопросы, на которые он уже ответил. Я чувствовал, как на лбу у меня выступает пот, как он пропитывает рубашку.

– Ваша честь, могу я попросить о коротком перерыве, который позволил бы мне обсудить с моим клиентом пару вопросов? – спросил я. – Всего десять минут.

Судья Ивола, взглянув на меня, улыбнулся во весь рот:

– Когда я играл в бейсбольной команде штата Мичиган, наш тренер ухитрялся менять весь план игры за время короткой рекламной паузы. Даю вам две минуты.

– Благодарю вас. – Я подошел к своему столу, сел рядом с Майлзом. – Соображения имеются?

Майлз покачал головой:

– Все очень странно. Зачем он вдруг снова связался с Дианой? Не понимаю.

– Забудьте об этом, – сказал я. – Нам необходимо держаться за тему вашего сына. Как заставить Роджера рассказать о нем побольше?

– Тридцать секунд, мистер Слоун, – с наслаждением сообщил судья Ивола.

Мы сидели в мрачном молчании. Глаз у меня опух настолько, что я почти ничего им не видел, в черепной коробке пульсировала боль.

– Приступайте, мистер Слоун!

Я встал, направился к месту свидетеля. Прикоснулся к ссадине над глазом, глубоко вздохнул. А отняв от ранки пальцы, увидел на них кровь.

Это слово прокатилось в моем мозгу, как прокатывается по пещере звук произведенного выстрела.

– Кровь, – сказал я.

В зале суда стало очень тихо.

– Это что, вопрос, адвокат?

И внезапно я понял: да, это он и есть.

– Минутку, – сказал я и, вернувшись к своему столу, нашел среди вещественных доказательств фотографию гостиной Майлза Дэйна.

Там, на кофейном столике, лежал альбом японских эротических гравюр. Майлз сказал, что Блэр ждал кого-то еще. «Думаю, он уже не приедет» – такую его фразу запомнил Майлз. А имелись еще показания Леона Праути о втором человеке, о «старикане».

Я поднял взгляд на свидетеля:

– Кровь, мистер ван Бларикум. Когда именно Блэр Дэйн попросил вас сдать для него кровь?

Ван Бларикум заморгал:

– Что? Это нелепость.

– Блэр Дэйн покажет, что обращался ко всем своим родственникам, каких сумел отыскать, с просьбой сдать кровь. Вы – кровный родственник Дианы. Блэр страдал генетической болезнью и нуждался для лечения в одном из факторов крови. Он и у вас попросил кровь, не так ли?

Наступила долгая пауза. В глазах ван Бларикума появилось странное выражение. Казалось, будто одна половина его лица смотрит в одну сторону, а другая – в другую.

– Нет, – наконец сказал он.

Я чувствовал, как во мне нарастает нечто, какая-то легкость, – меня словно несло, покачивая на волне, к пока неясной мне цели.

Я чуть улыбнулся:

– Вы ведь человек высокий, мистер ван Бларикум. Каков ваш рост?

– Метр девяносто два сантиметра.

– А волосы у вас седые, так?

Ван Бларикум фыркнул:

– Очевидно, так.

– Когда вы начали седеть?

Ван Бларикум с очевидным раздражением взглянул на присяжных:

– По-моему, незадолго до тридцати.

Я повернулся к моему клиенту:

– Мистер Дэйн, вы не могли бы встать?

Майлз медленно встал.

– Мистер ван Бларикум, вы согласны с тем, что мой клиент – человек невысокий, верно? Вас удивит, если я скажу, что в нем метр шестьдесят семь сантиметров?

– Меня здесь уже ничто не удивит.

– А волосы у моего клиента каштановые. Ему за пятьдесят, однако седых волос у него раз два и обчелся. – Я протянул ван Бларикуму фотографию. – Вы узнаете снятого здесь человека?

Ван Бларикум достал очки для чтения:

– Это снимок, сделанный при аресте. Кто на нем изображен, я не знаю, но полагаю, что Блэр Дэйн.

– Совершенно верно, сэр. Какого цвета у него волосы?

– Они седые.

– За его головой на стене видны измерительные риски. Назовите нам рост Блэра Дэйна.

– Судя по снимку, метр девяносто три сантиметра.

И тут для меня все встало по местам окончательно.

– Цвет волос и рост, как вы наверняка знаете, определяются генетически, так?

– Я полагаю, что так.

– Передаются через ДНК, правильно? Которая присутствует и в крови человека.

– Да.

– Блэр Дэйн, получив результаты анализа крови Майлза Дэйна, обнаружил нечто странное, не правда ли?

– Я действительно не имею об этом ни малейшего представления.

– О нет, имеете. По сути дела, он выяснил, что Майлз Дэйн ему вовсе не отец.

– Но откуда я могу об этом знать?

– Да оттуда, мистер ван Бларикум, что настоящий отец Блэра Дэйна – вы, ведь так?

В зале наступила мертвая тишина.

Левая сторона лица ван Бларикума гневно задергалась, правая осталась спокойной.

– Нет. Это смехотворное, скандальное заявление. Я не отец Блэра Дэйна.

Стэш встал:

– Протестую. Эти диковинные, нездоровые утверждения не подкреплены никакими доказательствами.

– Дайте мне несколько секунд, ваша честь, – сказал я. – Я как раз к доказательствам и подхожу.

Судье Иволе ужасно хотелось поддержать протест обвинителя, однако он боялся выглядеть предвзятым перед стоявшей у задней стены зала телекамерой.

– Представьте нам какие-нибудь доказательства, – сквозь стиснутые зубы приказал он. – Я разрешаю вам продвинуться еще на шаг дальше. Но если серьезных свидетельств в пользу этого утверждения у вас не окажется, мистер Слоун, я наложу на вас самое суровое взыскание.